И.А. Шмерлина
Разделениенаук о природе и наук о культуре и, соответственно, метода понимания и методаобъяснения предопределило доминирующую тенденцию в тематическом репертуаретеоретической социологии XX века. Культурный (и лингвистический) поворотдиктует образец социального исследования как работы исключительно с ценностными(внеприродными) конструктами. Вероятно, этот поворот в немалой степени повлияли на отделение социологической теории от эмпирических и экспериментальныхисследований. То обстоятельство, что человек имеет телесную природу и отчастипринадлежит виду высших приматов, само по себе не отрицается, но радикальнымобразом выводится за рамки предмета социологического анализа. Идея«социального конструирования тела», казалось бы, окончательноизбавляет социологию от биологических и популяционных пережитков, присущихсоциальным учениям XIX века. Эта тенденция получает дополнительное иисключительно убедительное обоснование в принятой интеллектуальным сообществомустановке на недопустимость биологических, расово-антропологических иевгенических интерпретаций социального поведения, в том числе наследованиянекоторых личностных качеств. В начале XX века евгенические исследовательскиепрограммы получили широкое распространение в науковедении, педагогике,криминологии. Однако в 1930-е годы они исчезают из публичного обсуждения нетолько в России (где был отвергнут предложенный Г. Меллером проект практическойреализации евгенической программы [1]), но и в европейских странах. Когдавпоследствии руководитель Британского евгенического общества К. Блэкерпопытался вновь привлечь внимание к деятельности общества, ему пришлось сделатьвсе возможное, чтобы отграничить проблемы научного исследованиянаследственности от вопросов государственного контроля [2, с. 27]. Сегодняпишут, что социобиолог Э. Уилсон находится на вершине славы, но два десятилетияназад коллеги из Гарварда поносили его как расиста, и пятнадцать видных ученыхобвинили его в поддержке того генетического детерминизма, который привел кгазовым камерам в нацистской Германии [3, p. 50]. Таким образом, проблематикасоциальной этологии и социобиологии имеет кроме чисто научной и чистополитическую сторону. Тем не менее, биологические и другие«позитивистские» объяснения структуры и динамики человеческихсообществ продолжают развиваться. Разумеется, речь идет не о реабилитациибиологического редукционизма и расово-антропологических доктрин, а опроблематизации самой границы между «природой» и«культурой» и обнаружении в образцах культуры (если это возможно)поведенческих универсалий.
Этологиячеловека в отличие от общей и сравнительной этологии изучающих поведениеживотных, ставит своей задачей исследование природных факторов человеческогоповедения, культурно-биологической преемственности и генетических программ,эволюции форм культуры из поведенческих универсалий. Во вступительной речи насимпозиуме, посвященном памяти основателей этологии человека Нико Тинбергена иКонрада Лоренца, П. Смит выделил три этапа развития этологических идей:классическая этология (1930–1950 гг.), современная этология (1960–1970 гг.) исоциобиология (с 1980-х годов) [4, p. 190]. Хотя классическая этологияинтересовалась в первую очередь поведением животных, идея об универсальныхбиологических механизмах, лежащих в основе поведения, имеет принципиальноезначение для всех этапов этологии. Проблематика современныхсоциально-этологических исследований сформировалась в конце 1960-х годов, когдабыло проведено значительное число экспериментов, направленных на установлениеповеденческих детерминант. В частности, Н. Джонс, аспирант Тинбергена, описалряд характерных выражений лица, агрессивных и защитных поз и другихповеденческих паттернов детской игры-драки (rough-and-tumble play). Монография«Этологические исследования детского поведения» (1972 г.) оказала значительное влияние на социальные и психологические науки. В 1967 г. ученик К. Лоренца И. Эйбл-Эйбесфельдт опубликовал статью «Этологические концепции и ихзначение в изучении человеческого поведения». Самостоятельный раздел книгиИ. Эйбл-Эйбесфельдта «Этология — биология поведения» посвящаетсяанализу человеческого поведения. В этом же году выходит получившая широкуюизвестность книга Д. Морриса «Голая обезьяна».
В1970-е годы этология человека получает институциональное оформление. В Германиисоздан Институт этологии человека, с этого времени регулярно проводятсямеждународные конференции, выпускается информационный бюллетень, выходит журнал«Этология и социобиология». Для социальной этологии особенно важноезначение имеют опубликованные в 1970-е годы книги К. и С. Дж. Хатт «Прямоенаблюдение и измерение поведения» В.С. Макгрю «Этологическое изучениедетского поведения». Этологическая проблематика расширяет сферу своеговлияния на социологию и психологию. Лекция Н. Тинбергена 1972 г. была посвящена взаимодействию функциональной этологии и наук о человеке [5], а егонобелевская речь озаглавлена «Этология и болезни стресса» (1973 г.). Вклад в социальную этологию К. Лоренца связан с его книгами «Оборотная стороназеркала» (1973 г.) и «Восемь смертных грехов цивилизованногочеловечества» (1974 г.), а также с более ранней работой «Такназываемое зло. К естественной истории агрессии» (1963 г.).
Вмонографии Д. Фридмена «Социобиология человека: целостный подход»[6]содержатся описания нескольких десятков социобиологических исследований,проведенных с 1968 по 1977 год. Термины «этологический» и «социобиологический»употребляются Фридменом как синонимы: речь идет о формах поведения, имеющихотчетливую биологическую подоплеку. Среди поведенческих переменных всоциоэтологических исследованиях основное внимание уделяется сексуальности, втом числе половым различиям в предпочтениях, установках, способностях и т. д.Так, в исследовании Л. Лоуренса экспериментально проверяются выводы Э. Эриксонао половых различиях в пространственных ментальных образах у детей и подростков[6, p. 170–171].М. Лонгом установлены интеллектуальные и эмоциональныепроявления полового диморфизма в познавательных способностях [6, p. 171], Г. Постпродемонстрировал особенности чувства юмора у мужчин и женщин [6, p. 195].
Особеннозаметное направление в этологических исследованиях — невербальная коммуникация.Сформулированные И. Эйбл-Эйбесфельдтом идеи получили развитие в исследованияхполовой и статусной дифференциации, проведенных М. Бером, К. Вольф, ДжДиксоном, С. Бикман [6, p. 174-180]. Примечательно, что в исследованиях социальногодоминирования, связанных с контролем гендерных различий, доказываетсяподчиненное положение женщины. В качестве индикаторов поведения используютсятакие специфические этологические переменные, как улыбка и визуальный контакт.Например, проект Ш. Роуз «Сексуально-зависимые статусные различия вулыбке» базируется на интерпретации улыбки как «умиротворяющего»поведения [6, p. 177]. Ш. Роуз показала, что «улыбчивое поведение»чаще демонстрируется женщинами, поскольку они воспринимаются окружающими какзанимающие более низкое статусное положение, нежели мужчины, и ведут себясоответствующим образом. Исследователь регистрировала поведение 382 мужчин иженщин на улице, в районе Чикагского университета, причем объект наблюдениянаходился в большой группе людей, но не был вовлечен в беседу. Аналогичныеданные были получены Дж Маклином [6, p. 177–178]. Хотя связь междуэмпирическими индикаторами «улыбчивости» и статуса вполнеубедительна, интерпретация «улыбчивости» как поведения,предупреждающего конфронтацию с высокостатусным индивидом, требуеттеоретического обоснования, поскольку «улыбчивость» и«подчиненное положение» — не эквивалентные переменные. Несколько инаятрактовка зависимости между полом и доминированием представлена в исследованииР. Паркера «Социальная иерархия в группах ровесников одного пола» [6,p. 195–196]. Сравнивая стратификационные различия в однополых и разнополыхгруппах, автор приходит к выводу о целесообразности раздельного обучениядевочек и мальчиков, поскольку «чисто женские, а не смешанныеобразовательные учреждения воспитывают более уверенных в себе и активныхженщин» [6, p. 196]. Паркер интерпретирует эти результаты какподтверждающие вариабельность поведения в различных экологических контекстах[там же].
Другоенаправление связано с анализом влияния внешнего облика на социальные отношения.В ряде проектов, представленных Фридменом, рассматриваются такие аспектывнешности, как привлекательность лица и тела, рост, цвет волос, характерпрически, борода и волосатая грудь мужчины, тон мужского голоса и размерженской груди. В исследовании, посвященном изучению социального эффекта светлыхволос [6, p. 207–208], показывается, что светловолосые мужчины чащевоспринимаются более молодыми, положительными (дословно — «обладающимиангельскими качествами» — angelic qualities) и носителями более низкогостатуса, чем темноволосые. Объяснение этих эффектов автор видит в том, что поестественно-биологическим причинам светлые волосы более распространены средиженщин и детей (темный цвет, очевидно, связан с более высоким уровнемтестостерона).
Распространеннымобъектом этологических исследований являются дети. Дети, особенно испытуемыемладенческого возраста — исключительно удобный материал для поиска врожденных(докультурных) поведенческих универсалий. Выводы этологов и социобиологовсчитаются здесь наиболее валидными. Сам Фридмен специализируется именно всоциальной этологии детства. Проект, который он подробно описывает в основнойчасти книги, связан с анализом этнических различий в поведении новорожденных.Исследователи наблюдали младенцев разного этнического происхождения с цельюзафиксировать докультурные различия в их поведенческих реакциях. Такие различиябыли действительно обнаружены, при этом особенно ярко они проявлялись укитайцев и европейцев: «Китайские и европейские дети представляют собойкак бы две разные породы. Европейские дети быстрее начинают плакать, и еслиначнут плакать, успокоить их бывает труднее. Китайские дети принимают почтилюбую позу, в которую их положили; например, когда их укладывали в кроваткулицом вниз, они „зарывались“ в простыни, а не пытались повернуться набок, как делали европейцы. В другом опыте (связанном с контролем „защитнойреакции“) детям при помощи куска ткани зажимали нос так, что они быливынуждены дышать ртом. Большинство европейских и чернокожих детейсопротивляются этой манипуляции, немедленно отворачиваются или бьют рукой поткани. В западных учебниках по педиатрии это описывается как нормальная,ожидаемая реакция. Однако китайские дети просто лежат на спине, дышат ртом,»принимая" повязку на рту без борьбы" [6, p. 146].
Социобиологическаятематика раннего детства ориентирована также на изучение естественных реакциймладенцев на различные раздражители: величину зрачка постороннего человека (Дж.Бэа [6, p. 202], возраст незнакомца, приближающегося к ребенку (Дж. Лейзер [6,p. 198]). Многие социобиологические исследования достаточно тривиальны в своей«натурности». Например, если назвать женскую грудь этологическимтермином «социальный релизер» [6, p. 207], это мало что добавит кобыденному представлению о сексапильности. В обзоре Фридмена содержатсясведения и о весьма экзотических исследованиях, например, о проекте Р. Кьюби, вкотором анализируется связь между маскулинными качествами политика и егошансами на занятие президентского кресла. Показано, что в семьях президентовСША рождалось больше мужчин (80), чем женщин (55); наибольшее число сыновейродились у президентов США в 1853–1881 гг. Из пяти бородатых президентов СШАчетверо были на своих постах именно в этот период и произвели на светнаибольшее число сыновей. Собрав данные о всех президентах США, Кьюби показал,что бородатые президенты имели значительно больше сыновей, чем президенты, неносившие бород [6, p. 204]. Трудно судить о надежности такого рода данных, ноих экзотичность не может препятствовать анализу влияния маскулинныххарактеристик на достижение высокого политического статуса. Р. Кьюби полагает,что во времена, предшествовавшие эпохе «масс-медиа», доступ к властив значительной степени определялся внешними атрибутами угрозы (threat display)и доминирования. Мужское потомство и борода могли играть важную роль вдостижении публичного успеха.
Психологическиехарактеристики не отделяются в рассматриваемой исследовательской традиции отнадыиндивидуальных социальных фактов. Следуя социобиологическимметодологическим установкам, некоторые специалисты предлагают объясненияфеноменов альтруизма и семейной морали. Так, И. Себастьян рассматривает связьлокуса моральных оценок с родственным/неродственным характером отношений. Онаставит вопрос о различии двух моральных кодов: для родственников и для чужихлюдей [6, p. 208]. Тридцать три старшеклассника должны были вынести суждение овозможности социально неодобряемого поступка (воровства лекарства) для спасенияжизни человека. В гипотетической ситуации дилемма решалась по-разному взависимости от того, чья жизнь находилась под угрозой, — дочери воображаемогоперсонажа «Хейнца», его друга или родного брата. Обосновываяморальный выбор в случае родственных отношений, испытуемые рассматривали вкачестве основной проблемы спасение жизни, а в случае неродственных отношений вфокус внимания ставилась этическая проблема воровства. Очевидно, локусморального оценивания вполне поддается эмпирической проверке, и многиеисследования показывают независимость альтруистического поведения отродственных/неродственных связей. В частности, П. Левен установлено, чтоальтруистическое поведение (трактуемое в ее эксперименте как готовность оказатьили принять помощь в виде денег или затраченного времени) не имеет выраженнойсвязи с родственными отношениями [6, p. 208 — 209].
Следуетли использовать этологические переменные только для анализа индивидуальногоповедения или они могут служить основой для объяснения некоторых особенностейсоциальной структуры? Каковы возможности биологической «интервенции»в социальную теорию? Это круг проблем рассматривается в книге Р. Хайнда«Индивидуумы, взаимоотношения и культура: Связующие звенья этологии исоциальных наук» [7], а также статье Дж. Хогенсона «Основыэтологической теории политического мифа и ритуала» [8]. С помощьюэтологических переменных получены интересные и надежные результаты в областипсихологии и психиатрии, однако «работоспособность» этологическихподходов на надындивидуальном уровне остается проблематичной. Собственноговоря, этот вопрос является вопросом о том, как возможна сама социальнаяэтология. Р. Хайнд говорит в данной связи об аналитическом уровне, на которомследует искать параллели между животными и человеческим видами [7, p. 9].
«Легитимация»биологической «интервенции» в социологию может быть осуществленадвумя способами. Первый способ состоит в том, чтобы доказать, что обществоможет быть понято не только посредством парсонсовской системы описаний AGIL ииных «культурных» абстракций, но и путем обращения кметодологическому индивидуализму. П. Ван ден Берге считает основным недостаткомпреобладающей социальной теории реификацию групповых феноменов. Он пишет:«Многим, возможно, большинству, удается говорить об обществах, культурах,группах, организациях, социальных структурах, нормах, ценностях и тому подобныхвещах без какого-либо существенного их соотнесения с индивидуальными акторам…Биологи, конечно, почти единодушно разделяют предположение, что индивидуальныйорганизм или даже ген, а отнюдь не группа, являются главной единицей отбора. Вбиологии есть и сторонники группового отбора… но принципиальной стратегиейявляется попытка объяснения эволюции на возможно более низком, а не на высокомуровне организации, и эта стратегия в подавляющем большинстве случаевоказывалась успешной. Возможно, человеческий род служит в этом отношенииисключением, но, если бы это было так на самом деле, социологи с их ориентациейна групповой уровень анализа за столетие должны были бы сделать своего родатеоретический прорыв, подобный тому, который совершили биологи в областиизучения индивидуального естественного отбора путем дифференцированноговоспроизводства» [9, p. 36]. Ван ден Берге рассматривает феноменчеловеческой коллективности как сеть взаимоотношений, являющуюся результатомконкурирующих индивидуальных интересов: «В целях обобщенного описанияудобно оперировать агрегированными данными и говорить о коллективах, как будтобы они были независимыми силами. Часто кажется, что большие бюрократическиеорганизации в индустриальных обществах обладают собственной квазиорганическойжизнью, но при более пристальном рассмотрении обнаруживается сложноевзаимодействие индивидуальных интересов; предполагаемые коллективные ценности,нормы и цели, как правило, суть выражение интересов нескольких индивидов,обладающих властью» [9, p. 51]. Редукционизм такого подхода очевиден: онпредопределен самой природой биологического анализа, который соответствуетмикроуровню социальных взаимодействий. Очевидна и несостоятельностьэлементарно-поведенческих экстраполяций на уровень социальных взаимоотношений.Ю.М. Плюснин замечает: «Всем ясно, что простые логические средстванепригодны для выведения структуры взаимодействий между животными изиндивидуального поведения. Однако и в этологии, и в пришедшей ей на сменусоциобиологии именно этот путь оказывается правилом, а не исключением..»[10, c. 90]. Недопустимость редукции социального анализа киндивидуально-поведенческому уровню (и уровню ближайших межгрупповыхвзаимоотношений) аксиоматична для социолога и биолога, но не дляортодоксального социобиолога. Предположение о том, что социальность — это то,что непосредственно окружает особь, не объясняет не только генезис и динамикучеловеческих сообществ, но и развитие биоценозов, где контакты отдельных особейне являются обязательным условием структурных взаимодействий.
Втораястратегия биологической «интервенции» в сферу социального анализаболее осторожна. Она заключается в методологической рефлексии по поводуобъяснительных возможностей биологических интерпретаций. Именно этой стратегиипридерживается Р. Хайнд, разграничивая уровни сложного социального целого:уровень интеракций (interactions), взаимоотношений (relationships), группы исоциокультурной структуры и сосредоточивая внимание на «диалектическихвзаимоотношениях между последовательными слоями социального целого» [7, p.VII]. Хайнд стремится продемонстрировать, как работают биологическиеинтерпретации социальных феноменов. Некоторые приводимые в книге примерытривиальны: «первоначально влечение основывается главным образом нафизических характеристиках, связанных со здоровьем или сексуальным потенциалом,при этом они более важны для мужчин, чем для женщин» [7, p. 127]. Другиеобнаруживают неординарные интерпретации социального поведения. Так, механизмгенетически обусловленного предпочтительного реагирования на определенныестимульные конфигурации объясняет модификации внешнего вида детских игрушек [7,p. 87]; в эволюционном контексте анализируется лицевая мимика, в частности,улыбка и смех [7, p. 89–93]. Сопоставимую трактовку феномену смеха дает А.Г. Козинцев[11].
ПозицияХайнда заключается в предположении, что социокультурная деятельностьсовременного человека основана на базовых, эволюционно сформированныхпредрасположенностях, которые, пройдя через своего рода культурную«переплавку», видоизменились столь причудливым образом, чторезультаты этой «переплавки» имеют отдаленную связь со своимибиологическими истоками. Именно в таком ключе Хайнд анализирует табу на инцест,всевозможные культурные стереотипы, связанные с гендерными различиями,иррациональные страхи, феномен самопожертвования. При этом он постоянноуказывает, что данное предположение не имеет, а, скорее всего, и не может иметьэмпирических доказательств [7, p. 109]. Между тем, адаптивное значениекультурных практик — одна из ключевых проблем этологии. «Можно лирассматривать описания на уровне социокультурной структуры как биологическивыгодные сами по себе и если да, то существуют ли какие-либо свидетельства, чтоестественный отбор действует именно через них, влияя на предрасположенностииндивидов. Имеется ли позитивный смысл в том, что общество иерархическиорганизовано, что существуют ясные различия между допустимыми и недопустимымидействиями, что пища готовится так, а не иначе, что существуют культурноопределенные преувеличенные представления о различиях между мужчинами иженщинами?» [7, p. 154–155]. Этот вопрос получает в книге Хайндаосторожное решение: «Некоторые культурные практики должны рассматриватьсякак последствия поведенческих предрасположенностей, адаптивных в однихконтекстах, но сами по себе не имеющие влияния или имеющие негативное влияниена совокупную приспособленность» [7, p.155–156]. «Культурные различиязависят от поведенческих предрасположенностей, которые сами были сформированына протяжении поколений путем естественного отбора, — пишет Хайнд, — но базовыепредрасположенности иногда выражаются несоответствующим образом. Это означает,что мы не должны пытаться обнаружить адаптивное значение для любой вариациисоциокультурной структуры в любом обществе» [7, p.170]. В качественаиболее сложного в этологической интерпретации человеческого поведениярассматривается случай, когда мотивирующие силы социокультурной структуры обусловливаютповедение, нейтральное или неадаптивное с точки зрения совокупнойприспособленности индивидов [там же]. Хайнд объясняет такое поведениеизменением условий эволюционной адаптации. Здесь он, по всей вероятности,следует Н. Тинбергену, который считает, что человек изменяет окружающую средусо скоростью, превышающую скорость изменения среды эволюционной адаптивности[6].
Всовременной этологии человека обозначились следующие направления: этологиядетства, этология невербальных коммуникаций, этология сексуальных различий,кросс-культурная этология, этология психопатологий. Последнее направлениеполучило особенно интенсивное развитие, возможно, благодаря своей ориентации намедицинскую проблематику. Предметом исследований здесь часто становится детскийаутизм, самовредительство, жестокость в обращении с детьми, инцест,гомосексуализм. Специфическая для этологии человека область исследованийсвязана с невербальной коммуникацией, в частности, лицевой мимикой. Этологамиописано множество техник тела, в том числе элементов мимики и жестикуляции(наиболее известна из них изученная И. Эйбл-Эйбесфельдтом мимика приветствия,названная им «eyebrow flash»). Это находит выражение и вуниверситетских учебных программах по этологической и социобиологическойтематике. Например, в учебном курсе Л. Милей по этологии человекарассматриваются разнообразного рода сигналы, управляющие человеческимивзаимодействиями (начиная от мимики, жестов, тембра голоса и заканчиваямакияжем, ювелирными украшениями и парфюмерией) в различных сферах общественнойжизни: политике, армии, религии, рекламе, моде, искусстве; в сексуальных идружеских контактах; отношениях между родителями и детьми, людьми разноговозраста и статуса, человеком и домашними животными [12]. Аналогичной семиотическойтрактовки этологических проблем придерживается Е.Н. Панов, который считает, чтоэтология человека ориентирована прежде всего на изучение филогенеза,онтогенеза, культурной обусловленности и социальных функций экспрессивногоповедения и невербальных коммуникаций [13]. В сферу анализа включаетсяисторический [14]и искусствоведческий материал [15] и даже брачные объявления[16]. Проблема заключается в логической и экспериментальной доказательностивзаимосвязей культурных и биологических описаний. Дж. Хогенсон рассматриваетмиф и ритуал в качестве важнейших адаптационных механизмов, поддерживающихсоциальный гомеостазис и настаивает на том, что эти механизмы имеют под собоймощную биологическую основу: «Мифы могут быть поняты как элементыэтологически адаптивного поведения. Этологическая модель подчеркиваетинстинктивную природу мифа» [8, p. 305-306]. Данное предположение находитопору в юнговской трактовке архетипа, однако механизм подобного рода регуляцииостается не проясненным. Архетип как глубинный образец культуры, даже если ипринадлежит адаптивным регуляторам, несопоставим, скажем, с эволюционновыработанной окраской оперения. Поэтому интерпретация архетипа как генетическиобусловленного адаптивного механизма не выходит за рамки метафоры. Здесь требуютсяне столько общие, сколько частные объясняющие модели, основанные наэкспериментальном наблюдении социологических и «поведенческих»переменных.
Помнению Х. Харбаха, «новая поведенческая биология», объединяющаяэтологические и социобиологические подходы, способна продуцировать плодотворныечастные теории о социальном поведении животных и человека [17, с. 38]. Влитературе широко обсуждается одна из таких гипотез — предположение одифференцированных родительских стратегиях (гипотеза Трайверса-Вилларда). Д. Фризи Б. Пауэлл считают, что ее разработка стимулирует обновленный и эмпирическифокусированный диалог между социологами и социобиологами [18]. ГипотезаТрайверса-Вилларда основана на различении «инвестиционных» стратегийродительского поведения, зависящих от пола ребенка и социального статусародителей: высокостатусные родители инвестируют «капитал» в сыновей,в то время как низкостатусные родители больше «вкладывают» в дочерей.Зависимость объясняется тем, что репродуктивный успех (категория, имеющая принципиальноезначение для социобиолога) мужчин связан с их статусом. В полигиничныхобществах это проявляется, например, в том, что высокостатусные мужчиныобладают более высокими шансами завести несколько женщин (и, соответственно,иметь большее потомство), в то время как у низкостатусных мужчин может не бытьни одной жены и ни одного отпрыска. Для репродуктивного успеха женщины нехарактерна столь выраженная связь с ее социальным положением. Таким образом,можно предположить, что высокостатусные мужчины, по сравнению, например, сродными сестрами, произведут в среднем большее число потомков. В то же времяженщины низкого статуса будут иметь больший репродуктивный успех, нежели ихбратья. Если допустить, что статус родителей коррелирует с социальным положениемих детей, то высокостатусные родители, имеющие сыновей, в среднем будут иметьбольше внуков, чем люди того же социального положения, воспитывающие дочерей. Сдругой стороны, родители низкого статуса будут иметь больше внуков в томслучае, если их дети — дочери, а не сыновья. Эти тенденции фиксируются нетолько в традиционных культурах, но и в современных обществах, посколькуподобного рода эволюционно сложившиеся предрасположенности действуют,«формируя человеческие чувства, а не через осознание человеком ихлогики» [18]. Гипотеза Трайверса-Вилларда проверена на некоторых видахпопуляций (мышах, обезьянах и оленях). Д. Фриз и Б. Пауэлл проверяли ее на базедвух общенациональных выборок американских подростков и их родителей. Величинавыборки составила 21188 единиц. «Родительский вклад» измерялся пятьюпеременными, включающими экономическое, социальное, культурное ипсихологическое измерения. Статус семьи определялся показателями дохода иобразовательного уровня родителей. Авторы не установили статистически значимыхзависимостей между статусом семьи и предпочтительностью родительского вклада всына или дочь. Причиной тому, считают Д. Фриз и Б. Пауэлл, является скореевсего нетипичность США как генерального объекта. По их мнению, эта странаотличается как от традиционных обществ, так и от большинства современных стран.Так или иначе, речь идет об «ослаблении взаимосвязи между статусом ирепродуктивным успехом» [18]. Остается неясным, могут ли эволюционныемеханизмы, формировавшиеся на протяжении миллионов лет, так быстро изменитьсяпод воздействием институтов индустриальных обществ, или сама задача поискаэволюционных причин социального поведения современного человека являетсянекорректной. Во всяком случае, установлено, что родительский вклад ввоспитание детей достаточно надежно объясняется как материальным положением иобразованием родителей, так и культурными нормами воспитания детей.
Социобиологическиеисследования являют собой явную группу риска, поскольку здесь широкопредставлен паранаучный компонент. Например, значительная часть изданного всерии «Философский андеграунд Урала» объемного тома Ю.И. Новоженова«Таинственное либидо: Социобиологический анализ человеческойсексуальности» [19] состоит из описаний техник полового акта. Такого родатексты присутствуют в современной литературе; другое дело – постановка проблем,которые могут обсуждаться научным сообществом. В. Дольник рассматриваетисключительно важную проблему агрессивности в современных обществах и считаетее имманентным, инстинктивно заданным индивидуальным свойством. Автор имеет всеоснования для рекомендации опасаться людей, которые всерьез играют вагрессивно-властные игры. Законы агрессивного поведения, по его мнению,«влияют не только на поведение каждого человека, включая политиков и военных,но и на поведение общества и государства. Когда государство попадает во властьинстинктов, созданных естественным отбором для стада наподобие павианьевого, ик тому же обзаводится атомным оружием, это очень опасно. А если такихгосударств окажется несколько, будущее мира может повиснуть на волоске»[20, с.74].
Повсей вероятности, биологическая диагностика агрессивности — не менее опасноедело, чем сама агрессия. Проблема заключается в том, что социальные качества —не то же самое, что индивидуальные качества. Равным образом, невозможнопредположить, что столь надындивидуальный феномен, как аномия локализован вопределенном участке коры головного мозга, как это утверждается в одном изучебников по сенсорной физиологии для медицинских институтов. Никакие примеры,даже самые экзотические, не заменяют анализ логической и экспериментальнойвзаимосвязи между биологическими и социальными качествами. Можно сравнитьвеличину петушиных гребней с количеством звездочек на погонах и построитьмодель армейской структуры, но эта модель не будет иметь объяснительной силы. Вэтологической теории принято считать, что человеческое поведение контролируетсясоциокультурной структурой, лишь опосредованно связанной с базовымисклонностями индивидов, где, возможно, действует естественный отбор [7, p. 171].
Список литературы
БабковВ.В. Биологические и социальные иерархии: Контексты письма Г. Меллера И.В. Сталину// Вопросы истории естествознания и техники. 1997. N 1. С. 76–94.
СмитР. Человек между биологией и культурой // Человек. 2000. N 1.
Neimark J. Wilson is on top of the world // Psychology Today. V. 31.Issue 5. September-October, 1998.
Smith P.K. Ethology, sociobiology and developmental psychology: Inmemory of Niko Tinbergen and Konrad Lorenz // British Journal of DevelopmentalPsychology. 1990. N 8.
Tinbergen N. Functional ethology and the human sciences (Groonianlecture) // Proceedings of the Royal Society of London. Series B. 1972. No 182.
Freedman D.G. Human sociobiology: A holistic approach. New York; London: Free Press, Collier Macmillan, 1979.
Hinde R.A. Individuals, relationships & culture: Links betweenethology and the social sciences. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Hogenson G.B. Elements of an ethological theory of political mythand ritual // Journal for the Theory of Social Behaviour. 1987. September. No.17.
Berghe P.L., van den Bridging the paradigms: Biology and the socialsciences // Sociobiology and human nature: An interdisciplinary critique anddefense // Ed. by M.S. Gregory, A. Silvers, D. Sutch. San Francisco:Jossey-Bass Publishers, 1978.
ПлюснинЮ.М. Проблема биосоциальной эволюции: Теоретико-методологический анализ. Новосибирск: Наука, 1990.
КозинцевА.Г. Смех, плач, зевота: психология чувств или этология общения? // Этологиячеловека на пороге XXI века: новые данные и старые проблемы. М.: Старый Сад,1999.
Этологиячеловека на пороге XXI века: новые данные и старые проблемы. М.: Старый Сад, 1999.
ПановЕ.Н. Этология человека: история и перспективы // Поведение животных и человека:сходство и различия: Сборник научных трудов. Пущино, 1989.
Dunbar R., Clark A., Hurst N. Conflicts and cooperation among theVikings: contingent behavioural decisions // Ethology and Sociobiology. 1995.V. 16.
Sutterlin C. Universals in Apotropaic symbolism: a Behavioral andComparative Approach to Some Medieval Sculptures // Leonardo. 1989. Vol. 22.No. 1.
Waynforth D., Dunbar R. Conditional mate choice strategies inhumans: evidence from lonely-heart advertisements // Behaviour. 1995. V.132.
ХарбахХ. Биологическая эволюция и альтруистическое поведение / Пер. с нем. В.В. Козловского // Социологическийжурнал. 1997. N 1/2.
Freese J., Powell B. Sociobiology, status, and parental investmentin sons and daughters: Testing the Trivers-Willard hypothesis // The AmericanJournal of Sociology. V. 104. No. 6. May 1999.
НовоженовЮ.И. Таинственное либидо: Социобиологический анализ человеческой сексуальности.Екатеринбург: Банк культ. информации, 1999.
ДольникВ.Р. Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев // Природа. 1993.N 1.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.nir.ru