Малков Петр
Вопрособ отношении складывающейся христианской традиции первых веков к дохристианскойкультуре возник очень рано — уже при изначальном зарождении православногобогословия. В творениях христианских апологетов тема наследия античнойфилософии, искусства и литературы была одной из самых важных и значимых.
Ещево II в., в произведениях св. Иустина Философа, с одной стороны, и Татиана — сдругой, в основных чертах сложились два главных подхода к возможной оценкемногоразличных писаний «эллинских любомудров».
Мнениепо этому вопросу св. Иустина Философа (имея в виду его характеристику античнойкультуры в целом), как нам представляется, вполне правомерно соотнести сизвестными словами из проповеди святого апостола Павла в Афинах: «Афиняне!по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая вашисвятыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: „неведомомуБогу“. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (Деян17:22-23). По учению св. Иустина, Логосу-Христу причастен весь человеческийрод; «те, которые жили согласно со Словом, суть христиане, хотя бысчитались за безбожников: таковы между эллинами — Сократ и Гераклит и имподобные… ». Следовательно, все ложное в их религиозных и философскихпостроениях — то, что представляется чуждым самому духу христианства, — должнобыть отброшено, и, наоборот, истинное, то, что по духу, по мироощущению близкоЕвангелию (пусть даже и в русле языческой традиции) необходимо воспринять ипереосмыслить по-новому. Ведь, по словам св. Иустина, "… все, что сказанокем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам".
Инойвзгляд на значение греческой культуры присущ ученику св. Иустина — Татиану.Так, если богословие св. Иустина говорит нам о неких «христианах доХриста», то Татиан в своей «Речи против эллинов» полностьюотвергает все философское наследие античности как «языческие заблуждения,как детские бредни». Для него в одном только христианском учении и можетсодержаться истина. «Бога вы не знаете; и споря между собою,сами ниспровергаете друг друга», — говорит он, обращаясь к греческимфилософам и мифотворцам.
Дляпредставителей данного направления, оценивающего греческую «мудрость»однозначно отрицательно как целиком чуждую христианскому учению, идейноблизкими представляются совсем другие слова все того же апостола Павла:«Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своеюмудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богуюродством проповеди спасти верующих» (1 Кор 1:20-21). И потому для ещеодного «обличителя» античной культурной традиции — Тертуллиана — христианская вера есть прежде всего «безумие для эллинов»,«юродство во Христе»: «и умер Сын Божий — это совершеннодостоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес — это несомненно, ибо невозможно. Приписываемые богословской средневековой традицией этому латинскому авторуслова Credo quia absurdum вполне выражают как его собственный взгляд на смыслхристианской веры, так и то противопоставление понятий — »безумияверы" и «велеречивой эллинской премудрости», которое имело местов сознании ряда древних церковных писателей. По убеждению Тертуллиана, именнодохристианская философия как таковая и породила все ереси — «как раз отфилософии сами-то ереси и получают подстрекательство». По сути отсюдавпервые и возникает знаменитое противопоставление Афин и Иерусалима: «ЧтоАфины — Иерусалиму? что Академия — Церкви? что еретики — христианам?».
Такойвзгляд на языческую культуру существовал в Церкви на равных правах с упомянутойуже ранее «иустиновской» точкой зрения. «Широта» позицииИустина берет свое начало еще в философско-богословском учении Филона изАлександрии. Дальнейшее свое развитие она получила в творениях представителейАлександрийской школы христианской мысли — прежде всего в учении КлиментаАлександрийского.
Античнаяфилософия, по утверждению Климента, «была для эллинов таким жеруководителем, каким был и закон для евреев, и приводила их, как детей, коХристу (см. Гал 3:23- 24)». Философия, как он пишет, «некогда уже исама по себе оправдывала эллинов». Однако даже Климент не отрицает, чтохотя «учения эллинов, пусть они истинны, пусть и именами называютсятождественными с употребительными у нас, все-таки от содержимых намизначительно отклоняются; и предметы наших учений важнее, и доказательства нашиточнее, и действительность им свойственна Божественная ибо мынаучены Самим Богом (1 Фее 4:9), получив эти по истине Священные Писания отСына Божия».
Здесьнеобходимо отметить, что даже при подобном сходстве общей оценки античныхфилософских учений в творениях Климента Александрийского с мнением о том жепредмете св. Иустина Философа конечные цели в их высказываниях по этому вопросубыли все же несколько отличны друг от друга. Само различие эпох, в которые жилисв. Иустин и Климент, определило и различие их подхода к проблеме«оправдания» античной культуры. По замечанию современного историкафилософии Г.Г. Майорова, «задача Иустина — показать убежденным язычникам,что христианское учение не является абсурдным с точки зрения наиболее»духовных" образцов языческой философии и поэтому заслуживаеттерпимого к себе отношения. Задача Климента — убедить христиан или желающихстать таковыми, что языческая философия в большинстве случаев не являетсяабсурдной с точки зрения христианского вероучения, что она, более того, служила«приуготовлением» к христианству и поэтому заслуживает всяческогоуважения и изучения. В первом случае — апология христианства перед судомантичной культуры, во втором — скорее апология античной культуры перед судомхристианства".
Итак,теперь уже не христианское вероучение, но языческая философия нуждается воправдании и защите.
Вместес дальнейшим развитием православной богословской мысли, с постепеннымпревращением христианства в официально и повсеместно принятое в государствевероучение, начинает терять свою актуальность и вопрос о значении античнойкультурной традиции именно как явления, подготовившего эллинский мир квосприятию христианского Откровения. Отныне вопрос о языческой культуревводится лишь к одному: допустимо ли использовать классические образцы античныхфилософских и литературных, музыкальных и живописных произведений приформировании уж собственно христианской культуры, при воспитании христианскойличности?
Наэто важнейшее вопрошание эпохи и дали свой ответ представители поистине «золотоговека» христианской мысли — святители Василий Великий и Григорий Богослов,и здесь следует обратиться к трактату свт. Василия Великого «К юношам отом, как пользоваться языческими сочинениями».
Длясвт. Василия, оценивающего языческие книги равным образом с точки зрения ихсугубо нравственной пользы, безусловную важность и подлинно высокий духовныйавторитет могут иметь, конечно же, только Священное Писание и Предание — таинственные и богооткровенные. Однако, как считает Святитель, в тот период нашейжизни, когда мы еще лишь начинаем наше «возрастание», еще толькоприближаемся к постижению непреходящей значимости божественного откровения,книг Библии, «мы и в других писаниях, вовсе от них далеких, упражняем навремя духовное око как в некоторых тенях и зеркалах». Подвиг веры, — ккоторому мы все призваны и ради исполнения которого мы отдаем порой все нашисилы, — по убеждению свт. Василия Великого, трудно совершить без достаточноподробного знакомства со светской культурой, без бесед «и со стихотворцами,и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может бытьлишь какая-либо польза к попечению о душе». Творения античных мыслителейкак бы «отражают» в себе некий свет, отблеск подлиннойбогооткровенной истины — пусть и несколько искаженно (подобно тому, каксолнечный свет отражается в воде), но при этом вполне зримо, ощутимо. Толькоухе значительно позднее, — привыкнув к подобной «мягкой пище», — мыобращаемся собственно к Священному Писанию: познав отраженный, вторичный свет,учимся смотреть и на само солнце.
Интересноотметить, что, по убеждению свт. Василия, Священное Писание, равно как исочинения античных философов, как бы возрастают на «едином древе».«Конечно, — говорит он, — собственное превосходство дерева — изобиловатьзрелыми плодами; но оно носит на себе и некоторое украшение — листы,колеблющиеся на ветвях: так и в душе истина есть преимущественный плод, но нелишено приятности и то, если облечена душа внешнею мудростию, как листьями,которые служат покровом плоду и производят не неприличный вид». Именнопоэтому-то, по толкованию свт. Василия, для ветхозаветных пророков Моисея иДаниила было отнюдь не зазорным делом изучение языческой мудрости — будь томудрость египетская или халдейская.
Какправило, во всех других писаниях Святителя имена греческих философов, поэтов инародных героев упоминаются крайне редко. Однако в трактате «Кюношам» перед взором читателя проходит целая вереница знаменитыхисторических деятелей, любомудров и литературных персонажей, известных по лучшимобразцам эллинских языческих сочинений. Личности Гесиода и Гомера, Платона иСократа, Фидия и Поликлета, Евклида и Диогена, Одиссея и Геракла служат длясвт. Василия примером подлинно высокой, в известном смысле даже и сходной схристианской нравственности. Говоря о тех или иных поступках Сократа, Периклаили Александра Македонского, Святитель все время старается провести некуюпараллель между их деяниями и теми добродетельными устремлениями, что были нампредуказаны от творения и с такой полнотой выражены Самим Спасителем в ЕгоНагорной проповеди. Так Сократ, не задумываясь, «подставляет другующеку», Перикл от всего сердца желает добра своим врагам, Александр — нетолько не совершает прелюбодеяния, но стремится не согрешить даже и в мыслях.Каждый из них по-своему как бы предощущает, предугадывает все те великие,подлинно высоконравственные принципы, которые были сформулированы и изреченынесколько веков спустя на холмах далекой Галилеи.
Конечноже, свт. Василий постоянно подчеркивает различие между языческими сочинениями.Он говорит о полезности многих из произведений античных авторов, не забывая приэтом отметить и те опасные тенденции, которые в них содержатся. «Посему, — пишет Святитель, — со всяким охранением надобно оберегать душу, чтоб, находя удовольствиев словах, незаметно не принять чего-нибудь худого, как иные с медом глотаютядовитые вещества. Поэтому не будем хвалить стихотворцев, когда злословят,насмехаются, представляют влюбленных и упивающихся, или когда ограничиваютблаженство раздольным столом и разгульными песнями. Всего же менее будемвнимать им, когда говорят что-нибудь о многих богах, и притомразномыслящих».
Ивсе же «злоупотребление не отменяет употребления»: по убеждению свт.Василия, и языческие сочинения бывают способны принести нам немалую пользу.Через посредство философии и литературы, скульптурных изображений и мозаичныхкартин античности человек, по мнению Святителя, также может в значительной мереприблизиться к истине христианства. Как, срывая розу, мы способны избежать еешипов, так, читая труды Гомера или Платона, мы можем, оставив в стороне всечуждое православному мировосприятию, найти в них много поистине высоких ивеликих мыслей, чистых нравственных идеалов. «В тщательно собирающихпользу с каждой вещи (людях — П. М.), — пишет святитель Василий Великий, — каки в больших реках, отовсюду, обыкновенно, прибывает многое».
Самнаучившись такой «языческой мудрости» во время жизни в Афинах, свт.Василий весьма успешно применял свое знание философского опыта в богословскихсочинениях. По замечанию ряда исследователей истории христианской мысли, нанего имел большое влияние платоновский «Тимей», используемыйСвятителем при написании его знаменитого «Шестоднева». Истолковываяветхозаветный рассказ о Творении мира, свт. Василий зачастую как бы«переводил», «перелагал», библейские космологические образына философский эллинистический язык и наоборот.
Подобноеотношение к античной культурной традиции также было бы возможно выразитьсловами святого апостола Павла. Христиане, воспринимая все самое ценное вмногоразличных культурах, цивилизациях и просто областях жизни, «пленяютвсякое помышление в послушание Христу» (см. 2 Кор 10:5), как бы берут навооружение все лучшее, присваивая себе. И действительно — немало полезного иважного содержится в той «внешней учености», которой, по выражениюсвятителя Григория Богослова, «многие из христиан, по худому разумению,гнушаются, как злохудожною, опасною и удаляющею от Бога. Недаром эти словабыли сказаны свт. Григорием именно в прощальной речи над гробом свт. ВасилияВеликого — того, кто первым из представителей „золотого века“ выразилподлинно христианское отношение к наследию античности. »… В науках, — говорит далее свт. Григорий, — мы заимствовали исследования и умозрения, ноотринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и во глубину погибели. Мыизвлекли из них полезное даже для самого благочестия, чрез худшее научившисьлучшему, и немощь их обратив в твердость нашего учения. Посему не должноунижать ученость, как рассуждают о сем некоторые: а напротив того, надобнопризнать глупыми и невеждами тех, которые, держась такого мнения, желали бывсех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственныйнедостаток и избежать обличения в невежестве". Свт. Василий Великий учитнас в своем «Шестодневе», что все лучшее в этом мире, все поистинезначимое, конечно же, может иметь своим источником одно и только одно Начало — Первейшего Художника и Творца всего сущего. Именно потому-то и оказываетсяверен древний христианский принцип: все лучшее в нашей жизни, принадлежа Богу,«даруется» Им и через Него всем христианам. Верно это и по отношениюк высокой античной культуре. Душа человеческая — «христианка» посвоей природе — всегда способна ощутить те богодарованные законы, что действуютв мире еще с момента его создания. Законы совести, идея блага воспринималисьантичными мыслителями быть может не менее остро, чем, скажем, нами — современными христианами. Пусть даже и лишенные знания об Истинном Боге,философы, поэты и художники античности все же прекрасно ощущали нечто такое,что позволяло им порой приблизиться к пониманию той божественной правды,которая в те времена почиталась принадлежавшей одному еврейскому народу — правды о Едином и Благом Творце.
Вместес приходом в наш мир Искупителя, вместе с появлением Новозаветной Церквипроизошло и некое умозрительное «преображение» античной культуры. Из«побасенок» о богах и героях, из злых и жестоких легенд мифологии, — из этой темной стороны древней цивилизации христианство не восприняло ничего.Но, с другой стороны, оно как бы «воцерковило» все то светлое,благое, духовно (или пусть хотя бы душевно) высокое, что содержится в эллинскойязыческой культуре. Преодолев узость иудейской культурной традиции — «выросши» из сделавшейся уже тесной ветхозаветной колыбели, — христианство шагнуло со своей проповедью в языческий мир, — не мир богов,титанов, героев, но мир умирающей, впавшей в «уныние» римскойцивилизации. И тогда христианство, восприняв все лучшее, что было в этой цивилизации,как бы приобщило, «привило» ее к «древу Церкви». На этомдреве (вспомним символический образ у свт. Василия) уже были плоды, но еще непоявилось достаточно густой листвы. Теперь же церковное древо пышно зазеленело.Превзойдя мрачноватую ограниченность восточной еврейской культуры, христианствоукрасилось яркими узорами мозаик, звучными мелодиями духовных песнопений,мерной красотой риторского искусства проповеди. Уныние античной цивилизацииисчезло вместе с уходом в небытие всего того темного, что жило в ней: мир ужеобрел новую веру и новую надежду, веру во Христа и надежду на спасение,освятившие и просветлившие все важное для нас и благое, в том числе ичеловеческую культуру.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru