Философские идеи Платона
Развитие древнегреческой философии до Сократа было в целом историей возникновения и развития материализма — от Фалеса до Демокрита.
Положение дел меняется с началом 4 в. до н.э. Платон с редким в истории мысли талантом создает учение объективного идеализма, которое не только направляется против достижений материалистических мыслителей и ученых, но также и даже прежде всего используется для обоснования реакционной социальной и политической системы взглядов.
Платон разъясняет, что предметом исследования является не то, что лишь кажется прекрасным, и не то, что лишь бывает прекрасным, а то, что по истине есть прекрасное, т. е. прекрасное само по себе, сущность прекрасного, не зависящая от случайных, временных, изменчивых и относительных его проявлений.
После дальнейших препирательств выясняется, что вопрос поставлен не о вещах прекрасных в относительном смысле, а о том безусловно прекрасном, которое одно только и сообщает отдельным вещам качество или свойство красоты.
Наиболее полная характеристика “вида”, или “идеи”, была развита Платоном при исследовании сущности прекрасного.
По Платону, кто последовательно поднимается по ступеням созерцания прекрасного, тот увидит нечто прекрасное, удивительное по своей природе.
Прекрасное не предстанет перед созерцающим его “идею” в виде какого-либо облика, либо рук, либо какой иной части тела.
Платоновское прекрасное есть “вид” (“эйдос”), или “идея”, в специфически платоновском смысле этого понятия, т. е. истинно-сущее, сверхчувственное бытие, постигаемое одним только разумом; иными словами, прекрасное — сверхчувственная причина и образец всех вещей, называемых прекрасными в чувственном мире, безусловный источник их реальности в той мере, в какой она для них возможна.
В этом значении “идея” резко противопоставляется у Платона всем ее чувственным подобиям и отображениям в мире воспринимаемых нами вещей.
Напротив, “вид”, или “идея”, прекрасного, т. е. прекрасное само по себе, истинно-сущее прекрасное не подлежит никакому изменению или превращению, совершенно тождественно и есть вечная сущность, всегда равная самой себе.
Как “идея” прекрасное есть сущность, чувственно не воспринимаемая и даже безобразная, бесформенная.
Таким образом, только в несобственном и притом чрезвычайно неточном смысле к “идеям” Платона могут быть прилагаемы определения пространства, времени и числа. В строгом смысле слова, “идеи”, как их понимает Платон, совершенно запредельны, невыразимы ни в каких образах чувственного опыта, ни в каких понятиях и категориях числа, пространства и времени.
В этом своем объективном существовании прекрасное есть одна из высших “идей”. Но наивысшая, по Платону, “идея” есть “идея” блага.
Учение Платона об “идее” блага как о высшей “идее” чрезвычайно существенно для всей системы его мировоззрения. Учение это сообщает философии Платона характер не просто объективного идеализма, но также идеализма телеологического. Телеология-учение о целесообразности. Так как, по Платону, над всем главенствует “идея” блага, то, другими словами, это значит, что порядок, господствующий в мире, есть порядок целесообразный: все направляется к благой цели. Всякое временное и относительное существование имеет целью некое объективное бытие.
Стремясь к обладанию благом, душа стремится к знанию о благе.
Так как критерий всякого относительного блага — благо безусловное, то наивысшее из всех учений философии — учение об “идее” блага. Лишь при руководстве “идеей” блага справедливое становится пригодным и Полезным”. Без “идеи” блага все человеческие знания, даже наиболее полные, были бы совершенно бесполезны.
Чем более резкими чертами характеризовал Платон идеальную, сверхчувственную природу “эйдосов”, или “идей”, тем труднее было ему объяснить, каким образом их сверхчувственная сущность может быть предметом человеческого познания. Уже постижение “идеи” прекрасного представляет труднейшую задачу. В самом деле. Прекрасное как “идея” вечно; чувственные вещи, называемые прекрасными, преходящи: возникают и погибают. Прекрасное неизменно, чувственные вещи изменчивы. Прекрасное тождественно, чувственные вещи пребывают в области нетождественного, иного. Прекрасное не зависит от определений и условий пространства и времени, чувственные вещи существуют в пространстве, возникают, изменяются и погибают во времени.
В мировоззрении Платона важное место принадлежит его взглядам на общество и государство.
Его чрезвычайно занимал вопрос о том, каким должно быть совершенное общежитие и каким воспитанием люди должны быть подготовлены к устройству и сохранению такого общежития.
Вопросам общественно-политическим Платон посвятил два наиболее обстоятельных своих произведения: «Государство» и «Законы».
Существующим, несовершенным формам государственного общежития предшествовала, по Платону, во времена глубокой древности, в век правления Хроноса, совершенная форма общежития.
На этой стадии люди были свободны от обязанности борьбы с природой, и их соединяли узы дружбы.
Однако взять этот строй за образец возможного наилучшего порядка невозможно-этого не дозволяют материальные условия существования: необходимость самосохранения, борьба против природы и против враждебных народов.
Первоначальный тип общежития как тип идеальный нарисован Платоном не только в “Государстве”, но и в “Законах”, где он изобразил уже не столь идиллические, как в эру Хроноса, условия жизни людей, спасшихся на вершинах гор во время потопа. Идеальному
типу Платон противопоставил отрицательный тип общественного устройства. В нем главным двигателем поведения людей оказываются материальные заботы и стимулы.
Отрицательный тип государства выступает в четырех формах: таких как тимократия, олигархия, демократия и тирания. В сравнении с идеальным государством, каждая из этих форм есть последовательное ухудшение или извращение формы идеальной.
Первой во времени из этих отрицательных форм выступила, по Платону, тимократия, т. е. власть, основанная на господстве честолюбцев. Уже с первыми признаками упадка возникает страсть к обогащению и стремление к стяжанию. В тимократии первоначально сохранялись черты совершенного строя: здесь правители пользуются почетом, воины свободны от земледельческих и ремесленных работ и от всех забот материальных, и т. д.
Так начинается переход от тимократии к олигархии-господству немногих над большинством. Это правление, основывающееся на переписи и на оценке имущества, так что в нем властвуют богатые, а бедные не имеют участия в правлении.
В олигархическом государстве не выполняется основной закон жизни общества. По Платону, закон этот в том, чтобы каждый член общества “делал свое” и притом “только свое”. Напротив, в олигархии, во-первых, часть членов общества занимаются каждый самыми различными делами-и земледелием, и ремеслами, и войной. Во-вторых, в олигархии право человека на полную распродажу накопленного им самим имущества приводит к тому, что такой человек превращается в совершенно бесполезного члена общества: не составляя части государства, он в нем лишь бедняк и беспомощный человек.
Дальнейшее развитие олигархии приводит, по Платону, к последовательному развитию ее в еще худшую форму государственного устройства-в демократию. Это власть и правление большинства, но правление в обществе, в котором противоположность между богатыми и бедными обостряется еще сильнее, чем при олигархии.
Рост возмущения бедных против богатых приводит к восстанию. Если восстание заканчивается победой бедняков, то они часть богачей уничтожают, другую часть изгоняют, а государственную власть и функции управления разделяют между всеми оставшимися членами общества.
Наихудшей формой отклонения от идеального государственного строя Платон признал тиранию. Это власть одного над всеми в обществе. Возникает эта власть, подобно предыдущим формам, как вырождение предшествующей ей демократической формы правления.
По Платону, все, что делается слишком, вознаграждается великой переменой в противоположную сторону.
Поэтому и тирания происходит именно из демократии, как жесточайшее рабство — из высочайшей свободы.
Тиран, если захочет удержать власть, вынужден будет исподволь уничтожать своих осудителей, “пока не останется у него ни друзей, ни врагов, от которых можно было бы ожидать какой-нибудь пользы”.
Всем дурным формам государства Платон противопоставляет утопию, или проект наилучшего государства и правления. Этим государством руководят, как в олигархии,
немногие. Но, в отличие от олигархии, этими немногими могут стать только лица, действительно способные хорошо управлять государством: во-первых, в силу природных к тому задатков и одаренности; во-вторых, вследствие долголетней предварительной подготовки. Основным принципом идеального государственного устройства Платон считает справедливость. Каждому гражданину государства справедливость отводит особое занятие и особое положение. Господство справедливости сплачивает разнообразные и даже разнородные части государства в целое, запечатленное единством и гармонией.
Такое государство, во-первых, должно обладать силой собственной организации и средствами ее защиты, достаточными для сдерживания и отражения враждебного окружения, во-вторых, оно должно осуществлять систематическое снабжение всех членов общества необходимыми для них материальными благами; в-третьих, оно должно руководить и направлять высокое развитие духовной деятельности и творчества. Выполнение всех этих задач означало бы осуществление идеи блага как высшей “идеи”, правящей миром.
В государстве Платона необходимые для общества в целом функции и виды работы разделены между специальными разрядами его граждан, но в целом образуют гармоничное сочетание. За основу для распределения граждан по разрядам Платон взял различие между отдельными группами людей по их нравственным задаткам и свойствам, но рассматривает он это различие по аналогии с разделением хозяйственного труда. В разделении труда Платон видит фундамент всего современного ему общественного и государственного строя. Он исследует и происхождение существующей в обществе специализации и состав отраслей получившегося таким образом разделения труда.
Основная мысль Платона в утверждении, что потребности граждан, составляющих общество, разнообразны, но способности каждого отдельного лица к удовлетворению этих потребностей ограничены.
Основное положение Платона “состоит в том, что работник должен приспособляться к делу, а не дело к работнику” (Маркс)
В разделении труда он видит не только основу распадения общества на сословия, но также и основной принцип строения государства.
В соответствии со сказанным, разумное устройство совершенного государства, по Платону, должно основываться прежде всего на потребностях.
Перечисление потребностей доказывает, что в городе-государстве, должны существовать многочисленные отрасли общественного разделения труда — не только работники, добывающие средства питания, строители жилища, изготовители одежды, но также и работники, изготовляющие для всех этих специалистов необходимые для них инструменты и орудия их труда. Кроме них, необходимы еще специализировавшиеся производители всевозможных вспомогательных работ, например скотоводы, доставляющие средства перевозки людей и грузов, добывающие шерсть и кожу.
Торговля же требует специальности и деятельности посредников по купле и продаже, по импорту и экспорту. Так, к уже рассмотренным разрядам разделения труда присоединяется разряд торговцев. Но этим усложнение специализации не ограничивается: торговля по морю вызывает потребность в различных разрядах лиц, участвующих в перевозках товаров.
Для полного осуществления хозяйственной жизни государства Платон считает необходимым также специальный разряд обслуживающих наемных работников, продающих свою рабочую силу за плату. Такими “наемниками” Платон называет людей, которые продают полезность своей силы и именуют ее цену наемной платой.
Указанными разрядами специализированного общественного труда исчерпываются работники, производящие необходимые для государства продукты либо так или иначе способствующие этому производству и созиданию порождаемых им потребительных ценностей. Это низший класс или разряд граждан в иерархии государства. Над ним у Платона стоят высшие классы: воинов-стражей и правителей.
При переходе от класса работников производительного труда к классу воинов-стражей бросается в глаза то, что Платон нарушает принцип деления. Различия между отдельными разрядами класса производящих работников он характеризует по различиям их профессиональных функций. Предполагается, что в отношении нравственных черт все эти разряды стоят на одном и том же уровне: и земледельцы, и ремесленники, и купцы. Другое дело — воины-стражи и правители-философы. Для них необходимость обособления от групп работников, обслуживающих хозяйство, основывается уже не на их профессиональных особенностях, а на отличии их нравственных качеств от нравственных свойств работников производства. А именно: нравственные черты работников хозяйства Платон ставит ниже нравственных достоинств войнов-стражей и в особенности ниже – правителей государства.
Аристотель и его идеи
Аристотель родился в 384г. д. н.э. в греческом городе Стагире. Глубокое провинциальное происхождение
Аристотеля компенсировалось тем, что он был сыном известного врача Никомаха. Быть врачом означало в
Древней Греции занимать большое общественное положение, и Никомах был известен всей Македонии.
Аристотель, по словам очевидцев, с молодости был невзрачного вида. Худощавый, имел худые ноги,
маленькие глазки и шепелявил. Но зато любил одеться, носил по несколько дорогих перстней и делал необычную
прическу. Воспитываясь в семье врача, и поэтому сам занимаясь медициной, Аристотель, однако, не стал
профессиональным врачом. Но медицина осталась для него на всю жизнь настолько родной и понятной областью,
что впоследствии в своих труднейших философских трактатах он дает пояснения на примерах из медицинской
практики. Приехав с севера Греции, Аристотель в самом раннем возрасте (в 17лет) вошел в школу Платона. Он был
сперва принципиальным платоником, а впоследствии отошел от строгого платонизма.
Первые сочинения
Аристотеля в стенах Платоновской Академии, куда он поступает, отличаются склонностью его к риторике, которой
он впоследствии прозанимался всю жизнь. В 364 году до н.э. Аристотель встречается с Платоном, и они общались
до самой смерти Платона, т.е. в течении 17 лет. Аристотель представлялся Платону ретивым конем, которого
приходится сдерживать уздой. Некоторые античные источники прямо говорят не только о расхождении, но и даже
о неприязни между двумя философами. Платон сильно не одобрял свойственной Аристотелю манеры держать себя
и одеваться. Аристотель придавал большое внимание своему внешнему виду, а Платон считал, что это
неприемлемо истинному философу. Но Аристотель по — видимому еще и дерзко нападал на Платона, что в
дальнейшем привело к созданию Аристотелем собственной школы. За все эти споры, добродушный Платон сказал,
что «Аристотель меня брыкает, как сосунок жеребенок свою мать». В Платоновской школе Аристотель получает
важнейшие основы знаний, обладая которыми, впоследствии, он открывает напротив Платоновой свою
собственную школу, и становится завзятым противником своего учителя.
Имя Аристотеля в мировой литературе непосредственно связано с именем Платона. Попробуем рассмотреть
философию Аристотеля и соотнести ее с философией Платона. Центральная идея философии Платона — эйдос —
перешла к Аристотелю почти целиком. Ни Платон, ни Аристотель не мыслит вещей без их идей, или эйдосов. Вся
философия Сократа, а затем и Платона проистекала из практики и жизненной необходимости, выходя в чисто
теоретическую область лишь в высшем своем проявлении — в учении об идеях. По Платону, мир вещей,
воспринимаемый посредством чувств, не есть мир истинно существующего: чувственные вещи непрерывно
рождаются и погибают, изменяются и движутся, в них нет ничего постоянного, прочного, совершенного и
истинного. И все же вещи не полностью отделены от истинно существующего, они все каким-то образом
причастны ему. А именно: всем, что в них есть истинно сущного, утверждает Платон, чувственные вещи обязаны
своим причинам. Эти причины формы вещей, не воспринимаемые чувствами, постигаемые только умом,
бестелесные и бесчувственные. Платон называет их «видами» или гораздо реже «идеями». «Виды», «идеи» зримые
умом формы вещей. Каждому классу предметов чувственного мира, например, классу «коней» соответствует в
бестелесном мире некоторый «вид», или «идея» — «вид» коня, «идея» коня. Этот «вид» уже не может быть постигаем
чувствами, как обычный конь, но может быть лишь созерцаем умом, к тому же умом, хорошо подготовленным к
такому постижению. Эти «идеи» или, «эйдосы» не рождаются, не умирают, не переходят не в какое другое
состояние. Существует «царство идей»
1. Идеи высших по ценности категорий бытия. Сюда входят такие понятия, как красота, справедливость,
истина.
2. Движение физических явлений — идеи движения, покоя, света, звука и т.п.
3. Идеи разрядов существ — идеи животного, человека.
4. Идеи для предметов производимых человеческими усилиями идеи стола, кровати и т.п.
5. Идеи науки — идеи чисел, равенства, отношения. Принципы существования идей: а) идею делает идея; б)
идея является образцом, взирая на которые, Демиур творил мир вещей; в) идея является целью, к которой как к
высшему благу стремится все существующее. Мир вещей и мир идей объединяет душа Космоса. Она заставляет
идеи присутствовать в вещах и наоборот. Между миром вещей и миром идей — божество — Демиур. Аристотель
решительно критикует принципиальный отрыв идеи вещи от самой вещи. Идея вещи, по Аристотелю находится
внутри самой же вещи. Тезис о пребывании идеи вещи внутри самой же вещи есть то основное и
принципиальное, в чем заключается основное различие между Платоновской и Аристотелевской школах. Идея
вещи, по Аристотелю, обязательно есть некоторого рода общность, т.е. эйдос во всех смыслах. Но эйдос вещи, есть
не только обобщенность ее отдельных элементов. Он представляет собой еще и нечто единичное. Этой
единичностью данный эйдос вещи отличается от других эйдосов, и, следовательно, от всяких других вещей. Эйдос
вещи, будучи некой общностью и некой единичностью, в то же самое время является и определенного рода
цельностью. Совершенно невозможно отрывать общее от единичного, единичное от общего. Т. е. удалив какой-то
один момент цельности, тем самым мы ликвидируем саму цельность. Сняв, к примеру, крышу с дома, дом
перестает быть цельным, и собственно говоря перестает быть домом.
Свое учение о вещи как организме Аристотель излагал много раз и разными способами. Он выделяет
четыре причины, или четыре принципа любой вещи, понимаемой как организм.
Первый принцип — о том, что эйдос вещи вовсе не является ее занебесной сущностью, но такой ее
сущностью, которая находится в ней самой и без которой вообще нельзя понять, что такое данная вещь.
Второй принцип затрагивает материю и форму. Кажется, что материя и форма обычное и всем понятное
противопоставление, и кажется, здесь даже не о чем говорить. К примеру материя этого стола есть дерево. А форма
этого стола есть тот вид, которые приняли деревянные материалы, обработанные для определенной цели.
Кажется, что все здесь очень просто и понятно. Тем не менее, эта проблема являлась одной из глубочайших
философских проблем Аристотеля. Ведь у Аристотеля материал вовсе не просто только материал. Материал у
Аристотеля уже имеет собственную форму. Все, даже самое сумбурное, беспорядочное,
бесформенное и хаотичное
уже имеет свою собственную форму. Облака и тучи во время грозы выглядят абсолютно бесформенно. Однако если
туча не обладала, в самом деле, никакой формой, то как бы она могла быть для нас какой-то познаваемой вещью.
Отсюда Аристотель делает вывод, что материя вещи есть только еще самая возможность ее оформления, и
возможность эта — бесконечно разнообразная. И тем не менее без материи эйдос оставался бы только ее
отвлеченным смыслом, без всякого воплощения этой мысли в действительности. Только полное отождествление
материи вещи с ее эйдосом делает вещь именно вещью. Эйдос и материю умел различать и Платон, и совсем
неплохо их отождествлял, но то, что сделал Аристотель в этой области, является почти, можно сказать
революцией в отношении платонизма. Из тех философов античности, кто различал форму и материю, Аристотель
был самым глубоким и самым тонким их отождествителем. Материя не есть эйдос, ни эйдос вообще, ни какой-
нибудь эйдос в частности.
По Аристотелю, только космические сферы выше Луны являются эйдетически полноценными. А то, что
совершается внутри лунной сферы, в подлунной, это всегда частично и несовершенно. а иной раз и совсем
уродливо. Если где Аристотель и выступает, как принципиальный материалист, т.е. проповедует материю в
качестве принципа живой реальности существующего вокруг нас мира, то лишь в своем учении о материи в виде
царства случайности. По Аристотелю, движение это вполне специфическая категория и ровно ни на что другое не
сводимая. Таким образом, по Аристотелю, движение является такой же основной категорией, как и материя и как
форма. Аристотель ставит вопрос о возможности самой категории движения. Он выделил четыре принципа
существования всякой вещи как организма: материя, форма, действующая причина. Последним принципом
существования всякой вещи по Аристотелю является цель. Цель — специфическая категория, ни на что другое не
сводимая. Аристотель своей теорией четырехпринципной структуры вещи исходил исключительно из того, что
каждая вещь есть результат творчества. Причём не важно, хорошее ли это произведение или плохое. Всё
многообразие вещественного мира, по Аристотелю, основано на разных соотношениях эйдоса (формы, или идеи) и
материи в их причинно — следственном воплощении. Переходу к миру одушевлённых существ, мы видим у
Аристотеля и здесь на первом плане четырёхпринципную структуру.
Аристотель различает три типа души — растительную, ощущающую(животную) и разумную. Разумная душа
тоже имеет и свой эйдос, и свою материю, и причинно — целевую направленность. Эйдос живого тела есть
принцип его жизни, т.е. его душа. А всякая душа движущая телом, тоже имеет свой
собственный эйдос, который
Аристотель называет Умом. Так что душа, по Аристотелю, есть не более, чем энергия Ума. А Ум есть эйдос всех
эйдосов. По Аристотелю Ум и есть высшая степень бытия. Этот Ум, будучи наивысшей степенью бытья в целом,
является у Аристотеля, если сказать кратко, предельным понятием вообще. Он — «эйдос эйдосов». Ум взятый сам по
себе, уже ровно ничем ни связан и зависит только от самого себя. В этом смысле он вечно неподвижен.
Аристотель считает, что Ум, несмотря на всю свободу от умственной материи, содержит свою собственную, чисто
умственную материю, без которой он не был бы художественным произведением. Никакие философы до
Аристотеля не допускали в Уме существование материи. Никто так остро и принципиально не противопоставлял
материю и Ум, как это сделал Аристотель. Аристотель создал три концепции Ума перводвигателя. Первая
концепция — чисто платоническая. Она сводится к тому, что Ум является наивысшим и окончательным бытиём. Ум
— есть не что иное, как царство богов — идей высших, или надкосмических, низших, или звёздных. Во второй
концепции, Ум у Аристотеля есть мышление, и мышление самого же себя, т.е. «мышление мышления». Ум
содержит в себе свою собственную умственную материю, которая даёт ему возможность быть вечной красотой
(т.к. красота есть идеальное совпадение идеи и материи). Третья концепция Аристотеля сильно отличается от
Платоновской. У Платона космосом управляет Мировая душа. У Аристотеля же это — Ум, который движет
решительно всем, и поэтому он есть жизнь как вечная энергия. «Если Ум по Аристотелю, есть всеобщая цель, и
поэтому всё его любит, то сам он, будучи целью не то, что вообще никого не любит, но поскольку всё вообще
любит его самого, Ум, несомненно, тем более должен любить самого себя. » Аристотель говорил: «Платон мне друг,
но истина дороже» И вся жизнь Аристотеля состояла в бесконечном стремлении найти, проанализировать,
схватить истину, докопаться до смысла окружающего мира. В своих зоологических трактатах Аристотель
устанавливает и характеризует более 400 видов животных. Он описал 158 различных греческих и негреческих
законодательств. Вся V книга его основного трактата «Метафизика» специально посвящена философской
терминологии, и каждый термин у него выступает в 5 — 6 значениях. Аристотель был сильным человеком. И когда
оказалось, что деваться уже некуда, и с ним могут расправиться как до этого с Сократом он, как можно
предполагать, принял яд. Так кончилась жизнь Аристотеля. И всё же его искания, вся его жизнь свидетельствуют о
небывалом мужестве великого человека, для которого даже сама смерть стала актом мудрости
Необходимость примирения «божьего града» и «града земного», веры и разума, религии и философии, характерная для схоластики, была осознана и отражена в мировоззрении Фомы Аквинского (1225 – 1274). Главными его трудами считаются «Сумма теологии» (1266—1274) и «Сумма против язычников» (1259—1264).
Области науки и веры у Аквинского совершенно ясно определены. Задачи науки сводятся к объяснению закономерностей мира. Однако над царством философского познания находится другое царство, которым занимается богословие. Сюда нельзя проникнуть силой мышления. Речь идет о таких сверхъестественных истинах, как божественное откровение и пр., которые содержатся только в вере. Поэтому философия должна служить вере, теологии тем, что религиозные истины представляет в категориях разума, и тем, что опровергает как ложные аргументы против веры. Опираясь на этику Аристотеля, осмысливая ее в контексте христианского вероучения, Фома пытается синтезировать мораль и религию. Структурно стройная и весьма хитроумная этика Фомы Аквинского тем не менее внутренне глубоко противоречива, что является результатом исходной установки. По сути дела, все этические построения Фомы опровергают его замысел и доказывают невозможность гармонии религии и морали, союз которых может утверждаться лишь путем подчинения, а не равенства.
Структурно этика Фомы Аквинского расчленяется на учение о высшем благе и учение о добродетелях. В «Комментариях...» он выделяет в нравственной философии три части: «монастику», предметом которой является обусловленность поступков высочайшей целью; «экономику», имеющую дело с добродетелями, присущими людям как частным лицам; «политику», анализирующую гражданское поведение индивидов. В «Сумме теологии» христианская этика подразделяется на «общую» и «частную». В «Общей этике» раскрывается по преимуществу формальная сторона нравственности.
На коренной для теологического истолкования морали и так мучивший Августина вопрос, есть ли зависимость между добродетельностью поведения индивида и его спасением, Аквинский дает положительный ответ: моральный образ действий гарантирует человеку спасение, достижение высшего блага. Все сущее есть благо, так как причиной всего является бог. Зло существует, но оно существует лишь как отклонение от блага.
Зло бывает двоякого рода. В природных вещах оно состоит в естественной порче вещей и в качестве своей причины восходит к богу. В произвольных вещах зло (недостаток действия) порождается несовершенной волей; поскольку она оказывает неповиновение закону, правилу. В этом случае причина зла заключена в самом действующем лице и не может быть возведена к богу. Что понимает Фома Аквинский под высшим благом? В формальном смысле последнее определяется им как цель целей, последняя, конечная цель всех способных к деятельности существ, в том числе и человека. Так же понимал этот вопрос и Аристотель.
Высшее благо в содержательном плане можно, по мнению Фомы, понимать двояко. С одной стороны, оно тождественно самому богу, с другой — выступает как доступное разумным существам богоуподобление. Высшее благо конкретизируется как блаженство. Прекраснейшей является только та деятельность, которая направлена на прекраснейший объект, т. е. бога. Следовательно, блаженство состоит в познании бога, притом не в опосредствованном познании, которое достигается через знание о мире, а в прямом и непосредственном его созерцании.
Основа человеческой свободы – разум. Однако человеческий разум не может гарантировать добродетель. Для добродетели, достойного образа жизни нужна божественная помощь, которая предстает в форме закона и в форме благодати.
Показав, что мораль и религия образуют различные сферы, что человеческие добродетели не гарантируют подлинного блаженства, а без божественной благодати не может состояться добродетельная жизнь, Фома Аквинский фактически обосновывает их несовместимость. В этом заключается один из важнейших, имеющих историческое значение уроков этики Фомы Аквинского. Фома Аквинский считал, что в религии находят «разрешение» те проблемы, перед которыми в беспомощности останавливается мораль. Религия как бы черпает силу из бессилия морали, из неспособности людей справиться с трудностями своего бытия. Родившаяся из человеческих страданий, религия задает страдальческое отношение к жизни.
Учение о бытии Августина близко к неоплатонизму. По Августину, все сущее, поскольку оно существует и именно потому, что оно существует, есть благо. Зло не субстанция, а недостаток, порча субстанции, порок и повреждение формы, небытие. Напротив, благо есть субстанция, 'форма', со всеми ее элементами: видом, мерой, числом, порядком. Бог есть источник бытия, чистая форма, наивысшая красота, источник блага. Поддержание бытия мира есть постоянное творение его Богом вновь. Если бы творческая сила Бога прекратилась, мир тотчас же вернулся бы в небытие. Мир один. Признание многих последовательных миров пустая, игра воображений. В мировом порядке всякая вещь имеет свое место. Материя также, имеет свое место в строе целого.
Августин считал достойным познания такие объекты, как Бог и душа: бытие Бога возможно вывести из самосознания человека, т.е. путем умопостижения, а бытие вещей — из обобщения опыта. Он анализировал идею Бога в соотношении с человеком, а человека в отношении к Богу. Он осуществил тончайший анализ жизненного пути человека разработал философскую антропологию. Душа, согласно Августину, нематериальная субстанция, отличная от тела, а не простое свойство тела. Она бессмертна. В учении о происхождении человеческих душ Августин колебался между идеей передачи душ родителями вместе с телом и идеей креационизма творения душ новорожденных Богом.
Бог, мир и человек. Мировоззрение Августина глубоко теоцентрично: в центре духовных устремлений Бог как исходный и конечный пункт размышлений. Проблема Бога и его отношения к миру выступает у Августина как центральная. Креационизм (творение) сформулированный в Священном Писании, осмысливается и комментируется крупнейшими мыслителями. Как и Плотин, Августин рассматривает Бога как внематериальный Абсолют, соотнесенный с миром и человеком как своим творением. Августин настоятельно противопоставляет свои воззрения всем разновидностям пантеизма, т.е. единства Бога и мира. Бог, по Августину, сверхприроден. Мир, природа и человек, будучи результатом творения Бога, зависят от своего Творца. Если неоплатонизм рассматривал Бога (Абсолют) как безличное существо, как единство всего сущего, то Августин истолковывал Бога как личность, сотворившую все сущее. Августин специально подчеркивал отличие так понимаемого Бога от Судьбы, фортуны, занимавших и занимающих столь большое место не только в древности, но и по сию пору. Августин всемерно подчеркивает абсолютное всемогущество Бога ('Исповедь'. .4). По Августину, христианский Бог всецело овладел судьбой, подчинив ее своей всемогущей воле: она становится промыслом, предопределением его. Утверждая принцип бестелесности Бога, Августин выводит отсюда принцип бесконечности божественного начала. Если Бог, говорит Августин, 'отнимет от вещей свою, так сказать, производящую силу, то их так же не будет, как не было прежде, чем они были созданы' ('О граде Божием'. X. 25). Августин
писал: 'Не мать моя, не кормилицы мои питали меня сосцами своими, но Ты через них подавал мне, младенцу, пищу детскую, по закону природы. Тобою ей предначертанному, и по богатству щедрот Твоих, которыми Ты облагодетельствовал все твари по мере их потребностей' ('Исповедь'… 6).
Вечность и время. Размышления Августина о творении мира Богом привели его к проблеме вечности и времени. Естественно возникал вопрос: что же, выходит Бог пребывал в недеянии до того, как сотворил мир? Августин прекрасно понимал всю невероятную сложность проблемы времени. 'Что же такое время?' — спрашивал он и отвечал: 'Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; как скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик' ('Исповедь'. 4.7). В результате глубоких размышлений Августин пришел к выводу: мир ограничен в выборе
Здесь мне хотелось бы возразить Августину. Он явно умаляет свободу целеполагания, выбор и принимаемые решения, которыми реально обладает человек: ведь именно в этом таится ответственность человека и перед Богом, и перед людьми, и перед своей совестью. Да, мать кормит ребенка по законам природы, но она в этом осуществляет и свое Я, свою свободу в пространстве, а бытие его, ограничено во времени. Время и пространство существуют только в мире и с миром. Начало творения мира есть вместе с тем и начало времени. Вот удивительно точное определение времени: время есть мера движения и изменения.
В этом гениально простом философском определении такого Дикого феномена, как время, Августин опередил И. Ньютона и предвосхитил А. Эйнштейна. Это определение — верное и вполне ручное и поныне. Августин, стремясь установить соотношение настоящего, прошедшего и будущего, пришел к гениальной идее: ни прошедшее, ни будущее не имеют реального существования — действительное существование присуще только настоящему. И в зависимости от него мы осмысливаем и прошлое, и грядущее: нет никакого 'пред тем' и никакого 'потом'. Прошедшее обязано своим существованием нашей памяти, а будущее — нашей надежде. Характерная черта настоящего — стремительность его течения: человек не успеет оглянуться, как он уже вынужден вспомнить о прошлом, если он в этот момент не уповает на будущее. Какая поразительная тонкость мысли у великого философа, ведь свою концепцию он нередко именует релятивистской теорией времени.
Вечность же мыслится Августином так: в мире мыслей идей Бога все есть раз и навсегда — статичная вечность неотделима от Бога. 'Умственным взором я отделяю от вечного всякую изменчивость и в самой вечности не различаю никаких промежутков времени, так как промежутки времени состоят из прошедших и будущих изменений предметов. Между тем в вечном нет ни преходящего, ни будущего, ибо что проходит, то уже перестает существовать, а что будет, то еще не начало быть. Вечность же только есть, она ни была, как будто ее уже нет, ни будет, как будто доселе ее еще не существует' ('Об истинной религии'. X). Августин связывает идею времени с движением сущего: 'Моменты этого движения и изменения, поколику совпадать не могут, оканчиваясь и сменяясь другими, более краткими или более продолжительными промежутками, и образуют время' ('О граде Божием'. X. 2).
Имея в виду длительность как атрибут времени, Августин говорит: 'Время есть действительно какое-то протяжение' ('Исповедь'. X. 23). Настоящее остается действительным временем только при том условии, что через него переходит будущее в прошедшее ('Исповедь'. X. 4). Мыслитель находится в творческих поисках: 'Я ничего не утверждаю, а только доискиваюсь истины и пытаюсь узнать ее. Не скажут ли мне, что и эти времена, прошедшие и будущие, также существуют; только одно из них (будущее), переходя в настоящее, приходит непостижимо для нас откуда-то, а другое (прошедшее),
переходя из настоящего в свое прошедшее, отходит непостижимо для нас куда-то, подобно морским приливам и отливам? И в самом деле, как могли, например, пророки, которые предсказывали будущее, видеть это будущее, если бы оно не существовало? Ибо то, что не существует, и видеть нельзя… Итак, надобно полагать, что и прошедшее, и будущее время также существуют, хотя непостижимым для нас образом' ('Исповедь'. X. 7). Августин мучается в поисках истины по этому вопросу, но в результате заключает:
'Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует, и было бы точнее выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего. Только в душе нашей есть соответствующие три формы восприятия, а не где-нибудь инде (т.е. не в предметной действительности): для прошедшего есть у нас память, а для будущего — чаяние, упование, надежда ('Исповедь'. X. 20).
Добро и зло — теодицея. Говоря о деяниях Бога, мыслители подчеркивали его всеблагость. Но в мире творится и зло. Почему всеблагой Бог допускает зло? Не на нем ли лежит ответственность за зло в тварном мире? Мимо этих вопросов не мог пройти ни один религиозный философ, включая, конечно, и Августина. В неоплатонизме зло рассматривалось как отрицательная степень добра. Опираясь на тексты Священного Писания, где говорится о доброте Творца, Августин доказывал, что все сотворенное им в той или иной мере причастно к этой абсолютной доброте: ведь Всевышний, осуществляя творение, запечатлел в тварном определенную меру, вес и порядок; в них вложены внеземной образ и смысл. В меру этого в природе, в людях, в обществе заключено добро.
Подобно тому как тишина есть отсутствие шума, нагота — отсутствие одежды, болезнь — отсутствие здоровья, а темнота — отсутствие света, так и зло — отсутствие добра, а не нечто, существующее само по себе, как некая особая сила. Правда, это слабое утешение для страждущего и терпящего, попытка Августина снять с Бога ответственность за зло в мире неубедительна. Правда, некоторое слабое утешение возможно, если учесть относительность зла и воспринимать его как ослабленное добро и как необходимую ступень к добру. Бывает и так, что мучающее человека зло в конечном счете оборачивается добром. Так, по словам Г. Гегеля, прогресс человечества совершается через зло, в котором усматривается какая-то созидающая сила. Далее, человека наказывают за преступление (зло) с целью принести ему же добро через искупление и муки совести, что приводит к очищению, диалектике бытия порой трудно даже разобраться, что добро, а что зло. Так нередко рассуждают диалектично мыслящие моралисты: ведь без зла мы бы и не знали, что такое добро.
О свободе и божественном предопределении. Большое влияние на последующую христианскую философию оказало учение Августина о божественной благодати в ее отношении к воле человека и о божественном предопределении. Суть этого учения в следующем. Первые люди до грехопадения обладали свободной волей: и могли не грешить. Но Адам и Ева дурно использовали эту свободу ' после грехопадения потеряли ее. Теперь они уже не могли не грешить. После искупительной жертвы Иисуса Христа избранные Богом уже не могут грешить. Божество от века предопределило одних людей к добру, спасению и блаженству, а других — к злу, погибели и мучениям. Без предопределенной божественной благодати человек не может иметь доброй воли. Эту позицию Августин отстаивал в ожесточенной полемике с одним из церковных писателей — Пелагием, который утверждал, что спасение человека зависит от его собственных нравственных усилий. Учение Августина о предопределении можно назвать религиозным фатализмом. Идеи Августина по этому вопросу породили широкую и острую дискуссию, длившуюся многие века (даже сейчас).
Августин, критикуя скептицизм, выдвинул против него следующёе возражение: без
знания истины невозможно и 'вероятное' знание, так как вероятное есть нечто правдоподобное, т.е. похожее на истину, а чтобы узнать, что похоже на истину, надо знать саму истину. Где же ее найти? По мысли Августина, наиболее достоверное знание — это знание человека о своем собственном бытии и сознании. 'Знаешь ли ты, что ты существуешь? Знаю… Знаешь ли ты, что ты мыслишь? Знаю… Итак, ты знаешь, что существуешь, знаешь, что живешь; знаешь, что познаешь' ('Монологи'. 17.1.).
Эта же мысль изложена им и другими словами: 'Всякий, кто сознает, что он сомневается, сознает это (свое сомнение — А.С.): как некоторую истину...' 'Кто сомневается в том, что он живет, помнит, сознает; желает, мыслит, знает, судит? И даже, если он сомневается, то все же… он помнит, почему сомневается, сознает, что сомневается, хочет уверенности, мыслит, знает, что не знает (того, в чем сомневается — А.С.), думает, что не следует опрометчиво соглашаться' ('Об истинной религии'. XXXX). Познание, по Августину, основано на внутреннем чувстве, ощущении и разуме. Человек, говорит Августин, имеет о доступных пониманию и разуму предметах познание, хотя и малое, однако совершенно достоверное, и жалким образом обманывается тот, кто думает, что чувствам не надо верить. Нормой же познания является истина. Неизменная, вечная истина, согласно Августину, есть источник всех истин, есть Бог.
Новым в теории познания было утверждение Августина об участии воли во всех актах познания, т.е. понимание познания как энергийноволевого процесса. Характеризуя роль волевого начала в чувствах, Августин подарил в века афоризм: 'Человек испытывает страдания ровно настолько, насколько поддается им'.
Учение о душе, воле и познании. Разум и вера. Августин говорил о скептиках: 'Им показалось вероятным, что истину найти нельзя, а мне кажется вероятным, что найти можно'. Разум, по Августину, есть взор души, которым она сама собой, без посредства тела, созерцает истинное. Истина же содержится в нашей душе, а душа наша бессмертна, и человек не вправе забывать о внеземной цели своей жизни. Человек должен подчинять свои знания мудрости, ибо в спасении души — его высшее назначение. 'Все, что мы созерцаем, мы схватываем мыслью или чувством и разумением. Душа угаснуть не может, если не будет отделена от разума. Отделиться же она никак не может'. Августин рассматривает разум как очень важную функцию души:
'Я полагаю, что душа питается не иным чем, как разумением вещей и знанием, умозрениями и размышлениями, если может через них познать что-нибудь. К изучению наук ведет нас двоякий путь — авторитет и разум: по отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела — разум.
Вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует никакого труда. Если она тебе нравится, ты можешь прочитать много такого, что об этих предметах написали, как бы из снисхождения, великие и божественные мужи, находя это необходимым для пользы простейших, и в чем они требовали веры к себе со стороны тех, для чьих душ, более тупоумных или более занятых житейскими делами, другого средства к спасению быть не могло. Такие люди, которых всегда громаднейшее большинство, если желают постигать истину разумом, весьма легко одурачиваются подобием разумных выводов и впадают в такой смутный и вредный образ мыслей, что отрезвиться и освободиться от него не могут никогда или могут только самым бедственным для них путем. Таким полезнее всего верить превосходнейшему авторитету и соответственно ему вести жизнь'.
Об обществе и истории. Размышляя о социальной реальности, в частности о богатстве и бедности, Августин утверждал, что имущественное неравенство людей — неизбежное явление социальной жизни. Поэтому бессмысленно стремиться к уравнению богатств: неравенство будет продолжаться во все века, пока будет существовать земная жизнь
человечества. Августин утешал людей тем, что человек добродетельный, хоть и находится в рабстве и наг, в душе свободен и, напротив, злой человек, хоть он и царствует, -жалкий раб своих пороков ('О граде Божием'. V.3). Августин, опираясь на одну из основных христианских идей -, идею принципиального равенства всех людей перед Богом (ведь они происходят от одного праотца), призывает их к тому, чтобы жить в мире.
Осмысление реальных судеб человечества составляет то, что является философией истории Августина, изложенной в 22 книгах его главного труда 'О граде Божием'. Здесь он сделал попытку охватить всемирно-исторический процесс, поставить историю человечества в тесную связь с планами и намерениями Божества. По Августину, человечество образует в историческом процессе два 'града': с одной стороны, светское государство — царство зла, греха, царство дьявола, а с другой — христианскую церковь -царство Божие на земле.
Эти два града созданы, по Августину, двумя родами любви: земное царство создано любовью человека к самому себе, доведенной до презрения к Богу, а небесное — любовью к Богу, доведенное до презрения к самому себе. Эти два града, параллельно развиваясь, переживают шесть главных эпох: первая эпоха — от Адама до Потопа; вторая — от Ноя до Авраама; третья — от Авраама до Давида; четвертая — от Давида до вавилонского пленения — время иудейских царей и пророков; пятая — от вавилонского пленения до рождения Христа; шестая эпоха началась с Христа и завершится вместе с концом истории вообще и со Страшным Судом; тогда граждане 'града Божия' получат блаженство, граждане 'земного града' будут преданы вечным мучениям.
Хотя в основу периодизации мировой истории Августин положил факты из библейской истории еврейского народа, однако во многих эпизодах он касается событий из истории восточных народов и римлян. Рим был для Августина центром язычества и вражды к христианству. Само сочинение 'О граде Божием' Августин начал писать под впечатлением разгрома в 40 г. столицы тогдашнего мира варварами вестготами под началом Алариха. Августин оценил эту катастрофу как наказание Риму за его прежнюю борьбу против христианства и начало крушения 'земного града' вообще. Несмотря на всю мифичность этой августиновской концепции, следует подчеркнуть, что это была все таки попытка создать именно философию истории.