Никита Струве
Язаявил тему своего доклада «Брак как пророческое служение», а потом пришел вужас от дерзости употреблять ответственнейшее слово «пророческое», к которомунужно всегда относиться с большим целомудрием. Но, так сказать, «громкость»этого заглавия пришла мне на ум от высоты христианского учения о браке, особенно— на фоне кризиса, который претерпевает институт брака в нашем предельносекуляризированном обществе. И еще неизвестно, достигнут ли пределсекуляризации! В этом смысле постатеистическое общество бывших коммунистическихстран, где более полувека Бог изгонялся из сознания людей, и наше, западное, вобщем, не многим отличаются друг от друга. Они не очень отличаются порелигиозному невежеству масс. Когда я говорю о массах, конечно, имею в видустуденческие массы, поскольку долгое время преподавал и с некоторым ужасомнаблюдал, как растет религиозное невежество среди западных студентов истуденток, у которых напоминание об апостоле Павле вызывает крайнее удивление:а кто же это такой? По религиозному невежеству, по расшатанности вековых устоев,(конечно, не нужно идеализировать вековые устои — в них было много фарисейства— но все-таки они были, выглядели устоями), по показателю разводов (в Парижскомокруге десять лет назад треть браков заканчивались разводом, сегодня это ужеполовина) данные сходятся с теми, которые мы встречаем касательно России, Украины— к посткоммунистическим странам.
Ивот мне показалось, что христианский брак носит «пророческий» характер именно втом смысле, что он возвещает сегодня больше, чем когда-либо. На самом деле онвсегда носил этот характер, но сегодня, в нынешней сверхобычной реальности, может,больше, чем когда-либо.
Всвое время монашество, когда оно появилось и расширилось в IV в., былопророческим институтом. Хотя оно существовало и существует, как определеннаярелигиозная категория почти во всех религиях, но именно в истории христианскойЦеркви монашество носило именно пророческий характер. Такой общественныйинститут, как брак, не мог его носить, но в наше время как раз он начинаетприобретать и это значение. Радикальная перемена началась на Востоке в коммунистическихстранах в связи с победой революции и марксистской идеологии. Затем онарастеклась по Европе с севера, из Швеции, где восторжествовала гедонистическаяформа тотализированного капитализма. И там, и тут она сопровождалась или прямымотрицанием религиозного начала в браке, или его предельным ослаблением.Впоследствии появились технические причины. Мы не можем называть их далекоотрицательными, но они облегчили и усилили перемену в нравах (я имею в видумассовое распространение почти совсем безвредных противозачаточных средств, котороепозволяло целиком разъединить половую жизнь и задание этой жизни).
Социалистическаяидеология принципиально подрывала или разрушала семью, поначалу, во всякомслучае. Энгельс считал, что единобрачие произошло от желания отъединиться и, размножившись,передать богатство своему потомству. И в марксистской перспективе детипринадлежали не столько родителям, сколько обществу, то есть в конечном итоге —государству. Всякая радикальная революция вначале освобождает человека отналоженных обществом или им самим ограничений. В первые годы Октябрьскойреволюции легче было развестись, чем переменить квартиру. Но постепенногосударство накладывает свою руку на частную жизнь граждан и пытается ееотрегулировать. Вообще, вопросы любви, вопросы четы, вопросы семьи не былипредвидены марксистской идеологией, они принадлежали к тем обширным областямчеловеческой жизнедеятельности, о которых марксизм и не задумывался.Единственное, к чему могло прийти целиком социалистическое организованноегосударство — это к регуляции любовных отношений. Любовь по талонам вопределенное время, назначенное властью, была мастерски показана ЕвгениемЗамятиным в романе «Мы». Это, конечно, чистая антиутопия. Ближе всего к этомукарикатурному идеалу подошел марксистский Китай в годы культурной революции, полноценноопределив обязательный возраст для брака: 27 лет — для мужчин, 25 — для женщини строго запретил всякие половые отношения до положенного срока. Затея эта, имевшаяне только идеологические причины, но и желание ограничить деторождаемость вперенаселенной стране, естественно, оказалась неосуществимой.
НаЗападе освобождение нравов произошло мирным путем. В этом во многом былоповинно фрейдовское учение, точнее, его восприятие. Сам Фрейд был верным супругом,хорошим семьянином, но его труды — объяснение всех психических и, главное, психопатологическихсостояний проблемами секса — оказали свое влияние. Культ тела, телесногоудовлетворения, включение секса в ряд таксигических объектов, возможностьбезнаказанности в смысле последствий и привели к обострению кризиса семьи. Но иу современного общества, как в былое время у марксизма, нет своей философиипола и брака. И это несмотря на то, что христианство до сего времени можетпоказаться миру устаревшим, отсталым. Это зависит отчасти от того языка, которыймы будем употреблять в разговоре с миром. Только в христианстве мы находимстройное и вдохновляющее понятие о поле и о браке. И здесь, разумеется, нужноиметь в виду, что христианское откровение, христианское благовестие предельноантиномично. Антиномично само по себе слово Богочеловек. Вчера Сергей СергеевичАверинцев говорил, какое сложное понятие — слово Богородица. Христианствоантиномично и почти во всех частностях и, в первую очередь, — в учении о браке.Мы знаем, Христос требовал от учеников, желающих следовать за Ним, бросить все:«Оставь свою мать и жену, и детей, и братьев, и сестер, и саму жизнь свою. Тот,кто этого не сделает, не может быть учеником». Но с другой стороны, мы такжезнаем, что первое чудо Христа совершено на брачном пире. Превращение воды ввино есть, несомненно, таинственный знак преображения родовой естественностибрака в иную, высшую верность. И даже в последней беседе с учениками Христосговорит о радости матери.
Всвоих словах Христос возводит единобрачие в абсолют. Вспомним: прелюбодеяниеосуждается, даже если оно не совершено. Всякий, кто смотрит на женщину свожделением, уже прелюбодействует с ней в сердце своем. Но и обратно, этоупоминалось сегодня по поводу самарянки: женщину, взятую в совершенном еюпрелюбодеянии, по Моисеевому закону осужденную на смерть, Христос не осудил, отпустил,простил. Имеем и мы в этих, казалось бы, противоречиях всю широту христианскогоблаговестия и отношения к жизни. С одной стороны, предельную трезвость чистотыи цельности, с другой — предельное снисхождение к тем, кто это совершенство, этуцельность нарушает, то есть предельное снисхождение и ко всем нам. И нам как-тонужно между этими двумя полюсами находить свое задание жизни, свои возможности,учитывать свои силы.
Уапостола Павла та же антиномичность: сам он был, как известно, не женат, советовал(правда, не настойчиво) следовать его примеру, но в то же время возвел брак —соединение мужа и жены — в единую плоть до предельного идеала, до подлиннойсакрализации, уподобив брак, как мы знаем, наивысшему соединению, котороедоступно на земле союзу любви и любви к Христу и Церкви. «Жены, повинуйтесьсвоим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как Христос главаЦеркви… Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себяза нее» (Еф. 5; 22, 25). Слова эти порождают теперь уже бесплодные споры оподчинении жен мужьям, споры и даже в некоторых случаях негодование, упреки, расцениваяих как установление некоторого неполноправия или внесение некоторого моментазла в супружескую жизнь. Новизна и глубина этих слов апостола Павла совсем не впонятии подчинения, более традиционном в те времена, чем в наши дни. К тому жеэто понятие требует своеобразной экзегезы, а аналогии проводились между брачнымсоюзом и единством между Христом и Церковью. И совершенно очевидно, что этоединство дает совсем иное, новое значение понятия подчинения, не формальное, адаже какое-то мистическое, в каком-то смысле это понятие упраздняющее. Кстати, втом же послании Коринфянам апостол Павел говорит: «Всякому мужу глава Христос, женеглава муж, а Христу глава Бог». Так что тут само слово «глава» носитмистический характер, а не значение власти, властности. Через пятьдесят летпосле апостола Павла величайший богослов и свидетель Христа после него ИгнатийБогоносец повторит то же определение брачной жизни, но даже уже без упоминанияо подчинении. В том же послании Коринфянам апостол Павел четко определилравенство в браке между мужем и женой: «Жена не властна над своим телом, номуж. Равно и муж не властен над своим телом, но жена». Тут уже нет речи окаком-то подчинении, речь об обоюдной, равной ответственности друг за друга.Согласие определяется именно в равенстве, а не в подчинении. В этих практическихсоветах тем, кто живет в браке, нет и намека на то, что брак сводится кродовому началу. «Не уклоняйтесь друг от друга разве по согласию, на время дляупражнения в постах и молитве, а потом будьте вместе, чтобы не искушал вассатана невоздержанием вашим». Из этих слов ясно, что для апостола Павла половаяжизнь в браке не подлежит аскезе сама по себе и не определяется ритмомдеторождения или родовым заданием. Здесь хочется привести удивительнореалистические комментарии Иоанна Златоуста в его проповеди на псаломпятидесятый. Он всячески подхватывает слова апостола Павла и говорит: «… многие,имея женщин честных и чистых, от них уклоняются против их чувства и желания, чтоможет привести этих женщин к прелюбодеянию. Апостол Павел говорит: пусть каждыйпользуется своей женой и ему не стыдно. Это апостолу Павлу не стыдно в словахЗлатоуста. Он приходит, садится на ложе, день и ночь задерживает мужа и жену, таких соединяет и голосом громким кричит: не уклоняйтесь друг от друга, разве посогласию. Ибо где мир, там всякое благо; где мир — там целомудрие цветет, гдераздор — там целомудрие отсечено от своего корня». Как мы видим, ни апостолПавел со свойственной ему сжатостью, ни Златоуст со свойственной емуизобразительной красноречивостью, не боялись касаться вопросов пола. И именноне с отрицательной точки зрения, а с положительной. Как все сотворенное, половоеначало в человеке подвержено закону греха, то есть злу разделения, извращения.«Во гресе роди мя мати моя…», — воздыхает псалмопевец, распространяя греховностьна все человеческое естество. Это не означает, что половое начало само по себеплохо и греховно.
Пустьспорят богословы, отчасти схоласты, явился пол до или после грехопадения, однобесспорно: половое начало — это одна из великих составных сил в человеческоместестве, и назначение его многообразно. Ясно, что биологически — оно инстинкт,ведущий к размножению рода, но это одновременно уже и жизнь в сотворчестве сБогом. Оно также затрагивает и окрашивает всю область чувств от физиологическойчувственности со всеми ее стадиями до познавательной функции. Ясно сказалРозанов: «Связь Бога с Богом больше, чем связь ума с Богом». И это изречениеРозанова требует, несомненно, обдумывания, но тем не менее оно и безусловно, учитывая,насколько ум может быть греховен в своем ограничении, в своем самомнении, всвоей немощи. Половое начало тогда греховно, когда выпадает из общего составачеловека, становится автономным и тем самым извращается. Но, разумеется, ещестрашнее, когда оно абсолютизируется. Так же страшно, когда абсолютизируютсяденьги или абсолютизируется власть. По остро циничному слову Бомарше«…предаваться любви в любое время — вот, что отличает нас от других зверей». Но,обратным образом человек отличается от зверей способностью подчинить половоевлечение, подчинить свой пол, свой эрос высшим ценностям, включить его вцелостное задание жизни. Конечно, говорить, что пол есть зло — неправомерно, но,несомненно, половое начало участвует в той или иной степени в любом движениилюбви будь то к земным реальностям или небесным. Бесполое существо, если такоевообще возможно, было бы существом без вида. Монах отказывается от брачнойжизни, но он не в силах отказаться от полового начала. Аскеза, воздержание, стремлениек горнему направляют его на высшее и тем самым преображают. Но даже вмонашеских судьбах сохраняется потребность или стремление уже не в плоти, а вдухе восполнить себя, восполнить в другом. Вспомним отношения между святымФранциском Азисским и святой Кьярой, вспомним кельтские монастыри, вспомним АмвросияОптинского и даже преподобного Серафима Саровского. Не одинаково, но сходнопризываются христиане к преображению пола, эроса через брачную жизнь, черезвзаимно женственную любовь. А подлинная любовь, и в этом вся истина и силахристианского благовестия, только и может быть женственной. Этот вопросвозникал в разных докладах и выступлениях Сергея Сергеевича Аверинцева осоотношении брачного и монашеского пути в христианстве. Но мне кажется, чтоздесь нужно подчеркивать равночиние этих двух путей. Нет более низкого, нетболее высокого пути, они равны, и об этом, быть может, лучше всего писал отецСергий Булгаков в последних главах второго тома своей трилогии. Я позволю себеего процитировать: «Девство и брак, как два пути целомудрия с преодолением пола.В одном случае брачной аскетикой (я бы сказал, брачным деланием, творениемлюбви) и деторождением, а в другом — активным блюдением девства, отказом отполовой жизни. Они оба не только существуют в Церкви, но должны быть поняты иприняты в их антиномической сопряженности. Сии последние, будучи противоположны,в то же время друг друга дополняют. Одностороннее утверждение и действиекаждого из этих начал становится не просто односторонностью, но и ересью. Какизвестно и как мы видим, читая святоотеческие творения, брак не долженуничижать девство, но и девство ни в коей степени не должно уничижать брак. Мывидим, что, согласно христианскому благовестию, любовь есть взаимный дар другдругу. Вступающий в брак отдает себя всего — свое тело, свою душу, свою жизнь —другому. Он уже над ними в каком-то смысле не властен, и получает в дар отдругого его жизнь, его тело, его душу. Это именно выхождение из себя, взаимноотдача друг друга, наподобие отношений Христа и Церкви и выше».
Какуже было сказано в других докладах, по подобию внутритроичных отношений, созиданиелюбви и есть смысл, цель и путь брака. Даже если он остается в родовомотношении бесплодным, от этого он не становится меньшим браком. Естественнымобразом взаимная жертвенная любовь выходит из возложенного на себя замыканияобщей жертвой двоих третьему — детям. Об этом было много сказано сегодня.Сознательный отказ от детей — это конечно грех себялюбия, как и слишкомограниченное деторождение. Но тут, как и во всех частностях брачной жизни, немогут иметь место никакие слишком внешние предписания, определения. Они недолжны идти ни от духовника, ни от каких-то внешних лиц. Щедрость родителейможет определяться только ими самими, к тому же по согласию, по их совести.Замыкание в себе — опасность для всех, не только, скажем, для бездетной пары, дажедля нее оно менее опасно, так как бездетная пара может нести боль своейбездетности.
Замыканиев себе опасно и для монашеского пути. Вообще, замыкание в себя, то есть самость,есть основной грех для человека, атеизм человека, отказ от задания, данногоБогом. Замыкание в себя — одна из трудностей в брачной жизни. Вспомним крикфранцузкого писателя Андрео Вида: «Семьи, я вас ненавижу!» В этой ненависти ксемье повинно отчасти замыкание. Замыкание есть опасность и для общин, и дляприходов, и вообще для всякого малого общества и малой Церкви. Семья, как ивсякая община, стоит перед двойной трудностью: слишком большой открытостью, котораяможет ее размыть, а может и не размыть. В слишком большой открытостиприсутствует некоторый эгоизм. Эта открытая закрытость — вечная антиномиябрачной и семейной жизни. От случая к случаю она носит разную степень единства.Отец Сергий Булгаков считал, что единобрачие не означает, что духовная любовьили дружба мыслима только в одном единственном случае. Напротив, она может бытьмногочастна и многообразна, но любовь, соединяющаяся с плотским общением, должнабыть единственна в своем роде. В то же время отец Александр Ельчанинов кударадикальнее относился к необходимости единства в единобрачии. «Настоящая любовь,— писал он, — это вина перед любимым за всякое удовольствие, за всякоевпечатление, пережитое отдельно, всякое приятное общение с благими людьми идаже факт принятия пищи, приготовленной чужими руками». Эти два полярныхпримера я привожу как свидетельства разнообразия подходов к основной заповедиединобрачия на основе единой плоти. Такова высота христианского брака. Может, этоотвечает на вопрос, почему люди иногда боятся приступить к браку).
Нобыло бы неправильно, глядя на все, что сейчас в мире происходит, и глядя натребования брачной жизни, опасаться, что брак может не осуществиться. Дажестрашные показатели, которые я привел вначале — один развод на два брака внашем пост христианском обществе, — могут быть осмыслены как не очень зловещие.Если посмотреть на эти цифры с положительной стороны, это означает, что 50%браков все же выдерживается. И это при том, что число людей воцерковленных, тоесть пассивно живущих верой и церковью, как в посткоммунистических, так и взападных странах, насколько известно, не привышает 5% всего населения. Так чтов какой-то степени мы можем видеть здесь и положительные стороны и непридаваться большому пессимизму.
Человекпризван жертвовать себя в браке целиком. В этом смысл всех оправданий добрачнойчистоты, девственности. Мы должны принести ее не ради каких-то отвлеченныхнравственных начал и правил, а ради другого, которому отдаем себя в своейцельности. Требование это кажется жестким, особенно в условиях расшатанныхустоев, но оно должно все-таки оставаться как нравственный идеал наряду сдругими требованиями нарвственной чистоты и целомудрия, далеко не всегда и невсеми исполняемыми или не всегда исполнимыми из-за ограниченности человеческихсил на пути к совершенству. Но в этом конкретном требовании, которое я упомянул,мы имеем очень яркий пример его осуществления в лице нашего великого богослова,до сих пор не достаточно оцененного праведника Алексея Хомякова. Вообще можнопожалеть (это как раз немножко касается воспитания), что в наших книгах иучебниках мало слов о людях праведных и святых, подвизавшихся именно в семейномподвиге. Может, этот пробел и должен быть восполнен нашими современниками. Былу нас в духовной и благочестивой литературе слишком большой перекос в сторонумонашеской праведности и монашеского пути. Известно, что Хомяков дал своейматери обет сохранить свою целостность до брака. Женился он после тридцати лети был в своей семейной жизни светло счастлив. Стоит только почитать его письмажене.
Естьу нас и другие свидетельства об исполнимости святости брачной жизни. Так, святительИннокентий Московский, как известно, стал епископом, овдовевши. Он считал, чтобрачное состояние — это то, что осталось на земле от райского бытия. Позволюсебе привести полученное 48 лет тому назад накануне моей собственной свадьбыпоздравление от Татьяны Сергеевны Франк, вдовы знаменитого философа: «Мнехочется сказать тебе несколько слов. Брак — это великое дело. Это как бымонастырь, это — борьба великодушия, смирения, все –на пользу любимого. Этонелегкое дело, но дело, которое приносит огромные плоды. Было бы неправдойсказать, что в моей семье никогда не было размолвок, — мы были бы не люди втаком случае. Но мы прожили в великом счастии». В отличие от разных слоевэмиграции нецерковных или всего лишь околоцерковных, где царил беспорядок, врусском студенческом христианском движении вера и супружеская верность шли боко бок, казались непринужденной естественной нормой. Нас тогда, более молодыхвдохновляла и живила смерть. Я немножко настаиваю на осуществимости брачногосоюза в христианском духе именно для подрастающего поколения, которое, можетбыть, и напугано высокими требованиями, и тем, что они видят часто вокруг себя.
Итак,пора прийти к заключению: христианский брак, как сказал св. ИннокентийМосковский, может быть, уголком небесного рая. Он всегда нелегок, полонсоблазнов всякого рода, как полна соблазнов и искушений любая христианскаяжизнь, любая христианская судьба. И чем она выше, тем эти искушения и соблазныопаснее. В настоящие дни, когда в моду вошел гедонизм и стремление к легкойжизни, христианский брак является свидетельством, как я нескромно выразился, пророческогослужения. Он является знаком высокого призвания человека, созданного Богом дляблага на земле и вечного блаженства. Но как всякое свидетельство, должно бытьмаксимально смиренным, чтобы быть услышанным, узнанным миром. Надо остерегатьсятого, чтобы противопоставлять себя миру, достаточно просто быть, тогда, можетбыть, какие- то моменты, какие-то лучи от осуществившегося христианского бракапроникнут и в мир. Но известно, что чем больше знаешь, тем больше понимаешь, чтоничего не знаешь. Так же и в области жизни и этики, и по закону Евангельскому:если даже нами что-то как будто достигнуто, то, на самом деле, еще решительноничего не достигнуто. И все нужно начинать сначала. Потому пророческое служениебрака должно быть максимально смиренным.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru