В списке основныхнаправлений биополитики (см. предшествующий раздел) «природачеловека» занимает первую позицию, что не случайно, так какименно этот вопрос наиболее тесно связан с проблемой философских основанийбиополитики. Известно, что без подобных оснований не может существовать никакаясерьёзная наука, даже если её деятели исповедуют позитивизм или вообще нетерпят философских дискуссий. Исследования науковедов ХХ века (Т.Куна, И.Лакатоша, П. Фейерабенда, С. Тулмина и др.) ввели в методологическую практикуинструментарий раскрытия философских идей о мире, методах его познания, системеценностей и др., фактически используемых, нередко в неявной (имплицитной)форме, учеными. Науковед Холтон говорит о философских «темах»,присутствующих в любом, сколь угодно конкретном научном исследовании. Учёный,по его словам, выбирает между «темами» дискретность иконтинуальность, постоянство, эволюция и катастрофизм и др. Что касаетсябиополитики, то её философски-методологический анализ был предметом докторскойдиссертации А.Т. Зуба, озаглавленной «Биология и политика.Методологический анализ биологической исследовательской программы».2.1.Биополитика и натурализм
Природа человека представляет одну из основныхпроблем для всякого политического мыслителя. Значительная часть собственныхисследований американского политолога и биополитика Р.Д. Мастерса, особенно егокнига «Природа политики» (Masters, 1989), посвящена этойпроблематике. Мастерс и другие биополитики подчёркивают, что биополитикарассматривает извечный вопрос о том, что есть человек (вообще и как субъектполитики – "Homo politicus" — в частности) по своей природе– добр ли он или зол, пластичен (как полагал, например, английский философ XVIIвека Дж. Локк) или консервативен, имеет ли фиксированные (прирождённые) нормыповедения, шаблоны восприятия, принципы морали и эстетики и др. (точка зрения,например, Т.Гоббса).
Как уже отмечено выше,биополитика в понимании природы человека тяготеет к натурализму,представлению о значимости природы человека как продукта егоэволюционной-биологической предыстории для политики; как мы помним (см.подраздел 1.4.1.), он противостоитрелятивизму, утверждающему изменчивость природы человека, её «непредначертанность» (крайний вариант – представление Дж. Локка о человеке как tabula rasa1) и абсолютизму, согласно которому сущность человека внеприродна (сверхприродна), вечна, неизменна и определена Богом или иным Абсолютом
1 Дж. Локкполагал, что нормы поведения и морали – всегда продукт воспитания; они невложены в нас изначально, отсюда и сравнение новорожденного с tabula rasa,«чистой доской».
Итак, биополитика предпочитаетнатурализм — утверждает примат эволюционно-детерминированной природы человека.Известно, что натурализм имеет многовековую предысторию. Уже вантичную эпоху на биологическую приоду человека ссылались при оправданиисоциального неравенства. Считалось, что рабам естественно быть рабами по своейприроде. Специфически женские роли в социальном разделении труда такжеобосновывались ссылками на биологические особенности женщины, что якобыпроявляется в ее некотором интеллектуальном отставании по сравнению с мужчинами(ср. ниже 6.7 о реальных различиях между полами).
Помимо биологическойприроды отдельного человеческого индивида, в разные эпохи истории речь шлатакже о сходстве между биологическими объектами и целыми государствами.Государство сопоставляли с живым организмом, а отдельные социальные слои иклассы – с органами этого организма. Рабы именовались «руками»государственного организма, его верховный правитель сравнивался с«головой», богатые, но непродуктивные слои общества – с«желудком». В античную эпоху существовали и басни, подчеркивавшиевзаимозависимость «органов» государства" как целой системы.Например, существовала нравоучительная басня о «руках» (т.е. классе рабов), отказавшихся работать на «желудок» (богатыхрабовладельцев) и погибших вместе с ним. Интересно, что в ХХ векеорганизмические сравнения в политологии оживляются, например, вкниге англичанина М. Робертса (Roberts, 1938), где различныеполитические режимы и ситуации сопоставлены с нормальным и патологическим(болезненным) состоянием живого организма. Книга носила название "Био-политика: Эссе по физиологии, патологии и политике социального и соматическогоорганизма", хотя вышла в свет за четверть века до официальной«инаугурации» биополитики как исследовательского направления в60-е годы ХХ века
Натурализм былхарактерен для многих естествоиспытателей времени просветителей-энциклопедистов(XVIII век), когда в моде было увлечение естественной историей. В начале XIX века в теории эволюции Ж.-Б. Ламарка (и Эразма Дарвина, деда создателя«дарвинизма») человек рассматривался как закономерный этаппрогрессивного усложнения, эволюции природы. Натуралистическое направление визучении человека породило во второй половине XIX века значительный интерес ксравнительным исследованиям поведения человека и других живых существ. Послеработ Чарлза Дарвина подобные исследования осуществляются, например, в рамкахпарадигмы «социального дарвинизма» (или "социал-дарвинизма"),во многом вдохновлённого работами Г. Спенсера, который выводил социальнуюорганизацию человеческого общества из таковой сообществ животных. Свою лепту вразвитие социал-дарвинизма внесли и другие видные ученые конца XIX – начала ХХвека, такие как А. Эспинас (книга «Социальная жизнь животных»,рассматривающая человеческий социум как этап эволюции животных сообществ) иособенно У. Сэмнер. Господствовал в основном «жёсткий» вариантнатурализма: человек прямо отождествлялся с другими представителями животногоцарства. Утверждалось, например, что человек, в силу своего звериногопроисхождения, жаждет крови своих же собратьев. Такой «жёсткийнатурализм» в большой мере вышел из популярности к середине ХХ века, всвязи с изменившимися политическими и культурныи реалиями, и был оживлён в60-70-х годах ХХ века в популярных книгах-бестселлерах Д. Морриса и Ардри(например, «Голая обезьяна», «Человеческий зоопарк»):«голая обезьяна» (Homo sapiens) прямолинейно отождествлялась спрочими приматами.
Современные биополитикитяготеют к «мягкому» варианту натурализма. Предполагается,что человек является продуктом биологической эволюции и потому сохраняет в себеи в своей социальной организации общебиологические характеристики, но в ходеэволюционного развития предков человека сформировались уникальные человеческиечерты, по которым человек качественно отличается от других живых существ,даже от других высших приматов. Такой натуралистический подход не отрицаетспецифики человека как особого живого существа, наделённого разумом, культурой(по крайней мере способностью её создавать), членораздельной речью ипостроенными на её основе символическими языками, а также технологией. Именнона платформе «мягкого натурализма» биополитика может вносить свойнемаловажный вклад в решение проблем политического поведения и политическихсистем человеческого общества в союзе с представителями социогуманитарных наук,которые и призваны изучать специфически человеческие характеристики, нередуцируемые до свойств наших эволюционных «родственников» — другихприматов. Автор книги «Биополитика» Торстон (Thorson, 1970), стоя наплатформе философии П. Тейяра де Шардена, полагает, что на этапе появлениячеловека в эволюции всё более нарастает её духовная компонента. И в этомплане само возникновение биополитики есть закономерный этап эволюции – а именноэтап, на котором «эволюция осознаёт саму себя».
Утверждение, что человекесть лишь животное, давно получило в литературе ярлык «социальноебиологизаторство», и большинство биополитиков, социобиологов и др.стремятся от него отмежеваться. В частности, биополитики демонстрируют своенеприятие социал-дарвинизма – представления о возможности прямолинейногопереноса теории эволюции Дарвина на человеческое общество, его политическиесистемы. «Все известные нам биополитики единодушны в отрицаниисоциал-дарвинистского применения биологии и иных злоупотреблений такогорода» (Flohr, Tцnnesmann, 1983, S.17). Однако в свете данных современныхнаук о живом представляется неоправданной и противоположная крайность: огульноеотрицание природно-биологической компоненты человека.
Причём, эта компонентарассматривается некоторыми учёными как один из основных уровней организациичеловека как системы. Так, именующий себя «биосоциологом» П. Майер(Meyer, 1987a, b, 1996) из Германии говорит о «биосоциальномуровне» куда он относит, например, «аффекты» (всякого родаэмоциональные подсознательные и бессознательные психические процессы иповеденческие реакции — от отдергивания руки от раскаленного предмета допотирания века при попытке сказать ложь), противопоставляя ему специфическичеловеческие уровни, которые он обобщённо именует «психокультурными». Уровневая концепция человека (см. подробнее 2.5.) имеет, однако, своисущественные ограничения. Человек более сложен, чем «слоёный пирог».Биологическая и культурная компоненты столь переплетены в каждом человеческомпоступке, столь взаимопроникают, что их распределение по уровням может бытьневозможным. В таких случаях можно говорить о параллельных языках описанияодного и того же поведения, о выяснении его проксимативных(непосредственные мотивы поведения) и ультимативных причин (значение сточки зрения эволюционной биологии). Строго говоря, есть даже четыре подхода кповедению. Они отвечают, соответственно, на вопросы: 1) каковынепосредственные причины поведения и психические механизмы, лежащие в егооснове? 2) как возникает определенный тип поведения в ходе индивидуальногоразвития? 3) какие функции выполняет поведение? 4) как возникают определённыеформы поведения в ходе эволюции?
Достижения этологиипоследних десятилетий существенно усложнили наши представления о поведениидругих живых существ. Животные (включая насекомых) далеко не всегда следуютнаследственно закрепленным образцам поведения, у них есть «жизненныйопыт» и знания преемственного характера, передаваемые в сообществе организмов(биосоциальной системе) из поколения в поколение. Многие животные способны иделать выбор между альтернативами, находить нетривиальные решения задач(инсайт). Пчелы в некоторых случаях решают новую задачу, различая формугеометрических фигур или сопоставляя два стимула (например, запах амиловогоспирта и цвет предъявляемых карточек). Инстинкты, несомненно, вносят вклад вповедение животных, но в значительной части случаев наследственно задана лишьобщая канва поведения, детали могут варьировать в зависимости от ситуации,приобретаться в результате обучения. Так, молодые муравьи не могутправильно ухаживать за личинками и коконами, если их не обучат особыемуравьи-менторы.
КипятковВ.Е.Поведение общественных насекомых // Знание. Сер. Биол. 1991. № 2.
У человека существуетневербальная (бессловесная) коммуникация, роднящая его с другими живымисуществами, проявляются многие общебиологические формы поведения, такие какагрессия и сексуальное поведение. Исследования с маленькими детьми говорят оналичии у них многочисленных врожденных программ поведения, роднящих их сдетенышами животных. Младенец не только наделен от природы способностью сосатьи ухватываться за палец: он, например, имеет врожденное представление об обликематери: это должно быть нечто овальное с темным Т-образным контуром посередине.Врожденные и общие для многих приматов элементы усматриваются и в поведенииребенка более старшего возраста. Это такие особенности поведения, как консерватизм(готовность по многу раз слушать одну и ту же сказку, желание следовать раззаведенному распорядку дня), «инстинкт собственности» (ребенокдорожит своими игрушками и другими предметами, а также имеет свою территорию),стремление построить себе убежище (настил, шалаш) и даже склонность кворовству (Дольник, 1994, 1996).
Освоение родного языкапроисходит на базе врожденной «универсальной грамматики» (общегопредставления о структуре языка), готовности производить и различать фонемылюбого из человеческих языков. На эту врожденную канву наслаивается конретнаяязыковая информация. На этом примере хорошо видно, что включая четкий и важныйврожденный компонент, развитие ребенка уже на ранних стадиях все же несводится только к нему и представляет сложное взаимодействие врожденного иприобретенного в социокультурной среде, генно-культурную коэволюцию (см.2.2.1 ниже).
Биологические данныеговорят о наличии общего биосоциального фундамента у ряда политически значимыхформ социального поведения человека. Так, современные биологи (особенноэтологи) в большой мере – на базе своих данных – симпатизируют П.Кропоткину,говорившему об эволюционной предыстории такой политически важной характеристикичеловека, как стремления к кооперации с себе подобными.
Всё больший интересвызывает генетическая детерминация ряда элементов социального поведениячеловека. Эти генетически фиксированные элементы поведения выступают как«nature» в противоположность факторам среды – «nurture»(воспитанию). Правда, А.Т. Зуб (1994, 1998) справедливо указывает на далеко недостаточную разработанность генетики поведения человека. Даже если естьгенетические детерминанты поведения, то они не могут не представлять собойсложных, с большим трудом поддающихся исследованию генных комплексов. Тем неменее, в области исследования важных для социального (политического) поведениягенов в 90-е годы ХХ века наметились «подвижки». Достаточно сказать,что есть данные о генетической детерминации базовых (характерных для индивида)концентраций нейротрансмиттеров – важных факторов человеческого поведения нанейрохимическом уровне. Ученые пытаются картировать на хромосомах генышизофрении, предрасположенности к алкоголизму и к гомосексуализму, сезонногоаффективного расстройства (предпосылки депрессии, гиперактивности, плохойуспеваемости в школе и др., см. подробнее раздел 6 ниже).
Помимо этого, немецкийбиополитик Х. Флор обращает внимание на то, что противопоставление«наследственный(врождённый) – приобретённый» («nature –nurture») не тождественно оппозиции «биологический –культурный». У животных, как указано чуть выше, не всё поведениегенетически задано как совокупность инстинктов, имеются и формы поведения,возникающие в результате обучения. Негенетически передаваемая в животномсообществе информация – примитивный, зародышевый аналог человеческих культурныхтрадиций, также сохраняемых в результате подражания, обучения. Передачаинформации посредством обучения наиболее характерна для человекообразныхобезьян, у которых вполне оправданно говорить о наличии«протокультуры». Различные группы шимпанзе различаются по способам изготовленияорудий и по сигналам коммуникации – это разные «культурные традиции»(Butovskaya, 2000). Человекообразные обезьяны (шимпанзе и орангутан) узнаютсвое отражение в зеркале. Шимпанзе, бонобо (карликовый шимпанзе) и, понекоторым данным, горилла способны к символической коммуникации – вэксперименте способны активно использовать сотни слов языка глухонемых AMSLAN(освоению звукового языка мешает устройство речевых органов и соответствующихотделов мозга), составлять из них простые предложения, употреблять слова вабстрактном смысле (так, по свидетельству супругов Гарднер, самка шимпанзе Уошоиспользовала слово «грязный» в переносном значении – как синонимслова «плохой»). В опытах с группой бонобо (карликовый шимпанзе) впоследние годы показана их способность — в достаточно молодом возрасте –спонтанно осваивать до 150 слов и в дальнейшем использовать их в общении междусобой (Butovskaya, 2000).
Эти примеры заставляютзадуматься над тем, что многие из сторон «уникальности человека»имеют, так сказать, градиентную природу, т. е. представляют результат нескачкообразного, а постепенного, хотя и интенсивного развития того или иногопризнака, предварённого уже у высших представителей животного царства. Иначеговоря: соответствующие «человеческие» свойства имеются и у другихживых существ, но в не развитом, зачаточном виде. Помимо культурных традиций,можно говорить о градиентном отличии человека и высших животных также в планетехники. Зачаток техники исследователи усматривают в способности обезьян (и дажене только их) изготавливать и использовать простые орудия труда.
Многие приматы обладаютзачатками того, что социальные психологи обозначают как «маккиавелевскийинтеллект» – способность осзнавать свой социальный статус и ранг (высокийили низкий), использовать с выгодой для себя свое «положение вобществе». У человекообразных обезьян на этой основе возможны сложныеманипуляции, «политические интриги», обманные действия. Так, желающаякопулировать с самцом низкого ранга самка уводит его подальше от самца-вожакаили дожидается его засыпания, после чего делает свое дело.
Полученные в последниедесятилетия нейрофизиологические данные говорят о важности длячеловеческой психики событий, протекающих не только в наиболее эволюционнопродвинутых, но и даже в достаточно древних структурах человеческого мозга(например, в мозговом стволе, лимбической системе). Эти структуры испытываютсильное модифицирующее и контролирующее влияние вышележащих слоёв, имеющихсятолько у высших приматов (а в развитой форме многие из них, например, речевые центры, есть только у человека), но это не меняет их древнегопроисхождения и, соответственно, эволюционно-консервативного фундамента ихфункций. Поэтому использование социобиологических концепций, генетики поведенияи этологии в исследованиях политического поведения представляет несомненныйинтерес. Конечно, использование подобных концепций не означает редукциисоциального к биологическому. Очевидно, необходим «мягкий натурализм»с комплексным междисциплинарным подходом к природе человека.2.2.Коэволюция
Коэволюция (от лат.со - с, вместе и evolutio – развёртываться, развиваться) – согласованное,«взаимно пригнанное» развитие частей одного целого. Понятие «коэволюция»было применено экологами (П. Эрлихом, П. Рэйвеном) в 1964 г. для описаниякоординированного развития различных видов в составе одной экосистемы(биогеоценоза). Примером коэволюции может служить динамика развития системы«растение – поедающие его гусеницы». Растение вырабатывает ядовитыедля гусениц вещества, но определенные виды гусениц (например, гусеницы бабочкимонарха) в ходе эволюции приобрели нечувствительность к растительным ядам;более того, они накапливают их в своем теле и сами становятся несъедобными дляптиц.
На этом примере мы видимкоординированную эволюцию звеньев целой экосистемы. Можно говорить о коэволюциихищника (волка) и его жертвы (зайца). Заяц в ходе своей эволюции как видавырабатывает средства защиты от хищников, но волк (и другие хищники), в своюочередь, приобретают в процессе эволюции все более совершенные средства дляуспешной охоты. Это своего рода «гонка вооружений», коэволюция,ведет к взаимной балансировке численности двух коэволюционирующих видов –что и отражено в соответствующих математических моделях, применяемых в экологии(в частности, модель Вольтерра-Лотки, демонстрирующая устойчивые колебаниявокруг некого среднего значения численностей хищника и жертвы). Можно говоритьо коэволюции организмов и всей их среды обитания, отдельного компонентаэкосистемы и всей этой системы, включающей много биологических видов.
Понятие«коэволюция» оказалось приложимым к самым различным формам бытия –объектам естественных, социальных и гуманитарных наук. Коэволюционные процессыпротекают на всех уровнях: сопряженное развитие частей целостных систем характернадля эволюции молекул, эволюции биосферы, эволюции идей. Популярность идеикоэволюции в современном мире такова, что академик Н.И. Моисеев говорил о«коэволюционном императиве», обсуждая во многих публикациях не толькобогатое научное, но и практическое содержание идеи коэволюции. «Наукаутверждает, и мы обязаны принять утверждение, сколь бы нам это ни было трудно,о том, что человечество может иметь перспективу будущего развития только тогда,когда оно снова окажется в равновесии с биосферой, то есть когда станетвозможным обеспечить состояние коэволюции /выделено мною – О.А./биосферы и общества»(Моисеев, 1996, С.91). Коэволюционная стратегия вовзаимоотношениях человечества и всего многообразия форм жизни на Землерассматривается как одна из стержневых установок для XXI века привыработке, например, оптимальных региональных сценариев природопользования исельского хозяйства. Идея коэволюции выступает также как одно из центральныхзвеньев формирующейся ныне новой научно-философской «познавательной модели»мира (Родин, 1991; Карпинская и др, 1995; Лисеев, 1997). Эта модель миравбирает себя ценные идеи, созданные ранее в различных концептуальныхпарадигмах. Она разделяет синэргетическое представление об открытости какхарактерном свойстве систем всякого рода и поддерживает созданную в последниедесятилетия «диатропическую модель мира» (С.В. Мейен, Ю.В.Чайковский, С.В. Чебанов и др.) с акцентом на многообразии, плюрализме,многоплановости объектов любой природы. Спецификой коэволюционной«познавательной модели» можно считать установку на толерантность(«терпимость»), стремление к мирному развитию полифоничного(«многоголосого») бытия.
Идея коэволюции занимаетдостаточно важное место в биополитике в силу двойственного статуса человека (очём шла речь в предшествующем параграфе). С одной стороны, биополитикаутверждает принадлежность человека к живой природе, эволюционное родство сиными формами жизни. Это глубинное родство (единосущность) человекаобусловливает потенциальную возможность понимания поведения живых существ(особенно близких к нам высших животных) через мысленную постановку себя на ихместо (эмпатию, см. ниже 2.3.). С другой стороны, человек представляетуникальный продукт эволюции с качественно специфическими характеристиками.Будучи качественно обособленной частью единого планетарного многообразия жизни(биоразнообразия), человек и всё человечество вступает в коэволюционныеотношения с остальными частями биоса (жизни); более того, «внутрисебя» человек имеет как биологически-детерминированные, так и чисточеловеческие (социальные, культурные и т.д.) грани, тесно взаимнопереплетенные, предполагающие друг друга и в то же время коэволюционирующие.Эти коэволюционные отношения включают разные аспекты, важнейшие из коих мыперечисляем ниже.
Биосоциальность можетбыть рассмотрена как «сквозное» свойство, в определенной мерепредварённое уже в безжизненной материи, всё более ярко проявляемое навитальном и ментальном уровнях и достигающее в случае человека подъём на высотыдуховного уровня. В этом понимании это понятие перекликается с тем, что П.Тэйяр де Шарден называл «внутренняя (имманентная) сторона» вещей или«психическое» в книге «Феномен человека» (1965). Хотя этосвойство не вполне тождественно биосоциальности (оно охватывает также«ментальное» и «духовное» в нашей классификации), оно явносвязано с ним и также постепенно нарастает в ходе предбиологической и особеннобиологической эволюции. «Внутреннее» переходит в «развитоесознание» по мере приближения к человеку и достигает кульминации в форме«духовного» в точке Омега, где, по Тэйяру де Шардену, осуществляетсяслияние материи с Божеством. Как уже отмечено, Торсон в книге Биополитика"(1970) полагал, что биополитика играет особую роль в восхождении к точке Омега– она знаменует собой «осознание эволюцией самой себя».
Биополитикаориентируется в понимании природы человека на натурализм — представление оприроде человека как продукте его эволюционной-биологической предыстории.Существенное биополитическое значение имеет понятие «коэволюция» –согласованное, «взаимно пригнанное» развитие частей одного целого,приложимое как к разным уровням человека и социума (генно-культурнаякоэволюция), так и ко взаимоотношениям человечества и био-окружения. Идея коэволюции подводит нас к биоцентризму — установке на абсолютную ценностьживого во всех его формах, на этическое восприятие живого, на пониманиечеловека и человечества как части планетарного биоса (жизни). Познание живоговключает в себя момент осознания его глубокого родства, единосущности с познающимчеловеком как также представителем биоса (познание на принципах гуманистики,содержащей момент эмпатии – проецирования себя в познаваемый объект). Какчеловек, так и другие живые существа представляют собой многоуровневые системы.Возможны разные классфикации этих уровней, но в этой книге принятамодифицированная схема Н. Гартмана (с учетом взглядов Кремянского и другихученых), включающая физический, витальный, ментальный и духовный уровни.Биосоциальность рассматривается как «сквозное» свойство материи,нарастающее и усложняющееся при переходе от уровня к уровню.ЛИТЕРАТУРАВлавианос-Арванитис А., Олескин А.В. Биополитика. Био-окружение. Био-силлабус. Афины: Биополитическая Интернациональная Организация. 1993. Горелов А.А. Социальная экология. М. Изд-во Ин-та философии РАН. 1998. Гусев М.В. К обсуждению вопроса об антропоцентризме и биоцентризме// Вест. Моск. ун-та. Сер. 16 (Биология). 1991. N 1. С.3--6. Данилова Н.Н., Крылова А.Л. Физиология высшей нервной деятельности. М.: Учебная литература. 1997. Дерягина М.А. Эволюционная антропология. М.: Изд-во УРАО. 1999. Дерягина М.А, Бутовская М.Л. Этология приматов. М.: МГУ. 1992. Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о человеке в компании птиц и зверей. М.: Педагогика. 1994. Дольник В.Р. Вышли мы все из природы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. М.: Linka Press. 1996. Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М.: Мир. 1981. Захаров А.А. Организация сообществ у муравьев. М.: Наука. 1991. Зорина З.А., И.И. Полетаева, Ж.И. Резникова. Основы этологии и генетики поведения. М.: Изд-во МГУ. 1999. Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А.П.. Философия природы: коэволюционная стратегия. М.: Интерпракс. 1995. С. 13--78. Ламсден Ч., Гуршурст А. Генно-культурная коэволюция: человеческий род в становлении // Человек. 1991. № 3. С.11--22. Лоренц К.З. Агрессия (так называемое зло). М.: Прогресс. 1994. Майерс Д. Социальная психология. Спб., М., Харьков, Минск: Питер. 2000. Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Этология и психобиология. М.: Мир. 1988.