РЕФЕРАТ
по курсу «Философия»
«Философская и научная картина мира»
1.Категория материи и принцип объективности знания
В начале XIXв. природа представлялась закономерным ходом событий в пространстве и вовремени, при описании которого можно было так или иначе (практически илитеоретически) абстрагироваться от воздействия человека на предмет познания.Поэтому у Ленина были основания в работе «Материализм и эмпириокритицизм»(1909) настаивать на том, что объективная реальность «отображается нашимиощущениями, существуя независимо от них».
Однакоакцент, сделанный Э. Махом и Р. Авенариусом на взаимосвязи материи и сознания,при всей некорректности их выводов был отнюдь не бесполезен в методологическомплане. Их усиленное внимание к взаимосвязи материи и сознания, объекта познанияи познавательных усилий, а также средств исследования не снимало «с повесткидня» тему первичности материи. Оно указывало лишь на сложность решения этойзадачи в процессе познания. Из сути самих научных проблем вытекали новыетребования к научной методологии в начале XX в.
Признаниематериальности мира и объективного существования предметов и явленийдействительности, несмотря на трудности в изучении микромира.
Необходимостьопределения степени независимости предмета исследования от субъекта познанияпри очевидной взаимосвязи обеих сторон.
Учетхарактера и степени воздействия субъекта на содержание объективных процессов.
Изображениедействительности в гносеологическом плане из одномерного превращалось в двух-или даже трехмерное. Существенно менялась методологическая ориентация новойнауки. Научная революция привела к методологической революции.
Философскиетруды Ленина выполнили первую часть работы и были важны в мировоззренческомплане, но не достигли методологического уровня проблемы, да и не ставили такойзадачи.
Их главнаяцель была — отстоять материализм. Следующий этап требовал специальногометодологического исследования, условия для которого в начале XX в. еще несозрели. Но именно позитивизм, провозгласивший себя «философией науки», принялэстафету методологических поисков в сфере естественных наук. Здесь оказалисьуже недостаточными (хотя и необходимыми) укрепленные Лениным «великие» истиныматериализма. Главный вопрос состоял уже не столько в том, существует лиматерия и первична ли она. Актуальным стало другое — как доказать объективностьмикромира, пространственно-временных отношений, оказавшихся относительными,зависящими от позиции наблюдателя (выбора системы отсчета)? Как подтвердитьобъективное существование ненаблюдаемого электрона, тем более что он ведет себястоль странным образом: обнаруживая свойства то частицы, то волны?
Лишь спустя50 лет после этого волнующего периода в истории науки физики почти точнознали,' что электрон и электромагнитное поле — это не просто красивые формулы,что изменение пространства и времени в зависимости от скорости движения тела поотношению к наблюдателю и т.д.— не призрачные фантомы человеческого восприятияреальности. Все это факты, в значительной степени независящие от наблюдателя,шире — от субъекта познания. И все же мы вынуждены допускать эту оговорку —почти зная, что электрон невозможно «поймать», идентифицировать абсолютнообъективно, независимо от прибора (а следовательно, и наблюдателя, связанного сним). Словом, физике удалось с большей или меньшей достоверностью установитьобъективность существования электрона, объективность пространственно-временногоинтервала в теории относительности и т.д. Но как зыбки эти опоры нашего знания,опирающиеся на слова вроде в «конечном счете» и «почти»… Даже сейчас. Атогда, в начале века?.. Тогда впереди было еще много лет, отведенных историейна то, чтобы рассеять сомнения. Что было совершенно ясным, не подлежащимсомнению философу Ленину, сумевшему с позиций материализма заглянуть в будущееэлектрона и других микрочастиц, представлялось весьма проблематичным дляфизики.
Позднее,когда это смутное предвосхищение особенностей науки XX в., ее отличия отклассической стало очевидностью, Э. Шредингер по этому поводу написал:«Классическая физика представляет тот вид стремления к познанию природы, прикотором мы стараемся заключить об объективных процессах, по существу исходя изнаших ощущений; поэтому мы отказываемся здесь от учета влияний, которыеоказывают все наблюдения на наблюдаемый объект… Квантовая механика, наоборот,покупает возможность рассмотрения атомных процессов путем частичного отказа отих описания в пространстве и времени и их объективирования».
Порвав страдициями классической, квантовая механика открыла новую эру в методологиинаучного познания. Квантовая механика действительно дала новую систему отсчетадля понимания всех событий, протекающих в мире, включая и само еговозникновение в том виде, с которым связана наша жизнь. Реальность теперь немогла быть безусловно независимой от наблюдателя. Нет ничего удивительного втом, что это интерпретировалось как очевидная зависимость исследуемой системыот наблюдателя. Конечно, не обошлось и без некоторых крайностей, представляющихситуацию таким образом, что «материя» растворяется в новой картине мира, чтоматематические абстракции окончательно заменяют ее.
Представлениео том, что квантовая механика имеет дело с «наблюдениями», но не с объектамикак таковыми, надо сказать, живо и по сей день. Многие выдающиеся физики и нынеубеждены, что уравнения движения в квантовой механике (и даже в классической)не содержат описания реальности, а являются лишь средствами для исчислениявероятности тех или иных результатов наблюдения.
Ученый,разумеется, должен исходить из того, что объект и его восприятие даже с помощьюсложнейших приборов неразрывно связаны между собой. Нельзя заведомо, до полногозавершения исследования сказать, что именно объективного и что субъективногоесть в понимании явлений, что зависит от сознания и что не зависит от него.Реальность, с которой сталкивается он в методологическом контексте (т.е. имеядело не с готовым, сформировавшимся знанием, ас движением познания к новому),представляет собой неразрывную связь, единство объективного и субъективного.Задача ученого в том и состоит, чтобы в ходе дальнейших исследований повозможности разделить две стороны процесса познания, установить более точнуюформу зависимости между ними.
Чем конкретнозанят человек, пытаясь убедиться в объективном существовании того или иногопредмета? Он занят, говоря методологическим языком, «элиминацией» субъекта изего знания и опыта, т.е. исключением всего, что является субъективным, чтоподвержено влиянию личности познающего или его воздействию на предмет теми илииными средствами, инструментами или имеющимися у него другими знаниями или дажепредрассудками. В научном плане процедура довольно проста: изменяя один изпараметров восприятия, наблюдают за тем, как изменяется и изменяется липредмет. Если меняется, значит, есть зависимость, если нет — значит, нетзависимости. Не будем сейчас углубляться в конкретику. Каждый даже из своегообыденного опыта может извлечь массу примеров проведения подобной процедуры.Для нас важно сейчас понимание главного: что такая элиминация в принципевозможна во многих процессах реального научного познания. А если она в принципевозможна, значит, она и реально осуществима вопреки всем трудностям. Если онане реализуема сейчас, то найдутся средства и методы осуществить ее позднее.Важно также понять, что осуществление этой «операции» по отделениюсубъективного от объективного является важным условием познаваемости мира. В.И.Аршинов пишет: «Отмечая роль научного эксперимента в решении этих задач,создавая в эксперименте устойчиво воспроизводимые явления и процессы,конструируя приборы для обнаружения, фиксации и измерения их объективныххарактеристик, исследователь обретает новое качество коммуникативности своейпознавательной деятельности. Развитие эксперимента открыло возможность контактас явлениями и процессами, которые уже не могут быть непосредственновоспринятыми органами чувств человека».
В своемобыденном опыте каждый человек инстинктивно проделывает эту процедуру, можносказать, ежечасно и даже ежеминутно, руководствуясь своими знаниями обокружающих предметах и контролируя их адекватность, беря в руки интересующиеего предметы, рассматривая их через лупу, ударяя молотком и т.д. В научномисследовании дело обстоит, конечно, намного сложнее, чем в быту. Принцип,однако, тот же. Решается все тот же вопрос: что именно зависит (связано,обусловливается) от сознания и что не зависит (не связано, не обусловлено) отсостояния нашего сознания? Независимая сторона признается объективной, т.е.первичной (материальной), зависимая — субъективной, вторичной (идеальной).
Опыт всегдапротиворечив. Это противоречие отнюдь не во всех случаях удается «снять» науровне ощущений. Мы можем сравнительно легко убедиться в том, что ложка,помещенная в стакан с водой, все же не изгибается, как свидетельствуют нашиорганы зрения; что кошмарный сон не имеет отношения к реальности; не составляетособого труда, если вы не верите глазам своим, на ощупь убедиться в том, чтосуществует дверь как объективная реальность. Однако, доверяя только чувственнымданным, невозможно убедиться, например, в том, что земля круглая или что светсостоит из лучей разного цвета. К. счастью, наука за много веков своегосуществования выработала такое средство ответить на подобные вопросы, кактеория и математический аппарат. Теоретическое знание или математическиеформулы рассматриваются многими как чисто субъективная сторона познания. Ихучастие в познавательных процедурах считается еще одним доказательством«присутствия субъекта» или общих «универсалий». Между тем теория, равно как иматематика, позволяет человеку выйти за пределы опыта, выявить независимостьсодержания знания от эмпирических данных, что и служит доказательствомобъективности. Другая теория обнаруживает границы первой и т.п. Именно теорияпозволяет нам «снять» противоречия эмпирического опыта, выйти за его пределы спомощью таких абстрактных понятий, как тяготение, сила, ускорение, илиматематических величин — длина волны, количество массы, энергия и т.п.
Вестествознании, таким образом, вывод об объективном существовании того илииного явления и предмета возможен только в результате длительного процессапознания благодаря достаточно длинной цепочке проб и ошибок; в конечном счететолько тогда, когда нарушается привычная, устойчивая цепь данных опыта илитеоретических рассуждений. Лишь сравнительно недавно завершился (окончательноили нет — покажет будущее) длинный марафон погони за кварками. Около 30 летемомента выдвижения гипотезы физики бились над тем, чтобы она приобрелаконкретные очертания и более или менее объективную интерпретацию, когда сталоясно, что многие явления и процессы в микромире (захват, слабое взаимодействиеи т.д.) не могут быть объяснены в рамках «классической» теории элементарныхчастиц.
Такимобразом, вовсе не логический вывод из теории или обобщение наблюдений даютдоказательство материального существования того или иного объекта, напротив, неудачастарой теории, осечка в экспериментах и т.п. свидетельствуют об объективномсуществовании некоего нового явления. Не соответствие, а противоречие! Какие бынаучные, экспериментальные или практические средства мы ни использовали,поскольку единственным субъектом познания является человек, сам он не можетвыйти за пределы «сознания вообще». Но, как бы то ни было, человечеству в целомпод силу решать эту проблему в каждом отдельном случае, а следовательно, и вглобальном смысле.
За своюмноговековую историю ученые научились отделять сознание, ощущения, иллюзии идругие проявления духовной деятельности от объективного, независимо от человекасуществующего мира. И в этом смысле мир мы считаем познаваемым. Слабостьпозитивизма и некоторых современных методологических концепций в том, что,справедливо указывая на неразрывную взаимосвязь материи и сознания как важнейшуюметодологическую проблему, они либо весьма негативно, либо скептическиотзываются о возможности «выхода» за пределы сознания вообще, а следовательно,сомневаются в правомерности принципиального различения, а тем болеепротивопоставления материи и сознания. Человек не может выйти за пределы своегосознания в абсолютном смысле слова, но способен доказать относительный характерэтой зависимости, демонстрируя в каждом отдельном случае существованиенекоторых вещей, явлений и их свойств, «незапрограммированных сознанием».
«Неразрывнаясвязь» материи и сознания годится и даже необходима как исходная посылкавсякого научного исследования, но в таком случае следующим его шагом должнобыть доказательство их относительной независимости. Исходная посылка частногонаучного исследования в принципе может быть и иной: независимость предметаисследования от нашего сознания. Но в таком случае целью более детальногоизучения вопроса должно быть выяснение характера взаимосвязи между тем идругим.
Нашаметодологическая литература интерпретирует до сих пор эту ситуацию зачастую вином свете: находя в этом простое и несомненное подтверждение принциповматериализма, не замечая, что эта «несомненность» материализма всегдапроблематична, ибо требует проверки и решения в каждом отдельно взятом случае.И в каждом случае решение может быть самым разным: от высокой степенинезависимости материи от сознания до почти полной субъективнойпредопределенности. Всерьез нужно рассматривать все аргументы «за» и «против»материалистического подхода. Для результата познания одинаково важна какобъективная, так и субъективная сторона. Нельзя упускать из виду илинедооценивать ни ту, пи другую. А следовательно, ни материалистический, ниидеалистический подходы. «Некоторые физики, в том числе и я сам,— признавалсяЭйнштейн,— не могут поверить, что мы раз и навсегда должны отказаться от идеипрямого изображения физической реальности в пространстве и времени или что мыдолжны согласиться с мнением, что явления в природе подобны игре случая.Каждому дозволено выбрать направление приложения своих усилий, и каждый человекможет найти утешение в прекрасном изречении Лессинга, что поиск истины значительноценнее, чем обладание ею».
Ученый далеконе каждый день, я думаю, вспоминает о проблеме соотношения материи и сознания,однако по самому роду его занятий ему важно контролировать их соотношение.Этого требуют каноны самой научности и, прежде всего, его практическаязначимость. Для ученого это не само собой разумеющейся акт, а, как правило,трудноразрешимая проблема. Итак, в конечном счете в каждом отдельном случае онаразрешима (в ту или иную сторону), что еще ничего не говорит ни в пользуматериализма, ни в пользу идеализма. Можно ли, однако, сказать, что в конечномсчете — равносильно слову «окончательно»? Дело в том, что, говоря обопределенном решении в каждом отдельном случае мы имеем в виду достаточноудовлетворительное в пределах допустимой погрешности. Кроме того, нельзяисключать, как мы уже показали, возможность идеалистического решения в пользуопределяющей роли субъективного фактора, главенства идеи, господства идеологии,решающей роли личности в истории, силе искусства, недовольства масс, родившегореволюционный порыв, и т.д.
Ученый ифилософ, анализируя любую частную ситуацию в идеологическом плане, стоят передвыбором: принять ли материалистическую или идеалистическую посылку. В этомсмысле они свободны для любого решения вопроса. Этот выбор в той или инойстепени — дело предпочтения. Однако начиная с «нулевой отметки», им предстоитоправдать свой выбор, дать ему философское обоснование. В вопросахпроисхождения мира, возникновения Вселенной, природы, сознания, практическойдеятельности и т.д. оно должно быть достаточно объективным, если нам нужен«умный» материализм, но и не менее «умный» идеализм, если мы хотим эффективныхрезультатов от науки. Остается констатировать, таким образом, что идеализм какформа методологии должен иметь по меньшей мере такие же права на существование,как и материалистическая методология. Идеализм представляет собой прежде всегои всего лишь другую, альтернативную точку зрения па одну и ту жегносеологическую проблему, в определенном интервале времени располагая такжесвоими (не менее научными) аргументами. Значимость объективного содержаниязнания, возможно, несравненно выше субъективной его стороны. Не слишком многоезависит от нашего сознания или находится в его закромах по сравнению свечностью и бесконечностью Вселенной. Однако возьмем за правило — всегда,признавать право голоса за оппонентом, даже по вопросам глобальным.
Итак, вконечном счете в каждом конкретном случае мы можем получить вполне определенныйответ на вопрос о том, что первично: материя или сознание. В каждом из нихнужно пройти довольно длинный и сложный путь, если речь идет о научном познаниии научном анализе. Однако очевидно, что ни в одном из отдельных случаев ни тони другое решение не будет окончательным. Ни одна из позиций, ни материалистическая,ни идеалистическая, не может иметь абсолютного приоритета в историческом плане.Возможен и даже необходим приоритет лишь в конкретном контексте.
Ни одно изнаправлений философии, обладая преимуществами в аргументации на том или иномэтапе познания и оказываясь таким образом более предпочтительным, не обладаетправом на господствующую позицию. Собственно именно поэтому и материализм, иидеализм постоянно меняют свою форму.
2. Современнаянаучная картина мира
Возможностисовременной науки, даже если мобилизовать весь ее логический, математический,экспериментальный арсенал, не позволяют до конца исключить субъективные моментыпознания и оградить наше знание частоколом из одних лишь объективных фактов иистин. Тем не менее задача приблизить наше знание к реальной действительности,добиться результатов, проверяемых практикой, остается всегда актуальной. Этутенденцию мы и будем называть онтологической (и материалистической). Следуетотметить при этом, что всегда сохраняется опасность чрезмерной онтологизациинашего знания — категорий, идей, концепций, т.е. полное и некритичноеотождествление их содержания с самой объективной действительностью, ееотдельными свойствами или сторонами. В дальнейшем мы покажем это нарядепримеров. Сейчас же заметим, что прежде всего надлежит избежать онтологизацииосновных категорий философии, таких, как, материя, пространство, время,причинность, необходимость и т.д., чем страдают в силу застаревших традициймногие наши философские, большей частью учебные издания.
Поэтомурассмотрение названных категорий мы предлагаем не в контексте онтологии,которая была бы заведомо обречена на системосозидание в духе «Системы природы»Гольбаха или «Диалектики природы» Энгельса, а в контексте философской картинымира, которая включает не только онтологический, но одновременно игносеологический анализ. Эта тенденция к синтезу онтологического игносеологического подходов в рамках исследования научной картины мира,насколько мы можем судить, характерна для большинства современных работ как отечественных,так и зарубежных философов и ученых. Это отчетливо видно и в том определении,которое дает данному понятию B.C. Степин: «Научная картина мира — целостныйобраз предмета научного исследования в его главных системно-структурныххарактеристиках, формируемый посредством фундаментальных понятий, представленийи принципов науки на каждом этапе ее исторического развития».
Невозможнопредставить современную картину мира целиком и полностью, можно дать еехарактеристику лишь в основных, определяющих чертах. Но, во-первых, даже дляэтого придется ограничиться, характеристикой концепций, дающих представления онаиболее фундаментальных свойствах материи: структурности, пространстве,времени, движении, развитии и взаимосвязи явлений, поскольку именно эти представленияво все века создавали основу философской онтологии. Во-вторых, неизбежно такжеи ограничение некоторым кругом научных дисциплин, которые дают в настоящеевремя наиболее важный материал для формирования картины мира. Невозможно свестиэтот круг к двум-трем «главным» наукам, но следует согласиться тем не менее сК.Х. Делокаровым и Ф.Д. Демидовым, которые пишут: «Научная картина мира —синтетическое образование, соединяющее на базе наиболее фундаментальной научнойтеории многообразные гипотезы и идеи в самых различных областях знания. Вотличие от конкретной научной теории научная картина мира говорит не о какой-токонкретной области знания, но о мире в целом. Естественно, в процессе такогосинтезирования разнородных учений и экстраполяции идей наиболее развитойнаучной теории на другие области нехватка знания дополняется соответствующимигипотезами. Поэтому научная картина мира — это картина, своеобразно соединяющаяобъективное и субъективное».
Очевидно, чтоэтот мощный интегрирующий ток идет в наше время со стороны по крайней меренескольких наук, придающих современному знанию совершенно новые системные,космологические и социокультурные измерения.
Современнуюнаучную картину мира сформировали прежде всего крупнейшие открытия физики,сделанные в конце XIX — начале XX в. Это открытия, связанные со строениемвещества и взаимосвязи вещества и энергии. Если раньше последними неделимымичастицами материи, своеобразными кирпичиками, из которых состоит природа,считались атомы, то в конце прошлого века были открыты электроны, каксобственные части атомов. Позднее было исследовано и строение атомных ядер,состоящих из протонов (положительно заряженных частиц) и нейтронов (частиц, неимеющих заряда).
Всоответствии с первой моделью атома, предложенной английским физиком Э.Резерфордом (1871 — 1937), атом рассматривался как миниатюрная солнечнаясистема, в которой вокруг ядра вращаются электроны. Такая система, однако, немогла быть устойчивой: вращающиеся электроны, теряя свою энергию, в концеконцов должны были бы «упасть» на ядро. Но атомы, как известно, весьмаустойчивы, и для их разрушения требуется приложение огромных сил. В связи сэтим первая модель строения атома была значительно усовершенствована выдающимсядатским физиком Н. Бором (1885—1962), который предположил, что при вращении натак называемых стационарных орбитах электроны не излучают энергию. Онаизлучается или погашается квантами, порциями энергии, только при переходеэлектрона с одной орбиты на другую. Если раньше предполагалось, что энергия излучаетсянепрерывно, то тщательно поставленные эксперименты убедили физиков, что онаможет испускаться и отдельными квантами. Об этом свидетельствовало, например,явление фотоэффекта, когда кванты энергии видимого света вызывали электрическийток. В 1925—1927 гг. для объяснения процессов, происходящих в мире мельчайшихчастиц материи — микромире, создается, по сути дела, новая наука — квантоваямеханика. Вслед за ней возникли и другие квантовые теории: квантоваяэлектродинамика, теория элементарных частиц и другие, исследующиезакономерности движения микромира.
В 30-е гг. XXв. было сделано другое важнейшее открытие, которое показало, что элементарныечастицы вещества, например электроны, обладают не только корпускулярными, но иволновыми свойствами. Таким образом, было доказано экспериментально, что междувеществом и полем не существует непроходимой границы: в определенных условияхэлементарные частицы вещества обнаруживают волновые свойства, а кванты поля — свойства корпускул. Это явление получило название дуализма волны и частицы,которое никак не укладывалось в рамки обычного здравого смысла и классическихнаучных представлений.
Квантоваямеханика была положена в основу бурно развивающейся физики элементарных частиц,«число» которых достигает ныне нескольких сотен, но обобщающая теория донастоящего времени не создана. Так или иначе, стало ясно, что микромир являетсямногоуровневой системой, на каждом уровне которой существуют специфические видывзаимодействий и специфические свойства пространственно-временных отношений.Область доступных в эксперименте микроскопических интервалов условно делится начетыре уровня: уровень молекулярно-атомных явлений; уровень релятивистскихквантово-электродинамических процессов; уровень элементарных частиц; уровеньсубэлементарных процессов.
В этойобласти иначе представляют и природу пустоты — вакуума, а именно как сложнуюсистему виртуально рождающихся и поглощающихся фотонов и других квантов поля всостоянии с минимально возможной энергией. Квантовая электродинамика впервыенаглядно показала, что пространство и время нельзя оторвать от материи, что такназываемая «пустота» — это не что иное, как одно из состояний материи.
На субатомномуровне структурной организации материи определяющую роль играют сильныевзаимодействия элементарных частиц. Специфике микромира не соответствуютобыденные представления о соотношении части и целого. Еще более радикальныхизменений пространственно-временных представлений требует переход кисследованию процессов, характерных для слабых взаимодействий. На повестку днявстал вопрос о нарушении пространственной и временной четности, так как правоеи левое пространственные направления оказываются неэквивалентными. Этопотребовало принципиально нового истолкования пространства и.времени: односвязано с изменением представлений о прерывности и непрерывности пространства ивремени, а второе — с гипотезой о возможной макроскопической природепространства и времени.
Рассмотрим,хотя бы кратко, эти направления исследований.
Физикамикромира имеет дело со сложным единством и взаимодействием прерывности инепрерывности. Это относится не только к структуре материи, но и к взаимосвязипространства и времени. После создания теории относительности и квантовоймеханики ученые попытались объединить две фундаментальные теории. Первымдостижением на этом пути явилось релятивистское волновое уравнение дляэлектрона, указывающее на существование антипода электрона — частицы сположительным электрическим зарядом. С точки зрения современной теории каждойчастице в природе соответствует античастица, это обусловлено фундаментальнымисвойствами пространства и времени (четность пространства, отражение времени ит.д.).
Покаединственная ветвь теории элементарных частиц, которая достигла высокого уровняразвития и известной завершенности,— электродинамика, включающая в себяописание взаимодействий электронов, позитронов, мюонов и фотонов. Она являетсялокальной теорией, так как в ней функционируют понятия, заимствованные изклассической физики, основанные на концепции пространственно-временнойнепрерывности: точечность заряда, локальность поля, точечность взаимодействия ит.д. Использование этих понятий влечет за собой существенные трудности,связанные с бесконечными значениями некоторых величин (масса, собственнаяэнергия электрона, энергия нулевых колебаний поля и т.д.). Эти трудности ученыепреодолевают, вводя в теорию понятия о дискретности пространства и времени. Наэтом пути возможен выход из неопределенности бесконечности, так как включает врассмотрение фундаментальную длину — основу атомистического пространства.
Широкоепризнание получило также направление, связанное с пересмотром концепциилокальности. Отказ от представлений о точечном взаимодействии микрообъектовпредпринимается двумя методами. Первый исходит из положения, что понятиелокального взаимодействия лишено смысла. Второй основан на отрицании точечнойкоординаты пространства — времени, что приводит к теории квантовогопространства — времени. Дело в том, что протяженная элементарная частицаобладает сложной динамической! структурой. Подобная структура микрообъектовставит под сомнение их элементарность. Ученые столкнулись не только со сменойобъекта, которому приписывается свойство элементарности, но и с необходимостьюпересмотра диалектики элементарного и сложного в микромире. Здесь частицынеэлементарны в классическом смысле: они похожи на классические сложныесистемы, но не являются таковыми. В них сочетаются противоположные свойстваэлементарного и сложного.
Отказ отпредставлений о точечности взаимодействия частиц влечет за собой изменениенаших представлений о пространстве — времени и причинности, тесновзаимосвязанными между собой. По мнению некоторых физиков, в микромире теряютсмысл обычные временные отношения «раньше» и «позже». В области нелокальноговзаимодействия события связаны в один «комок», но не следуют одно за другим.
Таковоположение дел, сложившееся в представлениях о пространстве — времени намикроуровне, где нарушение причинности выступает в качестве нового принципа. Всвою очередь разграничение пространства — времени на области «малые», гдепричинность нарушена, и «большие», где она выполнена, невозможно безиспользования новой константы размерности — элементарной длины. С этим «атомом»пространства увязывается и элементарный момент времени (хронон), и именно всоответствующей им пространственно-временной области протекает сам процессвзаимодействия частиц. Теория дискретного пространства — времени продолжаетразвиваться. Открытым остается вопрос о внутренней структуре «атомов»пространства и роли (наличии) в них времени и пространства. Однако вопрос опространстве и времени требует особого рассмотрения.
3.Пространство и время
Уже вантичном мире мыслители задумывались над природой пространства и времени.Представители элейской школы отрицали существование пустого пространства или,по их выражению, «небытия». Другие, в том числе Демокрит, утверждали, чтопустота существует, как материя и атомы, и необходима для их перемещений исоединений. В «Началах» древнегреческого математика Евклида пространственныехарактеристики объектов впервые обрели строгую математическую форму. В это жевремя зарождаются геометрические представления об однородном бесконечномпространстве.
Физическаякартина мира, опирающаяся на точные математические расчеты, была представлена втрудах И. Ньютона (1643— 1727). Вершиной его творчества стала теория тяготения,установившая закон всемирного тяготения. Согласно этому закону сила тяготенияуниверсальна и проявляется между любыми материальными телами. Она всегдапропорциональна произведению масс тел и обратно пропорциональна квадратурасстояния между ними. Распространив на всю Вселенную закон тяготения, Ньютонпредставил возможную ее структуру. Он пришел к выводу, что Вселенная неявляется конечной. Она бесконечна. Лишь при этом предположении в ней можетсуществовать множество космических объектов — центров гравитации. Раскрываясущность времени и пространства, Ньютон характеризует их как «вместилища» всегосуществующего. Во времени все располагается в смысле порядка следования, впространстве — в смысле порядка положения. Он предлагает различать два типапредставлений о пространстве и времени: абсолютные (истинные, математические) иотносительные (кажущиеся, обыденные), и дает им следующую характеристику:абсолютное, или истинное, математическое время само по себе и по всей сущности,без всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает равномерно и иначеназывается длительностью. Относительное, или кажущееся, время есть изменчивая,постигаемая чувствами, внешняя мера продолжительности, употребляемая вобыденной жизни вместо истинного математического времени: час, день, месяц, годи т.п.
Абсолютноепространство безотносительно к чему бы то ни было внешнему, оно остается всегдаодинаковым и неподвижным. Относительное пространство — мера или какая-либоограниченная часть, которая определяется нашими чувствами по положению одноготела относительно других и которое в обыденной жизни принимается запространство неподвижное.
Ньютоновскоепонимание пространства и времени вызвало неоднозначную реакцию со сторонысовременников — естествоиспытателей и философов. С критикой ньютоновскихпредставлений о пространстве и времени выступил, в частности, Г. Лейбниц (1646—1716). Он предлагал реляционную (относительную) концепцию пространства и времени,отрицающую существование пространства и времени как абсолютных сущностей.Указывая на относительный характер пространства и времени, Лейбниц считалпространство, также, как и время, чем-то чисто относительным: пространство порядкомсуществования, а время — порядком последовательностей.
Предвосхищаяположения теории относительности Эйнштейна о неразрывной связи пространства ивремени с материей, Лейбниц считал, что пространство и время не могутрассматриваться отдельно от самих вещей. «Мгновения в отрыве от вещей ничто,—писал он,— и они имеют свое существование в последовательном порядке самихвещей». Однако данные представления Лейбница не оказали заметного влияния наразвитие физики, так как его концепция пространства и времени не могла служитьосновой принципа инерции и законов движения, обоснованных классическоймеханикой. Успехи ньютоновской системы, их поразительная точность и ясностьпривели к тому, что многие критические соображения в ее адрес обходилисьмолчанием. А ньютоновская концепция пространства и времени, на основе которойстроилась физическая картина мира, оказалась господствующей вплоть до конца XIXв.
Вдиалектико-материалистической (марксистской) философии пространство и времявыступали как неотъемлемые свойства материальных тел, т.е. атрибуты материи.Поскольку она признавала, что в мире пс существует ничего, кроме движущейсяматерии, а движение совершается исключительно в пространстве и времени, этозначило, что в нем нет ничего, что не находилось бы во времени и пространстве.Если материя рассматривалась как безграничная и бесконечная субстанция, тобесконечными и безграничными должно быть пространство и время. Таким образом,пространство и время — абсолютные свойства материи, присущие всем безисключения предметам и явлениям. Они абсолютны, правда, не в ньютонианскомсмысле, а, так сказать, в диалектическом, поскольку неразрывно связаны сматерией. Так или иначе, признание их как абсолютных свойств материи затенялогносеологический аспект этих категорий, т.е. рассмотрение их как абстракций изсамой действительности. Внимание к гносеологическому аспекту заведомо позволилобы выявить относительность их значения.
Теоретическиепредставления о пространстве и времени относительны в том смысле, что ониповсюду и всегда зависят от условий познания. Нет абсолютного времени иабсолютного пространства, поскольку образование и использование этих понятийвсегда зависят от конкретных условий, в которых формируются и применяются этипонятия.
Однако этагносеологическая относительность в исследовании структуры микромира, как нистранно, не получила до сих пор должного значения в понимании пространственныхи временных категорий. Даже в самых новых исследованиях физическаяотносительность никак не увязывается с гносеологической. «Очевидно, чтопространство и время, — пишет, например, В.Ф. Гершанский, — имеют абсолютныйсмысл, так как являются атрибутами материи и не существует материальногообъекта без пространственно-временных характеристик, поэтому не имеет смыслаговорить о пространстве и времени как о каких-то особых формах, находящихсявне, рядом с материальными объектами. Пространство и время — это характеристикиматериальных объектов, материальных систем. Объект находится в пространстве,предмет изменяется во времени и движется В' пространстве — времени, т.е. ондвижется относительно пространственной и временной определенности другогоматериального предмета, другой системы». Неудивительно, что такаятрадиционно-материалистическая онтология категорий пространства, времени иматерии сразу же порождает трудности в понимании статусапространственно-временного континуума. С одной стороны, из теорииотносительности следует, что пространство и время не абсолютны, а относительныв том смысле, что их существование и свойства зависят друг от друга и отсвойств движущейся материи, согласно релятивистскому уравнению гравитационногополя в общей теории относительности. С другой стороны, современные исследованиядопускают существование «пустого» пространства — времени. Они показывают, что«пустота» пространства — времени относительна и что носителем «пустого*пространства — времени являются недостаточно изученные виды материи, например,физический вакуум, состоящий из виртуальных частиц. Так или иначе, заостряетсявопрос о гносеологическом статусе понятий «пространства — времени»,пространственно-временной «пустоты» и т.д.
Между темвопрос об универсальности (абсолютности) пространственно-временныххарактеристик в современной науке остается открытым. Доказано, что однородностьи изотропность пространства и однородность времени не являются абсолютнымисвойствами. Не ясно, универсальны ли свойства непрерывности и пространства —времени, трехмерность пространства, одномерность и необратимость времени и т.д.Но в такой ситуации изучение самих теоретических моделей, относящихся кпространственно-временным параметрам, их гносеологической природы совершеннонеобходимо. Такой философский анализ требует, как мы уже отмечали, рассмотренияфундаментальных категорий сточки зрения их альтернативности, ибо этот принципявляется одновременно и важнейшим гносеологическим принципом. Альтернативностьпонятий пространство — вне-пространства, время — вне-времени, как и многихдругих фундаментальных философских категорий, неявно присутствует во всехтеоретических (и не только теоретических) построениях современной науки.
Говоря опространственных свойствах, мы всегда выбираем при этом системы отсчета, неимеющие конкретных пространственных параметров. Точно так же, характеризуяпродолжительность протекания тех или иных процессов, мы в явном или неявномвиде фиксируем систему отсчета, не имеющую или лишенную наблюдателем временныхкачеств. Невнимание к гносеологическому аспекту привело к тому, что у нас дажене разработана соответствующая терминология для анализа внепространственных ивневременных отношений. Этот тот самый случай, когда есть понятие о них, но нетсоответствующих терминов. Оставим пока все как есть и определим эти понятияследующим не вполне удобоваримым образом. Понятие «вне-времени» означаетсуществование или возможное наличие предметов или явлений вне зависимости отфакторов времени, т.е. обозначающее процессы как не имеющие длительности идругих временных свойств. Это определение, следует признать, подразумевает, вчастности, возможность существования предметов и явлений за пределамифизического времени. Если принять во внимание, что существуют различные формыили упорядоченности процессов во времени, кроме физической, такие, как,биологическая, геологическая, историческая, социальная и др., то понятие«вне-времени» может означать в конкретной ситуации «выход за пределы» даннойспецифической формы длительности и ритмики процессов.
«Вне-пространства»— понятие, характеризующее реальность или возможность предметов или явлений каксуществующих независимо от пространства, т.е. абстрагирующееся от ихпротяженности, объема, расположения друг относительно друга. Когда мыпроизводим то или иное измерение, определяем размещение тел, частиц или полей,то всегда пользуемся реальными телами или частицами, выбираемыми за системуотсчета. При этом тела, принимаемые за систему отсчета, явно выдаются нами завне пространственные, лишенные либо протяженности, либо высоты, либо ширины,либо всех этих свойств вместе взятых. Используемые в физике, математике идругих естественных науках понятия точки, линии, плоскости, угла, треугольникаи т.д. рассматриваются, таким образом, как существующие вне реальноготрехмерного пространства и существующие либо на плоскости, либо (как точка) безразмеров вообще. Собственно говоря, и сама трехмерность пространства, какизвестно, не что иное, как теоретический конструкт. Совершенно очевидно, чтоидеи, понятия, теории, образы и многие другие продукты духовной, мыслительнойдеятельности человека существуют в значительной степени независимо отпространственных связей и отношений.
Заметим — то,что рассматривается как нечто «внепространственное», не обязательноабстрагируется от времени, и наоборот, то, что считается «вневременным», можетчислиться как локализованное в пространстве, при всей их тесной взаимосвязи.Фотоны, как поток квантов света, — своего рода «чистый образец» вневременныхпроцессов, будучи по сути дела «носителями» времени в физическом смысле, они неимеют и пространственных параметров, поскольку передают взаимодействиемгновенно.
Все сказанноене означает, что вещи, явления и даже идеи существуют вне пространства вабсолютном смысле слова, как бы «сбоку от него». В этом смысле сами термины«вне-пространства» и «вне-времени», разумеется, не самые удачные. Возможно,было бы лучше говорить «непространственные» и «невременные» вместо «вне». Ноэто не столь важно, если понятно, о чем идет речь, пока не изобретеныдостаточно удобные термины. Понятия «вне-пространства» и «вне-времени» означаютлишь, что пространство и время относительны. О временных и пространственныхсвойствах предметов можно говорить, как и обо всех универсальных свойствах иявлениях действительности, только в рамках антиномии, т.е. имея в виду некуюальтернативу.
Материализм вмарксистской философии под давлением естественно-научных факторов, какизвестно, вынужден был впустить теорию относительности через «черный ход».Правда, не слишком торопливо, а спустя почти полстолетия после ее общегонаучного признания. Относительность сводилась им к неразрывной связи сматерией, т.е. подразумевалось, что пространственные и временные параметры,во-первых, меняются под действием тяготеющих масс и, во-вторых, взаимосвязанымежду собой, так что можно было, следовательно, говорить о реальномчетырехмерном пространственно-временном континууме. Такая ослабленная формаотносительности пространства и времени, очевидно, не достаточна для того, чтобыпонять относительность самой их природы, внутреннюю противоречивость мира,которую следовало бы проводить более последовательно.
Вмарксистской литературе, кстати, неизменно признавалось единство прерывности инепрерывности пространства и времени. Уже здесь становилось совершенноочевидным внутреннее противоречие концепции. Ведь если пространство и время всеже дискретны в каком-то отношении, то понятия «внепространственное» и«вневременное» не только уместны, но и обязательны. В одном из «официальных»учебников по марксистско-ленинской философии следующим образом воспроизводитсяобщепринятая, т.е. по существу обязательная для всех философов, позиция:«Прерывность относительна и проявляется в раздельном существовании материальныхобъектов и систем, каждая из которых имеет определенные размеры и границы. Номатериальные поля (электромагнитное, гравитационное и др.) непрерывнораспределены в пространстве всех систем. Таким образом, пространство обладаетсвязностью, в нем отсутствуют разрывы». Примерно в том же духе «оправдывается»прерывность времени: «Прерывность характеризует лишь время существованияконкретных качественных состояний материи, каждая из которых возникает и исчезает,переходя в другие формы. Но составляющие их элементы материи (например,элементарные частицы) могут при этом не возникать и не исчезать, а толькоменять формы связей, образуя различные тела. В этом смысле прерывность временисуществования материи относительна, а непрерывность абсолютна».
В правильнойпостановке вопроса о единстве прерывности и непрерывности материи — явная брешь— нежелание видеть относительность понятий «время» и «пространство»,неизбежность дополнения их понятиями «вне-времени», и «вне-пространства». Аотсюда — уже недопустимый перекос в сторону «абсолютной» непрерывностипространства и времени. Всякий «абсолют», в чем мы уже неоднократно убедились(и это не последний пример), верный путь к догме. Непререкаемые суждения обесконечности и безфаничности материи, пространства и времени как ее атрибутов,Абсолютной их непрерывности и т.п. снимают нерешенные вопросы — в том и состоитих предназначение.
Если мыговорим, что материя существует вечно, значит, она вне времени. Но тогда понятиевремени относится к отдельным, конкретным явлениям и процессам, а не к материикак таковой. Если сказать лишь, что Вселенная бесконечна и безгранична, какойтогда смысл имеет вообще понятие пространства? Оно также применимо лишь котдельным предметам. Что же все-таки лучше: уходить от вопросов, предлагаябескомпромиссные, окончательные решения, или видеть объективнуюпротиворечивость действительности, выявлять реальные парадоксы и находитьвозможность хотя бы частичного их решения, опираясь на данные науки и практики?
Общая картинамира, нарисованная в трудах Ньютона, представлялась ясной и очевидной: вбесконечном абсолютном неизменном пространстве с течением времени происходитдвижение миров. Движение их разнообразно и сложно, но оно никак не влияет на пространствои время, в которых все процессы происходят.
Первый ударпо этой картине мира нанес А. Эйнштейн своей специальной теориейотносительности, созданной в 1905 г., когда наука приступила к изучениюпроцессов, скорость протекания которых оказывалась сравнимой со скоростьюсвета. Выяснилось, что если события происходят друг от другого на большихрасстояниях (космических), то отношение «раньше» — «позднее» однозначно толькотогда, когда сигнал, идущий со скоростью света, успевает дойти от одного событияк другому. Если же сигнал не успевает преодолеть это расстояние, то отношение«раньше» — «позднее» неоднозначно и зависит от состояния движения наблюдателя.То, что «раньше» было для одного наблюдателя, может быть «позже» для другого.Такие события не могут находиться в причинной связи друг с другом. Иначеоказалось бы, что причина наступает после события, являющегося следствием. Этисвойства времени непосредственно связаны с тем, что скорость света в пустотевсегда постоянна, не зависит от наблюдателя (т.е. выбора системы отсчета) иданная скорость предельно большая.
Еще болеепарадоксальным оказалось то, что течение времени зависит от скорости движениятел. Время течет тем медленнее, чем быстрее по отношению к наблюдателю движетсятело. Этот факт был надежно подтвержден в экспериментах с элементарными частицами,проводившихся на летящих самолетах. Следовательно, свойства времени толькоказались неизменными, так как для обнаружения приведенных выше фактов былинеобходимы столь быстрые движения, которые ранее были недоступны человеку.Далее теория относительности установила неразрывную связь времени спространством. Изменения временных свойств всегда связаны с изменениемпространственных параметров тел.
Специальногообъяснения в рамках существовавшей в конце XIX в. физической картины миратребовал и отрицательный результат по обнаружению так называемого мировогоэфира, полученный американским физиком А. Майкельсоном. Его опыт доказалнезависимость скорости света от движения Земли, что с точки зрения классическоймеханики не поддавалось объяснению. Некоторые физики пытались истолковать этирезультаты как реальное сокращение размеров всех тел, включая и Землю, внаправлении движения под действием возникающих при этом электромагнитных сил.Так, X. Лоренц вывел математические уравнения {преобразования Лоренца) длявычисления реальных сокращений движущихся тел и промежутков времени междусобытиями, происходящими на них, в зависимости от скорости движения, хотя впреобразованиях Лоренца отражались нереальные изменения размеров тел придвижении (что можно представить лишь в абсолютном пространстве), а изменениерезультата измерений в зависимости от движения системы отсчета. Таким образом,относительными оказались и «длина», и «промежуток времени» между событиями, идаже «одновременность» событий. Специальная теория относительности Эйнштейнаобобщила идеи и синтезировала принципы классической механики Галилея — Ньютонаи электродинамики Максвелла — Лоренца. Она описывала законы всех физическихпроцессов при скоростях движения, близких к скорости света (в вакууме 300 000км/с), но без учета поля тяготения. При уменьшении скоростей движения онасводится к классической механике, которая, таким образом, оказывается еечастным случаем.
Общая теорияотносительности Эйнштейна строилась путем построения обобщенногопространства—времени и перехода от теоретической структуры исходной теории —специальной теории относительности — к теоретической структуре новой,обобщенной теории с последующей ее эмпирической интерпретацией. В общей теорииотносительности раскрываются новые аспекты зависимостипространственно-временных отношений от материальных процессов. Эта теорияпридала физический смысл неевклидовым геометриям и связала кривизнупространства, отступление его метрики от евклидовой с действием гравитационныхполей, создаваемых массами тел. Общая теория относительности исходит изпринципа эквивалентности инерционной и гравитационной масс, количественноеравенство которых давно было установлено в классической физике. Кинематическиеэффекты, возникающие под действием гравитационных сил, эквивалентны эффектам,возникающим под действием ускорения. Принцип эквивалентности помогсформулировать основные положения, на которых базировалась новая теория огеометрической природе гравитации и о взаимосвязи геометрии пространства —времени и материи. Так, на основе принципа эквивалентности масс был обобщенпринцип относительности, утверждающий в общей теории относительностиинвариантность законов природы в любых системах отсчета, как инерциальных, таки неинерциальных.
Теорияотносительности установила не только искривление пространства под действиемполей тяготения, но и замедление хода времени в сильных гравитационных полях.Даже тяготение Солнца — небольшой звезды по космическим меркам — влияет на темппротекания времени, замедляя его в своем поле тяготения. Поэтому если послатьрадиосигнал в какую-то точку по «траектории», проходящей рядом с Солнцем,путешествие радиосигнала займет в таком случае больше времени, чем тогда, когдаон проходит вдали от солнечной массы.
Специальнаятеория относительности не затрагивала проблему воздействия материи на структурупространства — времени, а в общей теории Эйнштейн непосредственно обратился корганической взаимосвязи материи, движения, пространства и времени. Согласноэтой теории пространство не существует отдельно, как нечто противоположное«тому, что заполняет пространство» и зависит от координат. Пустогопространства, т.е. пространства без поля, не существует. Пространство — времясуществует не само по себе, а только как структурное свойство поля. Теорияотносительности показала единство пространства и времени, выражающееся всовместном изменении их характеристик в зависимости от концентрации масс и ихдвижения. Время и пространство перестали рассматриваться независимо друг отдруга, их заменило представление о пространственно-временном четырехмерномконтинууме.
Развитиеобщей теории относительности в последнее десятилетие привело к подлиннореволюционным изменениям наших представлений о времени и пространстве.
Мы не можемподробно освещать здесь все эти захватывающие дух открытия и гипотезы, темболее что далеко не все из них до сих пор достаточно «устоялись». К примеру,еще совсем недавно гипотеза «черных дыр» считалась вполне достоверной и почтиобщепризнанной в объяснении некоторых космических явлений. Но совсем недавно ееже автор, английский астрофизик С. Хокинг, сам выступил с ее опровержением,признав ее недостаточную обоснованность. Его новая гипотеза состоит в том, чтовместо «черных дыр» образуются области сверхвысокой массы, так что космическоевещество, приближаясь к этой области, не исчезает в ней «безвозвратно». Однаковвиду новизны этой гипотезы она рождает больше вопросов, чем ответов. Так илииначе, все эти вопросы всерьез, в научном, отнюдь не в бытовом планесвидетельствуют об актуальности проблемы «бытия» и «небытия», соотношениякатегорий время — вне-времени, пространство — вне-пространства.
Людипостоянно задаются вопросами: что было тогда, когда не было ничего, и чтонаходится за пределами пространства и времени? Первый вопрос самопротиворечив.Второй выходит за рамки современной науки. Ученый вправе не отвечать на этивопросы за неимением точных данных. Но поскольку они возникают, философия беретна себя формулировку и возможное обоснование ответов, считая все же, хотя иабстрактно, возможным существование «нечто» за пределами пространства ивремени. И даже более, существование того, что мы называем «ничто», запределами пространства и времени, даже не имея об этом «ничто» никакой информации.Так или иначе, эти понятия имеют вполне очевидный онтологический смысл. Яснотолько, что они необходимы в гносеологическом и методологическом аспектах длятого, чтобы мысль имела стимул дальнейшего движения.
4.Изменение и сохранение как универсальные свойства систем
Одной изглавных проблем философии, начиная с ее возникновения, была проблема движения.Действительно ли изменяется мир или его изменчивость — лишь кажущееся явление,результат ограниченности и неточности чувственного восприятия предметов,несовершенство нашего знания о них? Ведь утверждения древних мудрецов на этотсчет были противоречивыми. «Все течет, все меняется», — говорил Гераклит. Ноему же принадлежат слова: «В изменении покоится». Даже сама по себенеизменность этих истин, значение которых мы признаем и сейчас, в IIIтысячелетии новой эры, говорит не только о том, что много воды утекло со временГераклита, но и о том, что многое осталось с тех пор неизменным. Решениевопроса о соотношении движения и покоя, изменения и сохранения давалосьчеловечеству с огромным трудом, несмотря на кажущуюся простоту этих понятий.Положение об универсальности движения, на котором покоится современная наука,было итогом развития науки по крайней мере на протяжении 15 веков. Он былподведен лишь в середине XIX в., когда открытия физики, химии, биологии,геологии, астрономии показали, что действительно «движение, рассматриваемое всамом общем смысле слова, т.е. понимаемое как способ существования материи, каквнутренне присущий материи атрибут, обнимает собой все происходящие вовселенной изменения и процессы, начиная от простого перемещения и кончаямышлением»2. Именно на этой научной основе движение стало философскойкатегорией, обозначающей любое изменение вообще, относящееся не только кприродным, но и общественным системам, более того, к процессу познания какформе самостоятельного движения мысли. Даже если учесть, что «Диалектикаприроды» Ф. Энгельса осталась незаконченным произведением, предпринятая имклассификация видов движения материи, выделившая физическую, химическую,биологическую, социальную формы и мышление как особую разновидность движения,сохранила свое методологическое значение до сих пор, показав важное направлениеразвития науки — изучение новых форм движения (изменения) предметов и явленийдействительности. Однако эта работа дает и другой урок: как не следуетдогматизировать выводы самого Энгельса, сформулированные им в конкретнойисторико-научной ситуации. Нельзя не учесть того обстоятельства, что мысльЭнгельса оттачивалась в его полемике со сторонниками теории равновесия, вчастности с Е. Дюрингом, и, следовательно, подчинялась законамострокритического жанра. Теоретические издержки были неизбежны. Энгельснастойчиво подчеркивал значение движения, его абсолютный характер; «Движение —есть способ существования материи. Нигде и никогда не бывало и не может бытьматерии без движения».
Дальнейшееразвитие его идеи должно было, во-первых, учитывать «аромат» той эпохи,объяснить причину такого предпочтения движения в ущерб покою, равновесию,постоянству. Во-вторых, исправить некоторые обусловленные конкретным контекстомполемические перегибы. Иной логикой руководствовались, однако, егопоследователи, которым была важнее «буква» в трудах Энгельса, чемдиалектический дух. Посмотрим, каким образом отражают результат развитиямарксистско-ленинской концепции движения в конце XX столетия авторыцитированных уже «Основ марксистско-ленинской философии», изданных в 1980 г.Далее следует «доказательство от противного» относительно неразрывности материии движения, которое если и может быть примером, то лишь того стиляаргументации, который был типичным для учебников вплоть до недавнего времени. Иименно как образец марксистской схоластики оно, безусловно, представляет скорееисторический, нежели теоретический интерес. Из этого доказательства приведемлишь вывод: «Следовательно, если любые возможные объекты внешнего мира обладаютнекоторыми свойствами, структурой, обнаруживают свое существование по отношениюк другим телам и могут быть в принципе доступны познанию, то все это —результат внутренне присущего им движения и взаимодействия с окружением». Зацепочкой пугающих предложений о том, что было бы, не будь движение атрибутомматерии, следует самый «решающий» аргумент: «Наконец, она (материя.— И.Н.) былабы принципиально непознаваема для нас, поскольку всякое познание внешнихпредметов осуществимо лишь при их воздействии на наши органы чувств и приборы.У нас не было бы никаких оснований допускать существование такой материи,поскольку от нее не поступало бы никакой информации. Суммируя все этинегативные признаки, мы получаем чистое ничто, некоторую фикцию, которойабсолютно ничто не соответствует в действительности». Словом, движение —атрибут материи, поскольку мы не можем мыслить иначе… Если эта длинная тирадачто-либо и демонстрирует, то только явный идеализм, ставящий существованиеатрибутов материи в зависимость от познания и целей субъекта. И это чрезвычайнопоучительно наблюдать у авторов, претендующих на самое последовательное и самоеаргументированное доказательство справедливости диалектического материализма.Очень показательный пример того, как догматический материализм оборачиваетсясвоей полной противоположностью, т.е. идеализмом.
Как нистранно, неразрывная связь движения и покоя, изменения и сохранения,обнаруживаемая даже древнегреческой философией, оказалась затененной вмарксистской философии, отодвинулась на второй план. Тело, покоящееся поотношению к Земле, например, рассматривалось в первую очередь как движущеесявместе с нею вокруг Солнца, вместе с Солнцем — по отношению к другим звездамгалактики, далее — перемещение ее относительно других звездных систем и т.д.
Если иговорилось об устойчивости живого организма, то только в связи с внутреннимобменом веществ, внешними взаимодействиями и т.д. Завершались такие логическиепостроения неизменным подчеркиванием того, что «абсолютного покоя, безусловногоравновесия не существует. Отдельное движение стремится к равновесию, совокупноедвижение снова устраняет равновесие». Одним словом, абсолютно движение, апокой, равновесие — лишь относительны.
Эта позициявоспроизводится и в новых философских изданиях. Так, один из авторов «Введенияв философию» пишет: «Материя не может существовать вне движения. Любой ееобъект существует лишь благодаря тому, что в нем воспроизводятся определенныетипы движения… Иначе говоря, движение внутренне присуще материи. Оно так жеабсолютно, как абсолютна сама материя».
Иначеопределяется покой. О нем, с точки зрения автора, можно говорить только поотношению к некоторой системе отсчета. Далее следует целая цепочка примеров:дом покоится относительно поверхности Земли, но вращается вместе с Землейвокруг Солнца. Вращается он и вокруг центра нашей Галактики. Вследствие расширенияВселенной он удаляется от других галактик и т.д. Автор напоминает и о том, чтодом состоит из частиц (атомов, молекул), которые находятся в состоянии«бурлящего движения» и т.д. Обилие весьма пространных примеров в итоге затеняетто простое обстоятельство, что любое движение предмета совершается также лишьотносительно какого-то другого предмета, рассматриваемого как неизменный(покоящийся). Автор невольно признает это сам, поскольку благодаря «повторениюво времени» способов и видов движения, образующих предмет, он и может бытьпредставлен как качественно специфический объект, отличный от других объектов.Тем не менее сила авторитета классиков берет верх. Вывод таков: «… Понятиепокоя представляет собой обозначение тех состояний движения, которыеобеспечивают стабильность предмета, сохранение его качества. Поэтому покойотносителен, а движение абсолютно, оно есть неотъемлемое свойство, атрибутматерии». Если подобная логика что-то доказывает, то только магическое действиемарксистских традиций.
Подобногорода суждения, подкрепляемые цитатами классиков, в действительности отрывалидвижение от покоя, допускали возможность движения, так сказать, в «чистомвиде», отдельно от постоянства, устойчивости и сохранения. Между тем мысль обабсолютности движения при относительности покоя сама по себе быласамопротиворечивой, если не сказать — абсурдной. Это была еще одна даньпредпочтения одной категории другой, предпочтения, имеющего отчетливовыраженный субъективный характер. Одна из категорий считалась более важной посравнению с другой. Сейчас уже не представляет секрета, что такого родапредпочтения были важны в определенном социально-историческом контексте, сточки зрения скорейшего движения к поставленной цели — уничтожение старогообщества и построение на его основе нового, движение любой ценой, неумолимое инеуклонное.
Если и можноговорить об абсолютности движения, то с учетом всех тех обстоятельств, накоторые указывалось выше, а именно: движение абсолютно в смысле универсальностиэтого свойства, неразрывной его связи с материей. (Хотя при этом, как правило,предусматривается, что движение присуще также нематериальным явлениям.) Однакос тем же успехом можно говорить и об абсолютности покоя, сохранения, как стольже универсального свойства материальных (и нематериальных) систем.
Не следуетбояться парадоксов, если они имеют реальное содержание. Есть реальноепротиворечие в том, что движение мы рассматриваем как абсолютное, поскольку оноприсуще всем известным и предполагаемым материальным и духовным процессам ипредставляет собой, насколько могут свидетельствовать наука и практикачеловечества, неотъемлемое свойство всех известных нам систем. Отсутствие илипрекращение движения противоречило бы всем законам, открытым наукой. Однако всамом смысле этого понятия заложено противопоставление движения и покоя. Этовсегда движение, изменение относительно того, что принимается в данном случаекак неподвижное, неизменное. Мы понимаем при этом, что сами покоящиеся,неизменные предметы в действительности движутся, преобразуются в другой«системе отсчета» и т.д. Таким образом, в определениях данных категорий естьдоля условности, определенный, допустимый теоретически и практически произвол,элемент субъективности. Нельзя забывать о том, что эти понятия образованычеловеком; исходя из определенных целей познания и практики. Можно ли в такомслучае придавать понятиям «абсолютное» и «относительное» буквальныйонтологический смысл? Разумеется, нет. Но и отказаться от них, несмотря на их«метафизический» балласт, которым их снабдили различного рода системосозидатели,нет никаких причин. Как и со всеми философскими категориями, с ними надлежитобращаться с учетом всех конкретных обстоятельств, в которых они могутиспользоваться вполне правомерно.
Итак, послеэтого «гносеологического» отступления вернемся к категориям, которые интересуютнас прежде всего: движение и сохранение. Уже лишь из-за их альтернативности,неразрывной взаимосвязи они должны рассматриваться как относительные. Движениеотнюдь не заканчивается там, где начинается покой. Так же как покой, сохранениене начинается там, где иссякает движение. Эти категории взаимопредполагают ивзаимоисключают друг друга, поскольку в самой действительности движениевнутренне содержит в себе момент постоянства, а это последнее возможно лишь наоснове определенной формы движения. Как ни банально это звучит, но налицо ихвзаимопроникновение.
Говоря обизменении чего-либо, надлежит подчеркивать не только внешний, не изменяющийсяфон, но и внутренние факторы сохранения, инвариантности, составляющиесобственно содержание данных процессов. И наоборот: акцентируя внимание насохранении, следует брать в рассмотрение не столько внешний фон изменяющихсяявлений, сколько внутреннюю динамику этой устойчивости, не боясь противоречий,которыми приходится при этом оперировать, ибо эти противоречия как раз ипозволяют уловить суть процессов.
Излишнеевнимание к внешнему фону, от которого лишь частично, относительно зависитсодержание рассматриваемых процессов (будь то изменение или сохранение),неизменно приводит к тем деформациям, на которые указывалось выше, когданеизбежно абсолютизируется то одна, то другая сторона.
Абсолютизациядвижения и недостаточное внимание к аспектам устойчивости, сохранения оказалисьв марксистской философии на долгие годы причиной недооценки факторовсохранения, стационарности, цикличности происходящих в мире процессов. Этостало особенно ощутимым и даже пагубным тогда, когда наука перешла к изучениюсложных динамичных систем в связи с задачами поддержания их функционирования истабильного развития. Вовсе не случайными были коллизии марксистской философиис кибернетикой, объявлявшейся «буржуазной лженаукой». Корни резко негативногоотношения к новому научному направлению следует искать, как ни странно, вглубоких пластах философии, которые складывались в СССР в период ее активнойдогматизации в 20-40-х гг. прошлого столетия.
Суть научныхпроблем, поднятых кибернетикой, состояла в необходимости исследования условий имеханизмов функционирования стационарных систем, одним из главных признаковкоторых было действие механизма обратной связи. Именно этот механизм, согласноидеям родоначальника кибернетики Н. Винера, был ответствен за стабильность иустойчивость сложных систем. Если поведение объекта зависит от воздействия нанего, это свидетельствует о наличии в системе обратной связи между воздействиеми ее реакцией. При этом «поведением» называется любое изменение объекта поотношению к окружающей среде. Поведение системы может усиливать внешнеевоздействие — это называется положительной обратной связью. Если же оно уменьшаетвнешнее воздействие, то это отрицательная обратная связь. Если это внешнеевоздействие сводится к нулю, говорят о гомеостазисе или о гомеостатическойобратной связи. Так, температура человека остается при жизни постоянной именноблагодаря гомеостазису, поддерживающему давление в кровеносных сосудах.Свойство, остающееся без изменения, называют инвариантом системы.
Механизмобратной связи делает систему принципиально иной, чем при простомвзаимодействии структурных элементов, повышая степень ее внутреннейорганизованности, обеспечивая ее самоорганизацию и самосохранение. Кроме того,«наличие механизма обратной связи делает поведение системы целесообразным, таккак поведение объекта управляется величиной ошибки в отношении объекта кнекоторой специфической цели». Активное поведение системы может быть случайнымили целесообразным, если «действие или поведение допускает истолкование какнаправленное на достижение некоторой цели, т.е. некоторого конечного состояния,при котором объект вступает в определенную связь в пространстве или во временис некоторым другим объектом или событием».
Аристотель,между прочим, в числе причин функционирования мира наряду с материальной«формальной» действующей назвал и целевую. Религиозное пониманиецелесообразности основывается на представлении о том, что Бог создал мир сопределенной целью, и стало быть, мир в целом целесообразен. Научное жепонимание целесообразности строилось на обнаружении в изучаемых предметахобъективных механизмов целеполагания. Поскольку в Новое время и позднее наукаизучала простые системы, постольку она скептически относилась к понятию цели.Положение изменилось в XX в., когда естествознание перешло к изучению сложныхсистем с обратной связью, так как именно в таких системах существует внутренниймеханизм целеполагания. Системы изучаются в кибернетике по их реакциям навнешние воздействия, другими словами, по тем функциям, которые они выполняют всоставе целого. Наряду с субстратным (вещественным) и структурным подходами,кибернетика ввела в научный обиход функциональный подход как еще один вариантсистемного анализа в широком смысле слова. XX век был веком связи и управления.В этом плане требовалось еще одно понятие, которое было давно известно, но лишьсравнительно недавно приобрело фундаментальный научный смысл, — информация(ознакомление, разъяснение) как мера организованности системы впротивоположность понятию энтропии как меры неорганизованности.
Понятиеинформации приобрело такое большое значение, что дало название новому научномунаправлению, возникшему на базе кибернетики, — информатика.
Кибернетикавыявляет зависимость между информатикой и другими факторами стабильностисистем.
Информациярастет с повышением разнообразия системы, нона этом ее связь с разнообразием некончается. Одним из основных законов кибернетики является закон «необходимогоразнообразия». В соответствии с ним эффективное управление какой-либо системойвозможно только в том случае, когда разнообразие управляющей системы большеразнообразия управляемой системы. Учитывая связь между разнообразием иуправлением, можно сказать, что чем больше мы имеем информации о системе,которой собираемся управлять, тем эффективнее будет этот процесс. Не менееважным понятием в изучении стационарных систем является понятиевоспроизводства. Это одно из ключевых понятий, так как стационарной,самоуправляемой системой может быть названа только та, которая обеспечиваетвоспроизводство. Воспроизводство как создание себя (в себе и в другом) возможнокак у машин, так и у живых систем.
Идеиравновесия, стабильности, инвариантности получили «свежее» дыхание вкибернетике, как известно, для решения прежде всего технических задач. Однако спомощью старой техники человеку еше удавалось поддерживать равновесие междуматериальным и социально-культурным прогрессом. В XX столетии, когда техника всвоей электронной, лазерной, ядерной и других версиях приобрела статусдоминирующего, практически независимого и даже не вполне контролируемогофактора, равновесие было нарушено, по-видимому, безвозвратно. Даже в том случае,если человечеству удастся поставить технику под надежный контроль, едва липрервется цепная реакция этих научно-технико-эколого-социальных изменений.Понадобятся, очевидно, очень сильные рычаги сохранения стабильности иравновесия в системе «общество — природа — техника».
Применениесистемного анализа к изучению микро- и макросистем — городов, корпораций,отраслей промышленности, аграрного сектора, не дает, по мнению многих ученых,должных ответов на назревшие вопросы. Главным предметом изучения для этогодолжны стать глобальные системы и глобальные тенденции, затрагивающие их.
Так,постепенно обретает очертания концепция динамического равновесия, весьмасходная с принятым в физике состоянием «устойчивого равновесия». Общество всостоянии динамического равновесия представляется в различных глобальныхмоделях развития как такая структура, в которой в ответ на изменения внутреннихи внешних условий устанавливается новое, соответствующее этим изменениямвнутреннее равновесие, как и в пределах всей среды обитания человека.Человечество как система нуждается прежде всего в балансе политических сил, но,кроме этого, в поддержании и восстановлении соответствующего социального иэкологического равновесия. Однако это равновесие не может быть достигнуто безактивного участия человека и его властных структур, в отличие от природныхживых систем, наделенных естественной способностью к самоуравновешиваниюблагодаря соответствующим гомеостатическим свойствам. Общество все глубжеосознает, что одна из его новых обязанностей, определившихся уже в середине XXстолетия, состоит в том, чтобы поддерживать устойчивое равновесие в глобальноймировой системе отношений.
В погоне занаучно-техническим или социальным прогрессом, весьма неразборчиво прибегая кразного рода экстремальным средствам и методам, не только политики, но иученые, люди трезвого ума, зачастую забывали о том, что следует прежде всегозадумываться именно над равновесием, сохранением достижений цивилизации иприродных ресурсов. Чтобы не исчезнуть окончательно, человек должен не толькосправиться с социальными коллизиями, но и достигнуть гармонии с окружающей егосредой. И если в настоящее время ощущается необходимость перемен, то преждевсего в направлении усилий науки, техники и всего социума на сохранение довольношаткого баланса в системах «техника —- природа», «потребность — ресурсы»,«Восток — Запад» и др. А что не должно быть сохранено, что действительноподлежит преодолению, так это существующее глубокое неравенство между членамичеловеческого сообщества в распределении богатств, власти, доходов ивозможностей удовлетворения творческих, интеллектуальных потребностей. Толькопри этом условии XXI век в отличие от предшествующего станет эпохой стабильногоразвития и гуманизма.
5. Принциппричинности
Когда человекзадумывается, например, над вопросами: «Почему лето было слишком жарким?», «Чемобъяснить передачу по наследству от отца к сыну некоторых способностей иособенностей характера?», «Нужно ли осушать приморские заболоченные районы илисохранить их такими, какие они есть?», «Как предвидеть землетрясение?»,— егоинтересует существование причинной зависимости между предметами и явлениямидействительности. Для решения одних практических задач он должен знать причинуизвестного ему явления, для решения других — следствие, наступившее иливозможное в будущем.
Тот факт, чтолюди предпринимают научные объяснения и предсказания для решения назревшихпроблем, сам по себе свидетельствует о том, что причинные зависимости и законыв природе и обществе существуют независимо от того, когда и как человекосознает их существование. Наши знания о причинности являются лишь более илименее отчетливым и точным отражением объективных отношений между явлениями,причем это отражение формируется и опосредуется практическими целями ипотребностями общества.
Воспроизведемопределение понятия причинности, которое можно считать общепринятым всовременной философии и науке: причинность представляет собой такую формусвязи, при которой одно явление (А) порождает другое (В). Долгие споры вокругпроблемы причинности касались прежде всего вопроса о том, существует липричинная зависимость явлений объективно или порождена особенностями ивозможностями человеческого познания. При уточнении этого определения обычноуказываются такие элементарные признаки причинности, как:
изменение(возникновение) предметов и явлений;
последовательностьсобытий во времени. Так или иначе (даже если речь идет о явлениях духовногомира), ни один из этих признаков не зависит необходимым образом от субъектапознания, его мыслей или чувственных данных и не предполагает наличиекаких-либо мистических сущностей. В этом и состоит объективность содержанияпонятия причинности, выражающего один из наиболее существенных аспектоввсеобщей связи явлений.
Однакофилософский анализ этого понятия не ограничивается одним лишь выявлением егообъективного содержания. Те реальные проблемы и трудности, с которымисталкивается наука, не только вытекают из ошибочного понимания понятияпричинности, но оказываются нередко результатом недооценки абстракций идопущений, с которыми связано его определение. Следовательно, сметодологической точки зрения, т.е. сточки зрения эффективности решенияпроблем, касающихся принципа причинности, важно иметь в виду не толькообъективное содержание понятия причинности, но и субъективный аспект, а точнееговоря, все тонкости соотношения, диалектики объективного и субъективного.
В самом деле,чтобы установить причинную связь между событиями А и В, объяснить данноесобытие В, указывая его причину А, или предсказать возможные следствия В1, В2,В3 и т.д. известной нам причины А, нужно не только указать соответствующиепризнаки причинности, кроме А и В, в данной пространственно-временной области.На необходимость такой абстракции указывал еще Ф. Энгельс: «Чтобы показать… частности,мы вынуждены вырывать их из их естественной или исторической связи иисследовать каждую в отдельности по ее свойствам, по ее особым причинам иследствиям...». Такая абстракция при установлении причинной связиосуществляется без каких бы то ни было затруднений во многих простых, частовстречающихся в обыденной обстановке случаях. Наблюдая, например, застолкновением бильярдных шаров, мы без труда указываем на удар одного какпричину движения другого. При этом мы, не задумываясь, пренебрегаем такимифакторами, как трение шаров о поверхность стола, конвекционные воздушные потокии т.д., поскольку по опыту знаем, что они не могут оказывать существенноговоздействия на положение массивных бильярдных шаров.
Подобныеабстракции при установлении причинной зависимости используются настолько часто,что становятся привычными и естественными. Та легкость, с которой ониосуществляются; и их практическая эффективность порождают иллюзию, что,оправдывая себя в одном или нескольких случаях, они должны быть вполнеуместными и во всех других аналогичных случаях. Лишь сталкиваясь с болеесложными случаями, мы начинаем осознавать всю меру трудностей, которые нужнопреодолеть для установления причины или следствия данного события впереплетении множества других предметов и явлений.
Чем,например, объяснить образование пустынь на месте ранее цветущих районов СреднейАзии? Ясно, что причина есть, хотя она представляет, очевидно, весьма сложнуюсистему факторов. Поэтому, чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно изучитьогромный объем метеорологического, геологического, географического и другихматериалов, прибегнуть к геоморфологическому анализу водоемов, наблюдению надменяющимися в этих районах климатом, изучить структуру почвенного покрова ит.д. Только в итоге выполнения такой исследовательской работы можно будетотбросить несущественные факторы и дать более или менее адекватное объяснениеобразованию пустынь. Но почему задача объяснения оказывается в данном случаетакой сложной? Потому ли, что исследователь должен кропотливо изыскиватьпризнаки, свидетельствующие о существовании причинной зависимости? Нет, скореепотому, что их слишком много и надлежит правильно выбрать из них те, которыесоответствуют реальному положению дел, предварительно оценив их сравнительноезначение в данной ситуации.
Итак, можносделать вывод, что абстракции, используемые при установлении причины иследствия, играют весьма существенную роль в процессах объяснения, предсказанияявлений действительности. Если эти абстракции не могут быть осуществлены из-закаких-либо экспериментальных или теоретических трудностей, то правильноеобъяснение или предсказание событий на основе принципа причинности будетневозможным. Иначе говоря, ответ на вопрос о существовании причиннойзависимости можно получить лишь тогда, когда наблюдаются или логическивыводятся определенные признаки причинной зависимости и когда осуществляютсявсе необходимые при этом абстракции.
Ясно, чтосама объективная действительность далеко не всегда предоставляет возможностьвыполнения правил абстрагирования. Ученые во многих случаях, вероятно,предпочли бы возможность экспериментирования, вместо того чтобы полагаться нате условия познания, которые предоставляет им сама природа. То, что в однойситуации дает им преимущества, в других становится оковами исследования.
Задачейэксперимента в этом случае выступает демонстрация того, что изменения одногопредмета или явления (не нарушающие в искусственно созданных условиях характераестественных процессов) при прочих постоянных условиях вызывают соответствующиеизменения (возникновение) другого. Именно сохранение всех прочих условий внеизменном виде позволяет соблюдать принцип ceteris paribus (при прочих равныхусловиях). Когда же экспериментальная проверка причинной зависимости оказываетсяневозможной, выполнение правил абстрагирования может быть обеспечено, например,математическими средствами.
В самом деле,как можно объяснить, скажем, тот факт, что давление газа на стенки сосудаостается постоянным, если известно, что газ состоит из множества молекул, вхаотическом беспорядке ударяющихся о стенки сосуда? Чтобы объяснить постоянстводавления, нужно предположить, что, несмотря на хаотическое движение молекул,давление газа в любой точке объема в среднем одинаково. Но спрашивается, будетли используемое допущение правильным, существуют ли объективные условия,позволяющие подобное объяснение?
Оказывается,что такие условия действительно есть, и они создают требующуюся основу дляприменения теории вероятности в причинном анализе. Дело в том, что, когда мыимеем дело с большим количеством молекул, каждая молекула в среднем будетнаходиться одинаковое количество времени в любой точке данного объема. Имеетсяодинаковая вероятность того, что любая молекула попадает в любую конкретнуюобласть, независимо от того, где находится данная область. Множествохаотических столкновений создает ситуацию, при которой (в среднем) ни однамолекула не будет находиться около другой. Следовательно, каждая молекулаполучает высокую степень независимости в процессе движения относительно другихмолекул. Случайные столкновения стремятся ко все более полной компенсации и врезультате складываются условия для применения понятия причинности в полномсоответствии с правилами абстрагирования.
Что жепроисходит, когда эти правила не выполняются? Происходит незаметное для самогоисследователя (который не придает серьезного значения правилам абстрагирования)искажение результатов исследования. Предположим, что мы объясняем, опираясь назакон Гука, пропорциональное увеличение напряжения в стальном брускепосредством увеличения давления, пренебрегая тем, что подобная причиннаязависимость существует только в определенных пределах и при достижениинекоторой величины давления (характерной для каждого металла) нарушается. Ясно,что для объяснения и предсказания величины напряжения по величине давления втаком случае будет ошибочным.
Такимобразом, если строгий учет условий познания не имеет значения дляпринципиального решения вопроса об объективности причинной зависимости, то длямногих конкретных объяснений и предсказаний точное соблюдение правилабстрагирования (точность принятых допущений даже в количественном выражении)оказывается чрезвычайно важным. Игнорируя их, мы можем получить в итогесовершенно превратное объяснение события. Использование принципа причинности вкаждом конкретном случае должно быть обеспечено вполне определеннымиобъективными условиями. Это значит, что понятие причинности требует по крайнеймере двойного обоснования. Во-первых, должны быть обоснованы содержаниепредставлений о причинности, правильность выбора признаков причинности, которыеуказаны в определении понятия. Во-вторых, должны быть объективно обоснованыдопущенные абстракции и огрубления. Причем обоснование абстракций имеет неменьшее значение, чем сама идентификация признаков причинной связи, и должноосуществляться независимо от обоснования содержания. Но в то же время выделениепричины и следствия из всей системы сложных объективных явлений и отвлечение отвсех прочих условий в определенном отношении искажают целостную картину мира,ибо в действительности абсолютно изолированных систем нет.
Учитываястоль сложную теоретико-познавательную структуру принципа причинности,приходится мириться с тем, что неточности во всяком причинном исследовании неизбежны.Но тогда задача ученого состоит в том, чтобы они не превышали допустимогопредела. Тем более что он располагает теперь эффективными техническими иконцептуальными средствами, чтобы «нейтрализовать» в итоге свои ошибки, свестиих к минимуму. Так, в обыденной ситуации мы не считаем, например, ошибкой,когда в качестве причины замерзания воды указывается понижение температуры до 0°С, хотя точные измерения в различных ситуациях наверняка обнаружат некоторыйразброс в показаниях термометров, даже если замер производится в одном и том жеместе, но в разное время, или в одно и то же время, но с разными пробами воды.Почему позволительна такая неточность? Потому, что, указывая причинузамерзания, мы можем отвлечься от других факторов, несущественных в данныхусловиях. Мы можем пренебречь, например, влиянием примесей в воде, возможнымиколебаниями атмосферного давления, которое, как известно, также влияет напроцессы замерзания жидкостей. Мы выделяем лишь то, что интересует нас в данныймомент, имея ввиду лишь два наиболее существенных события при прочих равныхусловиях. Если количество примесей в воде не выше и не ниже обычного и давлениене слишком отличается от нормального, то ошибка в объяснении замерзания водыпонижением температуры до 0°С будет незначительной.
Ясно, такимобразом, что ученый не может и не должен позволять себе никакого произвола впричинных объяснениях и предсказаниях, соблюдая и обеспечивая всеми возможнымисредствами условия абстрагирования. Вполне допустимо изменять условия,приспосабливая их к требованиям ситуации (если ошибка не превышает при этомзаданной величины). Можно использовать в этих целях концептуальные илиматематические средства данной науки, не омертвляя самой действительности, ненарушая ее «живую связь».
Объективноеобоснование принципа причинности, однако, состоит не только в том, что онотражает некоторые стороны действительности, что выбор тех или иных событий вкачестве причины и следствия обусловлен объективными условиями познания. Самимотивы этого выбора всегда базируются на научной или практической деятельностилюдей. Поэтому как бы мы ни элиминировали субъективные моменты в процессесамого познания причинности, они неизбежно остаются в объяснениях ипредсказаниях до того этапа, на котором эти объяснения и предсказания могутбыть проверены на практике. Эту мысль выразил Ф. Энгельс: «Первое, что намбросается в глаза при рассмотрении движущейся материи,— это взаимная связьотдельных движений отдельных тел между собой, их обусловленность друг другом.Но мы находим не только то, что за известным движением следует другое движение,мы находим также, что мы в состоянии вызвать определенное движение, создав теусловия, при которых оно происходит в природе… Благодаря этому, благодарядеятельности человека и обосновывается представление о причинности,представление о том, что одно движение есть причина другого». Именно практика вконечном счете освобождает наше знание от субъективности. Она «растворяет» всвоей великой конкретности все наши абстракции, воплощая их в «плоть и кровь».Именно на практике, включая изученное нами звено причинной связи в таком виде,в каком мы его представляем, в объективную, всемирную связь явлений, мыпроверяем соотношение этого звена с сетью всех других объективных зависимостей.И если течение естественных процессов при этом не нарушается, значит, все нашимыслительные операции и абстракции, даже наиболее дерзкие, были вполнеоправданными.
Списоклитературы
1. Алексеев П.В., ПанинА.Ф. Философия. 3-е изд. М., 2007.
2. Крылов А.Г. Антологиямировой философии. М., 2008.
3. Греков А.М. Введение вфилософию. М., 2006.
4. Кун Т. Структурынаучных революций. М., 2006.
5. Никифоров Л.А.Философия науки. Сбп., 2007.