Языковые взаимодействия тюркских и славянских народов

Война и мир Работу над этой главой я прервал, чтобы слетать в Дубулты на четырехстороннюю встречу писателей. С 13 по 16 мая 1974 года в зале Дома творчества шли обсуждения литературных дел с участием четырех делегаций - Индии, Бангладеш, Пакистана и Советского Союза. Главной темой дискуссии, так же как и на первой встрече в Ташкенте, и на конференции в Алма-Ате стал вопрос: отношение к культурному наследию.

Выступающие не выделяли его из общей проблемы - современность и история. Делегаты говорили о том что научно-техническая революция увеличила психологическую дистанцию между прошлым и настоящим. Есть ли необходимость вникать в идеи старика Вольта о гальванизации, чтобы включить зажигание в автомобиле? Яростное отрицание классической истории - одна из характерных черт мировоззрения молодой интеллигенции

Азии. Недоверие к истории и на Востоке и на Западе вызвано тем, что история, как считал Поль Валери, дискредитировала себя в последние столетия. Она слишком долго была прислужницей политики, источником шовинизма и национализма. Даже влюбленный в историю Марк Блок вынужден был, говоря о влиянии историков на историю, некогда заметить: “И правда, у человека, который сидя за письменным столом неспособен оградить свой мозг от вируса современности,

токсины этого вируса того и гляди профильтруются даже в комментарии к “Илиаде” или “Рамаяне” (1). История участвует в формировании современного мировоззрения. Ученые, состоявшие на службе империализма и колониализма, своими авторитетными трудами, прививали народам комплекс расовой и национальной неполноценности. Против этого решительно выступила советская историческая наука На совещании хорошо думается. Как на концерте симфонической музыки.

Речи или музыкальный фон стимулируют мыслительный процесс. Ассоциации непрерывны. Упорная вера в неизменность вещей делает науку ненаучной. Действительность может быть понята по ее причинам - искал выход Лейбниц. Но причины часто постулировались в практике, ибо они должны были служить убедительным оправданием необходимого следствия. Смешение преемственной связи с объяснением - не всегда заблуждение, но нередко

метод исследования. Сила персональной оценки превосходит историческую истину, и вольно или невольно факт приобретает черты сатанинские и обречен на презрение ученого, так как идее божеской факт служить уже не может. Следовательно, не нужен. Одной из причин ненаучности историографии можно назвать и слепое доверие к письменным источникам. Они отдельно, и в совокупности опровергают ходячую поговорку - “история права”. Принимая любое свидетельство древних хронистов на веру, мы получаем ложное представление о минувшем.

Историческое событие чаще всего описано с одной стороны, и беспристрастность ее еще требует доказательств. В сознании наших предков были свои внутренние перегородки; в каждой местности и эпохе - свои. Но что объединяет древних писателей всего мира - любовь к драме. Война и мир. Эта оппозиция увидена писателем в XIX веке. Но формула древних исторических сочинений проще -

Война. Каждое мгновение войны озарено кричащим словом летописца. Века мира не нашли отражения в хрониках. Мир - не историчен. Его описать труднее. Когда города не горят, не слышны вопли раненых и пленных, не плачут дети, отрываемые от “рожениц” летописец безмолствует. И в европейских, и в азиатских хрониках прошлое человечества предстает в образе бесконечных воин, кровавых дворцовых переворотов, и лишь эпизодически, попутно в ткань повествования

попадают факты из истории культуры. На фоне ярких цветов катастрофы - черного и красного - иногда забелеют купола и шпили храмов. Сверкнут алые от крови кресты и полумесяцы. Имена и жизнеописания царей, военачальников (даже сотников) известны. Но почти не сохранялись в хрониках имена великих музыкантов, поэтов, зодчих, ученых. Крики, хрипы и брань несутся со страниц летописей.

Страх и ненависть - их содержание. А миллиарды великих и малых Любовей, тысячелетия человеческого Счастья, Радости и Надежды, громадные эпохи мирного труда, преобразовавшего землю, не отразились в летописях. Не зафиксированы и потому забыты гениальнейшие изобретения. Археологи находят изделия из алюминия в погребениях

Китая, возраст которых превышает две тысячи лет. Не это невозможно, мы твердо знаем, что алюминий удалось получить лишь после того, как была изобретена гальваническая ванна! И потом обнаруживают гальваническую ванну в Шумере. Она действовала уже за пять тысячелетий до .рождения мэтра Гальвани. Атмосфера войн при переписках летописей еще более сгущалась: копиисты опускали все, что казалось

им не важным - живые детали прошедших эпох. И в итоге, если суммировать сообщение только русских летописей, история Руси предстает клубком драматических, кровоточащих событий, временем беспрерывных междоусобиц, борьбы за власть и войны с кочевниками. Излюбленная антитеза Мишле - историография должна быть все более и более отважной исследовательницей ушедших эпох, а не вечной и неразвивающейся воспитанницей их “хроник”. Но историк поверил преднамеренным свидетельствам.

Гиперболическая метафора была понята буквально. И в этих условиях остается признать, что словарь - единственный объективный источник исторических сведения. Язык сохраняет Летопись мира, не отразившуюся в письменности. Показания языка неожиданны. Он свидетельствует, что с дохристианских времен славяне мирно общались с тюрками. Вместе пасли скот и пахали землю, ткали ковры, шили одежду, торговали друг с другом, воевали

против общих врагов, писали одними буквами, пели и играли на одних инструментах. Верили в одно. Только во времена мира и дружбы могли войти в славянские языки такие слова тюркские, как - пшено (пшеница, сено), ткань, письмо, бумага, буква, карандаш, слово, язык, уют, явь, сон, друг, товарищ Мы привыкли называть тюркизмами лишь те слова, что лежат на поверхности книжной речи и не прошли обкатку в народных говорах. Тюркизм - это уже русское слово, происхождение которого не всегда осознается.

Названные А. И. Поповым шершавые - чага, евшан, ортьма - не тюркизмы, а просто тюркские слова, употребленные в письменности и не освоенные народом. Церковь с первых же шагов своей деятельности начала разрушать коммуникации со степью, обосабливая славяно-христианское сознание. Церковь сыграла прогрессивную: роль в судьбе славянских народов прежде всего, возвысив роль активного земледелия, что способствовало повсеместному переходу славян к оседлости.

В XIII-XIV-XV веках духовная оппозиция Русь-Поле предельно обострилась. Культурные контакты, ведущие к взаимопроникновению, приобретают характер эпизодический. Былая фузивность сменилась агглютинативной связью. Все труднее проникает тюркизм в славянские языки. Эпоха Ига отложила термины преимущественно одного класса (скотоводческие) и, как правило, только в восточнославянские.

К XIII веку языки славян были достаточно развиты и полны средствами выражения. К тому же уровни цивилизации Руси и Поля уже не совпадали. Какие новые явления могли принести кочевники Ига в культуру, предельно насыщенную ароматом степного этноса за века минувшие? Большую часть того, что можно было получить от тюрок, славяне заимствовали до XIII века. Комплекс неполноценности, вызванный Игом, заявил о себе в работах первых же русских историков,

начиная с Татищева. Их запоздалый военный гений проявлялся подчас в формах, веселящих читателя. Неистово исправляя несправедливую правду, они ваяли из ее грубого живого тела прекрасный труп. Научная истина или просто Истина без эпитетов? Такого вопроса в имперской историографии не возникало. Татищев изымал из обращения подлинные факты, заменяя их своим изложением. Рубил головы словами. А легко ли это? Рубанешь со злобой, думая - чужое, а оно, корявое, раскосое вдруг

закричит по-русски - мама Погладишь по льняной головке свое, исконное из конца в конец, а оно растает от нежности, прильнет к твоему слуху и лепечет, волнуясь, что-то гортанное Смешны попытки иных блюстителей чистоты культуры избавиться от “варварских наносов” - вырубить все частицы меди из бронзы. Мы говорили, что история любого народа по сути своей интернациональна. И рассматривать ее с псевдо-патриотических позиций - значит, попросту проявить некомпетентность.

Нарушая природные связи культуры, лишая ее животворящего космоса, мы обрекаем ее на затхлость и вымирание. Иго проклятого прошлого продолжается - мутит души, отравляет сознание. Историки не могут простить далеким предкам фактов невежества, доверчивости и робости. Неистребимо стремление посмотреть на брата своего сверху вниз. Но если соотношения не позволяют - всегда готова к услугам история, помогающая изменить их.

Мир человеческий заставлен старыми весами - от аптекарских до складских. И все они - судейские. Когда видишь, что где-то нарушено равновесие, тащит тебя туда, узнать в чем дело. Потом замечаешь, что все весы перекошены. И жизни твоей на это не хватит. Но и равнодушия пока не хватает безучастно наблюдать зрелище тупого попрания правды. Летописи Войны питают живым огнем наши сегодняшние чувства, обращая их в ненависть.

Жалок гнев современного копта на иранца за ахаменидское нашествие VI века до рождества Христова. Но как оценить чувства моего знакомого, мучительно переживающего поражение Игоря на реке Каяле? Писатели восстанавливают летопись Мира и Любви, чтобы от многообразия лживых вер человечество когда-нибудь пришло к единству сознания, “Ведь история - это обширный и разнообразный опыт человечества, встреча людей в веках.

Неоценимы выгоды для жизни и для науки, если встреча эта будет - братской”. Марк Блок, выдающийся теоретик историографии. Герой Сопротивления фашизму. Расстрелян в марте 1944 года. Многие из теоретических положений великих мыслителей - несовременны. Они могут принадлежать даже завтрашнему дню. Но они призывали всех современников думать категориями

будущего, иначе завтра не наступит. Поэты Индустана говорили о рождении новой, единой цивилизации человечества, основанной на доброте. Одна война допустима - война поэзии с лжеисторией. Примечание: 1. Блок М. Апология истории. М 1968, стр. 25.