1. Герменевтикав работах Ф. Шлейермахера
Особое значение герменевтика приобрела благодаря работам ФридрихаШлейермахера (1768–1834), который считается основоположником систематическойразработки герменевтики как философского метода.
Если в философии Канта и Гегеля мы можем видеть лишь своеобразнуюподготовительную работу, которая отделяет постижение в области искусства отдругих форм человеческого познания, а также формирует понятийный аппаратгерменевтики, ее проблемное поле, то в работах Шлейермахера герменевтика, какпостигающая деятельность человеческого духа, обретает сама себя. Философия иКанта, и Баумгартена, и Гегеля очерчивают, определяют место, которое неконтролируется в полной мере ни наукой, ни философией, но также имеет своейцелью своеобразное постижение реальности. Дальнейший ход – попытаться не толькоувидеть это не контролируемое научным познанием место, но и выявить и сформулироватьопределенную методику поведения человеческого познания в этой сфере. Эту задачуи пытается решить герменевтика. И первым является Шлейермахер, которыйизолирует проблему и процедуру понимания и вырабатывает методологиюгерменевтического познания. Пониманию подлежит не только дословный смыслсказанного или написанного тем или иным автором, понимание должно понять исамого творца-художника. Всякий текст, всякая речь может быть осмыслена ипреобразована в акт понимания. Метод понимания обращается как на общее, так ина единичное – должен быть постигнут как текст, так и контекст самого произведенияи автора. Надо оказаться в позиции «первоначального» читателя. При этом этапозиция оказывается отождествлением с самим автором. Таким образом, цельпонимательных процедур герменевтики есть постижение, через анализ произведения,самого автора, причем понять автора лучше, чем он сам себя понимал.
Шлейермахер различает дивинаторное и сравнительное понимания.Дивинаторное понимание выступает как спонтанное постижение родственногоинтерпретатору духа в результате «вчувствования» в него. Сравнительноепонимание требует сопоставления высказываний, содержащих общий смысл. Уинтерпретатора два адресата понимания: текст и его автор. При понимании кактекста (факта языка), так и автора имеют место дивинаторный и сравнительныйаспекты или, другими словами, понимание за счет вчувствования и понимание какрезультат мышления. Диалоги между герменевтиком и тестом и между герменевтикоми автором – разные. В первом случае Шлейермахер настаивает на минимуме, а вовтором – на максимуме [9]. Оперируя полными сведениями об авторе, интерпретаторспособен понять как сознательную, так и бессознательную сторону его творчества.Шлейермахер ставит задачу: понять автора и его произведение лучше, чем он сампонимал себя и свой труд.
Таким образом, Шлейермахер фактически различал несколько способовпонимания, между которыми существует тесное взаимодействие, они не могутмыслиться в отрыве друг от друга. Понимание имеет как бы две стороны:объективную и субъективную. Каждая из них состоит из двух видов понимания:исторического и дивинаторного. Таким образом, образуются четыре способаистолкования произведения: объективно исторический, объективно дивинаторный,субъективно исторический и субъективно дивинаторный. Шлейермахер отмечает, чтогерменевтическое искусство может быть развито не из условий, когда пониманиеневозможно или нарушено, хотя таковые и должны учитываться при выработкеисследовательской программы, а из условий, обеспечивающих позитивное решениепроблемы. «Искусство (герменевтики) может развивать свои правила только изпозитивной формулы, которая есть историческая и дивинаторная (пророческая),объективная и субъективная реконструкция данной речи». Объективное пониманиеимеет своим предметом речь как факт языка. Подход к исследованию этой стороныпроизведения осуществляется через знание языка. Успех сопутствует тому, ктоизучил язык так, как говорили автор и его современники. При объективноисторическом понимании стараются выяснить, «как речь выглядит в общностиязыка», а при объективно дивинаторном исследуется, «как речь становится пунктомразвития языка».
Объективно историческое и объективно дивинаторное пониманиесоставляют в совокупности грамматическую интерпретацию. Субъективная сторонапонимания направлена на речь как факт мышления, в центре здесь «инициаторречи», автор текста. Возможность субъективного исследования обусловлена знаниемвнутренней и внешней жизни автора произведения. Субъективно историческоепонимание исследует проблему «как речь дана как факт души», а субъективнодивинаторное занимается выяснением обстоятельств, как содержащиеся в речи мысливозникают в говорящем и воздействуют на него. Это понимание есть «вживание вдругого», перевоплощение в автора, оно в полной мере применимо только к «родственнымдушам», конгениальным личностям. Субъективно историческое и субъективнодивинаторное понимания вместе составляют то, что ранее Шлейермахером былоназвано психологической интерпретацией.
Все четыре способа понимания образуют неразрывное единство, находятсяв постоянном взаимодействии. Интерпретатор исследует текст и как языковоеявление, и как человеческое творение, учитывая исторически обусловленное знаниеязыка, условия жизни и быта автора, своеобразие его личной судьбы, историческийхарактер эпохи, особенности стиля и т.п. Автор мог впитывать некоторые идеисвоего времени непосредственно в процессе воспитания, в ходе некритическогоусвоения существующих традиций. Восприятие некоторых моментов, перевод их вличностный план мог осуществляться неосознанно. Интерпретатор, изучая эпохуавтора, свойственный ей язык, стилистические особенности истолковываемых текстов,может знать больше автора и, в частности, может освоить то, что осталосьнеосознанным для автора текста. Поэтому интерпретатор может понимать автора иего творение значительно глубже, чем сам автор понимал себя и своепроизведение. Такая установка на постижение истолковываемых текстов и на рольпонимания в ней получила позже название романтической герменевтики. Онаоснована на абсолютизации герменевтического метода в процессе восприятия и интерпретациитекстов.
Герменевтический метод Шлейермахера предполагает диалогичностьгуманитарного мышления, единство грамматической и психологическойинтерпретаций, принцип взаимосопряженности части и целого при пониманиитекстов, зависимость понимания от знания автора, понимание бессознательного втворчестве автора, построение гипотез, основывающихся на предварительномпонимании.
Со Шлейермахера началось восстановление значимости и онтологическогостатуса герменевтики, ибо проблема понимания и истолкования захватывает нетолько само художественное произведение, но оказывается способом постижениячеловека, автора и всей человеческой реальности.
Таким образом, исследования Шлейермахера стали исторически первымсистематическим изложением теоретических основ герменевтического метода,которое было одновременно попыткой построения специфической методологииисследования гуманитарных текстов. Шлейермахером была в основном определенапроблематика универсальной герменевтики, были поставлены почти все ее основныепроблемы. Он предложил весьма оригинальные решения этих проблем. Им быливыявлены основные принципы и методы герменевтического анализа: принципдиалогичности гуманитарного мышления; принцип единства грамматической ипсихологической интерпретаций; принцип диалектического взаимодействия части ицелого при понимании текстов; принцип зависимости понимания от знаниявнутренней и внешней жизни автора произведения; принцип сотворчества(конгениальности) автора и интерпретатора; метод перевода интерпретаторомбессознательного пласта из жизни автора в план знания; метод построенияинтерпретирующих гипотез, основывающихся на предварительном понимании.
Дальнейшее развитие герменевтики происходило по пути насыщения еепроблемного поля историческим измерением благодаря вкладу Ранке, Дройзена и впервую очередь Дильтея.
герменевтика шлейермахер дильтей гадамер
2. Герменевтика«сочувствия» В. Дильтея
У Вильгельма Дильтея (1833–1911), хотя он и продолжаетлинию Ницше, «жизнь», которая является первичной, понимается совсем не таквитально и зоологически, как у последнего. «Жизнь» у Дильтея – это, скорее,жизнь культуры и, прежде всего, духовной культуры. Но она так же предшествуетмышлению и науке, как у Ницше и Фейербаха. В результате у Дильтея мышление, каквторичное и производное духа, чувства понять не может. Чувство можно толькочувствовать и переживать, и человеку, который чувствует, можно толькосочувствовать. Причем Дильтей распространяет это сочувствие на «понимание» всехявлений духовной культуры и истории: философии, религии, искусства, литературы.
Методу «объяснения» в естественных науках Дильтей противопоставляетметод «понимания». «Понимание» достигается путем «вживания», «сопереживания»,«вчувствования». Но одно дело «вжиться» в ныне живущую культуру, и совсем другоедело – проникнуть в культуру древних египтян или инков, и даже древних римлян.Отсюда необходимость в особом способе приобщения к «мертвой» культуре. Поотношению к культуре прошлого, согласно Дильтею, должен применяться метод интерпретации,который он называет герменевтикой. Герменевтика, таким образом, из метода«понимания» боговдохновенных текстов превращается у Дильтея в метод «понимания»любого гуманитарного текста.
«Философией жизни» Дильтей считает всякую попытку отойти от того,что он называет «систематической философией». Это литература такого типа, как уМарка Аврелия, Монтеня, Лессинга, Карлейля, Эмерсона, Ницше, Толстого.«Писательство этого рода, – замечает Дильтей, – постольку родственно античномуискусству софистов и риторов, от которого так резко отмежевался Платон в сферефилософии, поскольку здесь место методического доказательства занимаетубеждение, уговаривание» [3, С. 60].
Понятно, что такая «философия» может быть убедительной и интересной.Ведь читать, допустим, Ницше в тысячу раз интереснее, чем какого-нибудьпозитивиста, рассуждающего о «научной методологии». Но это, тем не менее, неотменяет разницы между философией и литературой. «Искусство уговаривания», какотмечает Дильтей, связано с «величайшей серьезностью и правдивостью» [3, С. 60].И это то, что мы называем жизненной правдой и что присуще хорошемуреалистическому искусству.
Дильтей пишет: «Жизнь должна быть истолкована из нее самой – таковата великая мысль, которая связывает этих философов жизни с мировым опытом ипоэзией» [3, С. 60]. Но почему эта «философия жизни» встает во враждебное отношениек «систематической философии»? Видимо, это происходит в такой период истории,когда жизнь покидает «систематическую философию», и от нее остается пустойсухой стручок. Однако это означает, что в то же время нечто происходит и всамой жизни. Да, жизнь должна быть объяснена из нее самой. Но именно для этогонеобходимо систематическое мышление, а не одна только риторика. Иначе сама«жизнь» приобретает мистический и призрачный характер.
Вместе с отказом от метафизики, согласно Дильтею, должен произойтии отказ от ее метода. И должен быть найден «независимый от нее методустановления определений ценностей, целей и правил жизни, и на основеописательной и аналитической психологии, исходящей из структуры душевной жизни,надо будет в рамках методической науки искать решение – может быть, болеескромное и менее диктаторское, – той задачи, которую себе поставили философынового времени» [3, С. 61]. Таким методом, по его мнению, и должна стать герменевтика.Но совершенно ясно, что это не просто претензия на иной метод, а это претензияна иную философию, сущность которой и составляет свойственный ей метод герменевтики.
Историческая преемственность образует культуру как форму человеческогосуществования. Историю исследует тот, кто ее творит. Дильтей представлялисторию как большую непонятную книгу, подлежащую расшифровке и истолкованию.Герменевтическая проблема понимания явлений и отношений духовного мира требует,прежде всего, отделения ее от причинно-следственных связей, которыегосподствуют в природе и подлежат изучению естественными науками. Дух постигаетсебя и завершается в историческом постижении. Историческое познание есть способсамопознания. Герменевтика, осмысленная как постижение историчности, оказываетсяосновой наук о духе, ибо исторический процесс мыслится как подлежащийрасшифровке текст. «Большая часть моей жизни была посвящена общезначимой науке,которая должна создать для наук о духе прочное основание и внутреннюювзаимосвязь с целым» [12, С. 144].
Дильтей полагал, что природу мы объясняем, а духовную жизнь понимаем.Жизнь заключается во взаимодействии личностей. Полнота жизни дана личности в еепереживаниях. «Сопережитое дано в понимании» [4, С. 130]. Пониманиеприводит к категориям значения, ценности, цели, развития, идеала [4,С. 132]. Все они чужды познанию природы и укоренены в самой жизни.Категории жизни – это не простые понятия, а органическое содержание самойжизни. На вопрос о том, как личность достигает пристани категорий жизни,Дильтей дает ответ: герменевтическим путем. «Жизнь существует во времени какотношение элементов к целому, т.е. как некая взаимосвязь» [4, С. 130];«понимание целого – смысл в жизни проистекает из значения (отдельныхэлементов)» [4, С. 133]; но и значение элемента (переживания) определеноего отношением к целому [4, С. 137]. Схематизм естествознания описываетпричинно-следственные связи, схематизм «наук о духе» – связь части и целого,целого и части в их соотносительности. Постижение этой соотносительности и естьпонимание [4, С. 134]. Собственные переживания даны личности изначально,благодаря настоящему и воспоминаниям. Духовный мир Другого дан благодаря«вчувствованию» в этот мир и знанию его автобиографии.
Решая вопрос поиска форм интерпретационной деятельности в гуманитарныхнауках, Дильтей был вынужден обратиться к логической проблематике, потому чтоформы понимания, классификацию которых он пытался дать, по его замыслу, должныиметь особые логические формы выражения, т.е. особые представления формпонимающей деятельности в логических процессах рассуждения. Но если бы процесспонимания этим ограничился, то познавательный процесс в гуманитарных науках былбы не адекватен своему предмету, отражал бы его односторонне. Дело в том, что вгуманитарных явлениях объективно заложены факторы, которые можно постичь спомощью рационального понимания, и в то же время имеются элементы, связанные сбессознательной деятельностью авторов гуманитарных реалий. Естественно, чторациональное понимание, соотнесенное с особыми логическими приемами, здесь ужене может служить методом познания.
Итак, Дильтей ставит две проблемы: проблему герменевтической логикии проблему бессознательного в гуманитарном познании. Причем, если перваяявляется принципиально новой, то вторая явным образом уже была поставленаФ. Шлейермахером в его учении о лучшем понимании.
При всем этом Дильтей принципиально не мог объяснить диалектикудуховной жизни общества и материальных условий, ее созидающих и являющихся еежизненным фоном. Неадекватность методологической установки Дильтея ясноосознавалась многими представителями герменевтической философии. Так, вчастности, один из «духовных отцов» современной герменевтики Х.-Г. Гадамерписал: «…Дильтей… не мог преодолеть робости к традиционной теории познания. Егоисходный пункт, внутреннее бытие «переживаемого», не мог пробить мост кисторической реальности, потому что великая историческая действительность,общество и государство являются определяющими для каждого «переживания». Автовоспоминанияи автобиографии – исходные пункты Дильтея – не являются предпосылками инедостаточны в качестве базиса для герменевтической проблемы… Вдействительности не история относится к нам, а мы относимся к ней. Мы понимаемсамих себя прежде всего в воспоминании, мы понимаем себя в семье, обществе,государстве, в которых мы живем» [2, С. 260–261].Но отсюда не следует, что герменевтическое предприятие Дильтея было бесполезнымзанятием. Его неудачи и слабости были неудачами и слабостями тех теорийпознания, на которые он опирался. Психологизм не мог быть адекватным принципомметодологии гуманитарных наук. Но все же следует подчеркнуть, что Дильтейвпервые вывел герменевтику на философский уровень. Как писал Гадамер, «Дильтейрасширил герменевтику до органона наук о духе» [2, С. 250]. Именно в этомсостоит положительное значение дильтеевского обоснования наук о духе.
3. Герменевтическаяфеноменология Г.Г. Шпета
Вдальнейшем делается еще один шаг в сторону «философизации» герменевтики:происходит онтологизация ее проблематики. В частности, понимание ужерассматривается как свойство человеческого бытия, как свойство человеческого«жизненного мира», как говорил Гуссерль. Хайдеггер тоже онтологизируетгерменевтическую проблематику и постепенно наблюдается становление герменевтикикак учения о бытии, о его принципах, т.е. она становится философскимнаправлением.
Вконце XIX-начале XX века в философии и методологии гуманитарных наук постепенноскладываются благоприятные условия для введения герменевтических идей вфилософский контекст, намечается оригинальный синтез герменевтики сфеноменологией. Данное направление исследований связано с деятельностью преждевсего Э. Гуссерля, Г.Г. Шпета, М. Хайдеггера и позднее Х.-Г. Гадамера.Следует отметить, что в силу ряда причин герменевтическая феноменологияроссийского философа Густава Густавовича Шпета (1879–1937) практически неизвестнасовременному научному сообществу.
Помнению Шпета, смысл слова (высказывания, текста) объективен и может быть познаннепсихологическими методами. Герменевтика как искусство постижения смысладолжна с необходимостью включать в себя семиотические, логические ифеноменологические методы, которые должны быть направлены на постижение(понимание, но не «схватывание», не «вчувствование», не эмпатию) объективногосмысла текста. Все остальные моменты структуры текста, навеянныепсихологическими особенностями личности, историческими и социальными условиями,являются субъективными факторами, они своеобразно влияют на восприятие смыслатекста, безусловно должны учитываться и включаться в исследование текстов подобщим названием «условия понимания», постижение которых обеспечиваетсяисторическим методом. Созданный текст «живет» самостоятельной жизнью, его смыслуже не зависит от воли автора, он объективируется как вещь в себе и для нас.Здесь следует заметить, что Шпет подошел к самым истокам структурыпредпонимания, но… следующий шаг по независящим от него обстоятельствам былсделан не им, а М. Хайдеггером и несколько позднее Х.-Г. Гадамером.Но то, что было сделано Шпетом, составляет нетривиальный вклад в развитиегерменевтического метода.
Сточки зрения Шпета, психологический и исторический методы в герменевтике былисоциально обусловленными приемами исследования, научными средствами постижениясмысла в таких условиях, когда не было еще развито семиотических средств, несуществовали современные логико-семантические приемы, не был еще завершенфеноменологический метод. Поэтому герменевтика концептуально не сводится толькок психологическому искусству, она лишь вынужденно им была ввиду недостаткатехнического инструментария.
Вначале XX века с возникновением семиотики, современной логики, семантики,феноменологии была преобразована и герменевтика, в которой психологическиеприемы стали играть свою четко определенную роль в системе методологическихсредств, обслуживая внешние моменты понимания смысла текстов. Причем, ввидутого, что тексты весьма разнообразны по своему жанру, происхождению и роли вжизни общества, акцент может делаться на разные элементы смысловой структуры.Никакого противоречия между психологией, герменевтикой и феноменологией не существует.Строгое разведение внутреннего и внешнего ведет к различению методовисследования, систематизирует исследование и, что не менее важно, сохраняетспецифику предметных областей. Предмет становится определяющим для выбораметода исследования.
Шпетчутко уловил движение герменевтической проблематики к преобразованию ее в новоефилософское направление со своей особой логикой, с собственными приемамиисследования. Это философское направление адекватно соответствует природефилософии. Философское знание интерпретационно, диалогично, а значит,герменевтично.
До1914 года – года публикации работы «Явление и смысл» – Шпет полагал, чтосоздание подлинной положительной философии фактически уже осуществленоЭ. Гуссерлем. Следует лишь немного «подправить» его феноменологию, и мыполучим «основную науку философии», которая является базисной как для всейфилософии в целом, так и для всех конкретных наук. Но уже в процессе написанияданной книги у Шпета закрадываются сомнения в безупречности методологическойтехники феноменологии, в абсолютной ясности всех приемов исследования. И этисомнения были связаны прежде всего с проблемами постижения смысла, со структуройпонимающей деятельности, которая не зависела от особенностей психики познающегосубъекта, что является предметом особого интереса теорий познания вотрицательной философии. Поэтому он предпринимает систематическое исследованиепроблем герменевтики с целью выведения ее концептуального содержания нафилософский уровень и заполнения указанного пробела в аппарате феноменологии.
Основойсинтеза герменевтики и феноменологии является традиционная формула «пониманиеесть постижение смысла». Принципиальным анализом понимания занимаетсягерменевтика. Она отвечает на вопрос «Как возможно понимание?». Принципиальныманализом смысла и методов его образования занимается феноменология. Новаядисциплина, которая получается в результате синтеза, располагает очень широкимпредметным полем (значительно более широким, чем предметные области конкретныхгерменевтик и даже универсальной герменевтики в духе Шлейермахера) иуниверсальным методологическим аппаратом, обогащенным герменевтическимиметодиками.
Вгерменевтике понятие «смысл» обычно не определяется. Смысл дан как нечтовнешнее. Это – идеальное бытие, эйдетический мир, на который направленгерменевтический интерес. Основное понятие герменевтики считалось интуитивноясным, либо заимствовалось из других разделов знания (в этом случаеподразумевалось, что уж там-то его выявили абсолютно точно). В феноменологиианалогичная картина наблюдалась относительно понятия «понимание». Поэтомусинтез герменевтики и феноменологии был теоретически предопределен, обедисциплины должны были взаимно дополнять друг друга.
Впонимающий познавательный акт структурно входят познающий разум и объектпонимающей деятельности, который может быть назван текстом. Понятие «текст»предполагает в этом случае очень широкое толкование. Это не только письменныйисточник. Тексты – это знаково-символические информационные системыразнообразного происхождения и предназначения. Они являются результатомпознавательно-созидательной, творческой и производственной деятельности живыхсуществ. Текст в герменевтике рассматривается как некий продукт деятельности,имеющий знаковую и в широком смысле языковую природу. «Факт языка», «застывшаяречь» – так характеризовал предмет герменевтики Шлейермахер. Но в то же времяон «впитывает» в себя и внутренне содержит субъективно-психологическиеособенности внутреннего мира – «факты мышления». В нем отражаются особенностиэпохи и времени. Текст сам по себе есть, с одной стороны, порождение языка, вкотором действуют объективно независимые от конкретного человека, всеобщие и необходимыенормы и законы речевой деятельности, которым следуют все члены данногоязыкового сообщества. А с другой стороны, текст зависит от историческиопределенного стиля мышления данной эпохи. Язык и стиль мышления сутьобъективные природные свойства, преломленные в созидательной деятельноститворца текста. Они являются некими предпосылками понимания, внутренними,скрытыми моментами предпонимания.
Дляисследования проблемы понимания в герменевтике важно, что язык обладаетнезависимым, внешним бытием, оказывает давление на человека, порождаетсяимеющей внешний характер необходимостью общения и внутренними потребностямичеловеческого духа. Язык также во многом определяет развитие духовного мирачеловека и внутренне содержит в себе мировоззренческое начало. Так проблематикаязыка смыкается с проблематикой сознания и возникает фундаментальное дляфилософии культуры Шпета понятие «языковое сознание». Поскольку тексты сутьпродукты человеческой деятельности, на которых «запечатлено» влияние языковогосознания, постольку понимание текстов должно опираться на принципиальный анализязыкового сознания. Более того, слово становится архетипом культуры и принципомее анализа.
Длярешения проблемы понимания существенно выполнение двух условий: раскрытьисторическую природу текста и выявить сущность процесса понимания иинтерпретации. В дошпетовской герменевтике раскрытие исторической природытекста относилось к центральной задаче герменевтического метода, являлосьглавным содержанием процесса понимания. Шпет выводит всю проблематику,связанную с психологическими и историко-культурными моментами, за рамки актапостижения смысла, помещая ее в условия понимающей деятельности. Это былооправдано феноменологической структурой слова. За скобки выносилось все, что неимеет отношения к объективному смыслу слова, к его идее. Эйдетические моментыструктуры слова понимаются интеллектуально, сомыслятся, только здесь имеетместо собственно понимание. Но в структуре слова имеются также моменты,сопровождающие смысл, сопутствующие ему, окружающие центральное ядро структурыслова как некий фон. Они со-чувственно воспринимаются. В основе их восприятиялежит так называемое симпатическое понимание, которое Шпет называет «пониманиемв основе своей без понимания», так как периферийные моменты структуры слованужно не сомыслить, а сочувствовать, переживать симпатически. Если и употребляютеще термин «понимание» по отношению к психологическим актам, то это являетсяданью старой традиции.
Такимобразом, здесь принципиальным становится выделение условий понимания, которыеобразуют контекст «жизни» анализируемого текста. Этот контекст воссоздается припомощи филологической, исторической и психологической интерпретаций. Пониманиестановится критерием выделения в указанных методах их формальной части, к которойиздавна относилась герменевтика.
Введениегерменевтических методов в феноменологию было обусловлено, с точки зренияШпета, наличием в содержании феномена специфической функции осмысления.Осмысление как своеобразный самостоятельный акт, требовало определенных средствдля своего выполнения, для «прокладывания путей» к смысловым характеристикамидеи. Смысл как сущность сознания, как сложнейшее многоуровневое образованиедолжен не только непосредственно усматриваться рациональной интуицией как нечтоочевидное, но и пониматься. Понимание как синтетическая функция разумаобеспечивается истолкованием и интерпретацией. Именно так, через понимание иинтерпретацию герменевтическая проблематика (разумеется в новом,рационализированном виде) вливается в феноменологию. Герменевтика (с еефункцией осмысления и интерпретации), логика (функция выражения смысла),прагматическая телеология (функция разумной мотивации), феноменология (функцияобнаружения смысла в различных его положениях) сплетены в деятельности разума вединый метод, определяющийся своеобразием эйдетического мира как «зеркала» осуществленныхна уровне явлений объективаций деятельности человеческого духа.
4. Герменевтическийпроект М. Хайдеггера
Расширение герменевтического горизонта связано с именем МартинаХайдеггера (1889–1976).
Поворот Хайдеггера к фундаментальной онтологии состоял в отказе оттрансцендентализма и в обращении к забытым основаниям бытия. При этом онопирался на искусство исторического понимания Дильтея, согласно которому жизньможет быть понята только жизнью, а также на учение Гуссерля о жизненном мирекак анонимном фундаменте смыслополагания. Но его поворот отличаетсязначительной радикальностью и представляет собой отказ от приоритета «духа» впользу «почвы»: понимание является способом бытия человека. Оно не сводится кискусству истолкования и не является больше «методом» или искусством оживления,наполняющим исторические реконструкции и абстрактные модели науки кровью иплотью человеческих переживаний. Определяя понимание как изначальную бытийнуюхарактеристику человеческой жизни Хайдеггер вовсе не предпочелфеноменологические посылки антропологическим. Во всяком случае, понимание длянего – это не просто учет «человеческих» мотивов, волевых импульсов и желаний,а остается снятием мерки самой вещи. Другое дело, что «вещи» у Хайдеггера неявляются чем-то наличным, как у позитивистов, или фактами сознания, как уГуссерля, ибо, в конечном итоге, принадлежат к человеческому способу бытия.
Фундаментальный экзистенциал «понимание» раскрывается в работе«Бытии и времени» как основной модус Daisen, не сводимый к познавательному акту и невыводимый из «объяснения». Условием изначального понимания «здесь-бытия»является нахождение «внутри-бытия» и данная этим раскрытость мира. «Понимание,– определял Хайдеггер, – есть экзистенциальное бытие можествования, присущегосамому здесь бытию, а именно так, что это бытие в нем раскрывает, «как обстоитдело» с бытием вместе с ним» [18, С. 5]. В этом определении перечисляютсяосновные элементы сложной структуры понимания: бытие-возможность (Sein-konnen), предполагающаяозабоченное устроение мира и заботливое опекание других; план, набросок (Entwurf) – экзистенциальнаяустроенность, не имеющая ничего общего с обдуманным воплощением замысла, ахарактеризующая именно возможность возможности быть; раскрытие, просвет (Sicht) – проникновение вфундаментальную устроенность бытия. Связь понимания с раскрытием возможностификсируется и в обыденном языке: понять – значит постичь, суметь, смочь,дорасти, уметь сделать, стать способным к чему-то. Постигаемое таким образом неналичное «что», а возможное «как», которое может быть упущено. «Здесь бытие, –писал Хайдеггер, – не есть нечто наличное, что впридачу еще что-то может,чем-то способно быть, но оно первично есть бытие-возможность» [18, С. 4].
Возможность Хайдеггер раскрывает по-иному, чем в традиционнойлогике и метафизике, где она онтологически уступала действительности, иопределяет ее как изначальную положительную определенность Daisen. Отсюда возможностьраскрывается не как абстрактная, а как темпорально и топологическиопределенная. Daisen всегда уже втянуто в одни возможности, пропустило другие и этимлишилось возможностей своего бытия. Отсюда раскрывается важное значение«брошенности». Daisen – это поистине брошенная возможность, препорученная самой себе и,тем самым, свободная для выбора различных возможностей. Понимание как изначальноезнание того, как обстоит дело с возможностями, предполагает осознание ипреодоление тупика, в который оно попало. Понимание того, что Daisen оказалось не таким,каким оно могло стать, предполагает раскрытость мира, его фундаментальнуюустроенность, высвобождение того, что внутри мира само высвобождает сущее внаправлении его возможностей.
Связь с возможностью и «брошенностью» обнаруживает разнонаправленныеспособы понимания: собственные и несобственные, подлинные и неподлинные, и этоперенаправление основных возможностей понимания есть одна из экзистенциальныхмодификаций «набрасывания». Понимание в модусе набрасывания выводит к«смотрению» здесь бытия, которое Хайдеггер определяет еще как«проглядываемость», «прозрачность». «Мы выбираем этот термин, – писалХайдеггер, – для обозначения «самопознания», понятого должным образом, чтобытем самым указать, что тут дело не в прослеживании, наблюдении и оглядываниикакой-то точки самости, «я», но в понимающем схватывании полной раскрытостибытия в мире сквозь сущностные моменты его устроенности» [18, С. 7]. Самопониманиеосуществляется благодаря проникновению в мир и, наоборот, непрозрачность,непонимание Я связаны не с эгоизмом субъекта, а с незнанием мира.
Понимание развертывается в форме истолкования, состоящем в усвоениипонятого. Истолкование мира осуществляется в ходе деятельно-озабоченногоотношения к нему, как к сподручному. Будучи осмотрительно просматриваемым, онорасценивается с точки зрения пригодности, совершенствования и улучшения.Раскрытое в понимании выделено, таким образом, как нечто, о чем идет речь,которое конституирует понимание. «Все допредикативное, немудрствующее смотрениеподручного, – писал Хайдеггер, – как таковое, уже есть вместе понимающее иистолковывающее» [18, С. 10]. То, что при этом отсутствует явностьвысказывания, не означает отсутствия истолкования. Наоборот, именно в акте озабоченногоотношения к миру задается установка, которая в дальнейшем уже всегда присутствуетв формах теоретического понимания. Практически-озабоченное истолкование не естьпростое «означивание» непосредственно наличного. Как ожидание «встречи» сситуацией, оно является некоей предусмотрительностью и предвосхищением.Конечно, эти акты могут черпать «понятность» из сущего, а могут оказаться иформой насильственной интерпретации, но и в этом случае подтверждается наличиепредпосылок схватывания и понимания.
Как связаны установки «пред» и «что», т.е. понимание, как предвосхищениевозможности и истолкование как раскрытие «чтойности»? По мнению Хайдеггера, ихсвязывает «смысл»: «Смысл есть «в направлении чего» – наброска, как таковоеструктурировано посредством преднамерения-предусмотрительности ипредвосхищения-предухватывания, из какового нечто становится понятным какнечто» [18, С. 13]. Таким образом «смысл» раскрывается Хайдеггером не какнекое идеальное свойство, диспозитив, набрасываемый на отсутствующее, а экзистенциал,свидетельствующий о заполненности мира сущим. Понимание как раскрытие «здешности»опирается на целое, ибо выступает в модусе предвосхищения. Так возникает круг:часть предполагает целое, а последнее само постигается как связь частей. Ноэтот круг нельзя расценивать как «порочный», ибо он раскрывает не некуюпроизвольную процедуру интерпретации, а выражает экзистенциальную структуру Daisen. На этом и основываетсяизвестное изречение Хайдеггера: «Самое главное – не в том, чтобы выйти запределы круга, а в том, чтобы правильно войти в него» [18, С. 15].
В поздних сочинениях Хайдеггер постоянно обращается к теме, которуюможно обозначить «бытие и язык». Определяя язык как «дом бытия», он стремитсяименно в нем услышать «тихий голос бытия» и даже наделить его онтологическимихарактеристиками. Язык является не только знаком, но тоном и звуком, ритмом иландшафтом, пространством и временем, телом и духом, божественным ичеловеческим. Тот, кто творит язык, выступает одновременно первичным строителеммира.
Язык противопоставляется мысли. Мысль радикально вневременна ивнепространственна, совершаемая в сознании трансцендентального субъекта, онасама диктует миру свои масштабы и вместо того, чтобы изменяться во времени,конструирует свое собственное идеальное пространство и время.Исследователь, техник да и любой наш современник уже не воспринимает мирестественно, его взгляд определен установкой на покорение природы. Мирвоспринимается как картина, карта завоевания – размеченное и разлинованноекатегориальными границами пространство технического расчета. Обыденнаядальновидность, расчетливость и предусмотрительность – это свидетельство того,что глаз и другие органы человека преобразованы по образцу «нейтральногонаблюдателя», идеального субъекта, созерцающего мир как бы сверху. По мнениюХайдеггера, это означает выпадение из ландшафта мира и восприятие анонимнойтопологии, в рамках которой сам человек редуцирован к «точке зрения»,установкам и горизонтам трансцендентального субъекта. Основной формой такоговолевого, захватывающего и предвосхищающего взгляда выступает представление:представлять – это значит ставить перед собой сущее в качестве предмета. Но чтона самом деле видит такой субъект, направивший на мир свой пристальный взор? Помнению Хайдеггера, такое представление является представлением самого себя, ноне восприятием мира.
Память, представление, воображение, предвосхищение – все эти ранеерасцениваемые как временные формы сознания теперь считаются не условиями, апрепятствиями восприятия бытия. Поэтому необходим такой язык, в котором не былобы места всем этим искусственным пространственным и временным формам, и дажесамому субъекту. Хайдеггер в поздних сочинениях на место трансцендентальногосубъекта ставит человека, «живущего на земле», «строящего дом». Конечныйчеловек живет на земле, а не в абстрактном пространстве теории, необходимовернуть ему необходимые для жизни на этой земле качества. С этой цельюХайдеггер и предпринимал свои поиски подлинного языка. Он стремился сам понятьэтот забытый и почти утраченный язык и научить других слушать его. Поэтомуважное значение он придает не столько поиску понятий, сколько открытию звучанийи их ритмов. Хайдеггеровские сочинения нужно читать вслух. Но язык, которым онинаписаны, – это не общепринятый язык сообщений. Язык Хайдеггера, как ландшафтего родной территории, содержит неровности, впадины и трещины, которыеобразованы спором-согласием древнегреческого и немецкого языков. По мнениюВ.А. Подороги, этим достигается расщепление затертого болтовней диалекта идается выход содержащимся внутри него тектоническим, мифологическим силам [13,С. 266].
Обычно понимание связывается с восприятием, схватыванием, освоением,т.е. с операцией взгляда, с дистанцией и точкой зрения, располагающейся вдалиили сверху от наблюдаемого предмета. В этом и состоит самая суть Gestell, «постава», какустановки взгляда, которая лежит в основе науки и техники. Для измененияпонимания необходимо создать новый язык, в основе которого должна лежать новая«органология». Можно предположить, что органом понимания для Хайдеггеравыступает не столько интеллект, сколько тело и, в частности, обнимающая землю ивоздетая к небу, строящая и творящая рука, чуткое маленькое ухо, послушновнемлющее тихому голосу бытия, натруженные ноги, гудящие от усталости хода погорной тропе, и глаза, чуткие к следам ушедшего. Все это и есть язык, читать,слушать и понимать который должен научиться человек.
Мартин Хайдеггер внес определенный вклад и в разработку идеи историзма.В своей работе «Бытие и время» она формулируется им так: всякий смысл бытия иобъективности можно понять и удостоверить, только исходя из временности иисторичности существования. Данный подход – важнейший элемент методологическойпрограммы Хайдеггера, который, исходя из своего тезиса «бытие само есть время»,стремился интерпретировать бытие, истину и историю, исходя из абсолютнойвременности.
Именно Хайдеггер впервые со всей радикальностью поставил проблему:мы занимаемся историографией только потому, что сами «историчны». А это значит,что историчность человеческого существования есть необходимое условиеправильного понимания происходящего. Из темпоральности бытия Хайдеггер выводиткруговую структуру понимания. Проблему историзма он поставил на иную основу.Вместо категорий субъекта, объекта, сознания и самосознания на передний план унего выходят такие понятия, как «временная обусловленность понимания»,«самопонимание на основе вещей», «самопонимание через вещи».
Важнейшее значение в хайдеггеровской концепции герменевтикиприобрел такой элемент, как временное отстояние и его роль в понимании. Исходяиз того «онтологического оборота», который Хайдеггер придал пониманию вкачестве «экзистенциала», лишь исходя из временной интерпретации бытия, можноосмыслить временное отстояние в его герменевтической плодотворности.
Недостаточно мыслить понимание только как «воспроизведение некоейизначальной продукции». Каждая эпоха понимает дошедший до нее текст по-своемуи, несмотря на увеличивающуюся историческую дистанцию между автором иинтерпретатором, позднейшее понимание является более глубоким, обладает поотношению к «изначальной продукции» принципиальным преимуществом.
Дело в том, что смысл текста не исчерпывается лишь изначальнымимоментами, а «он всегда определяется также исторической ситуацией, в которойнаходится интерпретатор, а следовательно, и всем объективным ходом истории вцелом» [2, С. 351]. А это значит, что не от случая к случаю, но всегдасмысл текста превышает авторское понимание. Иначе говоря, сам автор текста необязательно понимает его истинный смысл, а потому интерпретатор часто может идолжен понимать больше, чем он. Тем самым понимание является не толькорепродуктивным, но всегда также и продуктивным отношением.
Достижением Хайдеггера считается подчеркивание им того, что времяне является пропастью, которая «отделяет и отдаляет». Более того – и опытисторической науки подтвердил это – объективное понимание достижимо лишь приналичии определенной исторической дистанции.
Суть какого-либо дела, его подлинное содержание и смысл выделяетсяиз актуальности преходящих обстоятельств лишь с течением времени. И только приэтом условии становится возможным преодоление субъективности наблюдателяисторических событий. Действительно, в герменевтике именно дистанция,разделяющая «настоящее» и «прошлое», «свое» и «чужое», и подлежит продумыванию,и потому наивна сама мысль реконструировать прошлую эпоху герменевтическимисредствами. Эта эпоха ушла. Ее полное присутствие невосстановимо. Она дана лишькосвенно, через плотный слой опосредований.
Вот почему Гадамер называет «наивной предпосылкой историзма»утверждение о том, что мы должны мыслить понятиями и представлениями изучаемойэпохи, а не своими собственными, чтобы таким образом добиться историческойсправедливости. Между тем отстояние во времени – это позитивная и продуктивнаявозможность понимания. Это «отстояние» вовсе не зияющая бездна, нонепрерывность обычаев и традиций, в свете которых является нам всякое предание.
Он отмечает, что «Хайдеггер дал полностью правильное феноменологическоеописание, когда он в мнимом чтении… открыл предструктуру понимания. Онпредставил пример, из которого следует задача» [2, С. 254]. Подлиннымпредметом герменевтического анализа Хайдеггер делает язык, потому что слово нетолько проясняет, но и затемняет. С другой стороны, язык (а не человек)является, по мнению Хайдеггера, субъектом речи, поэтому выступает каксущностное свойство человеческого бытия. А так как понимание возможно только вязыке и при помощи языка, то язык определяет постановку всех герменевтическихпроблем. Вследствие того, что в языке отражается весь мир человеческогосуществования, герменевтика у Хайдеггера через язык «выходит» на бытие и метод«опрашивания» бытия становится необходимым моментом герменевтического инструментария.
Онтологизируя языковую проблематику герменевтики, Хайдеггерспособствует превращению герменевтики в учение о бытии, закрепляя тем самым еефилософский статус. Вместо гуссерлевской трансцендентальной феноменологииХайдеггер предлагает «герменевтическую феноменологию», в которой вопрос осмысле существования равносилен вопросу о смысле познанного. Понимание здесьвыступает первоначальной формой человеческой жизни, а не только методическойоперацией.
5.Герменевтика А. Уайтхеда, П. Рикёра и Э. Бетти
Большое влияние на различные герменевтические направления оказалиисследования Альфреда Норта Уайтхеда(1861–1947). По его мнению,понимание может быть достигнуто двумя способами. Если понимаемое положение делявляется сложным, то его можно понимать, рассматривая отдельно составляющие егофакторы, синтез которых дает нам полную картину. Второй способ пониманиявыражается в том, что положение дел понимается как целое непосредственно, безпромежуточных ступеней анализа и независимо от того, доступно оно анализу илинет. Первый способ есть внутреннее понимание, второй – внешнее. Оба онинаходятся во взаимосвязи, предполагают друг друга, но ими не исчерпывается всяпроблематика понимания и герменевтики. Первый способ объясняет положение делкак следствие обобщения, интеграции знания о частях целого, а второй – каккаузальный фактор. Такая трактовка понимания, по замыслу Уайтхеда, должна былапрояснить проблему соотношения герменевтики (как части методологии) и науки.
Уайтхед, критикуя метафизические теории самосознания и методологическийобъективизм, стремится создать теорию, нацеленную на современность. Онпоказывает, что преобладание существования над бытием (эти категории у него несовпадают) ведет к теории интерпретации, к универсальной относительности истолкованиялюбой реальности. Ход рассуждения Уайтхеда следующий. Так как имеются такиеявления, которые в каком-то определенном смысле существуют, но не являютсяреальными, то вопрос об их познании и понимании не может быть решен при помощинаблюдения и непосредственного созерцания (интуиции). Такой трансцендентальныйостаток, полученный путем «вычитания» из существования реального бытия,представляет собой некие сущности, которые могут быть поняты (познаны) припомощи интерпретации. Интерпретация придает (приписывает) смысл эмпирически непостигаемым сущностям, создавая тем самым возможность для их постиженияразумом.
Наука и философия ориентированы на изменчивые, текучие связиявлений мира, изменчивость которого может быть описана в «логике событий».Здесь у Уайтхеда прослеживается влияние И. Канта и Ф. Ницше. Уайтхеднеявно принимает кантовскую дихотомию вещей в себе и явлений. Его теорияпознания носит «явленческий» характер и разрабатывается в рамкахгерменевтической философии, которая характеризуется им как «универсальнаяперспективная связь интерпретаций».
Взгляды Уайтхеда на проблемы, связанные с возникновением, развитиеми истолкованием знания, складываются в условиях, когда Хайдеггер предложилпонятие апофантического (от греч. άποφαινω– объявлять; открывать, обнаруживать, доказывать; άπεφάνην– являться, показываться) суждения, которое понималось им как «производящиймодус процессов истолкования наличного бытия» и обосновывало «герменевтикуфактичности», когда вместе с тем еще сказывалось влияние Ницше, отрицавшегокорреспондентскую модель знания и отстаивавшего тезис о языке-носителепоэтически-метафорических возможностей; когда к тому же логический позитивизмприступил к анализу языка науки, укрепляя сциентистские позиции в областифилософии науки. Наконец, герменевтика Гадамера указывала на преимущество«слова» над «предложением». В этих условиях уайтхедовская «логика событий»основывалась на относительности апофантических высказываний. В процессеистолкования знаний участвует «языковой синтез», который возможен не только входе обобщения результатов предшествующих истолкований, но и благодарясодержащейся в языке возможности истолкования (здесь прослеживаетсяпреемственная связь с Ницше, который считал, что в языке заложены возможностипознания). Специфика языкового синтеза позволяет Уайтхеду выделить доказательствокак метод философского исследования. Доказательство в философии есть средстводемонстрации и цель знания. Логическое доказательство в отличие от философскогоопирается на посылки, являющиеся очевидными. «Очевидность является предпосылкойлогики», поэтому логические доказательства понятны. Если мы соединим значимостьфилософских доказательств с очевидностью логических демонстраций, то мыдостигнем тем самым основной цели: сделаем философию пониманием.
Интересную концепцию предложил еще один известный герменевт – ПольРикёр (1913). Он пытается выяснить смысл интерпретирующей парадигмы длясоциальных и гуманитарных наук. В качестве центральной проблемы универсальнойметодологии П. Рикёр рассматривает проблему диалектики объяснения ипонимания. «Важнейшим следствием нашей парадигмы, – пишет П. Рикёр, –является то, что она открывает новый подход к проблеме отношения междуобъяснением и пониманием в гуманитарных науках. Дильтей понимал это отношение,как известно, как дихотомию… моя гипотеза может дать более подходящий ответ напроблему, поставленную Дильтеем. Этот ответ заключается в диалектическомхарактере отношения между объяснением и пониманием, лучше всего выявляющемсяпри чтении».
Диалектику понимания и объяснения П. Рикёр пытается уточнитьпо аналогии с диалектикой постижения смысла текста при его чтении. Здесьпонимание используется в качестве модели. Реконструкция текста как целого имеетхарактер круга в том смысле, что знание целого предполагает знание его частей ивсевозможных связей между ними. Причем многозначность целого являетсядополнительным побудительным мотивом для возбуждения герменевтических вопросов.Понимание присваивает себе полученный в результате объяснения смысл, поэтомуоно всегда следует во времени за объяснением. Объяснение опирается на гипотезы,реконструирующие смысл текста как целого. Обоснованность таких гипотез обеспечиваетсявероятностной логикой. Путь от объяснения к пониманию обусловлен спецификойтекста. При интерпретации текста имеет большое значение правильная методикаформулировки вопросов по отношению к нему. Вопросы должны предельно ясноспособствовать усвоению смысла текста. Вопросную методику исследования текста П. Рикёрпереносит на философское знание, предлагает даже считать «вопрошание» философскимметодом.
По иному пути идет другой известный представитель герменевтики –Эмилио Бетти (1890–1970). Он следует традиционному пониманию герменевтики кактеории интерпретации, сохраняет методологическое значение категории понимания,не принимая ее онтологического истолкования. Бетти при решении проблемыпонимания ставит своей задачей определить процесс объяснения вообще. По егомнению, объяснение только подводит к пониманию. В то же время, чтобы понять вединстве процесс объяснения, необходимо обратиться к феномену «элементарногопонимания» как языкового явления. Процесс объяснения призван решить проблемупонимания, которая имеет много оттенков, обладает собственной спецификой.Результатом такого подхода является определение Бетти понимания как узнавания иреконструкции смысла текста.
Положение интерпретатора всегда соответствует такому состоянию,когда на него направлена информация, объективированная в тексте, созданномдругим человеком. При этом интерпретатор может не знать автора текста. Этотфакт мало что меняет, потому что «существует положение духа, которомунаправляется весть и импульс в объективации другого духа, этот дух мог бы бытьидентифицирован персонально и индивидуально или он мог бы быть неперсональным исверхиндивидуальным». Текст выступает необходимым посредником междуинтерпретатором и создателем текста. «Отношение между тем и другим духом имееттриадический характер: истолковывающий дух всегда обращался к тому, чтобыпонять сознательно полагаемый или объективно известный смысл, т.е. вступить всвязь с чужим духом через посредство содержащей смысл формы, в которой он объективирован.Коммуникация между обоими никогда не бывает прямой…».
Понимание есть методическая операция, результатом которой являетсяреконструкция смысла текста, опирающаяся на интерпретационную гипотезу.Методика интерпретации опирается на четыре канона. Первый канон Бетти называет«каноном имманентности герменевтического масштаба». Фактически этот канон естьтребование соответствия герменевтической реконструкции точке зрения автора. Содной стороны, он не противоречит шлейермахеровскому принципу вживания, но, сдругой стороны, направлен против принципа «лучшего понимания». Второй канонотносится к толкуемому объекту и вводит в герменевтическую методику принципгерменевтического круга. Он называется Бетти «каноном тотальности и смысловойсвязанности герменевтического исследования». Содержание его состоит в том, чтоединство целого проясняется через отдельные части, а смысл отдельных частейпроясняется через единство целого. Третий канон – канон «актуальностипонимания» – говорит о бессмысленности полного устранения субъективногофактора. Чтобы реконструировать чужие мысли, произведения прошлого, чтобывернуть в настоящую жизненную действительность чужие переживания, нужносоотнести их с собственным «духовным горизонтом». Четвертый канон тесно связанс третьим, он называется каноном смысловой адекватности понимания, или канономгерменевтического смыслового соответствия. Он направлен на интерпретатора итребует «собственную жизненную актуальность согласовывать с толчком, которыйисходит от объекта».
Бетти высказывает предположение, которое оказало большое влияниена последующих исследователей. Смысл его сводится к тому, что реальный процесс(эмпирический ход) создания текста содержит общий закон метода (= теорииинтерпретации). «Если склоняются к взгляду, что каждый акт понимания протекаетпо обратному пути акта речи и мышления… тогда ясно, что из возврата такого родаможно получить общий закон смыслового соответствия между процессом созданияхудожественного произведения и процессом его истолкования».
6.Основные черты герменевтики Х.-Г. Гадамера
Большое влияние на современную западную философию оказали идеи Х.-Г. Гадамера,который критически осмыслил предшествующую герменевтическую традицию, выявил вней основные направления и предложил собственный подход. С точки зренияГадамера, Шлейермахер и Гегель представляют две линии, тесно связанные друг сдругом, но противоположные по направленности теоретических установок. ЕслиШлейермахер стремился создать герменевтику как универсальную дисциплину,насколько возможно «приблизить» ее к философии, то для философской системыГегеля основная герменевтическая задача оказалась частным случаем. Гегельпочувствовал действительно философский аспект герменевтики в ее связи ссовременностью: только диалектика истории и современности может быть основаниемгерменевтического метода.
Герменевтический круг понимания и отсутствие начала в нем. Систематическоеизложение, вроде бы, всегда должно иметь вполне закономерные, легитимные началои конец. Однако в случае с гадамеровской философией данное правило «работает»плохо. По Гадамеру, герменевтика не знает проблемы начала: «ведь конец и определяетначало, как начало конец» [2, С. 546].
Это обстоятельство восходит к приверженности Гадамера, подобновсякому герменевтику, к идее герменевтического круга. «…Процесс пониманияпостоянно переходит от целого к части и обратно к целому. Задача состоит в том,чтобы концентрическими кругами расширять единство понятого смысла» [2, С. 345].«Тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет набрасывание смысла. Кактолько в тексте начинает проясняться какой-то смысл, он делает предварительныйнабросок смысла всего текста в целом. Но и этот первый смысл проясняется в своюочередь лишь потому, что мы с самого начала читаем текст, ожидая найти в немтот или иной определенный смысл» [2, С. 318].
В круге, как известно, нет начала. Гадамеровское «с самого начала»имеет временной смысл, смысл исходного состояния процесса понимания. Это надопонимать так, что на любой стадии герменевтического процесса без какой-либоочевидной субординации даны все моменты указанного процесса: предпонимание,ожидание смысла текста, понимание, интерпретация, язык и т.д. Каждый из этихмоментов имеет историческое измерение. Они похожи на людей: изменяясь, остаютсясами собой. Но в отличие от людей компоненты герменевтического опыта нерождаются и не умирают, их набор всегда один и тот же.
Из сказанного следует, что за последовательностью гадамеровскихфилософем не всегда скрывается такая же их логическая связь. У Гадамералинейность текста лишь в том случае указывает на линейность философскихкатегорий, когда имеется в виду последовательность их временных срезов. Впротивном случае линейность текста может выражать произвол его автора.
То, что Гадамер – приверженец циклического нарастания понимания,подчеркивалось несчетное число раз, в том числе и им самим, но при этом, какправило, забывали о другом, а именно, о зигзагообразном отображении между нетолько частью и целым, но и между любыми двумя частями в рамках целого. УГадамера есть большое «туда-сюда» (часть-целое) и масса маленьких «туда-сюда»(часть-часть). Это также надо иметь в виду.
Итак, герменевтик никогда не вступает в герменевтический круг иникогда его не покидает. Приходится отметить, что для обозначения герменевтическогоцелого Гадамер не изобрел запоминающегося термина. Он называет его по-разному:и просто пониманием, и пониманием текста, и герменевтическим опытом, и даже«мир и Я». При этом термины «понимание», «понимание текста» и «герменевтическийопыт» могут использоваться также для обозначения не герменевтического целого, аего определенной частной структуры (понимание как озарение, опыт как достижениеопытности).
Исходный исторический план понимания текста Гадамер чаще всегопредставляет как предпонимание, вырастающее из обращенности к делу, к фактам вожидании совершенства смысла [2, С. 318, 337, 349, 386]. Здесь предпонимание– это обозначение не предмнений или предварительных суждений герменевтика,субъекта понимания, а понимание на его начальной стадии. Сущностные моменты упредпонимания такие же, что у понимания, но каждый из них не развит в должнойстепени. На стороне интерпретатора предпонимание выступает как предмнение,предрассуждение, предрассудок, которые вовлечены в игру понимания и находятсяна очной ставке с фактами, текстами.
К издержкам субъективизма относит Гадамер поспешное бегство отпредпонимания как единства интерпретатора и текста к предмнениям последнего.Произвольность предмнений преодолевается в их причастности к подлинномугерменевтическому делу.
Предпонимание – это предание, традиция. В предании и традиции намдано прошлое, мы его постоянно актуализируем и в принципе не можем бытьсвободными от него. «…Мы всегда находимся внутри предания» [2, С. 335].Наивно делать вид, что можно отказаться от старого, история вынуждает нассоединять его с новым. Неуместны как критика традиции, так и ее романтическоевоспевание, она должна пониматься в контексте герменевтического целого [2, С. 334–336].
Что значит понимать? Это значит «прежде всего понять само дело илишь во вторую очередь – выделить и понять чужое мнение в качестве такового»[2, С. 349]. «Понимание начинается с того, что нечто к нам обращается. Таковопервейшее герменевтическое условие» [2, С. 354].
Нечто – это текст, все, совсем не обязательно фигурирующее непосредственнов языковой форме (например, изделия или даже явления природы), что может бытьпонято [2, С. 470]. Человек вынужден действовать, заставить текстзаговорить [2, C. 443]. Но здесь выясняется одна прелюбопытнейшая особенность.Вроде бы во взаимодействии с текстом инициатива явно на стороне интерпретатора,именно он ставит вопросы. Однако в деле нет места самонадеянности человека, онвынужден приспосабливаться к ситуации, подбирать вопросы, слова, действия,прислушиваться не к себе, а к тексту. В вопросах человека слышится влияние ичеловека и текста. «Скорее тот, кто стремится понять текст, готов его выслушатьи позволяет ему говорить» [2, С. 321].
«Понять означает прежде всего понять само дело» [2, С. 349].Дело – это единство, реализующееся во взаимодействии текста и интерпретатора.Герменевтический интерес направлен в первую очередь не на мнения людей, а натексты (факты), их непотаенность (истину). Герменевтик налаживает деяние, дело,а вместе с ним и субъективность человека.
Как видим, между текстом и интерпретатором существует координация.А что же с субординацией? Здесь нет однозначности, человек активен, но вынужденприспосабливаться. Субординация есть, но она переходит с текста на человека, счеловека на текст.
Мы всегда находимся в некоторой исторической предданности или,другими словами, в герменевтической ситуации. Задача герменевтика – прояснитьее. Достичь успеха в этом отношении означает раздвинуть горизонты понимания.«Горизонт – поле зрения, охватывающее и обнимающее все то, что может бытьувидено из какого-либо пункта» [2, С. 358]. Горизонты смещаются, ибоизменяются герменевтические ситуации. Понимание выступает как слияниегоризонтов [2, С. 362].
Интерпретатор, находясь в актуальном горизонте, постоянно пробрасываетсебя вперед, тем самым он расширяет свой горизонт и создает условие дляпонимания. Понимание наступает тогда, когда происходит расширение и встречагоризонтов. Нет слияния горизонтов, нет и понимания. До тех пор, пока мойгоризонт не достиг предмета моего интереса, текста, прошлого, другого человека,я не понимаю. Понимание не есть перенесение себя в чуждую субъективность – этоневозможно. Понимание есть расширение своего горизонта и обозрение другогонечто в правильных пропорциях [2, С. 361].
Постановка вопросов расширяет горизонт интерпретатора. Текствоспринимается как ряд ответов на вопросы, согласованность вопросов и ответовна них и есть понимание. Можно выразиться по-другому: ранее непонимаемое попаловнутрь моего горизонта. Далекое стало близким. Всякое познание имеетисторический характер, ибо такова жизнь горизонтов. Подлинное понимание неявляется мгновенным, оно требует исторической дистанции. Слияние горизонтовпроисходит в языке [2, С. 443].
Понимание есть действие, состоящее в том, что, находясь в герменевтическойситуации, интерпретатор тут же использует каждую порцию добытого им смысла.Понимание есть род действия [2, С. 393, 403]. В силу этого недопустимосводить понимание к рефлексии и мышлению. Понимание действенно по самому своемусуществу. Герменевтика не признает чистое, не связанное с применением смыслазнание.
Анализ действенности понимания открывает Гадамеру доступы кморальной проблематике. Находясь в той или иной ситуации, человек вынуждендействовать. Говорят, что человек действует либо в силу своей подготовки(например, в технике), либо используя свое всеобщее знание. Как в первом, так иво втором случае игнорируется основная герменевтическая проблема: надо понятьконкретную ситуацию, увидеть, что в ней правильно, и действовать в соответствиис этим смыслом. Неправомерно руководствоваться ценностями, не добытыми впонимании. Цели не известны заранее, они осмысливаются в последовательных актахприменения смысла. Так реализуется герменевтический опыт, поступь понимания. Человекстановится опытным, моральным. Возникает согласованность с самим собой [2, C. 374, 409, 418].
В подлинном опыте человек сознает свою историчность, временность иконечность. Он всегда возможен не иначе как в контексте конкретнойгерменевтической ситуации. Понимание не только действенно, но и исторично.
Гадамер выделяет три типа опыта в соотношении «Я» и «Ты».
В первом опыте «Ты» выделяется на основании типичного, общего знания. «Я»предпочитает себя, а «Ты» просто-напросто берется в расчет – в качествесредства. «С моральной точки зрения такое отношение к «Ты» означает чистейшийэгоизм и противоречит моральному назначению человека» [2, С. 422].
Во втором опыте «Ты» признается личностью, но лишь в соотнесенности с «Я».«Я» стремится переиграть «Ты». За взаимное признание приходится бороться [2, С. 423].
В третьем опыте «Ты» предоставляется максимальная самостоятельность. Взаимосвязанностьдвух людей всегда означает открытость друг другу и способность слышатьсобеседника, партнера по диалогу. Только при этих условиях существуют подлинныечеловеческие отношения [2, С. 425], а значит, и подлинная мораль.Отношения между людьми имеют свои основания не в знании, а в готовности кгерменевтическому опыту, что в свою очередь предполагает открытость навстречудруг другу и установку на прислушивание к другому, к «Ты».
Для Гадамера важно показать, каковы условия диалога. Эти условия обеспечиваютсаму реальность герменевтического опыта, они не извлекаются из него, апредпосланы ему. На философском языке это означает их трансцендентальность.
К трансцендентальным условиям герменевтического опыта наряду соткрытостью принадлежит структура вопроса. Без вопрошания открытостьнереализуема. Открытость обладает структурой вопроса. Предмет нашего интересамы не описываем, а опрашиваем. Вопрос реализует заложенный в нем смысл в своейнаправленности на опрашиваемое. Появление вопроса выводит бытие опрашиваемого воткрытое. Вопрос не обладает бесконечной силой, ему присущ определенныйгоризонт. Решение вопроса есть путь к знанию [2, С. 426, 427, 429].
Мы можем задать пустой вопрос, на него не последует ответа, смыслокоммуникацияне наступит. Выходит, что в предвосхищении смысла нам приходится изначальноприслушаться к опрашиваемому, отвергающему наши предмнения. «Поэтому и овопросе можно сказать в большей мере, что он нас настигает, а не мы его ставим»[2, С. 431]. Вопрос предшествует ответу, задает возможности его смысла.Вопрос имеет первенство над ответом.
«Кто хочет мыслить, должен спрашивать» [2, С. 441]. В этомсмысле недостаточно лишь ставить проблемы. Проблемы – это продукт изолирующегосяот герменевтического опыта разума. В проблемах нет подлинного предвосхищениясмысла, отсутствует избирательная направленность на него. Логика проблемгерменевтически намного беднее логики вопросов и ответов. Именно логикавопросов и ответов – ключ к истолкованию [2, С. 443].
«Истолкование, как разговор, есть круг, замыкаемый в диалектикевопроса и ответа» [2, С. 452]. Истолкование, или интерпретация, не естьчистое мероприятие нашего сознания, оно требует согласования, смыслокоммуникациис опрашиваемым. Успех истолкования выступает как слияние горизонтов, имеющегосяи вновь приобретаемого. «…происходящее в понимании слияние горизонтовосуществляется самим языком» [2, С. 443].
Понимание есть дело, мышление (как порождение вопроса в сознании),диалектика (как взаимосвязанность вопросов и ответов), но его окончательнойинстанцией оказывается слово (verbum). А это как раз и означает вербальностьпонимания. Герменевтику часто определяют как понимание в языке, что верно лишьотчасти. Понимание намного многостороннее языка как медиума слов. Но вместе стем все невербальные формы понимания замыкаются на язык.
Открывающееся проявляется непременно в слове. Гадамер называет эточудом, имея в виду «язык, на котором говорят вещи, – какого бы рода ни были этивещи в каждом данном случае…» [2, С. 550]. Слово выражает саму вещь.
У Гадамера вещи не заговаривают лишь потому, что они не обладаютумением говорить. В своем молчании вещи, однако, определяют строй языка, тойсреды, в которой человек живет.
Но что такое слово, этот основной конституент языка? Гадамеруочевидно, что открывающееся должно каким-то образом сохранить себя в слове.Однако неочевидно, каким именно образом происходит сохранение. Слово непроизвольно и условно подобно знаку. «Слово – это не просто знак. В каком-тотрудно постижимом смысле оно все же есть нечто вроде отображения» [2, С. 484].В языке выражаются дела и обстоятельства [2, С. 515].
Гадамер видел в слове и языке какую-то таинственность, чудо, неясность.Иначе говоря, в понимании природы слова он встретился с большими трудностями.Слово не совпадает ни с вещью, ни с интерпретатором, как бы последний непонимался; вместе с тем слово фиксирует единство того и другого. Слово – это незнак (знак в отличие от него максимально условен), не образ (образ больше похожна вещь, чем слово). Значит, слово есть нечто промежуточное между знаком иобразом. Понимание слова как символа соответствует смыслосодержаниюгадамеровской философии. Слово не более загадочно, чем любой символ.
В языке находит свое окончательное завершение понимание, в томчисле истолкование и мышление. Как обычно, Гадамер стремится чисто субъективныемоменты понимания сдвинуть на периферию герменевтического опыта. Не в речи,говорении, где много субъективного, а в письме получает язык свое полноегерменевтическое значение и самостоятельность [2, С. 453–455]. Мышлениеесть экспликация слова [2, С. 497]. И в словах же мы обнаруживаем ихпонятийность, выражение общности [2, С. 498].
Для Гадамера язык точно так же, как предпонимание, открытость,есть предпосылка герменевтики. Язык – трансцендентальное условие герменевтическогоопыта. В качестве такового он бессознателен [2, С. 471].
Свою книгу «Истина и метод» Гадамер заключает рассуждениями опреимуществе прекрасного (красоты), обосновывая тем самым преимуществоэстетического перед этическим. Прекрасное он сравнивает с благом. «Безусловно,отличительная черта прекрасного по сравнению с благом-то, что оно являет себяиз себя самого, делает себя непосредственно очевидным в своем бытии» [2, С. 556].Прекрасное в самом себе несет свою ясность и блеск, оно скорее может бытьуловлено, чем благо. «…Прекрасное – это вообще способ явления благого, сущего,каким оно должно быть» [2, С. 557]. В прекрасном дано сущее и егооткрытость (истина). Прекрасное – прежде всего соразмерность и симметрия, а непродукт изолированного сознания. Там, где торжествует праздник прекрасного,даны и благое и истинное, и этическое и логическое. Прекрасное – венецпонимания, центр единства человека с вещами и человека с человеком [2, С. 553].Для Гадамера прекрасное – в первую очередь не радость чувства и не недоумение,вызываемое по случаю искусствами, а полнота понимания, достигнутая вгерменевтическом опыте. Прекрасное от дела не изолировано, оно является егособственным бытием. Так, понятое прекрасное есть истина.
Библиографический список
1. Гадамер, Х.-Г. Актуальностьпрекрасного [Текст] / Х.-Г. Гадамер. – М., 2010
2. Гадамер, Х –.Г. Истинаи метод: Основы философской герменевтики [Текст] / Х.-Г. Гадамер. – М.,2008.
3. Дильтей, В. Сущностьфилософии [Текст] / В. Дильтей. – М., 2010.
4. Дильтей, В. Категориижизни [Текст] / В. Дильтей. – Вопросы философии. – 2008. – №10.
5. Дильтей, В. Введениев науки о духе [Текст] / В. Дильтей // Зарубежная эстетика и теориялитературы XIX–XX века. Трактаты, статьи, эссе. – М., 2009.
6. История современнойзарубежной философии: компаративистский подход [Текст]. – СПб., 2010.
7. Канке, В.А. Основныефилософские направления и концепции науки. Итоги ХХ столетия [Текст] / В.А. Канке.– М., 2009.
8. Кохановский, В.П. Герменевтикаи диалектика [Текст] / В.П. Кохановский. – Ростов н/Д, 2007.
9. Кузнецов, В.Г. Герменевтикаи гуманитарное познание [Текст] / В.Г. Кузнецов. – М., 2008.
10. Кузнецов,В.Г. Гносеологическая функция герменевтического понимания [Текст] /В.Г. Кузнецов, А.П. Алексеев // Познание и язык. – М., 2009.
11. Мареев,С.Н. Философия XX века (истоки и итоги) [Текст]: учеб. пособие / С.Н. Мареев,Е.В. Мареева, В.Г. Арсланов. – М., 2010.
12. ПерепискаВильгельма Дильтея с Эдмундом Гуссерлем [Текст] // Вопросы философии. –2008 – №10.
13. Подорога,В.А. Метафизика ландшафта. Коммуникативные стратегии в философскойкультуре 19–20 вв. [Текст] / В.А. Подорога. – М., 2009.
14. Потебня,А.А. Эстетика и поэтика [Текст] / А.А. Потебня. – М., 2010.
15. Рорти,Р. Философия и зеркало [Текст] / Р. Рорти. – Новосибирск, 2007.
16. Современнаяфилософия [Текст]: Словарь и хрестоматия. – Ростов н/Д, 2007.
17. Уэбстер,Ф. Теории информационного общества [Текст] / Ф. Уэбстер. – М., 2008.
18. Хайдеггер,М. Работы и размышления разных лет [Текст] / М. Хайдеггер. – М.,2010.
19. Шлейермахер,Ф. Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи [Текст] /Ф. Шлейермахер. – М., 2010.