Этаработа представляет собой попытку ответить на вопрос: на каком основаниивыделяются группировки слов, называемые частями речи? Или иначе, — на чемосновано традиционное распределение слов по частям речи? Материалом для анализапослужили известные мне индоевропейские языки (в той мере, в какой затронутые встатье факты являются общими для них всех).
Высказыванияпо вопросу о том, на чем основано традиционное распределение слов по частямречи, многочисленны, разнообразны, но очень неясны и противоречивы. Длякраткости ограничусь лишь указанием на существо разногласий по этому вопросу(хотя, вероятно, было бы благоразумнее дать их подробный обзор, за которым, какза дымовой завесой можно было бы при желании укрыться от необходимостисамостоятельного решения вопроса и от связанной с этим ответственности).
Выделяютсяотдельные части речи на основании присущего словам, относимым к даннойгруппировке, одного ведущего признака, или они выделяются на основаниисовокупности разнообразных признаков, из которых ни один нельзя назватьведущим? Если верно первое, то что является этим ведущим признаком? Лексическоезначение слова? Его грамматическое значение? Заключенная в нем логическаякатегория? Его связь с грамматическими категориями? Его морфологическаяприрода? Его синтаксическая функция? и т.д. Выделяются разные части речи наодном или на разных основаниях?
Разможно спорить о том, что является основанием, по которому выделяются частиречи, совершенно очевидно, что распределение слов по частям речи — не результатлогической операции, называемой классификацией, поскольку последняя, какизвестно, подчиняется всем правилам деления общего понятия и, в частности, томуосновному правилу, что деление должно производиться по одному и тому жесущественному и, конечно, совершенно определенному основанию. Там, где самооснование деления неочевидно, нуждается в определении, там, конечно, не можетбыть речи о классификации в научном смысле слова. Еще Л.В. Щерба в своейзамечательной статье «О частях речи в русском языке» сказал:«Хотя, подводя отдельные слова под ту или иную категорию (части речи), мыполучаем своего рода классификацию слов, однако, самое различение „частейречи“ едва ли можно считать результатом „научной“ классификациислов» [1].
Распределениеслов по частям речи явно не удовлетворяет и другому основному правилу деленияобъема понятия, а именно — тому правилу, что члены деления должны взаимноисключать друг друга. Так, местоимение оказывается в то же времясуществительным или прилагательным (в обычной терминологии «местоименныесуществительные» и «местоименные прилагательные»). И это былоуже отмечено Л.В. Щербой. «Если в вопросе о частях речи, — говорит он втой же статье, — мы имеем дело не с классификацией слов, то может случиться,что одно и то же слово окажется одновременно подводимым под разныекатегории» [2].
Распределениеслов по частям речи явно не удовлетворяет и третьему основному правилу деленияобъема понятия, т.е. тому правилу, что объем всех членов деления в совокупностидолжен равняться объему делимого понятия. «Поскольку опять-таки, — говоритЛ.В. Щерба, — мы имеем дело не с классификацией, нечего опасаться, чтонекоторые слова никуда не подойдут — значит они действительно не подводятсянами ни под какую категорию» [3].
Нельзя,однако, согласиться с утверждением Л.В. Щербы, что «всякая классификацияподразумевает некоторый субъективизм классификатора, в частности до некоторойстепени произвольно выбранный principium divisionis» [4]. Субъективнатолько такая классификация, которая не считается с тем, является ли признак, покоторому производится деление на классы, существенным для объектаклассификации. Так, субъективна приводимая в качестве примера Л.В. Щербой классификацияслов на слова, вызывающие приятные эмоции, и слова безразличные. Но никакнельзя считать субъективной, например, созданную Д.И. Менделеевым периодическуюсистему элементов, которая представляет собой классификацию, вполнеудовлетворяющую основным правилам деления объема понятия и основанную нанаиболее существенном признаке объекта классификации — атомном весе элементов.С материалистической точки зрения не человек навязывает природе научнуюклассификацию, а наоборот. «Отвлеченность общего понятия»лошадь" по отношению к обнимаемым им конкретным частным случаям, — говорит К.А. Тимирязев, — не уничтожает того реального факта, что лошадь какгруппа сходных существ, т.е. все лошади, резко отличается от других группсходных между собой существ, каковы осел, зебра, квагга и т.д. Эти грани, этиразорванные звенья органической цепи не внесены человеком в природу, а навязаныему самой природой" [5].
Нам,лингвистам, едва ли целесообразно, уподобляясь страусам, прятаться от тогофакта, что наши познания в области природы слова, и в частности егограмматической природы, еще не достаточно глубоки для того, чтобы можно былопостроить грамматическую классификацию слов в научном смысле этого слова, и чтопостепенно возникшее и закрепившееся в традиции распределение слов по частямречи — еще не классификация, а только констатация того, что среди слов естьгруппировки, объединенные теми или другими общими и более или менеесущественными, но не всегда ясными признаками. Распределяя слова по частямречи, т.е. утверждая, что среди слов есть так называемые существительные,прилагательные, глаголы и т.д., мы, примерно, делаем то же самое, как если бымы, суммируя то, что мы знаем об окружающих нас людях, сказали, что среди нихесть блондины, есть брюнеты, есть математики, есть профессора, а есть и умныелюди. Смешно было бы, конечно, спорить о том, на каком основании произведеноэто деление в целом. Но можно было бы определить, на каком основании выделенакаждая из этих групп в отдельности, и если такое основание, как имеет место вслучае с частями речи, неясно, хотя и более или менее существенно, — определитьего не только можно, но и должно.
Былосделано немало попыток истолковать традиционное распределение слов по частямречи как некую стройную и последовательную «систему», т.е. какклассификацию. Пожалуй, наиболее типична попытка датского ученого В. Брендаля,который утверждал, что распределение слов по частям речи основано исключительнона подводимости слов под одну из четырех логических категорий — сущность, отношение,качество и количество — или сочетание этих логических категорий. Так, поБрендалю, значение предлога — это отношение, имени существительного — сущность,наречия — качество, числительного — количества, глагола — сочетание отношения икачества, местоимения — сочетание сущности и количества, союза — сочетаниеотношения и количества и т.д. [6]. Априорность этой схемы совершенно очевидна.Однако в сущности априорно и всякое истолкование частей речи как стройной«системы» — все равно, семантической, морфологической, синтаксическойили даже семантико-морфолого-синтаксической.
Изсказанного следует, что нашим методом будет отказ от поисков единого основанияраспределения слов по частям речи — будь то один ведущий признак илисовокупность тех же признаков, т.е. отказ от стремления найти стройность там,где стройности может не быть.
Начнемс наиболее ясного случая — с существительного. Едва ли может быть сомнение втом, что группировку слов, называемых существительными, объединяет наличие всловах, относящихся к этой группировке особого грамматического значения — значения «предметности», иначе «существительности»,«субстантивности» и т.д., которое сопутствует лексическому значениюслова. Вне сочетания с этим грамматическим значением лексическое значениесуществительного бесформенно. Функция этого грамматического значения, очевидно,в том и заключается, чтобы придать определенную форму тому, что являетсяматериалом нашей мысли. Другими словами, значение это как бы формально посамому своему содержанию. Именно поэтому это грамматическое значение невозможноотделить от лексического значения, которому оно сопутствует, и содержание этогограмматического значения чрезвычайно трудно определить. В сущности, этограмматическое значение и не может быть определено иначе, как путем описанияего функции.
Так,можно сказать, например, что любое существительное, даже если оно обозначает неотдельную вещь или предмет внешнего мира (т.е. нечто обладающее известнойсамостоятельностью или отдельностью и в объективной действительности), акачество, действие, отношение или любое отвлеченное понятие (т.е. нечто вобъективной действительности такой самостоятельностью не обладающее), — все жепредставляет это качество, действие, отношение и т.д. таким же самостоятельнымили отдельным предметом мысли, каким оно всегда представляет отдельную вещь илипредмет внешнего мира. Поэтому, определяя существительное как слово,обозначающее предмет, мы, в сущности, лишь приводим пример типичного слова сданными грамматическим значением, но не раскрываем самого этого грамматическогозначения. Иначе говоря, желая дать представление о том, как оформлен материалнашей мысли в существительном, мы лишь даем представление о том, какой материалнашей мысли бывает всегда оформлен в существительное.
Определениесуществительного как слова, обозначающего предмет, есть, в сущности, признаниетого, что непосредственное определение грамматического значениясуществительного невозможно в силу формального этого значения и что приходитсяограничиться некоторым суррогатом такого определения. Однако это элементарноеопределение существительного отнюдь не хуже, чем встречающиеся в научныхграмматиках определения существительного как слова, выражающего«предметность» (а что такое «предметность»? — то, чтовыражает существительное, т.е., очевидно, «существительность»?), какслова, выражающего «предмет в грамматическом смысле слова» (а чтотакое «предмет в грамматическом смысле слова»? — очевидно, опять-такиграмматическое значение существительного, т.е. «существительность»?)и тому подобные определения, которые, как в порочном круге, определяютнеизвестное через само это неизвестное (примерно: «существительное естьслово, имеющее значение существительности»).
Вместес тем из того, что содержанием лексического значения существительного только всравнительно небольшом количестве случаев бывает предмет (например, в такихсуществительных, как «стол», «стул», «карандаш» ит.п.), а очень часто бывает качество, действие, отношение и т.д. (например, всуществительных «красота», «высота», «хождение»,«езда», «связь», «равенство» и т.п.), — очевидно,что существительное всегда «предметно» только в своем грамматическомзначении, тогда как в своем лексическом значении оно может быть как «предметно»(«стол», «стул» и т.п.), так и «непредметно»(«красота», «хождение», «равенство» и т.д.), т.е.что «предметность» существительного есть его грамматическое, а нелексическое значение.
Всеэто вещи довольно известные, хотя и забытые. Однако здесь«предметность» интересует нас только как основание, по которому словавыделяются в грамматическую группировку существительных. Дело в том, что оченьчасто указывается, что основание, по которому слова выделяются в грамматическуюгруппировку существительных, — это не только значение «предметности»(при этом часто забывают оговорить, что речь идет о грамматическом, а не олексическом значении), но также и определенные морфологические и синтаксическиесвойства слова (т.е., например, в русском языке — характерные длясуществительного словообразовательные элементы, связь с категориями падежа,числа и рода, определенного рода сочетаемость с другими словами, способностьвыступать в определенной синтаксической функции, и т.д.). Верно ли это?Нетрудно убедиться в том, что грамматическое значение существительного и его морфологическиеи синтаксические свойства отнюдь не в равной мере — его признаки. Это очевиднохотя бы из того, что нет языка, в котором не было бы существительных, и чтограмматическое значение существительных, т.е. значение «предметности»во всех языках одинаково, т.е. обязательно, тогда как морфологические исинтаксические свойства существительных очень различны в разных языках, т.е. ниодин из них в отдельности не обязателен.
Грамматическоезначение «предметности», как и всякое грамматическое значение, имеетопределенные внешние выразители или формальные показатели. Если бы оно не имелотаких внешних выразителей, оно не было бы значением, т.е. языковым явлением.Такими внешними выразителями грамматического значения «предметности»и являются морфологические и синтаксические свойства существительного. Такимобразом, морфологические и синтаксические свойства существительного — егопризнаки только постольку, поскольку они — внешние выразители присущегосуществительному грамматического значения «предметности». Другимисловами, только наличие в слове грамматического значения«предметности» делает это слово существительным, но о наличии в словеэтого значения мы не можем узнать иначе, чем через посредство определенныхвнешних выразителей этого значения, т.е. через посредство присущихсуществительному формальных (морфологических и синтаксических) свойств. Так,русское слово «доброта» является существительным потому, что вотличие от слов «добрый», «добреть» и т.п. оно обладаетграмматическим значением «предметности», но о том, что оно обладаетэтим значением, мы знаем благодаря его суффиксу, его связи с категориямипадежа, числа и рода, его роли подлежащего или дополнения и т.д.
Отсюдаочевидно, что неправ Брендель, который утверждает, что принадлежность слова к существительным(или к другой части речи) совершенно не связана с его морфологическими илисинтаксическими свойствами и основана только на значении этого слова. Отрываяграмматическое значение существительного от его морфологических исинтаксических свойств, он игнорирует природу грамматического значения.Значение «предметности» и морфологические и синтаксические свойствасуществительного — это разные стороны одного целого. У Брендаля значениесуществительного — это логическое понятие, т.е. нечто, лишенное языковойспецифики.
Сдругой стороны, поскольку как морфологические, так и синтаксические свойствасуществительного выявляются в равной мере лишь внешними выразителями значения«предметности», очевидно, что вовсе не обязательно в каждом отдельномслучае наличие как морфологических, так и синтаксических показателей. Оченьчасто один морфологический показатель (например, суффикс, характерный длясуществительного в словах «доброта», «красота»,«высота» и т.д.) заставляет осознать слово как существительное. Однаконе менее часто (особенно в языках аналитического строя) одна синтаксическаяфункция слова заставляет осознать его в данном контексте как существительное(например, английское good в словосочетании for his good «для егопользы», но сравни a good wife «хорошая жена»). поэтому, если быв каком-либо языке морфологические показатели вообще отсутствовали,существительные были бы в нем все равно существительными, т.е. обладали быграмматическим значением «предметности» (хотя возможно и совпадали быв ряде случаев по своему звуковому составу с другими частями речи, каканглийское good «польза» совпадает с good «хороший» ит.д.). Таким образом, грамматическое значение существительного, с однойстороны, и морфологические и синтаксические особенности существительного — сдругой — это признаки отнюдь не равноправные.
Грамматическиезначения, подобные тому, которое обнаруживается в существительном,обнаруживаются в некоторых других частях речи — в глаголе, прилагательном инаречии. Мы не будем рассматривать их в подробности. Они уже были не разописаны. ТаК, очень тонкий анализ их есть у А.М. Пешковского [7]. Отметимтолько, что значения «глагольности», «прилагательности» и«наречности» (если так можно выразиться) — это все же нечто типологическиотличное от значения «предметности» (или«существительности»), поскольку последнее непроизводно от другихграмматических значений, тогда как значения «глагольности» и«прилагательности» производны от значения «предметности», т.е.предполагают определенную отнесенность к существительному, а значение«наречности» производно от значений «глагольности» и«прилагателности», т.е. предполагает определенную отнесенность кглаголу или прилагательному. Поэтому, хотя основание, по которомуприлагательное, глагол и наречие выделяются в особые части речи, сходно соснованием, по которому выделяется существительное, оно не совсем тождественноему.
Нопроблема частей речи была бы все же совсем простой, если бы различия междуоснованиями, по которым выделяются отдельные части речи, исчерпывались этим.По-видимому, однако, они этим не исчерпываются. Как это ни неприятно дляграмматистов, ищущих в частях речи во что бы то ни стало последовательности истройности или «системы», некоторые части речи явно объединяются неединым грамматическим, а единым лексическим значением.
Типичнойчастью речи такого рода является, конечно, числительное. В противоположностьтому, что имеет место в отношении существительного, прилагательного, глагола инаречия, числительное осознается как числительное не потому, что емусвойственно особое грамматическое значение «числительности», окотором мы узнаем благодаря его морфологическим и синтаксическим свойствам,являющимся внешним показателем этого грамматического значения, но потому, чтооно имеет своим лексическим значением число. Естественно поэтому, что междулексическим значением числительного и его принадлежностью к числительным какчасти речи не может быть такого противоречия, какое может быть всуществительном между его «непредметным» лексическим значениемкачества, действия, отношения и т.д. и его грамматическим значением«предметности» (например, в словах «доброта»,«хождение», «равенство» и т.п.). Числительное — это всегдаслово, которое обозначает число. И именно потому, что его значение как частиречи есть в то же время его лексическое значение, определить это значение непредставляет никакого труда. Оно есть число.
Морфологическиеи синтаксические особенности числительного уже потому не являются показателемграмматического значения данной части речи, что они в нем даже и необязательны. Слово, обозначающее число, может и не обладать морфологическимиили синтаксическими особенностями, отличающими его от существительного илиприлагательного. Если же оно ими и обладает, то эти особенности могут быть также невелики, как особенности одной из лексических группировок существительных,- например, существительных, являющихся названием вещества, и т.п. Почему же,спрашивается, эти последние не выделяются в особую часть речи, а числительныевыделяются? Потому ли, что в случае числительного эти особенности все жебольше? Нет, не потому, конечно, так как никакого мерила величины этихособенностей нет. Причина того, что числительное выделяется в особую частьречи, тогда как другие группировки слов, объединенные общим лексическимзначением и более или менее значительными морфологическими и синтаксическимиособенностями, не выделяются в особые части речи, заключается, очевидно, в том,что в случае числительного группировка, объединенная общим лексическимзначением и более или менее значительными синтаксическими особенностями,перекрывается группировками, объединенными общим грамматическим значением:среди числительных возможны и существительные, и прилагательные, и наречия (а впринципе возможны и глаголы, например, типа «удвоить» и т.п.), и,следовательно, числительные не часть части речи, а нечто, перекрывающее другиечасти речи, т.е. группировка такая же первичная, как другие части речи, хотя иотнюдь не соотносимая с ними как член деления одного понятия.
То,что числительное перекрывается другими частями речи, — это, конечно, следствиетого, что основание, по которому оно выделяется в особую часть речи, совершенноотлично от основания, по которому выделяются в особую часть речисуществительные, прилагательные, глаголы и наречия. Если бы мы сортироваликакие-либо предметы, с одной стороны, по их цвету (т.е. синие, красные, желтыеи т.д.), а с другой стороны — по их форме (т.е. квадратные, цилиндрические,шарообразные и т.д.), то естественно, что в группировке, отобранной по одномуиз этих оснований (например, среди синих предметов), могли бы оказаться и любыеиз предметов, отобранных по другому основанию (т.е. и квадратные, ицилиндрические, и шарообразные). Точно так же, в группировке слов, выделяющихсяпо своему лексическому значению, могут оказаться слова, принадлежащие к любойиз группировок, выделяющихся по их грамматическому значению.
Показательностремление грамматики отделить числительные в узком смысле слова, или«собственно числительные», т.е. слова с лексическим значением числа инекоторыми морфологическими или синтаксическими особенностями (в русском языкетакими числительными будут, например, слова «два», «три»,«четыре» и т.п.), от числительных в широком смысле, т.е. просто словс лексическим значением числа (в русском языке числительные в таком смыслевключают и слова «первый», «второй» и т.п.).
Числительныев широком смысле — это, конечно, чисто лексическая группировка, поскольку онавыделяеься на основании определенного лексического значения. Числительные вузком смысле — это лексико-грамматическая группировка, так как она выделяетсяна основании определенного лексического значения в сочетании с некоторымиморфологическими и синтаксическими особенностями. Между тем существительное,глагол, прилагательное и наречие — это чисто грамматические группировки,поскольку они выделяются на основании определенного грамматического значения,выразитель которого — различные морфологические и синтаксические особенности.Поэтому едва ли правильно, как это часто делается, применять ко всем частямречи выражение «лексико-грамматическая группировка» — выражение,правда, внушительное своей длиной и удобное своей расплывчатостью (ещевнушительнее и удобнее было бы «семантико-лексико-грамматическая» ит.п.).
Особогорассмотрения требует вопрос о местоимениях. То, что и местоимение — группировка, перекрывающаяся с существительными, прилагательными и наречиями,конечно, не подлежит сомнению. Об этом ясно свидетельствует даже общепринятаятерминология, согласно которой местоимения делятся на «местоименныесуществительные», «местоименные прилагательные» и«местоименные наречия» или «существительные-местоимения» ит.д. Характерно, что Л.В. Щерба в цитированной выше статье вообще не выделяетместоимения в особую часть речи, а растворяет его в существительном иприлагательном.
Очевидно,поэтому, что и местоимения выделяются как часть речи не по тому основанию, покоторому выделяются существительные, прилагательные, глаголы и наречия, т.е. непо грамматическому значению, сопутствующему их лексическому значению. Невыделяются ли они в таком случае, подобно числительному, по их лексическомузначению? В самом деле, содержание лексического значения местоимений довольноединообразно. Местоимения определяются как слова, которые по содержанию своеголексического значения выражают отношение говорящего к действительности, котороетребует уточнения в процессе речи, или иначе — самоориентацию субъекта речи поотношению к предмету речи. Так, личное местоимение первого лица единственногочисла выражет отнесенность предмета речи к самому субъекту речи, указательноеместоимение выражает отнесенность того, о чем говорит субъект речи, к тому, чтонаходится непосредственно перед ним, или тому, о чем он только что говорил, ит.д.
Спецификаместоимения как части речи заключается, однако, в том, что оно выделяется нетолько по содержанию своего лексического значения, но и по его функции в речи.Местоимение не может быть употреблено иначе, как будучи конкретизированоконтекстом или ситуацией, т.е. оно не может быть употреблено в родовомзначении. В любом контексте и в любой ситуации «я» будет обозначатьне абстрактную отнесенность предмета речи к самому субъекту речи, а конкретногочеловека — Ивана Ивановича Иванова, Петра Михайловича Петрова и т.д. Если же «я»будет употреблено в значении абстрактной отнесенности предмета речи к субъектуречи, т.е. в родовом значении (например, «я — является понятием,которое...»), то оно уже будет обычным существительным, а не местоимением.Правда, исключение в этом отношении — неопределенные, отрицательные ивопросительные местоимения, само значение которых исключает конкретнуюсоотнесенность.
Такимобразом, основание, по которому местоимения выделяются в особую часть речи(содержание и функция его лексического, т.е. основного значения), отлично какот основания, по которому выделяется числительное (содержание его лексическогозначения), так и от основания, по которому выделяется, например,существительное (содержание грамматического значения, сопутствующего еголексическому значению). Вместе с тем основание, по которому местоимениевыделяется в особую часть речи, сходно с основанием, по которому выделяетсягруппировка знаменательных слов, с одной стороны, и группировка служебных слов- с другой. Ведь эти группировки выделяются также по функции их значения:знаменательные слова — это слова, достаточно самостоятельные по своему значениюдля того, чтобы выступать как члены предложения, тогда как служебные слова — это слова, недостаточно самостоятельные по своему значению для того, чтобы выступатькак члены предложения. Поэтому в сущности возможно было бы разделить слова натри группы: слова местоименные, знаменательные и служебные. Однако последниедве группировки не принято считать частями речи, по-видимому, потому, чтобольшинство традиционных частей речи входит в эти группировки как ихподразделения (существительные, прилагательные, глаголы, наречия — вгруппировку знаменательных слов; предлоги, союзы и т.д. — в группировкуслужебных слов). Впрочем, и здесь возможно перекрывание: глагол может быть изнаменательным словом и служебным (связочные и вспомогательные глаголы).
Особогорассмотрения требуют такие части речи, как предлоги и союзы, посколькуоснование, по которому они выделяются, отлично от основания, по которомувыделяются другие части речи. Несомненно, что предлоги и союзы выделяются вособые части речи по их синтаксической функции (выражение отношений междусловами или предложениями), но несомненно также, что содержание этой функцииесть в то же время и значение этих слов, причем невозможно сказать, этозначение — основное или сопутствующее, поскольку никакого сочетания двухразличных по функции значений (лексического и грамматического) в них нет. Так,предлог — это предлог, очевидно, потому, что то или иное отношение — содержаниеего значения, но выражать это отношение между словами есть в то же время егосинтаксическая функция. Содержание значения предлога, как и всякое понятие,можно было бы, правда, разложить на n-е количество понятий, из которых каждоепоследующее было бы менее общим, чем предыдущие. Так, содержание значенияпредлога «на» в сочетании «книга лежит на столе» можно былобы разложить на: 1) отношение вообще, 2) отношение между двумя предметами; 3)пространственное отношение между двумя предметами; 4) отношение между двумяпредметами, из которых первый лежит на поверхности второго, и т.п. Но нелепобыло бы думать, что возможность такого разложения доказывает наличие в предлогеразличных по своей функции значений. Его значение явно едино.
Особоеместо среди частей речи занимает, конечно, и междометие. В отличие от значениядругих слов значение междометия имеет не понятийное, а эмоциональноесодержание. Поэтому сомнительно, можно ли его значение считать лексическим. Сдругой стороны, как известно, для междометия характерно отсутствие каких-либограмматических связей с другими словами и совсем необязательно наличиекаких-либо грамматических значений. Так, невозможно обнарудить грамматическиезначения, например в таких междометиях, как «о!», «ах!» ит.п. Поэтому междометия выделются в особую часть речи, по-видимому, по чистоотрицательным признакам, а именно — по отсутствию в них обычных грамматическихи лексических значений.
Какследует из изложенного выше, части речи выделяются по разным основаниям: посвойственному данной части речи грамматическому значению, выразитель которого — морфологические и синтаксические свойства этой части речи (существительное,глагол, прилагательное, наречие); по лексическому значению слова (числительное,в широком смысле); по лексическому значению в сочетании с морфологическими исинтаксическими особенностями (числительное в узком смысле); по содержанию ифункции лексического значения (местоимение); по синтаксической функции слова,которая в этом случае совпадает со значением слова (предлог и союз); поотсутствии в слове лексического или грамматического значения в обычном смысле(иеждометие). Таким образом, обычно основанием является один ведущий признак.Однако и из этого правила есть исключения (числительные в узком смысле).Единственное, что объединяет все эти основания, — это то, что все они изобласти значения. Но, разумеется, любая группировка слов, если она не чистофонетическая, не может не объединяться чем-то общим из области значения,поскольку только наличие значения и делает слово словом.
Характерно,что нередко не все рассмотренные выше группировки считаются заслуживающиминаименования «части речи». Некоторые лингвисты различают «частиречи» и «частицы речи» [8] и т.п. Такие терминологическиеограничения — проявление вполне естественного стремления подчеркнуть различие воснованиях, по которым выделяются соответствующие группировки слов. Но, всущности, такие терминологические ограничения могут раскрыть это различиетолько очень односторонне и неполно. Для того чтобы полно отразить различие воснованиях, по которым выделяются различные части речи, пришлось бы, пожалуй,говорить не только о «частях речи» и «частицах», но еще и о«частищах», «частичках», «частенках» и т.п.
Внастоящей статье не были рассмотрены такие нетрадиционные группировки слов, каккатегория состояния, модальные слова и т.п. Как известно, в отношении этихгруппировок слов спорно — являются ли они частями речи. Однако само понятиечасти речи, как было показано выше, настолько расплывчато, что всякий спор отом, является ли данная группировка слов частью речи или нет, не может не бытьбеспочвенным и бессодержательным. Определить, что необходимо для того, чтобыданная группировка слов могла считаться частью речи, можно только в самой общейформе, например, она могла бы быть определена как грамматическая илилексико-грамматическая или даже лексическая группировка слов, обладающаякаким-либо существенным общим признаком или признаками, не входящая каксоставная часть в другую часть речи и не включающая в себя целиком другие частиречи.
Однакопутаница в представлениях о том, каковы должны быть основания, по которым словавыделяются в части речи, настолько велика, что даже и эти элементарныеограничения нарушаются. Так, некоторые лингвисты считают частью речианглийского языка (они называют ее «категорией состояния») одну изразновидностей прилагательного, а именно — прилагательные, которыеупотребляются только предикативно (в английском языке есть прилагательные,которые употребляются и атрибутивно и предикативно, их большинство, и естьнесколько прилагательных, которые употребляются только атрибутивно, и несколькоприлагательных, которые употребляются только предикативно). Таким образом,часть речи оказывается частью части речи [9]. С другой стороны, многиелингвисты считают частью речи «модальные слова», причем относят кмодальным словами такие словосочетания или даже предложения, как«собственно говоря», «признаться сказать», «по всейвероятности», «не в обиду будь вам сказано» и т.п. Такимобразом, частью речи оказывается не группировка слов, а группировка слов,словосочетаний и предложений.
Список литературы
(Примечания)
1.Щерба Л.В. О частях речи в русском языке. — «Русская речь», новаясерия, вып. 2, 1928, с. 5.
2.Там же, с. 8.
3.Там же.
4.Там же, с. 5-6.
5.Тимирязев К.А. Избр. соч., т. 3. М., 1949, с. 457.
6. Brondal V. Morfologi og syntax. Kobenhavn, 1932.
7.Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1934, с. 67 и сл.
8.См., например: Виноградов В.В. Русский язык. М., 1947, с. 42.
9.См., например: Пипаст Л.О. К вопросу о категории состояния в современноманглийском языке. Автореф. канд. дис. Л., [1952].
10.М.И. Стеблин-Каменский. К вопросу о частях речи.