Вопрекиизвестному тезису У. Лабова о единстве социолингвистики (Лабов, 1976), в этойсравнительно молодой языковедческой дисциплине отчетливо выделяются национальноориентированные направления исследований. Это обстоятельство связано с тем, чтов каждой стране и, более узко, в каждой этно-социальной общности складываютсясвоеобразные условия функционирования языка (или языков), и на первый планвыдвигаются такие проблемы, которые актуальны для данной национальной общности(или многонациональной, но характеризующейся единством социально-экономическойи политической жизни). Естественно, что социолингвисты, либо принадлежащие кэтой области, либо изучающие ее «извне», акцентируют своеисследовательское внимание именно на этих актуальных проблемах, оставляя в тенидругие.
Примерытакого состояния социолингвистики многочисленны. Так, в США интенсивно изучаютсявопросы, связанные с Black English, его соотношением со стандартным AmericanEnglish, обучением негритянских детей литературным формам языка, а такжепроцессы языковой интеграции выходцев из Мексики, Пуэрто-Рико и другихнеанглоязычных регионов. В Германии и Франции в последние десятилетияобострился вопрос о рабочих-иммигрантах, в частности, об их языковой адаптации,и этому посвящены многие исследования немецких и французских социолингвистов(см. об этом в работах У. Лабова, Р. Фейсолда, Дж. Фишмана, Дж. Гамперца, Д.Хаймса, Н. Диттмара, У. Аммона и др.; см. также содержательный обзор проблем,связанных с национально-языковыми меньшинствами в странах Западной Европы, — вLüdi 1990).
Вбольшинстве стран Африки на первом плане по значимости стоят вопросы языковогостроительства: выбор языка или диалекта, который мог бы претендовать на статусгосударственного языка (или языка межнационального общения), разработкаписьменностей, функциональное и ситуативное соотношение разных языков идиалектов и т.п. (см. об этом Виноградов, Коваль, Порхомовский 1984).
Похожаякартина — в отечественной социолингвистике. Многочисленные работы 20-х годов,посвященные языковым изменениям после революции 1917 года, имели четкоориентированный «русистский» уклон, так как именно в русском языкепроисходили наиболее характерные и при этом социально обусловленные перемены(см. работы Е.Д. Поливанова, А.М. Селищева, Г.О. Винокура и др.).
Кконцу 30-х годов интерес к социолингвистической проблематике в русскомязыкознании угасает, а наметившееся в конце 50-х — начале 60-х годоввозобновление этого интереса сопровождается несколько иной ориентациейсоциолингвистических исследований: в центр внимания выдвигаются процессыдвуязычия и многоязычия как весьма характерные для такого многонациональногогосударства, как СССР. При этом начинает преобладать так наз.макросоциолингвистика, то есть изучение больших социальных общностей,обслуживаемых одним или несколькими языками, а языковые и коммуникативныепроцессы, происходящие в «микрообщностях» (семье, игровых ипроизводственных группах и т.п.), почти не исследуются.
Врамках макроподхода русский язык изучается главным образом как средствомежнационального общения, но несмотря на большое число работ, посвященных этойего функции (обзор их см. в Бахнян, 1984), многие вопросы существованиярусского языка в иноязычном окружении остаются актуальными и недостаточноисследованными (в частности, вопросы, связанные с характером варьированияязыковых средств, обусловленного целым комплексом собственно лингвистических,психологических, социальных, национальных и т.п. факторов).
Функционированиерусского языка на территории его исконного распространение и в различных слояхи группах природных его носителей также обусловлено не только внутренними языковымизакономерностями, но и в той или иной степени внешними факторами. Изучение этихфакторов, характера их воздействия на языковые процессы и отношения, выявлениеспецифики социальной обусловленности современного функционирования русскогоязыка (в отличие от предшествующих этапов его развития) — как кажется, одна изактуальных задач «социорусистики».
Былобы, разумеется, неверным считать, что в этом направлении ничего не делается:достаточно упомянуть монографию «Русский язык и советское общество»(1968) и идейно связанные с нею сборники работ о развитии — в современномсоциальном контексте — фонетики, грамматики, лексики и стилистики русскогоязыка (см. Развитие 1963, 1964, 1965, 1966а, 1966б, 1968, 1971, 1975, а такжеСоциально-лингвистические исследования 1976), серию работ по русскойразговорной речи, выполненных под руководством Е.А. Земской, исследованияученых Саратовского университета, посвященные анализу отношений между языком иобществом (см. Язык и общество 1967, 1970, 1974, 1977 и др.), а такжесовременному состоянию территориальных говоров (Баранникова, 1967 и др.),разговорной речи (Сиротинина, 1974 и др.), и ряд иных работ.
Однаков этой статье я хочу остановиться не на итогах социолингвистического изучениярусского языка, а на еще не решенных вопросах, на таких направленияхисследования, которые, как кажется, находятся в зачаточном состоянии.
Естественно,что предлагаемые заметки не претендуют на то, чтобы служить программой изучениясовременного русского языка под социальным углом зрения: я хочу лишь обратитьвнимание на некоторые проблемы, представляющиеся актуальными в контекстефункционирования и развития современного русского языка.
1.Традиционно одним из центральных объектов социолингвистики признаетсясоциальная дифференциация языка (см., например, Жирмунский,, 1969, 14). Можноли считать, что социальная дифференциация современного русского языка изучена вдостаточной степени?
Большаячасть работ, посвященных этой проблеме, скорее констатирует наличие разныхподсистем в национальном русском языке, нежели детально описывает каждую из них(см., например, Городское просторечие, 1984, Разновидности, 1988, Крысин,1989б). Давая по существу «дифференциальное» описание социальногорасслоения русского языка, то есть обращая внимание прежде всего на то, чемодна подсистема отличается от других, авторы этих работ не задаются цельюизучить каждую такую подсистему с точки зрения набора присущих ей средств, ихструктурных и функциональных характеристик, коммуникативных условийиспользования этих средств в общении, механизмов социально и ситуативнообусловленного переключения (в процессе коммуникации) с данной подсистемы надругую и т.п., то есть описать полнокровную жизнь подсистем (а не только ихстатус среди других форм существования русского языка [1].
Естественно,что достижение такой цели невозможно без широкого обследования носителей и«использователей» различных подсистем, обеспечивающего получениедостаточно надежного и репрезентативного материала. В подобном углубленномсоциолингвистически ориентированном изучении нуждаются прежде всего местныеговоры и городское просторечие (в частности, стремительно исчезающеемосковское), которые в современных условиях размываются нивелирующимвоздействием на них литературного языка и теряют свою целостность (именно какподсистемы), но которые в коммуникативном отношении еще активны.
Коммуникативнозначимыми являются также профессионально и социально ограниченные подсистемы — профессиональные «языки» и социально-групповые жаргоны. Между тем,первые изучаются слабо (хорошо известные работы В.Д. Бондалетова посвященыисследованию профессиональных «языков» прошлого — конца 19 — начала20 вв.), а среди вторых особым вниманием исследователей пользуется главнымобразом молодежный жаргон, да и то преимущественно с точки зрения специфики егосредств (см., например, Копыленко, 1976, Борисова-Лукашанец, 1982 и нек. др.),и русское воровское арго, существовавшее на рубеже прошлого и нынешнего веков(см. Грачев, 1986).
Вто же время характерные для современного состояния русского языка социальнообусловленные его разновидности почти не изучаются. Я имею в виду, например,тюремно-лагерный жаргон. Он лишь частично унаследовал средства традиционноговоровского арго, большая же часть его средств своеобразна (за счет внутреннегословообразования, специфических метафорических переосмыслений, многочисленныхзаимствований и т.п.). Кроме того, тюремно-лагерный жаргон, по сравнению своровским арго, необычайно расширил социальные границы своего функционирования:прошедшие через сталинские лагеря представители самых разных социальных слоев игрупп (инженеры, военные, крестьяне, студенты, врачи, поэты, журналисты и др.),составлявшие значительную часть русскоговорящего общества, в той или иной мерене только соприкасались с этим жаргоном, но и активно пользовались им. Болеетого, тюремно-лагерный жаргон оказал значительное влияние на другие подсистемырусского языка — просторечие, устную интеллигентскую речь, элементы егоупотребительны в публицистике и других стилистических разновидностяхлитературного языка (ср. слова типа доходяга, туфта, бадяга, темнить, оборотытипа качать права, на цирлах, откинуть копыта, выйти боком, активизацию влитературном языке некоторых словообразовательных моделей, раньшемалохарактерных и лексически ограниченных: ср. модель образованияприлагательных типа по-быстрому, по-честному, по-тихому и т.п.).
Длясовременного состояния русского языка весьма характерны также языковыеособенности различных «гешефтгрупп» — типа фарцовщиков, проституток,мафиози и т.п. — и групп людей, объединяющихся по общности интересов, хобби:туристов, болельщиков, коллекционеров и др. (ср. лошадь в значении «одналошадиная сила» — в речи автомобилистов, банка в значении «гол»- в речи футбольных болельщиков, кукла в значении «фальшивый илиподмененный предмет; подставное лицо» — в речи браконьеров и т.п.).
2.К проблеме социальной дифференциации языка тесно примыкают вопросы, связанные сособенностями речевого общения в разных социальных группах. Как представляется,до последнего времени этот круг вопросов изучался преимущественно в аспектеиспользования языковых средств (и своеобразия такого использования)представителями так наз. условных социальных групп [2]; при этом объектомизучения были главным образом средства литературного языка, допускающиеварьирование. (Оказалось, что такое варьирование социально обусловлено: онозависит от возраста говорящих, уровня их образования, территориальнойпринадлежности, профессии и ряда других характеристик; см. Русский язык, 1974).
Однакотакие исследования, при всей их важности для общего представления о социальнойобусловленности использования средств литературного языка, не дают ответа навопрос о том, как используется русский язык — и не только литературный — вреальных коллективах носителей языка: в семье, школьном классе, компанияхдрузей, сверстников и т.п.
Посколькукаждый такой коллектив представляет собой своеобразную ячейку общества,естественно предположить, что и по использованию языка и по шаблонам языковогообщения эти ячейки также своеобразны: очевидно, что, например, речевоеповедение человека как члена семьи должно отличаться от его же речевогоповедения в роли сослуживца и т.д.
Социолингвистическоеизучение малых групп предполагает использование не только собственно лингвистических,но и социально-психологических методик и теорий. Так, наиболее эффективнымздесь оказывается метод включенного наблюдения (когда исследователь являетсячленом изучаемой группы). Традиционно же применяемые социолингвистами методыписьменного опроса и анкетирования, достаточно хорошо оправдавшие себя приобследовании больших совокупностей носителей языка, в отношении малых групп,как это вполне очевидно, едва ли применимы — во всяком случае, в виде обширныхвопросников, многопрофильных анкет и т.п. (подробнее с постановкой вопроса осоциолингвистическом изучении малых групп можно ознакомиться по работе Крысин1989а).
Втеоретическом отношении при исследовании речевого общения в малых группахчрезвычайно важно понятие социальной роли, поскольку смена ролей (одним и темже коммуникантом) обусловливает изменения в речевом поведении: в выбореязыковых средств, их сочетаемости друг с другом, в тональности речи (а отсюда — в интонационных и фонетических ее характеристиках) и т.п. Успешная попытка связатьс теорией социальных ролей вопросы функциональной стилистики предпринята вработах К.А. Долинина (Долинин 1976, 1978), но применение этой теории кизучению современной русской языковой действительности находится в зачаточномсостоянии.
3.Делая акцент на функциональных свойствах языка, на своеобразии егоиспользования в разных коммуникативных обстоятельствах, социолингвистика,естественно, не может обойтись без решения задач по исчислению и описаниютиповых ситуаций речевого общения. Создание своего рода ситуативных грамматик,то есть выявление и эксплицитное формулирование правил речевого поведенияносителей языка в различных ситуациях, в зависимости от разных целей общения, — как кажется, еще одна, и при этом актуальная, задача социолингвистически ориентированнойнауки о русском языке (с этим направлением исследований перекликаетсявыдвигаемая Е.М. Верещагиным задача описания коммуникативных тактик говорящегов разных условиях речевого общения: см. Верещагин 1990, 1991).
Единствопринципов описания речевых ситуаций можно обеспечить при такой интерпретацииэтого понятия, которая рассматривает речевую ситуацию как некийструктурированный объект, состоящий из нескольких переменных: (1) говорящий(отправитель речи) и его социальная роль; (2) слушающий (адресат, получательречи) и его социальная роль; (3) отношения между говорящим и адресатом(официальные — нейтральные — дружеские); (4) тональность; (5) цель; (6)средство (литературный язык, местный диалект, профессиональный«язык», социально-групповой жаргон); (7) способ (контактный /дистантный, устный / письменный) [3].
Предполагается,что изменение значения каждой из переменных ведет к изменениям влингвистических характеристиках речевой ситуации: в выборе языковых средств, вих сочетании друг с другом и т.п. Эти переменные не равнозначны по своему«весу» в формировании речевой ситуации. Конституирующими являютсясоциально-ролевые характеристики коммуникантов, отношения между ними (иобусловленная этим тональность речи) и цель общения. Как это достаточно очевидно,изменения в значениях именно этих переменных определяют выбор средствкоммуникации: например, в роли сдающего экзамен студент обязан использоватьлитературный язык, а в роли приятеля он может (а в некоторых условияхвнутригруппового общения — обязан) переходить на жаргон; два не знакомых друг сдругом человека обычно употребляют нейтральные или официально-книжные средства(обращаясь друг у другу), используя при этом как устный контактный, так идистантный (письменный) способы коммуникации, в то время как между членамиодной семьи или производственной группы вполне естественны разговорные,стилистически сниженные, просторечные, жаргонные и т.п. слова и конструкции,раелизуемые как правило в устной форме непосредственного общения; бытоваяпросьба (одно из значений переменной «цель») может быть изложенаустно при контактном общении говорящего и адресата (типа: Передайте,пожалуйста, деньги на билет; Будьте добры, пройдите вперед и т.п.), а намерениеобосновать свою позицию по некоторому вопросу (другое значение той жепеременной) — например, представить доказательство некоей научной теории — естественнее осуществить при использовании письменного способа общения (приэтом имея я виду тип адресата, но не конкретного человека).
Дифференциацияречевых ситуаций по целям (информация, убеждение, просьба, требование,обещание, клятва, обвинение, оскорбление, покаяние и т.п.), изучение такихразличий в выборе и употреблении языковых средств, которые обусловленыразличиями в целях коммуникации, невозможны без использования основныхположений теории речевых актов, для которой понятие цели общения является посуществу главным (на этом понятии основаны два других, фундаментальных дляуказанной теории, — иллокутивной силы речевого акта и его перлокутивногоэффекта).
Социолингвистическийанализ речевых ситуаций может выявить социальные причины нарушения известныхкоммуникативных постулатов (максим) и возникновение коммуникативных неудач. Вчастности, в разной социальной среде могут быть неодинаковые представления об успешностиречевого акта, и то, что в одной среде считается коммуникативной нормой, вдругой вызывает недоумение или раздражение. Например, в современномрусскоязычном обществе формулы вежливости (типа будьте добры; не могли бывы...; могу ли я попросить вас...), обращенные к носителям просторечия, могутвызывать у последних негативную реакцию и даже настраивать враждебно поотношению к говорящему, тем самым являясь причиной коммуникативного провала. Сдругой стороны, в интеллигентской среде «не принимаются» некоторыеманеры речевого поведения, характерные для носителей просторечия (болеегромкая, чем это необходимо для восприятия в условиях отсутствия внешних помех,речь; обильная оберучная жестикуляция и т.п.). Это может служить если непрепятствием к общению, то, во всяком случае, причиной, по которой те или иныепредставители интеллигентской среды стараются не вступать в контакт с лицами,речевое поведение которых характеризуется подобными особенностями.
4.Изучение речевых ситуаций с применением теории речевых актов предполагаетсемантический и социолингвистический анализ предикатов, воплощающих в себеиллокутивные намерения говорящих. Это прежде всего перформативы иперформативные конструкции типа приказываю, прошу, обещаю, клянусь, могу ли япопросить тебя, я хотел бы сообщить вам и т.п., а также другие типы предикатов,обозначающих различные отношения между участниками коммуникативной ситуации:хвалить, ругать, порицать, пререкаться, перечить, прекословить, грубить,дерзить, хамить и под. к ситуациям, в которых субъект находится в социальнозависимом положении от адресата: *Молодой сотрудник благоволит к начальству;*Девочка гневается на отца; *Солдат похвалил командира, и, с другой стороны,глаголов дерзить, грубить, резать (правду в глаза) — к ситуациям с«обратным» соотношением статуса субъекта и адресата: *Мать постояннодерзит малолетнему сыну; *Учитель грубил ученикам (однако вполне правильно: былгруб с учениками, — предикаты грубить и быть грубым (с кем-либо) не вполнесинонимичны), *Начальник резал правду в глаза подчиненным (см. об этомподробнее в Крысин 1989б, гл. 5).
Заслуживаютвнимание такие причины, по которым перформативы (типа прошу, приказываю, хвалюи под.) могут замещаться иными способами выражения тех же действий илинамерений говорящего. Нередко эти причины коренятся в социальных и ситуативныхусловиях речевого общения. Так, при официальном обращении начальника кподчиненному вполне уместно использование перформативной формы прошу (Прошу Васпредставить отчет к 15-му марта); при обращении подчиненного к начальнику этаформа (в устной речи) может выражать лишь подчеркнутую, усиленную просьбу (вэтом случае прошу обычно выделяется и интонационно), если же такое усиление нетребуется, говорящий предпочитает выражать свою просьбу с помощью конкретныхпредикатов действия или отношения: подпишите, разрешите, Не могли бы Выотпустить меня сегодня пораньше и т.п.
Вообщеразного типа ограничения, накладываемые на употребление тех или иных елиниц, ихсочетаемость с другими единицами, нередко обнаруживают в себе социальныепружины, и естественно, что механизмы действия этих пружин заслуживают вниманиясоциолингвистов (в качестве примеров сочетаемостных ограничений, имеющихсоциальную природу, ср. употребление местоимения мой в контексте названий иерархизированныхколлективов типа семья, бригада, отдел и квазисимметричных предикатов типаперекликаться, быть похожим, быть другом и под. — см. об этом Крысин 1989б, гл.5, 1990).
5.Социолингвистический аспект может быть внесен и в некоторые традиционныенаправления русистских исследований. Это актуально именно на современном этаперазвития национального русского языка. Так, например, по общему признанию,диалектология имеет дело сейчас не с целостными системами диалектов, а с болееили менее разрозненными говорами, подверженными нивелирующему воздействиюлитературного языка. При этом «угасание» говоров как полноценныхкоммуникативных систем сопровождается процессами социальной ифункционально-ситуативной дифференциации диалектных средств: говор лучше всегосохраняется в речи женщин старшего поколения, его использование в речевойпрактике других групп жителей современной деревни более или менее спорадично,однако оно зависит от ситуации: в бытовых ситуациях диалектные средстваиспользуются чаще, чем в официальных (ср. общение соседей — и выступление насобрании), от адресата (ср. общение со «своими», например, сродителями, — с и «чужими», например, с приезжими горожанами) [4] ит.п.
«Открытосоциальной» является еще одна область традиционных лингвистическихисследований — процессы языкового заимствования. В современных условияхзаимствование русским языком иноязычных слов и их освоение в различныхстилистических и жанровых разновидностях речи имеет определенныйобщекультурный, идеологический, социальный и т.п. контекст: например,иноязычное может восприниматься как культурно или идеологически чуждое, несущеес собой нечто, не свойственное русской национальной культуре, национальнымобычаям и традициям и т.п. В связи с этим представляет интерес исследование ссоциолингвистической точки зрения адаптации иноязычных слов в разной социальнойсреде, пути проникновения иноязычной лексики в русский язык и роль речевойпрактики различных социально-профессиональных групп в этом процессе: ср. такиегруппы, как переводчики, журналисты-международники, дипломаты, ученые,музыканты, актеры и пр. (подробнее об этом см. Крысин, 1992).
6.В заключение хочу назвать еще одно направление социолингвистическихисследований в русистике, которое представляется перспективным. Это — созданиесоциолингвистических портретов. Термин впервые употреблен, кажется, Т.М.Николаевой (см. Николаева, 1991), однако идея создания подобных портретовпринадлежит М.В. Панову. Она была выдвинута им четверть века назад (см. Панов,1967) и частично осуществлена в виде фонетических портретов выдающихся деятелейрусской культуры 18-20 вв. в работе, написанной в 1970 году, но опубликованнойлишь двадцать лет спустя (см. Панов, 1990).
Идеязаключается в том, что речь отдельного человека может фокусировать в себечерты, которые являются типичными для языковых привычек и особенностей даннойсоциальной среды, и задача исследователя состоит в том, чтобы выявить эти чертыи дать им соответствующую социолингвистическую интерпретацию, показывая, чтоони являются отражением речевых особенностей группы, в которую входит индивид.
Интуитивноеи при этом, естественно, весьма расплывчатое представление о том, как говоритчиновник, судья, депутат парламента, учитель, шофер такси, журналист и т.п.,есть, возможно, не только у лингвистов, но и у обычных носителей русского языка(это представление, кстати говоря, зафиксировано в ряде устойчивых оценочныхоборотов — типа чиновничий язык, учительский тон, актерским голосом и т.п.).Однако лишь выявление этой интуиции и, главное, исследование реальной речевойпрактики представителей всех этих социально-профессиональных групп можетзаложить материальную основу для создания социолингвистических портретов нашихсовременников.
Сноски
1.Исключение составляет, пожалуй, русская разговорная речь, описанная достаточноподробно и обстоятельно. Однако нелишне обратить внимание на то, что это,скорее, функциональная, нежели социальная разновидность современного русскогоязыка, так как, по-видимому, разговорной речью (в том понимании этого термина,какое он имеет в упомянутых работах) пользуются представители не толькогородской интеллигенции, но и других социальных слоев и групп.
2.Современная социальная психология предлагает различные классификациичеловеческих групп в зависимости от угла зрения, под которым такие группырассматриваются: ср., например, выделение первичных и вторичных, формальных инеформальных, референтных (эталонных) и нереферентных групп. Разграничениеусловных и реальных групп — одна из таких классификаций.
Условнымисчитаются группы, представляющие собой совокупность людей, объединенных покакому-либо одному значению того или иного признака: например, люди в возрастеот 20 до 30 лет, люди, имеющие среднее техническое образование, и т.п. Членыусловных групп не находятся в контакте друг с другом. Последнее обстоятельство- наличие регулярных контактов — является конституирующим для понятия реальнойгруппы: школьный класс, студенческая группа, производственная бригада — этопримеры реальных групп.
Средиреальных различают большие и малые (не более 7-8 членов) группы. Малые группы,в свою очередь, подразделяются на стабильные, или долговременные (семья,бригада и др.), и короткоживущие (например, пассажиры одного купе в поезде,сокамерники в пересыльной тюрьме и т.п.). Важной, с точки зрения особенностейречевого общения, разновидностью короткоживущих групп являются стереотипныеситуативно обусловленные группы, которые чаще всего представляют собой диады итриады: ср., например, продавец — покупатель, врач — пациент, судья — подсудимый- свидетель и др.
3.Этот перечень переменных, существенных для описания речевых ситуаций,представляет собой модификацию набора признаков, в свое время предложенного Р.Якобсоном (см. Jakobson, 1960) и позднее дополненного Д. Хаймсом (Hymes, 1964).
4.Ср. разграничение Л.П. Якубинским типов речи в зависимости от того, в какойсреде говорящий осуществляет свои коммуникативные намерения — «привычной», «своей» или же «непривычной»,«чужой» (Якубинский, 1923, 99). На социальное и ситуативное расслоениесовременного говора обращает внимание в своих работах Л.М. Орлов (см. Орлов,1969а, 1969б).
Список литературы
БАРАННИКОВАЛ.И. Русские народные говоры в советский период. Саратов, 1967.
БАХНЯНК.В. Актуальные проблемы изучения русского языка в советском обществе.Научно-аналитический обзор. М., 1964.
БОРИСОВА-ЛУКАШАНЕЦЕ.Г. Английские элементы в русском молодежном жаргоне. Автореферат кандидатскойдиссертации. М., 1982.
ВЕРЕЩАГИНЕ.М. Тактико-ситуативный подход к речевому поведению (поведенческая ситуация«Угроза»). В: Русистика, № 1, 1990.
ВЕРЕЩАГИНЕ.М. Коммуникативные тактики как поле взаимодействия языка и культуры. В:Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики.Всесоюзная научная конференция. Доклады. Часть 1. М., 1991.
ВИНОГРАДОВВ.А., КОВАЛЬ А.И., ПОРХОМОВСКИЙ В.Я. Социолингвистическая типология. ЗападнаяАфрика. М., 1984.
ГОРОДСКОЕПРОСТОРЕЧИЕ. Проблемы изучения. Под ред. Е.А. Земской и Д.Н. Шмелева. М., 1984.
ГРАЧЕВМ.А. Русское дореволюционное арго: Автореферат кандидатской диссертации.Горький, 1986.
ДОЛИНИНК.А. Ролевая структура коммуникации и разговорная речь. В: Теория и практикалингвистического описания разговорной речи. Вып. 7. Часть 1. Горький, 1976.
ДОЛИНИНК.А. Стилистика французского языка. М., 1978.
ЖИРМУНСКИЙВ.М. Марксизм и социальная лингвистика. В: Вопросы социальной лингвистики. Л.,1969.
КОПЫЛЕНКОМ.М. О семантической природе молодежного жаргона. В: Социально-лингвистическиеисследования. М., 1976.
КРЫСИНЛ.П. О речевом поведении человека в малых социальных общностях. В: Язык иличность. Ота. ред. Д.Н. Шмелев. М., 1989а.
КРЫСИНЛ.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М.,1989б.
КРЫСИНЛ.П. Социальные компоненты в прагматике языкового знака: квазисимметричныепредикаты. В:Metody formalne w opisie jazykow slowianskich. Pod red. Z. Saloniego. Warszawa, 1990.
КРЫСИНЛ.П. Языковое заимствование как проблема диахронической лингвистики. В:Проблемы диахронической лингвистики. Отв. ред. В.К. Журавлев. М., 1992.
ЛАБОВУ. Единство социолингвистики (перевод с английского). В:Социально-лингвистические исследования. М., 1976.
НИКОЛАЕВАТ.М. «Социолингвистический портрет» и методы его описания. В: Русскийязык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики. Часть 2. М.,1991.
ОРЛОВЛ.М. О социальной и стилистической дифференциации территориальных говоров. В:Ученые записки Волгоградского педагогического института. Вып. 2. Волгоград,1969а.
ОРЛОВЛ.М. Социальная и функционально-стилистическая дифференциация в современных русскихтерриториальных говорах. Докторская диссертация. Волгоград, 1969б.
ПАНОВМ.В. История русского литературного произношения XVIII — XX вв. М., 1990.
РАЗВИТИЕСОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Под ред. С.И. Ожегова и М.В. Панова. М., 1963.
РАЗВИТИЕГРАММАТИКИ И ЛЕКСИКИ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Под ред. И.П. Мучника и М.В.Панова. М., 1964.
РАЗВИТИЕЛЕКСИКИ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Под ред. Е.А. Земской и Д.Н. Шмелева. М.,1965.
РАЗВИТИЕСЛОВООБРАЗОВАНИЯ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Под ред. Е.А. Земской и Д.Н.Шмелева. М., 1966а.
РАЗВИТИЕФОНЕТИКИ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Под ред. М.В. Панова. М., 1966б.
РАЗВИТИЕФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СТИЛЕЙ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Отв. ред. Т.Г. Винокур иД.Н. Шмелев. М., 1968.
РАЗВИТИЕФОНЕТИКИ СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. Фонологические подсистемы. [Под ред. М.В.Панова]. М., 1971.
РАЗВИТИЕСОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ЯЗЫКА. 1972. Словообразование. Членимость слова. Отв.ред. Е.а. Земская. М., 1975.
РАЗНОВИДНОСТИГОРОДСКОЙ УСТНОЙ РЕЧИ. Отв. ред. Д.Н. Шмелев и Е.А. Земская. М., 1975.
РУССКИЙЯЗЫК ПО ДАННЫМ МАССОВОГО ОБСЛЕДОВАНИЯ. Опыт социально-лингвистическогоизучения. под ред. Л.П. Крысина. М., 1974.
РУССКИЙЯЗЫК И СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО. Под ред. М.В. Панова. Кн. 1-4. М., 1968.
СИРОТИНИНАО.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974.
СОЦИАЛЬНО-ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕИССЛЕДОВАНИЯ. Под ред. Л.П. Крысина и Д.Н. Шмелева. М., 1976.
ЯЗЫКИ ОБЩЕСТВО (сб.). Саратов. Вып. 1 (1967), вып. 2 (1970), вып. 3 (1974), вып. 4(1977).
ЯКУБИНСКИЙЛ.П. О диалогической речи. В: Русская речь. Вып. 1. Пг.1923.
HYMES D. Introduction: toward ethnographies of communication. In:American Anthropologist. Vol. 66 № 6, part 2. 1964.
JAKOBSON R. Concluding statement: linguistics and poetics. In:Style in Language. Ed. by T.A. Sebeok. M.I.T. Press and Wiley, 1960.
LUDI G. Les migrants comme minorite linguistique en Europe. In:Sociolinguistica. Max Niemeyer. Tubingen. Bd. 4. 1990.
Л.П. Крысин. О ПЕРСПЕКТИВАХ СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИХИССЛЕДОВАНИЙ В РУСИСТИКЕю