Духовно экзистенциальное и духовно культурное время и пространство

Человеческая личность существует в особом духовно-экзистенциальном (или биографическом) времени — времени ее уникальных поступков и внутренних размышлений, общения с другими людьми и творческих актов, которые составляют неповторимую линию ее судьбы. В сущности, жизнь всего общества может быть рассмотрена как причудливое переплетение тысяч и миллионов таких «экзистенциальных нитей», протянутых из прошлого в будущего. Конечно, эти экзистенциальные линии вплетены в жизнь космического целого (его направленную

эволюцию в единстве с многообразными циклическими процессами), а также в общий поток исторического времени (крушения и утверждения правительств и политических режимов, войн и научно-технических изобретений, многообразных социальных событий и т.д.), в рамках которых людям довелось жить. Однако это вовсе не означает, что собственное биографическое время человека не обладает отчетливой спецификой. Совсем наоборот. Какие бы непредвиденные события ни случались с человеком в жизни и какие

бы внешние обстоятельства ни довлели над ним, он всегда имеет свободу выбора и возможность творческого изменения самого себя. Такая возможность сохраняется даже при самых неблагоприятных внешних условиях жизни — при полном отсутствии политических свобод и даже при полной физической неподвижности в случае тяжелой болезни. Как бы кто ни относился к писателю Н. Островскому, но его исключительное личное мужество и творчество в условиях тяжелейшей прогрессирующей

болезни свидетельствуют о том, что человек всегда хозяин и творец собственного биографического времени, разворачивающегося по своим особенным законам. Совершая же свободные акты личного выбора, человек дей­ствительно выбирает целый мир. В этом смысле экзистенциалисты аб­солютно правы. Мы бы только добавили: он вносит в его эволюцию свой уникальный и действенный вклад. В сущности, духовно-экзистенциальное время — это время творческого самосовершенствования или, наоборот,

деградации, где человек мо­жет избавиться от каких-то вредных привычек и черт характера, а может и приобрести их; может развить какие-то таланты и творческие навыки, но может их и утратить. Совершенствоваться и духовно восхо­дить (как, собственно, и духовно падать!) человек может и в юности, и в старости (т.е. невзирая на закономерности биологического времени); в благоприятных и в неблагоприятных общественных условиях (т.е. невзирая на характер социального времени).

Более того, подчас самые неблагоприятные обстоятельства (болезнь, жизненные трагедии, социальные гонения, войны) способствуют духовным взлетам (как в случае с тем же Н. Островским), а комфорт и роскошь, напротив, оборачиваются духовной стагнацией и смертью. Когда-то Н.С. Гумилев не без юмора отметил, что, по его мнению, ничего гениального ни в жизни, ни в культуре не создает тот, кто засыпает каждый вечер в мягкой и теплой постели.

Чуть смягчив тезис великого русского поэта, мы могли бы сказать, что никакая сильная и неуклонно восходящая по ступеням совершенствования личность не формируется без внутренних борений и творческих мук, без жизненных коллизий и потрясений. Страдания Н. Островского — исключительный пример духовного восхождения в самых неблагоприятных условиях, но в целом закономерность прослеживается достаточно четко: чем больше испытаний, тем полнокровнее и стремительнее бытие в духовно-экзистенциальном времени.

Один же из самых точных критериев того, что человек причастен к подлинно духовной жизни, — это творчески осмысленное и нравственно ответственное проживание им каждого мгновения своего земного бытия. Таков путь духовных праведников и творческих подвижников вроде Франциска Ассизского, Сергия Радонежского, Николая Кузанского, Готфрида Лейбница, Альберта Швейцера, Павла

Флоренского. У таких высокоразвитых индивидуальностей личный путь оказывается уникальным претворением вечных и абсолютных цен­ностей человеческого бытия. Их духовно-экзистенциальное время как бы соприкасается с самой вечностью. В такой интерпретации: удивительно близки друг к другу мыслители различных идейных ориентаций. «Если мы проживаем каждое мгновение осмысленно, — пи­сал крупнейший японский теоретик буддизма

XX в. Д. Икеда, — то бесконечное прошлое и бесконечное будущее наполнят наше суще­ствование вечным потоком жизненной силы Вселенной. Одно мгновение нашего бытия станет манифестацией Космического Закона и включит в себя все возможные времена. В этом смысле единственное мгновение само по себе превратится в вечность». Сравните эти мысли с рассуждением видного представителя русской религиозной философии: «Кто живет в

сегодняшнем дне, не отдаваясь ему, а подчиняя его себе, тот живет в вечности». Впрочем, с тезисом об ответственном и творческом отношении к каждому жизненному мгновению как явном критерии полноты духовного бытия вполне согласится и человек, придерживающийся атеистических и материалистических убеждений. О духовно-экзистенциальном времени в связи с проблемами сознания и о специфических экзистенциальных категориях (экзистенциалах), которые определяют темпы его протекания и общую конфигурацию, мы еще подробно

поговорим в рамках гносеологического раздела нашего учебника. Здесь же отметим ряд его общих черт: Это время, слагающееся из неповторимых поступков человека и качественно определяемое ими. Поступок при этом следует понимать в самом широком смысле, включая разнообразные акты нашего сознания. Здесь реальные компоненты переплетены с вымышленными, идеальные с материальными; воспоминания соседствуют с мечтами, сожаления с радостными ожиданиями, но везде светлая устремленность к будущему

и к новым экзистенциальным горизонтам предпочтительнее уныния и «цепляний» за невозвратное прошлое. Мы уже писали о «молодых духовных старичках» и о пожилых людях, сохраняющих удивительную бодрость духа. Плотность и темпы протекания этого времени различны в разные жизненные периоды и у разных людей. «И жить торопится, и чувствовать спешит» — так точно выразил поэт это коренное измерение полнокровного существования личности. В биографическом времени есть свои циклы и спиральные возвращения, но происходящие

в полном согласии с законом отрицания отрицания: каждый раз на новом качественном уровне и в новых условиях. Духовно-экзистенциальное время весьма опосредствованно связано с внешней активностью человека. При внешней социальной суете наш внутренний мир может не меняться, а напряженная внутренняя работа при минимуме внешней активности, напротив, может резко ускорять наш внутренний духовный рост. Точно так же, как мы выделяем специфическое духовное время, можно выделять духовно-экзистенциальное

пространство личности, т.е. сферу ее жизненных контактов и влияний. Это пространство динамично и относительно, ибо напрямую зависит от духовного содержания человека, его открытости миру и другим людям. Чем духовно богаче и глубже личность, чем бескорыстнее делится она своими накоплениями с ближними и дальними, тем шире и фундаментальнее ее связи с окружающими людьми и тем мощнее ее светоносное воздействие на внешний мир. И наоборот, чем мелочнее и эгоистичнее человек, тем уже его

жизненное пространство и тем тягостнее оно для окружающих. В ряде религиозных традиций даже говорят об отравленном пространстве, окружающем злого человека и, наоборот, о благотворном воздействии доброжелательного и творческого человека даже на биологические формы. Известно, например, что одни из самых красивых роз в России росли до революции в Оптиной пустыни, а если цветку на подоконнике каждый день говорить: «Чтоб

ты засох», с ним в скором времени это и случится. Многим знакомо также ощущение образовавшейся жизненной пустоты, ощущаемой почти физически, после смерти или длительного отсутствия близкого и доброго человека, равно как и своеобразного «разряжения» (как бы оздоровления) пространства после ухода человека недоброго и духовно нечистого. Словом, с понятием духовного пространства связывается динамический круг «жизненного мира», способного как бесконечно расширяться у деятельного альтруиста, так и «схлопываться» в точку,

что характерно для законченного эгоцентриста, всегда заботящегося только о самом себе. Ясно, что чем ответственнее относится к своим повседневным мыслям и поступкам человек, чем сознательнее он живет-творит в стихии духовно-экзистенциального времени, тем шире и пространство его личного воздействия на окружающий мир. Это можно уподобить подъему на гору: чем выше поднялся, тем более широкий пейзаж открывается твоему взору и, соответственно, тем большее количество людей снизу смогут увидеть тебя.

Любопытно, что духовно-экзистенциальный пространственно-временной континуум, созданный жизнью и творчеством выдающегося человека вроде Швейцера или Флоренского, никогда не исчезает полностью с их физической смертью, а продолжает своеобразную жизнь в духовном пространстве и времени всей культуры в целом. Более того, их научные идеи, художественные творения и жизненные поступки, пропущенные через сознание других людей, приобретают новую жизнь и динамику, раскрываются новыми гранями и нюансами.

Будьте вы хоть материалистом, хоть идеалистом, но отрицать своеобразный онтологический статус этой духовной жизни после физической смерти невозможно. Можно спорить: ведут ли идеи и ценности, оставленные гениальными людьми, автономное идеально-информационное существование в духе мира идей Плато­на или же обретаются исключительно в письменных текстах и материальных артефактах, но отказывать этим идеям в том, что у них есть особые духовно-культурное пространство и

время, не смогут ни тот, ни другой. Духовной культуры общества вообще нет без выдающихся личностей и их биографий; само духовное историческое время, равно как и современное духовное пространство культуры, во многом структури­ровано именно ими. Судите сами. Мы говорим «время Платона», «золотой век Перикла», «Индия эпохи царя Ашоки», «европейская философия после Гегеля» и т.д.

Неслучайно литературный или философский процесс расчленяется на период до рождения гения, собст­венное время его творчества и то, что произошло после его ухода с обязательным прослеживанием судьбы его идей. Уберите из духовной культуры народа жизнь и творчество выдающихся личностей — чем тогда этот народ будет культурно интересен для окружающих? Что ос­танется от его духовной истории? Повседневная жизнь обывателя представляет чисто этнографический и исторический, но отнюдь не духовный

интерес. А посмотрите, какую зримую печать налагает духовно-экзистенциальное пространство гениев на духовное пространство всей культуры в целом. Мы говорим: «Поэты пушкинского круга», «ближайшее окружение Достоевского». Существуют книги с характерными названиями: «Пушкин в Японии», «Гегель в России». Слава Псков­ской области во многом определяется Михайловским, и именно к нему духовно стремятся любители пушкинской поэзии со всего мира

Им дорог каждый штрих его биографии и все места, где ступала нога гения. Что люди знают про Тулу? То, что там делают оружие, да сохраняется «Ясная поляна» — родовое имение графа Л. Н. Толстого. Уберите из столиц мира монументы выдающимся людям, их мемо­риальные квартиры, памятные вывески на улицах и домах, связан­ные с их жизнью и творчеством, — и что останется от культурной со­ставляющей этого города? Разве не изменится полностью его культурный и духовный статус?

И разве не потеряет он свое выде­ленное пространственное положение в национальной и мировой культуре? Помимо персонифицированных компонентов в духовной культуре любого народа всегда присутствует мощный пласт анонимных идей и ценностей, относящихся по большей части к так называе­мой народной культуре. Они зафиксированы в произведениях устного и песенного творчества, в архитектуре, в орнаменте бытовой утвари и одежды, в обрядах, и т.д. Однако и в рамках так называемой высокой культуры удельный вес подобных

идей довольно значителен, хотя имена их непосредственных творцов (художников, ученых, философов) часто забываются1. Мы не зна­ем, кто конкретно ввел в античный философский оборот слова «логос» и «эйдос», равно как и категорию «софии-премудрости». Точно также мы затрудняемся сказать, кому принадлежит авторство введения в культурный оборот таких важнейших понятий отечественной национальной традиции, как «правдоискательство», «общинность» и «добротолюбие». В жизни таких общезначимых идей и ценностей есть свои пространственно-

временные закономерности. Мы далеки от мысли дать сколь-нибудь исчерпывающий обзор и обстоятельный анализ последних. Скорее мы выскажем ряд гипотетических философских сужде­ний в качестве стимула для теоретической дискуссии. Во-первых, чем фундаментальнее и значимее теоретическая идея или ценностное суждение, тем устойчивее их бытие во времени и шире ареал распространения в пространстве. В этом смысле можно вслед за Н.О. Лосским говорить, что есть вечные и сверхпространственные идеи и

ценности типа корпускулярного строения материи или всеобщности развития, не уточняя, в какой конкретно форме эта вечность и сверхпространственность идей фиксируются: то ли в автономно-идеальной, то ли в предметно-вещественной. Ясно, что могут быть и «идеи-однодневки», умирающие, еще не успев родиться. Во-вторых, сильным идеям свойственен пульсирующий простран­ственно-временной ритм существования: они то уходят под почву духовной культуры, как бы «проваливаются» в ее подполье, до минимума суживая пространственный

ареал своего бытия и словно «застывая» в потоке исторического времени3, то с огромной мощью вновь вырываются на поверхность духовной жизни и растекаются вширь, овладевая массовым сознанием и обретая новые смысловые нюансы. В-третьих, фундаментальные идеи могут быть разрушительными, вроде идеи «национальной исключительности» какого-то народа или «безусловной пользы богатства». Могут быть и созидательными, вроде универсальной полезности альтруизма и установки на самосовершенствование.

В качественных характеристиках и пространственно-временных особенностях существования двух этих противоположных рядов идей есть принципиальные различия. Разрушительные идеи провоцируют во все времена и у всех народов до тошноты одинаковые стереотипы порочного поведения с одинаковыми формами краха соответствующих жизненных установок. Они навязываются всему обществу в подавляющем большинстве случаев насильно, т.е. сохраняют свой пространственный ареал распространения и историческую устойчивость искусственным, а не естественным

образом. Таковы все диктаторские и человеконенавистнические режимы в истории. Ложь долго может удержаться только на штыках. Созидательные же идеи фундаментального характера способны проявиться в огромном разнообразии форм и человеческих творческих самореализаций. Они овладевают сознанием людей естественными, а не насильственными путями. Любое же искусственное и насильственное утверждение созидательных и гуманных идей в общественном сознании

неизбежно приводит к выхолащиванию их позитивного содержания и переходу в свое иное, что, в частности, и произошло с практикой отечественного социализма. Сильные изменения пространственно-временных условий существования сферы духа и, соответственно, духовного творчества человека произошли в связи с развитием современных коммуникативных технологий и возникновением сети Интернет. Сегодня можно констатировать формирование особого коммуникативного духовного пространства

современной цивилизации и новое качество культурного и экзистенциального времени. Литература 1.Гуревич Л.Я. Средневековый мир. Культура безмолвствующего большинства. М, 1990. 2.Иванов А.В. Уровни русского самосознания // Вестник МГУ. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1993. № 6. 3.Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного

Рима. М 1993. 4.Конструкции времени в естествознании: на пути к пониманию феномена времени. Ч. 1 /Под ред. Б.В. Гнеденко. М 1996. 5.Трубников Н. Время человеческого бытия. М 1987.