Парийский Л. Н.
Вопросо языке нашего русского православного богослужения принадлежит к числужизненных вопросов, правильный ответ на которые надо всегда знать, чтобы,избежать всех опасностей, связанных с непродуманным и быстрым решением их.
Вопросо языке нашего богослужения время от времени вспыхивал в последнее столетие нераз.
Онимеет значение и в наше время, когда в состав Русской Православной Церквивходят много разных национальностей, имеющих свой литературный язык: украинцы,белорусы, эстонцы, латыши, литвины и др. У некоторых из них проявляютсятенденции совершать богослужение на своем родном языке. Все рационалистическиесекты и расколы в Русской Православной Церкви всегда начинали с гонения нацерковно-славянский язык.
Сравнительнонедавно пришлось пережить сильные нападки на церковно-славянский богослужебныйязык от своих же соотечественников. Они говорили: церковное богослужение должносовершаться на родном языке, церковно-славянский язык умер, церковная жизньтребует живого языка, церковно-славянский язык для народа — чужой язык.
Вкраткой заметке мы дадим, прежде всего, ответ, является ли церковно-славянскийязык — чужим языком для русского народа и есть ли он мертвый язык?
Нынешнийцерковно-славянский язык наших богослужебных книг произошел издревне-славянского языка в соединении с элементами живого русского наречия.Древне-славянский язык св. Кирилла и Мефодия по корням своим есть язык близкородственный русскому. Русский народ, приняв литературный богословский язык отболгар, не рабски воспринял его, а переработал его в своем сознании, влил внего элементы своего духа. Все исторические памятники древне-русской литературысвидетельствуют, как происходил процесс слияния славянского языка с живойрусской речью и как он продолжается и в настоящее время в условияхорганического слияния.
Почтивсе корни слов и их значения общи у церковно-славянского языка с русским. Вэтом легко убедиться всякому, кто обратился бы с этой целью к богослужебнымкнигам. Из общего количества слов, употребленных в самой трудной славянскойкниге — псалтири — найдется не более ста слов, нуждающихся в переводе. К нимпринадлежат слова: абие, аще, брение, буий, векую, ганание, гобзование, егда ит. п. В это число входят и иностранные слова, оставшиеся в церковно-славянскомязыке без перевода: онагр, скимен, скрания и т. д.
Сдругой стороны, если мы обратимся к литературному русскому языку, то увидимтакже, что литературный русский язык представляет неразделимое сочетаниеэлементов русского наречия с элементами церковно-славянскими. «Говорить орусском языке, как о языке отдельном от церковно-славянского, — никак нельзя»(Буслаев. Ист. граммат., § 17).
Еслиобратимся к народной поэзии, то и здесь мы найдем немало общего с элементамицерковно-славянскими, например, в формах кратких прилагательных: злат, бел,горюч, в употреблении звательного падежа: батюшко, в формах вспомогательногоглагола: ах ты, гой еси, гой есте, бысть (бысть без памяти), в местоименныхформах: мене, ти, в церковно-славянской форме неопределенного наклонения:улыбатися, вытиратися, повытряхнути, крестьянствовати и т. д., в множествеслов, перешедших в народно-поэтическую речь из церкви, например: риза, един,возглаголет, добре, зде, паче и т. д.
Нашасовременная прозаическая речь буквально пересыпана корнями и формамицерковно-славянских слов, например: млекопитающее, млечный путь, прохлада,прозрачный, древесина, древесный, животное. Все эти слова взяты изцерковно-славянских: млеко, древо, хлад, зрак, живот.
Славянскиеслова в русских и русские в славянских так переплелись и образовали вместе«великий, могучий, правдивый, свободный русский язык», что говорить:церковно-славянский язык чужой для нас, — невозможно.
Являетсяли церковно-славянский язык мертвым, на котором не подобает служить ЖивомуБогу? — Нет. Говорят, что церковно-славянский язык должен считаться мертвымпотому, что нет ни одного народа, который говорил бы на нем.
Действительно,на нем не говорит ни один славянский народ, но зато на нём все многомиллионноеславянство говорит с Богом, молится, а молитва есть живое общение человека сБогом… Поэтому никак нельзя назвать церковно-славянский язык мертвым.Воздыхание и слезы, которые исторгают слова этого языка из души человека,свидетельствуют о жизни языка, а не о его смерти. Каждый из нас знает, какоедействие производят на падшую душу человеческую церковно-славянские слова:«душе моя, душе моя, востани, что спиши? конец приближается и имаши смутитися».
ПеснопенияСтрастной седмицы и Пасхи не звучат ли для нас необыкновенной силой мысли ичувства?
Церковно-славянскиепеснопения живы и живительны. Они не только живых членов Церкви связуютвоедино, но и тех, которые уже умерли для земной жизни. Наши близкие, дорогиеумершие предки и наши святые угодники земли русской преп. Антоний и Феодосии,преп. Сергий, преп. Серафим Саровский, свв. угодники земли Сербской: св. Савва,преп. Параскева, св. чудотворцы Болгарские, например, преп. Иоанн Рыльский имножество других православных славянских святых от свв. Кирилла и Мефодиямолились на этом же церковно-славянском языке и теми же словами, какими и мытеперь молимся. Этой традицией мы бесконечно дорожим.
Определяяжизнь или смерть языка, надо не забывать, что слово есть выражение мысли. Безидеи слово — пустое звучание.- Если церковно-славянский язык вызывает мысли,будит чувства, значит он живет, а мы уже знаем на опыте, что он и вызываетмысли и будит чувства.
Нечегоуказывать, что в церковно-славянском языке много непонятных слов. Непонятныхслов и выражений сколько угодно и в современном русском языке, недаром в одномиз современных нам журналов заведен отдел: «Почему мы так говорим? например:«турусы на колесах», «бить баклуши», «разорить до тла», «попасть впросак»,«нести ахинею» и т. д.
Исовременную речь и книгу каждый из нас понимает в меру своего развития иобразования. Недаром для изучения доклада или речи устраиваются кружки, где этаречь прорабатывается для полного усвоения содержания слушателями.
Отсюдапервая задача по отношению к церковно-славянскому языку: просвещать сознаниеверующих. Церковные слова будут оживать в слухе и разуме молящихся по меретого, как будет возвышаться религиозное просвещение народных масс. Кроме того,для оживления церковных глаголов требуется общенародное пение, живое участиенарода в совершении богослужений; слово, исходящее из уст человека, живее идейственнее для сознания человека, чем то же слово, которое входит извне в слухего.
Силаслова — в мысли и чувстве, с ним соединяемых и им вызываемых. Слова сами посебе мертвы и немы, пока мы на них не отзываемся мыслью и чувством. Например,слово: Пасха. Это слово не наше, чужое. Многие затруднятся перевести его, но сним соединяется масса радостных чувств и определенных идей, которыеопределяются словами: пасхальные мысли, пасхальные чувства. При таком отношениик слову, нам становится безразличным: русское ли оно, славянское ли оно, илигреческое: оно — наше и уничтожению из употребления не подлежит.
Когдауказывают на устарелые славянские выражения: «трость изречения», «телесеозлобления» и т. д. в качестве доказательства мертвенности церковно-славянскогоязыка, то что можно сказать, когда, открывая книги, написанные нашимисовременниками, мы прочтем такие выражения: «Как нерожденных чад зачаткисверлим себе для крика горла пять пальцев, пять лучей в перчатке звезда наделкой простерла». (Пастернак. «Новый мир» № 1/2 — 1946 г.). Таких примеров можно привести бесчисленное множество. Вот речь, написанная русскими словамии совершенно непонятная.
Церковно-славянскийязык чрезвычайно подходит к стилю православного богослужения. Что такое стиль?Стиль есть подчинение внешней формы внутренней идее, выражаемой этим внешним.
Богослужение— это целое (синтез), элементы которого: чтение, пение, архитектура, иконопись,язык и т. д. служат одной цели — гармонии богослужения. Только с точки зрениясоответствия цели православного богослужения в храме должно рассматривать этиэлементы, например: в архитектуре церквей мы найдем много лишнего, странного инепонятного. Здесь все не так, как в жилищах для людей, но церковь есть домБожий, а не жилище человеческое; в ней все подчинено идее Богопочитания и присвете этой идеи мы понимаем, что так и должно быть в архитектуре церкви.
Церковнаяиконопись — не обычная живопись: в ней много условного, символического инепонятного, опять-таки потому, что она преследует иные цели, чем светскаяживопись.
Церковнаяутварь тоже необычна и даже название утвари придуманные другие, например: непосуда, а сосуды. Здесь, в церкви, стол называется престол, стул — седалище ит. д.
Анапевы церковные? Гласовые — напевы церковные, они резко различаются отсветских, мирских напевов. Русский народ создал для отличия их два слова: песняи песнь. К сожалению, современные композиторы и регенты не всегда понимают этосущественное различие.
СвятейшийПатриарх Алексий в послании к настоятелям гор. Москвы пишет: «Святыми отцами,установившими не только богослужебный чин в храмах, но и их внешний вид ивнутреннее устройство, все было продумано, все предусмотрено и устроено длясоздания особого» настроения молящихся, дабы ничто в храме не оскорбляло нислуха, ни взора и дабы ничто не отвлекало от устремления к небу и к Богу, кмиру горнему, отображением которого должен являться храм Божий».
Отсюдаясно, что и наш язык в богослужении должен отличаться от обычного, которым мыговорим дома, на улице, на базаре. Как необычна в храме архитектура, живопись,утварь, напевы, так и язык, на котором возносятся к Богу молитвы, должен бытьнеобычен. Святейший Патриарх Алексий пишет: «Если в просьбах наших к людям, откоторых мы ожидаем получить то или иное, мы выдерживаем нужный, частопочтительный и во всяком случае серьезный тон, то почему в прошениях наших кГосподу мы дерзаем брать тон дерзновенных и легкомысленных театральных излияний,исключающих всякое благоговение»?
Языкбогослужебный должен быть в стиле богослужения. В теории словесности всегдаразличаются язык и стиль. Под стилем разумеется язык, состоящий из подобранныхслов, находящихся в гармонической связи с выражаемой при помощи их идеи, ондолжен быть в согласии с личностью автора и с особенностями данного времени инарода. Имеются различные стили: есть стиль сказки, есть стиль былин, естьстиль духовных стихов, есть стиль церковного пения. Церковно-славянский язык образуетдля молитв и песнопений возвышенный стиль. В этом отношении церковно-славянскийязык является неисчерпаемым сокровищем.
Всенаши великие поэты и художники, когда обращались к творчеству на церковныетемы, всегда пользовались церковно-славянским языком. Так поступил гениальныйпоэт А. С. Пушкин в стихотворениях: «Пророк» и «Великопостная молитва». Эти двапроизведения написаны А. С. Пушкиным почти сплошь церковно-славянскими словами.Значит А. С. Пушкин считал, что иначе писать не следует. Отношение Пушкина кцерковно-славянскому языку — урок для всех сторонников переложенияцерковно-славянского языка на современный русский. «Речь церковно-славянскаявозбуждает в русских некоторое благоговение уже самыми своими звуками, хотяпонятными, но отличными от ежедневного говора, составляет приличное дополнениеторжественности нашей церковной службы (Буслаев. Истор. граммат. I, § 17).
М.В. Ломоносов давал высокую оценку церковно-славянскому языку и относил его квысокому стилю. Основная мысль М. В. Ломоносова, что идеи горнего порядкадолжны выражаться и языком горним, возвышенным, а о вещах житейской суетыследует говорить языком дольним, — психологически верна.
Вотпример, как одна и та же вещь звучит в славянском и в современном русскомязыке. Всем известен ирмос: «Крест начертав Моисей»… В точном русскомпереводе, изданном в 1914 г. Св. Синодом, он изложен так: «Моисей, начертавжезлом продольную надпись Креста, разделил Чермное море так, что Израиль прошелпо нем пешком; ударив же море поперек, против Фараоновых колесниц, он изобразилнепобедимое оружие (т. е. Крест) и вновь соединил море. Поэтому, запоем ХристуБогу нашему, ибо Он прославился». В этом переводе все понятно, но одобрит ликто из православных людей употребление этого перевода за богослужением с точкизрения богослужебного стиля? — На славянском языке: «Крест начертав» — поэзия,— в русском переводе — сухая проза. Там — стильный богослужебный язык, здесь —его нет и в помине. Позволим себе привести еще один пример: стихиру на «Слава иныне» в 'Великий Пяток: «Страшное и преславное таинство днесь действуемозрится: неосязаемый — удержавается, вяжется разрешали Адама от клятвы; втемнице затворяется, иже бездну затворивый; Пилату предстоит, Емуже трепетомпредстоят небесные силы; заушается рукою создания — Создатель; на древоосуждается — судяй живым и мертвым; во гробе заключается — разоритель ада. Ижевся терпяй милосердно и всех спасый от клятвы, незлобиве Господи, слава Тебе».
Какаяглубина мысли и чувства! Какая высокая художественная речь! Какие контрасты,антитезы, противоположения, они так и врезаются в сознание: «неосязаемый —удержавается, вяжется — разрешали Адама от клятвы...»
Итак,те обвинения, которые выдвигаются против церковно-славянского языка, как непонятного,значительно преувеличены. Утверждения, что язык церковно-славянский — чужой имертвый, несправедливы.
Напротив,достоинства церковно-славянского языка так велики, что наша задача состоит втом, чтобы сохранить этот великий язык, на котором были построены христианскоемиросозерцание и жизнь всех славянских православных народов. В областирелигиозных идей, для выражения высоких религиозных идей и чувствцерковно-славянский язык незаменим. Все русские люди, которым дороги славянскиебратство и единство всех славян, всегда стояли за сохранение общего всемславянского языка. Общий язык объединяет славян. Не потому ли поляки и хорватычасто забывают о своем славянстве и отпадают от славянского единства, чтоперестали говорить и молиться на языке свв. Кирилла и Мефодия? — Не обязаны лисохранением православия и славянских идей сербы и карпатороссы, которые присамых тяжелых обстоятельствах жизни, в течение ряда веков угнетаемые турками,венграми, сохранили православие и славянское единство, благодаря употреблениюцерковно-славянского языка — языка свв. братьев просветителей славянстваКирилла и Мефодия.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru