ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О НЕОКОНЧЕННОЙ ПРЕСТУПНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
1.1 Нормы о неоконченном преступлении в досоветском законодательстве
1.2 Эволюция неоконченного преступления в советском уголовном праве
ГЛАВА 2. НЕОКОНЧЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ В СОВРЕМЕННОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ РОССИИ
2.1 Понятие неоконченного преступления и его виды
2.2 Приготовление к преступлению
2.3 Покушение на преступление
2.4 Добровольный отказ от преступления
ГЛАВА 3. ПРОБЛЕМЫ НЕОКОНЧЕННОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ
3.1 Дифференциация оконченного преступления от неоконченного и приготовления от покушения
3.2 Проблемы распространение покушения только на умышленные преступления
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Приложение 1
Приложение 2
Приложение 3
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования.Проблема неоконченной преступной деятельности относится к числу наиболее актуальных проблем уголовного права, криминологии, следственной и судебной практики, так как от ее решения зависит определение круга преступных деяний, их квалификация, назначение наказания в соответствии со степенью реализации преступного умысла, предупреждение и пресечение деяний, направленных на достижение преступного результата. О важности данной проблемы свидетельствует ежегодный рост покушений на убийство и изнасилование, а также увеличение латентности особо тяжких и тяжких видов неоконченных преступлений, в том числе покушений на убийство, изнасилование, причинение тяжкого вреда здоровью, краж и приготовительных к ним действий.
В определенной степени сложившееся положение можно объяснить тем, что вместо декларируемых методов исследования (диалектический, исторический, системный и др.) многие авторы фактически опираются на правовую интуицию и юридический опыт, выполняющие функцию неосознаваемой латентной методологии. При этом в каждой монографической работе в качестве методологической основы познания традиционно обозначается диалектический подход, а другие методы наполняются произвольным содержанием, в частности обращение к правовым памятникам, их субъективный анализ отождествляется с историческим методом, а изучение статистических сведений, материалов уголовных дел с последующей их обработкой приравнивается к социологическому методу. В действительности, существующее многообразие методов во многих случаях подменяется субъективистскими построениями и умозрительными схемами. Одним из показателей такого подхода является изменчивость концепции стадий совершения преступления. Последняя в процессе ее развертывания породила проблемы сохранения ее ядра (стадий, их количества, признаков), логической совместимости ее частей (приготовления, покушения и оконченного преступления) и радикальных изменений (вместо стадий — виды неоконченного преступления).
Теоретическая значимость исследованиясостоит в выяснении специфики неоконченных посягательств, проведении принципиальных различий между оконченными видами преступлений, в создании концепции неоконченных внестадийных деликтов и рассмотрении приготовления, покушения и добровольно прекращенного преступления с новых концептуальных позиций.
Практическая ценность работызаключается в том, что полученные результаты могут быть использованы в законотворческой деятельности, судебном толковании и судсбно-следственной практике в процессе разработки мер, направленных на предупреждение и пресечение подготовительной преступной деятельности, в учебной и научной сферах, а также при переподготовке и повышении квалификации работников правоохранительных органов.
Степень научной разработанности.Теоретическая разработка вопросов, связанных с приготовлением к преступлению и покушением на преступление, связана с такими именами как Аминов Д.А., Ахмедова М.М., Благов Е.В., Блинова Л.И., Бородин С.В., Владимиров Л.В., Галиакбаров Р.Р., Горелик И.И., Гришанин П.Ф., Домаков В. В., Дурманов Н.Д., Загородников Н.И., Зубкова В.И., Егоров В.С., Иванов В Д., Кадырова М.И., Караулов В. Ф., Козлов А.П., Кочои С.М., Кузнецова Н.Ф., Левертова Р.А., Лунев В.В., Лясс Н.В., Милюков С.Ф., Назаренко Г.В., Наумов А.В., Никифоров Б.С., Панько К.А., Побегайло Э.Ф., Пионтковский А. А., Познышев С.В., Редин М.П., Таганцев Н.С., Тишкевич И.С., Трайнин А.Н., Утевский Б.С., Шляпочников А.С., и другие.
Именно в их работах были определены теоретические предпосылки для законодательных установлений в УК РФ 1996 г. Вместе с тем многолетняя разработка законодательных новелл и регламентация ответственности за неоконченное преступление не исключили расхождений в теоретических позициях по данной проблеме и неоднородности в правовой оценке незавершенных преступлений.
Методы исследования.В своем исследовании мы опираемся на диалектико-материалистический подход, который предполагает изучение и анализ неоконченного преступления в его связях с другими правовыми явлениями, динамике и противоречиях, присущих развитию как таковому и процессу его познания, использование исторического метода обусловлено необходимостью восстановления генетических связей, существующих между усеченными формами преступных деяний, системный метод анализа правовых норм, регламентирующихответственность за оконченную и неоконченную преступную деятельность, сравнительно-правовой (компаративистский) метод в сочетании с системным подходом в данном исследовании.
Объектом исследования являются общественные отношения возникающие в связи с незавершением преступной деятельности.
Предметом исследования являются нормы уголовного кодекса Российской Федерации предусматривающие ответственность за приготовление и покушение на преступление, а также освобождение от ответственности в случае добровольного отказа.
Задачи исследования. В процессе исследования проблемы неоконченного преступления и его видов, норм, регламентирующих ответственность за неоконченную преступную деятельность в ранее действовавшем и современном уголовном законодательстве России решены следующие задачи:
выявлены и проанализированы исторические тенденции развития норм о неоконченной преступной деятельности,
проведен анализ норм об ответственности за неоконченные преступления и новелл, призванных стимулировать добровольный отказ от преступления,
сопоставлены взгляды на приготовление, покушение и деяния, прекращенные в силу добровольного отказа, в современной уголовно-правовой литературе,
рассмотрены теоретические проблемы и определена правовая сущность неоконченного преступления с позиций новой концепции о неоконченных преступлениях и его видах
Структура работы. По структуре работа состоит из введения, трех глав, объединяющих в себе восемь параграфов, заключения библиографического списка и приложений.
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О НЕОКОНЧЕННОЙ ПРЕСТУПНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
1.1 Нормы о неоконченном преступлении в досоветском законодательстве
По справедливому утверждению историка русского права Д.Я. Самоквасова, «начало и первоначальное развитие русского права скрываются в недосягаемой для истории древности»1. Изучение русского права и важнейшей его составляющей — уголовно-правовых норм — начинается с таких источников и памятников права, как договоры Руси с Византией X века, Русская Правда, Судебники 1497 г. и 1550 г. и Соборное Уложение 1649 г. При этом известные историки И.Д. Беляев, В.И. Сергеевич, М.В. Владимирский-Буданов и другие ставили задачу изучения происхождения и развития как самой системы русского права, так и отдельных институтов уголовного права путем генетического исследования первоначальных норм, их сравнительного и исторического анализа2. Вместе с тем реальное предпочтение при изучении содержания и правовой сущности уголовно-правовых норм отдавалось догматическому методу, который в отличие от других (частных) методов считался универсальным (общим) методом исследования. Использование догматического метода было направлено на изучение памятников русского права в целом, а не отдельных правовых институтов. При этом основное внимание уделялось не столько правовой природе карательных норм, сколько их политическому обоснованию и достоинствам национальной правовой системы. В результате использования генетического метода, не выходящего за рамки догматического подхода, институт неоконченного преступления в трудах русских ученых дореволюционного периода по существу остался неисследованным.
Российские историки права при толковании юридических норм правовых памятников вместо генетического метода используют трактовку уголовно-правовых институтов с позиций современных концепций, то есть применяют метод синхронополяции. Наиболее ярко указанный метод проявляется при рассмотрении Русской Правды и других нормативно-правовых актов Древней и Централизованной Руси. Историк права И.А. Исаев считает, что Русская Правда наряду с оконченным преступлением выделяла покушение на преступление, так как в обязательном порядке «наказывался человек, обнаживший меч, но не ударивший»3. Совершенно иначе указанный памятник толковали М.В Владимирский-Буданов, Л.Е. Пресняков и В.И. Сергеевич, рассматривавшие демонстрацию оружия как оконченное преступление4. При этом одни исследователи квалифицировали действия обидчика как угрозу, другие — как оскорбление, а В.И. Сергеевич рассматривал поведение лица, доставшего меч, как угрозу и оскорбление одновременно5. В противовес этому мнению в литературе справедливо отмечалось, что «человек может обнажить меч без желания ранить или убить, а единственно с желанием устрашить, прогнать»6.--PAGE_BREAK--
Системный анализ норм краткой редакции Русской Правды показывает, что ответственность за действие с оружием в руках предусматривалась в шести случаях: за удар рукояткой меча либо мечом в ножнах (ст. 4), за отсечение либо повреждение руки (ст. 5), за повреждение ноги (ст. 6), пальцев (ст. 7), бороды и усов (ст. 8), вынимание меча без удара (ст. 9). Причем степень обиды измерялась в гривнах: от одной гривны — за вынимание меча, до сорока — за отсечение руки.
Сравнительно невысокая санкция за обнажение оружия свидетельствует о том, что действия обидчика не воспринимались как покушение на жизнь или здоровье. Кроме того, нет никаких оснований считать демонстрацию меча оскорблением, так как за оскорбительные действия (удар батогом, жердью, мечом в ножнах и рукояткой) предусматривался штраф — 12 гривен, то есть наказание, многократно превышавшее 1 гривну. Следует признать, что обнажение меча без последующего его применения оценивалось как угроза оружием, а не приготовление или покушение на преступление, направленные против жизни или здоровья другого лица.
Из сказанного следует, что Русской Правде не были известны стадии совершения преступления, а понятие покушения как таковое было чуждо обычному праву славян, поскольку действия лица, причинившего физический либо моральный вред, воспринимались как обида, то есть как оконченное деяние, за которое полагалась кровная месть либо значительные по размеру санкции. На наш взгляд, вывод о том, что Русская Правда различала покушение на преступление и оконченное преступление, не обоснован, поскольку представление о стадиях преступления, их формах и видах появилось значительно позднее. Русской Правде как источнику обычного права, построенному по казуальному принципу, институт неоконченного преступления был неизвестен хотя бы потому, что во внимание не принималась субъективная сторона деяния, а значит, и этапы ее реализации в действиях обидчика.
Судебник 1497 г. также не содержит никаких норм, предусматривающих ответственность за неоконченное деяние. Вместе с тем исследователи Судебника усматривают в ст. 9 два вида покушения: покушение на государственную власть и покушение на правопорядок (ст. 71). Это мнение ничем не подтверждается, так как в указанной статье дан перечень особо опасных для сословного государства лиц, в первую очередь таких, как убийцы представителей господствующего класса, изменники, церковные воры, похитители холопов, подстрекатели и организаторы бунтов, и известные разбойники. Статья 9 гласит: «А государскому убийце и коромольнику, церковному татю, и головному, и подымнику, и зажигалнику, ведомому лихому человеку живота не дата, казнити его смертною казнью»7. Тем не менее, комментаторы данного текста дважды используют термин «покушение»: вначале — в отношении изменников, а затем — в отношении организаторов бунтов. В первом случае отмечается, что крамольник покушается на государственный строй, а во втором — к покушению на правопорядок относятся действия лиц, организующих бунты.
Однако данных, свидетельствующих о том, что деяния, совершенные крамольниками и подымщиками, признавались в XV веке неоконченными преступлениями, не имеется. Даже «голый умысел» в таких случаях считался оконченным деянием и наказывался смертной казнью. Представляется, что при толковании Судебника допущена явная неточность: понятие «покушение» используется вместо понятия «посягательство», поскольку авторы фактически имеют в виду деяния, направленные против представителей господствующего класса и феодального правопорядка, а не покушение в его точном значении.
Судебник 1550 г., получивший название «царского», не внес каких-либо норм о неоконченном «лихом деле» и, по справедливому утверждению В.П. Портнова, «по содержанию представляет собой новую редакцию Судебника 1497 г.»8. Одним из таких преступлений является «подписка», то есть подделка документов, под которой понимается «кормление пером». Как и всякое дело, подписка не рассматривалась как приготовление к получению незаконного (воровского) подхода. В соответствии с правовым мышлением правящего класса феодальной Руси каждое воровское дело, в чем бы оно ни проявлялось, воспринималось как оконченное и сурово каралось. К числу таких деяний закон относил не только оконченные действия, но и такие деяния, которые с точки зрения современного уголовного права могут быть отнесены к обнаружению умысла, приготовлению либо покушению. Однако такого рода «квалификация» неуместна, так как противоречит реалиям феодального права. Его репрессивная направленность исключала возможность возникновения и развития правовых институтов, ограничивавших уголовную ответственность, одним из которых является институт неоконченного преступления.
Современные исследователи полагают, что Соборное Уложение 1649 г. содержит указание на приготовление к фальшивомонетничеству, а последующий Указ 1661 г. «установил и стадии совершения преступления»9. Однако анализ этих нормативно-правовых актов показывает, что они предусматривали ответственность за оконченное преступление: изготовление воровских (фальшивых) денег или за добавление к серебру меди, олова или свинца. Выражение «учнут делати» медные или укладные деньги10ошибочно трактуется как «начнут делать» фальшивые деньги вместо «станут делать». При этом комментаторы соответствующей нормы (ст. 1 Соборного Уложения) не аргументируют, почему начальные действия при изготовлении фальшивых денег следует рассматривать как приготовление к преступной деятельности. Равным образом необоснованным является утверждение о том что Указ 1661 г. «установил и стадии совершения преступления, выделил, например, приготовление — если деньги делать хотели, а не делали»11. Очевидно, что в данном случае изготовление как таковое отсутствует, так как умысел на совершение преступления не реализован даже в части совершения действий, создающих необходимые условия для его осуществления. Указ 1661 г. карал, и притом весьма сурово, за обнаружение умысла на изготовление денег, то есть за обнаружение намерения, которое не воплотилось в деянии.
Отдельные авторы склонны видеть в ст. 16 Соборного Уложения 1649 г. покушение на жизнь, честь и здоровье госпожи12. В действительности указанная статья не регламентирует ответственность за покушение, а устанавливает наказание слуг, оказавших помощь лицу, незаконно проникшему в дом с намерением совершить посягательство в доме, в том числе надругательство над госпожой, либо похитить ее из дома. Обнаружение умысла на совершение посягательства в отношении представительниц господствующего класса, соучастие слуг в реализации такого умысла и даже их пассивность приравнивались к совершению злодеяния и наказывались смертной казнью.
Уложение 1649 г. предусматривало также ответственность за умысел, направленный против здоровья государя (ст. 86), умысел на убийство господ (ст. 248). Комментаторы справедливо отмечают, что «Уложение не предусматривает покушения на жизнь Государя, ибо уже обнаружение умысла считается преступлением»13. При этом не ставится вопрос, каким является преступление: оконченным или неоконченным. Синхронополяция исключает постановку такого вопроса в принципе, так как современная парадигма юридического мышления изначально приписывает нормативным актам минувших веков высокую законодательную технику. В результате нормативно-правовые акты прошлого трактуются неточно, с существенными искажениями, что не позволяет установить различия в правовом сознании представителей различных эпох.
Синхронополяцнонный метод делает необъяснимыми или, по крайней мере, недостаточно понятными уголовно-правовые нормы раннего законодательства. В этой связи авторы прибегают к известного рода допущениям, призванным объяснить мнимую непоследовательность нормативных актов истекших столетий. Одним из таких допущений является представление о том, что Соборное Уложение 1649 г., знавшее понятие «злое дело» и не знавшее понятия «преступление», тем не менее знало «стадии преступления», в том числе «приготовление к преступлению» и «покушение на преступление». Весьма сомнительным в этом отношении является предположение Г.Т. Тельберга о том, что нормы об ответственности за умысел, направленный против здоровья государя, свидетельствует не о голом умысле, а о приготовительных действиях, так как виновный злое дело «мыслил, и делать хотел»14. Направленность мыслей на злое дело и желание посягнуть на здоровье государя или жизнь вышестоящих лиц оценивались как деяния оконченные и потому наказывались смертной казнью. Такие действия не могли рассматриваться как приготовление, поскольку в качестве злого дела выступало обнаружение умысла, которое само по себе считалось оконченным злодеянием. Закон предусматривал суровую кару за мысли и желания, направленные на причинение вреда представителям господствующих классов. В соответствии с Уложением каралось любое обнаружение злого умысла: как словесное, так и выраженное в действии. Универсальной иллюстрацией в этом отношении является ст. 8 главы XXIIIСоборного Уложения, в соответствии с которой наказание в виде отсечения руки применялось за помыслы о смертоубийстве своего господина (вербальное обнаружение умысла) и вынимание какого-либо оружия (конклюдентное обнаружение умысла). Действия такого лица не являлись ни приготовлением, ни покушением, так как свидетельствовали о желании убить своего господина, что само по себе считалось оконченным злодеянием. Вполне закономерно, что во всех нормах Соборного Уложения, которые предусматривают кару за умысел и хотение совершить злодеяние, отсутствует указание на недоведение деяния до конца. В качестве «злого дела» выступали злые мысли и злые желания, которые сами по себе рассматривались как акты, завершенные и потому не требующие описания того, в какой степени умысел мог быть реализован в последующих действиях.
Перемены, произошедшие в политической и государственной системах России при ее вступлении в период абсолютизма, привели к изменениям и в сфере уголовного права. «Первая петровская систематизация уголовно-правовых норм была проведена в 1715 году при создании Артикула воинского»15. Нормы данного кодекса применялись при наказании как военнослужащих, так и гражданских лиц не только за государственные, но и общеуголовные преступления. Юридическая техника этого нормативно-правового акта была достаточно высокой, чтобы выделить оконченные и неоконченные преступления. Законодатель впервые в истории русского права вместо казуальных положений сформулировал в артикулах общие уголовно-правовые запреты, дополнив их уточнявшими нормами в виде толкований.
Современные исследователи считают, что в Артикуле воинском «преступление делилось на стадии: «умысел, покушение на преступление и законченное преступление»16. Исследователи законодательства в качестве первой стадии рассматривают «голый умысел», определение которого, по их мнению, дано в толковании к арт. 19, так как указанная норма устанавливала наказание за преступление, которое не было совершено, «но воля и хотение к тому было»17. Покушение ими делится на оконченное и неоконченное. В качестве примера оконченного покушения рассматривается толкование к арт. 161, которое устанавливало наказание в тех случаях, когда нападение совершалось с корыстной целью, но потерпевший не был лишен жизни, а только «побит или ранен»18. К числу неоконченных покушений отнесен «отказ от завершения дуэли уже сошедшихся к бою дуэлянтов»19.
Однако при более глубоком анализе версия о делении преступления на три стадии в эпоху Петра I не выдерживает критики. Воинский артикул 1715 г., как и предшествовавшие законодательные акты, признавал обнаружение умысла оконченным деянием, которое наказывалось как преступление, доведенное до конца. Артикулы 19 и 127 предусматривали, что за намерение совершить преступление против Его Величества, измену и тому подобное виновный должен быть наказан таким же наказанием, как за указанные действия20.
Воинский артикул не знал понятий «покушение на преступление» и не проводил деление покушения на виды. Реально данный кодекс различал оконченное и неоконченное преступления. В толковании к арт.165 составители кодекса используют термин «неоконченное преступление» применительно к начатому, но неоконченному изнасилованию женщины. Под неоконченным преступлением понималось начатое преступное деяние, не доведенное до конца по обстоятельствам, не зависящим от «преступителя». Эти признаки указаны в толковании к арт. 164, в котором в качестве причин недоведения самоубийства до конца фигурируют: вмешательство других лиц и невозможность исполнить деяние21.
Наибольшие разночтения у исследователей вызывает арт. 140, каравший дуэлянтов, «ежели пойдут и захотят битца»22. П.С. Ракитин усматривает в данной норме признаки покушения23. О.И. Чистяков полагает, что в артикуле «речь идет о готовящейся дуэли»24. А.И. Исаев, напротив, делает вывод, что «закон предусматривал возможность добровольного отказа от совершения преступления»25. Однако такого рода допущения выходят за рамки законодательного текста, так как в артикулах отсутствуют понятия приготовления, покушения и добровольного отказа. Законодатель не выделяет стадий совершения преступления и не дифференцирует видов покушения. По смыслу закона (арт. 140), предварительные действия поединщиков являются неконченным преступлением, но не добровольным отказом от преступления, так как захотевшие «на поединке битца» подлежали смертной казни через повешение. При этом законодатель не признает действия дуэлянтов как приготовление либо покушение, а дает описание неоконченного преступления. продолжение
--PAGE_BREAK--
Законодательство X-XVIII веков отразило тенденцию привлечения к наказанию виновных лиц в связи с обнаружением умысла, приготовлением к преступлению и покушением на преступление. Вместе с тем правовое сознание законодателей Древней Руси и сословно-представительной монархии не было настолько развитым, чтобы сформулировать в нормативных актах столь сложные правовые понятия. В этой связи обнаружение умысла и неоконченные деяния на любых этапах развития преступной деятельности рассматривались и наказывались как оконченные деяния. Понятие неоконченного преступления получило закрепление в нормативно-правовых актах абсолютизма в связи с развитием законодательной техники и стремлением России встать на позиции просвещенной монархии, при этом приготовление к преступлению и покушение на преступление не выделялись и различие между ними не проводилось.
Развитие доктрины уголовного права об ответственности за неоконченное преступление получило продолжение в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Статьи 10 и 11 Уложения содержали определения понятий приготовления и покушения. Приготовлением к преступлению признавалось «приискание или приобретение средств для совершения преступления»26. Данное определение дополнялось в Особенной части, где к приготовлению было отнесено «приспособление средств для совершения преступления»27. Покушение на преступление определялось как «всякое действие, коим начинается или продолжается приведение злого намерения в исполнение»28.
Таким образом можно сделать следующие выводы:
1. В уголовном законодательстве X-XVII веков отсутствуют нормы о приготовлении к преступлению и покушении на преступление. Вместе с тем наказуемыми признавались наиболее опасные виды преступлений, не получившие своего завершения Более поздние теоретические интерпретации норм о неоконченных преступлениях сводятся к выводу о том, что русское законодательство отразило тенденцию привлечения к ответственности лиц, обнаруживших преступную волю и покушавшихся совершить преступление
2. Выделение стадий совершения преступления в законодательных актах X-XVIII веков является неоправданным допущением, так как толкование норм проводится без учета особенностей правового сознания их составителей
3. Впервые дифференциация преступлений на оконченные и неоконченные без выделения приготовления и покушения проведена российским законодателем в Артикуле воинском 1715 года.
1.2 Эволюция неоконченного преступления в советском уголовном праве
Революция 1917 г отвергла достижения криминалистов классической школы и тем самым нарушила преемственность взглядов в уголовно-правовой науке. Многие институты уголовного права были исключены из советского законодательства как наследие прошлого29.
Обобщенные признаки предварительной преступной деятельности формировались путем издания различных обращений СНК, постановлений ВЦИК, отдельных декретов, предусматривающих уголовную ответственность за конкретные составы преступлений. Так, в обращении Совета Народных Комиссаров «О саботаже чиновников Министерства продовольствия» устанавливалась уголовная ответственность за преступные попытки обмануть сознание широких масс в объяснении причин срыва обеспечения продовольствием трудящихся30. Согласно постановлению ВЦИК «О признании контрреволюционным действием всех попыток присвоить себе функции государственной власти» уголовной ответственности подлежали не только лица, которые присваивали себе функции государственной власти, но и лица, которые пытались присвоить себе эти функции31. Приготовление к преступлению и покушение на преступление не разграничивались, и уголовная ответственность устанавливалась за предварительную преступную деятельность в целом. Однако в последующих нормативных актах на этот счет делались специальные указания. В декрете СНК «О взяточничестве» предусматривалось, что «покушение на получение или дачу взятки наказывается как оконченное преступление»32. Постановление СНК «О набатном звоне» устанавливало уголовную ответственность для лиц, виновных в созыве населения набатным звоном, тревожными гудками и другими способами с контрреволюционными целями не только за совершение оконченного преступления, но и за покушение на указанные преступления33. Тем самым покушение на преступление выделялось из предварительной преступной деятельности как самостоятельный вид, и устанавливался принцип наказуемости покушения как оконченного преступления. Однако институт стадий преступления в этот период еще не получил должного развития34.
Впервые законодательные предписания о стадиях преступной деятельности были даны в Руководящих началах по уголовному праву 1919 г., закрепивших понятия приготовления и покушения. Статья 18 Руководящих начал гласит: «Покушением на преступление считается действие, направленное на совершение преступления, когда совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение, а преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим»35. Статья 19 Руководящих начал постановляла: «Приготовлением к преступлению считается приискание, приобретение или приспособление лицом, подготавливающим преступление, средств, орудий и т.п. для совершения намерений»36. Согласно ст. 20 Руководящих начал «стадия осуществления намерения совершающего преступление сама по себе не влияет на меру репрессии, которая определяется степенью опасности преступника»37. Приготовлению и покушению не придавалось самостоятельного значения, то есть отрицалась необходимость учета полноты осуществления преступного намерения при назначении наказания. Однако суд мог учесть степень завершенности опасного деяния в связи со всеми обстоятельствами дела.
УК РСФСР 1922 г. окончательно закрепил понятия «приготовление к преступлению» и «покушение на преступление». При этом ответственность была установлена лишь за покушение, а в соответствии со ст. 12 УК РСФСР «приготовление карается лишь в том случае, если оно само по себе является наказуемым действием»38. Определение приготовления расширено указанием на создание условий для совершения преступления39. В дальнейшем советское законодательство все более склоняется к необходимости определить ответственность за приготовление. Так, в 1923 г. редакция ст. 12 УК РСФСР была изменена и суду было предоставлено право в отношении лиц, изобличенных в приготовлении к общественно опасному деянию и признанных социально опасными, принять меры социальной защиты40.
Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. отказались от понятий приготовления и покушения. Взамен была дана общая формула предварительной преступной деятельности и выделено преступление начатое, но не доведенное до конца41. В соответствии с концепцией «предварительной преступной деятельности» УК РСФСР 1926 г. говорит о приготовлении и покушении, не противопоставляя их друг другу. Дефиницию покушения уголовный закон не содержал, а приготовительными признавал действия, «выражающиеся в приискании или приспособлении орудий, средств и создании условий преступления»42. В соответствии со ст. 19 УК приготовление и покушение наказывались как оконченное преступление. При этом не предусматривалось обязательное смягчение наказания в тех случаях, когда преступная деятельность не привела к преступному результату. Однако судам надлежало учитывать степень общественной опасности лица, совершившего предварительную преступную деятельность, и степень реализации преступного умысла43.
Доктрина уголовного права рассматривала приготовление и покушение в качестве стадий развития преступной деятельности. Вопрос этот был дискуссионным и решался по-разному. Одни ученые (А.Н. Трайнин, Г.И. Волков) предлагали не выделять стадий вообще. По мнению А.Н. Трайнина, приготовление и покушение сливаются в понятии деятельности, направленной, но не достигшей преступного результата. Для законодателя, по его мнению, «должна существовать лишь одна предварительная деятельность, лишь одна группа действий, направленных, но не приведших к общественно-вредному результату»44. При этом внутри предварительной деятельности допускались различные этапы и грани, которые подлежали учету в каждом конкретном случае. Осуществлять учет, как считал А.Н. Трайнин, «всецело в компетенции суда, а не законодателя»45. Поэтому постановку вопроса о том, чтобы предварительную преступную деятельность различать по ступеням, названные авторы считали бесспорной46. По существу, противники разграничения приготовления и покушения, усматривая в качестве основания наказуемости предварительной преступной деятельности общественную опасность лица, проповедовали принцип объективного вменения.
Опасность такого подхода понимали те ученые, которые пытались отстоять дифференцированный подход к предварительной преступной деятельности. Так, А.С. Шляпочников подчеркивал, что решение вопроса о стадиях преступления должно базироваться исключительно на опасности личности преступника в отрыве от совершенного им действия, и предлагал исключить уголовную ответственность за приготовление в тех случаях, когда оно не составляет самостоятельного деликта47. Сходную позицию занимал С.В. Познышев, который считал, что действия, создающие угрозу интересам и благам людей и государству, должны рассматриваться не как приготовление к другим преступлениям, а как самостоятельные поступки (не как delictum praeporatum — приготовление, а как delictum sui genaris — самостоятельное преступление)48.
Определение понятия «приготовление» в науке уголовного права не вызывало разногласий, дискутировалась в основном проблема наказуемости приготовления.
В ст. 13 УК РСФСР 1922 г. устанавливалось деление покушения на оконченное и неоконченное: «Покушением на преступление считается действие, направленное на совершение преступления, когда совершающий таковое не выполнил всего того, что было необходимо для приведения его в исполнение (покушение неоконченное), или когда, несмотря на выполнение им всего, что он считал необходимым, преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим»49. Это законодательное установление воспринималось по-разному: по большей части деление покушения на оконченное и неоконченное признавалось не имеющим практического значения, поскольку оно не влияло на меру наказания и не могло учитываться при решении вопроса о добровольном отказе от преступления. Сторонники деления покушения на виды вносили лишь терминологические уточнения для их обозначения50. Немало разногласий вызывало негодное покушение, то есть покушение с негодными средствами и на негодный объект. Одни ученые (С.В. Познышев, Э.Я. Немировский) признавали такого рода покушения ненаказуемыми. А.Н. Трайнин по этому поводу писал, что «там, где лицо и его действия по конкретным обстоятельствам дела не представляют социальной опасности, там, естественно, применение санкции за негодное покушение нецелесообразно»51. Критерием, помогающим суду разрешить вопрос о социальной опасности и мере социальной защиты, по мнению автора, является степень годности избранного к преступлению пути. Другие ученые считали, что в подобной ситуации следует применять наказуемость всего покушения. По мнению А.Я. Эстрина, следует подвергать уголовной репрессии покушение с негодными средствами и покушение на негодный объект52.
В отличие от Основных начал уголовного законодательства 1924 г., которые не дифференцировали приготовление к преступлению и покушение на преступление, УК РСФСР 1926 г. закрепил нормы о наказуемости приготовления и покушения. По существу, теория и законодательные положения предопределили в основных чертах развитие концепции стадий преступления. Выработке единообразных взглядов на приготовление и покушение как на стадии способствовало отсутствие плюрализма в научной среде и стремление упростить практику применения норм о неоконченных преступлениях.
Несмотря на распространенное в юридической литературе мнение о существовании стадий совершения преступления, законодатель не дает определение понятия «стадия преступления» и даже не использует этот термин.
Для общего обозначения различных форм неоконченной преступной деятельности в науке уголовного права употребляются три термина: «стадии совершения преступления», «предварительная преступная деятельность» и «стадии развития преступления». Что касается взглядов на содержание этих понятий, то они были самыми разными, однако зачастую отличались лишь терминологически53. Н.Ф. Кузнецова предлагала различать стадии развития преступной деятельности и виды неоконченного преступления. К стадиям развития автор относила приготовительные действия и исполнение преступления, а к видам неоконченного преступления — приготовление к преступлению и покушение на преступление54. Довольно распространенным было предложение считать стадиями: приготовление к преступлению, покушение на преступление и оконченное преступление55. При этом Н.В. Лясс отождествляла «оконченное деяние» с «окончанием деяния»56. Сторонником отнесения обнаружения умысла к стадиям преступной деятельности являлся и В.В. Домаков, полагавший, что возникновение возможности совершения преступления имеет место тогда, когда в сознании субъекта возникает умысел на совершение общественно опасного действия. Умышленную деятельность от обнаружения умысла до его осуществления автор называет предварительной, или прелиминарной, преступной деятельностью. По его мнению, развитие преступной деятельности представляет цепь взаимопревращений, который проходят различные стадии «возникновение возможности совершения преступления, становление ее и превращение возможности в действительность»57. В данном случае автор, используя парные категории «возможность» и «действительность», вводит некое промежуточное звено «становление» — превращение возможности в действительность, что, на наш взгляд, не столько проясняет, сколько осложняет проблему. продолжение
--PAGE_BREAK--
Настойчивые возражения против выделения обнаружения умысла в качестве стадии совершения преступления высказали Б.А Куринов, Н.И. Загородников и другие ученые58. В подтверждение своего взгляда Н.И. Загородников подчеркивал, что обнаружение умысла — «стадия, которая не выражает достаточной степени общественной опасности содеянного и личности»59. Несмотря на то, что большинство советских ученых не относили голый умысел к стадиям совершения преступления, они подчеркивали важное значение обнаружения умысла и неоднократно высказывали мысль, что к лицам, выразившим намерение совершить преступление, в случае, если есть основания опасаться его осуществления, должны применяться профилактические меры60.
В доктрине уголовного права советского периода давались различные определения понятия стадий. Так, Н. Ф. Кузнецова писала, что «стадией развития преступления может быть названо то, что является ступенькой к достижению преступного результата, что… в большей или меньшей степени, но способствует причинению преступного результата»61. Подобных взглядов придерживался ряд известных ученых62. Другие авторы (Б В Здравомыслов, П.И. Гришаев, ЛМ Блинова, Г.Г. Криволапов) называли стадиями совершения преступления движимые прямым умыслом и различающиеся между собой этапы осуществления преступления63.
Трактовка неоконченных видов преступления в качестве стадий, на наш взгляд, имеет ряд недостатков, во-первых, множество преступлений не проходит названных стадий, во-вторых, выделение стадий возможно только в отношении многоэтапных оконченных преступлений; в-третьих, отнесение оконченного преступления к третьей стадии совершения преступления не имеет уголовно-правового значения, поскольку оконченное преступление квалифицируется без учета норм о приготовлении и покушении. Таким образом, в соответствии с УК РСФСР 1960 г. следует различать не стадии совершения преступления, а виды неоконченной преступной деятельности: приготовление к преступлению, покушение на преступление и неоконченное преступление при добровольном отказе от совершения преступления.
В доктрине уголовного права в качестве третьей стадии совершения преступления выделяется оконченное преступление. Понятие оконченного преступления было выработано теорией уголовного права Сущность определения понятия оконченного преступления, которое дается в юридической литературе, заключается в следующем преступление считается оконченным, если в совершенном деянии содержатся все признаки состава преступления.
Как отмечает Ю. Демидов, определение оконченного преступления, которое дает большинство ученых, не всегда пригодно для практического решения вопроса о моменте окончания преступления, поскольку момент окончания преступления зависит от конструкции состава преступления в норме закона64. Кроме того, в составах преступлении законодатель недостаточно четко указывает момент окончания преступления. Так, автор приводит пример, при рассмотрении которого можно согласиться с тем, что действительно возникает вопрос, почему насильственный грабеж и разбой — преступления, оба направленные против собственности и связанные с причинением вреда личности, имеют различный момент окончания.
Спорным, как полагает указанный автор, является определение, согласно которому кража является оконченной с момента завладения преступником вещью и получения возможности распоряжаться ею по своему усмотрению. Оконченная кража, продолжает далее автор, зависит не от причинения умышленного вреда потерпевшему, а от случайных для данного состава преступления обстоятельств, например характера похищенного имущества, дальнейшего намерения виновного. Например, похищенный в цехе спирт виновный распивает на территории завода. Кража в данном случае окончена. Если виновный пытался вынести спирт с территории завода и был задержан на проходной — это покушение на кражу. Как полагает автор, кража в обоих случаях является оконченной с момента изъятия имущества из собственности обладателя65. Такой же точки зрения придерживается П.Ф. Гришанин, который считает, что лицо, задержанное на проходной завода, несет ответственность за оконченное преступление, а не за покушение на него66.
Таким образом, в юридической литературе советского периода под оконченным преступлением понималось деяние, содержащее все признаки состава того преступления, на совершение которого был направлен умысел виновного. Однако подобная дефиниция не содержала четкого определения момента окончания преступления, поскольку речь шла о направленности умысла, а не о полной его реализации.
В соответствии с УК РСФСР 1960 г. приготовлением к преступлению признавалось «приискание или приспособление средств или орудий или иное умышленное создание условий для совершения преступления».
Объективная сторона приготовления характеризуется прерванностью действий до начала совершения преступления и наличием обстоятельств, которые препятствуют доведению преступления до конца. Однако, как справедливо отмечают авторы теоретической модели УК, эти признаки в Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. пропущены и устанавливаются путем систематического толкования, то есть за счет сравнения содержания частей 1 и 2 ст. 15 УК РСФСР.
С субъективной стороны приготовление характеризуется наличием прямого умысла, виновный осознает, что создает условия для совершения преступления, предвидит, что достигнет преступного результата путем реализации приготовительных действий, и желает этого. На наш взгляд, характеристика приготовления нуждается в уточнении, субъект во время приготовления, встретив на пути реализации приготовительных действий препятствия, осознает их непреодолимость и не совершает преступления, к которому готовится, по не зависящим от него обстоятельствам.
При всем многообразии видов и способов приготовительных действий они имеют характерные особенности.
1. Приготовление к преступлению всегда отделено во времени от совершения «готовящегося» преступления: приготовительные действия могут непосредственно предшествовать посягательству на объект, но могут быть отделены значительным промежутком времени Особенности совершения приготовительных действий во времени имеют существенное значение для определения наличия, характера и степени общественной опасности содеянного. По мнению А.А. Пионтковского, приготовительные действия, которые продолжаются в течение нескольких недель и месяцев, характеризуются значительной общественной опасностью67.
Однако следует иметь в виду, что в ряде случаев длительность приготовительных действий может быть обусловлена нерешительностью субъекта, его колебаниями и даже намерением отказаться от доведения преступления до конца.
2. Приготовительные действия могут быть отделены в пространстве от объекта посягательства. Приготовление может быть начато и завершено без соприкосновения с объектом посягательства и на расстоянии от него, например приобретение огнестрельного оружия в большинстве случаев происходит вдали от объекта посягательства. Равным образом яды, которыми совершаются отравления, приобретаются в магазинах бытовой химии, а не изготавливаются на дому.
Общественная опасность приготовления, по мнению Н.Д. Дурманова, зависит от предметов и средств, используемых при приготовлении к преступлению. Так, предметы, специально предназначенные для совершения преступления (кастеты, отмычки, печати, штампы и так далее), свидетельствуют о значительной общественной опасности таких приготовительных действий. Предметы бытового обихода (топор, лом, спички) не содержат, по мнению автора, общественной опасности68. На наш взгляд, следует говорить не столько об общественной опасности таких предметов, сколько о невозможности доказать, что эти предметы предназначались именно для совершения задуманного преступления.
Согласно ч. 2 ст. 15 УК РСФСР 1960 г. «Покушением на преступление признается умышленное действие, непосредственно направленное на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по причинам, не зависящим от воли виновного».
В науке уголовного права это понятие трактовалось по-разному. Так, Б.С. Утевский, Н.Ф. Кузнецова, Н.В. Лясс рассматривали покушение как действие, непосредственно направленное на совершение преступления69. И.С. Тишкевич расширил объективную сторону покушения введением в нее общественно опасного бездействия70. Сходную позицию занимал В.Д. Иванов, который считал, что покушением является общественно опасное, противоправное и наказуемое деяние, совершенное виновным лицом71.
К признакам объективной стороны покушения ученые советской школы уголовного права относили: во-первых, непосредственную направленность на совершение преступления; во-вторых, прерванность действий; в-третьих, наличие обстоятельств, в силу которых преступление не доводится до конца72. Для характеристики объективной стороны преступного деяния значение имеет также способ, место, время и обстановка совершения покушения. Как отмечал В.Н. Кудрявцев, важную роль играют «не сами способ, место, время и обстановка совершения преступления, взятые помимо или наряду с действием (бездействием), а внутренняя сторона общественно опасного действия (бездействия), выполненного определенным способом, в данных условиях места, времени и обстановки»73.
Субъективная сторона покушения в литературе рассматривается по-разному. Б.А. Куринов полагал, что деяние при покушении с неопределенным умыслом должно квалифицироваться «как покушение на причинение наименее опасного из всех желаемых им последствий»74. Возможность покушения с неопределенным умыслом допускала и Е.С. Хорева75. При определенном умысле предлагалось квалифицировать неоконченное деяние как покушение на более тяжкое преступление, которое не было закончено по не зависящим от субъекта обстоятельствам, а при альтернативном — так же, как при оконченном76. Возможность покушения с косвенным умыслом допускал И.И. Горелик, считавший, что виновный хотя и не желает наступления преступного результата, но сознательно его допускает77. В.В. Тихонов также считал, что отрицание косвенного умысла при покушении «ведет к игнорированию прямого указания об устранении как интеллектуального, так и волевого элемента умысла»78. Наличие косвенного умысла при покушении на преступление отмечают и другие ученые79.
На наш взгляд, правы те авторы, которые предвидение неизбежности наступления последствий относят не к косвенному умыслу, а к прямому80. При косвенном умысле преступный результат не предвидится как неизбежный, а лишь как возможно допустимый. При совершении покушения лицо всегда стремится к конкретному преступному результату, а при косвенном умысле лицо направляет свои действия на достижение не преступных последствий, а значимых для него результатов, которые достигаются с некоторым перевыполнением задуманного, то есть допускаются как побочный продукт деятельности. Именно этот побочный продукт деятельности оценивается законодателем как преступный.
Таким образом, можно отметить, что:
1. Уголовное законодательство постреволюционного периода (Руководящие начала по уголовному праву 1919 г., УК РСФСР 1922 г., УК РСФСР 1926 г.) в отличие от доктрины, выделявшей стадии преступления, регламентировало ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление, которые не рассматривались законодателем в качестве стадий совершения преступления.
2. В 50-80 годах XX века концепция стадий совершения преступления получила развитие. К стадиям были отнесены не только приготовление к преступлению и покушение на преступление, но и оконченное преступление. Такой подход был преобладающим, но не единственным: делались попытки отнести к стадиям совершения преступления и обнаружение умысла.
3. Законодатель не давал определения стадий совершения преступления и не использовал этого термина: в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. регламентируется ответственность за неоконченные виды преступлений: приготовление к преступлению и покушение на преступление. продолжение
--PAGE_BREAK--
4. В теории уголовного права приготовление к преступлению рассматривалось как действие, предшествовавшее основному составу преступления и вместе с тем переходящее в стадию покушения на преступление.
5. Советское законодательство не давало определения добровольного отказа и не выделяло его признаков. Законодательный пробел был восполнен теоретическими разработками, которые касались понятия, признаков, мотивов добровольного отказа, возможности осуществления добровольного отказа при приготовлении к преступлению и покушении на преступление.
ГЛАВА 2. НЕОКОНЧЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ В СОВРЕМЕННОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ РОССИИ
2.1 Понятие неоконченного преступления и его виды
В уголовном законе отсутствует определение понятия неоконченного преступления. В связи с тем, что доктрина советской школы уголовного права, предшествовавшая разработке проектов УК РФ и принятию нового Уголовного кодекса, рассматривала приготовление и покушение как стадии преступления, она не выработала дефиницию неоконченного преступления.
В современной уголовно-правовой литературе наметились шаги к устранению устаревшего подхода к неоконченному преступлению. О необходимости разработки данного понятия пишет М.П. Редин. По его мнению, «неоконченное преступление – это деятельность лица по реализации преступного намерения, прерванная по не зависящим от воли лица обстоятельствам на стадии подготовки к преступлению либо на стадии совершения преступления»81. Более совершенное определение, на наш взгляд, дает Г.В. Назаренко. Он характеризует неоконченное преступление как умышленное деяние, не доведенное до конца по не зависящим от липа обстоятельствам либо в силу добровольного отказа от преступления82.
Мы полагаем, что определение неоконченного преступления, предложенное Г.В. Назаренко, соответствует нормам действующего законодательства, поскольку преступление является неоконченным не только в результате прекращения преступного деяния по обстоятельствам, не зависящим от виновного, но и в силу добровольного отказа во время приготовления либо покушения. М.П. Редин сужает формулу неоконченного преступления, ограничивая понятие неоконченного преступления включением в него указания на прерванность деятельности «… по не зависящим от воли лица обстоятельствам» Указанный автор предлагает использовать термин «воля» вместо такого словосочетания, как «не зависящие от лица обстоятельства», которые характеризуют незавершенность неоконченного преступления. Против использования термина «воля» возражает и М. Селезнев. Он пишет, что формулировка старого законодательства, «ставившая наличие или отсутствие покушения в зависимость от воли виновного, с правовой точки зрения уязвима, поскольку вопрос о виновности может быть решен только на судебных стадиях процесса, к досудебным стадиям эта дефиниция не применима»83.
На наш взгляд, термин «воля» в данном контексте неуместен, так как обозначаемое им понятие неоднородно трактуется в фундаментальных научных дисциплинах, развивающих проблему воли. В науке выделяется три подхода к пониманию воли: мотивационный, регуляционный и «свободного выбора»84, что дает нам основание считать этот термин в уголовно-правовом контексте неудачным85.
В связи с принятием нового Уголовного кодекса РФ в юридической литературе сделана попытка выделить различные виды неоконченного преступления. В частности, Г.В. Назаренко различает три вида неоконченного преступления: приготовление к преступлению, покушение на преступление и неоконченное преступление, не доведенное до конца в силу добровольного отказа86. М.П. Редин, критикуя точку зрения на неоконченные виды преступлений при добровольном отказе, пишет, что «неверно относить… добровольный отказ от преступления к видам неоконченного преступления»87. По существу, М.П. Редин подменяет точку зрения Н Ф. Кузнецовой собственной интерпретацией, приписывая ей отождествление добровольного отказа (мотива недоведения преступления до конца) с неоконченной преступной деятельностью, не доведенной до конца в силу добровольного отказа.
Учитывая законодательные положения главы 6 Уголовного кодекса РФ, на наш взгляд, можно отнести к неоконченному преступлению следующие виды: 1) приготовление к преступлению; 2) покушение на преступление; 3) добровольно оставленное приготовление и 4) добровольно оставленное покушение. Под неоконченным преступлением следует понимать умышленное деяние, не доведенное до конца по не зависящим от лица обстоятельствам, а также добровольно оставленное при приготовлении к преступлению и покушение на преступление.
2.2 Приготовление к преступлению
В соответствии с законом (ч. 1 ст. 30 УК) «приготовлением к преступлению признаются приискание, изготовление или приспособление лицом средств или орудий совершения преступления, приискание соучастников преступления, сговор на совершение преступления либо иное умышленное создание условий для совершения преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от лица обстоятельствам».
В юридической литературе новое законодательное определение понятия приготовления получило неоднозначную трактовку В.Д. Иванов рассматривает приготовление как внешнее поведение лица, которое направлено на создание условий для непосредственного совершения конкретного преступления. При этом автор полагает, что приготовление является началом развития объективной стороны оконченного преступления88. В связи с этим он отвергает точку зрения А.В. Наумова, согласно которой приготовление не входит в объективную сторону совершаемого лицом оконченного преступления89. По нашему мнению, взгляды А В Наумова на приготовление заслуживают внимания, так как приготовительные действия не входят в состав готовящегося преступления и не могут быть началом развития объективной стороны оконченного преступления. В современной литературе существует определенное единство взглядов на признаки приготовления. Такими признаками, по мнению большинства ученых, являются: 1) совершение приготовительных действий, 2) прямой умысел и 3) прерванность приготовительных действий по не зависящим от лица обстоятельствам90.
Под завершенным приготовлением В.Д. Иванов понимает выполнение в полном объеме всех действий (бездействия), создающих условия для посягательства. Указанный автор приводит пример завершенного преступления: «С. и К. в целях хищения взяли в ОТК завода подшипники, принесли их в цех, где работали, и спрятали, намереваясь на другой день вынести их тайно с территории завода. Однако о приготовлении к хищению стало известно администрации, и спрятанные подшипники были обнаружены». В.Д. Иванов дает следующий комментарий: «Приведенный пример свидетельствует, что приготовление к хищению С. и К. завершили полностью, но в силу пресечения их действий непосредственное посягательство, т.е. хищение, им совершить не удалось». Автор ошибочно считает эти действия приготовлением к хищению, поскольку в данном случае имеет место покушение на кражу имущества, так как подшипники были незаконно изъяты, но при этом их не удалось обратить в свою пользу.
При незавершенном приготовлении, как полагает указанный автор, деятельность не содержит условий, необходимых для совершения оконченного преступления. Приводится следующий пример: «В. во время службы получил ранение от случайного выстрела, произведенного М. После излечения в госпитале он с целью убийства М. приехал из г. Самары в г. Омск, где купил в магазине нож. Употребив спиртные напитки и узнав, что М. находится в карауле, направился к нему. О замысле В. стало известно военнослужащему К., который сел в автомашину и по дороге в караульное помещение настиг В. и разоружил его». Автор делает вывод о том, что «приготовление к убийству не было завершено еще полностью, поскольку В. не успел создать всех необходимых условий для совершения убийства, т.е. оно было прервано помимо его желания»91. На наш взгляд, действия, приведенные в данном примере, предусмотрены ч. 1 ст. 30 УК РФ, и рассматривать их как «незавершенное приготовление» нельзя, так как в данном случае имеет место приготовление к убийству, которое является завершенным, поскольку основное условие для совершения убийства (приобретение оружия) создано.
Неудавшееся приготовление, по мнению В.Д. Иванова, имеет место тогда, когда при полном невыполнении подготовительной деятельности не создаются условия, позволяющие достичь преступного результата, а неудавшееся приготовление связано с ошибкой субъекта относительно свойств посягательства, орудий, средств и способов совершения преступления. В подтверждение своей точки зрения автор приводит такую иллюстрацию: «Б., отбывая наказание в исправительной колонии, решил совершить побег, для чего с помощью осужденных Л. и Ш. спрятался под полом квартиры строящегося дома. После снятия охраны объекта Б. намеревался уйти в город. Однако при съеме осужденных отсутствие Б. стало замечено, и охрана не была снята, а он был обнаружен в укрытии». Автор считает: «Данный пример свидетельствует, что Б. не знал о требованиях Инструкции по охране осужденных, согласно которой охрана объекта не снимается до тех пор, пока не будет осуществлена проверка места пребывания осужденных. Таким образом, приготовление к побегу Б. было с самого начала обречено на неудачу»92.
Отнесение приготовительных действий к неудавшемуся приготовлению в силу ошибки в используемых орудиях, средствах и способах лишено смысла. Более того, концепция о трех видах приготовления может иметь следующие отрицательные последствия:
во-первых, деление приготовления на виды будет способствовать переводу в разряд ненаказуемых приготовительных действий наказуемого покушения, во-вторых, такая концепция способна запутать юристов-практиков, в-третьих, деление приготовления на завершенное, незавершенное и неудавшееся не согласуется с содержанием нормы о приготовлении к преступлению. К тому же любое неоконченное преступление является неудавшимся.
Законодатель в ч. 1 ст. 30 УК РФ дает перечень приготовительных действий, который включает в себя 1) приготовительные действия, касающиеся орудий и средств совершения преступления, в том числе их приискание, изготовление либо приспособление; 2) приготовительные действия, касающиеся соучастников преступления, в том числе приискание соучастников и сговор на совершение преступления; 3) иное умышленное создание условий для совершения преступления.
Оценивая законодательную формулу приготовления, М.П. Редин сделал вывод, что определение приготовления является неудачным и предложил усовершенствовать норму о приготовлении, в частности вместо указанных в законе видов приготовительных действий использовать родовое понятие «умышленное создание условий для совершения преступления»93.
На наш взгляд, норма о приготовлении законодателю удалась, так как для описания приготовительных действий он использовал дискретный способ, указав наиболее опасные виды приготовительных действий. На первый взгляд может показаться, что предложение М.П. Редина исключить законодательный перечень и ограничиться «родовым понятием приготовительных действий» неизбежно приведет к чрезмерно широкому толкованию приготовления в следственной и судебной практике. Однако пассивность органов внутренних дел по привлечению к уголовной ответственности лиц, совершивших приготовительные действия, не дает оснований для такого вывода. Нормы сами по себе не могут активизировать правоприменителя, тем более в сторону произвола.
Исследователи концепций современного уголовного права Дж. Флетчер и А.В. Наумов отмечают, что сложным в теории неоконченного преступления является вопрос признания приготовительных действий уголовно наказуемыми. В ранее действовавших отечественных Уголовных кодексах наказуемость приготовления к преступлению не дифференцировалась. В УК РФ 1996 г. учтены предложения ученых о необходимости дифференциации наказуемости приготовительных действий и трудности судебной практики в процессуальном доказывании субъективной стороны приготовления. В соответствии с законом (ч. 2 ст. 30 УК) приготовление к преступлению наказуемо только в случаях создания условий для совершения тяжкого или особо тяжкого преступления.
Так судом было установлено, что Макаров обратился к А. с предложением за денежное вознаграждение убить С, который мешал его коммерческой деятельности.
Впоследствии А. рассказал С. о предложении Макарова и в подтверждение передал аудиокассету с записью этого разговора. Затем А. обратился в правоохранительные органы и сообщил о готовящемся преступлении. продолжение
--PAGE_BREAK--
Действия Макарова квалифицированы судом по ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 33, п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ.
Суд кассационной инстанции переквалифицировал действия Макарова на ч. 1 ст. 30, ч. 3 ст. 33, п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, указав следующее.
Как установлено судом, в действиях Макарова имеется состав преступления организация убийства С. по найму: он, являясь инициатором убийства, разработал план его осуществления, подыскал исполнителя — А., заплатил ему деньги. Преступление не было доведено до конца по не зависящим от воли Макарова обстоятельствам, так как нанятый им исполнитель сообщил о готовящемся преступлении потерпевшему Сив правоохранительные органы.
Таким образом, правильно установив фактические обстоятельства дела, суд дал им неверную юридическую оценку. Содеянное Макаровым следует квалифицировать как приготовление к преступлению, а не покушение на него, поскольку действий, непосредственно направленных на убийство потерпевшего, совершено не было94.
Спорным в литературе является вопрос о квалификации приготовительных действий. Существуют два противоположных мнения по этому вопросу, применять или нет правило о совокупности преступлений. Некоторые авторы склоняются к мнению, что если приготовительные действия не входят в объективную сторону совершаемого преступления, то содеянное образует совокупность преступлений. Отдельные ученые уточняют эту позицию и говорят о наличии идеальной совокупности. В.Н. Кудрявцев, напротив, поддерживает точку зрения М.И. Блум, согласно которой приготовление к преступлению и иное преступление, совершенное за рамками приготовительных действий, не образуют совокупности преступлений с позиций неоконченного преступления, то есть правильнее говорить о квалификационной совокупности. Совокупность преступлений возможна только там и тогда, когда в приготовлении имеется состав иного преступления.
Таким образом, мы полагаем, что, будучи неоконченным преступлением, приготовление к преступлению и оконченное преступление не сливаются, так как умысел в случае приготовления направлен на совершение иного преступления. При этом приготовительные действия предшествуют составу иного оконченного преступления и могут включать в себя ряд самостоятельных действий. Так, незаконное приобретение оружия с целью убийства может сопровождаться такими действиями, как сговор соучастников, изучение маршрута движения будущей жертвы, наблюдение за местом проживания, выбор места преступления и другие подготовительные действия.
При квалификации приготовления к преступлению делается обязательная ссылка на ч. 1 ст. 30 УК РФ и соответствующую статью Особенной части Уголовного кодекса. Наказание за приготовление к преступлению назначается с учетом общих начал назначения наказания (ст. 60 УК) и дополнительных требований, касающихся неоконченных преступлений (ст. 66 УК), в соответствии с которыми срок и размер наказания не может превышать половины максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного статьями Особенной части Уголовного кодекса.
Так приговором Автозаводского районного суда г. Тольятти от 02.02.04 К., условно-досрочно освобожденный, осужден по ст.ст. 158 ч.3, 166 ч.1; 30 ч.3, 158 ч.1 УК РФ; по ст. 158 ч.3 УК РФ к 3 годам лишения свободы без штрафа; по ст. 166 ч.1 УК РФ к 1 году 6 месяца лишения свободы; по ст. 30 ч.3, 158 ч.1 УК РФ к 2 годам лишения свободы. На основании ст. 69 ч.3 УК РФ путем частичного сложения наказаний назначено 4 года 6 месяцев лишения свободы без штрафа. На основании ст. 70 УК РФ К. к вновь назначенному наказанию частично присоединено ранее не отбытое наказание и окончательно определено 5 лет 6 месяцев лишения свободы без штрафа с отбыванием в ИК строгого режима.
В кассационном порядке дело не рассматривалось.
Президиум областного суда приговор изменил, указав следующее.
Судом правильно определены фактические обстоятельства дела и действиям К. дана верная правовая оценка.
Вместе с тем, при назначении наказания по ст. 30 ч.3, ст. 158 ч.1 УК РФ, судом назначено максимально допустимое наказание в виде двух лет лишения свободы, в то время как срок наказания при покушении на преступление, в соответствии со ст.66 УК РФ, не может превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК РФ за оконченное преступление.
Приговор Автозаводского районного суда г. Тольятти изменен: по ст. 30 ч.3, 158 ч.1 УК РФ назначено наказание 1 год 6 месяцев лишения свободы95.
2.3 Покушение на преступление
В соответствии с законодательным определением (ч. 3 ст. 30 УК) «покушением на преступление признаются умышленные действия (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам».
Б.В. Здравомыслов полагает, что «законодательная формула покушения в новом Уголовном кодексе почти никаких изменений, но отношению к УК 1960 г. не претерпела»96. Единственным изменением, по его мнению, является то, что УК РФ 1996 г. наряду с действием при покушении признает бездействие.
Такой подход не вполне корректен, так как законодатель внес несколько изменений в формулу покушения: во-первых, покушение в законе впервые названо неоконченным преступлением; во-вторых, покушением на преступление признается не только действие, но и бездействие, непосредственно направленное на преступление; в-третьих, вместо причин, не зависящих от воли лица, указаны не зависящие от лица обстоятельства, в силу которых преступление не доводится до конца, в-четвертых, изменены правила назначения наказания97.
В юридической литературе покушением признается выполнение состава преступления», «выполнение объективной стороны посягательства»98, «осуществление действий (бездействия), входящих в объективную сторону преступления» либо «выполнение действий, непосредственно направленных на совершение преступления»99. Американский ученый Дж. Флетчер полагает, что покушение вытекает из понятия оконченного преступления и считает его производным от оконченного преступления100. Эту точку зрения поддерживает А.В. Наумов и называет покушение на соответствующее преступление «неоконченной разновидностью». По Дж. Флетчеру, покушение — это акт в продвижении преступного умысла, который не реализуется. Сердцевиной состава покушения он называет умысел101. Теоретик английского права Э. Дженкс считает покушение «умыслом, выразившимся в действии»102, то есть не отделяет приготовление от покушения, а лишь фиксирует внимание на том, что покушение выражается в действии103.
В современной отечественной литературе высказываются аналогичные взгляды на признаки покушения. К признакам покушения относят: 1) действие (бездействие), непосредственно направленное на совершение преступления, 2) прерванность совершенного преступления и 3) обусловленность прерванности преступного деяния обстоятельствами, не зависящими от виновного.
Хотя УК РФ 1996 г. не предусматривает деление покушения на виды, в теории уголовного права на протяжении более столетия речь идет об оконченном и неоконченном покушении, а также покушении на негодный объект и с негодными средствами.
Среди криминалистов нет единства взглядов на критерий деления покушения на оконченное и неоконченное. Одни авторы (Э.Ф. Побегайло, В.П. Кашепов) за основу берут субъективный критерий104, другие (Р.Л. Габдрахманов, В.И. Ветров) — объективный105, третьи (Б.В. Здравомыслов, Г.В. Назаренко) пишут о необходимости сочетания объективного и субъективного критериев106. Согласно первому подходу вид покушения определяется в зависимости от степени реализации преступного умысла. Сторонники объективного критерия полагают, что покушение будет оконченным или неоконченным в зависимости от фактической завершенности действий, указанных в диспозиции соответствующей статьи Особенной части УК РФ
На наш взгляд, деление покушения на виды имеет практическое значение в связи с тем, что применение норм о добровольном отказе возможно только при неоконченном покушении и приготовлении к преступлению. Вместе с тем следует отметить, что более целесообразно различать два вида покушения. 1) покушение, не достигшее преступного результата; 2) покушение с иным преступным результатом. Безрезультатному покушению соответствует неоконченное покушение, а покушению с иным результатом соответствует так называемое оконченное покушение. Дифференциация покушения на оконченное и неоконченное менее удачна, так как любое покушение — разновидность неоконченного преступления.
Большинство ученых под оконченным покушением понимают совершение всех действий, необходимых для реализации преступного умысла.
Покушение считается неоконченным, если субъект не совершил всех действий, необходимых для реализации преступного умысла.
В теории и на практике кроме оконченного (завершенного) и неоконченного (незавершенного) покушения выделяют два вида негодных покушений: покушение на негодный объект и покушение с негодными средствами. При покушении на негодный объект лицо, совершившее посягательство, ошибочно оценивает свойства «потерпевшего» либо предмета преступления, например стреляет в труп, ошибочно принятый за спящего человека, либо похищает вместо наркотических средств иные лекарственные препараты. При покушении с негодными средствами субъект преступления ошибочно использует орудия и средства, неспособные вызвать желаемый результат, например с целью лишения жизни стреляет в потерпевшего из неисправного оружия107.
Ряд авторов отрицает возможность покушения на негодный объект. По мнению Н.Ф. Кузнецовой, выражение «покушение на негодный объект» — ошибочно, поскольку «объект правоохраны всегда пригоден для посягательства»108. Во всех случаях покушения на негодный объект, как полагает указанный автор, имеет место фактическая ошибка лица относительно свойств предмета посягательства Фактическую ошибку допускает и лицо, которое пытается достичь преступного результата с помощью негодных средств. Ранее аналогичную точку зрения высказывал В.А. Якушин, который полагал, что считать покушение на негодный объект ошибкой в объекте нельзя, так как ошибка относительно свойств вещи не есть ошибка в объекте109Д.А. Аминов наглядно, посредством схем, относит покушение на негодный объект и с негодными средствами к разряду фактических ошибок110.
По нашему мнению, имеет смысл выделять не только ошибку в предмете посягательства, но и в объекте, так как лицо, посягающее на чужую жизнь, стреляя в труп, совершает ошибку именно в объекте, полагая, что посягает на жизнь человека. В данном случае такой объект отсутствует, и посягательство на несуществующий объект представляет собой ошибку в объекте, а не в свойствах предмета. Ошибка в объекте и в предмете имеет принципиальную разницу. Лицо, похитившее вместо наркотических средств другие лекарственные препараты, совершает ошибку в предмете. Эта ошибка квалифицируется как покушение па хищение наркотиков, так как объектом этого покушения выступает общественная безопасность. продолжение
--PAGE_BREAK--
На наш взгляд, следует сохранить и развивать дальше концепцию негодного покушения. Представляется, что в негодном покушении можно выделить фактический и юридический признаки. Фактический признак характеризует совершенное деяние как неудавшееся, а юридический признак даст возможность отнести покушение к наказуемому либо ненаказуемому деянию. Такой подход позволяет обосновать наказуемость покушения с относительно негодными средствами и ненаказуемость покушения с абсолютно негодными средствами «магического» ряда, свидетельствующими о невежестве субъекта преступления или его суеверии.
Сложным моментом в концепции неоконченного преступления является отграничение приготовления от покушения. Дж. Флетчер считает, что между приготовлением и покушением не существует четкой грани. Для отграничения данных видов неоконченных преступлений, как полагает А.В. Наумов, «необходимо установить, является ли совершенное деяние частью объективной стороны готовящегося или совершаемого преступления»111. Такой подход позволяет сделать вывод о том, что одни и те же действия. Могут быть как покушением на преступление, так и приготовлением к преступлению.
Отличительным признаком, отграничивающим приготовление от покушения, многие авторы считают «наличие реальной угрозы причинения вреда» либо «постановку объекта уголовно-правовой охраны в непосредственную опасность». На наш взгляд, это ненадежные критерии, так как приготовительные действия, как и покушение, создают реальную угрозу причинения вреда и ставят объект уголовно-правовой охраны в непосредственную опасность. Разграничительными критериями следует считать признаки объективной и субъективной стороны данных видов неоконченных преступлений. Сопоставление этих признаков позволяет правоприменителю установить подлинный характер совершенного деяния и отнести его к приготовлению либо к покушению.
В современной уголовно-правовой литературе существуют две точки зрения на отграничение покушения от оконченного преступления: один авторы проводят разграничение по объективной стороне, другие — по субъективной. Согласно первому взгляду покушение отличается от оконченного преступления незавершенностью деяния112. Сторонники субъективного подхода характерной особенностью покушения, отличающей его от оконченного преступления, считают неполную реализацию умысла113.
Так приговором Красноглинского районного суда К. и В. осуждены по ч.3 ст.30 и п. п. «а, б, в», ч.2 ст.158 по п. п. «а, б, в» ч.2 ст.158 УК РФ к 4 годам лишения свободы.
Определением судебной коллегии по уголовным делам Самарского областного суда приговор в отношении К. изменен: по эпизоду покушения на кражу исключен квалифицирующий признак — «неоднократность». К. признан виновным по этому эпизоду по ч.3 ст.30 и п. п. «а, в» ч.2 ст.158 УК РФ.
Президиум Самарского областного суда приговор суда и определение судебной коллегии изменил в связи с необоснованностью осуждения В. и К. по ч.3 ст.30 и п. п. «а, б, в» ч.2 158 УК РФ.
Как видно из материалов дела, В. по предварительному сговору с К. с целью хищения чужого имущества подошли к сараю, принадлежащему З., где совместными усилиями, с помощью лома сломали навесной замок на входной двери, после чего незаконно проникли в помещение сарая, откуда намеревались тайно похитить имущество З. Однако, преступление до конца они не довели по независящим от них обстоятельствам, так как в сарае имущества, представляющего материальную ценность, не оказалось.
Хищение чужого имущества имеет материальный состав преступления, в объективную сторону которого в качестве обязательного признака входят общественно опасные последствия, а именно причинение собственнику реального материального ущерба, размер которого определяется стоимостью изъятого имущества.
По эпизоду покушения на кражу имущества, принадлежащего З. не было установлено какое имущество К. и В. намеривались похитить, а так же какова стоимость этого имущества. Как следует из материалов дела, в гараже, куда К. и В. проникли с целью хищения имущества З., вообще никакого имущества, представлявшего материальную ценность, не имелось.
При таких обстоятельствах осуждение К. и В. по этому эпизоду покушения на кражу не обоснованно114.
Дж Флетчер отмечает, что в доктрине уголовного права доводы теоретиков относительно умысла не доведены до логического конца115. Важность этого обстоятельства состоит в том, что умысел является необходимым условием квалификации покушения как самостоятельного состава. Авторы современных концепций уголовного права приходят к выводу: «Чтобы быть обвиненным в покушении, нужно реально попытаться причинить запрещенный законом вред»116. Исходя из этого, они полагают, что «лицо не покушается на убийство, изнасилование, уничтожение имущества, причинение вреда здоровью, если они возникают как побочные последствия Лицо покушается на совершение этих преступлений только тогда, когда его поведение направлено на достижение данных целей»117.
Так, приговором Железнодорожного районного суда г. Самары от 10.07.2003 К. осужден по ч.1 ст.213 УК РФ к 1 году 6 месяцам лишения свободы, по ч.3 ст.30, ч.1 ст.105 УК РФ к 8 годам лишения свободы. В соответствии со ст.69 УК РФ ему окончательно определено наказание путем частичного сложения в виде 8 лет 6 месяцев лишения свободы с отбыванием в ИК строгого режима.
В кассационном порядке дело не рассматривалось.
Президиум областного суда приговор изменил, указав следующее.
Как следует из материалов дела, 26.04.2003 года К. зашел в магазин «Светлана» и купил там водку и закуску. Затем он ушел в пельменную, выпив там, вернулся в магазин, где вновь пил спиртное. После выпитого он беспричинно набросился на продавца и нанес ему побои. Затем К. взял нож, подошел к двери, где стояла Н., и нанес ножом удар Н. в правый бок со спины, после чего убежал на вокзал, где был задержан работниками милиции.
К. частично признавал себя виновным, последовательно отрицая наличие умысла на убийство Н.
Суд, исследовав результаты осмотра места происшествия, заключения экспертов, показания потерпевших, без анализа позиции подсудимого, указал, что его действия правильно квалифицированы по ч.3 ст.30, ч.1 ст.105 УК РФ, как покушение на убийство, то есть покушение на умышленное причинение смерти другому человеку, так как, нанося удар ножом в область грудной клетки, К. не мог не осознавать последствий такого ножевого ранения, а смерть Н. не наступила по причине своевременно оказанной квалифицированной медицинской помощи".
Между тем доказательств того, что К. хотел совершить убийство Н., в материалах уголовного дела нет и усматривается лишь косвенный умысел Н. Однако покушение на убийство возможно лишь при наличии прямого умысла на причинение смерти потерпевшему.
При таких обстоятельствах действия К. не могут быть квалифицированы по ч.3 ст.30, ч.1 ст. 105 УК РФ.
Приговор изменен: действия К. переквалифицированы на ст.111 ч.1 УК РФ и снижено наказание118.
Представляется, что отличие покушения от оконченного преступления следует проводить по смешанному критерию, который учитывает объективную и субъективную стороны состава преступления: во-первых, степень реализации преступного умысла; во-вторых, в преступлениях с материальным составом — ненаступление преступного результата, а в преступлениях с формальным составом — недоведение действий, предусмотренных диспозицией статьи Особенной части УК РФ, до конца.
Отграничение покушения от оконченного преступления оказывает влияние на квалификацию преступных действий. Ряд авторов (О.Ф. Шишов, В.Д. Иванов) полагают, что в случае покушения, которое содержит в себе состав оконченного преступления, имеет место идеальная совокупность преступлений119, которая включает в себя самостоятельные преступления: приготовление, посягающее на один объект, и покушение, посягающее на другой объект. Например, в случае поджога дома с целью убийства совершенное деяние квалифицируется по двум статьям, как умышленное уничтожение имущества и покушение на убийство, если жертве удается спастись. На самом деле, в таких случаях имеет место квалификационная совокупность. Из приведенного примера видно, что совершается всего лишь одно преступление, но поскольку оно создает угрозу причинения более серьезного вреда, такое действие по направленности умысла квалифицируется как покушение. При идеальной совокупности в отличие от квалификационной одно действие причиняет ущерб двум разным объектам, например лицо поджигает дом и в нем гибнут люди. При квалификационной совокупности реальный ущерб причиняется только одному объекту, второй объект ставится в положение, которое может ему причинить вред в случае доведения преступления до конца, то есть в случае полной реализации умысла.
На основании изложенного можно прийти к следующим выводам.
1. Покушение – это неудавшееся преступление, которое отличают два вида обстоятельств, влияющих на недоведение преступления до конца: объективные и субъективные. К первому виду обстоятельств можно отнести появление непреодолимых препятствий, сопротивление или бегство потерпевшего, пресечение преступления, а к субъективным — физическое бессилие посягающего, алкогольный сон и другие обстоятельства, свидетельствующие о неспособности довести преступление до конца.
2. Отрицание негодного покушения является неоправданным, – обедняющим теорию уголовного права и практику применения норм о неоконченном преступлении. Развитие концепции негодного покушения за счет выделения фактических и юридических признаков негодного покушения дает возможность определить, в каких случаях негодное покушение наказуемо.
2.4 Добровольный отказ от преступления
Законодательство 1960 г. не давало определения понятия добровольного отказа. Более того, в ст. 16 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. речь идет о том, что лицо подлежит уголовной ответственности, если фактически совершенное им деяние содержит состав преступления120.
В юридической литературе добровольный отказ понимался как отказ лица по собственной воле от продолжения и доведения до конца начатой преступной деятельности при наличии осознания возможности ее окончания121. При этом выделялось три признака добровольного отказа. 1) добровольность, 2) окончательность и 3) осознание возможности доведения преступления до конца122.
Добровольность отказа от доведения преступления до конца, по общему мнению, означает, что лицо в процессе преступной деятельности прекращает начатое преступление123. Окончательность отказа состоит в том, что лицо, добровольно отказавшееся от доведения преступления до конца, должно полностью и окончательно прекратить преступные действия. В случае временного перерыва преступной деятельности, вызванного теми или иными обстоятельствами, окончательность отказа отсутствует, например вор прекращает кражу, чтобы приискать подходящие орудия преступления для взлома или выбрать удобное время124. Д.Е. Дядько полагает, что добровольный отказ не исключается и в тех случаях, когда лицо добровольно отказалось от совершения преступления, а затем все же совершило посягательство по вновь возникшему умыслу. Предоставляется, что отказ в таком случае является временным, но не полным и окончательным и с точки зрения уголовной ответственности не имеет значения, поскольку умысел на совершение преступления реализуется позднее. продолжение
--PAGE_BREAK--
В отношении третьего признака – осознания возможности доведения преступления до конца – имеются два условия добровольности прекращения преступной деятельности125. В.Д. Иванов полагал, что осознание является самостоятельным признаком добровольного отказа. По мнению указанного автора, в основе этого признака лежит не только желание липа прекратить преступную деятельность, но и осознание лицом возможности доведения преступления до конца126.
Обозначенные признаки считались необходимыми в совокупности отсутствие одного из них исключало добровольность отказа и делало его вынужденным. Согласно сложившимся взглядам вынужденный отказ имеет место в двух случаях: во-первых, лицо не в состоянии довести преступление до конца в силу причин, которые не зависят от его воли, во-вторых, лицо временно отложило доведение преступления до конца до более удобного случая127.
Считалось, что реальная возможность окончания преступления в случае добровольности отказа определяется, исходя из представлений об этом самого субъекта. В юридической литературе высказывалось мнение о возможности добровольного отказа в тех случаях, когда субъект отказывался от окончания начатого преступления под давлением существующих в его воображении представлений о внешних препятствиях, хотя в действительности их не было. А. Сахаров, напротив, полагал, что отказ не должен быть связан с возникновением не предвиденных виновным обстоятельств, осложнивших совершение преступления или увеличивающих риск разоблачения128.
Сужение понятия добровольного отказа рекомендовалось, если «лицо прекратило дальнейшее совершение преступления, убедившись в невыгодности для себя его продолжения»129. А Зелинский, напротив, утверждал, что в процессе совершения преступления обстановка может меняться, непредвиденные препятствия могут существенно затруднять доведение преступления до успешного завершения, но отказ от него должен быть признан добровольным130. Авторы, по существу, ведут полемику о мотивах добровольного отказа. На наш взгляд, в данном случае должны приниматься во внимание не мотивы прекращения преступной деятельности и не сам факт се прекращения, а окончательность такого прекращения, свидетельствующая о добровольности отказа.
УК РСФСР 1960 г не ставит добровольный отказ в зависимость от каких-либо мотивов. Считалось, что мотивы добровольною отказа могут быть различными, чистосердечное раскаяние, угрызения совести, жалость к потерпевшему, страх перед наказанием131. А. Сахаров исключал из числа мотивов отказа боязнь быть привлеченным к уголовной ответственности132.
М.М. Ахмедова выделяла мотивы добровольного и вынужденного отказа. К мотивам добровольного отказа она относила жалость к потерпевшему, раскаяние, чувство стыда, сознание противоправности и аморальности поступка. Мотивами вынужденного отказа она считала опасение субъекта быть задержанным в момент совершения преступления, потерю интереса к преступлению133.
Мы в своем подходе к мотивам добровольного отказа исходим из того, что «общий характер всех мотивов и их единство, по существу, зависят от идеалов человека, от его взглядов и убеждений, уровня сознания, его мировоззрения в целом, содержание которого составляют как теоретические категории, так и нравственные основы»134.
Однако в данном случае речь идет о лицах с антиобщественным взглядами, в отношении которых подход специалистов по общей психологии не вполне оправдан Преступник может отказаться от доведения преступления до конца вопреки своим антисоциальным взглядам, идеалам и убеждениям в тех случаях, когда ему невыгодно доведение преступления до конца, слишком опасно либо вызывает значительные трудности, преодолевать которые он не привык. Для законодателя важен результат, а не идейные мотивы, которыми руководствуется субъект преступления, прекративший наказуемое деяние135.
В связи с тем, что в УК РСФСР 1960 г. содержится положение о добровольном отказе, которое прямо не формулировало исключение уголовной ответственности, в литературе по этому поводу высказаны различные мнения. В качестве таких оснований указывались: отсутствие общественной опасности деяния и лица, отсутствие вины, отсутствие состава преступления, нецелесообразность применения наказания, предупреждение преступлений и сам факт добровольного отказа.
Большинство ученых считали, что «основанием освобождения от уголовной ответственности при добровольном отказе является отсутствие в действиях лица, добровольно отказавшегося от продолжения преступления, состава преступления»136. По мнению Н.Ф. Кузнецовой, добровольный отказ является «безусловным обстоятельством, устраняющим уголовную ответственность лиц за совершенную предварительную преступную деятельность», поскольку в действиях лица, добровольно отказавшегося от продолжения преступления, отсутствует элемент субъективной стороны – виновное совершение общественно опасных действий137. Сторонницей этой точки зрения является Н.В. Лясс, полагавшая, что добровольный отказ устраняет основание уголовной ответственности – виновное совершение общественно опасных действий138. В.И. Зубкова высказала предложение о признании добровольного отказа обстоятельством, устраняющим уголовную ответственность по двум обстоятельствам: во-первых, добровольно оставленное приготовление или покушение указывает на отсутствие общественной опасности лица, совершившего это приготовление или покушение; во-вторых, отступление от начатого приготовления или покушения свидетельствует о том, что лицо не нуждается в уголовной ответственности, так как самостоятельно прекратило преступное деяние139. Основанием, исключающим уголовную ответственность при добровольном отказе, некоторые ученые также признавали отсутствие общественной опасности деяния и лица, отказавшегося от доведения до конца начатого преступления140.
В.Д. Иванов не разделял мнения указанных авторов, поскольку такой подход недостаточно точно раскрывает норму закона о добровольном отказе: игнорируется самостоятельное значение исключения уголовной ответственности, закрепленное в ст. 16 УК РСФСР, и происходит отождествление данного основания с положением, закрепленным в ст. 50 УК РСФСР141.
Г.З. Анашкин основанием освобождения при добровольном отказе считал нецелесообразность применения наказания, хотя в действиях лица «в известной степени уже заложена общественная опасность»142. Подобные взгляды были высказаны и другими учеными143. П.Ф. Гришанин обосновал освобождение от уголовной ответственности тем, что в результате добровольного отказа начатое преступление было прекращено»144.
В советском уголовном праве существует общая точка зрения, что при приготовлении к преступлению и неоконченном покушении на преступление добровольный отказ имеет место в результате простого бездействия, то есть невыполнения тех действий, которые охватывались умыслом субъекта. Тем самым для наличия добровольного отказа при приготовлении и неоконченном покушении достаточно установить, что лицо, имеющее реальную возможность совершить все действия по исполнению задуманного преступления, по своей воле отказывается от доведения преступления до конца145.
В соответствии с законом (ч. 1 ст. 31 УК) «добровольным отказом от преступления признается прекращение приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо осознавало возможность доведения преступления до конца».
Данная законодательная формула впервые в истории отечественного уголовного права содержит определение понятия добровольного отказа от преступления и указание на его сущность. По своей правовой природе добровольный отказ от доведения преступления до конца в соответствии с ч. 2 ст. 31 УК РФ является обстоятельством, исключающим уголовную ответственность за неоконченное преступление. Однако, если в действиях лица, отказавшегося от совершения преступления, содержится состав иного преступления, такое лицо согласно ч. 3 ст. 31 УК РФ подлежит уголовной ответственности. Например, в случае отказа от убийства с использованием огнестрельного оружия субъект может быть привлечен за незаконное приобретение огнестрельного оружия (ч. 1 ст. 222 УК).
Объективная сторона добровольного отказа от преступления состоит в прекращении выполнения преступных действий исполнителем либо предотвращении преступления соучастниками. Добровольный отказ соучастников преступления заключается в совершении активных действий, направленных на предотвращение доведения преступления исполнителем до конца. Для признания добровольного отказа со стороны исполнителя достаточно пассивного воздержания от совершения преступления до конца.
Субъективная сторона добровольного отказа характеризуется тем, что субъект, добровольно и окончательно отказавшийся от совершения преступления (волевой признак), осознает возможность доведения деяния до конца (интеллектуальный признак)146.
В юридической литературе существуют неоднородные взгляды на понятие добровольного отказа, его признаки, влияние видов покушения на возможность добровольного отказа.
О.Ф. Шишов добровольным отказом считает прекращение начатой деятельности на стадии приготовления или на стадии покушения147. Точку зрения указанного автора поддерживает В.Д. Иванов, который определяет добровольный отказ, пользуясь понятием стадий преступления: «Добровольный отказ — это отказ лица от совершения оконченного преступления на стадии приготовления и покушения»148. Другие авторы (Н.Ф. Кузнецова, Э.Ф. Побегайло, В.П. Кашепов) добровольным отказом признают добровольное и окончательное прекращение лицом приготовительных действий либо добровольное и окончательное прекращение действия или бездействия, непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо осознавало возможность доведения преступления до конца»149.
Наиболее дискуссионным является вопрос о признаках добровольного отказа. Одни ученые полагают, что для добровольного отказа характерны два признака: добровольность и окончательность, другие усматривают в добровольном отказе три признака: добровольность, окончательность и осознание лицом возможности доведения преступления до конца, третьи рассматривают осознание как признак добровольности отказа. Авторы учебников и учебных пособий добровольный отказ от преступления характеризуют с помощью таких признаков, как своевременность, добровольность и окончательность150.
На наш взгляд, характеристика добровольного отказа посредством указанных признаков позволяет точнее интерпретировать законодательную формулу добровольного отказа, поскольку:
во-первых, признак добровольности означает, что лицо прекращает преступное деяние – приготовление к преступлению или покушение на преступление — без принуждения и не в силу вынужденных обстоятельств;
во-вторых, признак своевременности указывает на прекращение преступных действий во время приготовления к преступлению и покушения на преступление;
в-третьих, признак окончательности характеризует добровольный отказ как прекращение преступной деятельности без последующего возобновления ее в будущем.
Данные признаки являются отличительными признаками добровольного отказа. Признак своевременности отличает добровольный отказ от деятельного раскаяния, которое заключается в заглаживании причиненного вреда после совершения преступления. Признак добровольности позволяет отличить добровольный отказ от приготовления и покушения, которые не доводятся до конца по не зависящим от лица обстоятельствам. Признак окончательности отличает добровольный отказ от предварительной преступной деятельности, которая может быть приостановлена, а затем возобновлена субъектом. продолжение
--PAGE_BREAK--
Добровольный отказ может быть реализован только в том случае, если лицо проявляет инициативу по прекращению преступного посягательства. Выбираемая субъектом форма поведения зависит от его мотивации. Психологи, занимающиеся проблемами мотивации, исследуют причины, определяющие тот или иной выбор субъекта. Мотивация, как полагает Вирджиния Квинн, есть причина именно того, а не иного поведения каждого конкретного человека в каждой конкретной ситуации151. Данные психологии свидетельствуют, что «в основе мотивации лежат внутренние потребности, которые управляют человеком и толкают его на различные поступки»152. Вместе с тем научный подход к мотивам и мотивации и в психологической науке разнообразен. Так, К.К. Платонов под мотивами понимает психологическое явление, становящееся побуждением к действию, а мотивацией считает процесс действия мотивов153. По мнению Л.А. Карпенко, мотив — это «осознанная причина, лежащая в основе выбора субъекта действий и поступков личности», а мотивация — «побуждение, вызывающее активность организма и определяющее ее направленность»154. С. Рубинштейн мотивом считал «осознанное побуждение для определенного действия»155. Указанный автор, исследуя общественную природу мотивации человеческой деятельности, отмечал, что мотивация есть «обусловленная общественными нормами самооценка и оценка со стороны окружающих»156. Ю.Ф. Чуфаровский полагает, что «мотив — это осознание побуждения для определенного действия»157. Выдающийся отечественный ученый С.В. Бородин отмечает, что значение мотива в уголовном праве состоит в том, что «он всегда лежит в основе поведения психически нормального человека»158, то есть лица, способного нести ответственность. На наш взгляд, применительно к уголовному праву на формирование мотивов оказывают влияние учет, оценка, взвешивание обстоятельств, в которых находится субъект, осознание цели преступления, которая перед ним стоит. Соответственно, под мотивацией преступного поведения следует понимать систему побуждений вменяемого лица, направленных на достижение конкретной цели посредством совершения преступления.
В юридической литературе внимание уделяется конкретным мотивам добровольного отказа. При этом высказываются различные суждения. Одни авторы (С.В. Дьяков, В.В. Лунеев, С.И. Никулин) мотивами добровольного отказа считают побуждения субъекта, которые обусловлены чувством стыда, угрызения совести, страхом разоблачения, осознанием бесперспективности действий и так далее159. P.P. Галиакбаров к мотивам добровольного отказа относит жалость к потерпевшему, раскаяние, страх перед наказанием, боязнь огласки, неуверенность в возможности сокрытия преступления160. По мнению А.В. Наумова, при добровольном отказе мотивы могут быть нравственного характера, например страх перед наказанием161. Обращает на себя внимание, что П.Г. Спасенников, рассматривая мотивы, побуждающие к отказу от преступления, ограничился пересказом существующих в теории уголовного права взглядов на мотивы добровольного отказа162.
В соответствии со ст. 31 УК РФ добровольный отказ от преступления не зависит от каких-либо мотивов. Об этом свидетельствует также разъяснение Верховного Суда СССР о том, что «мотивы, в силу которых покушавшийся на совершение преступления решил отказаться от доведения до конца преступления, не имеют значения для добровольного отказа»163. Однако для судебной и следственной практики выяснение мотивов весьма существенно, поэтому юристы-практики при квалификации характера действий (бездействия) посягающего и назначении наказания считают необходимым «знать» мотивы, побудившие лицо к данному деянию, определяющие характер действия (бездействия) и его направленность.
С целью выявления мотивов, лежащих в основе добровольного отказа от преступления, автором с помощью студентов юридических факультетов трех орловских вузов был проведен опрос лиц, которые в криминальном прошлом добровольно отказались от доведения приготовительных действий или покушения до конца. В ходе изучения материалов были получены следующие сведения: мотивами добровольного отказа от преступления являются угрызения совести, стыд, боязнь разоблачения, страх перед наказанием и другими негативными последствиями, осознание безнравственности своего поведения, психическая неготовность довести преступление до конца, жалость к себе, боязнь скомпрометировать близких родственников и оставить их без материальной поддержки в случае лишения свободы. Материалы опроса показывают, что во всех случаях поведение ранее судимых лиц носит полимотивированный характер, то есть в основе добровольного отказа от преступления лежит не один мотив, а несколько, которые группируются вокруг доминирующего мотива, в качестве которого выступает страх перед разоблачением.
Весьма показательным в этом отношении является следующий пример. К., желая поправить материальное положение семьи, решил совершить разбойное нападение на почтальона, разносившего пенсии престарелым гражданам. Он тщательно приготовился к преступлению: изучил маршрут движения почтальона; установил время ее появления возле 9-тиэтажного дома; подобрал удобную обувь, куртку на смену, кепку и очки; приобрел флакон эфира; отработал схему нападения и отхода с места преступления; поменял замки на чердаке в двух подъездах дома; определил время, необходимое для ухода с места происшествия. Почтальон, оказавшись в день нападения в лифте с К., эмоционально и сочувственно рассказала о пенсионерах и инвалидах, которым разносит пенсию. К. невольно представил себе мать-пенсионерку. Он вспомнил, как она целыми днями ожидает почтальона, рассчитывает каждый рубль, а затем высылает часть денег внукам. К. испытал чувство стыда, так как внезапно осознал, что собирается ограбить людей, подобных его матери. Кроме того, К. стало страшно за семью, которая останется без средств к существованию в случае его ареста. Одновременно К. испытал потрясение, так как до него дошло, что он может провести многие годы в местах лишения свободы, а вернувшись, будет испытывать презрение со стороны окружающих, от него откажутся дети, жена и родственники.
Таким образом, отказ К. от совершения разбойного нападения имел полимотивированный характер. Доминирующим мотивом является страх, содержание которого определялось потребностями К. в уважении, поддержке и общении с родственниками, семьей и знакомыми. Мотив страха подкреплялся мотивом сочувствия к людям, подобным его матери, и чувством стыда и раскаяния за намерение лишить этих людей средств к существованию.
Нововведением, заслуживающим особого внимания, является институт добровольного отказа соучастников. В ч. 4 ст. 31 УК РФ сформулированы особенности добровольного отказа от преступления организатора, подстрекателя, пособника, однако в ней ничего не говорится о добровольном отказе соисполнителя. Из нормы закона следует, что добровольный отказ соисполнителя ничем не отличается от добровольного отказа одиночного исполнителя преступления, в связи с чем к его действиям могут быть применены ч. 1-3 ст. 31 УК РФ. Добровольный отказ возможен и при соисполнительстве. При этом соисполнитель должен активными действиями предотвратить доведение преступления до конца другими соисполнителями. В таком случае имеет место активная форма недоведения преступления до конца, например при выносе похищенного с территории завода один из соисполнителей оказывает сопротивление другому и тем самым пресекает возможность доведения преступления до конца. Вместе с тем в случае соисполнительства возможна и пассивная форма добровольного отказа. Такая форма имеет место, когда один соисполнитель начинает выполнять преступное действие, а другой должен завершить преступление, но не делает этого.
При недоведении преступления до конца исполнителем соучастники в зависимости от вида неоконченного преступления несут ответственность за участие в приготовлении к преступлению или покушении на преступление. При добровольном отказе от преступления исполнителем другие соучастники несут ответственность за приготовление к преступлению. Уголовную ответственность за приготовление к преступлению несет также подстрекатель, которому не удалось склонить другое лицо к совершению преступления. Организатор преступления и подстрекатель к преступлению не подлежат уголовной ответственности, если они предприняли активные действия, которые предотвратили совершение преступления исполнителем. К таким действиям закон относит: во-первых, своевременное сообщение органам власти; во-вторых, принятие иных мер по предотвращению преступления исполнителем.
К мерам предотвращения готовящегося преступления может быть отнесено интеллектуальное воздействие (запрет, уговоры, отказ от ранее данного обещания оплатить «услугу» и т.д.) и физическое противодействие исполнителю (отнятие орудий или средств совершения преступления, восстановление устраненного препятствия, физическое воспрепятствование исполнителю и т.п.)164. Если в результате активных действий организатора и подстрекателя исполнитель все же совершил преступление, то организатор и подстрекатель привлекаются к уголовной ответственности. Вместе с тем закон (ч. 5 ст. 31 УК) позволяет суду учесть предпринятые ими меры при назначении наказания как смягчающие обстоятельства.
Добровольный отказ пособника отличается от отказа организатора и подстрекателя тем, что закон (ч. 4 ст. 31 УК) хотя и обязывает пособника предпринять все зависящие от него меры, чтобы предотвратить совершение преступления, но не оговаривает, что предпринятые меры должны реально предотвратить доведение преступления исполнителем до конца. Как справедливо отмечает В. Питецкий, «предотвратить преступление и принять меры к его предотвращению — это не одно и то же»165.
Для признания в действиях пособника добровольного отказа достаточно, чтобы он изъял свой вклад в готовящееся преступление. Способы изъятия вклада зависят от вида пособничества. При физическом пособничестве такими способами могут быть изъятие у исполнителя орудий или средств для совершения преступления, восстановление устраненных препятствий. При интеллектуальном пособничестве пособник обязан отказаться от заранее обещанного укрывательства или заранее обещанного приобретения или сбыта похищенного имущества. Если при интеллектуальном пособничестве информация исполнителем получена и он готов ее реализовать, то действия пособника должны носить активный характер (отговорить исполнителя, физически воспрепятствовать совершению преступления, обратиться в органы власти), то есть действия пособника в таких случаях должны быть подобны действиям организатора и подстрекателя. В связи с тем, что закон не возлагает на пособника дополнительных обязанностей по предотвращению совершения преступления, в случае отказа пособника от участия в преступлении его добровольный отказ следует признать состоявшимся, даже если исполнитель доводит преступление до конца.
ГЛАВА 3. ПРОБЛЕМЫ НЕОКОНЧЕННОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ
3.1 Дифференциация оконченного преступления от неоконченного и приготовления от покушения
Проблема квалификации неоконченной преступной деятельности включает в себя: во-первых, отграничение покушения от оконченного преступления166; во-вторых, разграничение приготовления и покушения. Критерии разграничения приготовления и покушения неоднократно порождали дискуссии. В частности, И.С. Тишкевич отстаивал точку зрения, согласно которой «приготовление — есть умышленное общественно опасное действие, непосредственно направленное на выполнение состава оконченного преступления»167. Н.Д. Дурманов также полагал, что отграничение видов неоконченных преступлений осуществляется по объективной стороне168. Эту точку зрения поддерживали Н.А. Огурцов, Т.В. Церетели, Е.С. Хорева, которые считали критерием отграничения приготовления от покушения начало исполнения объективной стороны169. Взгляд А.Н. Трайнина на данную проблему выглядит следующим образом: покушение имеет место там, где из всех элементов состава отсутствует один – последствия преступного деяния, которые не наступили по не зависящим от субъекта обстоятельствам170.
По нашему мнению, отсутствие последствий в форме преступного результата не является тем критерием, который устанавливает грань между приготовлением и покушением, ибо отсутствие общественно опасных последствий, предусмотренных основным составом преступления, характеризует как приготовление, так и покушение. Анализ приведенных точек зрения позволяет сделать вывод, что отграничить приготовление от покушения возможно только при выяснении всех признаков состава неоконченного преступления. Такой подход дает возможность наиболее точно решить вопрос о том или ином виде неоконченного преступления171.
Вопрос об отграничении покушения от оконченного преступления также решается неоднозначно. По мнению И.С. Тишкевича, покушение отличается от оконченного преступления невыполнением объективной стороны преступного посягательства. По объекту, субъективной стороне, субъекту покушение полностью совпадает с оконченным преступлением172. Объективный критерий, лежащий в основе отграничения покушения от оконченного преступления, поддерживали и другие криминалисты173. Помимо объективного критерия ряд ученых для разграничения оконченного и неоконченного преступления использовали субъективный критерий. Так, В.Д. Иванов утверждал, что в оконченном преступлении субъективная сторона находится в полном развитии, соответствует направленности умысла на определенный объект. При покушении субъективная сторона остается незавершенной, не находит своего полного воплощения ни в объекте, ни в характере объективной стороны174. Субъективного критерия при отграничении покушения от оконченного преступления придерживались и другие ученые175. продолжение
--PAGE_BREAK--
Наше суждение по данному вопросу таково, проводить отграничение покушения от оконченного преступления по признаку ненаступления преступного результата не совсем удачно, поскольку такой признак не может быть применен к преступлениям с формальным составом. Отличие оконченного преступления от неоконченного в формальных составах следует проводить по наличию действий, необходимых для завершения преступления, а в материальных — по признаку ненаступления преступного результата176.
Квалификация неоконченных преступлений вызывала и вызывает значительные затруднения, так как в ряде случаев отсутствует граница между приготовлением и покушением, покушением и оконченным преступлением, покушением и добровольно оставленным преступлением. На трудности такого разграничения неоконченных видов преступной деятельности указывали в своих трудах представители классической школы177, а в настоящее время наряду с другими авторами178отмечают Дж. Флетчер и А.В. Наумов в фундаментальном труде, посвященном современным концепциям уголовного права179. В монографической литературе, исследующей ответственность за преступления против жизни, собственности, общественного порядка и совершения других преступлений в обязательном порядке рассматриваются вопросы разграничения оконченных и неоконченных преступлений со ссылками на практику Верховных Судов СССР, РСФСР и РФ180.
Вместе с тем практика квалификации преступлений не всегда является однородной и последовательной. Наиболее наглядно противоречивость судебной практики проявляется при квалификации преступлений с частично реализованным умыслом. Опубликованные примеры судебной практики иллюстрируют три не совпадающих между собой принципа квалификации неоконченных преступлений.
В соответствии с первым принципом содеянное квалифицируется как покушение на преступление, если умысел в полной мере не реализован и преступная цель не достигнута. Такой подход можно назвать принципом недифференцированной квалификации.
В соответствии со вторым принципом содеянное квалифицируется по частям: как оконченное преступление в той части, в которой преступная цель достигнута, и как покушение в той части, в которой умысел не реализован. Такой принцип квалификации является дифференцированным.
В соответствии с третьим принципом содеянное квалифицируется по содержанию умысла виновного как оконченное преступление независимо от фактической его реализации и достижения преступной цели181.
Так действия лиц, осужденных за совершение грабежа, которым удалось похитить одну сумку с вещами стоимостью 20 тысяч рублей вместо двух сумок стоимостью 45 тысяч рублей, по протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ были переквалифицированы на ч. 3 ст. 30 и п. «б» ч. 3 ст. 161 УК РФ как покушение на грабеж в крупном размере. При таком подходе к квалификации содеянного не получило юридической оценки деяние, которое содержит все признаки оконченного состава преступления, в данном случае — грабежа, предметом которого явилась сумка с вещами на сумму 20 тысяч рублей182.
О.Толмачев считает, что такого рода квалификация по существу опирается на п. 11 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества», который ориентировал правоприменителя на квалификацию в качестве продолжаемого преступления неоднократное изъятие имущества, складывающееся из ряда тождественных преступных действий, имеющих общую цель незаконного завладения имуществом и единство умысла. Указанный автор отмечает, что, следуя такой логике, лицо, задумавшее похитить 50 автоматов из склада в течение 1,5 месяца, будучи задержанным при выносе последнего автомата, должно быть осуждено только за покушение на хищение, несмотря на то, что 49 автоматов были ранее похищены и нашли своих покупателей183.
На наш взгляд, продолжающееся хищение все же отличается от хищения, рассмотренного в первом примере. В продолжаемом хищении содеянное квалифицируется как целое, так как деяние, распределенное во времени, неизбежно осуществляется по частям и охватывается единым умыслом субъекта. В тех случаях, когда хищение не распределяется во времени, умысел субъекта может трансформироваться в соответствии с изменившимися обстоятельствами, в силу этого субъект может похитить одну вещь вместо двух или трех.
В тех случаях, когда трансформация умысла происходит под воздействием обстоятельств, не зависящих от субъекта, содеянное надлежит квалифицировать по совокупности как оконченное хищение в части совершенного и как покушение на хищение в размере, определяемом направленностью умысла. Если трансформация умысла произошла в связи с тем, что субъект по своей воле ограничился хищением одной вещи вместо двух или трех, деяние может быть квалифицировано как оконченное преступление в той части, которая не охватывалась добровольным отказом. Покушение в таком случае как таковое отсутствует.
Предложенные правила оценки содеянного соответствуют принципу дифференцированной квалификации. Эффективность данного принципа подтверждает судебная практика по делам об умышленных убийствах. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. разъясняется, что убийство одного человека и покушение на убийство другого не может рассматриваться как оконченное преступление — убийство двух лиц. В таком случае содеянное надлежит квалифицировать по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК РФ и но ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ как оконченное убийство и покушение на убийство двух и более лиц.
С.В. Бородин и С.Ф. Милюков отмечают небезупречность такой позиции, так как покушение на жизнь одного человека квалифицируется как покушение на жизнь двух лиц184, но при этом указанные авторы ограничиваются только критикой в адрес указанного постановления. На наш взгляд, посягательство на жизнь двух лиц, в результате которого совершено убийство одного лица и покушение на жизнь другого, может быть квалифицировано по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК как оконченное убийство (с отягчающими или без отягчающих признаков) и по ч. 3 ст. 30 и ч 1 или ч. 2 ст. 105 УК как покушение на жизнь другого лица. При этом не требуется ссылки на п. «а» ч. 2 ст. 105 УК, поскольку при данном посягательстве покушение совершается реально только на жизнь одного человека. Предложенная нами квалификация содеянного вполне отражает умысел лица на совершение множественного убийства и позволяет учесть результат преступных действий, выразившийся в оконченном убийстве одного лица (ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК) и покушении на жизнь другого (ч. 3 ст. 30 и ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК).
Следует отметить, что дифференцированный подход дает возможность учесть при квалификации не только оконченные эпизоды преступной деятельности, но и незавершенный характер преступной деятельности в целом. При таком подходе исключается возможность квалификации в качестве покушения на жизнь нескольких человек действий наемного убийцы, получившего заказ на совершение серии убийств, но не реализовавшего умысел в полном объеме, так как требуется учет фактически содеянного.
Применение данного подхода нашло определенное отражение в судебной практике Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ квалифицировала как оконченное преступление по ч. 2 ст. 290 УК РФ и как покушение на преступление по ч. 3 ст. 30 и п. «г» ч. 4 ст. 290 УК РФ действия виновного, имевшего умысел и покушавшегося на получение взятки за одно действие в крупном размере в два приема от двух лиц, сумевшего получить одну часть денег в качестве взятки в сумме, не образующей крупного размера, и задержанного при получении второй части взятки, подпадающей под критерий крупного размера лишь в сумме с первой частью полученной взятки185.
Принцип квалификации содеянного в соответствии с содержанием умысла, независимо от фактической его реализации и достижения преступной цели, зафиксирован в обзоре судебной практики за третий квартал 2004 г., в котором приведен пример отмены кассационной инстанцией приговора в связи с тем, что умысел виновного, согласно ранее достигнутой договоренности, был направлен на получение взятки в крупном размере по частям. В разъяснении указано, что по смыслу закона получение части взятки при наличии умысла на ее получение в крупном размере надлежит квалифицировать как оконченное преступление в виде получения взятки в крупном размере186.
О. Толмачев справедливо полагает, что при таком подходе к квалификации неоконченных преступлений имеет место вменение того деяния, которое лицо не совершало (не успело совершить). Указанный автор считает, что наличие обусловленной договоренности по передаче (получении) в будущем взятки в особо крупном размере с учетом умысла следует квалифицировать как приготовление к получению взятки в соответствующем размере, а в той части, в которой взятка была совершена, ее надлежит квалифицировать как оконченное преступление187.
На наш взгляд, содеянное заслуживает другой оценки, поскольку сговор на совершение преступления по смыслу закона (ч. 1 ст. 30 УК РФ) является приготовлением к преступлению только в тех случаях, когда субъект не приступил к выполнению объективной стороны готовящегося преступления. Деяние субъекта, получившего часть обусловленной взятки, может быть квалифицировано как покушение на получение взятки в оговоренном заранее размере и получение взятки в том размере, который имел место фактически. Дифференцированный подход к квалификации содеянного позволяет дать более точную оценку преступных действий в тех случаях, когда субъект в процессе реализации умысла совершил деяние, которое содержит в себе все признаки состава преступления и по своей сути является оконченным, а затем совершает деяние, которое не доводится до конца по обстоятельствам, не зависящим от него. Представленный подход по существу является универсальным при квалификации всех видов неоконченных преступлений, поскольку механизм приготовления и покушения может включать в себя состав иного оконченного (как однородного, так и неоднородного) преступления, что и должно найти свое отражение в юридической оценке содеянного.
Так приговором Куйбышевского районного суда от 11.05.04 осуждены К. и Ш. по ст. ст. 161 ч.2 п. «а, г», 30 ч.3 — 159 ч.2 УК РФ. По делу также осужден Л., в отношении которого приговор не обжаловался и не опротестовывался.
В кассационном представлении прокурор просил отменить приговор в части осуждения Ш. и К. по ст. 30 ч.3- 159 ч.2 УК РФ, ссылаясь на то, что они совершили не покушение, а приготовление к мошенничеству, просил исключить также ссылку на погашенную судимость К. по ст. 228 ч.1 УК РФ.
Осужденный К. в кассационной жалобе просил проверить законность и обоснованность приговора, ссылаясь на свою невиновность, а также на суровость наказания за незначительные действия.
Проверив материалы дела, судебная коллегия указала, что суд обоснованно признал Ш. и К. виновными в совершении действий, указанных в приговоре и дал им правильную юридическую оценку по ст. 30 ч.3, ст. 159 ч.2 УК РФ.
Как видно из показаний матери Ш., она сдавала квартиру Н., с которой брала деньги. У них была договоренность не давать деньги Ш., который знал об этом, как видно из его показаний. Ш. нужны были деньги, поэтому он написал записку от имени матери, в которой просил отдать деньги племяннику, и передал эту записку К., который обманул Н., представившись племянником Ш. и сообщил ей, что последняя находится в больнице.
Как видно из показаний Н., она позвонила в больницу, но Ш. там не оказалось, поэтому она не дала деньги К.
При таких обстоятельствах действия К. правильно квалифицированы как покушение на мошенничество, а не приготовление к мошенничеству, поскольку К. и Ш. не только приготовили записку, но К. во исполнение преступного сговора уже совершил действия, направленные на выполнение объективной стороны, предъявив записку Н. с требованием передачи денег. То обстоятельство, что Н. не передала деньги К., свидетельствует лишь о том, что умысел осужденных не был доведен до конца по независящим от них обстоятельствам, то есть они совершили покушение на завладение чужими деньгами путем обмана. Оснований для переквалификации их действий на приготовление к мошенничеству и прекращению дела в этой части, не имеется.
Как видно из показаний Ш., Л. и К., они договорились заранее ограбить продавца магазина ООО «Панимаскин» и с этой целью ножичком К. сделали прорези для глаз в вязаных шапочках, которые одели на лицо. Втроем они вошли в магазин, где К. и Л. перепрыгнули через барную стойку к продавцу Р. Л., применяя к ней насилие, взял 600 рублей денег, а К. — два блока сигарет, после чего вместе с Ш. они убежали из магазина, распорядившись похищенным. продолжение
--PAGE_BREAK--
Эти показания осужденных подтвердили в суде свидетели, а также допрошенная на предварительном следствии продавец, Р., у которой согласно заключению судебно-медицинской экспертизы обнаружены кровоподтеки, не повлекшие вреда здоровью в области поясницы и левого предплечья.
При таких обстоятельствах суд пришел к обоснованному выводу о доказанности вины К. в грабеже, совершенном по предварительному сговору группой лиц, что же касается применения насилия, не опасного для жизни и здоровья потерпевшей Р., то суд не установил наличия предварительной договоренности между К., Л. и Ш. на применение к потерпевшей насилия при завладении имуществом, в связи с чем К. и Ш. не могут нести ответственность за действия Л., которые охватывались их умыслом, т.е. они не несут ответственности за эксцесс исполнителя. Поэтому из приговора следует исключить осуждение К. и Ш. по п. «г» ч.2 ст. 161 УК РФ.
Судебная коллегия приговор в отношении Ш. и К. изменила и исключила из приговора осуждение К. и Ш. по п. «г» ч.2 ст. 161 УК РФ188.
Юристы, которые не учитывают специфики неоконченных видов преступлений либо трактуют ее произвольно, склонны квалифицировать покушение как приготовительные действия и, наоборот, квалифицируют приготовление как покушение на преступление. В частности, предлагается рассматривать приближение к объекту посягательства в качестве нападения на объект и квалифицировать такие действия как покушение, так как «посягавшие обнаружили в своей деятельности направленную на преступление твердую и определенную решимость»189. При квалификации «с запасом» как покушение на убийство рассматривается, например, передвижение виновного с огнестрельным оружием из пункта А в пункт Б с целью убийства обидчика, взлом двери и проникновение в помещение с той же целью, а в качестве покушения на кражу и любое другое преступление – прибытие на место совершения преступления лиц, вступивших в предварительный сговор
Недифференцированная квалификация преступлений и квалификация «с запасом» не позволяют в должной мере отразить специфику неоконченных видов преступлений и не способствуют единообразию и стабильности правоприменительной практики. Представляется, что обрисованный в данном исследовании принцип дифференцированной квалификации неоконченных преступлений, в основу которого положено отграничение оконченного преступления от неоконченного, приготовления от покушения, покушения от добровольного отказа в определенной мере может устранить недостатки, присущие судебной практике.
3.2 Проблемы распространение покушения только на умышленные преступления
При толковании определения покушения вызывает сомнение и законодательное распространение покушения только на умышленные преступления. Действительно, и закон, и теория уголовного права, и судебная практика направлены на признание покушением только умышленной деятельности. Думается, едва ли с этим следует соглашаться, поскольку такой подход не позволяет решить некоторые проблемы, возникающие при формировании Особенной части УК, а также потому, что и неосторожные преступления могут быть пресечены. Согласно высказанному выше предположению о том, что законодатель в Особенной части формулирует нормы, в которых отражает неоконченную преступную деятельность на стадии исполнения преступления, была предпринята попытка вычленить такие виды преступления. И сразу же при их установлении возникли сложности определения самого факта исполнения преступления, т. е. нужно было ответить на вопрос, всегда ли выделенные в самостоятельные нормы неосторожные преступления сущностно представляют собой исполнение, а не создание условий для наступления вреда. В принципе в теории существует исследование преступлений с формальным и усеченным составами, однако ее применение на практике натолкнулось на определенные трудности. Например, разглашение государственной тайны (ч. 1 ст. 283 УК РФ), преступление с усеченным или формальным составом. Если исходить из прямого толкования закона, согласно которому “разглашение сведений, составляющих государственную тайну, лицом, которому она была доверена или стала известна по службе или работе, если эти сведения стали достоянием других лиц, при отсутствии признаков государственной измены”, то данный вид преступления следует признать исполнением преступления, соответственно, преступлением с формальным составом. Но более глубокий его анализ не позволяет делать подобный вывод. Ибо разглашение государственной тайны само по себе не способно вызвать никакого вреда. Ведь необходимо, чтобы сведения, содержащие государственную тайну, путем одноразовой или неоднократной передачи попали в руки таких лиц, которые совершили бы действия, причиняющие вред государственным интересам, что, соответственно, влечет за собой признание разглашения сведений преступлением с усеченным составом190. Отсюда анализируемое преступление лишь условно, в силу самостоятельного выделения нормы можно признать исполнением преступления, тогда как в сущности оно таковым не является, поскольку здесь закон закрепляет в качестве самостоятельной нормы пресеченную на стадии создания условий деятельность, т. е. приготовление, но не покушение. И если это так, то ч. 2 ст. 283 УК РФ, предусматривающая разглашение сведений, повлекшее по неосторожности тяжкие последствия, сформулирована неверно: разглашение сведений само по себе не может чего-либо повлечь, причинить, поскольку лишь создает условия для причинения, связана обусловливающе-опосредованно с причинением вреда. Поэтому более оправданна была бы следующая формулировка ч. 2 ст. 283 УК: “… если оно связано с причинением тяжких последствий” (не само причиняет, а только связано с причинением)191.
Анализируемый вид преступления может быть совершен и по неосторожности, на это указывают многие авторы192. Подобное рассмотрение неосторожных деликтов привело к тому, что в кодексе не оказалось неосторожных преступлений, выделенных в качестве самостоятельных норм в чистом виде на основе пресеченной на стадии исполнения неосторожной деятельности. По крайней мере, нам их не удалось обнаружить. Значит, проблема законодательной регламентации в Особенной части покушения в неосторожных преступлениях решается в двух вариантах: либо она скрыта в нормах, определяющих приготовление в неосторожных преступлениях, либо законодатель не регламентирует их вовсе. Последнее представлялось, очевидно, неоправданным, так как законодатель явно не должен был, формируя в качестве самостоятельных норм приготовление в неосторожных преступлениях, избегать регламентации более опасных по сути пресеченных на стадии исполнения неосторожных преступлений, т. е. покушений.
Именно поэтому необходимо было разобраться в первом варианте. Анализ пресеченных неосторожных преступлений как самостоятельных норм уголовного закона (в основном это нарушения тех или иных правил, которые могли причинить какой-либо вред) дал возможность сделать вывод, что они неоднозначны по своей сути. Одни из них непосредственно, причинно связаны с возможным результатом, например, гибель пассажирского транспорта “Адмирал Нахимов” в результате столкновения его с теплоходом “Петр Васеев”, повлекшая большое число жертв. К уголовной ответственности были привлечены капитаны обоих судов Ткаченко и Марков, допустившие “грубейшие нарушения ряда правил безопасности движения и эксплуатации морского транспорта, что явилось непосредственной причиной кораблекрушения”193. В данном случае наступил преступный результат и нет пресеченной преступной деятельности. Но можно предположить, что в результате действия каких-то сил преступление было бы пресечено; и тогда имели бы нарушение правил безопасности движения транспорта, пресеченное на стадии исполнения преступления, поскольку данное нарушение правил — единственно необходимое поведение для наступления преступного результата, т. е. покушение в неосторожном преступлении, признаваемое ранее законом самостоятельным видом преступления (ч. 2 ст. 85 УК РСФСР); в новом УК данный состав доставления в опасность отсутствует.
Другие же из данных преступлений связаны с результатом обусловливающе-опосредованно. Например, капитан буксира решил в нарушение правил эксплуатации транспорта сдвинуть тяжело груженую баржу с места рывком. В результате буксирный трос лопнул; баржа, снесенная течением на скалы, затонула; погибли люди и груз, находящиеся на ней. Здесь нарушение правил и разрыв троса с необходимостью сами по себе не влекли указанные последствия; они лишь создавали условия для последующего удара баржи о скалы и ее гибели. Если в подобной ситуации вред был бы предотвращен благодаря возникновению каких-либо случайностей, следовало бы говорить о пресеченной на стадии создания условий деятельности, т. е. о приготовлении в неосторожном преступлении, ранее законодательно урегулированном в той же ч. 2 ст. 85 УК РСФСР.
Таким образом, мы видим, что в одном и том же неосторожном преступлении скрывается и приготовление, и покушение, что чревато унификацией наказания, а ведь уголовное право твердо стоит на позиции признания более опасным покушения по сравнению с приготовлением. В неосторожных преступлениях указанное соотношение не изменяется, хотя и может быть несколько скорректировано самим фактом совершения неосторожного преступления. Думается, трудно жестко дифференцировать в законе неосторожные деликты создания опасности (правонарушения — приготовления и правонарушения — покушения), однако судебная практика в целях более точной индивидуализации наказания должна разделять пресеченную преступную деятельность, обусловливающе-опосредованно связанную с преступным результатом (приготовление), и преступное поведение, непосредственно причинно связанное с последствием (покушение). Может возникнуть сомнение в необходимости законодательного регулирования в Особенной части УК подобной пресеченной деятельности вообще. По-видимому, законодатель до сих пор вполне обоснованно отклонял такие сомнения и формулировал составы поставления в опасность. Ведь зачастую вред от многих неосторожных деликтов ужасает своими размерами (сотни человеческих жизней, на многие миллионы рублей уничтоженное имущество, огромные обезлюдевшие пространства в результате экологического бедствия). В связи с этим главнейшей задачей законодателя становится предупреждение подобных последствий, объявление преступным не только причиненного результата, но и возможности его причинения. Вне всякого сомнения, составы поставления в опасность должны быть созданы при нарушении правил движения и эксплуатации воздушного, водного и железнодорожного транспорта, эксплуатации атомных станций и других взрывоопасных предприятий, связанных с возможностью химического и биологического отравления множества людей и причинения вреда экологии. Не исключено, что такие же составы могут быть созданы и применительно к автотранспорту.
В настоящее время неосторожные деликты приобретают все большую общественную опасность в связи с заложенными в транспорте и производстве возможностями (несколько десятков лет тому назад пассажирский самолет брал на свой борт 30-50 пассажиров, сейчас — свыше 300) и объемом транспорта и производства (например, количество химических заводов в настоящее время существенно увеличилось по сравнению с тем, которое имело место хотя бы 50 лет назад). Именно поэтому существовавшие в ранее действовавшем уголовном законодательстве тенденции уравнять в общественной опасности и социальной значимости все неосторожные преступления (как иначе можно было объяснить направление лиц, совершивших любое неосторожное преступление, в колонии-поселения — ч. 4 ст. 24 УК РСФСР) едва ли были оправданны, поскольку зачастую складывалась нелепая ситуация: вид преступления не входил в перечень тяжких и особо тяжких (например, ч. 1 (ст. 85 УК РСФСР), а суд назначал за совершение преступления такого вида 15 лет лишения свободы (например, капитанам “Петра Васеева” и “Адмирала Нахимова”), естественно, с отбыванием в колонии-поселении, поскольку этого требовал закон.
Скорее всего, и квалификация, и наказание должны быть разнообразными в зависимости от того, сталкиваемся мы при пресечении преступной деятельности с желаемым либо побочным результатом, преступен или правомерен желаемый результат, на какой стадии возник побочный результат и т. д. Так, когда желаемое поведение правомерно, а побочное — противоправно, преступность покушения определяется только в отношении последнего. При наличии неосторожного поведения преступность или непреступность покушения ставится в зависимость от урегулируемости его в специальных нормах Особенной части УК (при урегулировании пресеченная деятельность квалифицируется по данной самостоятельной норме, при отсутствии урегулирования— нет преступления вообще)194. Несколько сложнее обстоит дело с квалификацией покушения в отношении побочного поведения с косвенным умыслом. Как правило, законодатель не выделяет в самостоятельные нормы преступления с косвенным умыслом вообще, тем более — их пресеченный вариант. Довольно часто законодатель в одной норме объединяет преступления и с прямым, и с косвенным умыслом (например, умышленные убийства). И тогда с необходимостью возникают трудности квалификации пресеченного преступления, совершаемого с косвенным умыслом. Ведь они не выделены в самостоятельные нормы и в то же время согласно существующей доктрине покушение в преступлениях с косвенным умыслом невозможно. Как же быть? Единственный выход: признать покушение в преступлениях с косвенным умыслом.
Определенные трудности возникают при квалификации пресеченных преступлений с двумя формами вины, когда неосторожные последствия причиняются умышленными действиями. Прежде всего сложность заключается в том, что такие преступления законодатель не выделяет в отдельную категорию и вводит в обычные умышленные преступления. Естественно, здесь требуется раздельное рассмотрение умышленного и неосторожного действия, причиняющего вред. Кроме того, все составы с двумя формами вины можно разделить на две группы: без специально выделенной нормы, регламентирующей пресеченную деятельность (например, ст. 216, 218 и др. УК РФ); с подобной отдельной нормой (например, ст. 215, 217 и др. УК РФ). В первом варианте пресеченная преступная деятельность, и умышленная, и неосторожная, не находит уголовно-правовой квалификации. Пожалуй, единственным исключением из данного правила служило создание состава поставления в опасность в ст. 211 УК РСФСР, которая представляла собой пресеченное одно из всех умышленных нарушений правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств (ст. 211 УК РСФСР). Да и это исключение, похоже, не устраивало теорию уголовного права (вполне обоснованно, так как не решало в целом проблемы квалификации преступлений с двумя формами вины при их пресечении), поскольку в Проекте УК такая норма уже отсутствовала, отсутствует и в УК РФ 1996 г. продолжение
--PAGE_BREAK--
Хотя в приведенном исключении из правила скорее всего речь шла о пресечении деятельности на стадии создания условий (приготовлении), нам необходимо рассмотреть его для ответа на вопрос, почему все-таки оно в законе выделено. Ведь наверняка имеются более опасные действия — нарушения правил, являющиеся умышленным деянием-исполнением, пресеченным до наступления общественно опасных последствий, нежели нахождение в состоянии опьянения, выделенного, по-видимому, лишь в силу его распространенности. Практически нередки ситуации, когда пресекается умышленная деятельность, ставящая в опасность причинения неосторожного вреда, и довольно тяжкого (например, в ч. 3 ст. 264 УК РФ предусмотрено нарушение правил, повлекшее по неосторожности смерть двух или более лиц). Коль скоро мы говорим о пресечении умышленного поведения в обеих ситуациях, то следует признать более значимым пресечение смерти, хотя и неосторожной, нескольких лиц по сравнению с пресечением вреда здоровью195.
На наш взгляд, в преступлениях с двумя формами вины законодатель всегда должен выделять составы поставления в опасность, если умышленное действие могло повлечь за собой гибель одного или нескольких лиц. Подобное может иметь место по каждому отдельному составу либо носить характер общего правила, распространяемого на все составы со смешанной формой вины с указанными последствиями: “умышленное поставление в опасность неосторожной смерти одного или нескольких лиц наказывается по правилам ст. 30 УК РФ и по соответствующей статье Особенной части УК”, которая станет отдельной частью нормы, регламентирующей неоконченное преступление. Если пойти по второму пути, то данная норма в силу всеобщности будет распространяться и на те нормы, в которых выделены самостоятельные составы поставления в опасность. И чтобы не было дублирования в Особенной части общих положений, в отдельные составы поставления в опасность следует выделять только чисто неосторожные деликты (неосторожные действия, способные повлечь неосторожные определенные последствия). Здесь и возникает второй вариант формирования в законе пресеченной неосторожной деятельности. Отличие указанных умышленного и неосторожного поставления в опасность будет заключаться в том, что первое будет распространяться на все нормы со смешанной формой вины, а второе — лишь на нормы, которые законодатель сочтет нужными для обособления неосторожного поставления в опасность (например, “те же неосторожные действия, которые могли повлечь гибель нескольких лиц, невозмещаемый имущественный или экологический вред”).
В тех случаях, когда противоправными являются и желаемый, и побочный вред, возникает квалификация по совокупности преступлений. Совокупность преступлений может быть абсолютно реальной (самостоятельные желаемый и побочный результаты причиняются абсолютно самостоятельными действиями: одно действие причиняет желаемый, а второе действие — побочный результат) либо частично реальной (одно действие причиняет два — желаемый и побочный — последствия). Квалификация такого поведения зависит, во-первых, от характера пресечения, во-вторых, от этапа развития преступления, на котором была пресечена преступная деятельность.
Характер пресечения определяется тем, какое поведение (только желаемое, только побочное или то и другое вместе) пресекается в данном конкретном случае. Если пресекается только желаемое поведение, а побочный результат наступает, то действия лица квалифицируются как покушение на желаемый результат и по той норме права, которая описывает побочное поведение в качестве оконченного с наступлением последствия преступления. Если пресекается только побочное поведение, а желаемое доведено до логического конца, то побочное поведение квалифицируется в соответствии с изложенными выше правилами, тогда как желаемое поведение — по соответствующей норме права, регламентирующей его. Если пресекается и желаемое, и побочное поведение, то возникает покушение на желаемый результат и покушение на преступление с косвенным умыслом либо умышленное или неосторожное поставление в опасность.
Собственно характер пресечения довольно тесно увязан с этапами развития желаемого и побочного поведения. Нельзя забывать о том, что исполнение желаемого и побочного преступления может не совпадать по стадиям их совершения: исполнение побочного преступления может возникнуть и на стадии создания условий желаемого преступления, и на стадии его исполнения. Отсюда и некоторые особенности квалификации пресеченной деятельности по сравнению с уже изложенными правилами. Если желаемое и побочное поведение пресечены на стадии создания условий желаемого преступления, то в отношении последнего имеет место лишь приготовление, а в отношении побочного при исполнении его действиями по созданию условий желаемого преступления — покушение. Но даже совпадение этапов исполнения желаемого и побочного преступления вовсе не свидетельствует об однотипной квалификации того и другого. Ведь действия, причиняющие желаемый и побочный результаты, способны различаться по времени и объему исполнения (действие-исполнение может быть “богаче” по количеству телодвижений, чем это нужно для достижения желаемого результата, и иногда своей “излишней” частью причиняет побочный результат, что влечет за собой реальную совокупность). Мы не исключаем подобное и в ч. 4 ст. 111 УК РФ. Подтверждение изложенного должно привести к изменению позиции законодателя по данному вопросу. В такой ситуации пресечение желаемого последствия не свидетельствует о пресечении побочного поведения, отсюда и квалификация как неоконченного только одного из них.
Соответственно все виды пресеченного неосторожного преступления, в том числе и составы поставления в опасность, необходимо не только правильно и четко дифференцировать по степени общественной опасности, но следует еще и разумно определить по ним санкции. Выше было сказано, что трудно выделить в составах поставления в опасность приготовление и покушение. И тем не менее в принципе подобное возможно при скрупулезном пересмотре соответствующих норм Особенной части. И тогда составы поставления в опасность — приготовления — должны быть на один порядок ниже по степени общественной опасности по сравнению с составами поставления в опасность — покушениями — с вытекающими отсюда санкциями. Раздельное оформление в законе таких приготовления и покушения можно осуществить путем применения следующих терминов: “создающих возможность причинения” (приготовление) и “могли причинить” (покушение).
Таким образом, обоснованность или необоснованность наличия в ч. 3 ст. 30 УК РФ термина “умышленное” зависит от решения проблемы распространения данной нормы по кругу лиц: если она дает направление деятельности только суда в порядке квалификации умышленных преступлений определенного вида и не устанавливает законодательную деятельность по построению Особенной части, то указанный термин нужно сохранить в законе. Если же ч. 3 ст. 30 УК РФ как одно из основных положений Общей части отражает властные рекомендации суду по квалификации пресеченной деятельности, и правила формулирования составов поставления в опасность в Особенной части уголовного закона, обусловливающие тесную связь Общей и Особенной частей и зависимость последней от первой, то умышленность покушения следует исключить из анализируемой нормы, поскольку она не соответствует действительности. Наиболее оправданным представляется последнее решение, ведь Общая часть уголовного закона для того и существует, чтобы на ее основе и в соответствии с ее положениями правильно построить Особенную часть.
Все вышеизложенное позволяет дать следующее определение покушения. Покушением признается пресеченное виновное исполнение преступления от его начала до частичного наступления результата включительно196.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Традиционный подход к приготовлению и покушению как к стадиям совершения преступления противоречит действующему законодательству и сущности приготовления к преступлению и покушения на преступление. Приготовление и покушение являются видами неоконченного преступления. В качестве обязательного признака объективной стороны этих видов преступления законодатель предусмотрел незавершенность действий по не зависящим от лица обстоятельствам. Незавершенное преступление по своей правовой природе является внестадийным деликтом и не имеет фаз развития. Выделение оконченного преступления в качестве третьей стадии не имеет уголовно-правового значения, поскольку квалификация оконченного преступления осуществляется без ссылок на ст. 30 УК РФ.
Законодательная дефиниция оконченного преступления имеет пробел, так как не содержит указания на субъективный признак – «полная реализация умысла». Введение субъективного признака в формулу оконченного преступления позволит провести различие между покушением, имеющим формальное сходство с оконченным преступлением, и оконченным преступлением.
Неоконченное преступление в отличие от оконченного представляет собой неудавшееся, вынужденно незавершенное деяние с недовыполненным умыслом, либо не доведенное до конца в силу добровольного отказа.
Видами неоконченного преступления являются вынужденно незавершенные преступления (приготовление и покушение) и деяния, прекращенные в силу добровольного отказа при приготовлении либо покушении.
Отличительными признаками покушения являются начало исполнения умышленных действий (бездействия), недоведение их до конца (в случае совершения преступлений с формальным составом) либо ненаступление преступного результата (в случае совершения преступлений с материальным составом) и наличие обстоятельств, не зависящих от субъекта преступления.
Признак недоведения преступления до конца не является характерным признаком приготовления, поскольку в случае совершения деяния, квалифицируемого как приготовление, исполнителю и его соучастникам в силу сложившихся обстоятельств не удается приступить к совершению готовящегося преступления. До конца не удается довести (реализовать) умысел на совершение готовящегося преступления, а не приготовительные действия.
Для добровольного отказа характерными являются две группы признаков: объективные — своевременность и полнота прекращения преступного деяния и субъективные — осознание возможности доведения преступления до конца и возможность реализации умысла.
Принципу равенства граждан перед законом соответствует равное правовое положение организатора, подстрекателя и пособника в отношении правовых последствий добровольного отказа как в случае предотвращения этими лицами преступления исполнителем, так и в случае неудавшегося предотвращения.
Поведение лица при добровольном отказе от приготовления или покушения носит полимотивированный характер, то есть в основе лежит не один мотив, а несколько, группирующихся вокруг доминирующего мотива, в качестве которого выступает психологическая неготовность довести преступление до конца.
Специфика неоконченных преступлений вызывает необходимость введения принципа дифференцированной квалификации деяний, в соответствии с которым содеянное может быть квалифицировано по частям: как оконченное преступление в той части, где субъект достиг преступной цели, и как покушение в той части, где субъекту не удалось достичь преступного результата.
Дифференциация приготовительных действий на ненаказуемые и наказуемые противоречит принципу неотвратимости уголовной ответственности и создаст возможность безнаказанного совершения приготовления к наиболее распространенным преступлениям (неквалифицированные кражи, хулиганские действия без отягчающих и с отягчающими обстоятельствами и т.д.).
При назначении наказания за неоконченные преступления суды учитывают характер и степень общественной опасности совершенного преступления, степень реализации умысла, личность виновного, фактический вред потерпевшему, факторы, в силу которых преступление не доводится до конца, а также обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание.
Нормы Уголовного кодекса Российской Федерации, регламентирующие уголовную ответственность за неоконченное преступление, нуждаются в дальнейшем совершенствовании с учетом достижений отечественного и зарубежного законодательства.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Нормативно-правовые акты
Конституция Российской Федерации. — М., Закон.-96 с.
Уголовный кодекс Российской Федерации. М. ТК Велби. 2005.-144 с.
Уголовный кодекс 1960 года. М. Юрид. издат. 1980.- 156 с.
Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. — М., Юрлитиздат. 1956. — С.4.
Уголовный кодекс 1922 года. М. Юрлитиздат 1961.- 214 с.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. — М. Кодекс. 1950. – 202 с. продолжение
--PAGE_BREAK--
Декрет СНК «О взяточничестве» // Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917-1952 гг. – М. Юридическая литература. 1953. – С.25.
Руководящих началах по уголовному праву 1919 г./ Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917-1952 гг. – М., Юридическая литература. 1953. — С.59.
Научная и специальная литература
Аминов Д.А. Полный курс уголовного права России в таблицах и схемах. — М. Норма. 1999. – 234 с.
Анашкин Г.З. Ответственность за измену Родине и шпионаж. – М. Госполитиздат. 1964. – 146 с.
Ахмедова М.М. К вопросу о мотивах добровольного отказа от совершения преступления да конца // Проблемы совершенствования мер борьбы с преступностью. – Ташкент. 1986. – 222 с.
Благов Е. Приготовление к преступлению//Законность.- 2005. — № 1.- С.45.
Благов Е.В. Квалификация покушения на преступление//Журнал российского права.- 2005.-№ 8.- С.66.
Блинова Л.И., Криволапов Г. Г. Основные вопросы Общей части советского уголовного права – М., 1976. –
Бородин С.В. Значение мотива преступления. // Совестская юстиция. 1962. – № 6. – С. 24-25.
Бородин С.В. Преступления против жизни. – М. Бек. 1999. – 482 с.
Вирджиния Н. Квинн. Приходная психология. – СПб. Нева. 2000.- 142 с.
Волков Г.И. Классовая природа преступления и советское уголовное право. — М., 1935. – 122 с.
Владимиров Л.В. Учебник русского уголовного права. Общая часть. -Харьков, 1989. – 456 с.
Галиакбаров Р.Р. Уголовное право России. – М. Инфра. 1999. – 368 с.
Горелик И.И. Ответственность за поставление в опасность по советскому уголовному праву. – Минск. 1964. – 102 с.
Гринь М.,. Клюев А, Отказ от повторной попытки совершения деяния не свидетельствует о добровольном отказе от преступления//Российская юстиция.- 2003.-№ 1.- С.26.
Гришанин П.Ф. Стадии совершения умышленного преступления в свете задач предотвращения и пресечения преступлений – М. Юрлитиздат. 1960. –1112 с.
Демидов Ю. Понятие оконченного преступления // Советская юстиция. – 1966. – № 16. – С.12.
Дженкс Э. Английское право – М. Юрлитиздат. 1947. –140 с.
Домаков В. В. Этапы умышленной преступной деятельности и вопросы ответственности // Проблемы неотвратимости ответственности в уголовном праве и процессе Сб. науч. статей М., 1990. — С.122-123.
Дурманов Н.Д. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. – М. Юрлитиздат. 1955. –200 с.
Загородников Н.И. Советское уголовное право — М, 1975. – 223 с.
Здравомыслов Б.В. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть. – М. Норма. 1996. – 566 с.
Зелинский А. Добровольный отказ от преступления // Советская юстиция. – 1968. – № 9. – С.46.
Зубкова В.И. Проблемы совершенствования законодательства о неоконченном преступлении // Вестник МГУ. Серия II. Право. – 1988. – № 3. – С. 32.
Егоров В.С. Уголовная ответственность за преступления против общественной безопасности и общественного порядка. – Москва-Воронеж. 2000. –344 с.
Иванов В Д. Ответственность за покушение на совершение преступления по советскому уголовному праву Автореф. дисс… канд юрид. наук. — М, 1968. -С.7.
Иванов В.Д. Ответственность за покушение на преступление. – Караганда. 1974. – 168 с.
Иванов В.Д. Правовые последствия добровольного отказа // Актуальные проблемы юридической науки и практики. – РнД. 1994. – 348 с.
Иванов В.Д.Уголовное право. Общая часть. – М., Норма. 1999. – 788 с.
Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции – М. Норма. 1991. – 874 с.
Исаев И.А. История России: Правовые традиции – М., Норма. 1995. – 128 с.
История государства и права СССР. Ч. 1. / Под ред. Чистякова О.И., Мартысевича И.Д. — М., Юрлитиздат. 1985. – 344 с.
Кадырова М.И. Понятие добровольного отказа и характеристика его объективных признаков // Совершенствование мер борьбы с преступностью и ее профилактика – Ташкент. 1989. – 166 с.
Камынин И., Колесников А. Особенности назначения наказания за неоконченные преступления и преступления, составляющие множественность // Законность. – 1999. – № 4. – С. 32.
Караулов В. Ф. Стадии совершения преступления — С, 1982. – 238 с.
Кашепов В.П. Уголовное право Российской Федерации. – М. Норма. 1999. –566 с.
Ковалев М.М., Фролов Е.В., Ефимов М.А. УК РСФСР. Научно-практический комментарий. – Свердловск. 1961. – 782 с.
Козлов А.П. Учение о стадиях преступления. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. – 456 с.
Комментарий к УК РФ / Под ред. Шишова О.Ф. – М. Юнити. 1998. – 678 с.
Комментарий к УК РФ / Под ред. Иванова В.Д. – РнД. 1996. – 670 с.
Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. – М. Юрайт. 2000. – 202 с.
Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления – М. Госполитиздат. 1960. – 144 с.
Кузнецова Н.Ф. Ответственность на приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву. Автореф. дисс.… канд. юрид. наук – М., Юрлитиздат. 1953. – С. 5-6.
Кузнецова Н.Ф. Некоторые вопросы ответственности за приготовление или покушение по уголовному праву // Государство и право.- 1998. — № 9. – С.120.
Кузнецова Н.Ф.Курс уголовного права. Часть Общая. В 2 т. T.1. – M. Инфра. 1999. – 166 с.
Кузнецова Н.Ф. Учебник уголовного права. Общая часть. – М. Юристъ. 1996. – 180 с.
Куринов Б. А. Научные основы квалификации преступлении – М., 1976. – 210 с.
Курченко В. Оконченное преступление или покушение?// Законность.- № 11- С.47.
Левертова Р.А. Добровольный отказ от совершения преступления // Советская милиция. – 1966. – № 6. – С. 72.
Луков В.В., Платонов К.К. Психология – М., Наука. 1964. – 500 с.
Лунев В.В. Уголовное право. – М. Бек. 1999. – 544 с.
Лясс Н.В. Стадии преступной деятельности по советскому уголовному праву, Автореф. дисс… канд юрид. наук. — Л., 1952. — С.7.
Лясс Н.В. Стадии совершения преступления // Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т.1. – Л. 1968. – 642 с.
Меньшагин В. Д. Иные государственные преступления // Научно-практический комментарий к Закону об уголовной ответственности за государственные преступления. — М.: Юрид. лит., 1961. – 234 с.
Милюков С.Ф. Российское уголовное законодательство. Опыт критического анализа. – СПб. 2000. – 344 с.
Мишунин П.Г. Очерки по истории советского уголовного права 1917-1918 гг. – М., Юрлитиздат. 1954. – 450 с.
Назаренко Г.В. Русское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. – М. Инфра. 2000. – 400 с.
Наумов А.В. Уголовное право. Общая часть. – М. Норма. 1999. –412 с.
Никифоров Б.С. Некоторые вопросы уголовного права в условиях общенародного государства // Советское государство и право. – 1963. – № 4. – С. 60-71.
Панько К.А. Добровольный отказ от преступления по советскому уголовному праву. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. – Саратов. 1972. –С.24.
Питецкий В. Добровольный отказ соучастников преступления //Российская юстиция. – 2000. – № 10. – С. 38.
Платонов К.К. Краткий словарь системы психологических понятий. – М. Юрлитиздат. 1984. – 220 с.
Побегайло Э.Ф. Уголовное право. Общая часть. – М. Норма. 1997. –544 с.
Уголовное право России / Под ред. Побегайло Э.Ф. – М. Бек. 1998. – 620 с.
Пионтковский А. А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву – М., 1961. – 154 с.
Познышев С.В. Учебник уголовного права. Общая часть. — М,. 1923. –400 с.
Психологический словарь / Под ред. Петровского А.В., Ярошевского М.Г. – М. Норма. 1990. – 540 с.
Редин М.П. Основание уголовной ответственности за неоконченное преступление и сущность неоконченного преступления // Следователь. — 2003. — № 8. — С. 10 – 14.
Редин М.П. Разграничение приготовления к преступлению и покушения на него // Следователь. – 1999. – № 1. – С. 15.
Редин М. Концепция совершенствования законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности// Уголовное право.- 2005.- № 1.- С.66.
Редин М.П. Совершенствование законодательства об отвественности за преступления по степени их завершенности//Современное право. – 2005. — № 6.- С.27.
Редин М.П. Квалификация единых преступлений при частичном наступлении вреда // Следователь. -2004. -№ 2. -С. 14 — 16.
Редин М.П. Объективные и субъективные признаки приготовления к преступлению и покушения на преступление // Российский следователь. 2003. — № 1. -С. 28 — 31; продолжение
--PAGE_BREAK--
Редин М.П. Понятие покушения на преступление в российском праве // Уголовное право. – 2002. — №2. С. 34.
Редин М.П. Разграничение приготовления к преступлению и покушения на него // Следователь. -1999. -№ 1.- С. 13 – 15.
Редин М.П. Осуществление преступного намерения и неоконченное преступление // Правоведение.-1999. -№ 1. -С. 159 – 168.
Редин М.П. Осуществление преступного намерения и неоконченное преступление // Вестник Саратовской государственной академии права. -1998.- № 2. -С. 37 – 45.
Редин М.П. Понятия оконченного и неоконченного преступлений в уголовном законодательстве Российской Федерации // Правоведение. 1997. — № 1. -С. 111 – 121.
Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т. 1. / Под общ. ред., Чистякова О.И. – М. Юрлитиздат. 1984.- 644 с.
Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.2. / Под общ. ред., Чистякова О.И. — М., Юрлитиздат. 1985. – 436 с.
Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т. 3. / Под общ. ред., Чистякова О.И. — М., Юрлитиздат. 1985. – 424 с.
Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т. 4 / Под общ. ред. Чистякова О.И. — М., Юрлитиздат. 1986. – 512 с.
Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т. 6. / Под общ. ред. Чистякова О.И. – М., Юрлитиздат. 1988. – 486 с.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. – М. Юридическая литература. 1989. –
Самоквасов Д.Я. Курс истории русского права — М. 1908. – 340 с.
Сахаров А. Ответственность за приготовление и покушение. Добровольный отказ // Советская юстиция. – 1961. – № 21. – С. 10-12.
Селезнев М. Неоконченное преступление и добровольный отказ // Российская юстиция. – 1997. — № 11. – С. 20.
Смирнова Н.Н. Уголовное право. Общая и Особенная части. — СПб, 1998. – 162 с.
Советское уголовное право / Под ред. Ковалева М. И… — Свердловск, 1972. –
Советское уголовное право / Под ред. Огурцова Н.А. – Волгоград. 1973. – 124 с.
Советское уголовное право / Под общ ред. Огурцова Н.А. — Волгоград, 1973. – 170 с.
Советское уголовное право. Часть Общая: Учебник / Под ред. Здравомыслова Б.В. – М. Юридическая литература. 1982. – 450 с.
Советское уголовное право. Часть Общая. / Под ред. Гришаева П.И., Здравомыслова Б.В. – М. Юридическая литература. 1982. – 568 с.
Спасенников П.Г. Уголовно-правовое значение добровольного отказа для предупреждения и пресечения преступлений. Автореф. дисс.… канд. юрид. наук. – РнД. 1999. – 760 с.
Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая: Лекции. В 2 т. Т. 1.- М. Инфра. 1994. – 780 с.
Тишкевич И.С. Понятие приготовления и покушения в советском уголовном праве: Автореф дисс.… канд. юрид. наук. — Минск, 1952. – С.12.
Толмачев О. Квалификация преступлений при частичной реализации умысла. // Российская юстиция. – 2000. – № 12. – С. 30.
Трайнин А.Н. Уголовное право. Общая часть – М., 1929. – 560 с.
Уголовное право. Часть Общая. Учебник / Под ред. Загородникова Н.И. – М. Юрлитиздат. 1966. – 190 с.
Уголовное право. Особенная часть/ Под ред. Козаченко И. Я., Незнамовой 3. А., Новоселова Г. П. — М.: Юристъ, 1998. —
Уголовное право Российской Федерации./Под ред. Рарога А.И.– М. Норма. 1999. – 674 с.
Уголовное право. Общая часть. /Под ред. Наумова А.В.– М. Норма. 1997. – 566 с.
Утевский Б.С. Уголовное право. – М. Юридическая литература. 1950. – 186 с.
Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве. – М. Юрлитиздат. 1960. – 234 с.
Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права – М. Норма. 1998. – 544 с.
Хорева Е.С. Социальная обусловленность уголовной ответственности за предварительную преступную деятельность // Совершенствование мер борьбы с преступностью. – Ташкент. 1989. – 112 с.
Церетели Т.В. Причинная связь в уголовном праве. – М. Юрлитиздат. 1963. – 180 с.
Чистяков О.И. Развитие русского права второй половины XVII-XVIII веков. – М., Норма. 1992. – 286 с.
Чуфаровский Ю.А. Юридическая психология. – М. Инфра-М. 1995. – 324 с.
Шарапов Р.Д. Физическое насилие в уголовном праве. – СПб. 2001. – 402 с.
Шаргородский М.Д. Вопросы Общей части уголовного права.- Л., 1955. – 252 с.
Швеков Г.В. Первый советский Уголовный кодекс. — М. Юрлитиздат. 1970. – 344 с.
Щепельков В. Добровольный отказ соисполнителя преступления// Законность.-2002.-№ 8- С.40.
Шляпочников А.С. Приготовление и покушение па преступление в советском уголовном праве // Социалистическая законность. — № 3. — 1937. – С. 223-225.
Эстрин А.Я. Краткий курс советского уголовного права. — М., 1927. – 344 с.
Юшков С.В. Общественно-политический строй и право Киевского государства – М., Юридическая литература. 1949. –
Якушин В.А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение – М. Юрлитиздат. 1988. –
Материалы юридической практики
Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 5. – С. 12.
Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 5. – С. 11-12.
Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1999. -№ 5.- С.15.
Бюллетень Верховного Суда СССР. — 1987. — № 3. — С. 38.
Бюллетень Верховного Суда СССР. – 1963. – № 5. – С. 26.
Извлечение из определения № 5-004-215 по делу Макарова//Бюллетень Верховного Суда РФ.-2005.- №7.- С.14.
Извлечение из постановления Президиума Самарского областного суда № 0703/97 от 06.05.04 года//Судебная практика.- Самара. 2004.- № 2.- С.11.
Извлечение из кассационного определения судебной коллегии по уголовным делам от 30.07.04 года//Судебная практика.- Самара 2004.- № 5.-С.14.
Извлечение из постановления Президиума Самарского областного суда № 07-03/340 от 05.09.02 года//Судебная практика.- Самара 2002.- № 4.- С.12.
Извлечение из постановления Президиума Самарского областного суда № 0703/372 от 08.09.2005 года// Судебная практика.- Самара.2005.- № 5.- С.11.
Приложение 1
/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>/>
Приложение 2
ДОБРОВОЛЬНЫЙ ОТКАЗ ОТ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
/>/>/>/>/>/>
Приложение 3
/>/>/>/>/>/>/>/>
продолжение
--PAGE_BREAK----PAGE_BREAK----PAGE_BREAK--