В50-е годы ХХв. Эмиль Бенвенист, разрабатывая теорию высказывания,последовательно применяет традиционный для французской лингвистики терминdiscours в новом значении — как характеристику «речи, присваиваемойговорящим». Зелиг Харрис публикует в 1952 г. статью «Discourseanalysis», посвящённую методу дистрибуции по отношению к сверхфразовымединствам. Т.о. эти два авторитетных учёных закладывают традицию тождественногообозначения разных объектов исследования: Бенвенист понимает под дискурсомэкспликацию позиции говорящего в высказывании, в трактовке Харриса объектоманализа становится последовательность высказываний, отрезок текста, больший,чем предложение.
Первоначальнаямногозначность термина предопределила и дальнейшее расширение семантики. В 60-егоды Мишель Фуко, развивая идеи Бенвениста, в предлагает своё видение целей изадач дискурсивного анализа. По мнению Фуко и его последователей, приоритетнымявляется установление позиции говорящего, но не по отношению к порождаемомувысказыванию, а по отношению к другим взаимозаменяемым субъектам высказывания ивыражаемой ими идеологии в широком смысле этого слова. Тем самым, дляфранцузской школы дискурс — прежде всего определённый тип высказывания,присущий определённой социально-политической группе или эпохе(«коммунистический дискурс»).
КонцепцияФуко, объединившая лингвистику с историческим материализмом, несмотря наочевидную близость методологии, не нашла отклика в советской науке о языке.Впрочем, и «харрисовское» понимание дискурса не стало популярным,хотя вполне согласовывалось с доминировавшим в те годы в советском языкознанииструктурно-семантическим подходом. Всё это тем более странно и потому, чтоименно во второй половине ХХ века возникло и утвердилось в трудах советскихучёных такое направление, как грамматика (лингвистика) текста. Определяялингвистические закономерности организации текста (И. Р. Гальперин, О. И.Москальская, З. Я. Тураева и др.), языковеды с необходимостью пришли к выводукак о недостаточности применяемого метода, так и о нечёткости и неоднозначностииспользуемого терминологического аппарата (проблемы разграничения предложения ивысказывания, текста и его единиц и т.п.). Более того, традиционный структурно-семантическийподход не обладал достаточной объяснительной силой по отношению к таким ведущимхарактеристикам текста, как его цельность и связность. Невозможность сугуболингвистического объяснения этих текстовых категорий вызывает рефлексию вотношении смежных областей знания: формулируется гипотеза о роли замысласоздателя (Н. И. Жинкин), образа автора (И. И. Ковтунова). Очевидно, чтоподобная точка зрения согласуется с представлением Бенвениста о дискурсе как«речи, присваиваемой говорящим», но и эта дефиниция долгое времяостаётся без должного внимания.
Термин«дискурс» последовательно не используется ни в одном из трёх своихцентральных значений вплоть до конца 80-х годов. Постсоветская традицияактуализировала термин одновременно во всей его многозначности, что поставилосовременных исследователей перед необходимостью уточнения и разграничениязначений. Оставляя за рамками анализа принятое в публицистике последнихдесятилетий понимание дискурса как социального явления («феминистскийдискурс», «дискурс насилия»), восходящее, без сомнения, к идеямфранцузских постструктуралистов, отметим двойственность собственнолингвистического толкования термина. Дискурс в современных исследованиях -это и«речь, погружённая в жизнь» (Н. Д. Арутюнова), и движение информационногопотока между участниками коммуникации.
Очевидно,что эти точки зрения не исключают, а скорее, дополняют друг друга:представление о процессах порождения и понимания текста невозможно без опоры накоммуникативную ситуацию («погружение в жизнь»); представление одискурсе как процессе опирается и на мнение французских исследователей оведущей роли субъекта высказывания. Мы предлагаем понимать дискурс каксовокупность речемыслительных действий коммуникантов, связанную с познанием,осмыслением и презентацией мира говорящим и осмыслением, реконструкциейязыковой картины мира продуцента рецепиентом. Такое представление лежит в руслединамического (on-line) подхода к языку; ключевые для определения девербативы(действие, познание, презентация, реконструкция) достаточно полно отражаютмногообразие операций самой высокой степени сложности, совершаемых участникамикоммуникации.
Точкойсопряжения разнонаправленных, но конгруэнтных по своей природе действий,совершаемых коммуникантами, является текст. Представление о дискурсе какпроцессе позволяет анализировать текст как явление статическое, зону погашениясил. Такое понимание текста не является традиционным для отечественногоязыкознания, хотя З. Я. Тураева отмечает, что «как некая объективнаяреальность текст существует в определённых параметрах вне сознания творящего ивоспринимающего его субъекта. В этом смысле он представляет собой закрытуюсистему, для которой характерно состояние покоя» (Тураева 1986:12). Болеетрадиционной является точка зрения на текст, во-первых, как на факт письменнойформы языка; во-вторых, происходит смешение прямого и метонимического значений:термином «текст» описывается фрагмент текста. Ср. определение,предложенное И.Р. Гальпериным: «Текст — произведение речетворческого процесса, обладающее завершённостью,объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное всоответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия(заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединённых разнымитипами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющейопределённую целенаправленность и прагматическую установку» (Гальперин1981:18). Такое определение вполне согласуется со статическим (off-line)подходом к языку, объектом анализа которого, по меткому замечанию П. Серио,является «язык Адама, эта произносимая в одиночестве, лишённая памятиречь» (Серио 1999:197).
Большейобъяснительной силой, на наш взгляд, обладает описание текста как промежуточнойстадии дискурса, если понимать под дискурсом совокупность речемыслительныхдействий обоих коммуникантов. В то же время текст как объективно существующийфакт действительности может рассматриваться в качестве продукта (результата)дискурса.
Говоритьо тексте как продукте дискурса позволяет адаптация в лингвистике базоового длянаук об интеллекте постулата о квантовом характере мышления. Выделение У.Чейфом в информационном потоке единиц (клауз), соизмеримых с квантами мышления,приводит к представлению о дискретно-волновой природе дискурса. Тем самым,можно предположить, что дискретность — априорное свойство любого дискурса, аделение информационного потока на клаузы происходит независимо от интенцийговорящего и коммуникативной ситуации в целом. Непроизвольная и спонтаннаядискретность предопределяет в качестве доминантной стратегии говорящегоустановление связности порождаемого текста: «С точки зрения языковойструктуры образование адекватной речевой формы может мыслиться как процесспорождения высказываний из структурно релевантных единиц более низкого порядкаи их соединения в более крупные блоки, с помощью которых человек способензакрепить и выразить свои мысли» (Колшанский 1983:45).
Необходимостьтрансформации определяется несовместимостью дискретной структуры концепта иповерхностных форм текста; она связана с изменением конфигурации ментальногопредставления в линейную структуру. Трансформация дискретного представления впредставление связное — необходимое условие успешности коммуникации: бессвязныйтекст не может быть адекватно декодирован адресатом. Эта трансформацияпроисходит через установление глобальной и локальной связности дискурса.
Глобальнаясвязность, понимаемая нами как единство темы (топика) дискурса, устанавливаетсяпродуцентом (автором) на начальной стадии разработки дискурса: происходитустановление релевантных связей между структурами знаний — репрезентируетсясвязная модель ситуации. Установление локальной связности происходит на стадииформирования текста и требует выявления связей между пропозициями иповерхностными структурами — выявления отношений когезии. Авторские интенции наэтой стадии предполагают выбор адекватной поверхностной структуры дляэкспликации релевантных для продуцента связей между клаузами. Учитывая тотфакт, что распределение информации по клаузам при построении дискурса остаётсянеизменным (одна идея на одну предикацию), выбор говорящим поверхностнойструктуры зависит от таких переменных, как контекст ситуации и лингвистическийконтекст.
Развитиепропозиции может предопределить манифестацию и стуктурной схемы простогопредложения, и сложного, и бессоюзного сочетания предложений, и сверхфразовогоединства. Нам представляется, что подход к тексту как продукту дискурсаустраняет противопоставление друг другу этих единиц синтаксиса. Во-первых,принципиальное отличие между сверхфразовыми единствами и другими вариантамиобъединения клауз очевидно лишь в письменной форме использования языка.Во-вторых, граница между союзными и бессоюзными конструкциями проводится лишьна основании различий в средствах связи, большинство же исследователейсинтаксиса текста склонно выделять комплекс так называемых дополнительныхсредств связи, специализирующихся на объединении в недискретную структуру ичастей союзного сложного предложения, и бессоюзного сочетания предложений, исамостоятельных предложений в составе сложного синтаксического целого.
Нашепредставление о тексте как статической имманентно связной (и цельной)промежуточной стадии дискурса позволяет определить его как любой протяжённостипоследовательность языковых знаков, заключённую между двумя остановками вкоммуникации. Такой подход сближает текст с высказыванием и игнорируетпринципиальное для статического анализа языка различие между письменным иустным модусами. Динамический подход позволяет дать ответ и на значимый длялингвистики текста вопрос о единицах исследования: текст является продуктомданного дискурса до тех пор, пока продуцент (рецепиент) не инициируют остановкукоммуникации.
Список литературы
1.Татьяна Милевская. Дискурс и текст: проблема дефиниции
2.Тураева З. Я. Лингвистика текста: (Текст: структура и семантика). — Москва,1986.
3.Серио П. Деревянный язык и его двойник // Квадратура смысла: французская школаанализа дискурса. — Москва, 1999.
4.Колшанский Г. В. О языковом механизме порождения текста // Вопросы языкознания.- 1983. — No. 3. — С.44-51.
5.Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. — Москва, 1981.