О проблеме сближения и противостояния экзистенциализмаи рационализма
Экзистенциалистическиевысказывания против рационализма и попытка тем не менее обозначить егосредствами свои наблюдения, как бы приглашают рассмотреть этот феномен и можетбыть сказать даже нечто о его нумене.
Часто, из-заанти-рационалистической позиции экзистенциализма, последний ассоциируется сгедонизмом и утилитаризмом, по причине того, что когда отбрасывают мышление,чувство, кажется единственное, что остается, а чувство связывается в сознании сприятным и неприятным, счастьем и несчастьем.
Как уже было показанов моей статье Стремится ли человек в своем познании к удовольствию ,стремление к знанию имеет более фундаментальную основу и не основано напринципе удовольствия или счастья, в противоположность утверждениям гедонистови утилитаристов. Однако с экзистенциалистами мы наблюдает больше гибкости ипротиворечивости и, хотя говорят они неясно, но кажется хотят сказатьнечто верное.
Удовольствиеили счастье, — термины пожалуй неподходящие для описания интересногоявления, которое я попытаюсь описать скорее терминами блаженство и юдеймония.Вспоминаются слова поэта: “Блажен кто посетил сей мир в его минуты роковые!”и слова Христа: “Блаженны плачущие, ибо они утешатся”. Такогорода фраз можно заметить немало в литературе, религии и просто в высказыванияхлюдей. Минуты роковые скорее ассоциируются с катастрофами иликолоссальными неудовольствиями и несчастьями для многих людей. Плачущиеже у Исуса плачут от страдания, а не от радости, поэтому Он и обещает им утешение.Отчего же и поэт, и пророк употребляют слово блаженство, там где нетолько нет счастья, но даже наблюдается интенсивное несчастье? Это оттого, чтоговорят они о том, что лежит за пределами явлений, описываемых в обычномязыке в терминах гедонизма. Мы все иногда так или иначе испытываем этоблаженство, когда все, что мы считаем обычно счастливым или приятным,разрушается, как разрушается даже иногда и сама физическая жизнь, когда приэтом умирающий испытывает покой и блаженство. Раньше люди говорили, что он идетк ангелам небесным, и уже вышел тем самым из сферы человеческой, или сферыопыта земного и обыденного. Часто говорилось, что живым людям его не понять,хотя некоторые из них явно понимали и желали оставаться в том понимании,общаясь в своем сознании с ангелами, или привидениями, или с Богом. Всовременной философии непопулярны такие рассмотрения, но именно потому, что онауже предвзята и импирически зависима. Джон Локк говорил, что все наши знанияпроисходят от чувств, деятельность которых создает умственные отпечатки,простые идеи в уме, потом ум может усложнять эти идеи, а также заниматься тем,что он называл рефлексией, т.е. строить идеи об идеях. Многие дажесегодня пользуются этой эпистемологической моделью, ограниченность и даженеверность которой показал Кант и другие. Слово рефлексия в сегодняшнейпсихологии тоже используется неоднозначно, и легко недоумевать, что жеподразумевает автор, его употребивший. В оригинальном смысле, рефлексияэто — мышление о содержимом ума, когда материал, который можно осмысливать,туда поставляется только через физические чувства. Однако многие из нас, дажеесли отвлечься от Критики чистого разума, имеют некоторые знания офизическом мире и кое-чем еще без активности чувств, которую можно было бы проследить.Огромен также материал полученный из интервью с пережившими клиническую смерть(исследования д-ра Муди и др.). Нелегко также отбросить удачные описания ипредсказания событий парапсихологами и экстрасенсами. Скорее выходит, чточеловек в принципе имеет доступ к истинному знанию и помимо чувств, а сталобыть и рефлексия, т.е. его мышление о содержимом его ума, может давать сведенияи о внешнем мире, и не в одной только его сфере. Иначе говоря, рефлексия можетбыть тесно связана не только с чувственными, но и сверх-чувственными интуициями.Следует иметь ввиду, конечно, что как возможны иллюзии чувств, также делообстоит нередко и с интуициями сверхчувственных объектов, а стало быть и с формированиемидей о них, что создает трудности в таких наблюдениях и построениях теорий.Экзистенциалисты же хотят рубить этот узел проблем сплеча, говоря, что тутвообще умом не разобраться (как-будто в чем-то можно разобраться без ума!).Проецируются новые заблуждения, и нарастает неразбериха.
Проблема имеетдревние корни, ведущие к Платону и Аристотелю через логику Средневековья.Платон утверждал, что настоящее знание формируется в человеке вследствиесозерцания им неких вечных реальностей, идей, которые никогда по-сути им и нетерялись, но лишь временно забывались, вспомнить которые и созерцать без потерьи является целью философской активности. Обычные “знания” о физических объектахон относил к сфере видимостей, полной иллюзий, и потому являющейся предметомфилософского рассмотрения только вспомогательно. Аристотель же, любившийфизические наблюдения, говорил много о знании физического мира, котороеотказывался отделять от его объектов и склонялся давать определение знаниючерез абстрагирование, т.е. построения в уме человека идей на базе того,что принадлежит природе вещей изначально. Он наблюдал вещи в процессе ихстановления развития и разрушения в том, что он называл биологическимитеримнами, и считал что знание возникает на базе такого наблюдения за живойприродой во времени и пространстве, которые он скорее видел как внешниереальности. Некоторые средневековые философы, вроде Авиценны, Порфирия,Боисиуса, Абиларда, Св. Боневентуры и т.п. обращали внимание на возможностьобоих эпистемологий в особых случаях, но в своем рассмотрении естественнонаучных наблюдений склонялись к использованию модели Аристотеля. Кант жепоказал, что модель последнего и модели базирующихся на ней импирицистов вообщевозможны только при принятии априорных реальностей устройства самого разума,т.е. что само наблюдение опытов физического мира возможно только на основаниичистых (т.е. априорных) интуиций пространства и времени, а также априорныхкатегорий чистого разума, как бы вмантированных в саму его природу. Интересночто при такой удивительной проницательности Канта в природу ума и наблюдения, онне обладал достаточно развитыми духовными интуициями и не видел в общеминтуицию человека, как подлежащую развитию саму по себе, хотя и колебалсяотносительно этого. Поэтому его модель в этом отношении весьма статична и не отражаетмногое из нуменальной природы человека.
Я хочу заметить, чторационалистическая модель в западной философии с древности предполагала двехарактеристики рациональности, а именно: умственную интуицию имышление, т.е. формирование концепций. Эта интуиция (в пару к которой нужноеще и формирование концепции, чтобы сумма обоих составила рациональность)понималась как некое зрение (созерцание) реальности, о которой человек также ипытался составить непротиворечивое представление или идею. При этом идея илиприрода вещи уже принадлежала ей неотъемлемо и коренилась в том, что ониназывали нус, (разум) и этот нус трансцендентно присутствовал ещедо существования (existentia) каждойвещи, им спроецированной в существование. Именно из-за изначальной разумностиприроды вещи (ее сущности или essentia) она и была доступна познанию умачеловека. И для общения и для самостоятельного продвижения в сфере познанияиспользовались формулировки и символы слов, это составляло логику, котораяпонималась универсально, при всей многозначности слова логос (как слово,смысл, суть мысли, рациональность, присущая космосу… .). Этамногозначность отражала гибкость оперирования термином и его применимость костоль многому. Однако, без поддержания качества созерцательности (интуиции) идаже его развития невозможно строить верные концепции. Кант говорил, что онитогда пусты, т.е. являются фантазмами ума, не имеющими отношения к реальности(интуиция которой отсутствует), и это независимо от того, строятся лиони формально-логически верно или неверно; но здесь он цитировал ещесредневековых логиков. Таким образом явление ограниченной применимости формальногомышления к реальности было известно чуть ли не каждому философу напротяжении сотен, если не тысяч лет. В чем же тогда оригинальностьэкзистенциалистов? Может быть в невежестве относительно этого факта?
Интуиция являетсячастью рациональности, таким образом критика рациональности экзистенциалистамиоснована, или на плохой осведомленности или просто на желании поставить под особоеударение именно эту интуицию в рациональном мышлении, которой может быть нехватает в сочинениях иных философов, как рационалистов так и импириков, хотяпоследние и считают наблюдение своим критерием, и потому упрекать их внедостатке понимания важности наблюдения трудно, если не считать ограниченностьих сферы наблюдения лишь пятью чувствами. Однако, это именно импирикиответственны за то направление, которое взяла философия в ХIХвеке, когда и начался экзистенцализм как реакция на ограниченность ипотому слабость рационализирования на основании лишь импирической модели,основанной на интерпретации данных опыта (индуктивном мышлении) илидогматической (хоть и рационалистической) модели, основанной на интерпретациинекоторых мифов. Дух поиска самостоятельного знания для самого себя, столь свойственныйПозднему Ренесансу, придал жизнь усилиям первых экзистенциалистов и романтиков,склонных недооценивать логику, которой, к несчастью, случилось послужитьограниченным тенденциям прошлого, кроме ее обычной позитивности вечногослужения философскому познанию во все эпохи. Однако ребенок крикнулродителю: “Ты плохой!” и чувствовал при этом остроту своей правоты. Посмотревже на это со стороны, да еще учтя, что и самому ребенку предстоит расти истановится взрослым, и менее угловатым и более осведомленным, мы едва ли можемполностью разделить его энтузиазм, при всей нашей симпатии к молодости и ее безумствам.Для экзистенциалиста нечто существует не будучи еще ничем, а чтоэто определяется человеческим мышлением, которое всегда искусственно тогда какфакт неопределенного бытия и составляет естество. Оченьнепонятная и противоречивая формулировка! Ну прямо как говорят дети, только ещеначинающие свои попытки выражать свои мысли. Само использование термина нечтоужеподразумевает наличие его природы (ессенции), иначечем же это нечто отличается от другого нечто. Если же сказать,что это мы вводим отличия и придаем чему-то значение, то на какой жеоснове? На какой, если ее уже не было там на первом месте? И неотличается ли уже пол от потолка некоторыми определенными чертами, даже до тогокак ребенок научился называть их разными словами? Может быть слова иразвернутые их сочетания и позволяют нам увидеть больше особенностей отличающихпотолок от пола, но эти особенности там уже присутствуют еще дотого, как у нас возникает идея говорить о них. Идеи о сущности всех вещей оченьаналогичны во всех культурах и языках, которые уже просто обратили внимание наэти характеристики вещей. Поэтому возможен феномен перевода с языка на язык.Хотя мы обычно и не знаем о вещах всего, что составляет ихприроду в какой-то определенный момент времени нашего рассмотрениявещей, но процесс позволяет выявить все больше и больше такого сущностногознания и сформировать более полную идею. Если бы сущности вещи не было,мы не могли бы знать о вещи, какой бы словесной трескотней мы не занимались.Кроме того наше знание о вещах имеет природу накопления, т.е. всегда тендируетк большей полноте, а также и весьма непротиворечиво. Мы не говорим обумаге, что сегодня это топливо, а завтра тетрадь для записей, скорее мыговорим, что мы используем бумагу (имеющую свою разнообразную иликомплекснуюприроду, т.е. идею) сегодня для растопки, а завтрадля письма, и мы лишь сосредотачиваемся на одной или другой эпостаси еесущности, каждая из которых может быть понята и названа. Аристотельназывал это активизацией потенциального интеллекта ( но потенциальность это то,что уже умственно есть в уме, хотя и не на поверхности ума. Мынакапливаем знания о вещи и ее множественной применимости, относя все этиразнообразные характеристики к одной и той же вещи. Были ли возможны всеразнообразные элементы использования вещи даже до того, пока люди узнали онекоторых из них? Да, в принципе. Но ведь со-бытие человека сэтой вещью продолжалось и раньше и теперь. Сам факт со-бытия не определяетзнание. Однако природа вещи, существующая в уме ее создателя, даже дотого пока он реально воплотил эту природу, уже является предметом познания,например когда он сообщает о своих планах другим людям. Вещь еще не существует,а знание о ней уже существует. Как это понравится экзистенциалистам?
Слово бытие (esse) обозначает в латинском языке сумму: чтоесть вещь(essentia), а также чтоэта вещь есть( existentia).Экзистенциалисты же говорят о первичности второго и вторичности, случайности иограниченности первого. Но, как я показал, трудно представить себе нечто, неимеющее своей природы, как же тогда мы можем говорить о его существовании? Очем же мы тогда говорим? И еще: как мы тогда можем знать о вещах еще не существующих,но лишь задуманных? Могут спросить: но не должен ли сам ум, который познает,быть уже на первом месте, чтобы знать вещи, существующие и не существующие ещев космосе? Да, бытие ума уже является необходимым для этого, но только этобытие и сознание, или знание о нем, неотделимы на изначальном идеальном уровне. Иное просто не имеет смысла. Но об этом говорили еще задолго доэкзистенциалистов. Хорошее было уже в родителях, которых малыш, тольконаучающийся говорить, назвал плохими, откуда-то всеже взяв идеи хорошегои плохого. Он просто поторопился, как торопятся и мыслители только ещенаучающиеся мыслить. Надеюсь, что мне удалось проиллюстрировать невиновностьрационализма перед его более юным обвинителем, экзистенциализмом, а также и добрыенамерения последнего, при всей его незрелости справиться с поставленнойперед собой задачей, или лучше сказать действия последнего под влияниемстрасти, скорее чем рассудка, и потому безрассудного действия. Нопротивостояние это больше временно и условно, как противостояние родителей идетей. В первых больше мудрости и понимания, а во вторых больше страсти илюбопытства к опытам жизни, которые не пришло еще для них время осмыслить зрело.
Адександр Кудлай