Достоверность фактов и выводов, полученных исследователем, зависитот того, каким способом последний пришел к данным фактам и выводам, т. е. отиспользованного им метода. В повседневной жизни мы также описываем факты,оцениваем их правдоподобие, выводим гипотетические закономерности илиопровергаем выводы других людей. Однако в науке все эти повседневные методыполучения нового знания подвергаются куда более тщательной разработке. Вповседневной жизни, например, мы легко используем понятия «всегда», «никогда»или «очень часто», но такого рода оценки остаются субъективными иотносительными, пока они полностью зависят от того, кто оценивает и какиесобытия подвергаются оценке. Частота «один случай из двадцати» будетоцениваться как «очень часто», если речь идет о неудачных исходаххирургической операции (особенно если оценку производит пациент), и как «почтиникогда», если эта частота соответствует шансам конкретного абитуриентапоступить в университет. Чтобы сделать такого рода оценки более сравнимыми иобъективными, в науке используются статистические критерии и методыстатистического оценивания, позволяющие судить о вероятности реализацииопределенного события, о сугубо случайном или, наоборот, закономерном характереполученного результата (хотя, как мы увидим в дальнейшем, статистическаязначимость научного факта не обязательно свидетельствует о его социальной иличностной значимости).
Современная наука — это коллективное предприятие, требующее к томуже немалых затрат. В силу этих обстоятельств, а также в силу присущих человекустремления к истине (даже несовершенной и подверженной постоянным пересмотрам)и способности к критической оценке существующих точек зрения (большей илименьшей, но в общем поддающейся тренировке) проблема «Научного Метода»,позволяющего получить достоверные и надежные результаты и на их основе прийти кобъективным и хорошо обоснованным выводам, неизменно пользуется вниманиемученых. Хотя по мере развития науки у ученых оставалось все меньше основанийверить в существование единого и универсального «Метода», пригодногодля решения всех без исключения научных задач, они, тем не менее, стремилисьразработать все более точные и надежные методы опытной проверки теоретическихгипотез, а также определить критерии для оценки объективности и обоснованностинового знания, получаемого в результате проводимых ими исследований.
Методология науки — это дисциплина, изучающая и технические, «процедурные»вопросы организации исследования, и более общие вопросы обоснованностииспользуемых методов, достоверности наблюдений, критериев подтверждения илиопровержения научных теорий.
Такая «всеядность» методологии связана с тем, чтобольшинство сугубо технических вопросов, возникающих в реальнойисследовательской практике, не могут быть решены без обращения к более широкимпредставлениям о том, что в данном случае может служить критерием истинностиили обоснованности, какие факты следует считать релевантными, т. е.относящимися к проверяемой теории, а какие — случайными ошибками наблюдения ит. п. С другой стороны, непосредственным источником самих нормативныхстандартов и критериев, используемых при оценке исследовательских процедур ирезультатов, служат не только абстрактные и универсальные конструкцииформальной логики, но и реальная, «ситуативная» логика конкретногоисследования, принимающая во внимание его цели, происхождение стоящей передисследователем научной проблемы (теоретическое затруднение, практическаязадача), доступные теоретические и технические ресурсы и, наконец, научный «фон»исследования — ту теоретическую перспективу или, если воспользоватьсяпопулярным обозначением, исследовательскую программу, в рамках которой изамысел, и методика, и результаты исследования приобретают свой подлинныйсмысл. Чтобы понять смысл и результаты, например, экспериментов физика А. Майкельсонапо измерению относительной скорости света (вдоль и поперек потока «эфирноговетра»), нужно представлять себе суть спора между сторонниками различныхтеорий «светоносного эфира» и сторонниками теории относительностиЭйнштейна. Точно так же трудно оценить процедуру и результаты эксперимента, вкотором психолог сначала помещает крыс в лабиринт, оставляя их там на некотороевремя, а потом, установив в конце лабиринта кормушку с приманкой, измеряет спомощью секундомера время, затраченное крысами на прохождение лабиринта. Чтобыпонять методику последнего эксперимента, следует представлять себе основныеположения исследовательской программы бихевиоризма, весьма влиятельногонаправления в науках о поведении. (Только что описанный эксперимент, в частностииграет важную роль в споре о том, способны ли внутренние образы окружения, «когнитивныекарты», оказывать реальное влияние на скорость выработки поведенческихнавыков у животных. Для человека, не имеющего представления об этом споре,предварительное помещение крыс в лабиринт выглядит ничего не значащим фактомили, в худшем случае, методическим промахом экспериментатора; для сторонника жебихевиористской исследовательской программы — это логически необходимое условиедля любых выводов относительно влияния предварительной ориентировки наобучение.)
До недавнего времени в философии и методологии науки господствовалупрощенный взгляд на логику и процедуру научного исследования, который можнообозначить как «традиционный образ науки». Этот взгляд игнорировалтолько что описанные сложные взаимосвязи между самыми общими философскими итеоретическими представлениями, входящими в определенную исследовательскуюпрограмму, и более частными предположениями, из которых явно или неявно исходитученый, планирующий конкретное исследование. «Традиционный образ науки»представлял процесс исследования как простую линейную последовательность:
проверяемая общая теория, ® из которой выводитсяосновная теоретическая гипотеза, ® определение основныхтеоретических понятий в терминах конкретных измерительных операций, т. е. ихоперационализация, ® решающий эксперимент, ведущий к ® однозначному принятиюили отвержению гипотезы, а заодно и общей теории, из которой гипотеза былавыведена.
Предполагалось, что отрицательный результат «решающегоэксперимента», т. е. эмпирическая демонстрация ложности предсказаний,выведенных путем логической дедукции из теоретических предпосылок,свидетельствует о ложности этих предпосылок. На практике, однако, всегда можноприписать «неудачное» наблюдение либо неучтенным особенностямисходных условий конкретного эксперимента, либо ложности множествавспомогательных гипотез и предположений, используемых при проверке основнойтеоретической гипотезы. Так, в частности, негативный результат всегда можетбыть приписан не проверяемой гипотезе, а артефактам используемого метода илипогрешностям в операционализации и измерении отдельных показателей. Кроме того,в теоретическую гипотезу, вспомогательные предположения или, наконец, в самыеобщие теоретические предпосылки исследовательской программы, включающей в себяспорную теорию, почти всегда можно внести разного рода небольшие поправки илидополнения (так негативный результат упоминавшихся выше опытов Майкельсона сизмерением «эфирного ветра» поначалу объяснялся тем, что движениеэфира непосредственно у поверхности Земли столь незначительно, чтоиспользованная в опыте аппаратура не обладала достаточной точностью для егофиксации). Иными словами, «решающие эксперименты» чрезвычайно редкидаже в точных науках: влиятельная и пользующаяся поддержкой многих ученыхтеория имеет большие шансы устоять даже при наличии нескольких контрпримеров —до тех пор, пока более широкая исследовательская программа, в которую включенатеория, не уступит место новой, более плодотворной и привлекательной. Крометого, «традиционный образ науки» игнорировал то обстоятельство, чтодалеко не всегда исходной точкой исследовательского процесса служит вполнесложившаяся абстрактная теория. Источником исследовательских гипотез и всоциальных науках, и, например, в биохимии или физике часто становятсяслучайное наблюдение, личный «вненаучный» опыт ученого, неожиданныерезультаты, полученные при использовании новой методики или техническогоприбора. В попытках объяснить необычный факт исследователь формулирует пробныетеоретические предположения, которые пока не могут быть привязаны ни к какой изсуществующих абстрактных теорий (и тем более не могут быть выведены из неедедуктивно). Некоторые из возникших таким образом догадок повышают «теоретическуючувствительность» исследователя и ведут к формулировке новых рабочихгипотез, введению новых описательных понятий или даже, в конечном счете, квозникновению новых исследовательских программ. Так, например, непосредственнов процессе включенного наблюдения за взаимодействием членов некоторойорганизации, проводимого социологом, у последнего могут возникнуть весьмаполезные догадки, касающиеся существующей в этой организации статуснойиерархии. (Подробнее о возможностях теоретического обобщения полевых данныхговорится в гл. 2.) Таким образом, налицо значительное несоответствие междувышеописанным «традиционным образом науки» и реальной логикой исследования.Это несоответствие становится особенно очевидным, когда мы обращаемся к областисоциальных наук:
1) где существует сравнительно мало развитых формальных теорий, изкоторых можно было бы строгим образом вывести проверяемые гипотезы, а для каждойиз таких гипотез уже в момент ее выдвижения можно найти множествоконтрпримеров;
2) где возможности экспериментального метода заведомо ограничены,а имеющиеся данные о естественно случающихся событиях либо о результатахспециальных опросов редко позволяют разделить главные и побочные эффекты;
3) где, наконец, одновременно существует несколько оченьвлиятельных исследовательских программ (например, бихевиористская,интерпретативная и структуралистская), каждая из которых обладает собственнымнабором методологических норм, излюбленных исследовательских техник иобразцовых теоретических интерпретаций.
Воспользуемся наглядным примером, взятым из области социальныхнаук. В социальной психологии, социологии и экономике существуют довольноубедительные теории, относящиеся к единой исследовательской программе иописывающие поведение человека как эгоистическое, направленное на достижениемаксимального удовлетворения потребностей индивида. С точки зрения этих теорий,в частности, даже самые идеальные мотивы скрывают за собой рациональный расчет,направленный на увеличение личных «активов», в том числе материальныхблаг, социального престижа, политического влияния. Самым рациональным, такимобразом, 'будет поведение, которое позволяет максимизировать доступные индивидублага — материальные и нематериальные — для данного набора индивидуальныхвозможностей, т. е. ресурсов, которыми этот индивид располагает. Соответственнодеятельность ученого, проводящего трудоемкие изыскания без какой-либоматериальной поддержки, или поступок филантропа, жертвующего деньги наблаготворительность, также рассматриваются с точки зрения скрытыхвознаграждений, удовлетворяющих эгоистические потребности: ученый рассчитываетзавоевать признание коллег, получить хорошо оплачиваемую работу в престижномуниверситете; филантроп заинтересован в удовлетворении собственного тщеславия исоздании благоприятного общественного мнения о себе. В конкретном исследованииданная исследовательская программа (назовем ее «концепцией экономическогочеловека») принимает форму гипотез, описывающих ожидаемое поведение людейв ситуациях определенного типа (например, «Если в ситуации S для достижениямаксимального вознаграждения А нужно сделать В, то испытуемый X сделает В»).Получаемые в результате исследования данные могут соответствовать либо несоответствовать тому, что предсказывает гипотеза. Следовательно, результатыбудут рассматриваться как подтверждающие или не подтверждающие выдвинутуюпервоначально гипотезу. Всякое удачное предсказание будет вести к относительномуподтверждению гипотезы (для данного типа ситуаций). Интереснее, однако, то, чтопроисходит, когда теоретические предсказания не сбываются или сталкиваются сконтрпримерами. «Концепция экономического человека», в частности,сталкивается с трудностями, если требуется предсказать поведение в ситуацияхнеопределенности, когда выбор основан на недостаточной информации иокончательная «цена» того или иного решения в принципе не может бытьопределена заранее. В таких ситуациях самой разумной с точки зрения «экономического»подхода стратегией обычно является случайное угадывание. Однако эксперименты инаблюдения за поведением отдельных людей или групп показывают, что онипрактически никогда не основывают свой выбор на простом подбрасывании монетки.Напротив, они всячески стремятся обосновать свой выбор и придумать какую-то «стратегиюпринятия решений», исходя при этом из ложных или заведомо непроверяемыхпредставлений. Еще сложнее сторонникам описанного подхода справиться с другогорода контрпримерами, демонстрирующими слепое подчинение разума вполненеразумным целям либо рациональное стремление увеличить или уменьшить несобственное, а чье-либо еще благо. Человек, совершающий самоубийство, вполнеспособен осуществить задуманное самым экономичным и рациональным способом.Возможно, конечно, утверждать, что при этом он достигает максимального блага,или, если воспользоваться специальным жаргоном, реализует свое «наибольшеепредпочтение», но в таком случае нам придется признать свою неспособностьдать независимое определение того, что следует считать «разумным желанием»— рациональной будет выглядеть любая цель, мотивирующая реальное поведение.Более того, так как люди часто стремятся представить любые свои поступки вкачестве разумных, «рационализировать» их, то нам будет весьма трудноотличить истинно расчетливые поступки от «рационализации»,изобретаемых для оправдания уже свершенного. Трудности в определении ключевыхпонятий приведут к трудностям в их операционализации, и в результатеэмпирическое подтверждение или отвержение отдельных гипотез, выводимых из «концепцииэкономического человека», будет полностью зависеть от используемыхпоказателей или методов измерения рациональности поступков. Кроме того,результат, противоречащий теоретическим предсказаниям, всегда может бытьотнесен на счет несовершенства этих методов. Существуют и такие контрпримеры,которым обсуждаемая концепция (являющаяся, напомним, не отдельной теорией, аобширной исследовательской программой) не может дать сколько-нибудьудовлетворительного объяснения. Так, иногда люди совершают добрые поступкианонимно (вносят благотворительные пожертвования, возвращают потерянныекошельки и т. п.). Ученый из вышеприведенного примера может тратитьзначительные силы не на собственные труды, а на то, чтобы любой ценойвоспрепятствовать публикации трудов коллеги. «Концепция экономическогочеловека» может многое объяснить в том, как люди расчетливо используютналичные средства для достижения максимально возможного счастья (так определялрациональное поведение Гоббс), но она малопригодна для объяснения того, какчеловек может руководствоваться стремлением к счастью или несчастью другогочеловека. Такая «ограниченная подтверждаемость» (обратной сторонойкоторой является «ограниченная опровергаемость») скорее типична длясоциальных наук. Сильная взаимосвязь между теорией, методом и получаемыми «навыходе» эмпирическими данными, характерная для реальной логики всякогонаучного исследования, здесь становится еще более очевидной в силу наличияконкурирующих теоретических перспектив, каждая из которых располагает большимколичеством контрпримеров, ставящих под сомнение базисные предположенияостальных.
Приведенный пример показывает, что чрезмерно упрощенный «традиционныйобраз науки» и основанные на нем методологические рекомендации едва лимогут оказаться полезными при разработке и оценке исследовательских методов длясоциальных наук. Это, однако, не означает, что нам следует отказаться отразработки критериев рационального и объективного научного исследования,основанных на более адекватном представлении о научной практике.
Во-первых, всякое исследование в социальных науках направлено напоиски объяснения человеческого поведения, и, следовательно, ориентировано напоиск некоторой гипотетической закономерности, обладающей большей или меньшейстепенью общности, но всегда требующей эмпирического подтверждения икритического сопоставления с другими альтернативными гипотезами. Источникомтаких гипотез, как мы уже видели, могут быть и сложившиеся научные концепции, и— реже — «обыденные теории». Далее, возможность объяснения ипредсказания в общественных науках основана на признании причиннойобусловленности объясняемых событий. Даже объясняя поведение людей их целями,представлениями и убеждениями, социолог стремится продемонстрировать работунекоторого причинного механизма, обеспечивающего взаимосвязь целей и идей(рациональных или иррациональных, истинных или ложных) с поведением. Изучениечисто логических отношений согласованности между целями и средствамидеятельности, элементами системы верований или, например, брачными правилами,существующими в некотором сообществе, само по себе еще не позволяет объяснить,почему произошли или не произошли некоторые события. Логические отношения междуидеями или высказываниями (отношения импликации) позволяют осуществлятьлогический вывод — от одного формально истинного высказывания к другому, но непозволяют предположить, что произойдет (или произошло) в действительности. Изсовокупности высказываний можно логически вывести лишь другую совокупностьвысказываний. (Человек, логично рассуждающий о преимуществах любви к ближнему,как известно, не обязательно следует собственным рассуждениям на практике.)Поэтому, вопреки рецептам некоторых сторонников «гуманистической модели»социальных наук, социологи не ограничиваются интерпретацией того, что людиговорят, либо того, во что они верят.
Оценка существующих теорий и гипотез в социальных науках, как и внауках естественных, предполагает введение определенных критериев эмпирическойпроверяемости и истинности теоретических высказываний, а также разработку иприменение соответствующих этим критериям методов исследования.
Таким образом, процесс социологического исследования неизбежновключает в себя:
1) стадию осознания теоретической или практической недостаточностисуществующего знания (источники такого осознания, как говорилось выше, могутлежать и в области теории, и в области повседневного опыта или социальнойпрактики);
2) стадию формулировки проблемы и выдвижения гипотетическогообъяснения, а также
3) стадию эмпирической проверки сформулированной гипотезы, закоторой нередко следует
4) стадия переопределения и уточнения проблемы или гипотезы,дающая начало новому исследовательскому циклу.
Разнообразие существующих в социологии исследовательских программ,а также реальных контекстов исследования, т. е. теоретических и практическихцелей исследования, возможностей, которыми располагает исследователь, а такжевозникающих в исследовательской практике технических и этических ограничений,ведет к тому, что конкретные реализации описанного процесса исследования могутсущественно различаться. Ведущие методы социологического исследования ипредставляют собой такие конкретные реализации, или стратегии, процессасоциологического исследования.
Эксперимент — это метод, обеспечивающий наилучшие эмпирическиеданные для проверки гипотез о наличии причинной связи между явлениями, а такжесамое надежное средство решения многих практических задач, связанных с оценкойэффективности социальных и политических программ. Многомерный контролируемыйэксперимент, как мы увидим в дальнейшем, соответствует самым строгим стандартамнаучного вывода и незаменим при сравнении объяснительных возможностей разныхтеорий. В некоторых отношениях процедура экспериментальной проверки гипотез дажепревосходит эталоны вышеописанного «традиционного образа науки», таккак возникающая при планировании эксперимента необходимость в формализациитеоретической модели, операционализации переменных, определяющих «главныйэффект», а также в нахождении инструментов контроля посторонних,смешивающих влияний, ведет не только к прояснению основной гипотезы, но и канализу всех тех внешних условий и факторов окружения, для которых соблюдаютсяпостулируемые теорией соотношения (такой анализ, как будет показано в гл. 4,призван гарантировать внешнюю валидность эксперимента). Недостаткиэкспериментального метода являются продолжением его достоинств (что, впрочем,верно и применительно ко всем остальным методам). Возникнув в натуралистическойтрадиции социологического исследования, экспериментальный метод был изначальноориентирован на лабораторный или квазилабораторный исследовательский контекст,высокий уровень формализации проверяемых теорий и максимальные возможностиизмерения и контроля всех существенных переменных. Кроме того, сторонникиэкспериментального метода с самого начала отдавали предпочтение скорееабстрактным и общим понятиям научной теории в ущерб специфическим и уникальнымпонятиям, используемым при описании социального взаимодействия его непосредственнымиучастниками или «непрофессиональными» наблюдателями. Иными словами,эксперимент оказался методом, пригодным скорее для проверки наиболее «сложившихся»и развитых социологических и социально-психологических теорий, чем дляпоисковых исследований, направленных на выработку адекватного теоретическогоязыка и формулировку пробных гипотез, описывающих закономерности естественногопротекания социальных процессов. Кроме того, следует помнить об этическихпроблемах, иногда возникающих при экспериментальном манипулировании переменнымисоциального окружения. Эти проблемы могут касаться не столько гипотетическоговлияния нежелательных факторов, сколько возможного социального неравенства,возникающего в крупномасштабных полевых экспериментах при распределении участниковпо экспериментальным и контрольным группам, так как в результате членыконтрольных групп не получают «позитивного» экспериментальноговоздействия (на оценку эффективности которого и направлен эксперимент),например, социального пособия, нового прогрессивного метода обучения и т. п.Наконец, экспериментальный метод мало пригоден для получения результатов,которые можно было бы распространить на общество в целом или на большиесоциальные группы, он не позволяет увидеть «срез» широкомасштабныхсоциальных процессов. Результаты хороших лабораторных экспериментов обладаютвысокой надежностью, однако они довольно далеки от «реального мира»(справедливости ради нужно отметить, что социальным наукам далеко не всегдаследует стремиться к отражению многообразия «живой жизни»).Результаты полевых экспериментов в целом характеризуются большей близостью к «реальномумиру», однако это преимущество достигается ценой несколько меньшейнадежности и большей подверженности всяческим смещениям. Качество данных,получаемых в широкомасштабных социальных экспериментах, далеко не всегдаоправдывает их чрезвычайно высокую стоимость.
Массовый опрос является, пожалуй, самым популярным социологическимметодом. Он превосходит эксперимент с точки зрения дескриптивных возможностей ислужит не только сугубо академическим целям, являясь наилучшим средствомполучения социальной статистики. Именно опросы общественного мненияиспользуются при изучении мнений и установок широких слоев общества,обеспечивая, при корректном применении, возможность «отслеживания»даже небольших изменений в самых разнообразных сферах общественной жизни — отраспределения семейных бюджетов до динамики избирательских предпочтений.Современные подходы к построению выборки и анализу данных, о которыхрассказывается в гл. 7 и 8, позволяют максимально приблизить возможностипроверки причинных гипотез, предоставляемые методом массового опроса, квозможностям экспериментального метода. Недостатки опросного метода отчаститакже совпадают с недостатками последнего. Речь идет прежде всего о низкойчувствительности этого метода к уникальным чертам исследуемой социальнойситуации, об относительно меньшем внимании к субъективным и индивидуальнымхарактеристикам опыта исследуемых людей и групп, к их самоописаниям,интерпретациям и «обыденным теориям». Описанные недостатки, в своюочередь, являются обратной стороной стремления к теоретическому обобщениюрезультатов и концептуальной строгости.
Преимущества включенного наблюдения и биографического методазаключены, прежде всего, в возможности получения детальной «дотеоретической»информации об изучаемых социальных явлениях. Непосредственная включенностьисследователя в изучаемую социальную ситуацию, группу или культуру нередкопозволяет получить уникальные сведения об используемых самими участникамизначениях и символах, о локальных или субкультурных «языках взаимодействия»,знакомство с которыми, как будет показано далее, является само собойразумеющимся условием их дальнейшего теоретического анализа. Хотя ученый неможет «влезть в шкуру» других людей, особенно принадлежащих к чужойкультуре или другой исторической эпохе, он может попытаться упорядочить иподвергнуть более глубокому и систематическому рассмотрению те слова, символы икультурные формы, посредством которых изучаемые им люди описывают и передаютсвой опыт, делая это зачастую непоследовательно, случайно или не вполнеосознанно. Сравнительно абстрактные и высокосодержательные термины научногоописания, в свою очередь, позволяют социологу или этнографу превратитьспонтанное переживание и изменчивые культурные формы в предмет собственнотеоретического анализа, сделать еще один шаг к увеличению достоверного,доступного коллективному пониманию и проверяемого научного знания. Наиболееочевидные недостатки включенного наблюдения и, в несколько большей степени,биографического метода связаны с излишне дескриптивным характером получаемыхданных, опасностью подмены научных объяснений высокохудожественными и вполнесубъективными повествованиями, в которых на смену внятным теоретическим представлениями эмпирическим доказательствам приходят риторические фигуры и суггестивныеавторские интонации.
эмпирическийлогический дедукция социологический исследование
Библиографический список
1. Батыгин Г. С.Обоснование научного вывода в прикладной социологии. М.: Наука, 2008.
2. Девятко И. Ф. Моделиобъяснения и логика социологического исследования. М.: ИСО РЦГО-TEMPUS/TACIS, 2009.
3. Лакатос И.Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Московскийфилософский фонд «Медиум», 2010.
4. Кун Т. Структуранаучных революций. М.: Прогресс, 2008.
5. Уинч П. Идеясоциальной науки и ее отношение к философии. М.: Русское феноменологическоеобщество, 2009.
6. Ядов В. А.Социологическое исследование: методология, программа, методы. 2-е изд.,перераб. и доп. М.: Наука, 2010. Гл. 1.
7. Ядов В. А. Стратегии иметоды качественного анализа данных // Социология: 4М. 2009. № 1.