Никитин О.В.
Историяотечественного языкознания первой половины XIX века почти не представлена внаших книгах и хрестоматиях, а имена первопроходцев-филологов этого временитеперь знает не каждый. Между тем именно в то время наука переживалаопределенный подъем, вызвавший появление интересных и оригинальных трудов поязыкознанию, философии и истории, которые тогда не считались разными науками, авыступали в гармонии. Да и само образование гуманитария было настолькосинтетично, что в нем мирно уживались многие специальности. Оттого, наверное, филологконца XVIII — начала XIX века был в прямом смысле любителем и знатоком слова ипочти никогда, если говорить о крупных именах, не замыкался только на этойобласти.
Таковво многом был Илья Федорович Тимковский — оригинальный мыслитель, лингвист, правовед,педагог, деятель русского и украинского просвещения первой половины XIX века.
Родоначальникомрода Тимковских был казак Тимко (Тимофей Антонович). Один из его внуков, отецИ. Ф. Тимковского, — Федор, получил дворянство и дослужился до чина коллежскогоасессора. На Черниговщине он приобрел хутор, называвшийся с того времени внароде Тимковщиной. У деда была обычная в Малороссии семья: 6 сыновей и 3 дочери.Многие из них впоследствии стали известными и почитаемыми людьми.
ИльяФедорович Тимковский родился 15 июля (по старому стилю) 1772 (по другимсведениям 1773) года в Переяславле (в некоторых сочинениях именуется по старому— Переяслав). Первоначально обучался в Золотоношском Благовещенском женскоммонастыре, где в то время был небольшой пансион. Первоначальное образование онполучил в семье: «Домашнее обучение мое было так многообразно, что казалось быстранным, если б не было в свойствах того времени. Четыре года его составляютособый век.
Первомучтению церковнославянской грамоты научили меня в Деньгáх мать и, вродемоего дядьки, служивший в поручениях, из дедовских людей, Андрей Кулид. Отецего был турчин, или булгар, вывезенный в малолетстве дедом при взятии Хотина в1739 году. Тот же Андрей носил и водил меня в церковь, забавлял меня набузиновой дудке, или громко трубя в сурму из толстого бодяка, и набирал мнепучки клубники на сенокосах. Не без того, что ученье мое, утомясь на складах ититлах, бывало в бегах, и меня привязывали длинным ручником к столу. »[i].
Втех местах, на малороссийских просторах, с их естественным природным ландшафтоми такой же харáктерностью быта и жизни глубинки, с малых лет, впитал И.Ф. Тимковский красоту родного ему переяславского говора: «Природное наречиеПереяславля занимательно своею мягкостью[ii], и в формахего встречаются такие тонкости, которые виднее, чем в киевском. Можно быотнесть к некиим остаткам столицы Мономахова века, по крайне мере давнемустечению образованного многолюдства» (там же. Стлб. 1406).
Затемего отдали в переяславскую семинарию, об обычаях которой он подробно рассказалв своих воспоминаниях. Так, в частности, «учители были в благоговении, какполубоги» (стлб. 1405). Или: «Праздничные и именинные поздравления от всехклассов по одному ученику, с их учителями, приносимые архиерею и ректору, встихах и речах латинских. В том числе и я имел свою долю» (там же).
В 1785 г. И. Ф. Тимковский поступил в Киевскую духовную академию. Один из первыхбиографов ученого, Н. В. Шугуров, писал: «В то время ежегодно один илинесколько человек из окончивших курс академии поступали в Московскийуниверситет. Переписывались оттуда с своими товарищами, оставшимися в Киеве, уехавшиеприсылали им вести об университете, профессорах и разных подробностяхуниверситетской жизни. Эти известия возбудили и в Тимковском желание, поокончании курса академии, отправиться в Московский университет»[iii]. С 1789 по 1797 гг. И. Ф. Тимковский обучался наюридическом и философском факультетах Московского университета. На склоне летон с душевной теплотой будет вспоминать И. И. Шувалова, А. А. Барсова и другихкураторов и преподавателей университета. Сама его обстановка, дискуссии, встречивесьма примечательны. Вот как он писал о «Собрании любителей словесности»:«Заседания открывались тем, что один по очередной читал с кафедры, своегосочинения, краткую речь или рассуждение, в приличном роде с ведома председателя.За тем были и другие, которые приносили и читали свои стихи, прозу, изящныепереводы, рецензии. Все то обсуждалось подробно, критическим разбором. Входилисуждения о новых книгах и мнения о языке и словесности. Случались и споры, которыеострили язык — там явились и первые парения Пермяка, Мерзлякова, когда он изгимназистов поступил в студенты. Много раз восклицал он тогда, что Державинничего лучше не мог сказать, как И со звездами кофий жирный»[iv].
С 1797 г. по требованию генерал-прокурора князя А. Б. Куракина был отправлен наслужбу в Петербург, где вначале преподавал русское правоведение в Сенатскомюнкерском институте, а в 1801 г. поступил в сенатские секретари. В 1802 г. он работал при департаменте министра юстиции Г. Р. Державина. «В то время представил онминистру народного просвещения графу П. В. Завадовскому своего сочинения «книгусистематического расположения законов российских», за которую удостоилсяВысочайшего благоволения и брильянтового перстня, а книга была передана вкомиссию сочинения законов»[v].
По-особомузначимым периодом в жизни ученого стала научно-общественная деятельность вХарьковском университете, открывшемся в начале XIX века и ставшем центромобразования в Малороссии. «17 марта 1803 года были утверждены штатыуниверситета, и с этого же времени, — пишет один из его биографов, — И. Ф. былзачислен ординарным профессором с поручением преподавать гражданскоеи уголовное право, а в случае более раннего открытия отделения филологических исловесных наук — читать в нем всеобщую словесность и историю»[vi].За свои научные заслуги он удостоился степени доктора философии (1807 г.) Харьковского университета. Но не только и даже не столько этим ограничивалась деятельностьИ. Ф. Тимковского. «В то время во всем Харьковском учебном округе не было ниодной гимназии, и в число студентов нужно было привлекать семинаристов» (там же, с. 188). Поэтому на его плечах лежала очень ответственнаяработа, связанная с устроением новых учебных заведений, разработкойуниверситетских программ, попечительством. «Назначение учителей в открываемыегимназии и училища зависело главным образом от Тимковского. Он же в большинствеслучаев лично выезжал открывать гимназии, сочинял церемониалы их открытия, произносилречи, экзаменовал зачисленных в гимназии учеников, давал наставления директорами учителям, составлял списки книг для гимназических библиотек и др.» (с. 191).Все это время он также активно занимался преподавательской работой, будучизачисленным на кафедру прав гражданского и уголовного судопроизводства вРоссийской империи. Он читает курсы русского права (1809 г.), государственное и гражданское российское право (1810 г.). А в 1807, 1809 и 1811 гг. его избирали деканом (там же, но другой автор, предположительно Д. И. Багалей, с.8—11).
Любопытен«состав прав и обязанностей факультета», в который входило, в частности, «рассматриваниеречей, “приготовленных для чтения в торжественных собраниях”. Торжественноесобрание университета происходило ежегодно, 30 августа, а речи должны бытьпредставлены к 15 июля. Произнесли речи: . В 1808 г. проф. Тимковский «О применении знаний к состоянию и цели государства» . В 1810 г. проф. Тимковский «О поместьях» (с. 16). Кроме этого, сюда же входило и «рассматриваниесочинений. В 1812 г. И. Ф. Тимковский представил свою книгу «Опытный способ кфилософическому познанию российского языка» (с. 17).
Составфакультета, где работал ученый, был разнородным. В первые годы один только И.Ф. Тимковский — русский, а три остальных — иностранцы, среди которых был даже«бывший бенедиктинский монах» (с. 6). Вероятно, отчасти этим и определяласьсистема обучения и специфика аттестования слушателей. «Из приведенныхпротоколов испытаний за первые три года существования университета мывидим, что испытания студентов при переходе их с курса на курс производились изтех же предметов, которые они слушали на курсе, а на окончательном испытании —из всех предметов, прослушанных ими в течение 3-х лет; испытание производилосьпо программам, составленным преподавателями на латинском, немецком и русскомязыках; студенты брали по жребию по три билета из каждого предмета и отвечалина языке, доступном экзаменатору. Латинский язык считался «общеизвестнымязыком», а так как членам факультета Шаду и Лангу русский язык былнедоступен, то необходимо перевесть программу испытания у проф. Тимковского порусскому языку» (с. 21).
С 1810 г. он состоял членом вновь учрежденнного при университете «Комитета дляиспытания чиновников и преподавания наук молодым людям, обязанным гражданскоюслужбою» (Е. И—в. С. 191).
Дажеспустя почти сто лет после его ухода из университета, историки с большойтеплотой и почтением вспоминают своего «устроителя»: «Тимковский обладалогромной педагогической опытностью и редкой любовью к школьному делу; егозаслуги в деле первоначального устройства были весьма велики; и их посправедливости оценил благодарный ему университет, который в 1811 г., по выходе Тимковского в отставку, постановил вынести в журнал следующее постановление:«Университет всегда с величайшею признательностью будет вспоминать, чтоустройство весьма многих училищ в округе нашего университета, теперь цветущих, обязаноблагоразумию, усердию и неутомимому труду проф. Тимковского» (с. 191)[vii].
Научнаяи общественная деятельность И. Ф. Тимковского-ученого, преданного ипоследовательного строителя народного образования, была отмечена степеньюдоктора utrisque juris (1805 г.) Московского университета. А в 1809 г. Геттингенское научное общество избрало его в свой состав.
В 1812 г., во время Отечественной войны с Наполеоном, И. Ф. Тимковский активноучаствовал в организации народного ополчения. «Тогда же мы в Глухове, —рассказал он об этом в своих исторических записках, — положили свой совет, наслучай входа войск неприятеля, всем владельцам, не отставая от своих имений, радиустройства и целости в них, собраться в городе, как для общей безопасности, таки для связных действий»[viii]. И хотя неприятель так ине дошел до малороссийской глубинки, вся округа находилась в предчувствиибольшой тревоги, все ожидали последних известий: «Кутузов, — пишет он далее, —держался пословицы: стели неприятелю золотой мост. Мы о бегущих получаликарикатуры. Сами перешли на содержание своего ополчения и разные поставки длявойск» (там же, с. 130).
Уйдяв отставку с должности ординарного профессора Харьковского университета, И. Ф.Тимковский с 1815 г. занимал пост выборного судьи в г. Глухове, а с 1825 г. посвятил себя полностью работе в Новгород-Северской мужской гимназии, где он был директором.Из ее стен в разные годы вышли такие известные педагоги и ученые, как К. Д.Ушинский и М. А. Максимович.
Окончательноон вышел в отставку в 1838 г. и поселился в своем имении Турхановка (вЧерниговской губ.), где занимался в основном устройством семьи, написаниемсвоих воспоминаний, а также сельским хозяйством. В одном из московских журналов1850-х гг. даже вышла научная публикация ученого по проблемам пчеловодства. Тамже, в родовом поместье, 15 февраля 1853 г. он и скончался.
Лингвистическиепознания И. Ф. Тимковского были довольно широки и прогрессивны для того времени,а созданный им один из первых учебников по русскому языку дает, кроме того, ихорошее представление об уровне образованности педагога, его методике, объеме исодержании предмета. Самым известным его трудом в этой области стала книга«Опытный способ к философическому познанию российского языка, сочиненный ИльеюТимковским» (Харьков, 1811). Пособие написано в традиции «всеобщей грамматики»,т. е. внешне напоминает переводные западноевропейские образцы, но содержит иряд специфически русских мотивов, особенно это заметно, когда автор описываетисторию отечественного языка. Книга открывается сообщением о том, что онасодержит, с перечнем глав: «Правила всеобщей грамматики, изъясняя употреблениероссийского слова, приводят к познанию его состава, свойства и силы.Рассудительные о сем исследования открывают постепенную связь предметов, котораясодержит в себе:
I.Грамматический разбор частей речи и смысла выражений.
II.Окончания производных слов с их знаменованием.
III.Сложение слов с изъяснением означения сложных.
IV.Произведение слов, находящихся в речи, для примера взятой, и употребление техже слов в других выражениях.
V.Связь и определение понятий для составления мысли.
VI.Определение и связь мыслей.
VII.Порядок слов и звуки в выражениях.
VIII.Древности языка славено-российского и отношения его к другим языкам.
IX.Начальное руководство к ясному понятию чужих и сообщению своих мыслей» (С.3—4).
Интереснорассмотреть некоторые грамматические «миниатюры» И. Ф. Тимковского. Как увидим,в них немало современных нам терминов, а объяснение и обоснование частосвидетельствуют о том, что корнеслов современной грамматической мысли непретерпел значительных изменений, только «оброс» новыми книжными терминами. Так,в первой главе автор начинает грамматический разбор следующим образом:«Показание начала слов, выражение составляющих, и какие они суть части речи»(С. 9). Вот как он определяет «грамматический смысл выражения»:
«1.Делается начальное изъяснение о подлежащем и сказуемом, с краткими примерами.
2.Указывается коренное в речи слово, яко подлежащее, и коренной глагол, содержащийсказуемое.
3.Означаются слова, зависящие от подлежащего и от глагола и управляемые ими, сизъяснением сих управлений.
4.При каждом таковом сове делается вопрос: довольно ли было бы для смысла, естьли бы сего слова не было в речи? » (с. 10).
Помнению ученого, «предварительный разбор грамматического смысла облегчаетпознание о свойствах частей речи, находящихся в выражении, и должен купноистребить недоумения при словах, которые из одинаковых букв состоят, но разныеимеют знаменования» (там же). И. Ф. Тимковский отмечает известные«грамматические свойства» частей речи: род, число, падеж, степени сравнения, залог,спряжение, наклонение, время, число, лицо и род глаголов и др., а такжеразличает «однократное, учащательное и неопределенное знаменование глаголов»(с. 9), что в то время было камнем преткновения в разработке теории видоврусского глагола, и делает это раньше А. В. Болдырева[ix].
Любопытнынаблюдения ученого над «окончаниями», т. е. словообразовательными суффиксамипроизводных слов (глава II). Он отмечает и наиболее перспективные модели, иуказывает на искусственные, предостерегая от чрезмерного увлечения визобретении новых слов. Показателен такой пример: «Окончания имен женского рода,производных от прилагательных, на есть, исть, ость, ливость, тельность и отпричастия мый на мость, означающие пребывающее качество, способность либопроизводить от себя, либо принимать на себя действие. Удобствословопроизведения на ость и мость великую приносит пользу в изобретении слов попредметам наук, искусств и общего употребления; однако служит нередко поводом кизлишнему и неправильному принятию таких слов, наприм: полезность, бесподобность,ходячесть, которые не только употреблением запрещаются, и лучше словам другихокончаний или иными оборотами речи заменены быть могут, но иные и самому смыслукоренных своих существительных или прилагательных и простых или с предлогамисложных глаголов противны являются. И для того великой требуется осторожности всем словопроизведении» (с. 17).
Кстати,именно на перспективность словопроизводства с отвлеченными суффиксами обратилвнимание в свое время акад. В. В. Виноградов, ссылаясь при этом на опыт И. Ф.Тимковского и как бы продолжая его мысль: «Семантика имен на –ость во многомзависит от того, употребляются ли они «абсолютивно» или в сочетании сродительным падежом существительного, качество и внутреннее свойство которогоони выражают (например, решительность и решительность отказа; сухость и сухостьпочвы и т. п.)» (Виноградов В. В. Указ. соч. С. 113).
И.Ф. Тимковский дает характеристику свойствам частей речи. Например, он различаетоднократные глаголы (глава III), «которые имеют особые свои учащательные, икоторые взаимно с ними друг друга дополняют, как то: быть, бывать, идти, ходить,весть, водить, несть, носить» (с. 20).
Какуже было замечено, особое внимание уделяется синтаксису, или, как пишет автор, «связии определению понятий для составления мысли». И это не случайно: грамматическиеопыты начала XIX века еще находились под сильным влиянием философии языка, котораянемыслима без логического анализа; он часто не был системен и носил абстрактныйхарактер. Здесь важное место занимают смысловые отношения слов, «связи мыслей».Таковы во многом труды И. Рижского, Н. Язвицкого, Л. Якоба, опубликованныепочти одновременно с учебником И. Ф. Тимковского. Разбирая книгу последнего, акад.В. В. Виноградов замечает: «Так в изложение системы русского синтаксиса всеглубже и глубже проникают логические понятия, связанные с учением осуждении-предложении и о членах предложения, и занимают здесь центральное, исключительноеположение»[x].
ВV главе И. Ф. Тимковский так определяет главные члены предложения: «Мысль, содержав себе положение или отрицание, требование, вопрос или восклицание, составляетсяиз связи подлежащего и сказуемого.
a).Подлежащим может быть всякая часть речи, которая наименована или воззвана, ставпредметом выражаемой мысли.
b).В сказуемом должен быть глагол, изображающий бытие, состояние или действиеподлежащего либо отрицание бытия, состояния или действия его. Глагол соединяетс подлежащим и другие части речи, в сказуемом поставляемые.
c).Всякое подлежащее требует сказуемого и всякое сказуемое требует подлежащего.» (с. 27).
Стоит,однако, заметить, что изначальные грамматические установки И. Ф. Тимковского, вомногом опережающие его время, все же испытали на себе некоторуюнепоследовательность, идущую, как можно предполагать, и не столько от него, аскорее от неразработанности самих научных основ ряда принципиальных вопросовязыкознания, а особенно грамматики. Возвращаясь к только что процитированномуфрагменту (о подлежащем), мы обратили внимание на примеры, приводимые автором вкачестве иллюстрации выдвинутого тезиса. Он предлагает следующую «градацию»подлежащих по «семантическому» признаку:
«1.Земля, вода, воздух, теплота, жизнь.
2.Пространство, вид, место, движение, время.
3.Вес, число, мера, член, часть.
4.Песок, камень, металл, ископаемые.
5.Трава, роза, дуб, лес, растение.
6.Пчела, орел, кит, лев, зверь, человек, животные» (с. 69). Но тут жепомещает и такие части речи, ставшие, по его мнению, «предметом выражаемоймысли», как:
«13.Твердь, жидок, свет, бел, скор.
14.Доброй, строгой, искусный, славный.
15.Двадесятый, я, оный, творящий.
16.Вчера, до но, ах!» (с. 70). Многие из них с современной точки зрения назватьподлежащими нельзя.
Подобноенаблюдается и далее, когда он говорит о функциях сказуемого и определяет егороль. В общем-то можно согласиться с его тезисом (см. выше) о том, чтосказуемое выражено глаголом. И даже более: он говорит о категориях модальности,как бы расширяя потенциал сказуемого. Ученый приводит следующие примеры:
«1.Есмь, бывал, будут.
2.Возмужал, побелеет, умри.
3.Кричал, позову, продолжится, убойтесь.
4.Не бываю, не познавали, не устрашимся, не надейтесь» (с. 70).
Нокогда он пытается осмыслить структуру сложного сказуемого (простого исоставного), то здесь получается значительный разнобой, идущий в разрез снынешним представлением и, как нам кажется, выглядит непоследовательным дажедля взглядов самого автора. При этом как положительный факт необходимо отметить,что ученый не просто «разлагает» основу предложения на части и характеризует ихсвойства, но проникает глубже в саму систему понятий синтаксиса, идет своим, опытнымпутем. Так, например, он пишет о том, что «сказуемое может быть или одинакое, однимглаголом выражаемое, или совокупное, состоящее из прибавления кглаголу других глаголов или иных частей речи, которыми он определяется. Бываютв сказуемом и целые мысли, которые имеют свое вторичное подлежащее и сказуемое»(с. 29—30). Иллюстрации же, приводимые И. Ф. Тимковским в этой части, весьмаразнородны:
«1.Милость и суд воспою (здесь и далее курсив автора. — О. Н.) тебе, Господи(Пс)» (с. 76). «Я, — пишет он, — подлежащее (которое подразумевается.— О. Н.), прочее сказуемое» (там же).
«Всеполководцы утверждают,
Чтохитростью подчас и силу побеждают;
Аэто точно так. Хем» (с. 77). В этом фрагменте автор такраспределяет рлли между главными членами предложения: «Все полководцы, —говорит он, — подлежащее, утверждают, что сказ». Овторой строке стиха: «Все или многие подлеж». Хитростьюподчас силу побеждают сказ». О третьей: «Это подлеж. Есть точно так: сказ».
Вомногом интересны рассуждения И. Ф. Тимковского, касающиеся «порядка слов извуков в выражениях» (глава VII). Основное правило, по его мнению, состоит вследующем: «Слова должны быть поставляемы в таком порядке, чтоб мысли ясно иточно другим сообщались» (с. 37). Он различает два способа построения порядкаслов: «произвольный» и «риторский, или стихотворческий» (там же). Опятьлогическая оценка сопровождается грамматическими «догадками» автора. Онпоясняет: «Необходимость требует: 1) чтобы в начале известно было подлежащее, дляясности сказуемого, потом состояние или действие подлежащего, глаголомозначаемое, и потом предметы действия .
Произволениепеременяет порядок 1) иногда без всякой надобности по собственномублагоугождению, 2) для стройнейшего соотношения частей и удобнейшего сообщениясилы выражений, 3) для лучшего выговора и пристойнейшего звука. Сия свободароссийского языка есть весьма важное преимущество его в силе и звуках и великуюпользу, подобно древним языкам, доставляет в витийстве и поэзии. Впрочем, —заключает И. Ф. Тимковский, — она по всей возможности должна соображаться спорядком необходимым» (с. 38—39).
Одиниз исследователей отечественного языкознания, проф. С. К. Булич, создавшийфундаментальный труд по историографии лингвистики, до сих пор не утратившийсвоего значения, довольно скептически и, как нам кажется, не совсем справедливооценивает заслуги И. Ф. Тимковского в грамматической части, хотя и признает, чтов начале XIX века «попытка основать изложение русской грамматики на данныхвсеобщей грамматики была у нас новостью »[xi].Далее он же пишет, что «книга эта в общем имеет странный характер, представляясобой род неудобочитаемого конспекта или подробной программы предлагаемогоавтором “опытного способа к философическому познанию” русского языка» (там же, с.559). С. К. Булич полагает, что учебник И. Ф. Тимковского имел «мало связи совсеобщей и философской грамматикой . В конспекте этом тольконамечались известные определенные грамматические схемы, на которые обращалвнимание, вероятно, сам автор при разборе образцов языка на своих чтениях вХарьковском университете. Таким образом, по отношению к общемуязыкознанию книга Тимковского не представляет интереса, несмотря на эпитет«философический», помещенный в заглавие ее» (с. 561).
Тоже выразил и М. Г. Булахов, полагаясь на мнение своего предшественника:«Несмотря на многообещающее[xii] название книги, авторуне удалось представить грамматический строй русского языка в строгой системе ипоследовательном изложении. Большая часть фактов осталась без глубокоголингвистического анализа»[xiii]. Более объективновыглядит оценка В. В. Виноградова: «Книга проф. И. Тимковского привлекалавнимание к фактам языка, к речевому опыту. Она содержала не только сведения пологической грамматике, но и свежий материал по русскому языку» (Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса… С. 128—129). Очевидно, В. В.Виноградов имел в виду не только разнообразные, удачно подобранные примеры, нои структуру книги, по-новому представившую сам предмет русского языка, гдетеория и история являются звеньями общей цепи «лингвистического организма».Последняя как раз только в начале XIX столетия получила импульс в своемразвитии.
Поэтомуна фоне интереса к «всеобщей грамматике» весьма оригинальны и познавательнырассуждения И. Ф. Тимковского в другой области. Ученый одним из первых говоритоб этапах развития русского языка, его «древностях» и связи с другими языками, опираясьпри этом уже не на западную традицию, а на те еще малочисленные попыткинаучного изучения проблемы, которые под влиянием Н. М. Карамзина, А. С. Шишковаи позднее А. Х. Востокова обретут целенаправленное русло. Этому посвященаотдельная глава (VIII) «Опытного способа…», разнящаяся с тем, что представленов других книгах. И хотя рассуждения И. Ф. Тимковского очень отрывочны, и ихнельзя назвать состоятельными (с точки зрения современной науки), все же онисодержат начатки сравнительно-исторического изучения отечественного языка ивесьма оригинальны по форме, потому и заслуживают нашего внимания. «Язык, —пишет он, — есть одно из племенных отличий всякого народа. В свойстве ипеременах того и другого действующие причины так совокупны, что история народасодержит в себе и историю языка его» (с. 43). Вот как определяет ученый местородного языка в кругу других: «В глубочайшей древности языка славенскогообретается некоторое сходство его с ученым, народу неведомым языком в Индии, самскрет,или самскрыт, которым одни брамины говорят и пишут. Большее сходство явствует скельтским, а потому и с языками ближайших народов кельтского поколения. Судя жепо произведению славян, как и однородных им венетов, или вендов, от сарматов, илисавро-мидов, корнем языка их мидский принимаем» (там же). Можно согласиться с мнениемФ. М. Березина, что «автор впервые русском языкознании говорит о тесной связиистории языка и истории народа»[xiv]. Обоснованновыглядят (теперь уже с точки зрения современных этимологических исследований)взгляды И. Ф. Тимковского и на родство славянского языка с санскритом икельтскими языками, на различие русского и старославянского языков и др.
Существеннымпредставляется схема эволюции письменно-литературного языка, в которой И. Ф.Тимковский выделяет пять периодов (заметим, что это одна из первых научныхклассификаций исторического развития русского языка по его памятникам):
«а.К первому (здесь и далее подчеркнуто нами.— О. Н.) относятся начальные переводыкниг церковных и составляют древнейшие памятники в словесности. Правда,первые оных книг переводы не таковы были, как теперь их имеем, но по векамнесколько переменены в словах, как то судить можем и по дошедшим до насстаринных тех книг рукописям и печатным изданиям. Приметны вышедшие в них присамом переводе многие выражения по свойству восточных и греческого языков.
б.Ко второму 1) Русская правда . 2) Повести временных лет . 3)Слово о полку Игореве . 4) Поучение, или духовная, Владимира Мономахадетям своим.
в.К третьему 1) продолжатели Несторовой летописи Симон Суздальский, ИоаннНовгородский и другие, полагаемые в XIII и трех следующих веках. 2) Договорныеи другие грамоты князей с XIII века . 3) Судебник царя ИванаВасильевича. 4) Уложение царя Алексия Михайловича. 5) Приказные и другиесочинения тех времен.
г.Четвертый период составляют последняя половина XVII века и начало XVIII. Сюдапринадлежат: 1) Уставы, указы и слог судебных дел. 2) Разные богословские, философские,риторские и пиитические сочинения духовных, как то особенно Симеона Полоцкого иФеофана Прокоповича. 4) Другие к наукам относящиеся сочинения ипереводы. 5) Избранные исторические и другие народные песни того времени.
д)Пятый период поставляет Тредиаковского, Ломоносова, Сумарокова основателяминынешнего чистого слога, филологией и критикою обработанного» (с.48—49).
И.Ф. Тимковский подмечает и такие свойства родного («славенского») языка, какнезамкнутость, открытость, способствовавшие его распространению на большойтерритории. «Рассуждая все изменения российского языка по месту и времени, видим,— пишет ученый, — что он при всех приращениях и изворотах не только удержалсилу славенского (языка. — О. Н.) в существе и высшем употреблении своем; но итем племенам в сем виде сообщился, которые с славянами смешались» (с. 50). Авторподчеркивает и тот факт, что языки «славенский» и русский суть одногопроисхождения, но, «кроме введения чужих слов», имеют ряд существенных отличийдруг от друга:
«а.В выговоре букв, а паче гласных, и в ударении.
б.В прибавке или выпущении некоторых букв и слогов и в грамматических переменахслов; Наприм: град, город; древа, древеса, дерева, деревья;нощию, ночью; князи, князья; врази, враги; чту, читаю (здесь и далеекурсив наш. — О. Н.).
в.В произведении, сложении и значении слов. Многие слова прежние оставлены, новыеокончания в словопроизведении приняты, иных слов значение переменилось.
г.В словосопряжении и управлении, напр: солнце сияет свет мой;радоватися о Господе; идущим им, очистишася; оже ся буду где описал.
д.В слоге. Речь возвышенная, а наипаче письменный высокий слог придерживаютсяболее слов, словопроизведения, словосопряжения и выговора славенского, неудаляясь впрочем к обветшалому употреблению. Речь и письмо простые следуютобщенародному изяществу своего времени» (там же).
И.Ф. Тимковский определяет в составе русского языка разные пласты лексики:заимствования, устаревшие слова и др., причем первые распределяет на «словататарские», к которым он относит алтын, аршин, баран, барыш, лошадь, кушак, хозяин,шалаш (С. 51 и 269); «слова обыкновенные греческие и латинские»; «слова, взятыеиз нынешних европейских языков»; «слова еврейские и греческие, принятыецерковью», такие как Апокалипсис, Апостол, епископ, Иоанн и др. (с. 51 и 270);«слова иностранные, которых употребление определено правительством», например:адмирал, академия, ассигнация, экспедиция, империя, офицер, генерал, герб и др.(там же). Интересен представленный ученым подбор «древних российских слов», вышедшихих употребления или получивших другое «знаменование». Это — головник (убийца), губный(уголовный), куна, резань (деньги), продажа (штрафная пошлина и понаровкавиноватому), комонь (конь), рокотать и некоторые другие (с. 269).
Вцелом построение книги напоминает современные учебники, имеющие, как правило, частьтеоретическую и часть практическую. У И. Ф. Тимковского значительно большийобъем (с. 55—310) занимают примеры (некоторые из низ мы привели выше). Это неупражнения в принятом понимании, а иллюстрации к указанным в первой частитезисам, причем взятые из довольно разнородных источников, например, из книгВетхого Завета, из исторических исследований (М. М. Щербатов) и памятников(Русская правда, летописи, Слово о полку Игореве), а также из произведенийБогдановича, Державина, Дмитриева, Капниста, Карамзина, Кострова, Княжнина, Ломоносова.Тредиаковского, Сумарокова, Хераскова, Хемницера и др.
Оцениваяисторическую часть книги, С. К. Булич замечает: «Обилие примеров из древнихпамятников делало руководство Тимковского своего рода исторической хрестоматией,которая, вероятно, давала материал для подробного анализа текстов на лекцияхавтора в Харьковском университете. Во всяком случае ни у одного изпредшественников или современников Тимковского не замечалось такой определеннойнаклонности к историческому пониманию и представлению грамматики русского языка,позволяющей считать его в известном смысле предшественником наших историковязыка: Срезневского, Буслаева, Колосова, Соболевского, Шахматова и др.» (БуличС. К. Указ. соч. С. 1009—1010).
«Опытныйспособ…» И. Ф. Тимковского был практически забыт в начале XX столетия и почтине анализировался в современной науке. Разумеется, те немногие отклики на этоттруд, предназначенный для практических целей, свидетельствуют о зарождающемсясистемном понимании задач языкознания и, в частности, грамматики на рубежеXVIII и XIX веков. Это на год позже определил другой известный лингвист Л. Г.Якоб в своем «Курсе философии для гимназий Российской империи» (СПб., 1812). Новсе же опыт И. Ф. Тимковского для того времени имел большое значение впреподавании русского языка, ибо был основан не на схоластических приемах, аимел под собой реальные факты языка, живые, эмоциональные, способствовавшиеразвитию интереса к родной словесности и интуиции личности ученика. В научной частион позволил «не только раскрывать связи грамматики с логикой, но хотя бы ивскользь подчеркивать различие их целей и задач» (Виноградов В. В. Из историиизучения русского синтаксиса… С. 129).
Всеже, оценивая научно-педагогическую и общественную деятельность И. Ф.Тимковского, нельзя забывать, что он работал в очень непростых условиях, содной стороны, довольно консервативной системы обучения, с другой — толькозарождавшихся основ научных знаний в области языкознания и русской филологиивообще. Без преувеличения можно сказать, что кипучая деятельность ученого напосту генерального визитатора Харьковского учебного округа, его труды поусовершенствованию системы образования и законодательству, богатый личный опыти глубоко гуманистические принципы, которых придерживался И. Ф. Тимковский всюсвою жизнь, ставят его в один ряд с плеядой лучших людей того времени, именам иратным подвигам которых позднее была уготована нелегкая судьба забвения.Хочется надеяться, что наш очерк в какой-то мере восполнил этот пробел, особенноощутимый, когда мы говорим о далекой и почти неизвестной (и не только с научнойточки зрения) эпохе первой трети XIX века.
Список литературы
[i] [Тимковский И. Ф.] Записки Ильи Федоровича Тимковского.Мое определение в службу. Сказание в трех частях // Русский архив, издаваемыйПетром Бартеневым. Тетрадь пятая. 1874. Стлб. 1381—1382.
[ii] К тому относится, кроме общих изменений, особеннообращение звука о в самое чистое и мягкое и: мой—мiй, свой—свiй, он—вин, ольха—вильха,кон—кин, пойдет—пiйде (прим. автора.— О. Н.).
[iii] Шугуров Н. В. Илья Федорович Тимковский, педагогпрошлого времени // Киевская старина, № 8. 1891. С. 219.
[iv] Тимковский И. Ф. Памятник Ивану Ивановичу Шувалову, основателюи первому куратору Императорского Московского университета // Москвитянин. Ч.III. № 9. 1851. С. 44.
[v] Максимович М. А. Воспоминание о Тимковских // Киевскаястарина. Т. 63. № 11. 1898. С. 263.
[vi] Е. И—в. [Тимковский Илья Федорович] // Юридическийфакультет Харьковского университета за первые сто лет его существования(1805—1905) / Под ред. проф. М. П. Чубинского и проф. Д. И. Багалея. — Харьков,1908. С. 187.
[vii] Более подробно о деятельности ученого см.: Багалей Д. И.Опыт истории Харьковского университета. Т. 1. Харьков, 1894.
[viii] Тимковский И. Ф. Пять лет // Москвитянин. № 6. Кн.вторая. 1855. С. 129.
[ix] См. подробнее: Виноградов В. В. Русский язык(Грамматическое учение о слове): Учеб. пособие для вузов. — Изд. 3-е, испр. —М., 1986. С. 393.
[x] Виноградов В. В. Из истории изучения русского синтаксиса(от Ломоносова до Потебни и Фортунатова. М., 1958. С. 128.
[xi] Булич С. К. Очерк истории языкознания в России. Т. 1(XIII в. — 1825 г.). СПб., 1904. С. 559.
[xii] Стоит заметить, что, по словам того же С. К. Булича, «первоначальнокнига Тимковского, по видимому, имела другое (курсив наш. — О. Н.) заглавие. Покрайней мере в перечне книг, одобренных в Харькове к напечатанию в 1810 г., значится труд проф. Тимковского: «О граммат разборе словроссийского языка » (Булич С. К. Указ. соч. С. 1005).
[xiii] Булахов М. Г. Восточнославянские языковеды:Биобиблиографический словарь. Т. 1. — Мн., 1976. С. 244.
[xiv] Березин Ф. М. История лингвистических учений: Учебникдля филол. спец. вузов. — 2-е изд., испр. и доп. —М., 1984. С. 32.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/