Министерствообразования и науки Украины
Мариупольскийэлектромеханический техникум
Реферат
на тему:«Греческая философия в жизнеописаниях Диогена Лаэртского»
по предмету«Философия»
Выполнила:
студентка группы К-10-1/11з
Житенёва Н.С.
Проверил:
преподаватель
Медведев А.А.
Мариуполь,2011
Содержание
1. Введение
2. Суждения Диогена Лаэрция о происхождениигреческой философии
3. Философы и их школы
4. Вывод
5. Список литературы
1. Введение
Общие сведения о ДиогенеЛаэрском
Греческий писатель III в.н.э. Диоген Лаэрций получил широкую известность благодаря его трактату издесяти книг о жизни, учениях и изречениях античных философов. Он посвященистории греческой философии, но сама-то греческая философия, за некоторыминебольшими исключениями, изложена в нем без надлежащей хронологии и не встрогой исторической последовательности, переполнена как будто бы неотносящимися к делу биографическими сведениями, анекдотами, острыми словцами,уклонениями в сторону от темы. Несмотря на отсутствие в содержании этой книгикакой-либо строго продуманной системы, она является замечательным памятникомантичной литературы вообще, и вызывает сожаление, насколько же новоевропейскиеизлагатели античной философии скучны и далеки от самого духа и стиля античногомышления, хотя, конечно, и превосходят древних в методахпоследовательно-исторического или систематически-логического изложенияфилософии.
Попробуем сначала, покрайней мере, одну, а именно историко-философскую сторону трактата ДиогенаЛаэрского изложить более подробно.
Прежде всего, совершеннонеизвестно, что это за имя — Диоген Лаэрций, где тот Диоген Лаэрций жил иписал, какова датировка его жизни и даже какое точное название имеет егосочинение.
Насколько можно судить посведениям ученейшего Стефана Византийского, которому принадлежит первоеупоминание о Диогене Лаэрции (VI в.), слово «Лаэрций» должно указывать накакой-то город Лаэрту, что было бы естественно, поскольку имена греческихдеятелей обычно сопровождаются указанием на тот город, откуда они происходят (ДиогенАполлонийский, Демокрит Абдерский и т. д.). Однако ни в каких словарях иисточниках невозможно найти города Лаэрты, так что возникает вопрос,существовал ли такой город на самом деле.
Было высказанопредположение, что «Лаэрций» — это прозвище, подобное тем, которые иной раздавались в Греции знаменитым деятелям, носившим слишком обычное и частовстречающееся имя. Здесь вспомним, что по Гомеру отцом Одиссея был Лаэрт и чтопоэтому сам Одиссей иной раз зовется «Лаэртиад». Кроме того, этот «Лаэртиад» инойраз сопровождается у Гомера эпитетом diogenes — «богорожденный»,«зевсорожденный». Предположение о заимствовании имени «Диоген Лаэрций» изГомера обладает вероятностью, но весьма слабой.
Некоторые читают имяавтора не «Диоген Лаэрций», а «Лаэрций Диоген» или просто «Лаэрций».Единственным основанием для такого чтения является весьма редкое в античнойлитературе написание, которое встречается (в форме «Лаэрций Диоген») у Фотия иЕвстафия, а у Стефана Византийского и так и иначе.
Некоторые современныеученые ухватились за «Лаэрция» и называют его именно так. Однако состояниеисточников по данному вопросу весьма путаное, так что вопрос о подлинном имениДиогена Лаэрция остается до сих пор неразрешенным.
Кажется, немного большеможно сказать и о годах жизни Диогена Лаэрция. Дело в том, что последним повремени философом он называет Сатурнина Кифена. A Сатурнин — ученик СекстаЭмпирика, жившего и действовавшего около 200 г. н.э. К тому же Диоген Лаэрций ни словом не упоминает — неоплатонических деятелей, а основатель неоплатонизма,Плотин, жил в годы 203 — 269. Отсюда вытекает как будто бы с достаточнойточностью, что Диоген Лаэрций жил и действовал в конце ІІ и в первыедесятилетия III в. н. э., тем более что Плотин, как известно, стал записыватьсвои лекции лишь после 250 г.
Далее, не существует, какуже упоминалось, и точного названия книги Диогена Лаэрция. В парижской рукописи 1759 г. оно читается так: «Диогена Лаэрция жизнеописания и мысли тех, ктопрославился в философии, и в кратком виде сводка воззрений каждого учения».Сопатр просто называет книгу Диогена Лаэрция «Жизнеописаниями философов». УСтефана Византийского она именуется буквально «История философа», каковое названиеР. Хикс понимает как «Философская история». У Евстафия также кратко:«Жизнеописания софистов», где под словом «софист», как это и вообще частовстречается в греческой литературе, понимается просто «мудрец» или«практический мудрец». В конце лучших рукописей стоит более точно: «ЛаэрцияДиогена сводка жизнеописаний философов и их учений в 10 книгах».
Прибавим к этому также ито, что у Диогена Лаэрция был еще сборник эпиграмм на разных философов, о чемон сам говорил и откуда, вероятно, взяты все многочисленные эпиграммы ДиогенаЛаэрция к каждому философу в его книге.
Поскольку достоверныесведения об имени Диогена Лаэрция и о названии его трактата отсутствуют, то вдальнейшем мы будем условно называть автора трактата Диогеном Лаэрцием, а еготрактат тоже условно — «Историей философии».
Есть еще один оченьважный вопрос, который естественным образом возникает у каждого исследователяДиогена Лаэрция и у каждого его читателя, — это вопрос о мировоззрении самогоДиогена Лаэрция. Ведь, казалось бы писать о таком числе разных философов икак-нибудь разбираться в их учениях — это значило бы и самому автору иметькакую-нибудь определенную философскую точку зрения. Но, как это ни странно,никакой собственной философской точки зрения у нашего автора не имеется. Егоизложение настолько разбросанно и хаотично, настолько описательно и случайно,что ему не приходит и в голову как-нибудь критиковать философов и тем самымобнаруживать собственную философскую позицию.
В старой литературе оДиогене Лаэрции, да и то не очень решительно, высказывался тот взгляд, что, оком из философов подробней он пишет, тому и более сочувствует. Взгляд этот,конечно, имеет основание, но очень слабое и в науке не получил популярности.Ведь если мы прикинем размеры излагаемых сведений о философах, то получится,что подробнее всего Диоген Лаэрции рассказывает о Платоне, стоиках, скептиках иэпикурейцах. Но каждый скажет, что эти философские школы слишком отличаютсядруг от друга, чтобы пишущий о них автор принадлежал ко всем этим школамодновременно.
Ясно, что таким методомнет никакой возможности определить собственное мировоззрение Диогена Лаэрция.Изложение позиций древних философов у Диогена Лаэрция настолько описательное ини в каком мировоззрении не заинтересованное, что от этого автора невозможно итребовать разъяснения его собственных теоретических взглядов. Так ко всемтемнотам, которыми окружен и трактат Диогена Лаэрция, и даже самое его имя,необходимо присоединить еще невозможность разобраться в его собственныхтеоретических позициях.
Незаинтересованнаяописательность, которой характеризуется историко-философский метод Диогена,часто доходит до того, что он по данному историко-философскому вопросу или повопросу чисто биографическому приводит несколько разных авторитетных для негомнений, которые трудно согласовать ввиду их противоречивости. При этом сам оннастолько погружен в эту элементарную описательность, что иной раз и не ставитвопроса о том, какое же из приводимых у него мнений более правильно или как жесогласовать эти противоречивые ссылки на разные источники. Последнее делаеткнигу Диогена Лаэрция весьма ученой. Но от такой учености сумбур его трактатаскорее только увеличивается. И это очень хорошо, так как именно здесь ивыясняется основной метод и стиль его историко-философского повествования.Только не нужно требовать от Диогена Лаэрция невозможного, а следует попять всюпривольность и беззаботность его стиля.
После этих сведений оДиогене Лаэрции коснемся кратко также и содержания его книги, после чего можнобудет приступить к обзору отдельных проблем, которые возникают в связи систорико-философским анализом трактата.
Заметим, что средихаотической массы приводимых Диогеном Лаэрцием материалов попадаются и такиесуждения, которые при самой строгой критике античных первоисточников нужносчитать правильными или близкими к правильности. Все такого рода положительныевыводы из трактата Диогена, конечно, тоже требуют от нас самого серьезноговнимания, и их не должна заслонять от нас никакая привольная и беззаботная егостилистика.
Необходимо сразу жесказать, что и современная филология, и вся филология последнего столетияотносятся к историко-философским материалам Диогена Лаэрция весьма критически.Ближайшее филологическое обследование текста Диогена Лаэрция заставляетдействительно критически оценивать не только отдельные проблемы у этого автора,но и решительно весь его метод рассмотрения истории философии. Эту критикуДиогена Лаэрция как первоисточника для построения истории античной философиинеобходимо проводить и нам, причем не только на основе многочисленных работ вмировой филологической науке, но по преимуществу на основе наших собственныхфилологических наблюдений и нашего собственною понимания общего метода критикигреческих первоисточников. Но сначала скажем несколько слов о трактате ДиогенаЛаэрция вообще.
Хотя Диоген Лаэрции даетмножество разного рода сведений но истории античной философии, для начала нужнопросто забыть, что мы имеем здесь дело с трактатом по философии. В этомтрактате можно прочитать все что угодно о греках, в том числе, конечно, и огреческих мыслителях, о целых эпохах культурного развития, о поэзии многихгреческих авторов, о природе и жизни древней Греции.
Очень часто ДиогенаЛаэрция интересует не данный мыслитель как таковой, но его биография, да ибиографии часто полны разных курьезов, необычных стечении разных обстоятельств,разною рода анекдотов, остроумных изречений и описания не относящихся к делуслучайных происшествий. Особенный интерес Диогена Лаэрция вызывают разною родапикантные подробности из жизни людей, часто доходящие до курьезов.
Все рассказы ДиогенаЛаэрция о философах и мыслителях буквально полны анекдотов. Учения многихмыслителей он излагает только в виде какого-нибудь одного тезиса, без всякогоразвития и без всяких доказательств этого последнею. А иной раз и простоупоминает лишь какое-то имя и больше ничего, так что остается неизвестным,каково же отношение этого человека к философии. Но, повторяем, не нужно слишкомсвысока относиться к Диогену Лаэрцию за его свободное обращение с фактами.Наоборот, это-то и делает его трактат замечательно интересной античной книгой,которая никогда не теряла и теперь не теряет своего значения.
Перед нами здесьвыступает не скованный никакими условностями грек, который чувствует себявесело и привольно не только вопреки отсутствию последовательной системы иболее или менее точно излагаемой истории, но скорее именно благодаря этомуобстоятельству. При этом не нужно думать, что перед нами какой-то дилетант илиневежда. Диоген Лаэрций много читал и, несомненно, читал значительную частьфилософских трактатов, которые он рассматривает. Во всяком случае любуюничтожнейшую мелочь он подтверждает ссылкой на какой-нибудь источник, иисточники эти у нею весьма авторитетные, как, например, тот же Аристотель.
Но ясно, что отнюдь невсех философов, о которых пишет Диоген Лаэрции, он читал, а по тогдашней малойраспространенности и труднодоступности многих философских произведений даже инс мог читать. Ясно, что в этих случаях Диоген Лаэрции излагает произведения Греческойфилософии только понаслышке только из вторых или третьих рук. Отсюда массавсякого рода противоречий и неясностей, которые, по-видимому, смущают его оченьмало. Этот веселый и беззаботный грек буквально кувыркается в необозримоммножестве философских произведений, имен и всякою рода жизненных фактов, даже ине имеющих никакого отношения к философии.
Отвергать Диогена Лаэрцияза эти историко-философские вольности с нашей стороны было бы весьманеблагоразумно. Мало ли встречается у Гомера всякого рода нелепостей,несуразностей, а иной раз даже и безобразия? Неужели поэтому Гомера нельзячитать, нельзя переводить и снабжать филологическими иликультурно-историческими комментариями? Да ведь вся античная литература такова.Никто сейчас не верит ни в Аполлона, ни в Эриний, ни в Афину Палладу. А тем неменее трилогия Эсхила «Орестэя», в которой эти боги играют решающую роль,является памятником мировой литературы, переводится на все языки, всяческикомментируется и служит ценнейшим первоисточником и для историка, и длялитературоведа, и для языковеда, и для историка философии, включая историюморальных и эстетических идей.
Почему же вдруг мы должныне читать и не переводить Диогена Лаэрция только из-за того, что егоисторико-философские взгляды путаны, противоречивы и не соответствуют нашейсовременной филологической критике древнегреческих первоисточников?
Читая трактат ДиогенаЛаэрция, удивляясь его наивности и хаотичности, мы не только доставляем себеудовольствие от этого веселого «барахтанья» Диогена в сотнях и тысячахнепроверенных и малодостоверных фактов. Мы тем самым погружаемся еще и в этивеселые просторы античной историографии и начинаем понимать, до какой степениантичный грек мог чувствовать себя беззаботно в такой серьезной области, как историяфилософии.
Наконец, дело здесь непросто в литературном удовольствии, которое получает современный читатель отэтого трактата, пришедшего к нам из давно погибшей цивилизации, а также из довольночужой для нас культурной атмосферы. Нам хотелось бы, чтобы та критика ДиогенаЛаэрция как историко-философского источника, которой мы будем заниматься вдальнейшем, послужила но крайней мере одним из возможных примеров критикигреческих первоисточников вообще. Мы не только будем чувствовать себя на каждомшагу в атмосфере древнегреческой цивилизации, но станем при этом рассматриватьвзгляды Диогена Лаэрция по существу и с полной серьезностью.
Думается, что для нашихмолодых историков философии и для всех читателей предлагаемая нами критикабудет если не поучительна, то, надо полагать, интересна применительно ко всейэтой сложной греческой источниковедческой проблематике.
Ввиду такогосвоеобразного характера труда Диогена Лаэрция необходимо сначалапроанализировать его с точки зрения чисто историко-философской, включая также иобзор использованных им источников.
2.Суждения Диогена Лаэрция о происхождении греческой философии
Все эти суждения ДиогенаЛаэрция отличаются довольно большой путаницей, а суждение о греческой философиив целом, можно сказать, почти отсутствует.
1. Начало философии. Вначале своей книги Диоген Лаэрций довольно много говорит о развитии философии уварваров и ссылается на тех, кто начинает историю философии именно с варваров.Сам Диоген Лаэрции не только философию считает изобретением греков, но и весьчеловеческий род понимает в его происхождении как греческий. Тем не менее, то,что мы находим в изложении Диогена Лаэрция о «варварской» философии, почтицеликом совпадает с тем, что мы находим в его изложении о греческой философии.У персов были, как он говорит, маги. Однако, несмотря на большое расхождениегреческих философов с этими магами, Диоген Лаэрции все-таки утверждает, чтомаги приносили жертвоприношения богам, «рассуждали о природе ипроисхождении богов», «считали богами огонь, землю и воду»,«они составляли сочинения о справедливости», считали богами солнце иморе. Все подобного рода учения сам Диоген Лаэрции находит и у многихгреческих философов.
Далее Диоген Лаэрциисообщает, что у вавилонян и ассирийцев были халдеи. У индийцев — гимнософисты,у кельтов и галлов — друиды и семнофеи, но халдеи, например, занималисьастрономией и предсказаниями, а индийские гимнософисты и галльские друиды училичтить богов, презирать смерть, не делать зла и упражняться в мужестве. Ещеближе к греческим философам то, что Диоген Лаэрции говорит о египтянах. Онсообщает, что последние рассуждали «о богах и справедливости», что«богами они считают солнце и луну», что, по их учению, «началомвсего является вещество» (hyle, собственно говоря, «материя»),из которого «выделяются четыре стихии и в завершение создаютсявсевозможные живые существа». У египтян, «мир шарообразен, имелначало, и будет иметь конец». Огню они приписывали космически-творческоеначало, а также учили о переселении душ. Все подобного рода «варварские» ученияв той или иной мере типичны для многих греческих философов. И поэтому, еслисудить по сообщениям Диогена Лаэрция, греки вовсе не имели никакого приоритетав изобретении философии. Может быть, только в изложении философии Демокрита,Диоген Лаэрции сознательно связывает ее с «варварами». Демокрит Абдерский —ученик магов и халдеев при царе Ксерксе. Демокрит, по сообщению того жеДиогена, путешествовал в Египет, в Персию, к Красному морю, в Индию и вЭфиопию.
Возможно, что с этимсвязано появление общеизвестного учения Демокрита о демонических действияхатомных истечений. Но об этом Диоген Лаэрции тоже ничего не говорит. Такимобразом, что заимствовали греки у «варваров» и чего они у них не заимствовали —об этом судить по Диогену Лаэрцию совершенно невозможно. А тем не менеебуквальные совпадения греческой философии со многими «варварскими» учениями наосновании материалов самого же Диогена Лаэрция вполне несомненны. Но ввидучастичного расхождения греков и «варваров» в философии окончательно судить оначале философии у греков на основании материалов Диогена тоже невозможно. Атак как Диоген Лаэрции нигде не указывает, где греческая философия процветала игде она приходила в упадок, то, выходит, необходимо утверждать, что у самогоДиогена Лаэрция никакого представления о греческой философии в целом совершенноне было и тем более не было представления, о ее специфике.
2. Разделение греческойфилософии. Было бы естественно ожидать от Диогена Лаэрция историческогоизложения греческой философии. И кое-где, правда очень редко, оно у данногоавтора промелькивает. В главном же его изложение вовсе не историческое, а.скорее, систематическое, то есть он пытается делить греческую философию пошколам. Однако и здесь у Диогена Лаэрция очень много невразумительного. В концеI книги он начинает говорить о своем намерении трактовать греческих философов вотличие от просто мудрецов, которым была посвящена значительная часть всей Iкниги. Тем не менее он причисляет к мудрецам Фалеса вопреки общему мнению и античныхи послеантичных обозревателей, считающих его именно первым философом. Сам жеДиоген Лаэрций в другом месте тоже считает его первым философом, учителемАнаксимандра. Кроме того, «варварские» воззрения он также называетфилософскими. Поэтому разница между мудрецом просто и философом у ДиогенаЛаэрция не очень ясная. Что же касается тех, кого Диоген Лаэрций называетфилософами, то они получают у него слишком неравномерное и весьма сомнительноеделение. Что касается хронологии, то, несмотря на весьма частое приведение дат,никакой хронологии у него, собственно говоря, нет. Излагая какую-нибудь школу,он иной раз доходит до очень позднего времени, а излагая другие школы, он ихкончает очень рано, не обращая никакого внимания на то, что многие философы разныхшкол действовали одновременно. Поэтому вся книга Диогена Лаэрция вхронологическом, а уж тем более в историческом смысле очень трудна дляпонимания, хотя при очень тщательном исследовании и можно было бы на основанииДиогена Лаэрция говорить о хронологии в абсолютном смысле. Коснемся, однако,общего деления философии на школы у Диогена Лаэрция. Уже в I книге он делит всегреческие школы на италийские, и ионийские, то есть на восточногреческие изападногреческие; при этом в ионийской школе он выделяет три направления, одноиз которых завершается академиком Клитомахом, другое — стоиком Хрисиппом, атретье — Феофрастом, учеником Аристотеля. Между тем если под ионийцами пониматьнатурфилософов, то эта натурфилософия, согласно самому же Диогену Лаэрцию, продолжаласьвесьма долго и после Клитомаха, Хрисиппа и Феофраста. По крайней мере, поизложению самого же Диогена Лаэрция, такими натурфилософами были Пифагор и ужво всяком случае, Эпикур, которого он к тому же вопреки всеобщему мнениюсчитает пифагорейцем; впрочем, ничего пифагорейского в мировоззрении Эпикура,которому посвящена вся Х книга, найти невозможно. Отдадим, однако, себе отчет втом, как Диоген Лаэрций представляет себе каждую такую школу. Первую школу,ионийскую, Диоген Лаэрций представляет так, что кроме Фалеса, Анаксимандра,Анаксагора, Архелая он относит сюда также и Сократа, сократиков, и среди нихПлатона, Спевсиппа, Ксенократа, Крантора и Кратета, Аркесилая, Лакида, Карнеадаи Клитомаха. Ко второму направлению в ионийской школе относятся у него киникиАнтисфен, Диоген и Кратет, а также стоики Зенон, Клеанф и Хрисипп. К третьему —Аристотель и Феофраст. Выходит, таким образом, что древнюю ионийскуюнатурфилософию он путает с учениями таких ее антагонистов, как Сократ исократики, Платон, Аристотель, вся Древняя, равно как и Средняя и Новая,академия, где и вовсе расцветал скептицизм, имеющий мало общего с Платоном и ужсовсем противоположный древней ионийской натурфилософии. С нашей, современнойточки зрения, это и вовсе звучит дико.
Что касается второйосновной школы греческой философии, которую Диоген Лаэрций называет италийской,то, с одной стороны, основателем ее он считает Пифагора, а с другой стороны,сам Пифагор объявлен у него учеником Ферекида Сирского. Тут же у Диогена идругая путаница: резко разделяя «мудрецов» и «философов» и относя первых из нихк более раннему времени, он называет Пифагора то учеником «мудреца» Ферекида(«мудр», по Пифагору, только один бог), а то прямо философом и дажетем человеком, который впервые сам стал называть себя «философом». Так илииначе, но, по Диогену Лаэрцию, основателем италийской школы приходится считатьименно Пифагора. Любопытно, однако, то, каких философов, кроме Пифагора, онотносит к италийской школе. Прежде всего удивительным образом здесь названыКсенофан, Парменид и Зенон Элейский. Другими словами, все главнейшие элеатыоказываются у Диогена Лаэрция не кем иным, как последователями пифагорейцев.Тут же, к полному удивлению всякого историка философии, названы Левкипп иДемокрит, то есть италийскую школу, по Диогену, продолжают почему-то вдругатомисты, и притом самые главные. Наконец, италийское направление завершаетсяЭпикуром. Правда, в Эпикуре он видит мошенника, который, будучи ученикомДемокрита, выдавал учение последнего об атомах, как и учение Аристиппа обудовольствиях, за свое, так что в конце концов сам Диоген Лаэрций путается втом, был ли Эпикур завершителем италийского направления, или, как говоритДиоген, он был «разрозненным», то есть самостоятельным и оригинальным,философом и даже основателем своей собственной школы. Как объединить вместе,хотя бы даже в порядке исторического развития, натурфилософа Пифагора,отрицателей натурфилософии как науки элеатов, принципиальных атомистов иотшельнически-гедонистический эпикуреизм в одно целое, трудно себе представить.Возможно, что Диоген Лаэрций руководствовался здесь не столько развитиемфилософских идей, сколько географическим местожительством философов, объединяяих по тем городам, где они жили. Может быть, этим объясняется и разделение всейгреческой философии у Диогена на ионийскую и италийскую.
Ведь хотя основателемиталийского направления, по Диогену, был италиец Пифагор, а элеаты жили и училив южноиталийском городе Элее, но элеат Ксенофан, например, родился в Колофоне,то есть в Ионии. К италийскому направлению Диоген причисляет также Левкиппа иДемокрита, но если о происхождении Левкиппа ничего определенного неизвестно, топифагореец Демокрит уже во всяком случае из Абдер, то есть иониец. Правда, этиЛевкипп и Демокрит вместе с Гераклитом Эфесским, Парменидом, Мелиссом, ЗенономЭлейским, Протагором Абдерским, Диогеном Аполлонийским, Анаксархом Абдерским,Пирроном Элидским и самим Эпикуром Самосским (родившимся на Самосе) объявленывдруг философами «разрозненными». Тут же, однако, надо заметить, что, поДиогену, Гераклит — самоучка и ни к какой школе не принадлежал, а многих изтолько что перечисленных философов Диоген тоже называет пифагорейцами.Некоторую попытку разделения древнейшей греческой философииможно найти уДиогена в тех местах, где он намечает три направления этой философии, которуюон все же не перестает именовать ионийской. Первое направление — это философияот Фалеса пли Анаксимандра до Клитомаха, но, по Диогену, имеется еще однонаправление: Сократ (который, впрочем, причислен также и к натурфилософам),Антисфен, киник Диоген, Кратет Фиванский, Зенон Китайский, Клеанф, Хрисипп.Путаница тут заключается в том, что учениками Сократа были вовсе не толькоАнтисфен и киники, но и целый ряд не так плохо известных нам школ. Но почемуупоминаются здесь именно киники, да еще и стоики (имеющие с Сократом очень малообщего, отчасти даже прямые его антагонисты), опять неизвестно.
Третью ионийскую линиюДиоген представляет так: Платон, Аристотель, Феофраст. Другими словами, Диогенотрывает Платона от Сократа, а перипатетиков кончает только одним из первых похронологии учеников Аристотеля, Феофрастом, хотя перипатетики существовали ещенесколько столетий. Итак, всю историю греческой философии Диоген Лаэрцийпредставляет весьма спутано. И если следовать его разделениям, то очень трудноразобраться в том, кто был чьим учеником, какие философские школы существовали,когда они начинались и кончались и кто из них был действительно представителемданной школы, а кто был самостоятельным мыслителем и основывал свою собственнуюшколу. Это приходится сказать по крайней мере о главнейших философах. Каковыбыли школы, основанные Сократом, кто был учеником Платона н Аристотеля —разобраться в этом очень трудно, не говоря уже о более ранних философах,которые хотя и разделены на ионийцев и италийцев, тем не менее их учения никакне формулированы в своей специфике, почему и остаются неясными следовавшие иммыслители.
3. Начало греческойфилософии. Если теперь обратиться к отдельным эпохам и школам греческойфилософии, по Диогену, то, несмотря на полное отождествление «мудрецов»,«софистов» и «поэтов», полумифических и полуисторических Мусея и Лина он все жесчитает основателями греческой философии, решавшими те же проблемы, что ипервые греческие философы, согласно общепризнанному учению. Так, Мусей учил оЕдином, как о начале и конце всего, а Лин занимался астрономией вполне в духедосократовской философии. Следовательно, в отличии философии от мифологии, а ужтем более в проблеме происхождения философии из мифологии Диоген не только неразбирается, но самая эта проблематика даже и в голову ему не приходит. Что жекасается знаменитого певца Орфея, которого многие тоже считали первым греческимфилософом, то Диоген Лаэрций опровергает это не чем иным, как низкимиморальными качествами Орфея, изображавшего богов со всеми низкими человеческимистрастями (как будто бы этого же самого не было и у Гомера) и растерзанноговакханками либо погибшего от молнии. Современная нам история греческойфилософии, отнюдь не считая Мусея, Лина и Орфея в подлинном смысле словаисторическими личностями, тем не менее, начатки греческой философии приписываетименно им или, во всяком случае, тем, кто послужили для нихреально-историческими прототипами. Очень хорошо Диоген Лаэрций, по крайней мерепринципиально, отличает греческих философов от предшествовавших им греческихмудрецов тем, что под философией он понимает не мудрость как таковую, а только«влечение к мудрости». Тем не менее, этих «мудрецов», которые, по егоже собственному мнению, не являются философами, Диоген Лаэрций излагаетдовольно подробно; и хотя он их и насчитывает по традиции семь, на самом делечисло их возрастает у него, причем остается неизвестным, как же быть с этойтрадиционной цифрой «семь».
Сначала он действительноговорит о семи мудрецах: Фалес, Солон, Периандр, Клеобул, Хилон, Биант, Питтак.Однако тут же добавляет, что к этим семи мудрецам причисляли также и АнахарсисаСкифского, Мисона Хенейского, Ферекида Сирского, Эпименида Критского и дажеафинского тирана Писистрата. Однако мало и этого. Так, по Диогену, Дикеархсообщает, что нет разногласий только о четырех мудрецах: Фалесе, Бианте,Питтаке, Солоне. Относительно же трех остальных существуют, по Диогену, самыеразнообразные мнения. Дикеарх называет здесь Аристодема, Памфила, ХилонаЛакедемонского, Клеобула, Анахарсиса, Периандра. Кое-кто, по Диогену, добавляетеще Акусилая Аргосского; что же касается Гермиппа, то он перечисляет целых 17имен, из которых «разные по-разному выбирают семерых». Гиппоботперечисляет 12 мудрецов, в том числе и Пифагора. Таким образом, посколькусвоего мнения о семи исконных мудрецах Диоген Лаэрций не высказывает,необходимо думать, что сам он и не имел такого твердого представления о том,кого же, собственно говоря, нужно считать семью древнейшими мудрецами. Еслиперейти к содержанию тех сведений, которые Диоген Лаэрций сообщает о семимудрецах, указанных им вначале, то содержание это либо переполненоастрономическими и метеорологическими сведениями, либо содержит кратчайшие,совершенно случайные и никак не мотивированные философские учения, и даже неучения, а, скорее, только краткие тезисы или изречения. Ни с того ни с сегосреди естественнонаучных сведений о Фалесе вдруг промелькивает фраза о том, чтодуша «бессмертна».
Однако чрезвычайносомнительно, чтобы уже у Фалеса было учение о душе, да еще о бессмертной. Также странно звучит утверждение Диогена Лаэрция, и притом опять-таки случайное,среди множества естественнонаучных материалов о Фалесе, что «началом всегоон полагал воду, а мир считал одушевленным и полным божеств». Что мироказывался у Фалеса одушевленным и полным божеств, в этом нет ничегофилософского, а это типичное и исконное мифологическое представление. Но причемтут вода, и почему она является «началом», и как понимать эту воду, и притомкак понимать ее «начальность», — об этом в изложении Фалеса у Диогена Лаэрцияни слова. Эта «неожиданная» фалесовская вода удивляет каждого историкафилософии, читающего трактат. Вероятно, если Фалес и учил о воде, то все-таки унего была какая-нибудь, хотя бы и наивная, аргументация для этого. Но ни окакой такой аргументации у Диогена опять-таки ни слова. Больше интересапредставляют перечисляемые Диогеном Лаэрцием отдельные изречения Фалеса. Однотакое изречение гласит, что «древнее всего сущего бог: ибо он несотворен». Всем известно, что несотворенность бога есть идея вовсе неязыческая, а христианская; и об этом Диоген Лаэрций, писавший в III в.,конечно, не мог не знать. В таком случае противоположность творца и твари явноформулируется у Диогена Лаэрция совсем некритически. Далее, «прекраснеевсего мир: ибо он творение бога». Это еще более некритическаяхристианизация древнего язычества. Остальные изречения Фалеса, приводимые уДиогена Лаэрция, имеют либо моральный смысл, а не философский, либо основаны налогической ошибке idem per idem, либо бьют на остроумие. Заставляет задуматьсято, что Фалес у Диогена учит о необходимости самопознания. Такая концепциястирает разницу между досократовской философией и Сократом. Это не толькосомнительно само по себе, но противоречит и словам Диогена, разделяющегодревнейшую философию на физику, этику и диалектику, причем во главе этики поставленопять-таки тот же Сократ. Прочие мудрецы из тех семи, которых вначале приводитДиоген, изображены либо при помощи разного рода бытовых картин, либоупражняющимися в неизменном остроумии, либо представлены вообще весьма спутано.Мудрец Мисон изображен то действительно мудрецом, а то самым обыкновенным человеконенавистником. Ферекид вдруг объявлен слушателем Питтака вопреки известной здесь всемхронологии. Но в то же самое время он объявлен учителем Пифагора, что тожеявляется хронологической путаницей. Может быть, это объясняется тем, что Диогеннекритически приводит мнение о существовании разных Ферекидов.
Совершенно невозможноразобраться в тех десяти «этических» школах, которые Диоген приводит вместе сосвоим основным делением, и без того достаточно путанным. Он начинает с указанияна академическую школу, основателем которой совершенно правильно называетПлатона. Но разве Платон и Древняя академия занимались только одной этикой?Ведь они занимались решительно всеми философскими дисциплинами, как иАристотель со всеми своими преемниками-перипатетиками. Да и сам Диоген вжизнеописании преемника Платона Спевсиппа рассказывает всякие пустяки, но нислова не говорит о его философии. Что же касается его поведения, то, судя поэтому изложению Диогена, Спевсипп был человеком достаточно безнравственным.Ксенократа, заместителя Спевсиппа, обладавшего, большой независимостью инеподкупностью, Платон при жизни своей называл «ослом». И с первой ворвавшейсяв его дом гетерой Ксенократ тут же и разделил ложе, хотя та, уходя от него,говорила, что она имела дело не с человеком, а с истуканом. Таким образом, среди«академических» этиков не было не только людей с какими-нибудь этическими иливообще философскими убеждениями, но и по своему поведению они были достаточнодалеки от высокой морали.
Указываемую далее уДиогена киренскую школу Аристиппа, поскольку этот последний учил обудовольствии как об основном моральном принципе, а также и киническую школу(Антисфен), пожалуй, еще можно назвать школами «этическими». Но ничегоэтического, если под этим понимать основной принцип школы, нельзя найти ни вэлидской, ни в мегарской, ни в эретрийской школах. Наконец, морализм у стоикови эпикурейцев действительно представлен очень ярко. Но сколько же у них всякихдругих учений кроме морали! Почему же стоицизм и эпикуреизм вдруг именуются уДиогена только этическими школами? Таким образом, перечисление десяти этическихшкол у Диогена основано на полной путанице историко-философских понятий. А,кроме того, еще неизвестно, как это деление десяти этических школ соединить сизложением ряда других школ вроде элеатской, которые излагаются у Диогенасовершенно отдельно или, в своем месте, вовсе не именуются этическими. Ни вспециальном изложении философии Ксенофана Колофонского, ни в таком же изложенииПарменида, Зенона Элейского, Мелисса ровно ни одной этической идеи несодержится. Что же после этого Диоген понимает под этикой школы элеатов,представители которой перечислены у него? Ко всему этому нужно прибавить, что,говоря о Пирроне, Диоген вообще колеблется, была ли у него какая-нибудь школаили нет. А Потамона Александрийского он сам называет эклектиком, приводядействительно разного рода противоречивые его мнения, и отказывается признать,представителем какого направления этот Потамон был. Есть у Диогена ещеразделение философов «на догматиков и скептиков». Диоген утверждает,что догматики рассуждают о тех предметах, которые они считают познаваемыми, аскептики — это те, которые воздерживаются от суждений, считая предметынепознаваемыми. Однако, если, по Диогену Лаэрцию, у Пиррона не было школы,тогда придется сделать вывод, что весь греческий скептицизм нужно связыватьтолько с Академией.
Таким образом, началогреческой философии, как и ее разделение на отдельные школы, представляетсяДиогену Лаэрцию настолько туманным, что мы можем воспользоваться из него разветолько отдельными мелкими сообщениями; но никакого цельного представления обовсем этом по Диогену Лаэрцию никак получить невозможно.
3. Философы и их школы
Гераклит, Демокрит иКиренаики
Рассматриваемых философови школ у Диогена Лаэрция очень мало, так как большинство сообщаемых им сведенийносит случайный характер. Не успеешь сосредоточиться на одном, какрассказывается уже о другом. За этим другим так же мимолетно следует третье,четвертое и так далее. Этому вполне противоположен систематический методизложения в нашем теперешнем его понимании. Тем не менее, привычка рассматриватьвсе бегло, накладывает свою весьма отчетливую печать и на все примеры этогосистематического анализа у Диогена. Во всем трактате впервые такомусистематическому обзору подвергнуты почему-то киренаики, как будто бы до них небыло никаких философов гораздо большей значимости, чем они. При этоманализируется не сам Аристипп, основатель киренской школы, но только егопоследователи.
1. Гераклит. Однакопрежде чем заговорить о киренаиках, мы невольно испытываем любопытство поповоду того, что же сообщает нам Диоген Лаэрций о таких крупных фигурах древнейнатурфилософии, как Гераклит и Демокрит. Удивительнейшим образом как раз этидве колоссальные фигуры всего античного мира изложены менее всего систематичнои менее всего подробно. С нашей теперешней точки зрения, выставлениекакого-нибудь отдельного элемента и его превращение в прочие элементы — этовообще особенность всей досократовской натурфилософии, так что здесь,собственно говоря, Диоген ничего оригинального о Гераклите не сообщает, темболее что было и много других философов, тоже учивших о примате огня. Средимножества разного рода астрономических, метеорологических и вообще физическихсуждений Гераклита кое-где промелькивают у Диогена и как будто бы некоторогорода философские тезисы. Так, упоминается, и притом чрезвычайно бегло, означении идеи противоположности для философии Гераклита. Только говорится:«Все возникает по противоположности и всею цельностью течет, какрека». Тут же не совсем ясно идет речь о том, почему необходимы война ираздор, и почему всеобщее согласие достигается только в период мирового пожара.Знаменитый гераклитовский «путь вверх» и «путь вниз»изображается у Диогена чрезвычайно наивно и не выходит за пределы учения об испарениях.Эта метеорология, как и вся астрономия Гераклита, излагается у Диогена допоследней степени наивно и маловразумительно. Наравне с такими сведениями итоже как бы случайно и в совершенно беглой форме приводится мнение о душе, аименно что невозможно найти ее пределов, по каким бы путям ни идти, так какименно таков ее логос. Как понимать тут «логос», если все из огня и изиспарений, невозможно себе и представить. То, что гераклитовский логосуниверсален, — об этом у Диогена ни слова. И о том, что над всеобщей текучестьюу Гераклита возвышается еще некое самостоятельное единство, — об этом тоже нислова. Спрашивается теперь: что же мы узнали у Диогена Лаэрция о стользнаменитейшем философе, как Гераклит? Нам, теперешним, кажется, что почтиничего. Да и весь отрывок, посвященный учению Гераклита, до крайности ничтожен дажепо своим размерам, хотя всякого рода третьестепенным предметам, связанным сГераклитом, отводится места в несколько раз больше. Диоген Лаэрций не можетсказать точно и того, писал ли Гераклит ясно или темно. В одном месте говорит,что ясно, а в другом, что намеренно темно. Наверняка Диоген Лаэрций самогоГераклита никогда не читал, а знал о нем только из третьих или десятых рук, изнал плохо.
2. Демокрит. Еще хужедело обстоит у Диогена Лаэрция с Демокритом, если не считать большого числаразного рода второстепенных и совсем нефилософских сведений и если не считатьогромного списка трудов Демокрита. Что касается собственно демокритовскойнатурфилософии, то Диоген совершенно правильно указывает на учение об атомах ипустоте, о мировом вихре атомов, из которого образуются сложные тела и целыемиры, и об этическом учении о душевном равновесии и покое. Это «все». Ноприходится сказать спасибо и за это, поскольку указано это у Диогена совершенноправильно. А то, что у Демокрита была, кроме того, еще сложнейшая теориямироздания, человека и богов и еще много других (кстати сказать, тончайших)концепций, — это остается у Диогена Лаэрция совершенно без всякого внимания, даедва ли и было доступно для его анализа. В довершение всего Диоген Лаэрцийвдруг связывает Демокрита с пифагорейством. Это либо нелепое предположениесамого Диогена, либо действительно какая-то историческая истина, но у Диогенаникак не разъясненная. Необходимо, впрочем, добавить, что приводимые Диогеноммнения о пифагорействе Демокрита противоречивы, и потому мнение об этом самогоДиогена остается весьма неуверенным.
Таким образом, о двухколоссальных фигурах древнейшей натурфилософии — Гераклите и Демокрите — мыпочерпаем у Диогена Лаэрция сведения только беглого и ничтожного характера. Последревних натурфилософов нам естественно хотелось бы перейти к Сократу. Но Сократу Диогена изложен настолько разбросанно, что невозможно даже понять, где тутбиография Сократа, а где тут его воззрения. Перейдем к киренаикам.
3. Киренаики. Прежде всего,поражает и здесь, в этом якобы систематическом анализе, чрезвычайно большаясклонность к простому описанию и отсутствие интереса к логическойпоследовательности в учении излагаемой школы. Удовольствие и страданиеобъявляются у киренаиков чисто физическими состояниями. Но этот физицизм накаждом шагу нарушается у Диогена другими, более глубокими переживаниями идушевного и духовного характера. Удовольствие определяется как «легкое», астрадание как «резкое» душевное переживание. Что такое «легкость» или«резкость» — это понять не трудно, поскольку термины эти в изложении Диогена невыходят за рамки обыденных разговоров и вполне обиходной речи. Но причем тут«душа» и как вообще понимать эту «душу», согласно киренайскому учению, — обэтом у Диогена ни слова. Наоборот, судя по последующему, правда, весьмаспутанному, изложению, киренаики особенно следовали этому принципуудовольствия. Физическое удовольствие прямо объявляется в качестве безусловногопринципа, который настолько безусловен, что презирает вообще всякую мораль. Онвполне естествен и дан человеку от природы. Не нужна никакая натурфилософия иникакая мудрость, которая бы не сводилась к обыкновенному и единичному физическомуудовольствию. Даже друзей мы любим ради выгоды, как и о теле и его частях мызаботимся только ради собственной выгоды. Особенно в такой оценке моральныхблаг прославились сторонники Гегесия, тоже киренаика, а также сторонникиФеодора, ученика киренаика Анникерида. Этот Феодор в самой наглой форме, ипритом в форме якобы силлогистической точности, проповедовал любовь в максимальнообнаженном виде. Киренаики различали счастье как совокупность всех удовольствийи единичные удовольствия. А так как счастье, согласно киренаикам, невозможно,то остается, следовательно, признать одни лишь единичные акты удовольствия.Удовольствие обладает высшей активностью; здесь киренаики спорят с Эпикуром,признававшим удовольствие только лишь в виде отсутствия страдания. Всеудовольствия совершенно равны одно другому, и в сравнении с этим всеобщимчеловеческим удовольствием являются вполне относительными, условными инеобязательными такие состояния, как чувство справедливости или прекрасного ибезобразного. И тут опять феодоровцы заходили дальше других. Казалось бы,вопрос ясен. Наслаждайтесь, и на все прочее наплевать. Однако удивительнымобразом, и при этом, не замечая никакого противоречия с самим собой, ДиогенЛаэрций тут же в беспорядочной и случайной форме весьма существенноограничивает общекиренайский принцип. Вдруг оказывается, что часто удовольствияпорождают «противоположные им беспокойства», что удовольствие бываетне только от зрения и слуха, но и в результате любви к родине, чтокиренаики-анникеридовцы «допускали все же в жизни и дружбу, иблагодарность, и почтение к родителям, и служение обществу». Как иАристотель, киренаики признавали то удовольствие, которое мы получаем отпогребального плача, хотя реальный плач нам совершенно неприятен. Ведь тут ужеявно проповедуется эстетическое удовольствие, ни в какой мере не сводимое нанепосредственные и слепые жизненные ощущения. А одинаковость всех удовольствийу киренаиков тоже противоречит заявлению Диогена о том, что у киренаиковтелесные удовольствия много выше душевных. Теперь спросим себя: как же ДиогенЛаэрций понимает, в конце концов, киренайский принцип удовольствия? Можно лисчитать это удовольствие только физическим или существуют еще и другиеудовольствия: моральные, эстетические, патриотические? И что такое киренайскиймудрец? Поглощен ли он только своими эгоистическими удовольствиями, или этиудовольствия не всегда эгоистичны, не всегда грубо практичны и не всегдаантиобщественны? Ответить на все эти вопросы по материалам Диогена Лаэрция нетникакой возможности. Правда, не исключается и то, что такие бьющие в глазапротиворечия в теории удовольствия у киренаиков принадлежат не только ДиогенуЛаэрцию, но и самим киренаикам. Это, конечно, вполне возможно. Но тогда всеравно необходимо допускать, что Диоген Лаэрций не нашел этих противоречий укиренаиков, что он их изложил весьма описательно, а не критически и что,собственно говоря, никакого анализа основного киренайского принципа у него недается. Очевидно, предоставляется самим читателям Диогена Лаэрцияустанавливать: киренаики ли запутались в логических противоречиях, или этилогические противоречия являются только результатом отсутствия историческогокритицизма у Диогена Лаэрция.
Платон
Если мы привыкли наосновании, предыдущего изложения находить у Диогена Лаэрция по преимуществутолько беспорядочный хаос, плохо или совсем никак не связанных между собоюсообщений, вероятно, будем приятным образом удивлены тем, что в отношенииПлатона Диоген Лаэрций вовсе не так хаотичен, пытается действительно наметитьфилософскую систему Платона и даже погружается в очень ценные терминологическиеразличия, обычно целиком отсутствующие у Диогена в отношении рассмотренных вышефилософов.
1. Историко-философскоеместо Платона. Правда и в этой, III книге, посвященной Платону, далеко не всепродумано, далеко не все дано в последовательном логическом порядке и весьмамногое остается неясным. Тем не менее, метод систематизации доведен здесь довесьма высокой ступени, так что и понимать здесь Диогена Лаэрция, и егоизлагать, его анализировать, несомненно, легче. Прежде всего, устанавливаетсяисторико-философское место Платона, и устанавливается совершенно правильно.Именно, Диоген утверждает, что в греческой философии первоначальногосподствовал метод физический — и это было до Сократа, — потом этический, воглаве с Сократом, и, наконец, диалектический, во главе с Платоном, сподчеркиванием приоритета Платона как вообще в диалектике, так, в частности, ив способе рассуждения при помощи вопросов и ответов. Правда, в этом разделениидревнейшей греческой философии на три ступени, как мы думаем теперь, далеко невсе так уж ясно и точно. Гераклит, например, был принципиальным диалектиком,хотя он и действовал до Сократа. Сократ был отнюдь не только моралистом, но исоздателем теории разыскания и определения общих понятий вместо ограниченноститолько единичными наблюдениями. Платон был не только диалектик; а то, что вдальнейшем Диоген Лаэрций излагает о Платоне, никак не связано с диалектикойПлатона, и читателю Диогена из этих многочисленных и весьма ценных сообщенийтрактата приходится уже самому воссоздавать платоновские диалектическиепостроения. Тем не менее, это тройное деление древнейшей греческой философии,вообще говоря, весьма ценно, хотя и требует уточнений, отсутствующих у Диогена.
2. Диалектический метод.То, что, по мысли Диогена, диалектический метод действительно был очень важендля Платона, явствует уже из того, что все изложение платоновской философии уДиогена начинается именно с диалектики и даже с попыток дать ей точноеопределение, а это, как мы видели выше, далеко не в духе Диогена Лаэрция.Диалектику Платона Диоген определяет как «искусство доводов, служащееутверждению или опровержению в вопросах и ответах собеседников». В связи сэтим и диалог Платона определяется как «речь, состоящая из вопросов иответов о предмете философском или государственном, соблюдающая верностьвыведенных характеров и выбор слов». О связи диалектики с речью читаем иниже. Всякий изучавший Платона скажет, что такое определение диалектики дляПлатона слишком узко. Здесь правильно подчеркивается речевое построениерассуждений в виде вопросов и ответов, но не выдвигается на первый планонтологической значимости диалектики для Платона. А ведь в своем разделениинаук Платон ставит диалектику выше всех паук, включая арифметику, геометрию,астрономию и музыку (под музыкой Платон понимает в данном случаекосмологическую структуру). Впрочем, даже и за такое узкое определениеплатоновской диалектики приходится высоко оценивать суждение Диогена, посколькудля многих даже и такая узкая диалектика не кажется особенно существенной. Вовсяком случае то или иное определение диалектики играет большую роль, хотя бы вкачестве введения в анализ платоновской философии.
3. Характеристикадиалогов Платона. Другим — и тоже весьма важным с точки зрения системыплатонизма — введением является у Диогена анализ общего содержания диалоговПлатона по типам заключенных в них рассуждений, а также и соответствующееобозначение всех принадлежащих Платону диалогов, согласно предложенному общемуразделению. Даются сведения о том, что уже сам Платон издавал свои диалоги потетралогиям, на манер греческих трагедий, которые в ранний период тожесоставлялись из трех трагедий, посвященных одному и тому же сюжету, сприсоединением к ним так называемой сатировской драмы. Тут же мы узнаем, чтоФрасил делил диалоги Платона тоже по тетралогиям, в то время как известныйграмматик Аристофан Византийский — по трилогиям. Диоген Лаэрций проявляетздесь даже совсем не свойственный ему критицизм, когда дает список неподлинныхдиалогов Платона и когда объявляет законным и нужным различные толкованиядиалогов. По-видимому, Диоген Лаэрций самолично изучал рукописи Платона,потому что перечисляет разные корректурные знаки, которые остались в этихрукописях после их многочисленных редакторов и издателей. Конечно, в нашемнебольшом исследовании нет никакой возможности критически отнестись ктолкованию отдельных диалогов Платона у Диогена Лаэрция и поднимать вопрос оправильности или неправильности поставленных у него проблем о подлинностидиалогов. Скажем только то, что все эти суждения Диогена Лаэрция несомненноявляются ценными в руках достаточно опытного историка античной философии. Ноневозможность принимать все суждения Диогена Лаэрция всерьез следует, например,уже из одного того, что, по его мнению, «Государство» Платона «почтицеликом содержится в «Противоречиях» Протагора». Правда, Диоген Лаэрцийссылается на Фаворина. Поскольку, однако, сам он здесь нисколько не возражаетФаворину, необходимо допустить, что такое же мнение было и у него самого. Нобыло бы самой настоящей нелепостью сводить объективный идеализм Платона насубъективно-софистические декламации Протагора. Вероятно, Диоген Лаэрций (илиФаворин) был смущен тем, что в I книге «Государства» идет речь о происхождениичеловеческого общежития и о принципе нужды в эволюции государства ичеловеческого быта. Но ведь это же только начало огромного диалога Платона. А вэтом диалоге такое множество антисофистическнх высказываний, II прежде всегоучение об идеях и о первоедином, что ни о каких существенных связях«Государства» с Протагором не может идти и речи, хотя бы отдельные историческиефакты у Платона и отличались той или иной близостью к Протагору. Что жекасается, наконец, тех диалогов Платона, которые представляются Диогенубезусловно подлинными, то с нашей стороны, конечно, было бы не очень умнымзанятием требовать от писателя III в. тех точнейших филологическихисследований, которые мы имеем в науке за последние полтора столетия. Здесьмного спорных вопросов продолжает оставаться еще и до настоящего времени.
4. Метод«индукции». Переходя к изложению существа платоновского учения,Диоген Лаэрций задается, прежде всего, вопросом о философском методе у Платона.Этот метод он странным образом именует индукцией. Прежде всего, под индукциейДиоген Лаэрций понимает то, что мы, скорее всего, назвали бы дедукцией,поскольку индукция у него — это «рассуждение, выводящее должным образом изнекоторых истин новую подобную истину». Этот вопрос запутывается еще ипотому, что Диоген выставляет сначала один тип индукции, а именно попротивоположности, и иллюстрирует этот тип явными софизмами. Вопрос неразрешается, а становится только еще более темным, когда Диоген приписываетПлатону еще и другой вид индукции, а именно индукцию по «следствию»(acoloythia) с двумя подвидами: от частного к частному и от общего к частному.Первый подвид Диоген именует «риторическим», а второй — «диалектическим». Всеэто чрезвычайно неясно: диалектика спутана здесь и с индукцией, и с дедукцией,и даже еще с теорией софистических опровержений. При желании все такого родаумозаключения, конечно, можно найти и у Платона, и у всех других античныхфилософов. Но было ли это теорией самого Платона? По крайней мере, в томопределении диалектики, которое Диоген дал для Платона в самом начале своегоизложения, нет ни одного слова, ни о софистике, ни о переходе от частного кчастному, ни о переходе от общего к частному. В заключение этого раздела ометоде необходимо припомнить то, что в порядке неряшливости изложения Диогенсказал выше. А именно, он поставил вопрос о том, является ли Платон«догматиком» или не является таковым. Об этом, по Диогену, существуют разныемнения. Сам же он. по-видимому, придерживается первого взгляда, то есть чтоПлатон занимался не только опровержениями, но и положительными утверждениями.По Диогену, нужно различать предмет мнения и само мнение. Для первого требуетсяспециальный объективирующий акт (protasis), то есть предположениеобъективно-наличного предмета, для второго же требуется собственный концепт(hypolepsis) утверждаемого предмета. По-видимому, согласно Диогену Лаэрцию,Платон и утверждал существование реальных предметов, и высказывал о них своиконцепции. Вероятно, это сказано Диогеном Лаэрцием для того, чтобы пополнитьсвое слишком риторическое определение платоновской диалектики и выдвинуть в нейтакже и момент онтологический. Если так, то подобное рассуждение ДиогенаЛаэрция удобно будет присоединить к его путаному рассуждению о платоновской«индукции». Таков философский метод Платона в изложении Диогена. Ясностью он неотличается, и составляющие его фразы надо было бы писать совершенно в другомпорядке, не оставляя этих трудных тезисов без заключительного резюме.
5. Общекосмологическаясистема. От метода Платона перейдем теперь к систематическому содержанию егофилософии, как оно подается у Диогена. Платоновская система излагается уДиогена только одним из возможных способов, но требовать от Диогена всехразнообразных способов было бы совершенно невозможно. Диоген исходит из одногоплатоновского понятия, которое и на самом деле является для Платона центральными которое Диоген преподносит нам преимущественно по платоновскому «Тимею».Совершенно правильно (если стоять на точке зрения диогеновской подачи философииПлатона) речь начинается здесь с учения о бессмертной душе, об ее числовойприроде и о геометризме тела. Правильно говорится о самодвижении души, иправильно Диоген тут же переходит к учению о космической душе, о кругахтождества и различия и связывает с этим платоновское учение о различии междузнанием и мнением. Довольно отчетливо говорится о соотношении бога и мира поПлатону, а также о двух мирообразующих принципах, идеях-причинах ибесформенной, безыдейной материи. Тут же читаем о времени и вечности. Незабывает Диоген упомянуть и о всеобщей одушевленности по Платону, и о первичномживом существе, по подражанию которому создается и весь живой мир. Завершаетсяэта общая система Платона учением об активной мудрости вплоть дозаконодательства и демонологией. Уже из предложенного краткого изложениямыслей Диогена о платоновской системе видно, что Диоген, избрав один извозможных способов анализа, дал довольно стройную картину, правда ограничиваясьтолько «Тимеем» Платона. Но ведь «Тимей» Платона — это же и на самом делеединственный систематический очерк мировоззрения Платона в целом. Возраженийпротив отдельных пунктов у нас имеется достаточно. У Диогена дело не обходитсябез противоречий и без повторений (как, например, о трех способностях души в.Диоген Лаэрций доходит даже до осознания мифологической стороны философииПлатона. Но, как всегда, он этого колоссального по своей важности предметакасается чересчур бегло, не понимая логической стороны вопроса и мотивируя всюплатоновскую философию исключительно только моральными намерениями философаоградить человека от возможного для него загробного наказания.
6.Классификационно-терминологические наблюдения у Диогена над Платоном. Однакополучив известного рода удовлетворительное впечатление о целостном способеподачи платоновской системы у Диогена, мы уже не станем здесь придираться котдельным мелочам. В противоположность этому изложение детальных моментовплатоновской системы опять страдает у Диогена и непоследовательностью, иповторениями, и частым появлением не очень точно подаваемых терминов. Этодетализированное содержание философии Платона дается, вообще говоря, весьмаоригинально. Такой способ изложения содержания мы бы назваликлассификационно-терминологическим. Здесь берутся разные термины, характерные,по мнению Диогена, для Платона, и перечисляются разнообразные значения, которыеякобы содержатся в разных текстах Платона. Получается следующее, теперь ужедетализированное содержание философии Платона. Диоген Лаэрций говорит о:
трех видах блага,
о трех видах людскойобщности,
о пяти видах государственнойвласти,
о трех видах праведности,
о трех видах науки,
о пяти видах врачевания,
о двух видах закона,
о пяти видах речи,
о трех видах музыки,
о четырех видахблагородства,
о трех видах прекрасного,
о трех способностях души,
о четырех видахсовершенной добродетели,
о пяти видах власти,
о шести видахкрасноречия,
о четырех видахправильности речи,
о четырех видах услуг,
о четырех видах концадела,
о четырех видахвозможности,
о трех видахобходительности,
о пяти видах счастья,
о трех видах ремесел,
о четырех видах блага,
о трех видахсуществующего,
о трех причинах порядка вгосударстве,
о трех видахпротивоположностей,
о трех видах благ,
о трех видах совета,
о двух видах звуков и одальнейшем их подразделении,
о разных видах сущего.
Никто не скажет, чтоприменяемый здесь у Диогена Лаэрция классификационно-терминологический метод неимеет никакого значения или слабо связан с системой платонизма. Наоборот, нашасовременная филологическая наука одной из самых главных своих проблем считаетименно терминологию и вообще историко-семасиологическое исследование. В этомсмысле указанный метод Диогена Лаэрция весьма нам близок, весьма ценен итребует от нас самого внимательного исследования, а по возможности даже ииспользования. К сожалению, общая для всего трактата хаотичность инепоследовательность изложения, а также многозначность и терминологическаяспутанность продолжают и здесь бросаться в глаза и поэтому требуют от нассамого тщательного анализа. Прежде всего можно заметить полнуюнепоследовательность выдвижения разных терминов и полную сумбурность ихрасположения. Казалось бы, если Диоген Лаэрций всерьез задумал изложитьплатонизм в его системе, то он и должен был бы соблюдать эту систему, либоначиная с наиболее общих терминов и кончая частичными, либо начиная с этихчастичных и единичных терминов и кончая максимально общими, либо употребляякакой-нибудь другой принцип деления понятий, но все же последовательный илогически ясный. Тем не менее у Диогена Лаэрция свалено здесь в одну общую кучурешительно все, что характерно, а иной раз даже и нехарактерно для Платона. Тутже семантика действительно таких общих категорий для Платона, как «добро»,«красота», «государственное устройство», и категорий, характеризующихсубъективно-психологическую область. Но тут же и такие малосущественные дляПлатона термины, как «обходительность», вопросы людского общения, какие-то«советы» и даже человеческая «речь», и не только в общем виде, но исоставляющие ее «звуки». Там, где говорится о неделимости или делимости, ободнородности или неоднородности делимого, о самостоятельности илиотносительности, этот термин имеет общефилософский смысл, и его хорошопереводить как «сущее». Однако в другом месте, где говорится о хорошем, дурноми безразличном и это иллюстрируется на бытовых примерах, общий термин уженельзя переводить как «сущее», а скорее «существующее».
Логически неблагополучнообстоит дело и с терминами «прекрасное» и «красота». Еще раньше этоготерминологического списка Диоген Лаэрций ни с того ни с сего уже заговорил опрекрасном у Платона. При этом то, что здесь он сказал о прекрасном,действительно весьма существенно и интересно. То, что прекрасное у Платонаимеет оттенки похвального, разумного, полезного, уместного, согласного, это сказаноне только правильно, но даже и с некоторого рода филологическойпроницательностью. Жалко только, что Диоген Лаэрций не продлил дальшеперечисления этих оттенков прекрасного у Платона. А оттенков этих у философачрезвычайно много. Но спасибо и за это перечисление. В последнем случае нужнодобавить только то, что справедливость в «Государстве» не стоит на однойплоскости с прочими добродетелями, а является их общей гармонией. ЭстетикаПлатона тоже не осталась без внимания у Диогена в его терминологическом списке.Музыка, например, бывает трех родов: порожденная устами (пение), порожденнаяустами и руками (пение с аккомпанементом) и создаваемая только руками(кифаристская). Более формалистическое и более поверхностное разделение видовмузыки трудно себе и представить. Что касается речи и красноречия, то термин«речь» дается хотя и без соблюдения единства принципа деления, но все же дляПлатона до некоторой степени предметно, поскольку здесь говорится о пяти вилахречи: политической, риторической, просторечной, диалектической и технической.Так же логически невыдержанно перечисляются и разновидности правильной речи, идаже самого красноречия. Подобным же характером отличается и разделение трехродов ремесел. Но в этом списке, который мы сейчас анализируем, попадаются итакие термины, которые уже и совсем не имеют никакого специфического отношенияк Платону, а применимы вообще ко всякому греческому писателю. Таковы термины:«услуги», «конец дела», «возможности», «обходительность», «счастье»,«совет», «людское общение», «праведность», «врачевание», «благородство».Критическое изучение всей этой платоновской терминологии у Диогена с полнойясностью обнаруживает как положительную сторону этого списка, так иотрицательную. Положительным является, как это мы уже сказали выше, самаяпопытка изучать отдельные термины и вскрывать семантику каждого из них.Несомненно также, что Диогеном Лаэрцием руководило здесь желание не только датьтерминологию Платона, но и представить ее в виде некой логической классификации.Однако и отрицательных сторон этой попытки Диогена тоже весьма много, и они накаждом шагу прямо бросаются в глаза. Вся логическая сторона идеализма Платонаостается почти незатронутой. Общественно-политическая терминология Платонапредставлена более или менее предметно. Но все прочие термины даны в видеспутанного и непоследовательного конгломерата: а много и таких терминов,которые специфически никак не связаны с философией Платона. Даже такой термин,как «счастье». представлен отнюдь не в платоновском, но скорее в каком-тонаивно-обыденном смысле. Особенно заметно то, что Диоген Лаэрций совершеннопрошел мимо всей логической, диалектической и собственно-онтологической сторонплатонизма. Нечего и говорить о том, что ни один из приводимых здесь терминов неподтвержден никакой ссылкой на текст Платона. При всем том необходимо заметить,что Диогену Лаэрцию несомненно свойственна критическая тенденция разбираться вплатоновских терминах. Он прямо говорит, что Платон «пользуется одними итеми же словами в разных значениях». Так, например, «мудрость» Платонпонимал как умопостигаемое знание, свойственное только «богу и душе,отделенной от тела». Но под «мудростью», говорит Диоген, Платон понималтакже и философию, поскольку «она вселяет стремление к божественной мудрости».Но «мудрость» у Платона — и вообще всякое эмпирическое знание или умение, как,например, у ремесленника. «Простой» у Платона, по сообщению Диогена, — это чаще«бесхитростный», но иногда «дурной» или «мелкий». Платону, согласно ДиогенуЛаэрцию, свойствен также и другой способ употребления терминов, то есть«он пользуется разными словами для обозначения одного и того же». Ноздесь удивительнее всего, что Диоген в качестве беглого примера приводит то,что как раз для Платона имеет вовсе не беглое, а максимально существенное ипринципиальное значение. «Идею» он называет и «образом», и «родом», и«образцом», и «началом», и «причиной». То, что термин «идея» и его синонимыприводятся у Диогена только лишь в качестве беглого примера, вместо которогоможно было бы указать десятки других примеров, совершенно несущественных дляПлатона, свидетельствует о том, что платоновскому учению об идеях Диоген все жене придавал никакого существенного значения. Платон, по Диогену, такжепользуется противоположными выражениями для определения «чувственновоспринимаемого», которое он называет «сущим» и «не-сущим». Таким образом,те суждения и классификации, которые мы находим в списке платоновских терминову Диогена, вовсе не всегда есть результат только его небрежного и непоследовательногоотношения к логике. Видно, что уже и сам Диоген наталкивался натерминологические противоречия у Платона и кое-где даже умел их достаточно ясноосознавать.
7. Четыре положительныхрезультата анализа философии Платона. В общем же, однако, изложение философииПлатона у Диогена Лаэрция, несомненно, представляет собой попытку дать еесистематический очерк. Пусть это изложение наивное и спутанное, но следующиечетыре момента в нем справедливость заставляет отметить как существенные инеобходимые. Введение в философию Платона: определение диалектики по ее форме исодержанию, рассмотрение диалогов Платона с попыткой определить основнуютенденцию каждого из них и их классифицировать. Формальная структура философииПлатона — «индукция» с ее многочисленными подразделениями. Основное содержаниефилософии Платона — учение о космической душе, о возникновении из нее космоса,о боге и материи преимущественно по «Тимею» Платона. Обзор терминологии Платонас подробным указанием семантики каждого термина. В таком виде можно было быпредставить методы Диогена Лаэрция, примененные им к философской системеПлатона. Кроме Платона попытки дать систематический анализ Диоген Лаэрцийосуществляет еще и в отношении к Аристотелю, стоикам, эпикурейцам и скептикам. Остановимсяна анализе изложения у Диогена Лаэрция системы Аристотеля.
Аристотель
1. Широта взгляда наАристотеля. Аристотель изложен у Диогена Лаэрция слишком сжато и кратко,местами невразумительно. Однако к несомненным заслугам Диогена Лаэрцияотносится то, что у Аристотеля он нашел не только теорию истины, но и теориювероятности, причем обе эти проблемы он поставил на одной плоскости, неподчиняя одну другой. Диоген находит нужным упомянуть даже о «Топике», котораядля него, по-видимому, не менее важна, чем «Метафизика». Диоген Лаэрцийправильно подметил также, что у Аристотеля созерцательная жизньпредпочтительнее других форм жизни, деятельной и усладительной. Мимо Диогенане прошла также та пестрота и то разнообразие жизни, которое Аристотелем созерцаетсяи вызывает у Аристотеля глубокое удовлетворение, хотя с приматом созерцанияэто объединяется не так просто.
2. Неточность отдельныхутверждений. Остальные фразы, которыми Диоген Лаэрций характеризует Аристотеля,не очень точны и слишком кратки. В аристотелевском боге, например, ДиогенЛаэрций находит только бестелесность, неподвижность и провидение. Здесь,по-видимому, Диоген имеет в виду учение Аристотеля о космическом уме, но тогдауказанные для него признаки чрезвычайно односторонни, остаются неразъясненнымии не отражают взгляда Аристотеля хотя бы в некотором виде адекватно. Эфир вкачестве пятого элемента указан у Диогена правильно, но почему Аристотельприписывает эфиру кругообразное движение — об этом ничего не сказано.Почему-то Диоген особое внимание обращает на разработанность физики уАристотеля. Это, конечно, неверно, так как метафизика, этика, логика ибиология изложены у Аристотеля гораздо более подробно, чем чисто физическоеучение. Добрался Диоген Лаэрций даже до такой трудной категории у Аристотеля,как энтелехия. Однако к характеристике энтелехии он говорит только то, что онасвойственна «бестелесному эйдосу». Но в аристотелевской энтелехии,как известно, имеется и многое другое кроме «бестелесного эйдоса». Обэтом у Диогена ни слова. Таким образом, изложение учения Аристотеля у Диогенакасается кое-чего такого, что для Аристотеля характерно, но самой сутиаристотелизма Диоген Лаэрций себе все-таки не представлял.
диогенлаэрский греческий философия
4. Вывод
Мы ознакомились с изложениемистории греческой философии доклассического и классического периодов у ДиогенаЛаэрция, что и заставило нас остановиться на Аристотеле. Еще можно было быговорить об отношении Диогена к стоикам, скептикам и эпикурейцам. Однако мысчитаем целесообразным говорить об этом в соответствующих местах комментария ковсему трактату. Сейчас же, после рассмотрения Аристотеля, сделаем общеезаключение. Наше предыдущее изложение, как нам представляется, доказалонесколько весьма важных тезисов. Первый тезис сводится к тому, что методДиогена Лаэрция весьма далек как от строгой системы, так и от строгогоисторизма. Анализ истории греческой философии, который он нам предлагает,отличается значительной беззаботностью, не боится никаких противоречий ипреследует скорее общежизненные и общекультурные моменты философского развития,чем моменты чисто философские. Во-вторых, как это мы сказали в самом начале,Диоген Лаэрций меньше всего дилетант, и самый высокомнящий о себе современныйфилолог не может назвать его невеждой. У Диогена все время даются ссылки наисточники, на авторитеты, на разные чужие мнения, которые, по крайней мере, сего точки зрения, заслуживают полного признания. При всей сумбурнойбеззаботности этого трактата он во всяком случае является ученым произведениеми прямо-таки поражает своим постоянным стремлением опираться на авторитетныемнения и безусловно достоверные факты. Такова, по крайней мере, субъективнаянаправленность Диогена Лаэрция, и относиться к ней пренебрежительно было бы снашей стороны весьма надменно и неблагоразумно. Этот человек, безусловно, ценилфакты. Но известного рода беззаботность и свободный описательный подход к этимфактам, несомненно, мешают Диогену Лаэрцию создать критическую историюгреческой философии. Да и вообще возможно ли было в те времена такоеисторико-философское исследование, которое мы теперь считаем научным икритическим? Не нужно требовать от античных людей невозможного. В-третьих,наконец, вовсе нельзя сказать, что Диоген Лаэрций ровно нигде не попадает вцель. Он во многом разбирается, многое формулирует правильно, и многие егоисторико-философские наблюдения, безусловно, поучительны. Многие из приводимыхим древнегреческих философских текстов вошли теперь в современные сводкитекстов и занимают в них почетное место. Научная значимость Диогена вполненесомненна, но ее надо уметь понимать в совокупности всей малокритической ичасто чересчур беззаботной его методологии. Вообще же вовсе не висторико-философском анализе заключается ценность трактата Диогена Лаэрция. Еготрактат — это любопытнейшая и интереснейшая античная смесь всего важного иневажного, первостепенного и второстепенного, всего серьезного и забавного. Вовсяком случае современный читатель Диогена Лаэрция после прочтения его трактатанесомненно окунется в безбрежное море античной мысли и некоторое время«подышит воздухом» подлинной античной цивилизации. А требоватьчего-нибудь большего даже от самого серьезного античного трактата было бы иантинаучно и антиисторично.
/>
5. Список литературы
1. Диоген Лаэрций. О жизни, учениях иизречениях знаменитых философов. М.,1979.
2. А.Ф. Лосев. Диоген Лаэрций — историк античной философии. М., 1981.