Проблема единства мира

ПРОБЛЕМА ЕДИНСТВА МИРА
План:
Введение
Проблема единства мира I часть
Проблема единства мира II часть
Проблема единства мира III часть
Проблема единства мира IV часть
Заключение
Список литературы
Введение
         Многое из того, что окружает человека,он впускает в собственную душу безотчетно, без какой — либо критической оценки,принимая окружающий мир таким, как он есть, не задумываясь о его природе.Обычно человек старается жить просто и не испытывает потребности впоследовательном размышлении. Но человеку присуще и иное состояние души, и оноткрывает в себе способность продвигаться к истине, открывать тайны реальности,открывать тайны реальности, пытается ответить на вопросы, которые как — будтоне имеют значения для него лично. Откуда взялся мир? Куда движется история?Каково предназначение человека? Но люди навсегда размышляют о будущемчеловечества с достаточной глубиной и встревоженностью.Современное человечество  располагаетогромным объемом информации и знаний о мире, созданном в процессе эволюцииобщества, но оно не стало намного мудрее. А между тем обретение мудрости — однаиз главных задач человечества,  дляобеспечения дальнейшего существования и попытки разобраться в вопросахпоставленных человечеством еще на заре цивилизации и нерешенных по сей день.
ПРОБЛЕМАЕДИНСТВАМИРА

I.
На всем протяжении развития философии наблюдаютсяразличные подходы к истолкованию проблемы единства мира.
Впервые вопрос о единстве мира поставили античныемыслители Фалес, Демокрит и др. Поскольку их взглядына мир, материю носили наивный характер, они не сумели полностью решить этотвопрос. Для них характерны догадки о том, что единство мира – в егоматериальности. Проблема единства мира по-своему решалась и другими античнымимыслителями, которые исходили из признания основы единства мира в существованиипервичных абсолютных идей, или ощущений человека. Последовательность впризнании единого начала – материи или духа – называется философским монизмом.
Противоположностью монизма является дуализм. Дуалистысчитали, что существуют два равноправных начала, две независимые друг от другасубстанции: материя и дух.
Виднейшим представителем дуализма был французскийфилософ и математик XVI в. Р. Декарт.
В этот же период материалистическую линию в решениивопроса о единстве мира проводили представители метафизического материализма Ф.Бекон, Т. Гоббс, Б. Спиноза, французские материалисты XVIII века.
Глубже, чем другие материалисты, подошли к решениюпроблемы единства мира русские философы середины XIX века. Опираясь надостижения философии, а также на новые успехи естествознания, они пыталисьвзглянуть на мир как на процесс развития. По Чернышевскому, природапредставляет собой не что иное, как разнородную материю с многообразнымикачествами. Он утверждал, что органические и неорганические «комбинацииэлементов» образуют единство и что органические элементы возникают изнеорганических. Однако, идеалистически рассматривая сущность общественныхявлений, русские революционные демократы не смогли до конца последовательноразрешить проблему материального единства мира.
Проблему единства мира с материалистических позицийрешали Маркс и Энгельс, опиравшиеся на достижения естественных и общественныхнаук. Они отвергли метафизическое представление о непроходимой пропасти междуживой и неживой материей, обосновав положение о возникновении жизни изнеорганической материи, дав определение жизни как способа существованиябелковых тел, являющихся ее материальными носителями.
Марксизм при рассмотрении вопроса о единстве мираисходит из того, что в мире нет ничего, кроме движущейся материи, и чтодвижущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и времени.
Материальное единство мира как диалектическое единствомногообразия проявляется двояко. Во-первых, как своеобразная дискретностьстроения объективной действительности. Наличие в ней качественно различных,отграниченных друг от друга вещей, явлений, процессов, систем. Во-вторых, какиерархические отношения между системами разной степени сложности,организованности, выражающиеся во «включении» менее сложных систем в болеесложные. Несводимости специфических закономерностейпоследних к первым.
Диалектико-материалистическое положение о материальномединстве мира соответствует развитию естествознания того периода. Открытиеэлектромагнитных волн и светового давления свидетельствует о материальностиэлектромагнитного поля и о наличии массы света, который представляет собой, какоказалось, электромагнитные волны определенной длины. Открытие клетки показалоединство в строении всего живого при всем многообразии его видов. Важнымиоткрытиями в этом отношении являются открытие закона сохранения и превращенияэнергии и создание эволюционной теории происхождения видов Дарвиным.
Овладение методом спектрального анализа позволилоустановить, что Солнце и другие звезды, звездные ассоциации и планеты имеют всвоем составе те же химические элементы, что и Земля. Многообразие химическихэлементов раскрывается периодической системой элементов Д.И. Менделеева.
Особенно знаменательными были открытия в физике нарубеже XIX-XX вв., показавшие сложную структуру атома. Обогатилисьпредставления об основных формах движения. Эти открытия отвергают субстратно-вещественную модель мира, авторы которойпытались свести всю материю во Вселенной к некоей «праматерии».Такой первоматерией всех вещей английский физик Праут считал, например, атом водорода.
Кроме субстратно — вещественной модели единства мира, существует функциональная модель, согласнокоторой каждая малая частица во Вселенной связана с другой, сколь угодноудаленной от нее. Вселенная функционирует как единый механизм, в котором каждоеявление строго необходимо и занимает вполне определенное место в общей цеписобытий. Взятая изолированно от других, эта модель упрощает действительность.
В наибольшей степени действительности соответствуетатрибутивная теория единства мира. В этой теории предполагается единство всехвидов материи и форм движения. Здесь имеется в виду единство атрибутов материи,ее законов. Это единство проявляется и в единстве законов сохранения.
Единство мира находит свое отражение, например, вматематике, которая раскрывает некоторые общие связи в окружающем мире. Так,например, решения уравнений общей теории относительности, основанные наразличных допущениях, дают модели, математически описывающие Вселенную. Какаяиз этих моделей наиболее точно описывает мир, выяснится в ходе дальнейшегоразвития физики и астрофизики.
Вносит свой вклад в раскрытие сущности материальногоединства мира и кибернетика, устанавливающая общее в различных явлениях ипроцессах. И вообще, интеграция наук – свидетельство материального единствамира. Вместе с тем, выход естествознания на новый уровень, где здравый смыслуже не может регулировать отношения истинности и ложности, потребовал иизменения философских трактовок Бытия. В структуру бытия была введена категория«наблюдатель». От характеристик наблюдателя (движется он или покоится, каковаего масса, заряд и т.д.) зависят характеристики наблюдаемого объекта. Этаконцепция, возникшая как реакция на создание Теории относительности и Квантовоймеханики, не могла проявить себя и в других сферах философского знания. Всебольшее распространение получает в философском знании замена вопроса: что такоемир, на вопрос «каким мы этот мир представляем». Так, в социальной философиивсе более популярной становится идея «социального конструирования реальности».Категории Бытия, по мнению сторонников этой концепции, зависят от убежденийлюдей, воспринимающих мир. То, что считается истинным подавляющим большинством,становится истинным по своим последствиям. Наиболее мощную попытку построить послемарксистскую концепцию Бытия предпринял немецкийфилософ М. Хайдеггер. По его мнению, существуют три разновидности Бытия. Перваяформа или собственно Бытие есть форма существования вообще. Жизненная сила,которая позволяет предметам и явлениям пересечь границу между Бытием иНебытием. Второй разновидностью Бытия выступает по Хайдеггеру здесь-бытие: мгновенный слепок бытия единичных предметов. Вэтом понятии фиксируются характеристики бытия предметов, которые находятся запределами нашего сознания. Их нельзя понять. Но их можно пережить (тяжесть,боль, страх, радость, холод и т.д.).
Сознание человека не хочет мириться с тем, чтосуществует нечто, недоступное пониманию. Оно создает аналоги этиххарактеристик, выступающих в качестве атрибутов Бытия. На место холода ставитсятемпература, на место тяжести – масса. В отличие от первых, вторыехарактеристики связаны с деятельностью человека. Они могут быть поняты иизучены. Эту форму Бытия Хайдеггер назвал Man(человеческое Бытие).
В последнее время неклассические трактовки Бытияначинают приобретать все больший вес в гуманитарных науках. Особенно этоотносится к социологии и экономике. На место прежних «объективных», независимыхот мнения и сознания людей линейных законов приходят законы вероятностные,наступление действия которых оказывается связанным со статистическимизакономерностями. Уже не естественные науки с их линейным детерминизмом (обязательныепричинно-следственные связи) диктуют правила гуманитарным, а наоборот.
Единство мира, о котором я здесь говорю, это невсеобщее биологическое единство человеческого рода, это и не род ойкумены,которая подразумевается сама собой и которая, несмотря на все противоречия,как-то существовала среди людей во все времена в какой-либо форме. Это и неединство международных сношений, мировой торговли, Всемирного почтового союзаили чего-то подобного, но нечто гораздо более сложное и жестокое. Речь идёт оединстве организации человеческой власти, которая должна планировать, управлятьи овладеть всей Землёй и всем человечеством. Речь идёт о важной проблеме,созрела ли уже сегодня Земля для единственного центра политической власти.
Одно и единство — это трудная проблема вплоть доматематики. В теологии, философии, морали и в политике эта проблема единствавырастает до огромных пропорций. Нелишне напомнить о многих сложных аспектахпроблемы единства, перед лицом поверхностности лозунгов, которые являютсясегодня общепринятыми. Все вопросы, даже вопросы чистой физики, сегоднянеожиданно быстро превращаются в основополагающие проблемы. Но в вопросахчеловеческого порядка единство часто выступает нам навстречу как абсолютнаяценность. Мы представляем себе единство как единодушие и единогласие, как мир ихороший порядок. Мы вспоминаем евангельское Один Пастырь и Одно Стадо. Можем лимы поэтому абстрактно и всеобще утверждать, что единство лучше многообразия?
Ни в коем случае. Единство, абстрактно говоря, точнотакже может быть усилением зла, как и усилением добра. Не каждый пастырь — этодобрый пастырь, и не каждое единство тоже. Не любая хорошо функционирующая,организация соответствует уже как просто единство образцу человеческогопорядка. И царство сатаны — это единство, и сам Христос имел в виду это единоецарство зла, когда он говорил о дьяволе. И попытка постройки Вавилонской башнибыла попыткой единства. Перед лицом некоторых современных форм организованногоединства мы даже можем сказать, что вавилонская путаница может быть лучше, чемвавилонское единство.
Желание хорошо функционирующего глобального единствамира соответствует господствующему сегодня, технически-индустриальномумировоззрению. Техническое развитие непреодолимо ведёт к новым организациям ицентрализациям. Если действительно судьбой человечества является техника, а неполитика, тогда проблему единства можно рассматривать как решённую.
Более ста лет тому назад все хорошие наблюдателизаметили, что современная техника сама по себе способствует единству мира. Ужев 1848 году, в первой европейской гражданской войне, это было несомненно.Марксистская доктрина живёт этим познанием. Но здесь речь идёт не оспецифически марксистском наблюдении. Мы можем процитировать здесь и Доносо Кортеса, который находился под впечатлением того жесамого опыта. В своей речи 4 января 1849 года он описывает чудовищную машинувласти, которая непреодолимо, без оглядки на добро и зло, делает каждоговластителя всё более могущественным. Доносо рисуетздесь образ проглатывающего всё Левиафана, которому современная техника добываеттысячи новых рук, глаз и ушей; против его власти, увеличенной в тысячу разтехникой, любая попытка контроля или противовеса представляется беспомощной иабсурдной.
Мыслители и наблюдатели 1848 года находились подвпечатлением железной дороги, парохода и телеграфа. У них перед глазами былатехника, которая ещё была связана рельсами и проволоками, техника, котораякажется сегодня любому ребёнку примитивной и убогой. Что такое техника 1848года в сравнении с возможностями сегодняшнего самолёта, электрических волн иатомной энергии? Для технического образа мыслей Земля по сравнению с 1848 годомсегодня настолько ближе к своему единству, насколько средства связи итранспортные средства сегодня быстрее, чем тогда, или насколько пробивная силасредств уничтожения сегодня превосходит пробивную силу средств уничтожения тоговремени. Вследствие этого Земля в такой же мере стала меньше. Планетауменьшается в объёме, и для технократа установление единства мира показалось быпустяком, которому сегодня сопротивляются только некоторые старомодныереакционеры.
Для миллионов людей сегодня это абсолютно само собойразумеющееся дело. Но для них это не только само собой разумеется, ноодновременно это сердцевина определённой картины мира и тем самым такжеопределённого представления о единстве мира, настоящая вера и настоящий миф.При этом речь идёт не только о псевдо-религии большихмасс индустриализованных стран. И правящие слои, в чьих руках лежат решениямировой политики, находятся под влиянием этого образа технически-индустриальногоединства мира. Нужно напомнить лишь о важной, обнародованной в 1932 годудоктрине тогдашнего министра иностранных дел Соединённых Штатов Америки, Henry L. Stimson. Стимсон пояснил смысл своей доктрины в речи от 11 июня 1941года. Его аргументация содержит подлинное вероисповедание. Он говорит, чтоЗемля сегодня не больше, чем в 1861 году, при начале гражданской войны вАмерике, США были уже тогда слишком малы для противостояния между северными июжными штатами. Земля, как уверял Стимсон в 1941 году,сегодня слишком мала для двух противостоящих систем.
Задержимся на мгновение на этом важном заявлениизнаменитого творца доктрины Стимсона. Это заявлениеимеет не только практическое значение как выражение убеждения ведущего политикасамой сильной мировой державы. Оно поразительно также с философской иметафизической точки зрения. Конечно, оно не желает быть философским илиметафизическим. Может быть, оно имелось в виду в чисто позитивно-прагматическомсмысле. Но именно поэтому оно становится тем более философским. Выдающийсяамериканский политик делает с недобровольной метафизической мощью выбор впользу политического единства мира, в то время как ещё до недавнего временисобственную картину мира Северной Америки, казалось, определял философский плюрализм.Ибо прагматизм, философия такого пока типично американского мыслителя как William James, была осознанноплюралистической. Он отвергал идею единства мира как несовременную, иусматривал в многообразии возможных картин мира, даже в множестве истин и лояльностейистинную современную философию. В течение тридцати лет, за одно поколение,самая богатая страна мира с самым сильным военным потенциалом на Земле перешлаот плюрализма к единству.
Так единство мира кажется самым само собойразумеющимся делом мира.
II.
И, тем не менее, политическая действительность даётсегодня не картину единства, но картину дуализма, а именно тревожного дуализма.Два гигантских партнёра враждебно противостоят друг другу и образуютпротивоположность Запада и Востока, капитализма и коммунизма, противоречивыхэкономических систем, противоречивых идеологий и целиком различных,гетерогенных типов господствующих классов и групп. Их вражда выражается всоединении холодной и открытой войны, в войне нервов и вооружений, в войнедипломатических нот, войне конференций и пропагандистской войне. Дуализм двухфронтов выступает здесь как ясное различение друга и врага.
Если единство само по себе есть нечто благое, тодуализм есть само по себе нечто злое и опасное. Binariusnumerus infamis, — говоритсвятой Фома Аквинский. Дуализм сегодняшнего мира на деле сам в себе злой иопасный. Напряжение ощущается каждым как нестерпимое, как само в себе непрочноесостояние перехода. Невыносимость такого дуалистического напряжения принуждаетизнутри к решению. Тем не менее, возможно, что напряжение продлится дольше, чеможидает большинство людей. Темп исторических событий имеет иную меру, чем нервычеловеческих индивидов, и мировая политика мало оглядывается на потребность всчастье отдельной личности. И всё же мы не можем избежать вопроса, к чемуприведёт разрешение дуалистического напряжения.
Для всеобщей тенденции к технически-индустриальномуединству мира сегодняшний дуализм — только переход к единству, последний круг ввеликой борьбе за единство мира. Это значило бы, что оставшийся в живых послесегодняшнего мирового дуализма завтра будет единственным властителем мира.Победитель стал бы осуществлять единство мира, конечно со своей точки зрения исогласно своим идеям. Его элиты стали бы представлять тип нового человека. Онистали бы планировать и организовывать согласно своим политическим,экономическим и моральным идеям и целям. Тот, кто верит в сегодня уже самособой разумеющееся, технически-индустриальное единство мира, должен осознаватьэту последовательность и должен вполне конкретно иметь перед глазами образОдного Властелина мира.
Но окончательное глобальное единство, которое должнобыло бы наступить благодаря полной победе одного партнёра над другим, ни в коемслучае не единственно мыслимая возможность окончания напряжения сегодняшнегодуализма. Фронты сегодняшнего Запада и сегодняшнего Востока образуют дилемму,которой совершенно не исчерпывается весь сегодняшний мир. Или-Или сегодняшнегодуализма мира слишком узкое, чтобы в нём могло раствориться всё человечество.Оба враждебных лагеря сегодняшнего Запада и сегодняшнего Востока взятые вместе— это ещё далеко не всё человечество. Мы цитировали высказывание американскогогосударственного секретаря Стимсона 1941 года,согласно которому вся Земля сегодня не больше, чем Соединённые Штаты Америки вначале гражданской войны в 1861 году. На это высказывание уже давно возразили,что вся Земля всегда будет больше, чем Соединённые Штаты Америки. Добавим кэтому, что она действительно всегда будет больше, чем сегодняшнийкоммунистический Восток и чем оба партнёра вместе взятые. Пусть Земля и сталамаленькой, но она будет всегда представлять собою больше, чем сумма точекзрения и горизонтов, под знаком которых находится альтернатива сегодняшнеговсемирного дуализма. Другими словами: всегда есть третий фактор, и может бытьне один, но много таких третьих факторов.
Здесь нет нужды разбирать многие различныевозможности, которые мыслимы и которые практически принимаются во внимание. Этодало бы политическую дискуссию о таких вопросах, как, например, положение изначение Китая или Индии или Европы, Британского Содружества, Испанско- лузитанского мира,Арабского блока и может быть ещё о иных, неожиданных основаниях для плюралистичности больших пространств. Как только появляетсятретья сила, очень быстро открывается путь для множества третьих сил, и дело неограничивается простой тройственностью. Ибо здесь обнаруживается диалектикавсякой человеческой власти, которая никогда не является безграничной, нонедобровольно вызывает силы, которые однажды поставят ей границы. Каждый издвух противников в примитивном мировом дуализме заинтересован в том, чтобыпривлечь на свою сторону других, защитить более слабых и в отношении другихпоощрять то, чем он их пожалуй настроит и против самого себя. И здесь этимразнообразным носителям третьей силы присуще то, что они используют всобственных интересах противоречия обоих великих партнёров и им нет нужды самимбыть подавляюще сильными, чтобы сохраниться.
Я не говорю здесь о нейтралитете или о политикенеприсоединения. Было бы заблуждением смешивать проблему третьей силы спроблемой нейтралитета или неприсоединения, пусть они сколь угодно сильносоприкасаются и по случаю пересекаются. Возможность третьей силы означаетколичественно не наивную тройственность, но множественность, выявлениеподлинного плюрализма. Тем самым дана вместе с тем возможность равновесия сил,равновесия многих больших пространств, которые среди себя создают новоемеждународное право, на новом уровне и с новыми измерениями, но всё же и снекоторыми аналогиями в отношении европейского международного права XVIII и XIXвеков, которое также покоилось на равновесии многих держав и обретало благодаряэтому свою структуру. Единство мира имелось и в Jus Publicum Europaeum. Оно было европоцентристским,но оно не было центральной властью одного единственного властителя мира. Егостроение было плюралистичным и давало возможностьсосуществования многих политических величин, которые могли рассматривать другдруга не как преступников, но как носителей автономных порядков.
Таким образом, дуализм мира также близоктройственности и тем самым множественности как и окончательному единству.Нечётные числа — три, пять и т.д. — имеют здесь преимущество, поскольку онискорее способствуют равновесию чем чётные числа. В то же время это означает,что они скорее способствуют миру. Вполне мыслимо, что сегодняшний дуализм ближетакому многообразию, чем окончательному единству и что большинство комбинаций«one world»окажутся преждевременными.

III.
Враждебное напряжение, присущее дуализму,диалектически предполагает общность и тем самым опять единство. Железныйзанавес был бы бессмысленным и никто не дал бы себе труда организовывать его,если бы он должен был отделить друг от друга только внутренне не соотносящиесяпространства. Толкование железного занавеса, которое дал RudolfKassner (Merkur, April 1951), подразумевает отделение экзистенцииот не-экзистенции, разделение экзистенциии идеи. Но оно предполагает, что на горизонтальном, политическом уровне разделениеосуществляется внутри общей идеологии. Общность заключена в картине мира икартине истории обоих партнёров мирового дуализма. Подобно тому, как всемирнаябитва между католицизмом и протестантизмом, между иезуитами и кальвинизмом вXVI и XVII веках предполагала общность христианства, и лишь это единствопородило страшную вражду, так и сегодня в основе дуализма имеется единствоисторико-философской само-интерпретации.
Наш диагноз современного международного положения былбы неполным, если бы он оставил без внимания историческую само-интерпретациюпартнёров всемирного дуализма. Только там можно найти единство, котороедиалектически делает возможным дуализм. Само-интерпретация больше чем любаядругая величина является элементом сегодняшней мировой ситуации. Перед лицомпроблемы единства мира каждый исторически действующий человек принуждён ставитькак диагноз, так и прогноз, который касается не только простых фактов. И самыйтрезвый политический вычислитель интерпретирует статистическую информацию,которую он получает, а именно он интерпретирует её в историко-философскомсмысле. Все люди, которые сегодня планируют и пытаются планировать большимимассами, занимаются в какой-то форме философией истории. Благодаря этомупроблема единства мира и проблема сегодняшнего мирового дуализма становитсяпроблемой философско-исторического толкования мира.
Во все времена люди как-то определялись религиозными,моральными или научными убеждениями, которые содержали также известныепредставления о ходе истории. Но эпоха планирования является в особенном смыслеэпохой философии истории. Тот, кто сегодня планирует, должен сразу сообщитьлюдям, которых он хочет сделать объектом своего планирования, вескую философиюистории. В этом отношении философия истории имеет сегодня совершеннопрактический и эффективный смысл. А именно она является обязательной составнойчастью планирования.
Это справедливо без разговоров и явно применительно ксегодняшнему коммунистическому Востоку. Восток имеет твёрдую цель, направленнуюк единству Земли и к её подчинению всемирно-историческилегитимированному властителю этой Земли. Его идея единства основана на доктринедиалектического материализма, которая торжественно возвышена доколлективистского кредо. Диалектический материализм, сердцевина марксизма,является — специфическим и даже исключительным образом — философией истории. Онсохраняет структуру философии Гегеля, то есть единственной построеннойфилософско-исторической системы прежней мировой истории. Эта гегелевскаяфилософия по видимости идеалистическая; она усматривает цель человечества вединстве возвращающегося к самому себе Духа и в абсолютной идее, а не вматериальном единстве электрифицированной Земли. Но методическую суть,диалектическое движение мировой истории можно поставить и на службуматериалистического мировоззрения. Противоположность материализма и идеализмастановится несущественной, если вся материя становится излучением, а всёизлучение — материей.
Все планирования Востока, начиная с первогознаменитого пятилетнего плана, уже почти мифической пятилетки 1928 года,превосходят другие планирования тем, что они встраиваются в диалектическоедвижение, которое должно привести к единству мира. Здесь нет речи ни обонтологии, ни о моральной философии, но речь идёт об утверждении правильнопознанного, совершенно конкретного хода исторического развития, в котором мысегодня находимся. Марксизм — и вместе с ним всё официальное кредокоммунистического Востока — является в самой интенсивной степени философиейистории. На этом основано его захватывающее воздействие, которое принуждает ипротивника этой системы осмыслить и свою собственную историческую ситуацию исвою собственную картину истории, если он входит в контакт с этим опаснымврагом. Здесь, на Востоке, связь единства мира и конкретной философией историиочевидна.
Что может противопоставить этой философии историисегодняшний Запад, ведомый Соединёнными Штатами Америки? В любом случае он необладает такого рода закрытым, единым мировоззрением. Сегодня самым известнымфилософом истории на Западе мог бы быть АрнольдТойнби, научный консультант при ООН. Его теория, конечно, не являетсяофициальным кредо, но его воззрение и, быть может, в ещё большей мере егонастрой всё же в высшей степени симптоматичны для всемирно-исторической само-интерпретации ведущих слоёв и элит англосаксонскогоЗапада. Это в любом случае заслуживает внимания, ввиду того большого значения,которое имеет картина истории руководящих групп.
И какая же историческая картина получается из трудовзнаменитого английского историка? Нам не нужно повторять здесь частопредставленное содержание его трудов. Решающим является то, что, согласноТойнби, некоторое число высокоразвитых культур (цивилизаций) человечествавозникает, растёт, потом происходит надлом и упадок и что мы в нашейсовременной цивилизации можем утешаться тем, что можем опять стать христианскойцивилизацией и имеем, собственно говоря, впереди ещё много времени, перед лицомгромадных периодов времени, с которыми история, как её понимает Тойнби, имеетобыкновение работать. Это слабое утешение, которое не даёт специфическихристианской картины истории. Если ещё принять во внимание то, что многиеанглосаксонские учёные усматривают в быстром приросте населения восточного мирасобственную первопричину войны и в качестве лекарства не могут предложитьничего иного, чем контроль рождаемости, то историческая само-интерпретацияЗапада предстаёт слабой и бессильной. Ибо, в конце концов, было бы всё жескверно, если бы за дуализмом сегодняшнего мира не стояло бы ничего иного, чемпротиворечие birthcontrol и animusprocreandi, так что каждый вновь рождённый ребёноквходил бы в мир сразу как агрессор и включался бы в систему современных криминалитетов.
Я не хочу обидеть этими высказываниями ни одногопочитателя Тойнби или Julian Huxley.Мне знакома также критика и сомнение в идеологии прогресса, высказанныеведущими англосаксонскими авторами. Но всё это ничего не меняет видеологической общей картине Запада, чьей сердцевиной, насколько он ещёобладает всемирно-исторической силой, также является философия истории, аименно Сен-Симонистская философия историииндустриального прогресса и распланированного человечества, со всеми еёмногочисленными вариациями и популяризациями Огюстом Контом и ГербертомСпенсером вплоть до писателей сегодняшнего дня, настроенных, наверное, немного скептичнее.
Большие массы индустриализованного Запада и особенноСоединённых Штатов Америки обладают бесконечно простой и массивной философиейистории. Они продолжают в грубой форме веру в прогресс 19 века, им нет дела доизысканности культурных англичан. Эти массы пронизаны религией техницизма, илюбой технический прогресс представляется им в то же время усовершенствованиемсамого человека, прямым шагом к земному раю one world. Их эволюционистское кредо конструирует прямую линиюподъёма человечества. Человек, биологически и от природы вполне слабое ибеспомощное существо, создаёт для себя при помощи техники новый мир, в которомон является самым сильным, даже исключительным существом. Нельзя ставитьопасный вопрос, у каких людей концентрируется чудовищная власть над другимилюдьми, которая необходимо связана с этим усилением технических средств.
Это неизменно старая, но усиленная современнойтехникой вера в прогресс и бесконечную способность совершенствования. Она родиласьв эпоху Просвещения XVIII века. Тогда, в XVIII веке, она была ещё философскимубеждением некоторых ведущих групп и элит. В XIX веке она стала кредо западногопозитивизма и сциентизма. Его первыми пророками были Сен-Симон и Огюст Конт,его самым успешным миссионером для англосаксонского мира был Герберт Спенсер.Сегодня, в XX веке, у интеллигенции давно закралось сомнение в том, составляютли вообще единство технический, моральный и прочий прогресс. Интеллигенцияохвачена мучительным познанием, что люди благодаря новым техническим средствамхотя и стали могущественнее, но ни в коем случае не стали лучше в моральномотношении. Это познание несоответствия технического и морального прогресса.Гёте выразил это очень просто в тезисе: Ничто так не уничтожает человека, какумножение его власти, которое не связано с умножением его доброты.
Но массы не спрашивают о подобных сомнениях ивоспринимают раздробление понятия прогресса наверное только как софистскуюболтовню декадентской интеллигенции. Они остаются при своём идеале технизированного мира. Это тот же идеал единства мира,который обнародовал Ленин, когда он сказал о единстве электрифицированнойЗемли. Восточная и западная вера здесь сливаются. Обе претендуют на то, чтобыбыть истинным человечеством, истинной демократией. И ведь они обе происходят изтого же самого источника, из философии истории XVIII и XIX веков. Здесьстановится видимым единство, лежащее в основе дуализма.
Запад и Восток сегодня разделены железным занавесом.Но волны и корпускулы общей философии истории проникают сквозь занавес иобразуют неуловимое единство, благодаря которому сегодняшний всемирный дуализмдиалектически только и делается возможным. Враги встречаются в само-толковании их всемирно-исторического положения.

IV.
Следует ли из этой невидимой, проникающей сквозьжелезный занавес общности историко-философской картины мира, что сегодняшнийдуализм ближе к окончательному единству мира, чем к новому многообразию?
Если бы для нас не было другой картины истории, чемфилософская программа двух последних столетий, то вопрос о единстве мира ужедавно был бы решён. Тогда и дуализм сегодняшнего международного положения немог бы быть ничем иным, кроме как переходом к планетарному единству чистоготехницизма. Это было бы единством, которое хотя и становится очевидным большиммассам как род земного рая, но перед лицом этого сегодня уже некоторыеанглосаксонские интеллектуалы содрогаются от ужаса, поскольку они познают или,по меньшей мере, чувствуют уже упомянутое раздробление понятия прогресса инесоответствие технического и морального прогресса. Каждый видит, что моральныйпрогресс идёт иными путями, чем технический прогресс, как у власть имущих,которые планируют и используют при этом современную науку, так и у элит и масс,которые надеются на большой праздник урожая планирования. Планетарное единствотаким образом организованного человечества уже больше ста лет назадвоспринималось как кошмар. Тем временем кошмар усилился в такой же мере, какусилились технические средства человеческой власти. Тем труднее становитсявопрос, который мы поставили и который мы повторяем: следует ли из единстваисторико-философской картины мира предстоящее политическое единство мира?Следует ли из него то, что современный дуализм является только последней стадиейперед единством?
Я так не думаю, поскольку я не верю в истинность этойисторико-философской картины мира. Если мы установим, что как сегодняшнийВосток, так и сегодняшний Запад определяются философией истории и что какруководящие и планирующие элиты, так и мобилизуемые ими массы прежде всегохотят быть на стороне грядущего, то мы должны будем добавить, что слово«философия истории» имеет здесь совершенно точный и специфическийсмысл. А именно эта философия истории, чья общность проникает сквозь железныйзанавес, больше является философией, чем историей. Это требует ещё небольшогопояснения.
Философия истории, о которой здесь идёт речь и которуюмы диагностировали как общий базис сегодняшнего дуализма, является составнойчастью человеческого планирования, а именно такого планирования, котороеосновывается на типично философском толковании истории. Она являетсяфилософской в совершенно конкретном смысле, который слово философия получилоблагодаря Просвещению XVIII века. Эта философия истории становится конкретнойблагодаря тому, что определённый слой интеллигенции отрицает претензии навласть других элит. Эта философия претендует на монополию интеллигенции инаучности. В слове «философия истории» акцент приходится нафилософию, а именно имеется в виду исторически и социологически совершенноопределённая форма проявления философии, которая ставит свои собственныевопросы и даёт на них ответ, отклоняет чуж