Особенности развития организованной преступности

--PAGE_BREAK--Произошел феномен «многозначности фактора»: социально-по­зитивное событие, играющее роль фактора криминогенной детерми­нации, приобрело криминологически негативные черты. Резюмируя дискуссию между Н.Ф.Кузнецовой, которая назвала причинами и условиями преступности «систему социально-негативных, с точки зрения господствующих общественных отношений, явлений и про­цессов, детерминирующих преступность как свое следствие»[10], и А.И.Долговой, возразившей, что преступность могут порождать и «самые позитивные факторы», если они взаимодействуют с негатив­ными[11], В.Н.Кудрявцев заметил, что не может быть позитивным уже по определению то, что порождает преступность; здесь смешивают­ся разные значения одного и того же фактора: например, если для социально позитивного процесса не подготовлены условия, он мо­жет быть криминологически негативным, относительный же харак­тер оценки социальных явлений объясняется многозначностью их причинных связей[12].
Участие россиян в боевых действиях в Афганистане и в «горячих точках» бывшего СССР создало еще один благоприятный для разви­тия организованой преступности фактор: наводнило внутренний ры­нок относительно дешевым, не стоящим на учете в информацион­ных центрах МВД оружием. И именно в эти годы приобретают мас­совый характер вооруженные столкновения между различными преступными группами.
Так, в самом начале 1988 г., 22 января, в Москве, прямо на Большой Академической улице, произошла одна из первых воору­женных разборок — между членами долгопрудненской и люберецкой преступных группировок по поводу права контролировать Рижский рынок столицы. В июле 1988 г. там же, в Москве, имело место столкновение с применением оружия между азербайджанскими пре­ступниками и членами ореховской преступной группировки также по поводу передела сфер влияния. В августе того же года началась «война» между чеченской и славянскими группировками столицы. В Петербурге (тогда еще Ленинграде) в 1989г. произошло серьез­ное вооруженное столкновение между представителями тамбовского и малышевского преступных сообществ; с этого времени оператив­ные сводки происшествий практически не обходились без упомина­ний о «военных действиях» на фронтах борьбы организованной пре­ступности за сферы влияния. В тот же период криминальной стати­стикой фиксируются также вооруженные столкновения между мили­цией и преступными группами[13].
Все это означало, что количество преступных группировок было уже столь велико, что превысило число объектов и зон, которые могли контролироваться ими с целью извлечения преступного дохо­да, и с этого времени началось не просто распределение, но пере­распределение сфер влияния и борьба за первенство. Бурные про­цессы, «войны» уже внутри самой системы организованной преступ­ности свидетельствовали о том, что система стала целостной и само­стоятельной, т.е. организованная преступность в нашей стране в ос­новном сформировалась как национальноеявление. Более того, имен­но в эти годы сформировалась такая криминологическая категория, как личность участника организованной преступной деятельности, отличающаяся от личности преступника, совершившего обычное уголовно-противоправное деяние в группе.
Так, к концу 80-х годов выделились крупные преступные группи­ровки со сложной структурой, возглавляемые людьми, которых безоговорочно признавали лидерами не только внутри, но и за преде­лами группировки; некоторые из них и назывались по имени лидера: «малышевская», «могиловская», «кудряшовская» — в Санкт-Петер­бурге, «трифоновская», «овчинниковская» — в Свердловске, «чикуновская» — в Саратове и др. — по всей России.[14]
Те обстоятельства, что внутри группировок и по отношению груп­пировок друг к другу жестко соблюдалась иерархия, существовали правила поведения для членов группировок разных уровней — рядо­вых и руководителей, и противоречия, возникавшие между группи­ровками в процессе осуществления организованной преступной дея­тельности, разрешались руководителями этих группировок с соблю­дением определенного ритуала, — свидетельствовали о формирова­нии к тому моменту субкультуры организованной преступности, а это, в свою очередь, указывало на целостность организма российс­кой «мафии». Ведь, согласно общей теории систем, появление у нового образования каких-либо интегральных свойств, не присущих отдельным составляющим этого образования, расценивается как глав­ный признак целостности системы. Субкультура организованной преступности — это свойство системы в целом, поскольку преувели­чением было бы говорить о наличии собственной субкультуры в каж­дой преступной группировке и даже сообществе.
Естественно, субкультура организованной преступности не ограничивается кодексом поведения; подобно тому, как воровская, блатная субкультура находила отражение в фольклоре, в музыкальных и поэтических произведениях, — ложная романтика организованной преступной деятельности так же стала выражаться в продукции ки­нематографа, литературы и музыки. Но если воровская «романтика» распространялась в основном изустно, и к тому же распространение ее сдерживалось идеологическими рычагами, — то представители организованной преступности, извлекая из своей деятельности вы­сокие доходы, получили возможность вкладывать их в массмедиа и шоу-бизнес и тиражировать продукты своей субкультуры с помощью средств массовой информации.
Подтверждением существования субкультуры организованной преступности является и наличие определенного стереотипа внешно­сти и образа жизни представителей организованной преступности в зависимости от положения, занимаемого ими в иерархии преступ­ной организации. При этом стереотипы претерпевают изменения в соответствии с тем, как меняется и развивается сама система орга­низованной преступности. Представление об организаторе преступ­ной группы, «числящемся «в миру» маленьким человеком»[15], ушло в прошлое вместе с системой ценностей, характерной для члена со­ветского общества. С того момента, когда в глазах большинства бес-сребренничество перестало считаться достоинством, а как социаль­но успешный стал рассматриваться только тот, кто имел определен­ный материальный уровень, независимо от духовных и интеллекту­альных достижений (за редчайшим исключением), размылся и ка­нул в небытие образ «крестного отца», вынужденного маскировать свой достаток от окружающих (фигура, в большой степени навязан­ная обывателю литературными и кинематографическими призведе-ниями, где смешивались образы «крестного отца мафии» и «вора в законе», который как раз и был обязан, по существовавшим тради­циям, вести жизнь «маленького», неприметного человека, не имею­щего семьи и не только сторонящегося роскоши, но и порицающего тягу к роскошной жизни у приближенных). Напротив, сформиро­вался стереотипный имидж лидера преступной организации как пре­успевающего бизнесмена, независимо от характера бизнеса, со все­ми атрибутами жизни преуспевающего человека, с точки зрения масс. Этот стереотип жестко диктовал участникам преступных объединений образ жизни и стиль поведения, что являлось неотъем­лемой составляющей авторитета лидера преступной организации; достаток и успешность уже не скрывались, а наоборот, выпячива­лись; на этом этапе развития организованной преступности лидер в образе «маленького человека» уже не котировался ни внутри группи­ровки, ни за ее пределами, в других группировках, и выполнять организаторские функции, поэтому был не в состоянии.
В те же годы (1988—1989) правительство приняло пакет законодательных актов, относящихся к регламентации кооперативного движения, бросив на растерзание преступных группировок целую волну потенциальных потерпевших, о высоком уровне виктимности кото­рых уже было сказано выше. Известный исследователь преступного мира России в целом и Санкт-Петербурга Андрей Константинов в своем совместном со шведским журналистом Малькольмом Диксе-лиусом труде приводит следующий пример в подтверждение тезиса о том, что организованная преступность восполняет потребность биз­несменов в защите, которую не может обеспечить общество на со­временной стадии развития российской экономики: владелец кафе в Санкт-Петербурге считает, что бандиты — это единственная гаран­тия стабильности и надежности в нестабильном обществе. «Только банда может гарантировать необходимое отмщение, защитить меня. Другой банде должно быть известно, что ее ждет, а иначе мне не видать покоя»[16]. Естественно, что это не благотворительность со сто­роны преступных группировок, и деятельность по «защите» бизнес­мена соответствующим образом последним оплачивается.
Следующий кризисный момент, характеризующийся новым вит­ком в развитии организованной преступности, — начало 90-х гг. (1991-1993). Это период развала Советского Союза: утрата связей между Министерствами внутренних дел бывших союзных республик, расформирование ранее единой системы учета преступлений и лиц, их совершивших, — и прозрачные границы, позволявшие без особого труда перемещаться из России на территорию других государств и выходить тем самым за пределы досягаемости правоохранительных, органов России. Сложилась парадоксальная ситуация, когда пре­ступники легко преодолевают межгосударственные границы, а для работников правоохранительных органов эти границы являются не­приступным барьером.
В 1993 г. в Минске правительства ряда стран СНГ и Балтии, в том числе и России, подписывают Конвенцию «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам». Отныне, чтобы получить какую-либо информацию, имею­щую значение для раскрытия преступления, или решить вопросы экстрадиции лица, совершившего деяние, предусмотренное уголов­ным законом, следственные органы прокуратуры и милиции вынуж­дены обращаться в правоохранительные органы бывших союзных рес­публик, ныне ставших зарубежными государствами, через Генераль­ных прокуроров и Министерства иностранных дел. Но с большин­ством зарубежных стран, куда выезжают представители российской организованной преступности для того, чтобы скрыться от правосу­дия или осуществлять преступную деятельность, у нашей страны нет никаких договоров, согласно которым осуществлялась бы правовая помощь, экстрадиция и перевод заключенных.
В эти же годы (1991-1993) российская организованная преступ­ность приобрела еще один признак, свидетельствующий о переходе ее на качественно новую ступень развития, — транснациональность. По мнению авторов книги «Основы борьбы с организованной пре­ступностью», в 1996 г. еще не было оснований рассматривать рос­сийскую организованную преступность как единую транснациональ­ную организацию[17]. Но эксперты ООН отметили, что не все преступные группировки действуют на этом уровне, однако не вызывает сомнений наличие неразрывных связей между местными и глобальными структурами организованной преступности. Практика показывает, что к 1993г. национальная организованная преступность в России вполне удов­летворяла этой сентенции. Представителями организованных пре­ступных групп и сообществ были налажены транснациональные каналы ввоза оружия, наркотиков, вывоза «живого товара» — женщин для занятия проституцией за рубежом.
Причем факт приобретения к этому времени российской организованной преступностью характера транснациональности подтверждается взглядом не только изнутри, но и со стороны. По сообщению Генерального прокурора Латвийской Республики Яниса Скрастиньша[18], на втором месте в структуре организованной преступности, после рэкета, в странах Балтии стоит контрабанда, которая осуще­ствляется по двум направлениям: первое — транзит алкогольных и табачных изделий из стран Запада в страны СНГ, с оставлением значительной доли в Балтии для реализации, и второе — транзит нефтепродуктов, цветных и редких металлов из стран СНГ на Запад. Третье место в структуре организованной преступности стран Балтии занимает рынок сбыта украденных машин и транзит украденных ма­шин из Европы в Россию; роль одного из крупнейших «контраген­тов» в этом транзите, бесспорно, принадлежит России. Таким об­разом, криминологический анализ организованной преступности государств, граничащих с Россией, косвенным образом подтверж­дает транснациональный характер российской организованной пре­ступности.
В 1992-1993 гг. вновь стали актуальными вопросы квалифика­ции преступления, предусмотренного ст.77 Уголовного кодекса РСФСР 1960 г., — бандитизма, хотя в годы стагнации было продекларировано, что борьба с этим видом преступлений увенчалась успехом и что печально знаменитое «дело автоматчиков» — банды Балановского и Зеленкова, которые в 1975 г., планируя нападение на банк и хищение крупной суммы денег, совершили ряд умышленных убийств с целью завладения оружием, — было последним случаем проявления бандитизма в СССР.
Приходилось признать, что, спустя четверть века, произошел такой неожиданный всплеск бандитизма, который потребовал упо­рядочения судебной практики. В Постановлении Пленума Верхов­ного Суда Российской Федерации от 21 декабря 1993 г. №9 «О судебной практике по делам о бандитизме» было прямо указано на особую опасность этого преступления, представляющего реальную угрозу как для личной безопасности граждан и их имущества, так и для нормального функционирования государственных, обществен­ных и частных структур в экономической и иных сферах их деятель­ности[19].
В действительности, конечно, заявления застойных лет о том, что с бандитизмом в СССР покончено, носили искусственный ха­рактер, поскольку проявления бандитизма имели место. Так, в Санкт-Петербурге (Ленинграде) в конце 70-х — начале 80-х годов действовала банда Николаева — вооруженная преступная группа, сорганизовавшаяся для нападения на граждан и завладения их иму­ществом, и совершившая несколько убийств. Деятельность этой груп­пы полностью подпадала под признаки преступления, предусмот­ренного ст. 77 УК РСФСР 1960 г., все элементы состава этого пре­ступления были налицо, однако по идеологическим соображениям была применена квалификация — по совокупности ст. 102 и 146 УК РСФСР, как умышленные убийства из корыстных побуждений, сопряженные с разбойными нападениями.
В переломные 1992—1993 годы идеологические соображения уже не оказывали влияния на квалификацию преступных деяний.
Но в целом до конца 80-х годов таких преступных проявлений в общей структуре преступности действительно было относительно нич­тожное количество.
В 1992—1993 годах резко выросло количество, и усугубилась жес­токость насильственных проявлений организованной преступности, в силу названных выше экономических, социальных и политических причин. Усилилась конкуренция между преступ­ными группировками и сообществами. Повысилась общественная опасность групповой преступности за счет устойчивости, вооружен­ности, сплоченности групп, — т.е. за счет того, что организован­ные группы по своим характеристикам все более приближались к бандам.
Более того, количественные изменения в структуре организован­ной преступности на этом этапе перешли в качественные в связи с естественным процессом концентрации множества разрозненных груп­пировок, слияния мелких групп и вхождения их в более крупные и сильные преступные организации. Это совпало по времени с ослаб­лением правоохранительных структур — с неадекватной историчес­кому моменту квалификацией специалистов в области борьбы с орга­низованной преступностью, ослаблением межгосударственных по­лицейских связей, дезавуированием единой системы учета инфор­мации, технической отсталостью, — и на фоне отсутствия должного государственного противодействия организованной преступности выступило дополнительным условием, способствующим ее разви­тию.
Таким образом, в 1992—1993 годах формирование системы орга­низованной преступности как транснациональногоявления в России было в основном закончено. Это не означает, что с указанного мо­мента организованная преступность существует в нашей стране в за­стывшем виде, не развиваясь и не видоизменяясь. Преступность, и организованная преступность в том числе, — чрезвычайно гибкая си­стема, весьма чувствительная к научно-техническому прогрессу, по­литической обстановке, даже к демографической и национальной ситуации. Но с этого времени организованная преступность в Рос­сии приобрела все необходимые признаки, свойственные организо­ванной преступной деятельности в международном понимании этого вопроса.
Не прошло и десятилетия с момента признания на государствен­ном уровне факта существования в нашей стране организованной преступности, и 14 июня 1994 г. Президент Российской Федерации принимает неотложныемеры по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности, издав Указ № 1226[20], которым фактически изменены некоторые нормы уголовно-процессуального закона, предоставлены дополнительные права органам, осуществляющим борьбу с организованной преступностью, существенно, по сравнению с действующим законодательством, ог­раничены основные права и свободы граждан, предложено поста­вить на особый контроль местности, где распространены факты бан­дитизма и иных проявлений организованной преступности. Несмот­ря на вопиющую неконституционность Указа № 1226, он просуще­ствовал ровно три года, его действие было прекращено Президен­том Российской Федерации в июне 1997 г.
    продолжение
--PAGE_BREAK--Несмотря на то, что, по утверждению некоторых авторов, «в России с 1989 г. налажен статистический учет организованной пре­ступности»[21], достоверность этого учета вызывает серьезные сомне­ния, так как на основании применявшейся уголовной статистики, особенно до введения в действие нового Уголовного кодекса, невоз­можно было вычленить долю организованной преступности; опреде­ление организованной преступности законодателем не было дано, оно существовало только на теоретическом уровне, а на практике члены «мафиозных» структур несли ответственность по тем же правовым нормам, что и обыкновенные преступники; уголовно-противоправные деяния, совершенные представителями организо­ванных криминальных объединений, квалифицируются как разбои, вымогательства, взяточничество, убийства. Следственные и судеб­ные органы не вели отдельного учета показателей, ха­рактеризующих организованную преступность. Таким образом, ста­тистическими методами обработки судебной практики невозможно было получить сведения, характеризующие состояние организован­ной преступности. Единственным более или менее достоверным ис­точником информации, дающей представление об организованной преступности в стране, являлись дела оперативного учета, формирующиеся и анализируемые подразделениями по борьбе с организованной преступностью. Эти подразделения используют свою терми­нологию и принципы учета, отличающиеся от терминологии законодательных актов и научных трудов, и от методики учета, принятой в органах официального статистического учета.
С момента окончательного формирования в нашей стране системы организованной преступности налицо рост таких тяжких и особо общественно опасных преступных проявлений, как бандитизм, и уменьшение количества таких примитивных проявлений организо­ванной преступной деятельности, как вымогательство.
Но, как уже говорилось выше, организованная преступность как чрезвычайно гибкий, приспосабливающийся и постоянно развива­ющийся организм, сформировавшись в основном, продолжала со­вершенствовать формы своего проявления, никоим образом не оста­навливаясь на вымогательстве и бандитизме. Исследователями-со­циологами отмечено стремление представителей организованной пре­ступности к повышению профессиональных навыков, использова­нию в своей противоправной деятельности последних достижений науки и техники, высоких технологий. «Hi-tech преступления свя­заны с компьютерной техникой, банковскими махинациями, но новые технологии просачиваются и в совсем прозаические области криминала — фальсификация спиртных напитков, производство нар­котиков, угон автомобилей, разработка нового оружия», — делает вывод Я.Костюковский на основании данных, полученных в ходе интервьюирования в 1995-1996 гг. представителей преступного мира[22].
Несмотря на некоторые исторические параллели с западными странами в формировании системы организованной преступности, в советском варианте она, как справедливо отмечено авторами книги «Основы борьбы с организованной преступностью», не импортиро­валась с Запада, она — «доморощенный феномен, результат опреде­ленных объективных закономерных процессов»[23]. Именно поэтому организованная преступность в нашей стране сначала сформировалась как внутринациональное явление и лишь позднее приобрела черты транснациональности.
Периодика развития в нашей стране организованной пре­ступности выглядит следующим образом:
1) 60-е годы XX в. — начало формирования преступных групп с
относительно высокой степенью организации, в рамках общеуголовной групповой преступности;
2) 70-е — 80-е годы XX в. — выделение в структуре преступности
организованных преступных проявлений, формирование кримино­логической категории личности участника организованной преступной деятельности;
3) конец 80-х годов— окончательное формирование российской
организованной преступности как национального социального явления, достигшее кризисной точки в 1988-1989 гг.;
4) начало 90-х годов — завершение процесса концентрации преступных группировок, образование преступных сообществ, окончательное формирование российской организованной преступности как самостоятельного социального явления, носящего транснациональный характер; кризисный, переломный момент этого этапа — 1992—
1993 годы.

ГЛАВА II. КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ   §1. Определение организованной преступности Поскольку организованная преступность является одной из форм преступности вообще, все элементы определения преступности от­носятся в равной мере и к организованной преступности. Но для того, чтобы дать криминологическое определение организованной преступности, нужно выявить еще и специфические черты, прису­щие только ей, и отличающие ее от других форм преступности.
Следует согласиться, как нам кажется, с теми учеными, которые опреде­ляют организованную преступность как систему социальных связей и отношений, сложившихся по поводу извлечения незаконной при­были[24], однако это определение не может претендовать на полноту, так как на определенном этапе развития преступного сообщества из­влекаемая им прибыль перестает быть незаконной.
Видимо, определяя понятие организованной преступности, не­обходимо учитывать и такой признак, как влияние на политическую обстановку региона, а затем и страны в целом, в целях изменения ее в интересах преступных сообществ. И в свете этого признака про­блема организованной преступности приобретает ярко выраженный политический аспект, и борьба с нею выходит за рамки уголовно-правовой, становится и политической.
По оценке экспертов Московского института МВД РФ, к началу 1997 г. в стране имелось свыше 150 преступных сообществ со сред­ней численностью по 90 человек, в состав которых входили более 4.000 государственных должностных лиц, и объем дохода от преступ­ной деятельности этих сообществ составлял более 4 триллионов руб­лей. На основании этих данных и сравнении их с аналогичными показателями организован­ной преступности ряда зарубежных стран некоторые исследователи делают вывод о завершении стадии стихийного саморазвития, при которой господствуют организованные группы малой численности (2-4 человека), с узкой специализацией и локально-объектовой зо­ной преступного влияния, и о начале стадии интенсивного форми­рования преступных сообществ (преступных организаций) со слож­ной иерархической структурой, по меньшей мере, двухуровневым управлением, имеющих относительно большую численность (от 90 до 1.000 человек), гибкую универсальную специализацию и преиму­щественно региональный (межрегиональный) либо транснациональ­ный масштаб деятельности[25].
По данным некоторых исследователей, уже к 1994 г. организо­ванные преступные объединения контролировали в России 40.000 приватизированных предприятий, включая 400 банков[26], что вряд ли было под силу группам из 2-4 человек, с узкой специализацией и локально-объектовой зоной преступного влияния.
Процесс глобальной консолидации организованных преступ­ных объединений, который должен завершиться образованием не­ких «высших советов», кои поставят перед собой сверхопасные для общества цели и будут иметь в своем распоряжении мощные крими­нальные силы для достижения этих целей, уже начался. И в этом, кстати, усматривается несколько иной колорит направления нацио­нального развития организованной преступности, нежели, напри­мер, в Америке.
Нетрудно уловить определенное сходство формирования некото­рых подразделений «Коза Ностра» с российскими преступными объе­динениями (например, бойцы, которые составляют основу объеди­нения, а также определенные люди в иерархии, которые служат «бу­фером» между руководством и нижестоящими членами организации и т.п.). Однако консолидация преступных объединений в Америке была произведена авторитарно: план создания разветвленной орга­низации путем переформирования уже имеющейся структуры был предложен и воплощен жестким лидером, сверху.
В нашей стране организованные преступные объединения еще весьма разобщены, далеко не все жестко дисциплинированы и вряд ли подчинятся авторитарным требованиям переформирования, даже если бы и нашелся человек, который обладал достаточным автори­тетом и силой для того, чтобы такое переформирование осуществить, а себя утвердить на роль лидера единого сообщества.
Сделанный В.С.Устиновым в 1993 г. прогноз развития орга­низованной преступности в нашей стране[27] предполагал в следу­ющие за указанным ближайшие годы все больший размах органи­зованных форм вымогательства, сопровождающийся разделени­ем рэкетирами сфер деятельности, и переориентацию на органи­зованный рэкет общеуголовных преступников; а также резкое воз­растание организованной преступности в сфере наркобизнеса. В то же время В.С.Устинов не предсказывал процветания организо­ванной преступности в сфере игорного бизнеса, и указывал на отсутствие каких-либо перспектив развития ростовщичества, по непонятным причинам относя этот вид деятельности к организо­ванной преступности, несмотря на то, что ростовщичество не является даже уголовно-противоправным деянием.
Сейчас уже можно судить о том, насколько оправдался этот про­гноз.
Анализ состояния преступности позволяет высказаться о том, что в настоящее время весь наркобизнес в нашей стране не только конт­ролируется, но и осуществляется организованными преступными объединениями. Сферы деятельности разделены, включая и игор­ный бизнес, а что касается «организованного» вымогательства, то количество этих преступлений как таковых пошло на убыль, поскольку способы получения незаконных доходов преступными объединения­ми уже в 1991-1993 годах стали приобретать более изощренный ха­рактер. Преступниками вместо привычных требований о передаче имущества или прав на него, сопровождающихся угрозами или при­менением насилия, стала применяться форма вымогательства, зака­муфлированная под охранную деятельность: представители преступ­ных групп вынуждали владельца какого-либо предприятия оформ­лять их на работу как охранников и получали вымогаемые деньги по ведомости; в случае обращения потерпевшего в правоохранительные органы такое документальное оформление якобы имевших место тру­довых отношений существенно затрудняло процесс доказывания, по­скольку было сложно установить постфактум, выполнялась ли по­дозреваемыми услуга по охране предприятия, и если она не выпол­нялась — было ли это вымогательством или просто ненадлежащим выполнением договора оказания услуги. В дальнейшем формы вы­могательства все усложнялись.
Механизм принужденияяв­ляется необходимым атрибутом и залогом успешного функциониро­вания организованной преступности подобно тому, как гарантией стабильности валюты служит обеспечивающий ее золотой запас стра­ны. Механизм принуждения включает в себя членов преступного объединения, в чьи функции по распределению обязанностей вхо­дит применение насилия или оказание другого рода противоправно­го воздействия на жертву с целью принуждения ее к выполнению требований организованного преступного объединения, а также сред­ства, которыми они пользуются (оружие, предметы, употребляе­мые в качестве оружия, средства для сбора информации, которая может быть использована для шантажа жертвы). При этом следует помнить, что аппарат принуждения и возможность применения на­силия есть неотъемлемые черты организованной преступности, без них никакая экономическая деятельность организованной преступ­ной группы невозможна. Если группа субъектов объединяется для достижения незаконным путем экономической выгоды, не имея при этом аппарата принуждения и не предполагая для успеха своей дея­тельности применять насилие, то их следует отнести к групповой преступности, но никак не к организованной; строго говоря, в этом и заключается отличие групповой экономической, «должностной» или «беловоротничковой», как ее еще называют, преступности от организованной. В свое время экономическая преступность в на­шей стране — так называемые «цеховики» или «теневики» перешаг­нули рубеж, отделяющий их от организованной преступности, в тот момент, когда создали в своих группах аппарат принуждения для более успешного достижения своих экономических целей.
Анализ организованной преступной деятельности как в нашей стране, так и в зарубежных странах с очевидностью свидетельствует, что организованная преступная деятельность всегда носит групповой характер. Если в характеристике преступной деятельности отсутствует этот признак, то ни при каких других обстоятельствах эта деятель­ность не может быть отнесена к сфере организованной преступнос­ти.
Еще одной обязательной чертой организованной преступности, правда, присущей не только этой форме преступности, но и еще, как минимум, профессиональной, является умышленный характер деяний. Организованная преступная деятельность не может быть нео­сторожной, так как само понятие «организация» по отношению к какому-либо виду деятельности означает упорядоченный, осмыслен­ный ее характер, в связи с чем в массив проявлений организованной преступной деятельности не входят никакие неосторожные деяния, совершенные по легкомыслию или небрежности. Это не означает, что представителями организованных преступных объединений не может быть совершено неосторожных преступлений; но такие пре­ступления ими совершаются за рамками их участия в организован­ной преступной деятельности, скажем, — в быту, либо могут явить­ся «побочными продуктами» этой деятельности. Например, можно представить факт нарушения участником организованного преступ­ного формирования правил дорожного движения при попытке скрыть­ся с места совершенного убийства. Но общественная опасность это­го деяния несравнима с опасностью для общества организованной преступной деятельности, хотя следует признать, что «и при совер­шении преступлений по неосторожности в комплексе причин замет­ную и даже решающую роль играют субъективные качества личнос­ти»[28], — иными словами, личность с негативными качествами более предрасположена к совершению даже неосторожных преступлений, чем личность, у которой преобладают позитивные качества. А учи­тывая, что личность члена организованного преступного формиро­вания как участника преступной группы, обладающей повышенной общественной опасностью, характеризуется более выраженной ан­тиобщественной установкой по сравнению с другими лицами хотя бы потому, что участие в организованной преступной деятельности предполагает длительную, непрекращающуюся криминальную актив­ность, — можно предположить, что такими лицами совершается боль­шее количество неосторожных преступлений, чем не вовлеченными в организованную преступную деятельность.
Некоторые исследователи, ссылаясь на опыт Италии и Соеди­ненных Штатов Америки, выделяют экономическую (корыстную) форму организованной преступности. В.С.Устинов ссылается при этом на уголовное законодательство Италии, согласно которому объе­динение следует считать мафиозным, если участвующие в нем пользу­ются насилием со стороны объединения, а также зависимостью и законом молчания (омерты). «Они создаются для совершения пре­ступлений, для установления прямого или косвенного руководства или иного контроля за экономической деятельностью, концессия­ми, разрешениями, подрядами и общественными службами или для получения незаконных прибылей или преимуществ для себя либо третьих лиц», — цитирует далее В.С.Устинов и делает вывод о том, что по законодательству Италии 1993 г. преступные объединения (со­общества) мафиозного типа относятся к организованной преступно­сти экономической (корыстной) направленности[29].
Более того, для подтверждения такого отграничения организо­ванной преступности корыстной направленности от прочих (каких?) форм организованной преступности упоминается и Модельный Уго­ловный кодекс для стран СНГ.
Однако на что указывает подобное определение преступных фор­мирований, со ссылками на цели контроля за экономической дея­тельностью и получения незаконных прибылей? Только на то, что деятельность организованных преступных формирований направлена на получение доходов преступным путем, без вложения эквивалент­ного общественно полезного труда.
Еще одна особенность организованной преступности: ее раз­витие характеризуется стремлением к внешней легализации деятель­ности. Выше уже отмечалось, что на определенном этапе становле­ния системы организованной преступности в нашей стране вымога­тельство стало приобретать завуалированные формы, это преступле­ние его субъекты маскировали под охранную деятельность, стремясь к документальному, т.е. внешне легальному оформлению обязанно­сти жертвы вымогательства платить им за якобы оказанные услуги.
Выше также упоминалось, что участники организованной пре­ступной деятельности на определенном этапе стремятся создать себе социально-положительный имидж и придерживаются его в дальней­шем; это, в частности, необходимо для установления прочных кон­тактов с представителями органов власти и управления, а также для проникновения в политические структуры.
    продолжение
--PAGE_BREAK--Таким образом, перспективными являлись только те формы орга­низованной преступной деятельности, которые имели шансы с той или иной долей успеха закамуфлироваться под внешне легальную деятельность или хотя бы под деяние, обладающее незначительной, по сравнению с организованной преступной деятельностью, обще­ственной опасностью, — например, широкое распространение по­лучила тактика маскировки хорошо спланированного вымогательства под самоуправные действия по возврату реального, вымышленного или искусственно созданного долга. Эта тактика оказалась настоль­ко успешной, что ею оказались введенными в заблуждение и судеб­ные инстанции.
В 1996 г. Октябрьским районным судом г.Владимира Лубенец был осужден по ч. 5 ст. 148 УК РСФСР. Он был признан виновным в вымогательстве, совершенном с угрозой применения насилия, уг­розой убийством, соединенном с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, повторно, по предварительному сговору группой лиц. Предыстория была такова: в январе 1996 г. Лубенец передал Качалову во временное пользование магнитофон «Осака». В процессе использования магнитофон пришел в негодность, за что Лубенец потребовал от Качалова 100 тыс. (неденоминированных) р. Качалов согласился, но в назначенное время деньги не отдал, по­просил перенести срок уплаты. В конце февраля Лубенец потребо­вал у Качалова новый магнитофон или 250 тыс. р., и заявил, что за каждый день неуплаты сумма будет увеличиваться на 10 тыс. р. Впос­ледствии Лубенец дважды приходил к Качалову, требовал заплатить деньги, предупреждал, что с 20 марта за каждый день неуплаты сум­ма будет увеличиваться на 20 тыс. р. в день, при этом угрожал матери Качалова убийством ее сына.
В начале апреля 1996 г. неустановленные следствием лица тре­бовали от Качалова отдать Лубенцу 500 тыс. р.
12 апреля Лубенец и трое неустановленных следствием лиц на­сильно завели Качалова в подвал одного из домов, где Лубенец пред­ложил Качалову заплатить 1.500 тыс. р. или написать расписку на эту сумму, при этом Лубенец нанес Качалову несколько ударов в лицо, ударил ногой в голову, свалил на землю, продолжая наносить удары по различным частям тела. Затем Лубенец, накинув на шею Качалова петлю, стал ее затягивать. По приказу Лубенца один из соучастников нанес Качалову удар по лицу режущим предметом. Качалову в результате действий Лубенца и его соучастников были причинены легкие телесные повреждения, повлекшие кратковремен­ное расстройство здоровья.
Судебная коллегия по уголовным делам Владимирского област­ного суда приговор оставила без изменения. Заместитель Председа­теля Верховного Суда Российской Федерации в протесте поставил вопрос о переквалификации содеянного Лубенцом с ч. 5 ст. 148 на ст. 200 УК РСФСР и ст. 115 УК РФ.
Президиум Владимирского областного суда протест удовлетворил, так как Лубенец, по мнению этой судебной инстанции, не пресле­довал цели завладения чужим имуществом, принадлежащим лично потерпевшему Качалову, а лишь требовал у Качалова деньги за сло­манный магнитофон. Качалов согласился с его требованиями, но деньги не отдал. Лубенец несколько раз приходил к Качалову, тре­бовал деньги за магнитофон, угрожал убить его в случае неуплаты. «Как видно из материалов дела, — указал президиум в своем реше­нии, — Лубенец не предпринимал реальных действий, свидетель­ствующих о возможном исполнении угрозы убийством Качалову; уг­роза носила лишь словесный характер, оснований опасаться ее осу­ществления у Качалова не было». Таким образом, Лубенец не пре­следовал цели завладения чужим имуществом, принадлежащим лично потерпевшему Качалову, — дважды повторил президиум областного суда, — а прибег к самоуправным действиям, направленным на по­лучение денег за сломанный магнитофон. Эти действия Лубенца, по мнению президиума, нельзя квалифицировать как вымогательство, поскольку он пытался таким способом заставить Качалова от­дать ему деньги. Вымогательство же предполагает истребование чу­жого имущества, и таким образом, действия Лубенца должны ква­лифицироваться как самоуправство, причинившее существенный вред потерпевшему.
Конечно, в данном случае не вызывает сомнения обязательство Качалова возвратить Лубенцу стоимость поврежденного магнитофо­на, и на первом этапе общения с Качаловым по поводу возмещения ущерба Лубенец, требуя выплаты ста тысяч рублей, безусловно, реализовывал свое действительное или предполагаемое право (так фор­мулировалась статья о самоуправстве до 1997 г. — «самовольное, с нарушением установленного законом порядка, осуществление своего действительного или предполагаемого права, причинив­шее существенный вред гражданам либо государственным или об­щественным организациям»); предполагаемое — поскольку на ос­новании приведенных данных нельзя сделать вывод о том, что явилось причиной поломки магнитофона; может быть, он вышел из строя в связи с обстоятельствами, совершенно не зависевшими от Качалова. Никто не определял действительный размер причиненно­го ущерба и не выяснял, соответствует ли он названной Лубенцом сумме — 100 тыс. р., хотя возможности для этого у Лубенца были, начиная от предъявления иска в порядке гражданского судопроиз­водства, до получения документов, подтверждающих факт поломки и сумму ущерба, из ремонтной мастерской. «Лубенец требовал не чужое, а принадлежащее ему имущество, так как Качалов согласил­ся с требованиями Лубенца, но денег не отдал», — констатировал президиум областного суда[30].
По сути, этот случай ничем не отличается от многократно опи­санной ситуации, когда вымогатели, пользуясь численным и физи­ческим превосходством, требуют от лица, виновного, например, в дорожно-транспортном происшествии с их участием — а иногда и невиновного — возмещения действительного или несуществующего ущерба в сумме, превышающей не только возможный ущерб, но и все представления о соразмерности, — например, передачи права собственности на квартиру в счет возмещения разбитой фары.
Да, конечно, в конце 80-х — начале 90-х годов были распростра­нены случаи, когда вымогатели выбирали своих жертв из числа обес­печенных реально, или по их мнению, лиц, и действовали без ка­кой-либо провокации со стороны жертвы (слово «провокация» в дан­ном контексте может означать не только аморальное или противо­правное поведение потерпевшего, но и вполне добропорядочное, просто являющееся поводом, побудительным мотивом для субъек­та), подобно тому, как некий Зарочинцев, осужденный по ст. 148 УК РСФСР 1960 г. за то, что в 1990 г. решил путем вымогательства получить деньги от главного инженера мясокомбината Губермана и написал ему письмо с требованием крупной суммы и с угрозами в случае отказа передать деньги или в случае обращения в милицию «пустить в расход»[31]. Но постепенно, причем у преступных групп быстрее, чем у преступников-одиночек, выработался алгоритм противоправного поведения, охватывающий и приемы, направленные на то, чтобы избежать уго­ловной ответственности или максимально смягчить ее.
Стремление придать внешнюю легальность про­тивозаконной деятельности является чертой организованной преступ­ности, отличающей эту форму преступной деятельности от всех дру­гих форм преступности. Этой цели служит и отмывание доходов от преступной деятельности, что не присуще тем формам преступной активности, в рамках которых их субъекты ограничиваются распоря­жением имуществом и ценностями, которыми незаконно завладели (имущественные преступления, корыстно-насильственные преступ­ления, бандитизм и пр.).
Поскольку организованная преступная деятельность — это систе­ма, в нее не могут входить составляющие, никак не связанные с другими составляющими; все составляющие системы должны быть взаимосвязаны между собой и взаимовоздействовать друг на друга, что и стимулирует развитие системы, заставляет выжившие в резуль­тате своеобразного «естественного отбора» организованные преступ­ные объединения совершенствоваться, а «побежденные» структур­ные единицы — вливаться в «победившие» и служить к их дальнейше­му совершенствованию, либо иным образом изменять форму своего существования в рамках системы.
Итак, признаками, в своей совокупности присущими только организованной преступности, являются:
а)     групповой и умышленный характер деятельности;
б)     цель извлечения преступных доходов;
в)     наличие механизма обеспечения достижения этой цели путем при­менения насилия или других средств противоправного воздействия на
жертв —т.е. аппарата принуждения;
г)     установление для достижения целей деятельности и обеспечения безопасности функционирования преступного объединения контактов с работниками органов власти и управления;
д)     стремление максимальным образом внешне легализовать противоправную деятельность.
Безусловно, заслуживает внимания взгляд В.ВЛунеева на кри­минальную организованность, как на основной и практически единственный группировочный признак деяний, свойственных органи­зованной преступности, и в этом аспекте представляет интерес по­нимание им организованной преступности как совокупности хотя и относительных, но взаимосвязанных характеристик, в структуре ко­торых организованность является главной[32].
В.ВЛунеевым предложена схема организованного преступного формирования, в котором имеются или формируются:
-    организатор или руководящее ядро;
-    определенная иерархическая структура, отделяющая руковод­ство от непосредственных исполнителей;
-    более или менее четкое распределение ролей, которые реализуются при выполнении конкретных заданий, обязанностей или в ролевом должностном поведении;
-    жесткая дисциплина с беспрекословным подчинением по вертикали, основанная на собственных законах и нормах;
-    система жестких наказаний;
-    финансовая база для решения «общих» задач;
-    сбор информации о выгодных и безопасных направлениях пре­ступной деятельности;
-    нейтрализация и возможное коррумпирование государственных органов, в том числе правоохранительных, для получения необходимой информации, помощи и защиты;
-    профессиональное использование основных государственных и
социально-экономических институтов, действующих в стране и мире,
в целях создания внешней законности своей преступной деятельности;
-    распространение устрашающих слухов о своем могуществе,
деморализующее свидетелей, потерпевших, сотрудников СМИ, правоохранительных органов, поддерживающее преступный дух рядовых исполнителей;
-    создание такой структуры управления, которая избавляет ру­ководителей от необходимости непосредственной организации или
совершения конкретных преступлений;
-    совершение любых преступлений при доминирующей мотивации достижения корыстной цели и контроля в какой-то сфере или на
какой-то территории для наживы и безопасности[33].
Организованная преступность характеризуется иерархическим построением структур. ОПГ, преступные сообщества и организации действуют на основе распределения между их членами функций руководства, планирования, разведки, охраны, исполнения. Так, преступное сообщество «Хади-Такташ», состояло из пяти бригад, привилегированное положение среди которых занимала бригада Радика Галиакберова («Раджи») – лидера преступного сообщества. Также, в нем существовала «бригада» киллеров, созданных специально для войны с ОПГ «Перваки», после данная бригада занималась заказными убийствами. В результате данного конфликта «хадитакташевцы» убили большинство членов противоборствующей группировки. Благодаря высокому уровню организованности и тщательной конспирации ни один из членов преступного сообщества «Хади-Такташ» в конфликте убит не был[34]
Собирательно перечисленные признаки действительно отражают реальную характеристику уже сформировавшейся организованной преступности в нашей стране; единственное, что следовало бы доба­вить к этому перечню признаков для того, чтобы отличить устойчи­вую преступную группу как элемент групповой преступности от орга­низованного преступного объединения как элемента организо­ванной преступности, — это признак взаимосвязи и взаимного вли­яния друг на друга организованных преступных групп.
Преступная группа, которая обладает всеми вышеперечисленны­ми признаками, вплоть до профессионального использования госу­дарственных и социально-экономических институтов, до нейтрализации и возможного коррумпирования государственных органов, но существует автономно, не находится ни в каких отношениях с систе­мой организованной преступности, с отдельными ее подразделени­ями, и о которой не известно формированиям, входящим в систему организованной преступности, остается не более чем преступной группой в общеуголовном смысле, что вполне может не снижать сте­пени ее общественной опасности, — просто придавать этой обще­ственной опасности другой оттенок, общеуголовный.
Следует уточнить, что организованная преступность от­личается от прочих форм преступности тем, что ей свойствен только длящийся, протяженный во времени, без фиксированного момента окончания, характер преступной деятельности. Даже если членом организованной преступной группировки совершается только один криминальный акт, сам факт его вхождения в преступное объедине­ние может образовывать состав преступления и означает попадание его в орбиту длящейся преступной деятельности. Организованное преступное формирование (не в том смысле, которым наполняют этот термин определения, содержащиеся в нормах действующего уго­ловного закона, — а именно: «устойчивая группа лиц, заранее объе­динившаяся для совершения одного или нескольких преступлений», а в смысле структурной единицы системы организованной преступ­ности) не может возникнуть на фиксированный срок, даже если окончание этого срока фиксировано не какой-то конкретной датой, а моментом окончания одного или нескольких преступлений. В про­тивном случае это формирование не выйдет за рамки групповой пре­ступности.
Исходя из основных признаков, характеризующих эту форму преступности, в общем при­ближении под организованной преступностьюследует понимать деятельность устойчивых преступных сообществ, организаций и организованных преступных групп, отличающихся иерархическим организованным построением, созданных в целях совершения тяжких и особо тяжких преступлений, извлечения доходов из нелегального бизнеса, противоправного проникновения и внедрения в законный бизнес, «отмывания» денег через законные экономические структуры, использующих для обеспечения своей преступной деятельности коррумпирование должностных лиц, проникновение в правоохранительные органы и органы государственной власти.

§2. Формы организованной преступности. Особое значение в науке и практике уделяется выявлению форм организованной преступности.
Некоторые ученые, говоря о формах организованной преступности, употребляют такие понятия как «уровни» и «виды». Мы полагаем, что данные понятия сходны по своему значению, так как все они характеризуют организационные схемы построения организованной преступности и отражают степень развитости преступных формирований.
Уголовный кодекс РФ 1996 года выделил две формы организованной преступности: организованную группу и преступное сообщество (преступную организацию)[35].
В соответствии с ч. 3 ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений.
Преступное сообщество (преступная организация) является самым опасным проявлением организованности. Преступному сообществу в соответствии с ч. 5 ст. 35 УК РФ, свойственна высшая степень согласованности между соучастниками; это устойчивая сплоченная группа лиц, объединившихся для совместной преступной деятельности по совершению тяжких или особо тяжких преступлений, либо это объединение организованных групп, созданных в тех же целях. При этом сплоченность отражает общность участников в реализации преступных целей. Роли между членами преступного сообщества, как правило, разделены с учетом конкретных знаний, направленных на достижение преступных намерений.
При решении вопроса о том, является ли преступная группа организованной, следует исходить из ч. 3 ст. 35 УК РФ, где определены два обязательных признака организованной группы: первый – устойчивость личного состава группы и второй – целью объединения лиц в группу является совершение одного или нескольких преступлений. Однако указанных двух признаков организованной группы явно не достаточно, чтобы отграничить ее, например, от группы лиц по предварительному сговору, так как и та, и другая обладают определенной устойчивостью и все лица, входящие в группу, также объединились с целью совершения преступления[36].
    продолжение
--PAGE_BREAK--В постановлении Пленума Верховного Суда РФ №6 от 10 февраля 2000 года «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» предлагается еще один набор признаков организованной группы — устойчивость, более высокая степень организованности, распределение ролей, наличие организатора и руководителя. Это постановление вводит новый признак организованной группы – наличие в группе организатора и руководителя. Действительно, наличие в преступной группе лидера  является важным признаком организованной группы.
Таким образом, на наш взгляд, под организованной преступной группой следует понимать устойчивую группу лиц, объединившихся для систематического совершения преступлений, имеющих в своем составе одного или группу лидеров, отличающихся изощренностью при выборе способов и методов совершения преступлений.
Итак, второй формой организованной преступности является преступное сообщество (преступная организация).
К сожалению, законодатель не делает каких-либо различий между преступным сообществом и преступной организацией и, заключив последнее в скобки, ставит знак тождества между ними. Остается непонятным необходимость существования одинаковых по содержанию понятий. На наш взгляд, для того, чтобы в правоприменительной практике не возникало проблем в процессе применения ст. 210 УК РФ, необходимо законодательно разграничить понятия «преступная организация» и «преступное сообщество».
Как справедливо отмечает Н.П. Водько, употребление в норме закона двух терминов, характеризующих одно понятие, представляется неоправданным, так как это вносит лишь сумятицу и вызывает непродуманные теоретические поиски сходств и различий преступного сообщества и преступной организации[37].
А.И. Гуров еще во время проведения круглого стола в 1989 г., отмечал необходимость наряду с такой формой организованной преступности как преступная организация, выделить объединение «воры в законе». О «ворах в законе» специалисты длительное время практически ничего не знали, чему способствовали исключительная конспиративность преступников и жесткие криминальные традиции, являющиеся в данном случае организованной основой. Это сообщество, которое можно назвать криминальной кооперацией, появилось в 30-х годах, оно постоянно модифицировалось, развивалось, и в настоящее время можно говорить о новой волне этой организации, насчитывающей около 1000 человек. Современный «вор в законе» – это организатор преступной деятельности, причем большей частью экономической направленности.[38]. За разграничение преступного сообщества и преступной организации выступала так же А.И. Долгова.
Исследования, проведенные Российской криминологической ассоциацией, а так же солидными научными учреждениями  правоохранительных структур, показывают, что преступная организация и преступное сообщество – это самостоятельные разновидности организованных преступных формирований наряду с такими, как организованная группа и банда.
Установленное криминологами и предложенное в проект закона «О борьбе с организованной преступностью» определение преступной организации имеет следующую редакцию: преступная организация – объединение лиц, либо организованных групп, либо банд для преступной совместной деятельности с распределением между участниками функций:
·                      по созданию преступной организации либо руководству ею;
·                      непосредственному совершению преступлений, предусмотренных статьями Особенной части УК РФ;
·                      иными формами обеспечения создания функционирования преступной организации.
Так, по имеющимся данным, преступные организации действуют практически во всех субъектах Российской Федерации. Большая их часть имеет общеуголовную направленность.
Таким образом, по сравнению с организованными преступными группами, преступные организации, находятся на более высоком уровне. Они более организованы, имеют более сложную внутреннюю структуру (как правило, состоят из нескольких ОПГ).
В соответствии с Проектом Закона РФ «О борьбе с организованной преступностью», «преступное сообщество – объединение организаторов, руководителей или других участников преступных организаций или организованных групп для совместной разработки и реализации мер по координации, поддержанию и развитию преступной деятельности, либо созданию благоприятных условий для преступной деятельности, а также по организации совершения преступлений».
Преступное сообщество – это своеобразный координационный орган, организованных преступных формирований, в котором сотрудничают не преступные организации и ОПГ, а представители этих формирований. Преступное сообщество может полностью преобразоваться в преступную организацию или приобрести отдельные ее черты.
Возникшая коллизия между законом и криминальными реалиями привели к тому, что появилась практическая необходимость выделения преступного сообщества в качестве самостоятельной уголовно-правовой категории для того, чтобы привлекать к уголовной ответственности лиц, осуществляющих общее руководство, координацию преступной деятельности, ОПГ, преступных организаций[39].
Обычно стратегические проблемы преступного сообщества решаются на общем собрании – «сходке». Сходка – явление в воровском мире, связанное, в первую очередь, с переделом сфер влияния или конфликтными ситуациями.
Помимо «воров в законе», российскую организованную преступность возглавляют бандитские авторитеты. «Авторитеты» — наиболее влиятельные и удачливые члены организованных преступных группировок[40].
Таким образом, под преступным сообществом следует, на наш взгляд, понимать объединение «воров в законе», «авторитетов» и иных лидеров преступных формирований с целью осуществления контроля и руководства за ОПГ и преступными организациями, совместной разработки и реализации мер по координации, поддержанию и развитию совместной преступной деятельности.
Таким образом, подводя итог под вышесказанным, можно выделить три формы организованной преступности:
1.                 организованная преступная группа;
2.                 преступная организация;
3.                 преступное сообщество.
 
§ 2. Криминологическая характеристика организованной преступности в Республике Татарстан Особенности организованной преступности в том или ином регионе обуславливаются национально-исторической спецификой, географическим положением, экономическим развитием, традициями в преступном мире и т.д.
На региональные особенности организованной преступности впервые обратили внимание участники проходившего в Москве в 1993 г. круглого стола по проблемам организованной преступности[41].
Для того чтобы дать точную картину особенностей организованной преступности в РТ, необходимо привести данные по социально-экономическому портрету Республики Татарстан.
Республика Татарстан является субъектом Российской Федерации, входит в состав Приволжского федерального округа. По данным на 2001 г. в ней проживает 3772,8 тыс. человек, в Казани городское население составляет более миллиона. Республика характеризуется многонациональным составом. Так, основным населением являются – татары, их численность составляет 51,3% от общего числа населения, 41% составляют русские, чуваши – около 3% и др. (данные на 2000 г.). На сегодняшний день в РТ имеется 43 района, 20 городов, 22 поселка городского типа. Помимо Казани – столицы Татарстана, наиболее крупными городами республики являются – Набережные Челны, Нижнекамск, Альметьевск, Чистополь, Бугульма, Елабуга.
Она имеет развитую и многопрофильную промышленную инфраструктуру. Важнейшие отрасли промышленности: нефтегазодобывающая, нефтехимическая, химическая и химико-фармацевтическая, машиностроение (производство большегрузных автомобилей – КамАЗ, оборудования для нефтегазодобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности), легкая (меховая и др.), пищевая отрасли производства.
Таким образом, социально-экономическая характеристика РТ сегодня определяется:
1.                 мощным, исторически сложившимся экономическим, промышленным, культурным потенциалом;
2.                 многонациональным составом населения;
3.                 выгодным расположением РТ на стыке транспортных путей федерального значения;
4.                 наличием большого количества стратегических предприятий тяжелой и легкой промышленности;
5.                 сосредоточением крупного денежного капитала.
Если обратиться к состоянию, структуре и динамике преступности в ТАССР в 60-70-е годы, то она по основным своим параметрам не выделялась на общем фоне преступности в СССР.
В 1974 году в г. Казани были зарегистрированы получившие всероссийскую известность молодежные преступные группировки – явление, вошедшее в историю, как «казанский феномен». Криминализации молодежи способствовала отсталая инфраструктура в промышленно оживленном регионе.
В 1973-1978 гг. в районе завода «Теплоконтроль» образовалась крупная (до 200 человек) группировка «Тяп-ляп». У группировки была своя касса, огнестрельное оружие, также она отличалась жесткой дисциплиной[42]. Идея создания группировки принадлежала некоему Антипову (Антип), бывшему боксеру, ранее судимому. Ребята, проживавшие в одном микрорайоне, под руководством Антипова занимались спортом, вместе проводили досуг. Постепенно лидерство в этой группе взяли наряду с Антиповым Джавдат Хантемиров (Джава) и Скрябин (Скряба), которые приносят в эту группу идеологию преступного мира. «Тяп-ляп» отличался от других группировок уголовников тем, что в ней всячески поощрялось получение образования, лидеры группировки начали искать «выходы» к представителям партийно-государственного аппарата путем вовлечения в деятельность группировки детей аппаратчиков. Также члены группировки обязаны были модно одеваться – носить джинсы.
К 1976 году определилась и структура «Тяп-ляпа»: вся группировка, основную массу которой составляла молодежь 17-20 лет, делилась на «пятерки», которые объединялись в «отделения». Существовала своя контрразведка. Боевые отряды состояли из «малолеток», вооруженных арматурой. К членам группировки предъявлялся ряд требований – было запрещено употребление спиртных напитков, члены группировки были обязаны заниматься спортом. Существовала строгая дисциплина, группировщики обучались правилам поведения при допросах, в местах лишения свободы.
Вскоре «Тяп-ляп» стал расширять сферу своего влияния путем совершения «набегов» на соседние районы. Такое поведение спровоцировало создание противников «Тяп-ляпа», которые встали на защиту своей территории – появились группировки «Грязь», «Квартала», «Жилка» и др.
В конце 70-х – начале 80-х годов началась знаменитая «битва за асфальт» группировки Казани пошли «войной» друг против друга. Кроме того, «набеги» совершались и в соседние города республики – Набережные Челны, Чистополь, Нижнекамск. Кроме того, «казанские» «гастролировали» в Москве и Санкт-Петербурге. Кстати, некоторые ОПГ своеобразно метили свою территорию. Например, ОПГ «Чайники» на столбах вокруг своего района повесили несколько чайников. Лишь через год они были сняты оперативными сотрудниками.
31 августа 1978 года представители группировки «Тяп-ляп» обратили на себя внимание правоохранительных органов. В этот день члены группировки, вооруженные холодным оружием и обрезами, прошли по улице Зайцева г. Казани, избивая всех встречных прохожих. Своеобразным итогом преступных действий того дня был взрыв боевой гранаты, от которой пострадали случайные прохожие. Данные события послужили основанием для возбуждения уголовного дела против членов группировки, а министр внутренних дел Татарстана С. Япеев, занимавший эту должность целых двадцать четыре года, был снят со своего поста. В результате решительных действий правоохранительных органов было осуждено несколько десятков человек, двое – Хантемиров и Тазетдинов по приговору суда были расстреляны[43].
После разобщения «Тяп-ляпа», дворовые команды, объединившиеся для противодействия «тяпляповцам» почувствовали силу к лидерству, в них стали приходить ранее судимые, группировки стали приобретать четко выраженную антисоциальную направленность. Переняв все необходимое от «Тяп-ляпа», они на первоначальном этапе оставались хулиганствующими группировками, «общак» которых пополнялся за счет преступлений, совершаемых ее членами. Конфликты между такими группировками носили характер «чья команда сильнее», но это еще не было борьбой за сферы влияния.
Единственной группировкой, которая сосредоточилась на корыстных преступлениях, была группировка «Борисково». Этому способствовало и ее расположение – удаленность от центра города, так же наличие большого количества предприятий, складов, баз. За это «борисковские» получили прозвище «купцы». Такая картина существовала до 1985 года. С началом перестройки организованная преступность в СССР и в частности в Республике Татарстан получила новый толчок для своего развития.
После прихода к руководству страной М.С. Горбачева наступили новые времена – изменилась политика государства, как внутренняя, так и внешняя, стали известны факты коррупции партийных и государственных чиновников.
Большой толчок в развитии организованной преступности внес Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1985 года «О решительном усилении борьбы с пьянством»[44]. За счет того, что резко было сокращено производство спиртных напитков, резко увеличился нелегальный рынок спиртного.
Организованные преступники оперативно внедрились в нелегальное производство и распространение спиртных напитков. Было организовано систематическое хищение спирта и вино водочных изделий, похищенные и фальсифицированные спиртные напитки реализовывались через «шинкарей». Правоохранительные органы бросили все силы для борьбы с «самогонщиками» и «шинкарями», а организованные преступники, реально представляющие угрозу для общества и государства, с помощью коррумпированных чиновников остались в тени.
Доходы, полученные в результате нелегального бизнеса, необходимо было «отмыть», поэтому организованные преступники стали активно внедряться в кооперативное движение. Все коммерсанты должны были платить за так называемую «крышу» организованным преступникам, причем недобросовестных и непослушных плательщиков устраняли физически, уничтожали их имущество, похищали родственников. Каждая преступная группировка пыталась контролировать как можно больше торговых точек, хозяйствующих субъектов, кооператоров и максимально возможную территорию.
Казанские группировки были настолько хорошо организованы, что успешно противостояли правоохранительным органам – в 1988 году из 68 группировок была разгромлена только десятая их часть.
«Купцы» с «Борисково», вскоре после принятия Указа взялись за ликероводочный завод и завод по производству пива и безалкогольных напитков, расположенный на территории, контролируемой этой группировкой. Группировка с каждой автомашины, приехавшей за готовой продукцией, взимался «налог» в размере от одного до десятка ящиков готовой продукции. Параллельно с этим «борисковские» начинают заниматься рэкетом в отношении кооператоров и государственных предприятий, а также организаций хищений с них путем внедрения на эти объекты «своих людей». Благодаря переориентации своей деятельности «борисковской» группировке удалось значительно вырваться вперед по сравнению с другими. Проникновение в торговлю и в сферу кооперативного движения сопровождалось завоеванием позиций в различных государственных органах. Но рэкетом и другими «хозяйственными» делами занимались в 1985-1989 гг. далеко не все члены группировки – большая ее часть, состоящая из несовершеннолетних в возрасте 14-17 лет, зачастую только смутно догадывалась о средствах, за счет которых безбедно жили их «старшие братья», и исправно вносили свою часть денег в «общак», деньги, которые они добывали преимущественно грабежами.
    продолжение
--PAGE_BREAK--Осознав, что наступают другие времена, и, глядя на авторитет «Борисково» лидеры других преступных группировок, начинают заниматься нелегальным бизнесом и рэкетом. Естественно, что между ними начинаются конфликты за сферы влияния (рестораны, объекты промышленности и т.д.). Но в отличие от других городов бывшего СССР в «разборках» между группировками активно использовались несовершеннолетние. Это было выгодно по двум причинам: во-первых, подростковые драки отвлекали внимание правоохранительных органов от действий взрослой части группировок, а во-вторых, действия подростковых объединений криминальной направленности накладывали определенный отпечаток и на конфликты «стариков». Так, если в результате подростковой драки одна группировка расширила свою территорию, то проигравшей стороне приходилось либо мириться с потерей, либо попытаться «отвоевать» территорию назад в такой же подростковой драке[45]. Таким образом, так называемые ряды боевиков группировок в основном состояли из несовершеннолетних и школьников, в качестве оружия использовалась арматура. До сих пор значительное количество членов преступных формирований состоит из несовершеннолетней молодежи. «Битва за асфальт», в которой участвовали подростки, продолжалась до 1885-1986 годов до тех пор, пока не сформировались наиболее сильные группировки, территориальный раздел между которыми к тому времени произошел:
1.                 «Борисковская» – микрорайон в Приволжском районе г. Казани;
2.                 «Жилка» – микрорайон «Жилплощадка»;
3.                 «Кинопленка» – микрорайон рядом с ОАО «Тасма»;
4.                 «Перваки» – микрорайон «Первые горки»;
5.                 «Квартала» – Ново-Савиновский район;
6.                 «Тяп-ляп» – в районе «Теплоконтроля»;
7.                 «Хади-Такташ» – перекресток улиц Хади-Такташ и Жданова;
8.                 «Грязь» – часть Московского района;
9.                 «Аделька» – улица Адель Кутуя;
10.            «Мирный» – поселок Мирный;
11.            «Новотатарка» – Новотатарская слобода;
12.            «Дербышки» – поселок вокруг Оптико-механического завода;
13.            «Низы» – и др.[46]
К этому времени сами группировки начинают структурироваться по «бригадам», которые стали контролировать определенные объекты или части территории города. «Бригады» могли находить и другие источники доходов, но были обязаны отчислять часть своих доходов в «общаг» группировки. Многие члены «бригад» даже не знали друг друга, что уменьшало возможность привлечения к ответственности членов группировки.
Преступные группировки стали искать выход на государственных служащих и в первую очередь на сотрудников правоохранительных органов – прокуратуры, милиции, судей. У них появляются свои адвокаты, которые выступают защитниками привлекаемых к уголовной ответственности их членов.
Вслед за Казанью организованные преступные объединения создаются в других городах Республики Татарстан – в городах Набережные Челны, Зеленодольск, Альметьевск, Чистополь и др. Так, в Набережных Челнах постепенно сформировалось три преступных сообщества – «ГЭС», «48 комплекс», «29 комплекс», в Зеленодольск два – «Малька», «Хаера», в Чистополе – «Качки».
При характеристике возникновения и формирования организованной преступности в РТ необходимо оценить роль, которую сыграли Закон РТ от 25 мая 1993 г. «О чрезвычайных мерах по борьбе с преступностью»[47] и Указ Президента Российской Федерации от 14 июня 1994 г. «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности»[48]. В Казани действовала специальная схема перекрытия города – «Заслон», сотрудникам милиции предоставлялись широкие полномочия в борьбе с организованной преступностью. За время действия названных документов в РТ было разобщено свыше 70 организованных преступных формирований, привлечено к уголовной ответственности свыше 2 тыс. человек, в том числе 70 лидеров и 500 активных участников.
Принятие вышеуказанных нормативных актов, а также ряд других обстоятельств побудили многих лидеров и активных участников организованной преступности перейти в сферу предпринимательства и коммерческой деятельности или уехать в другие города России – Москву и Санкт-Петербург. В настоящее время большинство преступных сообществ и группировок сочетают рэкет с предпринимательской деятельностью, иногда вполне законной[49].
15 ноября 2006 года в МВД Татарстана состоялся брифинг «Ко дню службы Управления по борьбе с организованной преступностью МВД РТ. О работе МВД РТ в 2006 году по борьбе с организованной преступностью».
По словам начальника УБОП МВД республики Андрея Демидова, за 10 месяцев 2006 года органами внутренних дел республики к уголовной ответственности было привлечено 513 участников организованных преступных формирований за совершение 1309 преступлений.
Сотрудниками УБОП МВД РТ выявлено 464 преступления, в том числе: 5 фактов бандитизма, 5 фактов организации преступного сообщества, 7 умышленных убийств, 5 фактов терроризма, 4 факта организации и участия в незаконном вооруженном формировании, 2 факта сообщения о готовящемся террористическом акте, 7 преступлений экстремистской направленности, 16 фактов похищения человека и незаконного лишения свободы, 2 факта разбойного нападения, 30 фактов вымогательства, 43 преступления, связанного с незаконным оборотом оружия.[50]
В качестве примера борьбы правоохранительных органов с организованной преступностью в Республике Татарстан можно привести дело «Хади Такташ». Дело «Хади Такташ», в котором поставил точку Верховный суд Татарстана, характеризуется одним словом — беспрецедентное. Впервые в истории судопроизводства республики вынесен приговор по обвинению в организации преступного сообщества, впервые на скамье подсудимых оказались 13 членов группировки во главе с лидером, впервые вынесен столь суровый приговор: два «пожизненных» и 180 лет срока на 11 человек, впервые применена масштабная программа защиты свидетелей. Два года шло следствие, составившее 32 тома уголовного дела и 19 видеокассет с оперативными и прочими съемками, по нему прошли 500 свидетелей, проведено более 200 экспертиз, безопасность процесса обеспечивали 300 сотрудников МВД, судья зачитывал приговор два дня по 6 часов. Свидетелей на процесс привозили под мощной охраной. Они были в масках и широких пальто, так скрывавших фигуру, что было трудно установить их пол. Свидетелей размещали в соседней с залом заседаний комнате, где были установлены микрофоны. Судья заходил в эту комнату, говорил со свидетелем и возвращался в зал, находившиеся в котором уже слышали их разговор. Голос свидетеля изменяли с помощью специальной аппаратуры. Многие сомневались, что «хадитакташевские» сядут за решетку. По Казани ходили слухи, что на подкуп людей в мантиях выделено 250 тысяч долларов. Но приговор вынесен был — 15 инкриминируемых убийств, два покушения, бандитизм, организация и участие в организованном преступном сообществе, наркоторговля, контроль за проституцией, вымогательства, хранение оружия и наркотиков…
Таким образом, возникновение и формирование организованной преступности в РТ характеризуются определенной спецификой:
1.                 Первые антисоциальные группировки стали формироваться в столице республики – Казани, а затем в других крупных городах, в которых и ранее были устойчивые воровские традиции.
2.                 Только после 1985 г. хулиганствующие группировки стали приобретать признаки организованности. Большим толчком в развитии организованной преступности в РТ стал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1985 года «О решительном усилении борьбы с пьянством», а также внедрение в экономические отношения кооператоров, которые тут же попали под контроль представителей криминальных структур.
3.                 Организованная преступность в РТ впервые получила решительный отпор в процессе реализации Закона РТ от 25 мая 1993 г. «О чрезвычайных мерах по борьбе с преступностью».

ГЛАВА III. ПРАВОВЫЕ СРЕДСТВА БОРЬБЫ С ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ §1. Развитие законодательства о борьбе с организованной преступностью в России Поскольку, как отмечалось выше, организованная преступность существует только в форме умышленной групповой преступной дея­тельности, современные уголовно-правовые категории, относящие­ся к организованной преступности, выросли из уголовно-правовых категорий, характеризующих групповую преступность.
Российская наука уголовного права в конце XIX — начале XX вв. различала три формы соучастия, имеющие самостоятельное юриди­ческое значение, «вызывая специальные определения уголовного закона об ответственности соучастников»[51]: это соучастие без пред­варительного соглашения, соучастие по предварительному соглаше­нию, соучастие неосторожное.
Не рассматривая подробно первую и пос­леднюю формы соучастия (под соучастием без предварительного со­глашения понимается групповое совершение преступления, при ко­тором знание каждого из соучастников о присоединяющейся дея­тельности других соучастников устанавливается в момент самого дей­ствия, либо если условия, необходимые для общей ответственнос­ти, устанавливаются без всякого обмена мыслей, молчаливого или выраженного в словесной форме; неосторожное соучастие подразу­мевает, что участники неосторожного деяния не предвидят послед­ствия их совместной деятельности, хотя могут и должны предви­деть), обратимся к соучастию по предварительному соглашению.
По русскому уголовному праву, такие соучастники условливают­ся относительно места, времени и способа совершения преступного деяния, распределяют между собой роли и т.д.
Такое соучастие, по мнению российских юристов начала века, представляло собой не только большую степень субъективной винов­ности соучастников, но и являлось «более опасным с объективной стороны: организованное общество преступников, каким является соучастие по предварительному соглашению, очевидно, представляет большую опасность для порядка в государстве»[52]. Понятно, что смысл, который русские юристы конца XIX — начала XX вв. вкла­дывали в понятие «организованное общество преступников», несколь­ко отличается от современного понимания организованного преступ­ного сообщества. «Практика жизни, — писал далее Н.Д.Сергеевский, — выработала два вида: а) заговор (Complot, conspiratio), когда со­участники имеют в виду совершение одного преступного деяния; б) шайка (Bande), когда соучастники составляют сообщество для со­вершения многих преступных деяний, однородных или разнородных, которые в отдельности могут быть еще и не определены»[53]. Вот это понимание соучастия по предварительному соглашению в виде шай­ки (или банды) гораздо ближе к современному пониманию органи­зованного преступного объединения, чем даже к пониманию банды в контексте ст.209 УК РФ. Ведь по действующему уголовному зако­нодательству члены банды объединяются для совершения определен­ных, однородных преступлений — нападений на граждан и организа­ции. Объединение же для совершения разнородных деяний, «кото­рые могут быть еще и не определены», более характерно как раз для организованной преступной деятельности в современном понима­нии, но в начале XX в. это означало только объединение преступни­ков, для которых преступление являлось ремеслом и которые дого­ворились промышлять преступлениями разного рода.
Автор Объяснительной записки к Уголовному уложению 1903 г., так и не вступившему в действие в части установления ответственно­сти за общеуголовные преступления (в 1912 г., в дополнение к дей­ствовавшему Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г., был введен в действие только раздел о государственных пре­ступлениях), Н.С.Таганцев писал, что «шайка предполагает, прежде всего, наличность не только предварительного соглашения, но и со­глашения на несколько преступных деяний, на целый их ряд, при­том  не периодически повторяющееся соглашение на отдельные деяния, а соглашение на постоянное сооб­щество в целом ряде преступных деяний»[54]. Российские юристы от­мечали, что шайки могут быть организованные, дисциплинирован­ные, построенные на принципе безусловного подчинения выбор­ным руководителям и что это наиболее важный вид преступного со­участия, так как продолжительная преступная деятельность, опыт­ность облегчают учинение преступных деяний и дают наибольшую возможность скрыть следы учиненного и скрыться самим от пресле­дования[55]. Таким образом, приходится признать, что специалисты в области уголовного права в начале века в своих формулировках, относившихся к соучастию в совершении преступления, наметили основные черты организованной преступности с уголовно-правовой точки зрения, вплоть до того, что «одно составление сообщества, равно как и составление шаек, наказуемо лишь в случаях, особо в законе указанных; основанием такой наказуемости может быть или особенная важность преступных деяний, для которых составилось сообщество или шайка, или же опасность самого факта образования такового сообщества… Членами сообщества могут быть не только лица, участвовавшие в самом его зарождении, но и все те, которые созна­тельно и добровольно вступили в сообщество, уже состоявшееся»[56].
На наш взгляд, это никоим образом не свидетельствует, что орга­низованная преступность существовала в России уже тогда. Структу­ра преступного мира России ХVIII — XIX вв. имела свои особеннос­ти и, несмотря на то, что преступный мир тогда уже существовал как сложная система, эта система, несомненно, отличалась от той си­стемы преступности, в рамках которой в XX в. зародилась организо­ванная преступность в современном ее понимании.
Это свидетельствует лишь о том, что организованная преступ­ность выросла из групповой преступности, и является ее высшей фор­мой, приобретшей в дополнение к чертам, свойственным группо­вой преступности, особые черты, доказывающие ее качественное преобразование в новую форму преступности. Вымогательство, со­здание шайки и участие в ней, составы, которые существовали в российском уголовном законодательстве XIX в., являлись как бы за­родышами будущей организованной преступности, простейшими, которые в дальнейшем, в благо­приятствующих криминогенных условиях, развились и усложнились до организованной преступной деятельности.
Естественно, что в российском уголовном праве XIX-XX вв. от­сутствовала концепция борьбы с групповой преступностью как на­
правление правовой политики; борьба с групповой преступностью
велась тривиальными уголовно-правовыми и полицейскими метода­
ми в рамках общей борьбы с преступностью.          
Уголовное законодательство России XIX в., действовавшее до 1922 г. — до того момента, когда был принят первый советский Уго­ловный кодекс, устанавливало ответственность за вымогательство. Можно увидеть, что конструкция состава вымогательства в советских кодексах была построена по тому же принципу, что и в дореволюци­онном праве: принуждение к выдаче имущества или права на имуще­ство насилием или угрозами; российским дореволюционным зако­нодательством не была только установлена ответственность за шан­таж (требование передачи имущества или права на имущество под угрозой оглашения позорящих сведений), хотя не связанные запре­том аналогии русские юристы пытались квалифицировать случаи шантажа как мошенничество или вымогательство обязательств[57]. Интересно, что российский законодатель к началу XX в. пришел к решению о введении в кодифицированное право составов квалифи­цированного вымогательства и установил повышенную ответствен­ность за вымогательство с причинением «весьма тяжкого или тяжкого телесного повреждения», а также несколькими лицами с проник­новением в жилище или иное помещение, и за вымогательство, со­вершенное шайкой, за вооруженное вымогательство, за специаль­ный рецидив (ст.590 Уголовного уложения 1903 г.), а первые советс­кие кодексы знали только состав простого вымогательства, без отяг­чающих обстоятельств, без учета повышенной опасности группового вымогательства, но при этом включали в конструкцию состава шан­таж как один из способов принуждения (ст. 174 УК РСФСР 1926 г., ст. 148 УК РСФСР 1960 г.; см. также большинство кодексов союзных республик).
    продолжение
--PAGE_BREAK--Квалифицирующие признаки, в том числе связанные с соверше­нием этого преступления организованной группой лиц, включены в состав вымогательства в 1989 г.[58], санкция нормы о совершении вы­могательства организованной группой ужесточена в 1994 г.: нижний ее предел повышен с пяти до шести лет лишения свободы, верхний — с десяти до пятнадцати лет лишения свободы[59].
В Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. состав бандитизма был вве­ден 6 июня 1927 г., в формулировке, несколько непривычной для современного восприятия этого состава; помимо организации воору­женных банд и участия в них и в организуемых ими нападениях на советские и частные учреждения или отдельных граждан, в объек­тивную сторону состава были включены остановки поездов, разру­шение железнодорожных путей и иных средств сообщения и связи; т.е. состав бандитизма в редакции 1927 г. был ближе к диверсии, чем к привычному нам корыстно-насильственному преступлению против собственности (ст.593 УК РСФСР 1926 г.). Такое понимание бандитизма было отредактировано и несколько приближено к совре­менному в 1948 г., в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 19 марта 1948 г. «О применении Указов от 4 июня 1947 г.». Име­лись в виду два Указа Президиума Верховного Совета СССР от этой даты: «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и «Об усилении охраны личной собствен­ности граждан». Этими Указами вводилась повышенная ответствен­ность за совершение хищения государственного и общественного имущества, а также личного имущества граждан организованной груп­пой, причем если по российскому Уголовному уложению понятие шайки было тождественно банде, то по терминологии советского уголовного законодательства до 1960 г. шайкой именовалась органи­зованная группа. Руководящее разъяснение Пленума Верховного Суда СССР предписывало квалифицировать хищение имущества, совер­шенное при обстоятельствах, указанных в ст.593 УК РСФСР, по со­вокупности этой статьи и соответствующих статей Указов.
После введения в действие Уголовного кодекса 1960 г. законода­тельная формулировка и понимание бандитизма оставались неизмен­ными до 1996 г., когда был принят Уголовный кодекс, действую­щий в настоящее время. В нем понятие бандитизма, по сути, не изменившееся, сохранившее все прежние признаки — вооруженность, устойчивость группы, нападение на граждан или организации как цель объединения — было конкретизировано. Норма, предусматри­вающая ответственность за бандитизм, была сконструирована из трех частей, и в отличие от прежней нормы, скупо определявшей банди­тизм как организацию банды и участие в ней, выделяла такие фор­мы бандитизма, как создание банды и руководство ею, участие в банде и квалифицированное участие с использованием лицом своего служебного положения. В этом разделении форм реализации бан­дитизма по видам соучастия прослеживается определенная логика: бандитизм — один из очень немногих составов преступлений, пре­дусмотренных уголовным законодательством, которые могут реализовываться только в групповой форме, причем единственный состав преступления, в рамках которого обязательно сосуществуют как ми­нимум два вида соучастников, организатор и соисполнитель, даже если организатор одновременно сам участвует в преступлении как исполнитель. Поэтому конструкция нормы Особенной части дей­ствующего кодекса, устанавливающей ответственность за бандитизм, тесно увязана с нормой Общей части — ст.33, называющей виды соучастников преступления, и даже формулировка прежнего кодек­са — «организация банды» заменена в соответствии с понятиями, данными в Общей части, на «создание» и «руководство» бандой.
Комментарий ст. 35 УК РФ гласит:
1. Преступление признается совершенным группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного сговора.
2. Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления.
3. Преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений.
4. Преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено сплоченной  организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданным в тех же целях.
5.  Лицо создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими, подлежит уголовной ответственности за их организацию и руководство ими в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части УК РФ, а так же за все совершенные организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) преступления, если они охватывались его умыслом. Другие участники организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) несут уголовную ответственность за участие в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части УК РФ, а так же за преступления, в подготовке или совершении которых они участвовали1.
6. Создание организованной группы в случаях, не предусмотренных статьями Особенной части УК РФ, влечет уголовную ответственность за приготовление к тем преступлениям, для совершения которых она создана.
7.  Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) влечет более строгое наказание на основании и в пределах, предусмотренных УК РФ.
1)Соучастие без предварительного соглашения является наименее опасной и мало распространенной формой соучастия.
При совершении преступления в форме соучастия без предварительного сговора в качестве группового следует признать только преступление, совершенное соисполнителями (простое соучастие), хотя между ними может быть разделение ролей (ч. 1. Ст. 35)
Для данной формы соучастия свойственна минимальная степень согласованности, что обусловлено невозможностью сговора до момента начала преступления. Эта форма соучастия предполагает возможность сговора между участниками лишь во время совершения преступления, после начала выполнения объективной стороны преступления.
2)   наиболее распространенной и опасной формой соучастия в преступлении является соучастие по предварительному сговору.
Под предварительным соглашением понимается сговор до начала выполнения действий, составляющих объективную сторону преступления, т.е. до начала выполнения деяний, предусмотренных статьей Особенной части УК, хотя бы одним лицом.
Данная форма соучастия – соучастие с предварительным соглашением – в УК предусмотрена в качестве необходимого и квалифицирующего признака конкретных видов преступления, а так же в качестве отягчающего обстоятельства. Различная степень согласованности между соучастниками в рамках данной формы соучастия позволила выделить такие разновидности, как совершение преступления по предварительному сговору группой лиц (например, ч.2 ст. 158), организованной группой (п. ''в'' ст. 63), преступным сообществом (ст.209).
Соучастие с предварительным сговором имеет место, когда участники договариваются о совместном совершении преступления (ч. 2 ст.35). В результате сговора соучастникам становятся известными не только общие сведения о готовящемся преступлении, но и некоторые обстоятельства их будущей преступной деятельности. Сговор может быть в словесной, письменной форме. Очень редко соучастники достигают соглашения в результате конклюдентных действий (молчаливое согласие).
Для данной разновидности соучастия сговор характеризуется чаще всего устранением объекта и предмета преступления, иногда способом посягательства, что не может свидетельствовать о прочных связях соучастников.
Для преступлений против собственности посягательства ''по предварительному сговору группой лиц'' являются квалифицирующим признаком, предусмотренным в ч. 2 ст. 158-164 УК. В законе говорится не о любом соучастии по предварительному сговору, а о совершении преступления по предварительному сговору группой лиц, что обязывает установить соисполнительство, т.е. непосредственное участие всех в выполнении объективной стороны преступления.
Преступное сообщество (преступная организация) является наиболее опасной из всех разновидностей соучастия с предварительным соглашением. Опасность этой разновидности характеризуется тяжестью преступлений, совершаемых преступными сообществами.
Преступному сообществу свойственна высшая степень сплоченности, согласованности между соучастниками, которая отличает сообщество от других разновидностей соучастия с предварительным соглашением1. Преступное сообщество – это сплоченная группа лиц созданная для совершения тяжких и особо тяжких преступлений, либо это объединение организованных групп, созданных в тех же целях. Сплоченность соучастников преступного сообщества является признаком лишь этой разновидности соучастия (ч. 4 ст. 35).
Сплоченность – это социально-психологическая характеристика преступного сообщества, она отражает общность участников в реализации преступных целей.
Между членами преступного сообщества, как правило, происходит разделение ролей, связанное с использованием определенных знаний, направленных на достижение преступных намерений1.
Устойчивость и  сплоченность преступного сообщества предопределяет более или менее продолжительную преступную деятельность и тяжесть преступлений, которые стремятся совершить участники сообщества. Учитывая опасность этих преступлений, ради которых формируется преступное сообщество, законодатель саму организацию, участие в преступных сообществах относит к самостоятельным преступлениям. Так, бандитизм считается оконченным с момента создания вооруженной группы (банды), независимо от того, удалось ли совершить нападение, для которого создавалась банда (ст. 209).
Участники организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) могут быть привлечены к уголовной ответственности за участие в них, если это предусмотрено статьями Особенной части УК в качестве самостоятельного вида преступления, а так же за преступления, в подготовке или совершении которых они участвовали (ч. 5 ст. 35). Действия каждого члена сообщества должны причинно обусловливать наступление последствий, которые наступают в результате совершения сообществом преступлений.
Осознание общности целей, для достижения которых создается сообщество, предопределяет наличие лишь прямого умысла у каждого члена преступного сообщества. Сознание и воля членов сообщества должны охватывать обстоятельства, относящиеся не только к собственному деянию, но и к деянию других членов. Только в этом случае можно говорить о соучастии в преступлении. Каждый член преступного сообщества должен охватывать своим сознанием и волей объективные и субъективные признаки преступления (например, описанного в ст. 209 УК ''Бандитизм''). Установление объективных и субъективных признаков преступлений, совершенных участниками преступных сообществ, исключает корпоративную ответственность, способствует укреплению законности.
Если же в статье Особенной части УК в числе квалифицирующих обстоятельств законодатель предусматривает совершение преступления просто группой, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, а преступление было совершено преступным сообществом, то содеянное следует квалифицировать с учетом указанных обстоятельств. То, что преступление реально было совершено в наиболее опасной разновидности соучастия, суд так же должен учесть при назначении наказания в рамках санкции статьи Особенной части УК. Это обусловлено дифференциацией соучастия с предварительным соглашением на разновидности с учетом различной степени согласованности действий соучастников.
          Сложная структура  преступных  формирований,  разделение  функций  между членами преступных сообществ, активные действия по защите своей среды, стремление проникнуть в государственные, в том числе правоохранительные учреждения, весьма заметные тенденции в политизации организованной преступности, масштабы её проявлений  всё это выдвинуло проблему новых подходов к организации и тактике оперативно–розыскной деятельности. Многие привычные формы работы и тактика оперативных аппаратов оказались непригодными  для борьбы с организованной  преступностью, и в этой связи необходим анализ положения, сложившегося в оперативно-розыскной деятельности, в частности в органах внутренних дел, которые выполняют основной объём работы в борьбе с организованной преступностью, что позволит найти рациональные подходы к  организационно–тактическим решениям.
          В советский период структура оперативных аппаратов милиции, её  техническая и тактическая вооружённость складывалась по влияниям идеологических  факторов. Они  были ориентированы  на  борьбу с отдельными проявлениями преступности на фоне «последовательного её сокращения».
Традиционно в деятельности  оперативных  аппаратов  милиции существовал приоритет местных, локальных интересов. Мало заботы  проявлялось о получении информации, полезной для других аппаратов и служб. Часто происходило искусственное ограничение, даже игнорирование потоков информации, казалось бы ценной, но не работающей на сиюминутную отдачу. Такую “попутную“ информацию получали неохотно, не знали, куда её девать. Например, по данным региональных исследований, до 80% всего  объёма  информации,  полученной  сотрудниками  аппаратов  ОБЭП,  не направлялось  аппаратам,  для которых  она  представляла  интерес, то есть не находило своих адресатов.
          Не фиксируемой же информации, представляющей интерес для других оперативных аппаратов и служб, оставалось еще больше в памяти негласных сотрудников и оперативных работников: о связях между лицами, которые могут быть отнесены к категории явно криминально–активных; о прибытии и контактах иногородних дельцов, посредников, спекулянтов, преступников–гастролёров; о появлении на “ черном рынке “ ценных  предметов искусства. В ходе научных исследований была установлена информационная разобщенность  даже  среди  подразделений одной  службы,  на  территории одного крупного города.  Даже  факты  явно  преступной  деятельности,  не имеющие в данный момент значения для решения “ своих “ задач, оставались без внимания. Это и есть проявление вредного для борьбы с организованной преступностью местничества.
Крайне редко практиковалось обобщение данных о преступной среде, получаемых в ИВС, СИЗО, ИТК – ВТК. Однако именно в местах концентрации преступников существовал своеобразный механизм “ производства “ уникальной по содержанию и насыщенности латентными фактами информации. Здесь практически не было заранее определённых систем обмена сведениями, если не считать локальные программы сбора сведений по конкретным уголовным делам и делам оперативной разработки, которые  вели оперативные работники ИТУ, и программы, содержащиеся в ориентировках и конкретных заданиях оперативным аппарата милиции.
          Чаще всего обмен сведениями между задержанными, арестованными и осужденными  возникал  стихийно,  в  силу  психологических  потребностей межличностного общения. Тематика же общения задана самой судьбой этих людей, их жизненным и преступным опытом. Из весьма ценного, насыщенного фактами информационного потока имеется реальная возможность  отфильтровывать сведения, характеризующие многие стороны  организованной преступности, причем те, которые не попадают в следственные и  судебные протоколы. Но за многие годы, практически до конца 80–х годов, не удалось создать такого аппарата, который анализировал бы и в региональном, и в межрегиональном масштабах расстановку преступных сил, связи между преступными группами и их лидерами, особенности отношений в этой среде, знание которых имеет большое  значение  для  организации  и  тактики ОРД1.
“ Кадровая работа “ преступных сообществ практически оперативными  аппаратами  не  фиксировалась  и  не анализировалась. И этому есть только одно объяснение: бесперспективность  этой  работы.  По  уголовным законам  преследуются  только подстрекательство и вовлечение в преступную деятельность несовершеннолетних. На практике и тот и другой законы действуют в “ усеченном “ варианте, то есть при наличии других составов преступлений, других видов соучастия. В чистом виде подстрекательство (без иного соучастия) осталось лишь  научной  категорией теории уголовного права. Лидеры же организованной  преступности, которые  формируют её идеологию и кадры, не сходят до банального подстрекательства и иного соучастия в преступлениях. Их деятельность не укладывается и в эти “ усеченные “ практикой составы преступлений, то есть в привычные модели общественно опасных деяний. Оперативные работники, не видя смысла в получении и фиксации информации о “ кадровой “ работе, о других формах прикосновенности к организованной преступности, эту информацию фактически теряли.
    продолжение
--PAGE_BREAK--Не способствовала борьбе с организованной преступностью ставшая традицией практика “сворачивания“ оперативно–розыскных мероприятий после раскрытия хотя бы одного эпизода преступной деятельности и изобличения хотя бы одного виновного. Система показателей подталкивала к такой поспешности, поскольку “минимально“ раскрытые преступления снимались с учета нераскрытых. Забота проявлялась не об инициативном поиске латентных преступлений, в том числе совершенных организованными группами, а, в лучшем случае, о расследовании причастности  изобличенных обвиняемых  к  совершению других  зарегистрированных  преступлений.  Это было  продиктовано целями  улучшения показателей раскрываемости преступлений в районе, городе, области, республике.
          Поскольку  оперативного  интереса  к  латентной  преступности кроме аппаратов ОБЭП другие оперативные  службы  практически  не  проявляли, без оперативного реагирования оставалось огромное количество преступлений, что объективно создавало условия для  самовоспроизводства  преступности и формирования преступных групп и организаций. Без реагирования оставались многие оперативные материалы.
          Но к 1989 году, когда достаточно четко проявились особенности организованной преступности, вертикальные и горизонтальные связи  её  структур, система её “активной обороны “, основанная на коррупции в государственном аппарате и террористических  методах  подчинения,  лавинообразном вторжении в экономику, стала очевидной необходимость создания специализированной  службы для борьбы с организованной  преступностью, и она была образована в виде 6–го управления МВД РФ, по инициативе которого созданы межрегиональные подразделения. В МВД РФ было создано самостоятельное 6–е управление, в управлениях  внутренних  дел оперативно – розыскные  бюро, разработана Концепция МВД  РФ  по  борьбе  с  организованной преступностью. В соответствии с этой концепцией определены задачи оперативно–розыскных бюро:    
проведение разведывательно-поисковых мероприятий, направленных на добывание, сбор  и  анализ сведений об организованных преступных сообществах, негласное проникновение в их структуры, выработка мер противодействия;
          борьба с устойчивыми преступными сообществами и их коррумпированными связями;    
направление информации  в  аппараты уголовного розыска, борьбы с преступлениями в сфере экономики,  оперативные  подразделения по исправительным делам, совместное  проведение  крупномасштабных операций по разоблачению преступных структур;
          информирование  соответствующих  органов  власти  и  управления  о состоянии и тенденциях организованной преступности.
          В феврале 1992 г. в  МВД  России  образованно Главное  управление по организованной преступности (ГУОП). Структура этого  специализированного главка построена так, что обеспечивает руководство разведывательной  деятельностью,  взаимодействие  с  другими  оперативными  службами МВД России и с соответствующими службами других государств, централизованную обработку оперативной информации, в том числе поступающей из других служб криминальной милиции, аналитико–исследовательскую работу, необходимую для констатации  признаков организованной  преступной деятельности, осуществление линейных  функций  на  разных  направлениях, непосредственное руководство межрегиональным управлением и подразделениями, действующими в наиболее криминогенных регионах  России. Начальнику  ГУОП  даны  полномочия, необходимые  для  концентрации  сил при  возникновении сложных ситуаций, требующих одновременного проведения оперативно–розыскных и следственных действий на нескольких направлениях.
          Основными задачами ГУОП являются:
          выявление и разработка непосредственно, а также совместно с оперативными подразделениями Министерства устойчивых организованных преступных сообществ, в том числе с межреспубликанскими и международными связями. Обеспечение в этих целях взаимодействия и комплексного использования  сил  и  средств  всех  служб и подразделений  органов внутренних дел;
          борьба с бандитизмом, квалифицированным вымогательством, коррупцией, преступными группами смешанной  общеуголовной  и  экономической направленности, организованными видами преступного предпринимательства;
          оперативная проверка лидеров преступной среды, имеющих межрегиональные и межгосударственные связи;
          оказание  помощи  органам внутренних дел республики, а также осуществление  координации  деятельности  подразделений, ведущих  борьбу с организованной преступностью. На ГУОП, его  региональные управления и подразделения в МВД, УВД возложена также ответственность за обеспечение единой стратегии органов внутренних дел по разоблачению коррумпированных лиц. Основным направлением их деятельности в этой сфере определено  пресечение  коррупции в системе государственной службы. Часть сотрудников  ГУОП и региональных  управлений по организованной преступности, подразделений МВД, ГУВД, УВД специализируется на изобличении  преступных  групп, связанных с коррумпированными работниками органов внутренних дел. Этим сотрудникам предоставлено право истребовать или знакомиться с любыми документами, предусмотренными делопроизводством системы МВД России, а также получать по ним объяснения.
          При жёсткой федеральной подчинённости РУОП Министерству внутренних дел Российской Федерации управления и отделы по борьбе с организованной  преступностью в республиках, краях и областях одновременно войдут  в  состав МВД, УВД  субъектов Федерации на правах структурных подразделений  криминальной милиции. Объём компетенции РУОП по руководству  ими  будет  определён  специальным нормативным  актом  МВД России.
          Подразделения по организованной преступности должны обеспечивать выявление и пресечение  деятельности  организованных  преступных  групп, банд преступных сообществ, в том числе сформированных по этническому признаку, имеющих межрегиональные и международные связи, установление их коррумпированных связей в системе органов власти и управления, борьбы с квалифицированным вымогательством.
          Подразделения уголовного розыска в первую очередь будут ориентированы на раскрытие  тяжких  преступлений, связанных с посягательством на жизнь и здоровье граждан, преступлений  против собственности, выявление каналов и пресечение криминального  оборота  оружия  и  взрывчатых веществ, розыск лиц, подозреваемых  в  совершении  тяжких преступлений, скрывшихся от следствия и суда.
          Усилия подразделений по экономическим преступлениям предполагается сосредоточить на преодолении преступной экспансии в наиболее криминогенных  жизненно  важных  для  экономики страны сферах, разработке и осуществлении комплексных мер по усилению борьбы  с  взяточничеством, банковскими и  финансовыми  мошенничествами, легализацией  преступных доходов, фальшивомонетничеством, незаконными операциями с валютными ценностями  и  другими финансово–хозяйственными преступлениями. Подразделениям  по борьбе с незаконным оборотом наркотиков предстоит активизировать  работу  по  выявлению и пресечению  каналов и источников поступления в Россию наркотиков из–за рубежа, ликвидации межрегиональных и межгосударственных преступных групп,  занимающихся наркобизнесом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.   Для борьбы с таким явлением, как организованная преступность, необходимо осуществление в рамках единой государственной комплексной программы соответствующих политических, экономических, правовых, социальных, идеологических, административных мер. Приоритет должен быть отдан социально-экономическим. Нельзя недооценивать правовые средства, и, в частности, уголовно-правовые, направленные на борьбу с организованной преступностью.
Деятельность независимых друг от друга преступных групп, обладающих признаком организованности, можно проследить с дореволюционной России по настоящее время. Нарастание во всех сферах жизни проблем и противоречий. Все более высокая их концентрация и взаимодействие с определенными типами личности привело к приобретению преступностью нового качественного состояния. В настоящее время организованная преступность активно эволюционирует, оказывая обратное негативное влияние на все сферы жизни общества и является недостаточно изученным явлением, в том числе в криминологическом и уголовно-правовом аспектах.
Существует большое количество форм деятельности, характерных для организованной преступности. Подход к их юридической оценке должен быть следующим. Во-первых, возможность применения действующего законодательства. Во-вторых, предлагаемой нормы об организации, руководстве или участии в преступном сообществе с позиции того, что соответствующие действия могут охватываться понятиями ''организация'', ''руководство'' или ''участие''. Для этого, конечно, необходимо учитывать результаты научных исследований и правоприменительную практику. Особую роль, на наш взгляд, здесь должен играть Пленум Верховного Суда РФ, имеющий возможности давать нормативное судебное толкование. Поскольку закон на все случаи жизни создать невозможно, то в указанных выше, а также могущих возникнуть в будущем ситуациях, целесообразно опираться на складывающуюся практику правоприменительной деятельности как на надежный критерий истины.
Организованная  преступность – сложное  антисоциальное  явление, не имеющее государственных границ. Многие десятилетия она “сопровождает” экономическое и культурное развитие большинства стран мира, стимулируя такие пороки человеческого общества, как коррупция, вымогательство, насилие, наркомания, проституция.
Развитие причин организованной преступности в Российской Федерации повторило путь большинства стран: разложение бюрократических структур государства, нарушение принципов социальной справедливости, девальвация нравственных ценностей, выход из примитивного состояния “безналоговой” теневой экономики.
Возрастающие масштабы организованной  преступности  представляют реальную угрозу безопасности государства и общества, так как она усиливает свои позиции через монополизацию многих видов противоправной деятельности, используя отсутствие надежных механизмов защиты  нарождающихся рыночных отношений, активно  внедряется  в  новые  экономические структуры, стремится сохранить господствующее положение в  распределительной  сфере, заблокировать  процесс  реформ. В  ряде  мест  преступных формирования, пользуясь безнаказанностью, а  подчас  и  попустительством правоохранительных органов, действуют всё более нагло и вызывающе, превращая обширные территории в свои вотчины. Они контролируют такие доходные виды противоправной деятельности, как наркобизнес, проституция, азартные игры, нелегальная торговля оружием, спекуляция, вымогательство и др. Примитивные преступления уступают место крупномасштабным преступным акциям, глубокому проникновению  через  коррумпированные  связи  в экономику и финансовую систему, попыткам оказывать прямое влияние на политику государства в этой сфере.
Биржи, торговые и валютные аукционы, рынок  жилья, коммерческие банки, совместные предприятия и иные экономические структуры преступники пытаются использовать как для отмывания “грязных” денег, так и для использования самой рыночной  экономики в своих  корыстных  интересах.
Преступные формирования, располагающие крупными суммами денег, завоевывают сильные позиции на внутреннем рынке, осуществляют  противозаконные  крупномасштабные  преступные  операции  по  вывозу  из  страны сырья, товаров и других средств. Противоправный бизнес стремится приобретать либо иметь контрольный пакет акций различного рода предприятий и организаций, создавать собственные производства (банковские и всякого рода  посреднические  организации), внедрятся  во  внешнеэкономические структуры и таким образом выходить на формирование преступных международных организаций.
Организованная преступность становится одним из основных факторов политической и социально–экономической нестабильности в Российской Федерации. На это неоднократно обращалось внимание в обращениях и выступлениях Президента Российской Федерации, руководителей Правительства и Парламента России, в документах руководящих государственных органов.
Организованная  преступность  породила новую криминальную ситуацию, которая требует для её разрешения неотложных законодательных, организационно–управленческих  мер, значительных  материальных  ресурсов на оснащение правоохранительных  органов  и  обучение сотрудников методам борьбы с организованной преступной деятельностью. Одной из причин сложившейся ныне в сфере борьбы с организованной преступностью ситуации является  недостаточно  научная  проработка  проблем, отсутствие  ясных представлений о стратегии и  идеологии  этой  борьбы, а  также  правовой, криминологической, криминалистической  и  оперативно–розыскной концепции и соответствующих научных рекомендаций по выявлению, раскрытию, расследованию и предупреждению организованной преступной деятельности. Теоретическому познанию организованной преступности как социально–правового явления в нашем обществе предшествовала оперативно–розыскная, следственная и судебная практика.
 На протяжении многих лет в юридической теории наблюдалось стремление обосновать официальные  политические  доктрины, и  это  сдерживало объективный анализ действительности, а  в  итоге негативно сказывалось и на оценке фактической расстановки сил в борьбе с преступностью, и на теоретической разработке организационно–тактических  форм  борьбы с преступностью, адекватных такой расстановке.
Проблема  организованной  преступности не только не исследовалась, но и не ставилась. В этом и состояло одно  из  противоречий  общества: в его структурах уже функционировала теневая экономика, определённые эшелоны  государственной  и  партийной  власти  были  поражены коррупцией, внутри страны и за рубежом действовали многие связи, порожденные иерархией преступных отношений, но интересы официальных политических доктрин  не  позволяли  все это квалифицировать как организованная преступность и, соответственно, разрабатывать эффективные меры борьбы с ней.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
I. Законодательство и иные нормативно-правовые акты
1.                 Конституция Российской Федерации (принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.) // Российская газета от 25 декабря 1993 г. N 237.
2.               Уголовный кодекс РФ от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ // Собрании законодательства Российской Федерации от 17 июня 1996 г. N 25 ст. 2954Конституция РФ. М.; 1999.
3.              Таможенный кодекс РФ. М.; 1999.
4.              Уголовный кодекс РФ. М.; 2005.
5.              Уголовно-процессуальный кодекс РФ. М.; 2005.
6.              Уголовно-исполнительный кодекс РФ. М.; 2004.
7.              Федеральный Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» от 13 марта 1992 г. № 2506-1 // Российская газета. 1992. 29 апреля.
8.              Федеральный закон от 20 апреля 1995 года № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов» // Справочная правовая система «Гарант».
9.              Федеральный Закон от 15 июля 1995 года «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. №29. ст.2759.
10.         Указ Президента РФ от 14 июня 1994 года №1226 «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности» // Справочная правовая система «Гарант».
11.         Указ Президента от 30 июля 1996 года № 1113 «О создании Национального центрального бюро Интерпола МВД РФ» // Справочная правовая система «Гарант».
12.         Федеральная целевая программа по усилению борьбы с преступностью на 1996-1997 годы. Утверждена Постановлением Правительства РФ от 17 мая 1996 года № 600 // Справочная правовая система «Гарант».
    продолжение
--PAGE_BREAK--