Факторы лексического характера, влияющие на выбор окончания неодушевлённых существительных мужского

Огородникова Л.А.

Морфологические явления находятся в диалектическом взаимодействии с лексико-семантическими. Это отчётливо обнаруживается в истории родительного падежа неодушевлённых существительных мужского рода единственного числа, которые могут иметь или флексию -А, или -У. Определённые лексико-семантические факторы, влияющие на выбор окончания таких существительных, были указаны ещё М.В. Ломоносовым в «Российской грамматике» в 1755 г. Н.М. Карамзин несколько шире видел семантическую базу форм на -У, включив в неё и некоторые отвлечённые существительные. В.А. Богородицкий связывал синтаксический и семантический аспекты этой проблемы.

Семантические условия доминирующими в определении флексии в генитивных конструкциях считал А.А. Шахматов, дополняя их акцентологическими условиями. А.А. Шахматов пришёл к выводу о создании в языке «представления о грамматической категории, долженствующей объять слова, означающие отвлечённые понятия и собирательные предметы, и противоположной категории, означающей индивидуальные предметы (одушевлённые и неодушевлённые). [Шахматов 1957: 241]. Первая из этих категорий получала в Р.п. окончание -У, вторая - окончание -А. Шахматов считал, что явление распространения окончания -У уже в самом своём начале имело семантический характер.

В течение длительного периода формы на -А и -У сосуществуют. Но граница употребления Ру и Ра не совпадала с делением на лексико-семантические группы имён существительных. Напротив, она проходила в рамках одного определённого лексико-семантического класса имён существительных и определялась синтаксико-семантическими различительными признаками.

Наши материалы составлены на основе сплошной выборки неодушевлённых имён существительных мужского рода в форме родительного падежа единственного числа из художественных текстов второй половины XVIII в. Наблюдения производились по академическим изданиям произведений и по печатным изданиям XVIII в., наиболее удовлетворительно выполненным в смысле сохранения языковых особенностей оригиналов.

Самую многочисленную группу имён существительных в названной форме представляют слова со значением отвлечённого качества, признака, состояния, действия. Наиболее характерной была группа слов, относящихся к внутреннему миру человека, его моральному облику, чертам характера, психическому складу. В неё входят лексические единицы разных генетико-стилистических пластов. Генетическая характеристика словарного состава представлена в соответствии с данными словаря «Живого великорусского языка» В.И. Даля, «Краткого этимологического словаря» Н.М. Шанского и других, «Этимологического словаря» Фасмера, «Этимологического словаря русского языка» Г.П. Цыганенко и других источников.

Самый большой пласт слов - собственно русская литературная лексика:

гнев, грех, жар (в значении «рвение», «страстность»), лоск, обет, обман, опыт, позор, покой, порок, разум, рок, сок (в значении «жизненные силы»), страх, стыд, трепет, удар (в значении «потрясение»), ужас, ум, холод (в значении «равнодушие»);

славянизмы (т.е. слова, генетически восходящие к старославянскому и церковно-славянскому языкам):

восторг, глас (в значении «внутреннее побуждение»), нрав, разврат, хлад;

иноязычные заимствования: вкус, интерес, характер;

заимствования из внутриязыковых источников: вздор, зазор (в значении «стыд»), заквас (в значении «закалка»).

Как видно, большинство слов этой тематической группы общие для «славенского» и «российского» языков. Окончание -А является основным и универсальным, его в тех или иных условиях могут принимать все слова этой группы, -У является лишь вариантом, посредством которого подчёркиваются некоторые семантические категории. Вариантные флексии имеют существительные покой, рок, страх. Отвлечённые имена существительные покой, страх, по определению В.И. Чернышева, относятся к разряду таких, которые «изменяются количественно, обозначая меру или степень предмета или качества» [Чернышев 1915: 16]. Форма родительного на -У этих существительных стилистически нейтральна. В героической поэме М.В. Ломоносова «Пётр Великий» форма покою не снимает «высокости» произведения: «Я тех лишу покою, Которых сродники развращены мечтою» [Лом.1986: 276]. Употребление формы на -У в данном контексте вызвано ещё и потребностями рифмы (покою - мечтою), т.е. чисто технологическими, версификационными причинами.

Такая же форма существительного покой зафиксирована в анакреонтических песнях Г.Р. Державина, в стихотворении М.В. Ломоносова «Ночною темнотою».

Эффект сниженного стиля приобретает форма родительного на -У существительного страх в следующем выражении: «От страху все жилы трепещут» [Лук.ЧII 1765: 130]. В комедии М. Попова «Комедиант» та же лексема с окончанием -А: «Я дрожу от страха» [Попов 1772: 310]. Такую же форму находим в сентиментальной повести Н.М. Карамзина, в журнале Новикова «Живописец».

Только с флексией -У зафиксированы следующие имена существительные указанной тематической группы: жар («рвение», «страстность»), лоск, сок («жизненные силы»): «И дай порядочно без жару мне спроситься» [Кап.1960: 388], «Не сдирают лоску» [ Рад.1938: 303], «Но в ней гораздо более соку» [Лук.ЧII 1765: 166]. Остальные имена существительные исследуемой тематической группы, генетически восходящие к собственно русской литературной лексике, употреблены в произведениях различных по жанру и тематике только с окончанием -А. Употреблённое в просторечном значении «вина» общеславянское слово грех в наших материалах не имеет вариантной формы: «Слабому человеку не можно пробыти без греха» [Нов.1961: 42], «Небесным без греха огнём курил табак» [Лом. 1986: 239], «Никто не без греха» [Кап. 1960: 378].

Собственно русское существительное стыд, развив переносно-отвлечённое значение, употреблялось с флексией -А: «В том ни греха, ни стыда нет» [Нов.1961: 166], «Сие не принесёт вам стыда» [Нов.1960: 190].

В сфере отвлечённой лексики было особенно тесным соприкосновение книжного и народного начал. М.В. Ломоносов, определяя соотношение форм на -А и -У, отмечал, что имена данной категории принимают окончание -У тем охотнее, чем «далее от славенского отходят» [Ломоносов 1952: 457]. В тематической группе существительных, относящихся к внутреннему миру человека, к славянизмам в генетическом смысле слова относится лексема нрав. Русский вариант этого существительного был вытеснен из употребления церковнославянской параллелью. Нрав уже не воспринималось как стилистически инородное, как особая принадлежность письменной или поэтической речи. Г.О. Винокур писал, что во второй половине XVIII в. роль славянизмов иная, чем в начале века. Они употребляются не ради «высоты», а ради новых стилистических задач, «которые разрешались столько же при помощи славянизмов, сколько при помощи слов иного происхождения» [Винокур 1959: 444].

Неполногласная лексика, органически влившись в систему русского языка, стала употребляться в формах, характерных только для этого языка: «Человек нраву крутого» [Рад.1938: 237], «От предводителя осады дан ответ, что толь свирепаго у Россов нраву нет» [Лом.1986: 289]. Это же существительное с флексией -А зафиксировано в другом источнике: «Человек простого нрава» [Нов.1961: 118].

Слова лоск, нрав, разврат в «Словаре Академии Российской» 1806-1822 гг. употребляются только с окончанием -А.

Стилистически значимым остаётся в художественных текстах 2-ой пол. XVIIIв. славянизм глас, функционирующий в значении «внутреннее побуждение, осознание чего-нибудь»: «Не слышит вопиющего гласа природы» [Нов.1961: 55], «Не слышал ли мысленным ухом вещающего гласа» [Лом.1986: 245], «От гласа в грудь пловцам кровь тёплая влиялась» [Лом.1986: 271], «Наполнился мой слух пронзающего гласа» [Лом.1986: 276].

Флексией -У это существительное оформлено в комедии М.И. Верёвкина «Имянинник»: «Ни гласу, ни послушания» [ Вер.1774: 54]. Это употребление формы родительного на -У грамматически не мотивировано, так как рассматривается в устойчивом сочетании. Сочетание носит ярко выраженный экспрессивный характер, зафиксировано в реплике героя комедии.

Основное актуальное значение славянизмов в XVIII в. - переносное. Русские слова, имеющие со славянизмами общее конкретное значение, свободно «заимствовали» у них отвлечённое переносное значение. Русское существительное холод имеет переносное значение «равнодушие», «недоброжелательность». Оно зафиксировано с флексией -А: «Кто согреет мою дряхлость от холода» [Рад.1938: 362]. В прямом значении: «Лютость холода» [Лом.1986: 236].

В неполногласной огласовке эта лексема в наших источниках встречается с той и другой флексией: «Царица хлада» [Кар.Избр.1892: 75], «И с ужаса и хладу Крылами в трепете взмахнул» [Держ.1986: 27]. В приведённых примерах существительное хлад употреблено в прямом значении - «состояние природы».

Богато развитая система отвлечённых значений - особенность книжно-славянской лексики. Собственно русская лексика проникает в сферу отвлечённых обозначений и закрепляется в этой сфере. Восточнославянское существительное удар употребляется в отвлечённом значении «потрясение»: «Не снести тебе едакова удара [Вер.1774: 30].

Итак, с одной стороны, славянизмы продолжают оставаться стилистически значимыми в художественных текстах второй половины XVIII в., с другой - некоторые из них в стилистическом смысле этого слова перестали быть славянизмами, закрепились в русском языке, развивая характерное для этого языка окончание -У в форме родительного падежа.

Русские по происхождению слова испытывали семантическое влияние славянизмов, что способствовало массовому проникновению русизмов в область отвлечённых обозначений, характерных для книжно-славянской лексики. Этот процесс сопровождался специфически языковой тенденцией, свойственной для этого времени. При отборе грамматических средств создателями литературного языка предпочтение отдаётся тем формам, которые постепенно приобретают права языковой нормы.

Существительное вздор («чушь», «околесица», «нелепость»), заимствованное из общенародного лексического фонда, содержит оценку по отношению к мыслям, высказываниям или поступкам человека. В наших источниках его употребление зафиксировано с флексией -А: «Такого вздора не слыхивал» [Попов 1772: 194].

Существительное заквас, отсутствующее в «Словаре Академии Российской» 1806-1822г., в переносном значении «закалка» употреблено с окончанием -У: «Заквасу в нём не будет [Рад.1938: 336].

Просторечное слово зазор наряду с общеславянским нейтральным синонимом стыд зафиксировано с флексией -А: «Отец поцеловать дочь может без зазора» [Кап.1960: 433].

Рассматриваемая тематическая группа представлена также иноязычными существительными. Известно, что в изучаемую эпоху несколько снизился темп непосредственного заимствования лексических единиц по сравнению с Петровской эпохой. Иноязычные слова, вовлекаясь в систему русского языка, подчинялись наиболее влиятельным формам, т.е. формам с окончанием -А: вкус - «Нежность моего вкуса» [Нов.1961: 97], характер - «Не легко: из характера весёлаго и проворнаго перемениться в печальный и степенный» [Лук.ЧI 1765: XXVII].

Таким образом, распределение флексий -А и -У неодушевлённых существительных мужского рода единственного числа в родительном падеже идёт в пользу окончания -А. Это не связано непосредственно с тематикой и структурой текста. Писатели второй поовины. XVIII в. понимали литературный язык и его границы как и их непосредственные предшественники. Они пользуются тем языковым фондом, который сохранила традиция.

Не наблюдается и прямой зависимости выбора флексии от характера лексемы (например, полногласия или неполногласия). Речь может идти только о грамматически не мотивированном употреблении формы на -У в устойчивых сочетаниях. Однако никакого отношения к стилистической дифференциации морфологических показателей они не имеют.

Рекомендации М.В. Ломоносова и А.А. Барсова использовались в качестве формального критерия для разграничения «славенской» лексики и русской. В середине XVIII в. к семантическому критерию выбора флексии присоединялся стилистический критерий, что не облегчало, а затрудняло выбор нужной формы, т.к. критерии могли совпадать. «При сём примечать должно, как нередко одно правило отнимает силу у другого» [Ломоносов 1952: .458].

Лексико-семантический фактор, влияющий на способ выражения родительного падежа, лишь один из факторов неформального порядка. Перспективы дальнейшего исследования проблемы достаточно широки. Они состоят прежде всего в возможности комплексного изучения механизма выбора форм в разных типах художественных текстов.

Источники

Вер. - Верёвкин М.И. Имянинник. М.,1774.

Держ.- Державин Г.Р. Анакреонтические песни. М.: Наука, 1986.

Кап. - Капнист В.В. Собрание сочинений. Т.1. Изд. АН СССР, М.-Л., 1960.

Кар.Избр. - Карамзин Н.М. Избранные сочинения. С.-Петербург, 1892.

Ломоносов - Ломоносов М.В. Избранные произведения. М.: Наука, 1986.

Лук. Ч1. - Лукин В. Сочинения и переводы. Ч.1. С.-Петербург, 1765.

Лук. Ч2. - Лукин В. Сочинения и переводы. Ч.2. С.-Петербург, 1765.

Нов. - Н.И. Новиков и его современники. Избранные сочинения. Изд. АН СССР. М., 1961.

Попов - Попов М. Досуги или собрание сочинений С.-Петербург, 1772.

Рад. - Радищев А.Н. Полное собрание сочинений. Т.1. Изд. АН СССР, М.-Л.,1938.

Список литературы

Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.

Ломоносов М.В. Российская грамматика // Ломоносов М.В. П.с.с. Т.7. М.-Л.,1952.

Шахматов А.А. Историческая морфология русого языка. М.,1957. - 400 с.

Чернышев В.И. Правильность и чистота русской речи: опыт стилистической грамматики. Вып. 2. Части речи. 2-изд. Петроград, 1915. - 402 с.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.russofile.ru

Дата добавления: 13.10.2007