--PAGE_BREAK-- — Чародейство, которое особенно приковывало внимание в 1-ом периоде (в церковных уставах и практике), теперь не так не интересовало государство; впрочем, постановления Стоглава об этом были выделены особым указом: “… к волхвам бы и к чародеям и к звездочетцам волхвовати не ходили”, под неопределенной угрозой великой царской опалы и ответственности перед духовным судом (указ 1552 года). Это постановление не принято в Уложении 1649 года. По мере удаления от времен язычества, ослабляется внимание к преступлениям подобного рода; в Московскую эпоху практика фиксирует незначительное количество случаев уголовного преследования волшебства сравнительно с современной практикой в Западной Европе. Это объясняется тем, что ослабление языческих верований, мысль о волшебстве направляется на успехи научных знаний и изобретений, которых у нас в то время вовсе не было.
- Ереси и расколы так же не входят в круг предметов уголовного законодательства (в Уложении); но практика с XV века заинтересована ими гораздо больше ереси стригольников и жидовствующих, подрывавших глубокие основы христианства. Церковная власть (Геннадий Новгородский и Иосиф Волоцкий) обвиняла светскую в прослаблении еретикам и указывала на пример испанской инквизиции; но Иоанн III был осторожен и долго не вмешивался в вопросы совести, пока собор 1504 года не вынудил его прибегнуть к казням (сожжению, урезанию языка, заточению). Последующие преследования еретиков (мнимых и действительных) объясняются иногда сторонними мотивами (заточение Максима Грека при Василии Иоанновиче). Самое активное участие светская власть принимает в деле раскола XVII века, очевидно по его связи с вопросами государственного характера. Фактическое преследование раскола узаконено статьями 1685 года: за участие в расколе – ссылка, за его распространение – смертная казнь, за укрывательство раскольников, передачу их писем – кнут и ссылка.
- Нарушение церковной литургии во время службы наказывалось смертью; это не только преступление против церковного благочиния, но и проявление неверующего фанатизма. Этим можно объяснить строгость наказания сравнительно с деянием, определяемым в Уложении (гл. I ст. 3), именно оскорбление священника в церкви и как последствие – произведенный “мятеж”, то есть тот же перерыв богослужения, карается лишь торговой казнью; в последнем преступлении объект сложный (против церкви и против чести частных лиц).
— Кража церковного имущества наказывалась смертью, и имение вора отдавалось церкви (“А церковных татей казнить смертью же безо всякого милосердия, а животы их отдавати в церковныя татьбы“) [10].
2) Государственные преступления
Что касается политических преступлений, то в судебниках отмечаются только два вида: крамола (верховная измена, хотя крамольниками называются иногда и ябедники, см. указ от 9 октября 1582 года) и земская измена (в форме сдачи города неприятелю: Судебник 1497 г., статья 9; Судебник 1550 г. статья 61). В тоже время практика, особенно в эпоху Ивана IV, знала и карала все виды деяний этого рода. Царствования Ивана Грозного и Бориса Годунова представляли самую плодородную почву для практического развития учения о политических преступлениях. Уложение точно определяет виды политических преступлений. Государственная измена состояла в оскорблении царя и в бунте. Злой умысел на царя, на государство, измена, порицание царских намерений, выезд за границу для измены, подстрекательство к бунтам и смутам, — все это считалось государственной изменой и наказывалось смертной казнью. Неопределенность определения государственной измены имело серьезные последствия: самый небольшой проступок мог быть отнесен к категории государственных преступлений и влек за собой смертную казнь.
3) Преступления против порядка управления
Появление группы преступлений против порядка управления связано с общими процессами государственной централизации. Бунт против административных властей сравнен с верховной изменой, в частности к этому разряду отнесены нарушения карантинных постановлений и устава о проезжих грамотах (Уложение VI. 4). Но законодательство больше интересовалось преступлениями против финансовых прав государства. Известное еще церковному законодательству корчемство запрещалось Стоглавом, а Соборное Уложение предусматривало уголовную ответственность не только незаконных изготовителей и продавцов вина, но и для его потребителей (“питухов”). Наказание постепенно ужесточается, в случае повтора преступления, и так до 4-х раз (когда, наконец, следовала ссылка в дальние города и конфискация имущества). В XVII веке, с запрещением ввоза некоторых товаров (“заповедных”), появляется понятие контрабанды; так запрещено было вывозить за рубеж соль, лен, сало и др. под угрозой смертной казни (Указ 1662 г. и 1681 г.) [11].
Одним из наиболее серьезных правонарушений было фальшивомонетчество – деяние, направленное против денежной монополии государства. Памятники 1- го периода не знают такого преступления, так как орудиями обращения были металлы по весу, осуществлялся лишь особый надзор государства за частными производителями денег, которые подвергались наказанию только за выпуск монет ниже установленной пробы. Исключительное производство монеты государством устанавливается лишь в XVI веке, и с этого же времени начинается практическое преследование о подделке монеты: при великом князе Василии Иоанновиче (1533 г.) “казнили многих людей в деньгах, а казнь была – олово лили в рот, да руки секли”[12]. Михаил Федорович смягчил наказание, установив, вместо залития горла расплавленным металлом, вечное тюремное заключение; но подделка монеты резко увеличилась, и царь в 1637 году восстановил смертную казнь в прежней форме “для пущих воров” (главных виновников) и простую для пособников, укрывателей и сбытчиков. При Алексее Михайловиче пособников карали различно: отсечением руки, урезанием ноздрей. В 1654 году и последующих годах неудачные финансовые меры правительства (уменьшение веса серебряной монеты и выпуск медной) вызвали массу преступлений; в числе фальшивомонетчиков были и высшие правительственные лица, и казенные денежные мастера, и простые граждане: в течение 9-ти лет было наказано 22 тысячи человек. Это привело к изданию полного и точного закона о подделке монеты 1661года. К подобному роду преступлений относятся: выделка монеты, равной по качеству с казенной, частными лицами; посеребрение медной монеты для обмана и, наконец, выделка монеты низшего качества. Во-первых, закон 1661 года различает между преступниками главных виновников, именно подделывателей, доставителей металла, сбытчиков и пристанодержателей, и, во-вторых, пособников и покушавшихся. Первых он карает усечением левой руки, вторых – отсечением двух пальцев на той же руке. В последствии эти казни заменялись: в 1663 г. ссылкой в Сибирь и членовредительным наказанием высшей степени, то есть отсечением руки и обеих ног для главных виновников (Указ 1672 года).
Подделка документов, печатей и подписей наказывалась смертью (гл. IV ст.1. «Будет кто грамоту от государя напишет сам себе воровски, или в подлинной государевой грамоте и в иных каких приказных письмах что приправит своим вымыслом мимо государева указу и боярского приговору, или думных приказных людей и подъячески руки подпишет, или зделает у себя печать такову, какова государева печать, и такова за такия вины по сыску казнити смертью») [13]. Нарушение клятвы подвергалось кнуту, «поторгам по три дни», годичному тюремному заключению, и лишению чести.
Самоуправство строго запрещалось («А будет кто у кого и насильсвом землю хлебом посеет, и ему земли искати судом, а собою не управлятися, и хлеба с поля без указу не свозити, и животиною не толочити и не травити») [14].
4) Должностные преступления
В эпоху кормления не было такой необходимости для образования понятия об этих преступлениях; “обида”, причиняемая наместниками, могла возбудить лишь частный иск первых против последних. Однако преступления этого рода проникают в законодательство уже в эпоху судебников. Среди них на первом месте стояло лихоимство. Лихоимец (человек, нарушивший установленный порядок судопроизводства) из Думских людей (заседавшие в Боярской думе, к «думским чинам» принадлежали бояре, окольные и думные дворяне) подвергались лишению чести и денежной пени; лихоимец не из думных людей, наказывались телесно, кнутом (гл. X ст. 5 «А будет который боярин или окольничий, или думной человек, или иной какой судья, истца или ответчика по посулом, или по дружбе, или по недружбе правого обвинит, а виновного оправит, а сыщется про то допряма, и на тех судьях, взяти исцов иск втрое, и отдати исцу, да и пошлины и пересуд и правой десяток взяти на государя на них же. Да за ту же вину у боярина, и у окольничего у думного человека отняти честь. А будет, который судья такую неправду учинит не из думских людей, и тем учинити торговая казнь, и въпредь у дела не быти.» ).
Независимо от лихоимства складывается понятие о следующих преступлениях: умышленное неправосудие вследствие мести или дружбы (Судебник 1497г., статья 1); отказ в правосудии (Судебник 1550 г., статья 7). Соборное Уложение дополняло эту группу статьями о волоките, нарушении порядка судопроизводства и использовании труда подсудимых в хозяйстве судьи.
Посул (плата судье или правителю от заинтересованных лиц) был сначала дозволен. Нормирование размеров посулов превращало излишки в предмет лихоимства, и посул превращался во взятку. Запрет взимания тайных посулов содержался в Псковской судной грамоте. Судебник 1550 года связывал с получением посула вынесение не правосудного решения судом, за что предусматривалось уголовное наказание. Нарушителя подвергали телесному наказанию, навязывая ему при этом на шею кошелек или соленую рыбу, то есть ту вещь, которая является взяткой. Подобным же образом это рассматривает и Уложение (гл. X. ст. 5-8).
Из преступлений, вводящих судебную власть в заблуждение и ведущих к неправильным решениям, лжеприсяга занимает в Московском праве высшее место. Понятие о ней, как о преступлении, не могло образоваться в 1-й период, когда присягали стороны и их послухи, прибегая к суду Божьему – безапелляционному и не допускающему проверки. В XVI веке, когда послушество обратилось в простое свидетельское наказание, стало возможным принесение лживой присяги. В постановлениях Стоглава и Соборного Уложения она имеет двойственный объект, как преступление против религии и государственной судебной власти; в Уложении эта двойственность выразилась в противоречащих постановлениях двух глав кодекса (XIV и X); В одной из них выписывается постановление кормичей книги Василия Васильевича, в которых за лжеприсягу полагаются церковные епитимии (“два лета да плачется, три лета да послушает святого писания”)[15]. Напротив, в другой главе московский закон дает свое простое определение: “бить его кнутом по торгам, посадить его в тюрьму на год” и лишить права исков. Лжесвидетельство (без присяги) признано даже деянием преступным (Судебник 1550 г., статья 99). Уложение еще усиливает эти наказания (X. 162, XXI. 36). К тому же разряду относится ябедничество, которое в судебниках стоит в одной категории с убийством и разбоем (Судебник 1497г., статья 8; Судебник 1550 г., статья 59 – добавляет сюда еще подписку). Субъектами этого преступления могли быть как сами истцы, так в особенности их поверенные; последние явились причиной создания указа от 12 марта 1582 года, в котором преступники этого разряда разделяются на ябедников, крамольников и составщиков (то есть лживых обвинителей в частном преступлении, и составителей лживых гражданских исков). Закон в некоторых из них применяет те же наказания, каким подвергся бы ложно обвиненный ими. Объект преступления ябедничества довольно сложный: кроме главного предмета (против судебной власти: “казнити смертью для того: в жалобнице и в суде не лай”), ябедничество имеет и другой объект – права частных лиц, ложно обвиняемых: “а будет лаял кого…, а не докажет, чим лаял, ино его бив кнутьем, доправити безчестье без суда”. Особенный вид преступления того же порядка – подмет поличного с целью обвинить невиновного в татьбе [16].
К преступлениям против правосудия относится: подача ложной жалобы на должностное лицо, побег от судебного пристава, сопротивление при изъятии поличного, неявка ответчика в суд.
Что касается злоупотреблений администрации, то наказуемость их определена лишь в Уложении (гл. X ст.150): если “приказные люди учнут … людям чинить продажи и убытки”, то следует денежное удовлетворение истцов и пеня.
Воинские преступления. К группе воинских преступлений относились: самовольное оставление службы (часто – посул), “наезды”, потравы посевов ратными людьми, насилие по отношению к мирному населению, кража оружия, уклонение от воинских смотров и т. д. Соборное Уложение впервые ввело понятие “дезертирство” и положило начало систематизации воинских преступлений. Особыми субъектами в этой группе преступлений были сборщики и “окладчики”, то есть лица ответственные за проведение мобилизации. Тяжесть наказаний за воинские преступления усугублялась в обстановке боевых действий.
5) Преступления против личности
Преступления против личности включали большую группу составов, среди которых были убийство, нанесение телесных повреждений, побои и оскорбления. Права всех частных лиц пользуются равной защитой уголовного закона. Различие тяжести взысканий общественному состоянию потерпевших удерживалось только в преступлениях против чести, здоровья. Личное право холопов и крестьян (прикрепленных) признано самостоятельным объектом преступления (некоторые ограничения равенства уголовной защиты, отмеченные в первом периоде, теперь исчезают): сам господин не может убить своего холопа даже в том случае, если холоп попадется в разбое (Уложение XXII.79). Убийство чужих крестьян наказывается независимо от частного вознаграждения (Уложение XXI.71).
- Преступления против жизни мало-помалу отделяются от имущественных преступлений, а именно убийство от разбоя; в судебниках душегубство и разбой являлись самостоятельными и раздельными преступлениями: “а на кого доведут татьбу или душегубство, или иное какое лихое дело, оприч разбоя” (Судебник 1550г.,60).В Уложении появляется определение квалифицированных видов убийства; лишение жизни может быть более или менее тяжким преступлением, смотря в каких отношениях, состоял убийца и жертва. Из отношений родства и служебной зависимости римское право создало понятие “parricidium”, что через немецкое право перешло в литовский статут, а оттуда в Уложение 1649 г., но по литовскому статуту, из этих отношений возникают более тяжкие виды убийства; по Уложению же, семейные отношения убийцы и жертвы могут быть причиной и уменьшения наказания за убийство [17]. В XVI веке наряду с понятием “неумышленное убийство”, которое было известно еще в Русской Правде, появилось понятие “случайное убийство”, не влекшее за собой ответственности. В Судебнике 1497г. вводится понятие “государский убойца”. В XVI веке убийство в законодательстве уже отделено от разбоя, но в практике Разбойного приказа оба состава все еще проходили вместе. Их окончательную дифференциацию осуществило только Соборное Уложение. Оно разрабатывает систему признаков, квалифицирующих убийство, включив в нее убийство женой мужа (карается страшной казнью – зарытием живой в землю) [18]; а женоубийство вовсе не отмечается, как особый вид (из практики видно, что оно наказывалось иногда мягче, чем убийство постороннего человека). Отцеубийство карается смертью “безо всякой пощады”. Убийство детей никогда не наказывалось смертью, виновный сажался в тюрьму на год и потом подвергался публичному церковному покаянию. Но “детоубийство” в узком смысле, то есть убийство матерью незаконнорожденного ребенка, карается смертью.
Убийство господина слугой еще в Судебниках отмечается, как тягчайшее деяние, наравне с государственной изменой; по Уложению даже покушение на такое убийство наказывается отсечением руки (гл. XXII ст. 8-9). Из этого видно, что ужесточение и смягчение тяжести одного и того же преступления основано не на субъективных мотивах, а на стремлении закона поддержать установленный гражданский порядок (родительскую власть, власть мужа и власть господина). На этом основании соучастие в отцеубийстве и мужеубийстве посторонних лиц наказывается наравне с главным виновником.
продолжение
--PAGE_BREAK--