/>/>/>/>/>ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ/>/>/>/>/>Государственное образовательное учреждение высшегопрофессионального образования />/>/>/>/>РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ/>/>/>/>/>(Филиал в г. Самаре)
ЗАОЧНОЕОТДЕЛЕНИЕ:
1 КУРС
Специальность032001 «Документоведение и />/>/>/>/>документационноеобеспечение управления»
Дисциплина: Философия />/>/>/>/>КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
СТУДЕНТА ГРУППЫ № 316
СоломоноваВ.И
Философский спор Платона и Аристотеля
Проверил:Пименова Е.Н.
- доцент
г.Самара – 2006 год
Оглавление
Введение. 3
Ученик против учителя. 4
Расхождения в метафизике. 4
Заключение. 12
Литература. 13
Введение
Данная работа посвященафилософским спорам двух выдающихся философов античности — Платона и Аристотеля.
Философское наследиегениальных мыслителей античности Платона и Аристотеля весьма обширно, а влияниеего огромно и прослеживается во всех областях духовной и научной жизни в течениемногих лет. Созданные ими философские системы нашли много последователей,вплоть до современности, а высказанные ими идеи нашли свое отражение в трудахмногих позднейших философов. Даже, если, сопоставить новейшие идеалистическиесистемы с учениями Платона и Аристотеля, то можно сделать вывод, что никлассики идеализма, ни их продолжатели не выдвинули принципиально новыхпроблем, не преодолели заблуждений этих великих мыслителей. Их огромный вклад встановление и развитие философии как науки очевиден, поэтому обращение к ихтворчеству, несмотря на огромную дистанцию во времени и немалый прогрессфилософской мысли с тех времен, представляется вполне обоснованным.
В данной работе япопробую рассмотреть философию Аристотеля и соотнести ее с философией Платона. Вначале Аристотель был принципиальным платоником, но затем сталкритиковать Платона, что в дальнейшем привело к созданию Аристотелем собственной школы — он становится завзятым апонентом своего учителя. Вэтой-то обоюдной критике учителя и ученика, то единодушной, то полнойразногласий, — корни их нерасторжимой дружбы. Центральная идея философии Платона - эйдос - перешла к Аристотелю почти целиком. Ни Платон, ни Аристотель не мыслит вещей без их идей, или эйдосов. Но между нимиимеются существенные отличия.
Цель данной работыотразить различия между Платоном и Аристотелем.
Для этого следуетрассмотреть моменты:
1. учения Платона обытии (проблема статуса идей-эйдосов), душе и познании.
2. учения Аристотеляо причинах, о материи и форме, отношения между идеями и вещами.
/>Ученик против учителя/>/>Расхождения в метафизике
— Аристотель: Учитель, я хочу поставить перед вамивопрос: что для вас философ?
— Платон: Первый ответ находится в согласии сэтимологией: философ — это любящий мудрость. Но это не равнозначно любящемузнание в том смысле, в каком про любознательного человека можно сказать, что онлюбит знание; вульгарное любопытство не делает философом. Это человек, которыйлюбит «созерцать истину».
— Аристотель: Но что такое созерцание?
— Платон: Обратимся к человеку, который любитпрекрасные вещи, который любит присутствовать на представлении, смотретькартины и слушать музыку. Такой человек не является философом, потому что онлюбит лишь прекрасные вещи, тогда как философ любит прекрасное само по себе.Человек, который любит лишь прекрасные вещи, живет во сне, тогда как человек, которыйзнает абсолютно прекрасное, живет наяву. Первый обладает лишь мнением, второйзнанием.
— Аристотель: Какое имеется различие между«знанием» и «мнением»?
— Платон: Человек, обладающий знанием, имеетзнание о чем-то, то есть о чем-то, что существует, так как-то, что несуществует, есть ничто. Таким образом, знание непогрешимо, поскольку логическиневозможно, чтобы оно было ошибочным. Но мнение может быть ошибочным.
— Аристотель: Как же это возможно?
— Платон: Не может быть мнения о том, чегонет, потому что это невозможно; не может быть мнения о том, что есть, так какэто было бы знанием. Поэтому мнение должно быть одновременно о том, что есть ичего нет.
— Аристотель: Но как это возможно?
— Платон: Ответ гласит, что отдельные предметывсегда включают в себя противоположные свойства: то, что прекрасно, являетсятакже в некоторых отношениях безобразным; то, что справедливо, бывает внекоторых отношениях несправедливым. Все отдельные чувственные объекты,обладают этим противоречивым характером; они являются, таким образом,промежуточными между бытием и небытием и пригодны в качестве предметов мнения,но не знания.
— Аристотель: Таким образом, мнение о мирепредставлено чувствам, тогда как знание относится к сверхчувственному вечномумиру; например, мнение относится к отдельным прекрасным предметам, знание жеотносится к прекрасному самому по себе.
— Платон: А что же мы скажем о тех, ктосозерцает сами эти [сущности], вечно тождественны самим себе? Ведь они познаютих, а не только мнят.
— Аристотель: Единственный выдвинутый аргументтого, что будет противоречием самому себе предполагать, что-то или иное явлениеможет быть одновременно прекрасным и непрекрасным или одновременно справедливыми несправедливым и что, тем не менее, отдельные явления, по-видимому, сочетаюттакие противоречивые свойства. Поэтому отдельные вещи нереальны. Гераклитсказал: «В одну и ту же реку мы входим и не входим, существуем и несуществуем».
— Платон: Восприятие представляет нам вещи нетакими, какими они есть “на самом деле”, а такими, какими они кажутся нам, илинашим органам чувств. Существует несовпадение знания о мире с самим миром, но инесовпадение понятия о предмете с самим предметом: ведь одно понятие можетобозначать многие предметы, но ни один из них не выражает полностью сути этогопонятия. Следовательно, основание понятия не в предмете, а в чем-то другом, чтоне является ни предметом, ни понятием. И этим “другим”, является идея, то есть“для себя сущее или “в себе” вещей”. Соответственно сама идея есть первопричинавсего сущего. Идеи вечны, неподвижны и неизменны. Приведу пример идеипрекрасного: нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, нигибели, ни роста, ни оскудения. Во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-тобезобразное, не когда-то, где-то для кого-то и сравнительно с чем-топрекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно сдругим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не в виде какого-то лица, рукили иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом,будь то животное, Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе, всегда всамом себе единообразное; все же другие разновидности прекрасного причастны кнему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше,ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает.
— Аристотель: Я смею подвергнуть критике твоеположение учения о независимости понятий от вещей по бытию. Источником этойложной мысли в учение об эйдосах, ты учитель убежден в истинности взглядовГераклита, согласно которым все чувственно воспринимаемое постоянно течет; такчто если и есть знание и разумение чего-то, то помимо чувственновоспринимаемого должны существовать другие сущности постоянно пребывающие, ибов текучем знания не бывает.
— Платон: Моя теория содержит «идеи»,или «форм». Эта теория является частично логической, и частичнометафизической. Логическая часть имеет дело со значением общих слов. Когда рядиндивидов имеет общее название, они имеют также общую «идею» или«форму». Например, имеется много отдельных животных, о которых мыможем точно сказать: «Это кошка», но существует лишь одна«идея», или «форма», кошки. Что мы подразумеваем под словом«кошка»? Очевидно, нечто отличное от каждой отдельной кошки.По-видимому, какое-либо животное является кошкой потому, что оно разделяетобщую природу, свойственную всем кошкам. Язык не может обойтись без таких общихслов, как «кошка», и такие слова, очевидно, не являютсябессмысленными. Но если слово «кошка» означает что-либо, то оноозначает что-то, не являющееся той или этой кошкой, а представляющее собойнечто в роде универсальной кошачности. Она не родилась, когда родиласьотдельная кошка, и не умрет вместе со смертью отдельной кошки. На самом делеона не имеет места в пространстве или времени: она «вечна». Этологическая часть теории. Аргументы в ее пользу, независимо от того, являютсяони, в конце концов, безусловно верными или нет, сильны и совершенно независимыот метафизической части этой теории. Согласно метафизической части этой теории,слово «кошка» означает некоторую идеальную кошку. Об этой одной«кошке», созданной Богом, и единственную в своем роде, возможно знание.Отдельные кошки разделяют природу Кошки, но более или менее несовершенно,являясь лишь копиями «идеи». Только благодаря этому несовершенствуможет быть много кошек. Идеальная Кошка реальна: отдельные кошки являются лишькажущимися, и в отношении многих кошек, сделанных Богом, может быть лишьмнение. Я признав идею первопричиной всего сущего, определию и основную задачуфилософии, и предмет науки как познание мира идей, которое возможно лишьпосредством диалектического процесса мышления как процесса образования иразделения понятий, и выявление их совместимости (или несовместимости) спредметным миром.
— Аристотель: Таким образом, ты признаешь дваметода познания: чувственный (неподлинный) и понятийно-мысленный (подлинный).Но поскольку всякое познание всегда направлено ни какой-либо объект, то ондолжен присутствовать и здесь?
— Платон: Этот объект распадается на два: миризменчивых и конечных во времени предметов и мир вечных неизменных идеальныхсущностей — идей. Происходит как бы удвоение мира.
— Аристотель: Согласно духу твоего учения, должныбыть только идеи сущностей, но на самом: деле у тебя получаются идеи и многогодругого, например идеи качеств, в том числе, например, цветов. Но приобщение ктаким идеям было бы случайным, ведь качество изменчиво. Таким образом, идеидолжны выражать только сущность. Но у сущности одно и то же значение и вздешнем мире, и в тамошнем. Поэтому твои идеи ничего не объясняют, в учении, происходит лишь удвоение мира.
— Платон: Занебесную область не воспел никто изздешних поэтов… Она же вот какова: эту область занимает бесцветная, безочертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчемудуши — уму; на нее-то и направлен истинный род знания. Мир идей, мир чувственноне воспринимаемых сущностей, мир истинно-сущего.
— Аристотель: Такой подход вполне естественнопорождает два важных вопроса: как соотносятся эти два противоположных мира икак человек — существо конечное, преходящее, и, следовательно, однозначнопринадлежащее к чувственному миру, может познавать недоступный для него посамой своей природе мир идей?
— Платон: Всякая душа бессмертна. Ведьвечнодвижущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому иприводится в движение другим, движение прерывается, а значит, прерывается ижизнь. Только то, что движет само себя, поскольку оно не покидает само себя,никогда не перестает двигаться; более того, и для всего остального, чтодвижется, оно служит источником и началом движения. Начало не имеетвозникновения: всему возникающему необходимо возникать из начала, а само оно нииз чего не возникает, потому что если бы начало возникало из чего-либо, товозникающее возникало бы уже не из начала. Но так как оно не имеетвозникновения, ему необходимо быть и неуничтожимым, потому что если бы погиблоначало, ни само оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, ни другое изнего, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения — это то,что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы всенебо и все возникающее, обрушившись, остановились, и уже неоткуда было бывзяться тому, что бы привело их снова в движение, чтобы они возникли. Итак,выяснилось, что бессмертно движимое само собой; но всякий без колебания скажет,что именно в этом заключается сущность и определение души. Коротко можносказать: 1) предметный мир есть мир теней, отражение подлинного, идеального;2) душа человека вечна и бессмертна.
— Аристотель: Я позволю развивать критику твоегоучения об идеях и выдвигаю в качестве альтернативы этому учению собственноеучение об отношении чувственных вещей к понятиям. Мои возражения против твоегоучения об идеях могут быть сведены в основном к четырем, а именно:
Во-первых, предположениеоб идеях как самостоятельном бытии, отделенном от существования чувственныхвещей, бесполезно как для познания этих вещей, так и для объяснения их бытия:эйдосы (идеи) ничего не дают… для познания всех остальных вещей (они ведь ине сущности этих вещей, иначе они находились бы в них).
Во-вторых, постулируемыйтобой мир идей бесполезен не только для познания, но и для чувственногосуществования вещей — для вечных либо для возникающих и преходящих. Дело в том,что они для этих вещей не причина движения или какого-либо изменения. А сдругой стороны, они ничего не дают… для бытия (раз они не находятся впричастных им вещах). Вместе с тем все остальное не может происходить изэйдосов ни в одном из обычных значений “из”. Говорить же, что они “образцы” ичто все остальное им причастно, — значит пустословить и говорить поэтическимииносказаниями. В самом деле, что же это такое, что действует, взирая на идеи?Ведь можно и быть, и становиться сходным с чем угодно, не подражая образцу.
Слово “причастны” вовсене дает строгого и вразумительного определения отношения между двумя мирами, аявляется скорее метафорой, что меня не удовлетворяет, кроме того, такоеопределение, по моему мнению, просто невозможно, так как идеи не естьнепосредственные сущности вещей.
В-третьих, мое возражениепо поводу твоей теории идей основывается на рассмотрении учения о логическихотношениях идей, а именно (1) логических отношений между самими идеями и (2)отношений между идеями и чувственными вещами, то есть логическое отношение идейесть отношение общих идей к идеям частным.
— Платон: Я считаю общее — сущность частного:одна и та же идея может одновременно быть и субстанцией, и несубстанцией.Субстанцией, так как, будучи по отношению к подчиненной ей частной идее болееобщей, она имеется налицо или отображается в этой частной идее как сущность;несубстанцией — по отношению к более высокой идее, которая и есть еесубстанция.
— Аристотель: Но положение об отношении общих идейк частным и положение о субстанциональности идей, друг другу противоречат.Согласно предположению, на основании которого мы признаем существование идей,должны быть эйдосы не только сущностей, но и многого иного, в самом деле, имысль едина не только касательно сущностей, но и относительно всего другого; иимеются знания не только о сущности, но и об ином; и получается у них несметноечисло других подобных [выводов]. Между тем, по необходимости и согласно учениямоб эйдосах, раз возможна причастность эйдосам, то должны существовать идеитолько сущностей, ибо причастность им не может быть привходящей, а каждая вещьдолжна быть причастна эйдосу постольку, поскольку он не сказывается осубстрате. Итак, эйдосы были бы только сущностью. Однако и здесь, [в миречувственно воспринимаемого], и там, [в мире идей], сущность означает одно и тоже. Иначе, какой еще смысл имеет утверждение, что есть что-то помимо окружающихнас вещей — единое во многом? Если же идеи и причастные им, вещи принадлежат кодному и тому же виду, то будет нечто общее им. Если же вид для идей ипричастных к ним вещей не один и тот же, то у них, надо полагать, только имяобщее, и это было бы похоже на то, как если бы кто называл человеком и Каллия,и кусок дерева, не увидев между ними ничего общего.
По моему мнению, тывпутываешься также и в противоречие в своем учении об отношении между областьючувственных вещей и областью идей: я признаю, что вещи чувственного миразаключают в себя нечто общее для них. Но общее — как общее — не может бытьпростой составной частью отдельных вещей.
— Платон: Я говорю, что общее образует вполнеособый мир, отделенный от мира чувственных вещей и совершенно самобытный.
— Аристотель: Итак, отдельно существуют и вещь, иее идея. Но мир вещей — отображение мира идей, поэтому между каждой отдельнойвещью и ее идеей существовать нечто сходное и общее для них обеих. И если поотношению к миру чувственных вещей необходимо допустить отдельный от него исамобытный мир идей, то точно так же по отношению к тому общему, что имеетсямежду миром вещей и миром идей, должен быть допущен — в качестве вполнесамобытного — новый мир идей. Это будет уже второй мир идей, возвышающийсяодинаково и над первым миром идей, и над миром отдельный чувственных вещей. Номежду этим новым, или вторым, миром идей, с одной стороны, а также первым миромидей и миром чувственных вещей — с другой, в свою очередь существует общее. Иесли в силу сходства мира вещей с первым миром идей оказалось необходимымпредположить второй мир идей, то на том же основании — в силу сходства второгомира идей с первым, а также с миром чувственных вещей — необходимо предположитьсуществование особого общего между ними, т.е. существование третьего мира идей.При последовательном развитии этой аргументации пришлось бы прийти к выводу,что над областью чувственных вещей высится не один-единственный самобытный миридей, а бесчисленное множество таких миров.
Перехожу к четвертомувозражению против теории идей. Оно состоит в указании того, что эта теория недает и не может дать объяснения важному свойству вещей чувственного мира — ихдвижению, возникновению, становлению и гибели.
— Платон: Идеи образуют особый, совершенноотдельный, замкнутый мир сущностей, то не представляется возможным указатьпричины непрерывно происходящих в чувственном мире изменения и движению.
— Аристотель: Однако если эйдосы и существуют, товещи, им причастные, все же не возникли бы, если бы не было того, что приводилобы их в движение. С другой стороны, возникает многое другое, например, дом икольцо, для которых, как мы утверждаем, эйдосов не существует. Поэтому ясно,что и все остальное может быть и возникать по таким же причинам, как и толькочто указанные вещи. Основная причина трудностей, которые испытывает твоя теорияидей, состоит, по моему мнению, в абсолютном обособлении общего от единичного ив противопоставлении их друг другу. Ты в одно и то же время объявляешь идеиобщими сущностями, а с другой — отдельно существующими и принадлежащими кединичному. Причина того, почему ты обозначая идеи как общие сущности, связал ито и другое в одно, следующая: ты не отождествляешь эти сущности с чувственновоспринимаемым; по твоему мнению, все единичное в мире чувственновоспринимаемого течет и у него нет ничего постоянного, а общее существуетпомимо него и есть нечто иное. Повод к этому тебе дал Сократ своимиопределениями, но он во всяком случае общее не отделял от единичного. И онправильно рассудил, не отделив их. Это ясно из существа дела: ведь, с однойстороны, без общего нельзя получить знания, а с другой — отделение общего отединичного приводит к затруднениям относительно идей.
— Платон: Я как сторонник идей, считаю, чтоесли должны быть какие-то сущности помимо чувственно воспринимаемых и текучих,то они необходимо существуют отдельно.
— Аристотель: Бытием обладают не идеи, а отдельныеединичные вещи. Само же понятие сущности выражает эту единичность. Классестественных вещей включает в себя, с одной стороны, сущности, а с другой — ихдействия и претерпевания. Под сущностями я разумею простые тела, как-то: огонь,землю и рядоположные им тела, а также все, что из них состоит, — живыесущества, небесные светила, а равно и части их. Все они называются сущностямипотому, что они не сказываются о субстрате, но все остальное сказывается о них;под действиями и претерпеваниями – движения тел, их изменения и взаимныепревращения. Сущность должна быть в самом предмете, а не вне его, т.е. сущностьи предмет должны составлять диалектическое единство. Для того, чтобы понятьсущность более полно попробуем раскрыть ее через понятия формы и материи. Япод материей разумею то, что само по себе не обозначается ни как суть вещи, никак что-то количественное, ни как что-либо другое, чем определено сущее. Своюопределенность материальные вещи получают благодаря форме. Формой я называюсуть бытия каждой вещи и ее первую сущность. Форма у меня — это не твоя идея,пребывающая в своем собственном мире вне единичных вещей, а нечто, чтопребывает в самих вещах и характеризует их. Однако сама форма реализуетсятолько в соединении с материей. Противоположность материи и формы небезусловна.Медь есть материя по отношению к шару, который из нее отливается, но та же медь- форма по отношению к физическим элементам, соединение которых, составляетмедь. Следовательно, сущностью можно считать, в одном смысле материю, в другомсмысле — форму и в третьем — единство материи и формы. Мое положение о том, чтов материальных вещах материя и форма неотделимы друг от друга, и что отделениематерии от формы есть напрасный труд, несомненно, диалектично. Платон, ты мне друг, но истинна дороже.[1]
— Платон: Аристотель, ты меня брыкает, как сосунок жеребенок свою мать.
Заключение
Израссмотрения философских взглядов Платона и Аристотеля видно, что они,расходясь в определении того, что представляет собой окружающая насдействительность. У Платона вещи чувственно воспринимаемого мирарассматриваются лишь как видимость, как искаженное отражение истинно сущего, уАристотеля чувственно воспринимаемая вещь рассматривается как реальносуществующее единство формы и материи. Оба стоят на позициях объективногоидеализма, так как придают особую, ведущую роль не материи (которая, поАристотелю, пассивна), а идеальным субстанциям — идеям (у Платона) или форме (уАристотеля). К тому же весьма важная роль приписывается мировому разуму — богу(Платон), высшей форме (Аристотель), что дает еще одно основание дляхарактеристики этих теорий как объективно-идеалистических.
Таким образом, взаключение можно отметить, что Аристотель критично относился в платоновскойтеории идей и критический пафос своей позиции он выразил, прежде всего, вучении о чувственной субстанции. Аристотель полагал, что если идеи радикальноотделены от мира вещей, как это было у Платона, то они не могут быть нипричинами их существования, ни основанием для их понимания. Аристотельвозвращает форму в чувственный мир, как имманентное начало последнего. Теориясинтеза материи и формы стала, таким образом, альтернативой мира идей Платона.Однако, это не означает отрицания сверхчувственного мира. Это просто«понижение» статуса идей, утверждение, что идеи есть не более чемумопостигаемое обрамление чувственного.
/>Литература.
1. Губинн В.Д,Сидорина Т.Ю., Филатов В.П. Философия. М.: Тон, 1998
2. Асмус В.Ф. и др.Краткий курс истории философии. М.: Мысль, 1976.
3. Лосев А.Ф.“Бытие, имя, космос”. М.: Мысль, 1993.
4. АнтипенкоГ. «Диалектика истины и красоты в философском наследии Платона иАристотеля». М., АН СССР, 1983 г.