Трубецкой Н.С.
Кроменаказания за первое грехопадение человечества в лице Адама и Евы, СвященноеПисание упоминает еще второе наказание за коллективное грехопадение всегочеловечества, именно — смешение языков, последовавшее в виде кары зававилонское столпотворение.
Смешениеязыков, т.е. установление множественности языков и культур, рисуется вСвященном Писании именно как кара, как Проклятие Божие, аналогичное проклятию«труда в поте лица», наложенному в свое время на человечество в лицеАдама. И то и другое проклятие выражается в установлении естественного закона,против которого человечество бессильно. Физиологическая природа человека ивсего окружающего мира устроена так, что добыча пропитания связана с затратойфизического труда. Законы эволюции народов устроены так, что неминуемо влекутза собой возникновение и сохранение национальных отличий в области языка икультуры. Сколько бы человек ни изобретал машин, чтобы уменьшить применениесвоего физического труда, совсем упразднить этот труд никогда не удастся. Исколько бы люди ни стремились противоборствовать факту множественностинациональных различий, эти различия всегда будут существовать. Но мало того, физическийтруд настолько связан с нормальным функционированием человеческого организма,что полное его отсутствие вредно для здоровья и что люди, не обязанныефизически трудиться для добывания хлеба насущного, принуждены искусственнозаменять целесообразный ручной труд гимнастикой, спортом, моционом дляподдержания здоровья. Точно так же диалектическое дробление языка и культурынастолько органически связано с самой сущностью социального организма, чтопопытка уничтожить национальное многообразие привела бы к культурному оскудениюи гибели.
Сампо себе в чистом виде труд никогда не бывает приятен. Приятными бывают толькосопутствующие труду чувства и настроения, сознание своей силы и ловкости,интерес к непосредственному результату работы, чувство соревнования,предвкушение отдыха и т.д. Чем меньше этих привходящих чувств и настроений, темяснее выступает подлинная природа труда как страдания. Известно, что там, гдетруд надо превратить в наказание, его стараются лишить всего, что могло бы егоскрасить, и скрыть от трудящегося подлинную природу труда — каторга есть труд вчистом виде. В виде особой милости Бог дарует отдельным людям физическую силуили преуспевание в работе. Но и эти Божие дары скрашивают груд лишь в томслучае, если трудящийся сознает их как дары и радуется им, сам же труд остаетсятрудом, т.е. страданием.
Итак,труд сам по себе есть всегда страдание, и закон необходимости труда остаетсякак вечное проклятие, кара Божия за грехопадение человека. Наоборот, закондиалектического дробления и неизбежной множественности национальных культур сампо себе ни с каким страданием не связан. Этот закон служит препятствием дляосуществления многих человеческих намерений и идеалов, влечет за собой частовойны, национальную вражду, притеснения одних народов другими, но сам по себе вчистом виде не связан со страданием. И это отличие закона дробления имножественности национальных культур от закона обязательности физического трудастоит в связи с тем, что, в то время как последний есть просто кара, наложеннаяна человечество за его первое грехопадение, закон дробления, по Библии, есть нестолько кара, сколько ответ Бога на столпотворение вавилонское, божественноеустановление, имеющее цель предотвратить и в будущем попытки, аналогичныепостройке вавилонской башни.
Совершенноотвлекаясь от вопроса об исторической подкладке библейского повествования овавилонском столпотворении, следует признать за этим повествованием глубокийвнутренний смысл. В этом повествовании Священное Писание рисует намчеловечество, говорящее на одном яэыке, т.е. лингвистически и культурно вполнеоднородное. И оказывается, что эта единая, общечеловеческая, лишенная всякогоиндивидуального, национального признака культура чрезвычайно односторонняя: пригромадном развитии науки и техники (на что указывает самая возможность замысластройки!) полная духовная бессодержательность и нравственное одичание. Авследствие этих свойств культуры — непомерное развитие самодовольства игордыни, воплощением чего является безбожный и в то же время бессмысленныйзамысел постройки вавилонской башни. Вавилонская башня — чудо техники, но нетолько без религиозного содержания, а с прямым антирелигиозным, кощунственнымназначением. И Бог, желая воспрепятствовать осуществлению этого замысла иположить предел кощунственному самопревознесению человечества, смешивает языки,т.е. устанавливает на вечные времена закон национального дробления имножественности национальных языков и культур. В этом акте божественногоПромысла заключается, с одной стороны, признание того, что безбожнаясамопревозносящаяся техника, ярко выразившаяся в замысле постройки вавилонскойбашни, есть не случайное, а неизбежное и естественное следствие самого фактаединообразной, национально не дифференцированной общечеловеческой культуры, сдругой стороны — указание на то, что только национально ограниченные культурымогут быть свободными от духа пустой человеческой гордыни и вести человечествопо путям, угодным Богу.
Внутренняясвязь между столпотворенчеством и понятием однородной общечеловеческой культурыясна. Всякая культура есть исторически непрерывно меняющийся продуктколлективного творчества прошлых и современных поколений данной социальнойсреды, причем каждая отдельная культурная ценность имеет целью удовлетворениеопределенных (материальных или духовных) потребностей всего данного социальногоцелого или входящих в его состав индивидов. Поэтому всякая культура производитв пределах данного социального целого нивелировку индивидуальных различий егочленов. В культурных ценностях, получающих признание, стушевываются отпечаткислишком индивидуальных черт их творцов и слишком индивидуальный тонпотребностей и вкусов отдельных членов данного социально-культурного организма.Происходит это естественным образом, в силу взаимной нейтрализации полярных,т.е. максимально противоположных, индивидуальных различий. В результате на всейкультуре лежит отпечаток некоторого среднего для членов данной социальной средыпсихического типа. Чем больше индивидуальные различия членовсоциально-культурного целого, тем расплывчатей и неопределеннее, безличнеесредний тип, воплощающийся в культуре. Если представить себе культуру, творцоми носителем которой является все человечество, то ясно, что безличность ирасплывчатость в такой культуре должны быть максимальными. В этой культуредолжны воплощаться лишь те психические элементы, которые общи всем людям. Вкусыи убеждения у всех людей различны, индивидуальные колебания в этой областичрезвычайно сильны — но логика у всех одна, и материальные потребности впитании, экономии труда и т.д. тоже у всех более или менее одинаковы. Поэтомуясно, что в однородной общечеловеческой культуре логика, рационалистическаянаука и материальная техника всегда будут преобладать над религией, этикой иэстетикой, что в этой культуре интенсивное научно-техническое развитиенеизбежно будет связано с духовно-нравственным одичанием. Не облагороженнаядуховным углублением логика и материальная техника, высушивая духовноодичавшего человека, и то же время не только не облегчают, но затрудняют ему путьк истинному самопознанию и укрепляют в нем гордыню. И, таким образом,однородная общечеловеческая культура неизбежно становится безбожной,богоборческой, столпотворенческой.
Напротив,в культуре национально ограниченной всему тому, в чем проявляются интимныедуховные потребности и предрасположения, эстетические вкусы, нравственныестремления — словом, весь своеобразный моральный и духовный облик данногонарода, — отводится почетное место. Вся духовная часть такой культуры,проникнутая своеобразной национальной психикой, интимно и органически близка ееносителям. Воплощение в культуре духовного облика и духовного опыта похожих иродственных натур облегчает отдельным членам данного национального организмаработу личного самопознания. И поэтому именно только в пределах такой культурымогут возникать морально положительные, духовно возвышающие человека ценности.
Понимаяположительные стороны национальной культуры, следует, однако, отнестисьотрицательно к национальному дроблению, переходящему за известный органическийпредел. Нужно всячески подчеркнуть, что национальное дробление отнюдь неравнозначно анархическому распылению национально-культурных сил, что дроблениев данном случае не есть беспредельное измельчание. Что это именно так, особенноживо чувствуется при рассмотрении теневых сторон национального дробления.
Законмногообразия национальных культур ограничивает человека: человеческое мышлениеоказывается ограниченным не только особой природой самого мышления,неспособностью выхода из пространства времени и «категорий»,неспособностью преодолеть вполне шоры чувственного опыта, но и тем, что всякийчеловек способен вполне воспринять только создания той культуры, к которой сампринадлежит, или культур, ближайших к этой культуре (что сказывается с особою силой,когда дробление культур перерождается в измельчание их). Благодаря законумногообразия национальных культур общение между представителями разных народовзатрудняется, а при известной степени различия между культурами даже становитсясовсем невозможным. Но наряду с этими отрицательными последствиями законмногообразия национальных культур — поскольку национально-культурное дроблениене переходит известного органически необходимого предела — имеет длячеловечества и благотворные, положительные последствия, ибо, как явствует изпредыдущего, только благодаря ему становится возможным возникновение у разныхнародов культурных ценностей, морально положительных и духовно возвышающихчеловека. Сознавая это, люди должны мириться с отрицательными последствиями этогозакона и безропотно и сознательно переносить свою национальную ограниченность.
Еслистремление людей облегчить физический труд и уменьшить применение человеческоготруда не заключает в себе ничего по существу греховного и является вполнеестественным, то стремление к уничтожению многообразия национальных культур, ксозданию единой общечеловеческой культуры практически всегда греховно. Оноведет к установлению того состояния человечества, которое Священное Писаниеизображает как непосредственно предшествовавшее вавилонскому столпотворению, иэто состояние неминуемо должно привести лишь к новой попытке постройкивавилонской башни. Всякий интернационал не случайно, а по существу безбожен,антирелигиозен и полон духом человеческой гордыни.
Вэтом главный и основной грех современной европейской цивилизации. Она стремитсяво всем мире нивелировать и упразднить все индивидуальные национальныеразличия, ввести повсюду единообразные формы быта, общественно-государственногоустройства и одинаковые понятия. Ломая своеобразные духовные устои жизни икультуры каждого отдельного народа, она не заменяет и не может заменить ихникакими другими духовными устоями и насаждает только внешние формы быта,покоящиеся лишь на материально-утилитарных или рационалистических основаниях.Благодаря этому европейская цивилизация производит небывалое опустошение вдушах европеизированных народов, делая их в отношении духовного творчествабесплодными, в отношении нравственном — безразличными или одичавшими. В то жевремя непомерное пробуждение жадности к земным благам и греховной гордыниявляется верным спутником этой цивилизации. Она с неминуемойпоследовательностью идет к новому вавилонскому столпотворению. С того момента,как романо-германская культура начала стремиться стать общечеловеческойцивилизацией, материальная техника, чисто рационалистическая наука иэгоистически утилитарное мировоззрение получили в ней решительный перевес надвсем остальным, и такое соотношение элементов культуры с течением временитолько увеличивается. Да ничего другого и не может быть: японец и немец могутсойтись только на логике, технике и материальном интересе, а благодаря этомувсе прочие элементы и движущие пружины культуры постепенно должныатрофироваться. Но ошибочно думать, будто благодаря этой нивелизации культур,достигаемой простым упразднением духовной стороны их, упраздняются перегородкии облегчается общение между людьми. «Братство народов», купленноеценой духовного обезличения всех народов, — гнусный подлог. Никакое братство инеосуществимо вовсе, когда во главу угла ставятся эгоистические материальныеинтересы, когда техника сама собой вносит мотив международной конкуренции имилитаризма, а самая идея интернациональной цивилизации порождает замыслыимпериализма и мирового господства. Упразднение или низведение навторостепенное место духовной стороны культуры ведет только к моральномуодичанию людей и развитию личных эгоизмов, что не только не упраздняет, но,наоборот, увеличивает трудности общения между людьми и углубляет вражду междуотдельными социальными группами даже в пределах одного и того же народа. Всеэто — неизбежные следствия стремления к интернациональной, общечеловеческойцивилизации, и эти следствия явно доказывают, что само стремление этобогопротивно и греховно.
Многообразиенациональных культур и языков есть следствие закона дробления. Действие этогозакона яснее всего выступает в области языка. Каждый язык распадается нанаречия, наречия — на говоры, говоры — на подговоры и т.д. При этом каждыйговор, кроме черт, свойственных ему одному, имеет некоторые черты, общие всемговорам того же наречия, и, кроме черт, объединяющих его с одним из соседнихговоров, другие черты, общие с другим соседним говором, и т.д.… Междусоседними наречиями имеются переходные говоры, соединяющие в себе черты того идругого наречия. Таким образом, язык есть непрерывная цепь говоров, постепеннои незаметно переходящих один в другой. Языки в свою очередь объединяются друг сдругом в семейства, внутри которых можно различать ветви, подветви, и т.д. В пределахкаждом такой единицы деления отдельные языки располагаются так же, как говоры впределах языка, т.е. каждый язык данной ветви, кроме черт, характерных для негоодного, и черт, характерных для всей ветви, имеет и черты, сближающие егоспециально с одним из других языков этой ветви, другие черты, сближающие его сдругим языком той же ветви и т.д., причем очень часто между родственнымиязыками существуют переходные говоры. Так же как язык в пределах ветви,относятся друг к другу и отдельные ветви в пределах семейства. Между понятиямиветвь, язык, наречие, говор принципиального различия не существует. Когда всеединицы деления данного языкового целого на столько близки друг к другу, чтоносители их понимают друг друга свободно, не прибегая к помощи переводчика, этиединицы называют говорами, их группы — наречиями и само языковое целое (т.е. ихсовокупность) — языком. Но когда представители отдельных говоров перестаютсвободно понимать друг друга, говоры переименовываются в языки, их группыстановятся ветвями, а совокупность ветвей — семейством. Поэтому часто возможныспоры о том, является ли данная единица деления языком или наречием, а такжеспоры о том, к какому из двух соседних родственных языков относится даннаягруппа пограничных переходных говоров, причем одними средствами лингвистическойнауки эти споры большею частью разрешены быть не могут. Так складываютсяотношения языковых единиц, объединяющихся генетически, т.е. восходящихисторически к диалектам некогда единого праязыка данной генетической группы(семейства, ветви, подветви и т.д.). Но кроме такой генетической группировкигеографически соседствующие друг с другом языки часто группируются и независимоот своего происхождения. Случается, что несколько языков одной и той жегеографической и культурно-исторической области обнаруживают черты специальногосходства, несмотря на то, что сходство это не обусловлено общим происхождением,а только продолжительным соседством и параллельным развитием. Для таких групп,основанных не на генетическом принципе, мы предлагаем название языковых союзов[1]. Такие языковые союзы существуют не только между отдельными языками, но имежду языковыми семействами, т.е. случается, что несколько семейств,генетически друг с другом не родственных, но распространенных в однойгеографической и культурно-исторической зоне, целым рядом общих чертобъединяются в союз языковых семейств. Так, семейства угро-финско-самоедское(иначе уральское), тюркское, монгольское и маньчжурское целым рядом общих чертобъединяются в один союз урало-алтайских языковых семейств, несмотря на то чтогенетическое родство между всеми этими семействами современная наука отрицает.Деление существительных на грамматические роды и способность корня приобразовании форм изменять, вставлять и выбрасывать корневую гласную (соберу — собрать — собирать — собор) объединяют семейства индоевропейское, семитическое,хамитическое и северокавказское в союз средиземноморских языковых семейств, ккоторому, вероятно, принадлежали и некоторые вымершие языки бассейна Средиземногоморя. Такие союзы генетически друг с другом неродственных лингвистическихсемейств имеются по всему земному шару. При этом часто бывает, что одно и то жесемейство или одиноко стоящий язык принадлежит сразу к двум союзам иликолеблется между двумя соседними союзами, играя, таким образом, ту же роль, чтопереходные говоры в генетической классификации [2]. Таким образом, принимая вовнимание обе возможные группировки языков, генетическую (по семействам) инегенетическую (по союзам), можно сказать, что все языки земного шарапредставляют некоторую непрерывную сеть взаимно переходящих друг в другазвеньев, как бы радужную. И именно в силу непрерывности этой языковой радужнойсети и в силу постепенности переходов от одного ее сегмента к другому общаясистема языков земного шара при всем своем пестром многообразии представляетвсе же некоторое, правда, только умопостигаемое, единое целое. Таким образом, вобласти языка действие закона дробления приводит не к анархическому распылению,а к стройной гармоничной системе, в которой всякая часть, вплоть до мельчайших,сохраняет свою яркую, но повторяемую индивидуальность, и единство целогодостигается не обезличением частей, а непрерывностью самой радужной языковойсети.
Распределениеи взаимное соотношение культур не совпадает с группировкой языков. Носителиязыков не только одного и того же семейства, но одной и той же ветви могутпринадлежать к разным типам культур: примером, иллюстрирующим это положение,является народ венгерский (или мадьярский); ближайшими родичами мадьярскогоязыка являются языки вогульский и остяцкий (в северо-западной Сибири), междутем культура венгров и культура вогульско-остяцкая не имеют между собойрешительно ничего общего. И все же распределение и взаимные соотношения культуроснованы, в общем, на тех же принципах, что и соотношения языков, с тою лишьразницей, что то, что в культуре соответствует семействам, имеет гораздо меньшезначения, чем то, что соответствует союзам. Культуры отдельных соседних друг сдругом народов представляют всегда целый ряд черт, сходных между собой.Благодаря этому среди данных культур обозначаются известныекультурно-исторические зоны, — например в Азии зона мусульманской,индостанской, китайской, тихоокеанской, степной, арктической и т.д. культур.Границы всех этих зон взаимно перекрещиваются, так что образуются культурысмешанного или переходного типа. Отдельные народы и части народовспециализируют данный культурный тип, внося в него свои специфическиеиндивидуальные особенности. В результате получается та же радужная сеть, единаяи гармоничная в силу своей непрерывности и в то же время бесконечномногообразная в силу своей дифференцированности.
Таковырезультаты действия закона дробления. При кажущейся анархической пестротеотдельные национальные культуры, сохраняя каждая свое неповторяемоеиндивидуальное своеобразие, представляют в своей совокупности некотороенепрерывное гармоническое единство целого. Их нельзя синтезировать, отвлекаясьот их индивидуального своеобразия, ибо именно в сосуществовании этих яркоиндивидуальных культурно-исторических единиц и заключается основание единствацелого. Как все естественное, природное, вытекающее из Богом установленныхзаконов жизни и развития, эта картина величественна в своей непостижимой инеобъятной сложности и вместе с тем сложной гармояичности. И попыткачеловеческими руками разрушить ее заменить естественное органическое единствоживых ярко индивидуальных культур механическим единством безличнойобщечеловеческой культуры, не оставляющей места проявлениям индивидуальности иубогой в своей абстрактной отвлеченности, явно противоестественна, богопротивнаи кощунственна.
Противтакого резкого и безусловного осуждения попыток культурного объединениячеловечества и создания однородной общечеловеческой культуры как попытокбогопротивных как будто говорит факт общечеловеческой значимости христианства.
Длятех, кто в христианстве видит лишь одну из многих религий земного шара, продуктопределенных историко-культурных условий, проблема эта, конечно, вовсе и неставится. При таком взгляде христианство как продукт определенной культуры темсамым ставится на одну доску с другими продуктами определенных культур ивводится как элемент в общую схему многообразных культурных проявленийчеловечества. Никакой общечеловеческой значительности за ним в таком случаепризнавать нельзя.
Нодля тех, кто в Христе признает пришедшего во плоти Сына Божия и в христианстве- единственную истинную религию, слова Христа: «Шедше научите вся народы,крестяще я во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матф. 28: 19) — являютсякак бы опровержением того положения, будто культурное объединение человечестваесть дело богопротивное. Однако противоречие здесь на самом деле мнимое. Ведьпризнавая христианство абсолютной истиной, покоящейся на божественном откровениии преподанной людям при помощи непосредственного вмешательства Бога висторический процесс, мы тем самым уже отказываемся от взгляда на христианствокак на продукт и как на элемент определенной культуры. Проповедь христианстване есть введение в культуру какого-то нового элемента культуры. Впротивоположность юдаизму, связанному с определенной расой, мусульманству,связанному с определенной культурой, и буддизму, в принципе враждебному всякомукультурному Делению, христианство выше рас и культур, но не упраздняет нимногообразия, ни своеобразия рас и культур. Принятие христианства влечет засобой отказ от целого ряда элементов национальной языческой культуры ипреобразование этой последней. Но конкретные формы этого преобпа-зования могутбыть очень различны в зависимости от той культурно-исторической почвы, накоторую христианство попадает, и единообразие в этой области не только необязательно, но и невозможно. Христианство есть,«закваска» котораяможет быть положена в самые различные виды теста, и результат«брожения» будет совершенно различен в зависимости от состава теста.А потому та радужно-маого-образная сеть неповторяемо-индивидуальныхнациональных культур земного шара, о которой мы говорили выше, должна была бысохранить свою конструкцию даже в том случае, если бы все народы миравосприняли христианство.
Никакойнивелировки национально-культурных различий, никакого создания однороднойобщечеловеческой культуры христианство не требует. Христианство какустановление божественное неизменно. В историческом процессе христианскиедогматы не изменяются, а только раскрываются. Культура же есть, по существу,дело рук человеческих. Она подлежит историческим изменениям, законам эволюции,и прежде всего закону дробления. Единая христианская культура есть contradictioin adjecto. Христианских культур не только может, но и должно быть несколько.Каждый народ, воспринявший христианство, должен преобразовать свою культурутак, чтобы ее элементы не противоречили христианству, и так, чтобы в этойкультуре веял не один национальный, но и христианский дух. И таким образом,христианство не упраздняет своеобразного национального культурного творчества,а, наоборот, стимулирует это творчество, давая ему новые задания. Всемхристианским народам дано задание согласовать культуру с догматами, этикой иканонами истинной Христовой Церкви, создать храмы, формы богослужения ипринадлежности его, способные вызывать в молящихся представителях данногонарода определенные христианские настроения, — и каждый народ не только может, нои должен разрешать эти задания по-своему, для того чтобы христианство оказалосьвоспринятым органически и интимно слилось с данной национальной психикой.
Разумеется,это нисколько не исключает влияния одной христианской культуры на другую. Такиевлияния наблюдаются и между культурами нехристианскими; влияния эти связаны ссамим существом развития культур и при естественном ходе этого развитиянисколько не ведут к нивелировке национальных различий. Важно только, чтобывлияние одной культуры на другую не было подавляющим, чтобы культурныезаимствования органически перерабатывались и чтобы из своих и чужих элементовсоздавалось новое единое целое, плотно пригнанное к своеобразной национальнойпсихике данного народа. Церковь Христова едина. Единство ее предполагает живоеобщение между отдельными поместными церквами. Но это общение возможно и безкультурного единства. Единство церкви выражается в общности Священного Писания,Священного Предания, догматов и канонов, но вовсе не в тех конкретных бытовых,художественных и правовых формах, которыми догматы, каноны, предания и писанияприспособляются к жизни каждого данного народа. Попытки зафиксировать эти формыи уничтожить в этой области различия между народами, принадлежащими к однойцеркви, но не совсем к одной и той же культуре, основаны на суеверии иобрядоверии и не ведут к добру. Мы, русские, жестоко пострадали от подобнойпопытки, предпринятой при патриархе Никоне и приведшей в области церковной красколу, а в области житейской — к тому ослаблению сопротивляемости русскогокультурно-национального организма, которое подготовило петровский разгром.
Итак,для христианина христианство не связано с какой-нибудь одной определеннойкультурой. Оно не есть элемент определенной культуры, а фермент, привносимый всамые разнообразные культуры. Культура Абиссинии и культура средневековойЕвропы совершенно непохожи друг на друга несмотря на то что обе онихристианские.
Еслимы всмотримся в историю распространения христианства, то убедимся в том, чтораспространение это шло успешно именно там, где христианство воспринималось какфермент, а не как элемент уже готовой иностранной культуры. Органически иплодотворно воспринятым, привившимся оказывалось христианство лишь там, где онопепе-работало национальную культуру, не упразднив ее своеобразия. И наоборот,одним из самых сильных тормозов распространения христианства всегда былоошибочное отождествление христианства с какой-нибудь определенной для данногонарода иностранной культурой.
Есливо многих случаях неприятие данным народом христианства имело и имеет своиглубокие, быть может, мистическо-провиденциальные причины, то в целом рядеслучаев, быть может, даже в большинстве, причина лежит в том, что миссионерыраспространяли не христианство как таковое, а определенную христианскуюкультуру. Этим грешили и православные миссионеры: ни для кого не тайна, чтозачастую миссионерство внутри России было орудием русификации, а за пределамиРоссии — орудием распространения русского политического влияния. По в ещебольшей мере это относится к миссионерству неправославному — католическому,протестантскому, англиканскому. Романо-германские миссионеры сами на себясмотрят прежде всего как на культуртрегеров. Вся их миссионерская деятельностьсвязана со «сферами слияния», с колонизацией, европеизацией, сконцессиями, факториями, плантациями и т.п. Миссионеры являются не посланнымиот Бога проповедниками богооткровенных истин, а агентами колониальной политикиили представителями «интересов» той или иной державы. Проповедуя нехристианство, а католичество, протестантизм или англиканство, т.е. те видыуклонения от христианства, которые укоренились в условиях романо-германскойкультуры и тесно связаны с ней, миссионеры фактически проповедуют просто самуэту культуру. Успех их проповеди, естественно, ставится в зависимость отстепени способности данного народа «приобщиться к европейскойцивилизации». А так как в этой цивилизации христианство давно ужеотодвинуто на задний план и заглушено столпотворенческими тенденциями, тоестественно, что новообращенные «туземцы», воспринимающиехристианство в перспективе европейской цивилизации и как элемент, притом совсемне самый важный этой цивилизации, оказываются очень плохими и, во всякомслучае, творчески совершенно бесплодными христианами. При таком способемиссионерства обращаются в христианство не целые народы, способные органическипереработать свою национальную культуру в христианском духе, а лишь отдельныеиндивидуумы, которые самим фактом своего обращения отсекаются от родногонационально культурного ствола и становятся агентами-сотрудниками припроведении экономических и политических замыслов иностранной державы.
Такимобразом, заповедь Христа научить все народы, крестя их во имя Отца и Сына иСвятого Духа, по существу, остается невыполненной. И не выполнена она взначительной мере именно потому, что миссионерство было обращено в орудиеевропеизации, в средство к установлению однородной общечеловеческой культуры,богопротивную сущность которого мы постарались раскрыть в предшествующемизложении.
Стремлениек нивелировке национальных различий не может оправдываться ссылками нанеобходимость христианского миссионерства, ибо, как раз наоборот, этомиссионерство оказывается бесплодным и неудачным именно благодаря своему союзус нивелирующим культуртрегерством, по существу антихристианским.
Примечания
[1]Ярким примером языкового союза в Европе являются балканские языки — болгарский,румынский, абланский и новогреческий: принадлежа к совершенно разным ветвяминдоевропейской семьи, они тем не менее объединяются друг с другом целым рядомобщих черт и детальных совпадений в области грамматического строения.
[2]Так, индоевропейское семейство, принадлежа, к союзу средиземноморскому, внекоторых пунктах (например, в отсутствии префиксов) сближается с союзом урало-алтайскими, в частности, в некоторых отдельных случаях представляет разительное сходствос языками уральскими (угро-финско-самоедскими). Одиноко стоящие языки ВосточнойСибири (енисейско-остяцкий, гиляцкий, юкагирский и так называемые камчатские, т.е.камчадальский, чукотский и корякский) являются как бы переходным звеном междуурало-алтайским и североамериканским (эскимосско-алеутским) союзами и т.д.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.i-u.ru/