1.Охарактеризовать основные свойства и качества русского национальногомироотношения: Н. Бердяев об антиномичности русской души
Исходная посылка всехрассуждений Бердяева – специфическая двойственность «русской души»,противоречиво сочетающей в себе восточный и западный элементы, а так жеправославный аскетизм со стихийно-природным началом. Из данного базисногопротиворечия он выводит сущностные конфликты русской истории, кажущиеся емухарактерными для нее метания между крайностями. Русский народ, не раз повторяетв своих книгах Бердяев, можно охарактеризовать лишь в полярных противоположностях:он с одинаковым основанием может считаться и государственно-деспотическим ианархически свободолюбивым, склонным к национальному самомнению и более всехспособным в к всечеловечности, жестоким и вместе с тем способным к доходящемудо болезненности состраданию.
Антиномичность русскойдуши усугубляется тем, что в своих устремлениях она не знает ограничений. Вэтом отношении «пейзаж души» русского человека напоминает пейзаж земли, накоторой она формировалась: та же необъятность, отсутствие каких-либо пределов,устремленность в бесконечное. Этот природно-языческий элемент сталотличительной чертой, особенностью русского человека, православному в своейоснове, такие черты, как приверженность к определенной идее, готовность нестиво имя нее страдание и жертвы, напряженный максимализм, тяготение к вечности, иномумиру. Эти духовные качества, утрачивая непосредственную связь, со своимрелигиозным источником и приобретая иное содержание, стали воплощаться вразличных общественных теориях и движениях, в том числе, и в русском коммунизме».
Характеризуя духовныйсклад русского народа, Бердяев опровергает расхожие на западе легенды о еговарварстве и косности. Он напоминает западному читателю и о культуре киевскойРуси, стоявшей выше современной ей культуре западной Европы, и о замечательномрусском зодчестве, и о величии классической русской литературы, и оборигинальности русской религиозно-философской мысли, и о коллективном гениизакрепощенных, неграмотных крестьянских масс, создавших самобытную народнуюкультуру, основанную на православии.
Вместе с тем, русскаядуховность, по его мнению, чужда западному просвещению. Западные и восточныеэлементы в русской культуре существуют как бы порознь и противостоять другдругу. Западное просвещение, перенесенное на русскую почву петровской реформой,сконцентрировалось в узком слое дворянства и интеллигенции. Усвоив западныезнания, этот слой оторвался от народа, продолжавшего жить своими традициями,стал для него «чужой расой». Но и само «образованное общество» воспринялоиноземные влияния поверхностно. Они не смогли совершенно преодолеть русского человека,а лишь породили в его сознании и делах напряженные коллизии: созданная Петромимперия разрасталась, сделалась обширнейшим государством в мире, но ее единствоне носило духовного характера. Наоборот, оно порождало и воспроизводилоразрозненную духовность. Поэтому, утверждает Бердяев, при всем своем внешнемвеличии русское государство XIX века было противоречивым и нездоровым. Всердцевине его был заложен конфликт между исконной русской идеей гармоничноустроенного православного государства («Святая Русь») и заимствованной у немцевидеи империи, самым ярким воплощением которой был «прусский офицер» на троне — Николай I. Носителем противостоящих империи начал стала, прежде всего, интеллигенция,оказавшаяся в хронической оппозиции к власти.
Разрешением этогоконфликта — разрешением болезненным, но по-своему закономерным, и стала, поБердяеву, русская революция.
В рассуждениях Н.Бердяевао «русской душе» проявилась наблюдательность, и понимание национальногохарактера. В них нашли свое продолжение старые споры славянофилов и западников.В этих спорах он занял достаточно оригинальную позицию. В противовесодносторонне западнической точке зрения, рассматривавшей все не похожие на «Европу»элементы русской жизни как признак ее отсталости, философ утверждает духовно-историческуюсамобытность России. Русский народ не догоняет запада, а идет своим собственнымпутем. Вместе с тем, Бердяев не принимает и традиционного славянофильства, и вотличие от него считает, что в русской истории невозможно найти гармоничноговнутреннего единства. Не соглашается он и со славянофильским тезисом о «негосударственной»сущности русского народа. В соответствии со своей концепцией противоречивойприроды «русской души», Бердяев развивает иной тезис: в русском сознанииуживаются и приверженность государственному могуществу, и идеал свободы.Столкновение инстинкта государственности с инстинктом вольнолюбия и правдолюбияисторически выразилось в постоянном чередовании разрушительных бунтов вольницыс периодами усиления власти, сдерживавшей эту вольницу железной рукой.
Замысел Бердяева,очевидно, состоял в том, чтобы снять крайности западничества и славянофильствав новом теоретическом синтезе. В «Итогах...» прослеживается некоторая «ориентализация»в оценке русской народной жизни. В частности, «русский коммунизм»рассматривается как коммунизм восточный. В то же время, русская историярассматривается в контексте европейской истории, развернутой во временицелостности, формируемой совместным участием в ней всех населяющих континентнародов.
Однако России принадлежитособая роль в общеевропейском историческом процессе. Следуя В.Соловьеву,Бердяев пропагандирует мессианский смысл русской истории и божественноепредназначение русского народа.
Современными ученыминеоднократно обсуждалась возможность использования при разработке новойметодологии гуманитарных наук опыта российской общественной мысли конца XIX — начала XX вв. Поэтому приоритетным направлением развития исторической наукистало изучение интеллектуальной истории и духовной культуры дореволюционнойРоссии, и, в частности, наследия одного из ведущих отечественных религиозныхмыслителей НА Бердяева.
Однако, на наш взгляд,именно в творчестве Бердяева наиболее ярко отразился кризис, который пережила «русскаяидея» в начале нашего столетия
Русская религиознаяфилософия (в лице ее ведущего направления — школы В. Соловьева, группы журнала «Путь»)представляла собой попытку объединить трудносоединимое: политическую культуруроссийской интеллигенции, основанную на вере в социально-политический прогресс,и религиозное миросозерцание. Этой основной цели соответствовали и методы:синтез веры и философского сомнения, догмы и творчества должен был создатьпочву для «гибридного идеала» — компромисса традиции и современной культуры.
Той же цели должно былослужить и создание особой, религиозной версии националистической идеологии — «русскойидеи» Версия национализма, созданная религиозными философами начала века, быладовольно мягкой: они подчеркивали такие черты русской души, как всечеловеческаяотзывчивость, веротерпимость. Это давало возможность, как полагали мыслители,снять противоречие между западничеством и славянофильством, то есть между веройв прогресс и «консервативной утопией» Святой Руси, универсализмом — и убеждениемв особом всемирно-историческом призвании России.
Н.А. Бердяев, совершившийв начале XX в. знаменитый переход «от марксизма к идеализму», обратился к «русскойидее» после неудачи первой русской революции. Первоначально его трактовкарусской идеи носила утопически-славянофильские черты. В своих произведенияхБердяев описывал Россию как особый тип культуры, главной чертой которогоявляется идеал «святой свободы, свободы святых», осуществимый «в соборности, ане в индивидуализме». Всемирно-историческое призвание России, как полагалфилософ, состоит в следующем. В геополитическом плане Россия должна создатькультурный «мост» между Востоком и Западом; в плане политическом — предложитьмиру общественное устройство, основанное на началах соборности, в интеллектуальном- создать новый тип миросозерцания, идущий не от отвлеченного разума, а отцелостного, религиозно просветленного духа. Иными словами, все стороны бытияРоссии как единого национального организма должны выражать неповторимыйрелигиозный опыт русского православия и служить осуществлению замысла Бога оРоссии.
В то же время задачавоспроизведения российской уникальности интерпретировалась мыслителем не вконсервативном, а в реформистском ключе: Бердяев принимал кадетскую программусоциально-политического реформаторства, призывал к обновлению церковной жизни,критиковал теории Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева за проповедьизоляционизма. Кроме того, его концепция всемирно-исторического развитиячеловечества строилась по прогрессистской схеме — как последовательноевосхождение человечества к преображению мира и Царствию Божьему, где каждыйнарод поочередно (почти по Гегелю) берет на себя духовное руководствочеловечеством, а Россия становится лидером на завершающей стадии этогопроцесса. Таким образом, историософская концепция Бердяева была обращена вутопическое будущее и в то же время содержала призыв к социальной активности.
Революция 1917 г. опрокинула исторические надежды провозвестников «русской идеи». В этой ситуации Бердяев былвынужден переосмыслить сложившиеся у него ранее представления об особенностяхрусской культуры и «русской души». Он переносит акценты на такие темы, какслабость «культурного слоя» в России, недостаточное развитие личностногоначала, особую «географию» русской души — ширь, зовущую к скитальчеству, но незнающую чувства меры и формы. Конституирующим принципом русской души Бердяевстал считать антиномичность, противоречивость. Соответственно изменились представленияфилософа о «русской идее»: теперь Бердяев воспринимает ее не как замысел Бога,который остается неизменным, что бы ни происходило в земной России, а вполнереалистично — как литературно-философскую традицию, обусловленную особенностяминациональной психологии. Эта традиция, по мнению Бердяева, столь же двойственнаи противоречива, как и сама русская душа. Историческую вину интеллигенциифилософ видел уже не в том, что она совершила отступничество от ценностейрусской души, а в том, что интеллигенция слишком верно воспроизводилапротиворечия русской души, не пытаясь творчески их преодолеть. Русскийкоммунизм является «изнанкой», карикатурно-точным подобием русской идеи, какона была воплощена славянофилами, Ф.М. Достоевским, Л.Н. Толстым. Подменаоказалась возможной именно потому, что и славянофильский идеал был ложным: за «соборностью»скрывалась неразвитость личности, за «мессианизмом» — грех народопоклонст-ва.Новая система историософских воззрений позволила философу истолковать революциюкак трагическое, но закономерное порождение отечественной истории и культуры.
Эволюция философскихвоззрений Бердяева после событий 1917 г. состояла в отказе от русской идеи какопределяющей системы ценностей. Бердяев решительно сделал выбор в пользутворчества новых ценностей, новых идей, тогда как другие его соратники порелигиозно-философскому возрождению начала XX в. (например, С.Н. Булгаков)попытались сохранить утопическое представление о русской идее, считая революцию 1917 г. лишь временным отклонением от изначального Божьего замысла
Что же такое этазагадочная русская идея? Многие считают, что ответ был дан славянофилами,которые утверждали, что Запад исчерпал свои творческие возможности и что пробилчас России, она должна взять на себя культурно-историческую миссию построенияна земле Божьего царства. В такой формулировке становится ясным, что этамессианская утопия лежит в основании и русского коммунизма. Но те авторы, накоторых сегодня обычно ссылаются, когда требуется подтвердить возможность самойрусской идеи, оставили нам скорее задачу, чем решение. Например,Н. Бердяев много писал об антиномичности русской души: мы являемся такимбезгосударственным народом (в том смысле, что не любим и не уважаемгосударство), который тем не менее все свои силы положил на создание одного изсамого могущественных государств в мире. Смирение русского человека уживается сжестокостью, дружественность к иным народам с великорусским шовинизмом,свободолюбие с рабством, мораль и любовь к справедливости с самым дикимбизнесом и беззаконием. Очевидно, что славянофильский путь построения русскойидеи на некоторых мифических преимуществах русского народа приводит в тупик.Утешает лишь то, что в любой стране, в любом народе мы найдем примерноодинаковый набор как добродетелей, так и недостатков.
Но если бы вопросупирался только в природу души или характера (или в расовые признаки), то,вероятно, о русской идее и речи бы не стоило заводить. Тем более разговоры оней не стали бы вести и русские философы, которые как никто были далеки отнационализма и тем более расизма. Например, В.С. Соловьев обосновывал «религиозныйИнтернационал» под руководством русского народа на том основании, что онслужил, а не руководил бы другими народами. Ясно, что не один русский народпретендует на лидерство, но для реальной истории важнее не само желание, аформа в которой оно реализуется. Например, и в Германии, как это яркообнаружилось в дискуссиях о самоопределении и национальной идентичности послевоссоединения, живы прежние амбиции. Но немцам не приходит в голову повторятьстарые стратегии «дранг нахт остен» и они мечтают об экономическом исоциально-культурном влиянии. Я думаю, что и мы сегодня должны задуматься осамоопределении и потихоньку собирать новое государственное тело. Речь идет нео геополитике, ибо даже не приходится мечтать о том, чтобы вернуть утраченныесферы влияния.
2.Положительное и отрицательное в русском характере. В чём выражаетсяпреимущество национального мироотношения?
Каждый этнос, каждаяэпоха, культура или самостоятельный социальный слой обладают своим собственныммироотношением и им обусловленным типом рациональности, уникальными способамипостижения мира. Поэтому нет, и не может быть даже в относительно узких сферахтеоретического знания универсальной теории или парадигмы, приемлемой для всехэпох и этнических систем. Следовательно, не может быть и произвольного,обусловленного многообразием сугубо личностных интенций автора, хаоса «индивидуальныхинтеллектуальных инициатив».
К. Мангейм писал, чтоотдельный человек лишь участвует в коллективном процессе мышления, оперируястереотипами, выработанными и принадлежащими конкретным группам, именно так,чтобы сохранить, либо изменить окружающий мир в соответствии с условиямисуществования группы. Поэтому, полагая, что фундаментальными, жизненнозначимыми для человека не в последнюю очередь являются именно этническиесообщества, мы считаем, что внутренняя логика развития любой интеллектуальнойдеятельности задается, в том числе, и этническими особенностями ее носителей. Вее создании значительную роль играет мировосприятие этнокультурной системы в целом.
Хорошо известно, вчастности, что специфика природных условий Центральной и Юго-Восточной Азии,необходимость строительства ирригационных сооружений и трудоемкость работ нарисовых чеках обусловили особенности и образа социальности, и постижения соотношениямежду индивидным и общественным, и представления о власти и подчинении и мн.др. элементы системы мироотношения этносов данного региона, что, в своюочередь, послужило основанием специфического социального и политическогоустройства обществ, именуемых Восточными деспотиями.
Известно также, насколькопо-разному различные народы воспринимают такие феномены, как пространство ивремя: стоит сравнить с этой точки зрения, скажем, отношение к пространствурусского человека и японца. В первом случае — чувство власти безграничногопространства над человеком, подмеченное Н.А. Бердяевым: «Русская душа подавленанеобъятными русскими полями и необъятными русскими снегами, она утопает ирастворяется в этой необъятности… Гений формы — не русский гений, он с трудомсовмещается с властью пространств над душой. И русские совсем почти не знаютрадости формы». Во втором случае — проявление огромной изобретательности внаиболее рациональной организации ограниченного пространства, что яркопроявляется, в частности, в японских интерьерах, где легкость форм иконструкций сочетается с оптимальным цветовым решением, что позволяет «раздвинуть»пространство.
Ритм жизни, еецикличность также входят в систему национального мироотношения, формируя ееособенность. Продолжительность периода детства, возраст для вступления в брак,срок наступления старости и др. определяются самим глубинным восприятиемнародом времени, его уникальным отношением к времени. Более того, самомногообразие философских концепций пространства и времени указывает налокальность пространственно-временных восприятий, и эта локальность имеет своейпроекцией идею локальности самого пространства и времени. «Время не есть. Времяимеет место… — пишет М. Хайдеггер. — Поскольку протяжение само есть вмещение,в собственно времени уже таится имение места». Определяя бытие как «бытие-вот»,как человеческое бытие (Dasein), как присутствие, М. Хайдеггер вводит всущество бытия существо времени как присутствования (Anwesen), как «именияместа». Бытие для него всегда — «здесь и теперь», а это значит, что времявсегда локально, всегда — четырехмерно.
Первичное, самое общеефеноменологическое описание национального мироотношения позволяет выделитьнесколько, основных, на наш взгляд, групп мироотношенческих предпочтенийнарода. Первую мы условно обозначаем как совокупность образов и предпочтений «всфере трансцендентного». Эта группа ориентации и предпочтений национальногомироотношения глубинным образом конституирует сам феномен личности,принадлежащей к данному этническому сообществу, образует «метафизическийфундамент» национального мироотношения.
3. В чёмвыражается синтетизм русского мироотношения?
Русская философская мысльвсегда тяготела к синтетизму. И это не случайно. Потому что она всегда быласаморефлексией «российской цивилизации» — уникальной евразийской, общественнойцивилизации, у которой действуют свои системные законы развития и своя логикаИстории, определяемые «большим пространством» и «большим временем» российскойЕвразии, которая никогда не была ни Востоком, ни Западом, а их великимисторическим Синтезом. Синтетизм русской философии — от общинного,коллективистского характера не только самосознания русского народа и всехнародов России, но и самих основ Бытия России. Поэтому русская философияпородила русскую философию качества, чья синтетичность упредила тяготение ксинтетичности современной философии качества на 60—70 лет. Н.А. Бердяевсвязывал качество бытия человека с творчеством. Он уже ставил вопрос о качествеистории. Н.К. Рерих писал о «качестве века», «качестве культуры», мастерствекак величайшем сосредоточии качества, желанности труда, любви к труду какглавному условию его качественности. И.А. Ильин еще в 30-х годах связал будущееРоссии с качеством, которое он толковал широко, связывая его с Духом иДуховностью русского человека и России в целом.
Отношение человека ксущему, к Абсолютному (к Богу, к субстанциальным основам бытия и т.п.), кпроблемам жизни и смерти, к смыслу жизни, к времени, к прошлому и будущему, клюбви, к страданию, к одиночеству, к проблемам страха, скуки, зависти,уверенности в себе, обиды, унижения, жизненного успеха, силы и слабости, образыдобра и зла, истины, гносеологические ориентации и мн. др., далеко не всегданосящее отрефлексированный характер, определяет фундаментальный «личностныйстержень» человека, реально разделяет «своих» и «чужих», формирует обликразличного рода национальных элит и контрэлит, регулирует саму повседневность.
Другую группумироотношенческих предпочтений народа составляет совокупность «социальных пристрастий»,сформированных в этнической культуре. В нее мы можем включить такиесоставляющие, как национальный образ общественной солидарности (в него входят,в частности, представления человека об условиях и формах социальнойконсолидации), образы «чужого» и «врага», социальной опасности, глубинноеотношение членов этноса к открытому участию человека в социальном иполитическом процессе, к социальным переменам, к различным формам социальности(к семье, религии, государству, армии, науке, образованию), к различнымсоциальным общностям (например, к интеллигенции, богатым и бедным, кпредставителям иных этносов), образы «толпы и одиночки», власти и подчинения идр.
Еще одну группу архетиповнационального мироотношения составляет совокупность ориентации в областиповседневных межличностных отношений. Эти предпочтения формируют «ткань» самойповседневности, а от того, как человек ведет себя в «глубинах глубин»обыденности, от того, как он выстраивает свою «каждодневную суету», логикунепосредственного житейского поведения и здравого смысла, очень сильно зависити его включенность в целостный социальный процесс.
К этой группемироотношенческих ориентации мы можем отнести такие национальные образы, какобразы мужского и женского начал в их соотношении, образы детства и старости,материнства и отцовства, товарища, друга, делового партнера, образы житейскихнеурядиц и удач, отношение к межличностной борьбе, к «дружеской трапезе»,образы «ближнего и дальнего», изгоя, «выскочки», шарлатана, имитатора,харизматической личности, отношение к слухам и сплетням и мн. др.
Наконец, еще одну, идалеко не последнюю, группу мироотношенческих пристрастий народа составляют«формально-бытовые» пристрастия, такие, как мода (в одежде, архитектуре, стиляхискусства, научных направлениях, профессиональных и досуговых занятиях, мимикеи жестах), ориентации в структуре питания (совокупности вкусовых предпочтений),ориентиры в воспитании детей, предпочтения в развлечениях, образы повседневнойсвязи человека с землей, бытового комфорта и др.
Обобщенное описаниеотдельных составляющих феномена национального мироотношения позволяет говоритьо нем как о действительно комплексном явлении, ни один из элементов которого неможет быть произвольно отторгнут или «заменен на иной».
Исторический путь каждогонарода извилист и непредсказуем. Судьба заставляет этнос когда-то однаждыпокидать место его рождения, раскалывает его политическими и духовнымиграницами, бросает в жестокие руки врагов. Но все же пока народ хранит свойнеповторимый облик, он остается живой индивидуальностью. Хранит до тех пор,пока жива основа основ его бытия — цельное и стройное национальноемироотношение, система образов Бога и мира, пространства и времени, человека иего судьбы, жизни и смерти, добра и зла, свободы и справедливости, Родины,государственности, семьи, сословности, истории и будущего, своих и врагов и мн.др.
Мироотношение народаопределяет «логику» повседневности, логику, в которой каждый шаг, каждыйпоступок человека исполнен глубокого, пусть часто — и неизреченного, духовногосмысла, в которой, по сути, нет места случайному, внесистемному, чужому.
Если существует эта,завещанная предками, цельность национального мироотношения, если не разбита оназлой волей недругов или нерадением потомков, она все равно рано или позднопроявит себя сквозь пласты преходящих ценностей и заимствованных умонастроений.
Фундаментальные основыкультурных форм, структуры социальности, исторический путь народа, в конечномитоге, определяются тем типом личности, который специфицирует носителей той илииной этнокультурной общности. Но сам он формируется исторически в процессеэтногенеза под влиянием целого ряда факторов: географической среды,национальной традиции, иноэтнических воздействий и т.д. Особость глубинногоотношения «человек-мир» выкристаллизовывается не только и не столько в логикежизненного пути индивида, в структурах повседневности, на уровнебессознательного, в процессах переживания, жизненного выбора и пр. Онавоспитывается, прежде всего, «духом его народа», этническим мироотношением,которое отнюдь не всегда носит рефлексивный характер, но которое, между тем,задает и саму повседневность, и таинство проживания и переживания человеком егожизненной дороги.
Степень устойчивостинационального мироотношения выступает мерой устойчивости самого этноса в тотили иной период его исторической судьбы, а «вес» в нем инонациональныхэлементов определяет меру интегрированности этноса в иноэтнической среде.Мироотношение народа конституирует целостность этноса не только в пространстве,но и во времени, органично «увязывая» его предшествующие и последующиесостояния.
Мироотношение каждогонарода, в том числе (и это особо подчеркивал в свое время М. Хайдеггер) — ипосредством «его» знаковых систем, является и мощным этноконсолидирующимфактором, той этнической константой, которая обусловливает неповторимостькаждой национальной культуры и исторической судьбы.
Мироотношение народаконцентрированным образом выражается в национальной традиции, в которойнепосредственно кодируется прошлый этнический опыт, хранятся и диахроннопередаются образцы деятельности народа.
Итак, национальноеМироотношение, во-первых, определяет специфику каждого отдельного этноса,во-вторых, обусловливает его относительную устойчивость в пространстве и вовремени, в-третьих, формирует оптимум межэтнического взаимодействия.
Метафизические комплексысоставляют фундамент национального мироотношения. Будучи сверхисторичной в силусвоей обращенности к трансцендентному, метафизика, тем не менее, исторична,имманентна реальному историческому процессу с его культурным и этническиммногообразием. И. Кант вообще видит метафизику как «природную склонностьчеловека». И эта склонность («metaphysica naturalis») существует прежде, чемсуществует метафизика как наука и философская система: «… у всех людей, кактолько разум у них расширяется до спекуляции, действительно всегда была и будеткакая-нибудь метафизика».
Причем, необходимоотметить, что метафизическая составляющая любого национального мироотношенияочень глубоко укоренена в религиозном мировидении народа и в вероучительныхсистемах. Как известно, именно на этом тезисе выстраивались методологическиемодели социальных наук М. Вебера и «социальной логики» Г. Гарда. В.В.Зеньковский писал: «В известном смысле мы еще недостаточно чувствуем религиознуюсторону в… философии, а отчасти и не хотим ее чувствовать: ведь идея «чистойфилософии» есть излюбленная фикция у мыслителей Нового времени…
«Всякая эпоха, всякоечеловеческое множество опираются на ту или иную метафизику и через нее встают вопределенное отношение к совокупности сущего и тем самым также и к самим себе.- Пишет М. Хайдеггер. — Конец метафизики раскрывается как упадок властисверхчувственного и порожденных им «идеалов». Примечательно, что даже самопонятие «Мироотношение» М. Хайдеггер, хотя и обосновывает «свободно избраннойустановкой человеческой экзистенции», но употребляет в смысле интенциипознающего разума к поиску сущего: «Мироотношение, пронизывающее все науки кактаковые, заставляет их искать само по себе сущее, чтобы сообразно его существуи способу существования сделать его предметом фронтального исследования иобоснованного определения».
Мы отметили, что самонациональное мировоотношение в достаточной степени изменчиво в еврейустойчивости. Причинами изменчивости могут быть и диссонансы в межпоколенныхсвязях, и ландшафтные перемещения этноса, и трансформация «кормящего ландшафта»(Л.Н. Гумилев), и сама длительность исторического пути народа, и различногорода социальные и идеологические коллизии, и межэтническое и межрегиональноевзаимодействие и т.д.
В результате такойизменчивости в мироотношении целого ряда народов формируются некоторыесовокупности общих черт, отличающие данную группу этносов от всех прочих. Вистории философии и культурологии, как известно, предпринимались неоднократныепопытки типоло-гизации и структурирования таких феноменов, как: «христианский»и «мусульманский» мир, Восток и Запад и т.п.; их мироотношенческогообоснования. Труды теоретиков культурно-исторических типов являются достаточнымэтому подтверждением.
Мы отмечали, чтотенденции поляризации «этнокультурных сил» последних столетий настойчивозаставляют философскую и культурологическую мысль формулировать «чистыеонтологии сознания», «онтологии национального мироотношения», все пристальнееобращаться к поиску особых, фундаментальных типов мироотношения, особыхсовокупностей мироотношенческих характеристик, зарожденных в многотысячелетнемпрошлом человечества, воспроизводившихся в тех или иных вариантах в судьбахотдельных народов и регионов и в той или иной степени доминирующих ныне впринципиально различных этнокультурных системах. Именно эти типологическиеособенности мироотношения задают и специфику национальной субъектности, и,через ее посредство — саму уникальность культур, особость рациональных способовосвоения мира и логику мыслительных и научных парадигм, специфику разного родасоциальных практик и самой повседневности. Мы отмечали также, что целый рядспецифических исследовательских подходов и процедур приводят философию и культурологиюв этом поиске к обращению к эпохе раннехристианской цивилизации Ближнего иСреднего Востока как к той полосе в истории человечества, которая иоткристаллизовала, и конституировала два принципиально различныхмироотношенческих типа, которая и задала всю последующую логику историческогопроцесса, сформировав различающиеся типы личности, типы культуры, стилимышления и философствования. Именно идейное столкновениегерметико-гностического и православного мировоззрения и выражающих их учений,столкновение, которое, конечно же, не было только случайным эпизодом духовнойжизни той эпохи, и стало той «предельной» точкой, которая во многом иопределила сюжет последующей драмы человеческой истории.
Этопространственно-временное «путешествие» двух различных типов мироотношенияпрослеживается достаточно подробно в культурологической, исторической ифилософской литературе. Не касаясь всех аспектов этой самостоятельной проблемы,сошлемся лишь на вывод, сделанный Н.Я. Данилевским, К.Н. Леонтьевым, Л.Н.Гумилевым, Г.В. Фло-ровским и другими авторами. Вывод этот состоит в том, чтосовременный европеизм, западный тип рациональности, европейские религиозныесистемы и способы общественного устройства имеют своими источникамигерметико-гостические принципы и идеи, которые вполне конкретно, историческимипутями в свое время проникли в Европу и трансформировались потом вкатоличество, средневековую мистику и гнозис, в религиозные системы Реформации,в мировоззрение и идеологию Просвещения, в неклассические современные философскиесистемы.
Поэтому необходимымпредставляется сосредоточить внимание прежде всего на тех метафизическихсоставляющих фундаментальных мироотношенческих типов, которые задают особостьпроцесса становления человеческой индивидуальности в различных культурныхмирах, формируют особые модусы полноты человеческого бытия, непохожесть образачеловеческого счастья и смысла жизни у представителей русской и западнойкультур.
Исходным является вопросо том, почему история раннего христианства, существование первых христианскихобщин, процесс становления христианской Церкви на Ближнем и Среднем Востоке и вВизантии отмечены весьма жестким столкновением христианского вероучения преждевсего с такими современными ему религиозно-философскими направлениями, какгностицизм, манихейство, учения ессеев, терапевтов, докети-ков и мн. др.? Какиеметафизические, мировоззренческие и методологические ориентации явилиськонтрапунктами в творениях, с одной стороны, Отцов Православной Церкви, а сдругой, — в учениях Гермеса Трисмеги-стоса, Филона Александрийского, Валентина,Василида, Кедрона, Мар-киония, Тертуллиана и др.? Каким образом православноебогословие и философия определяли теоретические и исторические истоки гнозиса?
Почему уже в I веке н. э.возникла (именно как одна из первых) проблема церковного канона?
Анализ историибогословско-философских споров той эпохи позволяет выдвинуть гипотезу о том,что споры эти явились выражением глубинного столкновения двух принципиальноразличных «чистых онтологии сознания» (каждая из которых, безусловно, имеласвоих конкретных, в том числе — этнических, носителей): мироотношениягерметико-гностического и православного. Рассматривая предметное содержаниедискуссий, их основную проблематику и возникшие в ней различные акцентации, мыприходим к предположению о том, что в основании «мыслительных парадигм» (Т.Кун) «сообществ» богословов и методологов тогда лежали принципиально различныемироотношенческие ориентации.
Иначе говоря,сравнительный анализ самих моделей постановки проблем и их решений ОтцамиПравославной Церкви и носителями «тайного знания» (проблемы Бога, мира,человека, богопознания и др.) дает основание говорить о принципиальнойсущностной несовместимости двух типов мироотношений.
Списокиспользованной литературы
1. Алексеева В.А., Миняйло A.M.,Шардыко С.К. Стратегические приоритеты Отечества. Методология русскоймодернизации. Екатеринбург, 2007.
2. Алексеева В.А., Шардыко С.К.Методология познания, Философская и научная картина мира как контекст русскойнациональной идеи // Русский экономический вестник. Выпуск № 2, с. 78-125.
3. Алексеева И.Ю. Философия всовременной России и русская философия // Философы России XIX — XX столетий:(Биографии, идеи, труды). М., 2005. С.217-220.
4. Апология русской философии: Сб.научн. трудов. Екатеринбург, 2006.
5. Аржанухин В.Н., Емельянов Б.В.Русская философия XVII-XX вв.: Уч. пособие. В 2 ч. Екатеринбург, 1992.
6. Бакштановский В.И., Согомонов А.Ю.Конфликт инновации и традиции: дилеммы, ценности, суждения, выбор. Тюмень, 2007.
7. Власова В. Б. Исторические типыотношения общества к традиции // Философские науки. 1984. № 5. С. 152-156.
8. Кассирер Э. Философиясимволических форм: Введение и постановка проблемы // Культурология, XX век:Антология. М., 2007. С. 163-212.
9. Лосев А.Ф. Очерки античногосимволизма и мифологии. М., 1993.
10. Н. А. Бердяев. Философия свободы.Смысл Творчества. М., «Правда»,1989.
11. Н. А. Бердяев. Философия свободы.М., 1989, стр. 35
12. Н. А. Бердяев. «Смысл Творчества».М.,1989, стр. 331.
13. Н.А.Бердяев. Истоки и смыслрусского коммунизма. М., 1990.