«Запад» и «Восток» винституциональном подходе к цивилизации
Д.Ф. Терин
Представленияо коренном различии между Западом и Востоком (поначалу в почти интуитивной,неотрефлексированной форме) сложились в европейской науке об обществе еще вXVIII в. Особенно отчетливо эти представления выражены, например, в«Персидских письмах» Ш. Монтескье. Задолго до возникновения понятиясоциального института внешнее несходство, несводимость друг к другу«западного» и «незападного» способов общественного бытияобъяснялись отсутствием на Востоке частной собственности, приводящим будто бы к«всеобщему рабству». По мере утверждения идеи прогресса представлениео вечности (по крайней мере, со времен возникновения цивилизации) двух типовобщества постепенно сменялось представлением об их историческойпреемственности: «Запад» начал рассматриваться как форма, возникающаяна определенном этапе исторического развития, и, соответственно, более прогрессивная(а не просто «лучшая» или «более правильная») по сравнениюс «Востоком», а современные тому или иному исследователю«восточные» общества — как отставшие от западных в развитии. В XIX в.представления такого рода стали, бесспорно, господствующими. В XX в. дихотомия«Восток — Запад», переосмысленная в категориях«традиционного» и «современного», считалась уже основнымразличением в социальной теории.
Однакоуспех теорий «традиционного/современного», как в данном случаеследует назвать теории модернизации, не означает, что идея противопоставления«Запад — Восток» в своем первоначальном, или весьма близкомпервоначальному, качестве утратила научную актуальность. Она по-прежнемуприсутствует в дискурсе современной социологии применительно к цивилизационнымаспектам изучения общества. Среди социологов, занимающихся этой проблематикой,можно назвать А.С. Ахиезера, В.В. Ильина, С.Г. Кирдину, Л.М. Романенко и ряддругих. Речь в данном случае идет об общем для данных авторов проблемном поле иблизости их исходных теоретических принципов, выражающихся в признании двухальтернатив цивилизационного развития и особом внимании к воспроизводствуэкономических и политических институтов как основному различию этихальтернатив.
Идеяцивилизации (автором самого термина в значении, близком к современному,считается В. Мирабо [1]) изначально включала представления как опоследовательном улучшении общественных нравов, использовании «разумногоподхода» в области права и политики, так и об уже осуществленном,достигнутом европейскими нациями результате этого процесса. Понятиецивилизации, противостоящее «варварству», негражданскому состоянию,весьма удачно зафиксировало отличие Европы от всего остального, неевропейскогомира. В дальнейшем значение термина «цивилизация» претерпело довольносущественные изменения. Не касаясь здесь истории слов «цивилизация» и«культура» в разных европейских языках, скажем только, что кнастоящему времени общественно-научный термин «цивилизация» содержитв своем родовом значении некоторую абстрактную и универсальную характеристикулюбого общества, преодолевшего первобытное состояние, а в видовом значении —конкретную социокультурную общность, носительницу этой универсальнойхарактеристики, существующую наравне с другими подобными общностями. Аналогичноэтому и абстрактное понятие культуры сосуществует в науке с представлением омножестве конкретных культур. Такое различение родового и видового значенияединого понятия позволяет сохранить при сравнительном исследовании конкретныхобществ идею единой человеческой цивилизации как универсальной качественнойспецифики всех развитых обществ. Эта специфика представляет собой некоторыйпринципиально иной по сравнению с «естественной» первобытностьюискусственный, рукотворный социальный порядок, порядок господства и подчинения,обеспеченный экономикой, разделением труда и обменом; тип общества,характеризующийся значительной структурной дифференциацией и наличием рядаобязательных институтов, классифицируемых как экономические, политические,стратификационные и т. п.
Прирассмотрении «Цивилизации» и цивилизаций со строчной буквы можновыбрать один из двух углов зрения: в первом случае предметом пристальноговнимания станут скорее символы, ценностные и идеологические системы, нежелисоциальные практики, скорее религия или миф, чем экономика; во втором же —наоборот. Первый подход (представленный в социальной науке именами О. Шпенглера,А. Тойнби, Ф. Бэгби, Д. Уилкинсона, Ш. Эйзенштадта, В. Мак-Нейла, С. Хантингтона,С. Ито и других авторов) порождает разнообразные классификации или перечнилокальных цивилизаций, число которых сильно варьирует от автора к автору — впрямой зависимости от основного критерия, позволяющего назвать то или иноеобщество или группу обществ отдельной цивилизацией. Однако существование этих локальныхцивилизаций, независимо от их числа, не посягает на единую человеческуюцивилизацию, Цивилизацию с большой буквы.
Привтором подходе, который именуется здесь институциональным, упор делается нагосподствующие социальные практики вплоть до символических структур. Обращениек социальным практикам утверждает такой подход в качестве собственносоциологического, в отличие от культурологического и прочих возможных подходов.Вторая его черта — пугающая неизбежность существования двух (практически всегдаименно двух) цивилизаций, — на наш взгляд, является результатом воздействиястарой идеологемы «Запад — Восток». Данная концепция в том виде, вкаком она присутствует в научном дискурсе, радикально порывает спредставлениями об универсальности строения цивилизованных обществ, посколькупроводит столь же глубокие различия между «Западом» и«Востоком», как и между каждым из этих цивилизационных типов обществаи обществами доцивилизованными (первобытными). При этом нередко игнорируютсяданные палеосоциологии и исторической антропологии о высокой сложностисоциальной организации так называемых примитивных обществ.
Вчем же конкретно выражаются отличия Запада и Востока в«институциональной» интерпретации, и на чем они, эти отличия,основаны? В.В. Ильин приводит список из 23 парных реципрокных признаков,различающих Запад и Восток: либеральность — властность, правосообразность —волюнтарность, самоорганизованность — директивность, дифференцированность —синкретичность, партикулярность — абсолютичность, индивидуальность —коллективность и т. д. [2, с. 28]. «Западный» и «восточный»наборы этих признаков представляют собой противостоящие ценностные комплексы;вместе с тем они, по мысли автора, выступают атрибутамиинституционально-технологической, то есть именно цивилизационной идентичностииндивидов. Запад и Восток здесь различаются по способу поддержания ивоспроизводства жизни, по своим жизненным устоям, по способу «вершенияисторического бытия». При этом мотив цивилизационного противостоянияЗапада и Востока усиливается подчеркиванием специфики механизмов деятельности ивоспроизводства жизни на Западе как гражданских: семантика слова«цивилизация» (от латинского civilis — городской, гражданский) втаком случае «работает» на признание «настоящей»цивилизацией одного только Запада.
А.С.Ахиезер полагает, что различия двух форм цивилизации (или«суперцивилизации» в его терминологии) основаны на двух принципиальноразных типах воспроизводства: статичном, направленном на сохранение историческисложившейся культуры и уровня эффективности («традиционнаясуперцивилизация»), и интенсивном, связанном с прогрессом социальныхотношений, культуры и самой воспроизводственной деятельности («либеральнаясуперцивилизация») [3, с. 107]. Эта идея явно перекликается с мыслями А. Тойнбио том, что не в наличии или отсутствии институтов и не в разделении труда, аименно в направленности подражания заключается основное различие междуцивилизацией и первобытным («примитивным») обществом: в первобытномобществе оно направленно в сторону старых поколений, а в цивилизованномобществе — в сторону творческих индивидов [4, с. 49]. Но если для Тойнби(выделявшего, кстати, больше двух десятков локальных цивилизаций) сущностьцивилизации состояла в ее способности к развитию, то отечественный исследовательоставляет право на прогресс только одной из двух ее форм.
Прогресскак «особый тип систематических социокультурных изменений, ведущих оттрадиционной к либеральной суперцивилизации и составляющих ценностноесодержание последней» [3, с. 359], занимает в чрезвычайно богатом исвоеобычном терминологическом аппарате А.С. Ахиезера немаловажное место.Приведенная дефиниция могла бы навести на мысль об ошибочности отнесения даннойтеоретической схемы к кругу концепций типа «Восток — Запад», темболее что сам автор эти термины не использует. Однако именно этот прогресс нампредставляется довольно специфическим. В отличие от классическогоэволюционистского прогресса, оставляющего массу следов в виде многочисленныхстадиально различающихся форм, повсеместно разбросанных по всем модернизующимсяобществам, этот прогресс (а вернее, его неудачи) порождает лишь некуюотягощенную внутренним расколом гибридную промежуточную цивилизацию [3, с. 361],являющуюся не необходимой фазой в процессе, а только неорганичным конгломератом,механической смесью институтов и идеалов своего прошлого и чужого будущего,возникшей в результате неудачных попыток модернизации. Из-за этогокрасноречивого, на наш взгляд, отсутствия континуума обязательных промежуточныхформ между обозначенными полюсами складывается впечатление, что само движениеостается за пределами концепции. Прогресс оказывается не связанным с эволюцией,возможно, даже однократным. И таким образом концепция А.С. Ахиезера в целомимеет все же больше общего с идеей «Восток — Запад», чем с теориямимодернизации эволюционистской направленности. Добавим, что самовоспроизводство, детерминирующее цивилизационное устройство общества,обозначено у А.С. Ахиезера как «основное определение человеческойдеятельности», или собственно деятельность, так или иначе нормативноорганизованную в своих формах, и в этом плане вся картина традиционной илиберальной цивилизаций предстает, несомненно, институциональной.
Л.М.Романенко при различении обществ «западного» и «восточного»типов обращает внимание на техники организации экономической сферы, интенсивныеу «западных» и экстенсивные у «восточных» обществ. По еемнению, эту разницу определяет изначальное различие условий среды. Интенсивнаяорганизация экономической подсистемы обществ западного типа привела квозникновению нового типа социальных систем, отличающихся взаимоотношениямивластных структур и экономики [5, с. 45].
Несомненныйинтерес представляет и вариант, предлагаемый «теорией институциональныхматриц» С.Г. Кирдиной. Институциональные матрицы рассматриваются ею какустойчивые системы базовых институтов общества, регулирующие функционированиеэкономической, политической и идеологической сфер [6, с. 24], и всеразнообразие цивилизованных обществ основывается на одной из двух типов матриц,именуемых «восточной» и «западной». Западная матрицахарактеризуется базовыми институтами рыночной экономики, началами федерации вполитическом устройстве и доминированием индивидуальных ценностей видеологической сфере, а восточная, соответственно, — нерыночной экономикой,унитарной государственностью и приоритетом коммунитарных, надличностныхценностей [6, с. 28]. Хотя базовые институты не исчерпывают всехинституциональных форм общества, они доминируют над присутствующимиальтернативными, и таким образом, граница между Западом и Востоком в даннойконцепции проводится не менее категорично, чем в других [6, с. 31].
Исходяиз идеи Маркса об определяющей роли материально-технических факторов, илитехнологической среды, в формировании институтов общества, С.Г. Кирдинаобосновывает представление о двух типах, или двух альтернативных общественныхсвойствах, этой среды, каждый из которых ответственен за воспроизводство однойиз двух цивилизационных моделей. Таким образом возникают понятия«коммунальной» и «некоммунальной» среды. Первый типпредполагает ее использование как нерасчленимой системы, а второй — возможностьтехнологической обособленности важнейших элементов инфраструктуры [6, с. 39,40]. Свойства коммунальной и некоммунальной среды суть отражения свойств хозяйственноголандшафта: его однородности/неоднородности или присущего ему уровняхозяйственных рисков [6, с. 42]. На наш взгляд, весьма примечательно, что этисвойства фактически не подвержены каким-либо изменениям в ходе технологическогопрогресса и остаются неизменными внесоциальными гарантами стабильностифундаментальных социальных свойств Востока и Запада.
Каквидно из приводимых автором примеров, в любой технологической среденаличествуют некоторые минимальные, неразложимые далее элементы. И в этом смыслекрестьянский хутор (как пример некоммунальной среды) столь же нерасчленим насоставные части или операции без ущерба для функционирования системы, как и,например, газопровод или железная дорога (как примеры коммунальной среды).Относительные масштабы этих минимальных элементов среды могут быть весьмаразличны, но все же кажется более вероятным, что они в гораздо большей степенизависят от особенностей конкретной человеческой деятельности, чем от свойствтерритории, а потому и не могут быть неизменными во времени. Возможно, самфакт, что различные элементы технологической среды, которые можно считатьсущностями одного порядка, предстают здесь в качестве принципиально разных,альтернативных основ или условий формирования социальных институтов, является эффектом,зависящим от методологической «оптики» исследователя. Поскольку речь,собственно, идет об общетеоретических и мировоззренческих основаниях научноговывода, можно только осторожно напомнить о существовании максимы, призывающейне объяснять социальное через несоциальное. Во всяком случае, примордиальныйхарактер «коммунальной» и «некоммунальной» среды очевиден.Если же не пытаться выводить свойства социальных институтов (пусть иопосредованно) из неизменных свойств ландшафта, то тогда и судьба трактуемыхдихотомически различий, на основании которых делаются серьезные выводы оцивилизационной природе того или иного общества, может оказаться совсем другой.
Какуже говорилось выше, особое значение при противопоставлении двухцивилизационных типов всегда придается экономической подсистеме общества. Сфераэкономики, или хозяйственной деятельности, как известно, охватывает областьсовершения выбора, который делают люди, используя редкие, ограниченные ресурсыдля удовлетворения своих потребностей [7, с. 8]. Пока существуют редкиересурсы, существуют и экономические институты — долговременные социальныепрактики, упорядочивающие человеческую деятельность в этой области1. С точкизрения институционального подхода, общее на этом заканчивается, поскольку всесуществующие и когда-либо существовавшие за время цивилизации экономическиеинституты раскладываются на две принципиально разные, альтернативные экономики,в общем виде обозначаемые как «рыночная» и «нерыночная».Различия экономик Запада и Востока в таком случае могут рассматриваться либоопосредованно — исходя из существования/несуществования института частнойсобственности [2, с. 31–32; 3, с. 460–467; 5, с. 55], либо непосредственно — сточки зрения доминирования одной из двух форм интеграции в хозяйственной деятельности:обмена или распределения. В последнем случае частная собственность занимаетместо среди других базовых институтов рыночной («западной»)экономики, таких, как конкуренция, обмен, найм труда, прибыль как критерийэффективности [6, с. 58, 59].
Болееобщей и всеобъемлющей представляется тема рыночной и нерыночной(распределительной, редистрибутивной) экономик как характернейшего отличия двухтипов общества в экономической сфере. Даже когда говорится о том, что обе этиэкономики крайне редко существуют в чистом виде, все же обычно имеется в виду,что по крайней мере для рыночной экономики такое возможно, а потому и критерий«рыночный/нерыночный» может служить основанием для типологии наинституциональном уровне. Здесь необходимо одно уточнение, важное именно сточки зрения типологической ценности этого критерия.
Современнаяэкономическая теория признает существование двух основных принципиальновозможных способов координации бессчетных единичных случаев экономическоговыбора — стихийный порядок и иерархию. Воплощением принципа стихийного порядкав реальных экономиках служит рынок, основанный на взаимодействии независимыхсторон в ответ на экономические стимулы, а воплощением иерархического принципа— фирма. Пытаясь ответить на вопрос о том, почему фирмы всегда построены наиерархических принципах, если «невидимая рука» рынка столь хорошосправляется с координацией на макроэкономическом уровне, экономическая теория вконце концов пришла к выводу о том, что фирма (а стало быть, и иерархия) являетсясредством экономии непроизводственных затрат, которые всегда возрастаютпропорционально сложности конкретной задачи [7, с. 288–292]. Этот вывод толькона первый взгляд может показаться далеким от темы различий Запада и Востока. Насамом же деле он означает, что именно в той мере, в какой хозяйственнаядеятельность является деятельностью рационально обустроенной, она в своейнепосредственной форме всегда организована иерархически. И сколь бы ни была таили иная конкретная экономика рыночной, «открытой» и т. п., рыночныепринципы координации не преодолевают границы фирмы. Базовый экономическийинститут современных обществ — фирма — всегда основан на нерыночных принципахорганизации. Отсюда следует, что иерархия неизбежна, стихийный же порядокрыночного обмена — только возможен (что подтверждается исследователяминерыночных экономик), а стало быть, модальность самих этих признаков разная иони не могут составлять дихотомическую пару.
Винституциональном подходе к цивилизации различия в политических институтахЗапада и Востока до известной степени являются как бы продолжением различий вих экономических институтах. С точки зрения С.Г. Кирдиной, политическая (ивыделяемая ею отдельной строкой идеологическая) система Запада регулируетсябазовыми институтами федерации и субсидиарности, в то время как восточнойинституциональной матрице свойственны унитарность и коммунитарность [6, с. 72–73,104–108]. «Субсидиарность» в системе федеративных отношенийобозначает приоритет более мелкой самоуправляющейся общности перед общностьюболее высокого уровня, но в самом общем смысле этот термин означает болеевысокую ценность «Я» по отношению к «Мы», примат личногоначала, важнейший принцип, как бы насквозь пронизывающий все институции Запада.Если вспомнить, что выше говорилось о природе фирм, то эти верные по-своемуположения следует, на наш взгляд, дополнить. Типичный индивид, проводящий по 8часов ежедневно на работе в фирме, примерно половину времени своего нахожденияв реальности повседневной жизни включен в жесткую иерархическую структуру,внутри которой субсидиарность никак не проявляется. Внутреннюю среду фирмыследовало бы определить как вполне коммунитарную; в то же время именно фирмавыступает преимущественным носителем свойств индивидуальности и субсидиарности.Субсидиарность же индивида в такой системе чем-то похожа на Юрьев день русскогокрепостного, ибо, пользуясь свободой выбора конкретной иерархии, нельзя тем неменее отменить законы рационального (то есть иерархического) устройства фирмы —это было бы равносильно посягательству хаоса на порядок. В то же время, именноисходя из представлений о социальном порядке как о взаимообусловленностиосновных институтов, следует признать, что свойство иерархичности,приписываемое обыкновенно Востоку, на самом деле является неотъемлемой частьюлюбой социальной системы, достигшей уровня цивилизации. Таким образом, помимочерт, отличающих Запад от Востока (то есть, собственно, от иных цивилизационныхвариантов), существуют и другие, подтверждающие их глубинное сходство,сродство.
Когдаречь идет о политических институтах, то, конечно, прежде всего имеется в видугосударство. Государству как самому наглядному и бесспорному признакуцивилизации в институциональном подходе отводится значительное место. А.С. Ахиезеробъясняет происхождение государства, возникающего в традиционной цивилизации,экстраполяцией ценностей и свойств «локальных миров», то есть общин,на большое общество. Традиционная цивилизация характеризуется винституциональном плане синкретическим государством, синкретизм которого связансвоим происхождением с синкретизмом локальных сообществ, слиянием власти исобственности [3, с. 509]. Такому традиционному государству — синкретическому иавторитарному — противостоит его либеральная антитеза, основанная на разделениивластей, господстве права, рынка и свободы личности [3, с. 130]. В совместнойработе В.В. Ильина и А.С. Ахиезера, посвященной теории государства, заметнаячасть материала также излагается в цивилизационном аспекте. Они подчеркиваютинтегративную роль государства в институционализации межсубъектных связей [8,с. 47, 48], объективный характер управленческого обеспечениявоспроизводственного процесса. В силу всех действующих факторов наиболееадекватной задачам оптимального воспроизводства социальности, связанного сирригационным земледелием, оказалась на Востоке государственность в формедеспотии, жесткого диктаторского единоначалия [8, с. 35]. Если принять вовнимание сказанное выше об иерархических структурах, то нет нужды специальновыводить их существование из «ирригационного земледелия на аллювиальныхпочвах» (и апеллировать, таким образом, адресно или безадресно, кизвестной теории «гидравлических обществ» К. Виттфогеля); бесспорнойздесь остается только генетическая связь подобных структур и механизмовцивилизации.
Втеории институциональных матриц С.Г. Кирдиной, как уже отмечалось, государствозападного институционального типа в общем виде именуется«федеративным»; среди его институтов называются самоуправление,выборы, многопартийность [6, с. 73–79] и тому подобные политические практики,сложившиеся в основном в течение последних двух веков. В то же время дляхарактеристики восточной политической системы чаще используются примеры изболее отдаленной эпохи, и в этом, видимо, нет противоречия. Если говорить обинституциональном подходе в целом, именно на фоне сравнительного анализагосударственности Запада и Востока как цивилизационных типов вполне отчетливовиден внеисторический, абсолютный статус, придаваемый этим категориям.«Восток есть Восток, а Запад — Запад», — повторяет В.В. Ильин вследза Р. Киплингом [2, с. 29].
Безусловно,особое выделение экономических и политических институтов при анализе социальныхсистем оправдано (помимо прочего — еще и существующей авторитетной традицией),но, как бы ни были важны с этой точки зрения экономическая и политическая сферыцивилизованного общества, они далеко не исчерпывают всех форм человеческойдеятельности, подверженных опривычиванию, типизации, институциализации.Используемые при сопоставлении Запада и Востока институциональные комплексы неполны, включают в себя не все группы институтов. Отсутствие интереса, скажем, кинститутам родства, семьи, первичной социализации при таких сравнениях вполнеобъяснимо — они старше цивилизации, а потому вряд ли различия в них могут послужитьудобным критерием различения ее вариантов. По-другому обстоит дело синститутами стратификации. Хотя авторы, концепции которых здесьрассматриваются, нечасто пользуются терминами «статус»,«группа», «слой» и т. д., сама тема различия социальныхпрактик и норм, относящихся к неравенству, в подходе присутствует, составляясодержание дилеммы «власть — собственность». Так, В.В. Ильин, проводяразличия институтов Запада и Востока по линии «власть —собственность», видит отличительные особенности Востока в примате властинад собственностью, отсутствии явного субъекта собственности и субъектагражданских прав и, как следствие, — в преимущественном распространениивертикальных (субординативных) социальных связей (в отличие от горизонтальных,партнерских связей на Западе). Западная модель, по его мнению, благодаря раноразвившемуся частному праву исключала зависимость собственности от власти,хозяйственной деятельности — от государства; восточная же исключала самособственничество, ее социальная структура воспроизводилась какрангово-статусная иерархия [2, с. 31–33]. У Л.М. Романенко дилемма власти исобственности находится в центре институциональных различий«западного» и «восточного» типов социальных систем.Эмансипация института собственности на Западе, по ее мнению, привела квозникновению двух различных лестниц социальной иерархии: одна основана наотношениях власти, вторая — на отношениях собственности. Актуализация этойвторой основы стратификации имела решающее значение для обособления западныхобществ. В итоге основу социально-стратификационной структуры на Западеобразует совокупность экономически и политически самостоятельных субъектов,класс собственников, средний слой [5, с. 55–58]. Дальнейшие различия этих типовсоциальных систем описываются в терминах двух моделей гражданского общества,различающихся преимущественным характером социальных взаимодействий, субъектамивзаимодействия и т. д. [9].
Акцентированиепризнаков разделенности/нераздельности власти и собственности фактически всегдаозначает понимание этих двух категорий как антагонистических стихий,конфликтующих или даже исключающих друг друга принципов. Чтобы не вдаваться вспециальное рассмотрение этого непростого вопроса, скажем коротко, что всовременной социологии существует и противоположная, весьма распространенная иавторитетная точка зрения на взаимоотношения власти и собственности. Согласноей «собственность реально раскрывается как процесс распоряжения, владенияи присвоения. Это означает, что собственность суть властные отношения, формаэкономической власти. Это власть владельца предмета над теми, кто им невладеет, но в то же время в нем нуждается» [10, с. 26]. Власть исобственность являются базовыми понятиями неравенства, но и та и другаякатегория обозначают возможность распоряжения различными ресурсами общества.Принятие такой логики сразу же лишает отношения собственности и властихарактера дилеммы.
Когдаже именно в мировой истории произошло разделение человечества на двацивилизационных типа? Учитывая сказанное выше, тот же вопрос можносформулировать и по-другому: когда именно появился Запад?2 По С.Г. Кирдиной,Запад и Восток возникают одновременно с возникновением первых цивилизаций,причем государства Двуречья приводятся ею в качестве примера западнойинституциональной матрицы, а Древний Египет — восточной [6, с. 45]3. И хотядревнему Двуречью нельзя приписать весь объем базовых институтов Запада, данныйтезис, основывающийся на внутренней логике концепции, имеет опору и вовне — всуществующем в отечественной исторической науке представлении о разных путяхразвития обществ ранней древности (см., например, [11]). Но все же болеераспространена точка зрения, согласно которой Запад возникает из античнойполисной организации. Л.С. Васильев, например, пишет: «Только раз вистории в результате своего рода социальной мутации на базе этого строя[»восточного"] в уникальных природных, социально-политических и иныхобстоятельствах возник иной, рыночно-частнособственнический, в егопервоначальной античной форме" [12, с. 142]. В то же время у В.В. ИльинаВосток характеризуется, помимо всего прочего, тем, что «на Востоке впротивоположность Западу нет экономических классов, есть правовые слои ибесправные» [2, с. 32]. Из этого как будто можно сделать вывод, чтопоявление Запада следует датировать только моментом уничтожения сословий какслоев с юридически закрепленным разным объемом прав или даже временемраспространения всеобщего избирательного права на женщин и т. п. Легкозаметить, что и во многих других случаях черты, абстрактно представляемые какатрибуты Запада, имеют совсем недавнее происхождение. Все это может привести кмысли о том, что Запад возник очень поздно, очень близко к современности, илидаже к совершенно крамольной идее, что он, может быть, еще не возник.
Нанаш взгляд, Запад — именно такой абсолютный Запад — и в институциональномподходе имеет вид проекта или, может быть, метафоры современности. Исчезновениеабсолютно альтернативного Запада (Запада из известной формулы the West and theRest) естественным образом привело бы к тому, что, лишившись своейальтернативы, и Восток перестал бы быть Востоком как целостностью, обладающейнепременным единством основных институтов.
Длясамого институционального подхода к цивилизации это, по нашему мнению, было бытолько к лучшему, поскольку, может быть, позволило бы объяснить многие спорнотрактуемые факты и ответить на вопросы вроде такого, например: почемугосподство принципа коллективности (или коммунитарности), породивгосударственный социализм на Дальнем Востоке, не смогло породить его наБлижнем? И вполне допустимо, что даже проблема цивилизационного статуса России,являющаяся главной или, по крайней мере, заглавной темой большинствапроцитированных работ, но при этом по-прежнему остающаяся дискуссионной, нашлабы в этом случае удовлетворяющее имеющимся фактам решение.
Вариантыцивилизации различаются между собой институционально (или — в том числе иинституционально); это, пожалуй, является общепризнанным фактом. Но максимальновысокий, равный самой Цивилизации, таксономический статус Запада и Востока врассмотренной версии институционального подхода представляется только даньюдихотомическому мышлению. Реальность же цивилизации представляется все-такисложней.
***
1Не вдаваясь в толкования понятия «редкий ресурс», можно принять утверждение,что слабая выделенность экономических институтов в доцивилизованном обществесвязана с отсутствием ресурсов, которые считались бы редкими. В этом смыследоцивилизованное общество является в каком-то смысле еще и«доэкономическим».
2Широко распространенное представление о том, что Запад в конечном счетепоявляется в ходе событий, породивших современность (modernity), тесно связанос теориями модернизации. Такой «относительный» Запад есть, конечно,только фаза развития и синоним современности. Запад же в той бинарнойконструкции, о которой идет речь, — это абсолютный Запад.
3Характерно, что В.В. Ильин и А.С. Ахиезер рассматривают древнее Двуречье какВосток [8, с. 37].
Список литературы
ФеврЛ. Цивилизация: Эволюция слова и группы идей // Февр Л. Бои за историю. М.:Наука, 1991. С. 239–281.
ИльинВ.В., Ахиезер А.С. Российская цивилизация: Содержание, границы, возможности.М.: Изд-во МГУ, 2000.
АхиезерА.С. Россия: Критика исторического опыта (социокультурная динамика России). Т. 2.Теория и методология: Словарь. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998.
Toynbee A. A Study of History / Abridgment of vol. I-VI by D.C.Somervell. New York: Oxford University Press, 1957.
РоманенкоЛ.М. Социальные технологии в трансформационных процессах российской моделигражданского общества. Ч. 1. М., 1996.
КирдинаС.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000.
ДоланЭ. Линдсей Д. Микроэкономика. СПб.: Санкт-Петербург оркестр, 1994.
ИльинВ.В., Ахиезер А.С. Российская государственность: Истоки, традиции, перспективы.М.: Изд-во МГУ, 1997.
РоманенкоЛ.М. Социальные технологии разрешения конфликтов гражданского общества:Экзистенциальные альтернативы современной России на пороге третьеготысячелетия. М.: Центр конфликтологии Ин-та социологии РАН, 1998.
РадаевВ.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Наука, 1995.
Историядревнего мира / Под ред. И.М. Дьяконова, В.Д. Нероновой, И.С. Свенцицкой. [Кн. 1.]Ранняя древность. М.: Наука, 1989.
ВасильевЛ.С. Цивилизации Востока: Специфика, тенденции, перспективы // Цивилизации.Вып. 3. М.: Наука, 1995. С. 141–151.