ЭЛЕМЕНТЫ «ПОРНО» В НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЕ РУССКИХ КАРЕЛИИ
Русская Карелия — это территории современной Карелии к северу и к востоку от Онежского озера, на которых русский этнический компонент решительно возобладал не позднее середины XIX века. Исключением из правила является только Карельское Поморье, где совместно с русскими проживали и карелы. Кроме того, в русской Карелии традиционно принято выделять такие культурные провинции (с севера на юг), как Выгореция, Заонежье и восточное Обонежье (Повенецкий край и Пудожье). С восточным Обонежьем тесно связана также и провинция Вытегория, занимающая юго-восточную окраину Обонежья. С последней трети XVII века и до середины XIX а эта территория находилась под мощнейшим религиозным и нравственным влиянием старообрядчества, исходящего от Даниловского, Выго-Лексинского и других скитов и раскольничьих монастырей и общежительств Выгореции. По замечанию олонецкого губернатора Г.Р. Державина, в 1785 году даже в уездном городе Вытегре «граждане, имеющие достаток, — почти все староверы, ибо даниловская скитна ревностно о преумножении доходов своих подвизается и не оставляет столь неалеко отстоящий город без нападения на оный старинными преданиями» (Эпштейн 1987: 132). После ликвидации Священным Синодом в 1855 году старообрядческих монастырей Вытогеции многие из местных раскольников так и не были отправлены в Сибирь, а схоронились от властей, тайно расселившись по всей русской Карелии. Когда скрытно, а когда и явно они продолжали оказывать свое влияние на моральный и нравственный облик русских Карелии.
Достаточно опосредованное отношение к народной порнокультуре русских Карелии имеет современный способ определения толщины мужского члена, к которому иногда подталкивают женщины-насмешницы впервые попавшего в их среду мужчину. Ему предлагают сложить вчетверо прямоугольны кусок бумаги (хотя бы фантик от конфеты), приложить его уголком, где сошлись сгибы, к кончику своего ногтя на большом пальце левой руки и, наконец, обрезать уголок по радиусу су этого ногтя. Затем женщины забирают бумагу у мужчины, раскрывают ее и демонстрируют всем образовавшийся после вырезания уголка просвет. Диаметр получившегося отверстия, как считается, соответствует толщине невозбужденного мужского члена того, кто попался на этот сексуальный розыгрыш" (АКНЦ 1997: 491).
Далее хотелось бы немного отойти в нашей статье от основной темы и привести не вошедший в нашу работу о стереотипах сексуального поведения русских Заонежья (Логинов 1996: 444 -453) пример, иллюстрирующий народные представления о соответствии величины ступни и мужского члена. Считается, что член тем больше и длинней, чем шире и длиннее ступня. Наши информанты рассказывают при этом одну и ту же (как они считают, поучительную) историю о вдовушке, которая, прознав про эту народную мудрость, зазвала к себе в гости и соблазнила замухрышку солдатика, проходившего каждое утро мимо ее окон в сторону почты в огромного размера растоптанных солдатских) сапогах. Действительность, согласно этому народному анекдоту", превзошла все самые смелые ожидания вдовушки. Придя в себя, она дала парню денег, чтобы тот купил себе сапоги еще на несколько размеров больше «и никогда больше не вводил в заблуждение добрых людей» (АКНЦ 1997: 491). О мужчинах сексуального типа вроде этого солдатика русские Карелии говорят, что такой «весь в корень ушел».
Теперь обратимся к вопросам секса и проявлениям сексуальности на постстарообрядческом пространстве русской Карелии. В основу этой части статьи легли материалы, собранные среди информантов пожилого возраста, а также личные наблюдения и воспоминания автора, отражающие ситуацию как бы изнутри, а не с точки зрения постороннего наблюдателя.
В русской Карелии еще в 1930-х годах сексуальная распущенность была предметом острого общественного осуждения. При этом, однако, уже в XIX веке в общую картину не вписывалось поведение незамужних девушек и даже части женщин из деревень, расположенных в непосредственной близости от Мариинского канала — общение с многочисленными заезжими купцами, а также с бурлаками, прибывавшими сюда на время тяги судов по каналу, сделало свое дело. Подобная ситуация сложилась и у карел в с. Юстозеро — конечном пункте тракта Каргополь — Пудож — Повенец — Юстозеро, через который еще при губернаторе Г. Р. Державине шла перевалка товаров в соседнюю Финляндию. До наших дней среди сегозерских карел сохраняется поговорка: «Самые лучшие кони в Шуньге, самые красивые девушки в Селецком, а самые нежные бляди в Юстозере». Свобода сексуальных нравов проникала в деревенскую действительность, как у русских, так и у карел, также и через местных представителей, с малолетства отдаваемых в «бурлаки», то есть на обучение разным ремесленным специальностям в Санкт-Петербург. По сведениям экспедиции 1931 года в Заонежье (АКНЦ 1931: 73), земляки подозревали в добрачной утрате невинности вернувшихся из городов. На отданных с детства в «бурлачество» девушках деревенские парни не женились, деревенские девушки не шли замуж за «бурлаков». Нормой было сохранять целомудрие, как у девушек, так и у парней, до дня венчания (АКНЦ 1986: 88). Вкусившим «запретный плод» до брака не полагалось венчаться в церкви. А. Шустиков писал, что в конце XIX века по этой причине в Кадниковском уезде Вологодской губернии под венец шла только одна пара из десяти (Шустиков 1892). Совсем иной была ситуация у русских Карелии. У заонежан, например, парня, утратившего невинность до брака, начинали сторониться даже его лучшие друзья.
Вступление в половую связь с девственницей практически всегда предполагало у русских Карелии (исключением были, не забываем, традиции поморов) последующую женитьбу. Мало того, еще в начале 1930-х годов жениться был обязан тот, кто всего лишь навсего начинал отбиваться от общей толпы парней и девушек, чтобы прятаться и «обжиматься» по углам со своей девушкой (АКНЦ 1986: 89). «Обжиматься» и целоваться можно было вволю на зимних молодежных беседах, на которых предполагался хотя бы номинальный присмотр со стороны взрослых, а также во время летних сельских праздников когда парочкам разрешалось выйти на недолгий срок за деревню посекретничать в уединенных местах, называемых в Пудожье и Заонежье «шупниками». В Пудожье, кроме того, девушка имела право летом приглашать парня на ночь на сарай «каровать» (слово и сам обычай заимствованы пудожанами от карелов), то есть обниматься и целоваться под присмотром младших братьев и сестер. На другой день пудожанка могла пригла-сить каровать другого парня и так далее — все для того, чтобы повысить свою «славутность», но ни в коей мере не расстаться с девственностью. Стоило немного отклониться от нормы, не говоря уже о нарушении запрета, как сельское общество начинало настаивать, чтобы парень женился на той, на которую бросил хоть какую-то тень.
Вне указанных правил, как бы вне закона, у русских Карелии (опять же исключая поморов) были дочери, как бы сейчас сказали, матерей-одиночек: их удел был тот же, что и у родительницы — работать у богатых людей в услужении, иметь детей от случайных отцов и никогда не иметь мужа (АКНЦ 1931: 78). Вдовцы и неженатые «бурлаки» утоляли мужской половой голод на гулящих вдовах и «бурлачках», которые не смогли; «остановиться» в своих сексуальных приключениях по возврат щении на родину и выйти за «бурлака» же замуж. Особы такого рода в 1920-1930-х годах, по воспоминаниям стариков, пусть по одной-две, но имелись в каждой сельской округе. Время от времени даже деревенские девушки, воспитанные в полной крестьянской семье, оказывались в «интересном положении» и были вынуждены делать подпольный аборт. Плач И. А. Федосовой «О дочери» посвящен именно такому случаю, закончившемуся летальным исходом (Федосова 1981). Примерно те же же нравственные установки, что и в деревне, довлели над обитателями провинциальных городков Вытегра, Пудож, Повенец расположенных в восточном Обонежье. Если говорить в общем и целом, то до 1930-х годов в исследуемом районе внебрачные половые связи были достаточно редким и нехарактерным явлением.
Строгость нравов и запрет добрачных связей у русских Карелии продолжали сохраняться до разрушения единолично-го крестьянского хозяйства и полной победы колхозного строя. Как только деревенских юношей и девушек начали насильно вырывать из семейной обстановки и посылать на целые месяцы на лесозаготовки в отдаленные от дома местности, добрачные половые связи перестали быть «вопиюще одинокими». В лесу, в общих бараках или лесных станах, без надзора родителей, девственность растлевалась достаточно просто. Для девушек утрата ее служила ценою перевода на более легкий труд или вообще уклонения от лесозаготовительных работ. В собирательской практике автора только две пожилые информантки, всю жизнь проработавшие в лесу, смогли похвастаться, что всю жизнь прожили с одним мужем и замуж вышли девушками. Правда, не случись Великой Отечественной войны 1941- 1945 годов, на которой погибло большинство русских мужчин, таковых было бы больше.
С начала 1930-х годов и до конца нынешнего XX века минуло уже семьдесят лет. Казалось бы, ситуация должна была измениться до неузнаваемости. Но так кажется только на первый взгляд. При более внимательном рассмотрении ситуации мы заметим, что традиционного сохраняется тоже еще очень даже много.
Момент физиологического созревания, когда девочка вправе причислять себя к девочкам-подросткам, определяется в наше время наступлением у нее первых месячных выделений, по-местному — «красок», то есть совершенно так же, как прежде в крестьянской традиции. Когда-то след от первых «красок», оставшийся на юбке, служил своеобразным пропуском на первую в жизни девушки «беседу». Его предъявляли парням, стерегущим у входа, для чего приподнимали или отводили в сторону передник, прикрывающий пятно от «красок». Сейчас на танцы и дискотеки пускают в любом возрасте, лишь бы домашние не возражали. Парни ныне определяют «взрослость» девушки исключительно по ее внешнему виду: обозначились ли грудные железы, сформировались ли формы «ножек». О сохранении или утрате невинности девушкою парни пытаются судить по тому, как она сидит: если держит коленки вместе — значит, девушка. Эту, с позволения сказать, «примету» некоторые наши вертихвостки пытаются использовать, чтобы прикинуться девушкой и выйти с помощью этой уловки замуж. Переход из разряда незамужних «девок» и «молодух» ( то есть недавно вышедших замуж) в «бабы» определяется в наши дни, как и в прежние времена, моментом рождения ребенка. Если родит несовершеннолетняя, то «бабою» ее станут называть не сразу — годам к 20-22-м, никак не раньше.
Мальчиков вопрос о том, могут ли они причислять себя к подросткам, начинает занимать лет с двенадцати. Чтобы определенно ответить на этот вопрос и утвердить свой новый статус в мальчишеском обществе, стайка купающихся ребят становится в кружок и начинает осматривать свои половые члены. Признаком повзросления считается желтоватого цвета полоска, поднимающаяся по нижней поверхности члена от «яблок Адама» до кончика крайней плоти (во взрослом состоянии она исчезает). Дополнительными свидетельствами повзрослеют мальчики считают набухание грудных мускулов и обозначившиеся «колечки» вокруг полей грудных сосков. По мальчишеским понятиям, именно в районе грудных мускулов, а не в «я6локах Адама», начинается созревание мужского семени, что и приводит якобы к их набуханию.
Переход из подросткового состояния в юношеское, как, наверное, и повсюду, определяется у мальчиков моментом первых ночных поллюций — непроизвольного ночного семяизвержения. Товарищам об этом сообщается с гордостью, но в иносказательных выражениях, типа: «Я сегодня ночью во сне о6трухался» (варианты — «Сегодня ночью белого медведя во сне увидел!»; «Я сегодня белого слона под одеяло пустил!»). В стопроцентного мужчину, как считается в наших краях, юноша превращается только после того, как у него «дорожка к теще прорастет», то есть сомкнется на животе ток волос, опускающийся с груди вниз и поднимающийся от лобка вверх. Считается, что только после этого его семя становится «опасным» для любой девушки или женщины. Пока этого нет, как очень многие полагают, далеко не все беременеют от юнца, не имеющего «дорожки к теще». Это, без сомнения, большое заблуждение моих земляков. Оно ничем не лучше, чем уверенность, что от одноразового опускания спермы в девушку та практически не рискует «под залететь», то есть забеременеть. Как первое, так и второе стало причиной очень многих свадеб и рождений детей, и конца этому пока не предвидится. В сельских и городских провинциальных школах разъяснительная работа активно не проводится. Вот народ и питается уличными слухами на эту тему, совсем как во времена моей юности.
Как мужчин, так и женщин у русских Карелии по чисто половым данным принято подразделять на несколько разрядов.
Для мужчин главным «данным от Бога» признаком является половой член. По нему их и оценивают. Длинный и тонкий мужской член называется у нас «хлыстун», толстый и длинный — «толстун», короткий и толстый — «коротун», обычный, небольших размеров — «щекотун», сверхмалый — «шишлик» или «пипка». Определить, что есть что, весьма просто. Если тонок, а в длину, когда меряешь от «корня» (от живота), больше ладони на головку члена и более, это «хлыстун». Такой же, но необхватываемый по толщине большим и безымянным пальцами на сантиметр и более, — это «толстун». «Коротун» — когда имеет длину и толщину консервной банки из-под сгущенного молока или близок к этому. «Щекотун» — когда закрывается полностью ладонью (не выступает над запястьем), а по толщине пусть и с усилием, но охватывается при помощи большого и безымянного пальцев. «Шишлик» — это когда не больше мизинца хозяина. Иметь последний — весьма оскорбительно. За выражение: «С твоим-то шишликом на этой бабе делать нечего» — очень легко можно схлопотать, и не только по шее. Бойкие бабенки, знающие эту классификацию, меряют мужские члены своими ладошками, поэтому результаты у них иногда расходятся с тем, что на этот счет думают сами мужчины.
В юном возрасте обладатели «хлыстунов» и «толстунов» задирают нос перед владельцами более мелких членов, в зрелом же возрасте всеобщее мнение таково: «Размеры не имеют существенного значения, лишь бы он стоял хорошо». В общем, следуют пословице: «Маленький хуек — в пизде королек». Более того, у многих годам к тридцати складывается мнение, что обладатели крупных членов — это глубоко несчастные люди. Рассуждают так: «Большой член поднять непросто, вот и стоит он у них только раз в месяц. А жены у них в больницы после этого каждый раз попадают, а мужику — и обеды самому готовить, и с детьми сидеть из-за такой ялды окаянной приходится».
Крупные члены у нас, кроме «ялды», называют «хуилой», «хуилищем», «ялдыриной», «калганшцем», «оглоблиной», «каркалыгою», «келдышем». Так что человек с кличкою «Келдыш» чаще всего не выдающийся математик, а обладатель полового члена внушительных размеров. Ялдыря и Кыла — это тоже молодцы с мощным «оружием» в штанах, а Вася (Петя или Саша) — Консервная Банка — несчастнейший человек с толстым-претолстым «коротуном», с которым избегает интимной близости даже его законная супруга.
Обычных размеров половой член у нас именуют «хуй», «хер», а иносказательно «Петя» («Петя-петушок»), «Ванька» («Ванька-встанька»), «хозяин», «шишка» (ср. пословицу: «Не спеши ногами скать, дал бы лучше шишке встать»). Последние четыре слова употребляют в повседневной речи, так как они не считаются ругательствами. Половой член маленького мальчика называют «петушком», «барином» или точно так же, как и половой орган девочки, — «пипкой» (возможно, из вепского рiрu — женский половой орган).
--PAGE_BREAK--
Женщин в Заонежье и восточном Обонежье принято подразделять по близости или удаленности влагалищного входа от нижнего края лобка. Различают «корольков», «сиповок» и «плоскодонок». Кто есть кто, определяется мужчинами во время полового акта, а если дело касается девушки, то щупанием во время поцелуев у стенки, забора или дерева, то есть стоя. У «королька» вход в vulva очень высоко. Про таких в народе говорят: «У них пизда на пупке». «Королька» прощупать проще всего: ладонь мужчины прижимается к лобку и при этом остается практически прямой, только сгибается немного вперед безымянный палец. «Сиповку» прямой ладонью не определишь. Ладонь полусогнута, а девственной плевы при этом коснется только кончик безымянного пальца. «Плоскодонку» удается нащупать, только согнув ладонь под прямым углом и достаточно глубоко задвинув ее в область промежности (касание осуществляется все тем же кончиком безымянного пальца). Наименование «плоскодонка» происходит от того, что ладонь при этом напоминает соединение борта с днищем у лодки- плоскодонки. Про «плоскодонок» в наших краях говорят, что «у них пизда у самой жопы».
К какому бы типу («королек», «сиповка» или «плоскодонка») ни относилась женщина, нет хуже для нее беды, по мнению мужиков, если она имеет необъятной ширины и глубины влагалище. О таких у нас говорят — «пизды мешок», что, возможно, является калькой (то есть дословным переводом) вепского или карельского слова, забытого уже в нашем обрусевшем крае. Мужчина на такой женщине, что называется, не чувствует «ни дна ни покрышки». Причем считается, что такой бедой чаще всего Бог наказывает внешне привлекательных женщин, с пышными эротическими формами. Чтобы создать крепкий брак, им приходится подбирать партнера с большого размера половым членом, что с первого вступления в половую близость почти никогда не удается. Если выбор состоялся, такие жены, по убеждениям моих земляков, становятся очень верными подругами жизни, которых обычные мужчины (с половым членом обычного размера) совсем не интересуют.
При нормативно господствующей в наших краях позе для соития лицом к лицу в лежачем положении, самым сексуально «неудобным» типом женщины среди мужчин считаются «плоскодонки». А дело в том, что большинство супружеских пар стесняются позы сзади, считают ее верхом неприличия в семейно-интимных отношениях. Отсюда же идет высокая сексуальная оценка «станка» (то есть сексуального сложения) «сиповок» и «корольков». Особенно они ценятся мужчинами с коротким и средней длины половым членом. Поза сзади, по народным анекдотам Заонежья и восточного Обонежья, — это мода, изредка заносимая в крестьянскую среду барами-помещиками или приезжей сельской интеллигенцией. Традиционная сексуальная установка исключительно на позу лицом к лицу столь сильна, что женщина, соглашающаяся на позу сзади, в глазах других женщин, да и многих мужчин тоже, — это обязательно «блядь», «курва», то есть гулящая женщина. Хуже таковой может быть, в представлениях моих земляков, только та, что соглашается на оральный секс. Кстати, старинным анекдотам моего края оральный секс вообще неизвестен. Даже в среде современного провинциального города Вытегры (как, впрочем, и Пудожа) «минетчица» считается куда более распущенной в сексуальном поведении женщиной, чем доступная всем и каждому оборванная городская шлюшка. При этом узнать, попробовать, что же такое этот «минет» (конечно же вне брака), хотят в том числе и те мужчины, что принародно негативно относятся к оральному сексу. Только признаться в этом не позволяют многим традиционные нормы приличия. Неоднократно уже бывало на моей памяти, что попытки предложить позу сзади или оральный секс, исходившие от супруга или супруги, вызывали распад семейной пары. А оскорбленная половина рассказывала об этом всем своим знакомым чуть ли не на каждом перекрестке. Еще большим оскорблением в сексуально- интимной семейной жизни в наших краях считается предложение попробовать анальный секс. Если брак бывал бездетным, то он после такого предложения распадался почти наверняка. Как видим, нормы сексуально- интимного поведения, вдалбливаемые в головы прихожан представителями Церкви и старообрядцами на протяжении многих столетий (см.: Пушкарева 1996), укоренились в Заонежье и восточном Обонежье очень прочно и благополучно пережили период советской власти.
Не обойтись в нашем небольшом исследовании и без обращения к таким редким формам секса, как мужской оральный секс, женская фелляция и куннилинг. Для ученых далекого будущего здесь заложена откровенная ловушка. В самом деле — самая широкая практика народной речи моих земляков Для безапелляционно резкого отказа кому-либо звучит обычно: так: «Пососи хуй!», «Пососи хуй у пьяной обезьяны» или начиная с конца 1960- х годов: «Пососи соленый клитор». Но даю голову на отсечение, что 99 процентов моих земляков-мужчин совершенно не представляют или неправильно представляют, что такое клитор. Автора этой статьи просветил насчет последнего только в студенческие годы ленинградский врач-гинеколог, который заодно и объяснил, что ласкание женского клитора (куннилинг) — это вполне допустимая в студенческо-аспирантской среде форма полового общения. А у русских Карелии: отказ в просьбе с отсылом к мужскому оральному сексу или куннилингу потому и считается наиболее решительным и 6есповоротным, что говорящий априори предполагает, что проситель никогда не пойдет ни на первое, ни на второе. Второе, в представлениях моих земляков, выглядит как вылизывание женского полового органа. Именно всего органа, а не его отдельной части, ибо, повторюсь, что такое клитор, наши мужчины совершенно не представляют.
Надо сказать, что в говорах русских Карелии для обозначения женского клитора имеется народный термин, а именно — «сикель». Однако знает об этом обычно только женская половина общества. Автору же запомнилось объяснение подруги детства еще с детсадовского возраста: «Мальчики писают, а не сикают, потому что у них есть писалка. Девочки не писают, а сикают, потому, что у них есть сикалка». Девчачья «сикалка» и есть как раз тот пресловутый «сикель». Мужчины же, совсем не разбираясь в сказанном, употребляют такие выражения, как: «Сикелем накрылось» (когда что-то пропало или сломалось — аналог общерусскому: «Пиздой накрылось») либо «Сикель ты поперечный» (об упрямой, все наперекор делающей женщине). Последнее выражение понимается так: Бог наградил такую-то женщину столь скверной натурой, что и половой орган-то у нее не вдоль, как у всех женщин, а поперек. Вот и доверяйся после этого народным пословицам и поговоркам. А чего стоит современная загадка: «Что такое разврат?» Когда-то ответ на нее давало «Армянское радио», и это воспринималось как чистой воды анекдот. Ныне молодежь уже не помнит про «Армянское радио», а разгадка- то осталась! «Разврат — это когда раз в зад, а раз — в рот». Но такой способ и такой ритм полового общения на протяжении одного полового акта невозможен в принципе! Вот и получается, что загадка существует, а реальных фактов за нею нет никаких. Загадывают же ее, чтобы посмешить" кого-либо из друзей, слегка похулиганить. На это же направлено распевание парнями на ночных улицах частушек типа: «Ты Самсон, и я Самсон, оба мы Самсоны, а если хочешь ты со мной, то снимай кальсоны!» Орущие во всю глотку юнцы ни в коей мере не призывают к содомии.
Несмотря на консервативность подхода русских Карелии к проблемам секса в целом, редкие формы сексуального общения достоверно известны и некоторым из них. Такого рода «веяния» приходят из мест лишения свободы достаточно длительное время, начиная от постройки в конце 1930-х годов Беломоро- Балтийского канала. Время от времени на свободу выходят люди с измененной сексуальной ориентацией, пытаются прижиться хоть на время среди русских Карелии. От таких-то лиц мужского пола мои земляки иногда получают сексуальные предложения, которые звучат вполне конкретно: «Дай пососать твоего хуя» или «Выеби меня в жопу, а я заплачу». Деньги за услугу предлагаются всегда, иначе проситель будет нещадно битым. Не к чести моих земляков будет сказано, но желание опохмелиться на халяву, бывает, берет верх над укоренившимися нормами сексуального поведения: исполнив просьбу, земляк мой радостный бежит в ближайший магазин за бутылкой водки, ибо цена за услугу не меняется, что бы ни происходило с отечественной денежной единицей.
Что касается предложения или приглашения к куннилингу, то, по всей видимости, если такое и происходит, то очень-очень редко. Мне лично известен только один случай, когда об этом попросила молодца из заонежской деревни Подмозеро «химичка» (бывшая ЗК, отбывавшая остатки срока на поселении) после совершенного полового акта. Потом она долго ходила с огромным синяком под глазом.
Лесбийские формы секса в среде коренного населения Карелии практически отсутствуют. От девушек, побывавших в местах лишения свободы в несовершеннолетнем возрасте, мне известно, что даже там, в лагерях, эти формы сексуального общения — редкое явление. «Сексуальные пары» в лагерях для несовершеннолетних стойкие, не распадаются, пока не истечет срок лишения свободы. Отношение к ним со стороны других девушек резко отрицательное. Однако их не трогают, не избивают до тех пор, пока не застанут за занятием любовью, сопровождаемым введением пальцев в половой орган друг дружки. Если застанут — бьют сообща до потери сознания. Другое дело лагеря, где содержат взрослых женщин. Там лесбийские формы секса — такая же распространенная норма, как и самоудовлетворение при помощи электрических лампочек и других предметов. Мои земляки, служившие в охране женских лагерей, с изумлением сообщали, что лампочки там исчезали даже с высоты 4-5 метров, тогда как ни лестниц, ни других предметов, чтобы добраться до них, женщины под рукой не имели.
Вполне естественно, что не все подряд там занимались лесбиянством, а потому попытки склонить к сексу мужчин-охранников во взрослых женских лагерях происходили практически ежедневно. Тем более что забеременевшие получали перевод из лагерной зоны на поселение, сроки же отбывания наказа" сокращались. В связи с этим полагаю, что рассказы бывших охранников о том, что за одну ночь на женской «зоне» им уда- валось совершать до пяти сношений с пятью разными же нами, не так уж и преувеличены.
Не чужды заонежане также мужской и женской мастурбации. Мужской онанизм в русских говорах Карелии обозначают словом «суходрочка». Занятие им в детской и подростковой среде — самое заурядное явление. Автора в малолетстве, лет 10-11 от роду, неоднократно пытались привлечь к этому делу двое старших товарищей. Они забирались в укромное место и онанировали (по-местному «дрочили»). Свое занятие они объясняли тем, что, после того как брызнет семя (по-местному — «малафья»), «станет очень-очень приятно». Оба этих старших товарища были несколько с придурью. Отрицательные уличные лидеры их терпеть не могли, а потому частенько били. Один из «онанистов» прославился тем, что воровал кур, за что и был отправлен потом в детскую колонию. Другой (мой сосед за стенкой) «прогремел» еще громче, когда поддался на уговоры городского дурачка Вовки Тренькина сосать поочередно мужской член друг у друга: один день один сосет, на второй день — другой. Сосед мой выполнил свою часть договора, а городской дурак (он был старше по возрасту) — нет, да еще и рассказал об этом всем, кому не лень было его слушать.
Не надо думать, что среди русских Карелии онанируют только те, у кого с головой не все в порядке. Некоторые из моих друзей детства признавались, что занимались этим еще в детском садике и что-то при этом даже испытывали. Автору в экспедициях неоднократно доводилось встречать карапузов лет пяти-шести, буквально не вынимающих ручонок из трусов и продолжавших творить «детский грех», несмотря на замечания взрослых. Но это уже, наверное, на грани шизофрении. Впрочем, встречал я во время экспедиций в Карелии и девочек лет пяти-шести, беспрестанно тискающих себе промежность. А вот открытую демонстрацию онанизма школьником старшего класса довелось наблюдать только однажды во время велосипедной прогулки. Присутствовало нас не менее десяти человек Демонстрировал «свои таланты» лучший математик нашей средней школы, парень абсолютно трезвомыслящий, физически очень развитый и мощный. Тогда автор этой статьи впервые смог убедиться, что слова «онанизм», «дрочить член» или «дрочить шишку» — не пустой звук, не невесть что, выдуманное для оскорбления юношеского достоинства, а реальный физиологический процесс.
Среди девочек-подростков Карелии, как и повсюду в России, достаточно распространено «шупание», то есть хватание подруг за груди, попытки забраться рукою до тайного уда подружки, а равно и игровые имитации полового акта, его движений. Последнее имеет место также и в мальчишеской возне и играх. Причем ни среди мальчиков, ни среди девочек имитации не сопровождаются раздеванием и заголением каких-либо частей тела: в чем одеты, в том и имитируют. У мальчиков эта игра зачастую направлена на выявление лидерства, поскольку «активную партию» ведет тот, кто сильнее, чего за девочками подмечать мне не приходилось. На выявление лидерства направлены также и имеющиеся в мальчишеской среде «шупания», суперзадача которых пребольно дернуть за половой член товарища или ущемить его «яблоки Адама» в своей ладони так, чтобы тот взвыл от боли и запросил пощады. В этом смысле мальчишеские «шупания» напрочь лишены эротичности, чего нельзя сказать о девичьих. Хотя и там тоже определяется лидер, играющий активную роль. Примечательно, что и мальчишеские и девичьи имитации полового акта, при которых мне доводилось присутствовать, исполнялись в позе лицом к лицу, стоя или лежа.
Если проследить за развитием полового интереса с раннего детства, то можно заметить, что взаимный интерес к половым органам друг друга мальчики и девочки обнаруживают лет в шесть, не ранее. До этого их сажают на горшки друг против друга — и ничего. В средней группе детского сада начинаются подглядывания друг за другом в туалетах и во время летних обливаний водой на улице, в старшей группе показывают друг дружке «переднее» и «заднее» места, играют в «папу с мамой», «в больницу» и т. п. Причем выясняется, что в детсадовском возрасте кого-то больше волнует разглядывание «переднего места», а кого-то — «заднего», даже у девочек. В нашем садике был даже такой уникум, который подглядывал за нами, мальчиками, во время дефекации и приходил в сильное, не побоюсь сказать, половое возбуждение, от вида того, как фекалии раздвигают задний проход, выходя наружу. Стало ли это для него первым шагом к будущей гомосексуальной ориентации, неизвестно: мальчик тот после школы сразу поступил в один из московских вузов. С какого возраста ребенок может сексуально возбуждаться, судить не берусь. Однако однажды мне довелось наблюдать сильную эрекцию полового члена шестилетнего мальчика, разглядывавшего цветные репродукции «Спящей Венеры» и «Данаи» в журнале «Огонек». На разглядывание картинок, правда, спровоцировали его мы, двенадцатилетние.
Двенадцать лет, по-видимому, и есть период взрывного возрастания первоначального полового интереса. В г. Вытегра в 1960-х годах четыре из четырех известных автору случаев наиболее ранневозрастньгх сексуальных контактов мальчиков и девочек имели место именно между двенадцатилетними. Причем в двух случаях инициатива исходила от девочек, а в двух — от мальчиков. Так что половой интерес в этом возрасте, скорее всего, обоюдный.
В норме сексуальное желание в 12 лет еще скрывается, крайне редко вырывается наружу. А вот в детских домах для подростков (в Андоме, Вытегорского района, в городах Пудоже и Медвежьегорске) оно очень рано переходит в плоскость практического интереса. По заверениям одного из моих бывших одноклассников, многократно навещавшего детский дом в Андоме, там «девочек нет даже среди восьмиклассниц — все перетрахались со своими и чужими парнями». Мнение на сей счет преподавателей-мужчин, с которыми мне доводилось беседовать в 1970-1980-х годах в Медвежьегорске и Пудоже, очень близко к тому, что прозвучало выше. К тому же преподаватели, скорее всего, далеко не обо всем знают из того, что происходит там на самом деле. Однако детский дом — это особая статья, особый случай. Его реальность в условиях малых провинциальных городов Карелии отличается, как небо от земли, даже от реальностей обычной школы- интерната, в которую подростки приезжают жить и учиться всего на пять дней в неделю, чтобы на выходные уезжать домой к родителям. Но и там взаиморастления подростков происходят чаще, чем в обыденной жизни села или деревни. Впрочем, жизнь есть жизнь. В 1973 году весь Вьггегорский район судачил о том, что деревенская девочка-восьмиклассница (дело было неподалеку от уже упомянутой Андомы) всю ночь занималась любовью с семнадцатью студентами лесотехникума. А объяснила она это потом тем, что «ей очень- очень захотелось».
В школах, где учатся обычные дети из обычных семей, проявления полового интереса двенадцатилетних подростков тоже имеют место, но в иных формах. Мальчики начинают, кто украдкой, кто в открытую, «щупать» девочек за груди. Иногда бывает, что в школе вечером гаснет свет, тогда может начаться настоящая свалка. Не разобрав, могут «потрогать» в темноте и парня. Однако находятся девочки, которые жалуются своим родителям, те — учителям, а значит, проводится работа по устыжению наглецов. Работа эта всегда приводит к одному и тому же результату — коллективные «щупанья» прекращаются сразу, индивидуальные же имеют место только в качестве редкого рецидива. Начало, пик и конец «щупаний» приходится на 12-13 лет. Но желание узнать, что же такое девочки, из чего они сделаны, не проходит. Многие мальчики так никогда и не участвуют в коллективных и индивидуальных щупаниях по самой простой причине — им стыдно.
В 14-15 лет открываются иные возможности удовлетворения полового интереса. Мальчики начинают «дружить» с девочками, ходить с ними в кино. Но отношения эти еще очень целомудренны. Разве что бывают первые поцелуи, и только. В 16-17 лет мальчики начинают не столько «дружить» с девочками, сколько «гулять». А это уже подразумевает поцелуи как самое заурядное совместное времяпрепровождение, а кроме того, начинаются «тискания» с тесными прижиманиями друг к другу, поглаживанием коленок и грудей девушки, с поцелуями обнаженных грудей где-нибудь на лестничной клетке, на скамейке в садике. Впрочем, «хождения» и «гуляния» — тоже удел немногих, наиболее настырных и боевых парней и девушек. К тому же девушки в этом возрасте уже начинают заглядываться на тех, кто постарше их хотя бы на пару лет.
В 1960-1980-х годах для самых сексуально активных парней в русской Карелии в норме было иметь первые половые контакты лет в 17-19, еще до ухода на службу в ряды Советской Армии, а для умеренно активных — уже после службы. В случаях, когда девушка и парень «дружили», а затем «гуляли» вполне искренне, вступление в половую жизнь обеспечивалось браком до призыва парня в армию. Изредка успевали жениться те, кому «хотелось так, что невмоготу». Бывали в наших краях и такие, кто решался на изнасилование и отправлялся надолго в тюрьму. В целом же вступление в половую жизнь, как и браки до службы в Советской Армии, в 1960 — 1980-е годы были в Карелии не таким частым, как сейчас, явлением.
Возраст вступления в первый половой контакт самых «боевитых» девушек в норме на год или два ниже, чем у юношей. На первый «контакт» они идут обычно не с ровесниками, а больше с теми, кто уже отслужил в армии и, как правило, «созрел», чтобы завести семью. Крайне редко бывает и наоборот. Автору, в частности, известен в родных краях всего один случай, когда девушка 16-ти лет позвала с собой загорать за город 13-летнего мальчика и там его соблазнила. Она и дальше имела с ним половые контакты. Объяснила же она свои действия тем, что от более старших парней боялась забеременеть.
Отклонения от общей нормы конечно же всегда имели место. Это могло быть образование семейной пары из старшеклассников, получающий огласку аборт или рождение ребенка несовершеннолетней девицей вне брака. Но за десятилетия (1960-1980-е гг.) это были исключительно скандальные происшествия, сотрясавшие педсоветы, вызывавшие пересуды, которые не затихали годами. Происходило такое не часто: раз в три-четыре года на район или город. Оценки в пересудах звучали разные: от резко негативных до откровенно завистливых, типа: «Молодец, что родила и в 16 мужа-красавца заимела. А мы-то, дуры, до 24 лет в девках ходили». Самооценки тоже звучали порою самые неожиданные: «А если 6 знала, что это так приятно, то еще бы раньше с мужиками гулять начала».
В целом же, еще раз повторю, возраст вступления в половую жизнь юношей и девушек в Карелии был достаточно поздним. У юношей — из-за собственной стеснительности, у девушек — из-за традиционной нравственной установки, что замуж, если правильно, то надо выходить девственницей. Парни и девушки из этой категории обычно не становились завсегдатаями вечерних танцплощадок, а больше сидели дома. «Домоседов» и «домоседок» в те годы неизменно подмечали родительницы потенциальных женихов и невест. В глазах общественного мнения русских Карелии брачная оценка «домоседов» была выше, чем у тех, кто постоянно пропадал «на танцульках». Если сравнить с традиционными установками, то мир перевернулся на 180 градусов: еще в начале 1930-х совсем не сватали тех девушек, кто почему-либо уклонялся от посещений деревенских бесед и сельских народных гуляний, а теперь домоседы стали чуть ли не лучшими из всего круга потенциальных женихов и невест. Вне зависимости от других причин, из категории «достойных женихов» уже с начала 1960-х годов исключаются все рано спивающиеся парни. У пьющих, словно у девиц, молодые годы (до 20-21 года) — самое лучшее время для заключения брака, ибо потом уже никто за них замуж не идет. Правда, в среднем возрасте некоторые спивающиеся мужчины находят себе под стать потрепанную жизнью алкоголичку. Есть и такие горькие пьяницы с малых лет, что на всю жизнь так и остаются девственниками. Двух таких неудачников (45 и 52 лет) мне довелось повстречать в Заонежье.
Может возникнуть вопрос, а как же удовлетворялся половой интерес парней, не желавших жениться после службы в армии достаточно длительный период? Казалось бы, они должны искать тех, кто развелся с мужьями в молодом возрасте. Но нет. Юные «разведенки» обычно стремятся к новому браку или хотя бы длительному сожительству, а потому не любят принимать у себя тех, кто заявляется к ним, когда вздумается. Поэтому нашим «ловеласам» в 1960-1980-е годы, да и ныне тоже, случайные половые контакты предоставляют одни и те же немногие женщины, что загуляли еще лет в 15-17, да так и не смогли остановиться. Впрочем, замуж они, в конце концов, тоже выходят. И это скорее закономерность, чем парадокс. Причем замуж идут нередко именно за «ловеласов». А если быть до конца честным, то не такие уж наши гулящие девушки «пробляди» как об этом болтают наши же гулящие парни. Такая, что была бы доступной всем и каждому, мне лично в Карелии не встретилась ни разу. Наблюдая, как им делаются сексуальные предложения, замечал, что так называемые «пробляди» делают выбор чаще отрицательный, чем положительный, под каждого, кто захотел по пьянке сексуальных приключений, не ложатся. Местная же специфика состоит в том, что местные «пробляди» охотнее всего прибегают к услугам моряков с самоходок «река-море», которые, и это каждому понятно, в наших краях не задержатся, никому и ничего о них не расскажут. Если честно, то нам в юности порою из-за этого за себя было обидно. До полного безразличия в выборе половых партнеров наши «девушки» доходят только с возрастом известным, уже изрядно спившись, когда действительно за стакан красного вина ложатся под каждого, этот стакан предлагающего.
Те, кого я здесь именую «ловеласами», сильно отличаются от данной категории мужчин, проживающей в Москве, Санкт-Петербурге или даже в Петрозаводске. Сексуальный опыт наших «ловеласов» очень ограничен. Видывал я таких, что ставили своею целью довести личный список соблазненных женщин до пяти, до семи, до девяти, а на следующей — и ожениться. Иногда «суперзадача» состояла не в числе женщин, а в достижении возраста, с которого мужчина готов был обременить себя семейными обязанностями. Редко кто выдерживал именно этот принцип (женились обычно раньше предполагаемого срока): из друзей моего старшего брата выдюжил и женился в 34 года только один. Еще один женился, только когда почернели и выпали все зубы спереди. Список русских «ловеласов» Карелии достаточно ограничен. Самые-самые из удачливых по части женского пола (люди уже семейные) хвастались числом в 30, 33 и 47 соблазненных женщин. Достоверность мужских подсчетов вызывает серьезные сомнения. Во-первых, как всегда бывает у мужчин, хвастовства больше, чем дела. Другого просто быть не может: ибо хвастуны эти половой зрелости достигли в период, когда послевоенные половозрастные диспропорции уже были ликвидированы, а специальных танцев для взрослых, ресторанов и пляжей для отдыхающих, где бы они могли знакомиться со все новыми, готовыми на случайный половой контакт женщинами, нет ни к северу, ни к востоку от Онежского озера.
Особый предмет гордости наших «ловеласов» представляет счет совращенных девственниц, а также зарок жениться только на третьей или пятой своей «девочке». Но здесь правды еще меньше. Причем мужчины-то могут вести подсчеты свои совершенно искренне. Дело в другом. Одна из землячек мне призналась, что трижды прикидывалась «девочкой», пока замуж вышла, и никто из тех троих обмана не заподозрил. Вот тебе и счет! Прикидываться «девочками» у нас проще некуда: отдаются парням в месячные. Самые опытные еще и подмываются квасцами. Тут даже не всякий парень с сексуальным опытом разберется: пальчиком-то проверить, как деды учили, не всякий соображает! Лучше всего эту ситуацию может охарактеризовать, наверное, наш старинный народный анекдот: «Лезет на молодую в первую брачную ночь мужик и молится: „Господи, помоги девятую целку сломать!“ А молодая ему отвечает: „Да ладно, не молись, вались да спи себе с Богом. Ты мой — сороковой!“ Впрочем, заблуждениями страдают и некоторые девицы. Сколько раз доводилось слышать примерно такое: „Ну, подумаешь, если один раз всего-то с другим было. Считай, что ничего не было!“ Ну, как, скажите на милость, будущий ревнивый муж найдет у такой девушки искомую невинность?
Теперь о сексуальной лексике и практике моих земляков. Поза лицом к лицу в лежачем положении у русских Карелии именуется „пирожком“ (снизу тесто, сверху — начинка), поза сзади — »раком", «конем» или «коньком», а соитие в разных позах в течение одного полового акта обозначается исключительно описательным выражением: «Крутится, как блины на сковородке». О сохранившей девственность молодой особе женского пола мужчины у нас говорят, что она — «целка», «целяк», о потерявшей девственность — «нецелая», «рваная», «рвань», «рванина». Вполне позволительно выразиться молодожену после свадь-бы примерно в следующих словах: «Моя-то, рваная, суп сегодня пересолила». Давно уже никто, как во времена приезда в Олонецкую губернию Н. Е. Ончукова (начало XX в.), не скажет «блядь» про девушку, только-только лишившуюся девственности, но не вышедшую замуж. Это прозвище надо еще заслужить несколькими половыми контактами с разными партнерами. «Проститутками» наших «блядей» прозывают у нас разве что только всуе. Все прекрасно понимают, что проституция — это работа за деньги, а «блядство» — это образ половой жизни, при котором деньги за половой контакт не взимаются. Буквально до начала постперестроечного периода наши мужчины говорили о проститутках с большим уважением, чем о тех, кого причисляли к «блядям». Нельзя сказать, что проституция в постперестроечный период получила в районах традиционного расселения русских Карелии большое распространение. Но с нею здесь все же знакомы. В Пудоже, например, можно видеть каждый вечер дежурящую в ожидании вызова в «нумера» около телефонной будки при районной гостинице пятнадцатилетнюю шлюшку. Все знают, что она спит с мужчинами за деньги. Даже назовут цену. Но теперь, когда это явление общественной жизни проявилось уже не в далекой столице, а буквально под боком, уважения у наших мужчин к проституткам поубавилось. Вообще в постпе-рестроечный период снизился возраст первого вступления в половой контакт у нашей молодежи и явление это стало куда как более распространенным.
Половой орган девочек-детей, как уже отмечалось выше, у нас называют «пипкой», а орган девочек-подростков и девушек — «пиздушка», «целка», у женщин это — «пизда», «манда» и разные производные от этих двух слов. Последние считаются неприличными, ругательными. Заменителей для них, чтобы можно было употреблять в повседневной речи, очень мало, разве что «дыра», «просередка» и «лососа» (ср. загадку про самовар: «Как у нашей у молодки закипело в просередке, а у Ваньки-молодца позакапало с конца», или загадку сексуального содержания: «Что за рыба лососа, по бокам волоса, посередине красна полоса?»). Впрочем, все намеки считаются оскорбительными, за исключением, быть может, присловья: «Дыра-то, дыра, а вот девкою была!» Но и за такое высказывание подростки получают оплеухи от старших. Тогда как, например, на употребление слова «шишка» (в смысле мужской половой член) никаких запретов нет. Причина указанной табуизации не вполне понятна.
Из глаголов, означающих процесс совокупления, еще лет 40 назад был известен один, да и тот ненормативный — «ебаться». В сказках его заменяли глаголом «чесать»: "… и тут он начал ее чесать так, что только ерши полетели!" А вот для процесса лишения девственности имелись вполне нормативные выражения — «нарушить», «уделать» (напр.: «И вот он ее нарушил»). В ненормативной лексике это звучит как «целку сломал». Слово «сношаться» для обозначения совокупления проникло в речь моих земляков явно из анекдота: «Свидетельница: „Я тоже сначала подумала, что они сношаются, а подошла поближе, гляжу, а они не сношаются — ебутся“». Слово «трахаться» для повседневной речи стало нормативным совсем недавно, где-то с конца 1980-х — начала 1990-х годов, когда оно часто стало звучать в фильмах иностранного производства. В 1960-х и 1970-х годах его считали у нас ничуть не менее хулиганским, чем «ебаться». А до того, похоже, и вовсе не знали и не употребляли.
Отсюда проистекали многие неудобства для молодых людей при попытках склонить к близости девушку или молодую женщину, даже любимую. Не зная, что интимную близость можно предложить, например, выражением: «Хочу тебя!» или «Будь сегодня моей!» — прямо и грубо резали: «Дай пизды!», «Дай ебаться (вариант — »поебаться" или «Давай (будем) ебаться!») или просто: «Дай!» (а чего — само собой подразумевалось). Применение ненормативной лексики в таких случаях, как мне неоднократно рассказывали информантки, зачастую отталкивало их от мужчин, хотя взаимное желание к близости имелось. В период после Великой Отечественной войны, предлагая более длительную, чем на один-два раза интимную связь с намеком на возможную, но далеко не обязательную женитьбу, мужчины в наших краях говорили: «Давай сойдемся» или «Будем жить». Ныне эти словообороты уже исчезли из сексуальной интимно-завлекательной сферы, и, похоже, навсегда. А тогда, в условиях острого дефицита в мужчинах, подобные призывы звучали музыкою для многих истерзанных одиночеством женских сердец. В последние годы у молодежи и лиц среднего возраста разовые интимные предложения все чаще звучат, как в кинофильмах: «Давай займемся с тобой сексом». Причем все чаще и чаще инициативной стороной выступают женщины. Конечно, до сексуальной революции заонежанам еще далеко. Но первые робкие шаги, похоже, уже делаются. Идеологический путь к ней торит современное телевидение, практический — определенная часть выпускников вузов, возвращающаяся на родину из Петербурга, Петрозаводска и других больших городов России. Тем не менее перспективы такой революции представляются очень и очень отдаленными, ибо еще слишком сильны отголоски прежнего церковного и старообрядческого отношения к вопросам секса на всем пространстве русской Карелии.
Список литературы
К. К. Логинов. Элементы «порно» в народной культуре русских Карелии (кн.: Эрос и порнография в русской культуре. Под ред. М.Левитта и А. Топоркова. М.: ЛАДОМИР, 1999)