Арутюнян Армен докт юрид наук, профессор, Защитник Прав Человека (Омбудсмен) ра ограничение основных прав и ограничение государственной власти как конституционный компромисс между свободой и государством

Арутюнян Армендокт. юрид. наук, профессор,Защитник Прав Человека (Омбудсмен) РАОграничение основных прав и ограничение государственной властикак конституционный компромисс между свободой и государством.(Пределы компромисса в постсоветских реалиях)Что значит наличие у человека конституционных прав и свобод и что из этого следует? С нашей точки зрения из этого следует то, что свобода представляет собой исходное состояние, первозданность, и государство не имеет оснований совершать определенные действия, которые уничтожали бы эту возможность. Права и свободы человека в либеральной концепции трактуются как неотъемлемое свойство личности. Государство правомерно ограничить права и свободы человека, которые должны: во-первых основываться на законе (а не быть произвольными); во-вторых соответствовать требованиям морали; в-третьих, сочетаться с уважением прав и свобод других, отвечать требованиям морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе. Недопустима деятельность, направленная на уничтожение прав и свобод.1 Деятельность государства неразрывно связана с правами человека, более того, права являются приори­тетом во внутренней и внешней политике государства. В этом плане государствен­ная власть и политика в современном мире получают "гума­нитарное измерение", ограничивающее чрезмерные притязания власти. В рационально устроенном государстве власть осу­ществляется посредством специальных органов, представ­ляющих различные ветви власти: законодательную, исполни­тельную, судебную. Политический опыт демократических стран показывает, что эти ветви власти не следует объединять в одном органе, целесообразно их раз­граничить, что обусловлено рядом причин. Во-первых, необходимо четко определить функции, компетенцию и ответственность каждого государственного органа, осуществлять взаимный контроль, создать си­стему сдержек и противовесов, помогающую достигать единства действий через поддержание динамичного рав­новесия в процессе преодоления противоречий. Во-вторых, необходимостью предотвращения зло­употребления властью, установления диктатуры, тотали­таризма. В-третьих, реализация принципа разделения вла­стей позволяет гармонично соединять такие противоречи­вые аспекты жизни общества, как власть и свобода, закон и право, государство и общество под углом зрения само­ценности личности. Идея разделения властей уходит в далекое прош­лое. Так, размышляя о способах ограничения абсолютной власти короля и феодалов, Ш.Монтескье предложил разделить эту власть на законодательную, исполнительную и судебную, которые должны иметь равные полномочия и быть независимы друг от друга. Сосредоточение власти в руках одного органа или лица, противоречит свободе лич­ности, неизбежно ведет к злоупотреблениям и подрывает верховенство закона. Если суды будут не только судить, утверждал Монтескье, - но и законодательствовать, то "сама жизнь людей окажется жертвой произвола", соеди­нение же трех властей в единое целое означало бы "ужасающий деспотизм”.1 В условиях королевского абсолютизма Монтескье исследо­вал государственный строй, который мог обеспечить политичес­кую свободу, при которой не может делаться то, что хочется, но которая может, предохранять от произвола власти. По словам Монтескье, «вечный опыт указывает, что любой человек, который имеет власть, является и носителем зло­употреблений ею; в этом он идет до того, пока не встречаются границы... Для того чтобы предотвратить злоупотребление влас­тью, необходимо такое положение вещей, при котором власть ос­танавливала бы власть». Политическая свобода будет лучше защищаема, если власть не будет находиться в одних и тех же руках. Для того чтобы власть останавливала власть, необходимо, следовательно, разделить ее. Разделение властей является средством для того, чтобы добиться сдерживания власти. 2. Как провести такое разделение? Монтескье называл три ос­новные власти: — законодательную (принятие законов, их изменение и от- I мена); — исполнительную (внутренняя безопасность, дипломатия, оборона); —судебную (наказание за преступления, рассмотрение споров между частными лицами). Для того чтобы гарантировать свободу, признается, что эти три власти не будут находиться у одного и того же лица или у одного и то же органа: «Если власть законодательная и власть исполнительная будут соединены в одном лице или учрежде­нии, то свободы не будет, так как можно опасаться, что один и тот же монарх или один и тот же сенат станет создавать ти­ранические законы для того, чтобы так же тиранически приме­нять их».Защита свободы состоит, следовательно, в необходимости согласия между обладателями власти, каждый из которых старался бы, чтобы другой обладатель не принял незакон­ных мер.1 Что-либо регулировать в государственном порядке, ограничивать, запрещать, что само по себе не наносит вреда никому другому, можно, лишь имея на то особые полномочия. В этом плане конституционные права предназначаются для oграничения власти. Права человека призваны определять границы свободы государственной власти. Любые политические меры, которые порождают нарушения прав человека, — это посягательство на свободу индивида. Они являются антиправовыми и амо­ральными, поскольку права человека — это не только отраже­ние правового опыта развития человечества, но и кристаллиза­ция его нравственных начал, связанных с уважением свободы и автономии индивида, недопустимостью их нарушения, с ориен­тацией на категории добра и общего блага.2 Включение основных прав или свобод в конституцию означает принятие обязательств государством. Это обязательства самому не нарушать эти права, гарантировать и защищать их. Но, к сожалению, зачастую в постсоветских обществах государство превратилось в институт обслуживания “олигархического” капитала. Следует признать, что политика, реализуемая государственной властью, всегда выражала политическое сознание правящего класса, привилегированной элиты. В политическом сознании вырабатывались те общие принципы, ценностные ориентиры, нормы, которые лежат в основе деятельности того или иного государства, слу­жат обоснованием правомерности власти, институализации по­литической системы. Эти принципы, ориентиры, нормы явля­лись прежде всего осознанием и выражением классового интереса. Политическое сознание общества неоднородно по своей природе, поскольку различны интересы классов, занимающих различные позиции по отношению к власти (господство —подчинение).1 Следует признать, что политическая ценностно-нормативная система зачастую концентрированно выражает интерес чиновниче-олигархической верхушки. Эти отношения определяют характер вза­имодействия всех социальных групп, индивидов во всех сферах жизнедеятельности людей. В плане вышесказанного следует отметить, что в обществе, в котором народ с уважением относится к закону и доверяет прави­тельству, требуются минимальные критерии для ограничения прав. Там же, где законность власти не бесспорна, воцаря­ется беззаконие и сохраняется опасность социальных потрясений. Поэтому важное значение для политической стабильности и поддержки властей имеет концепция легитимности власти. Законность власти можно опреде­лить как степень признания населения страны системы, к которой оно принадлежит. Государство может быть легитимным, если граждане чувствуют, что оно оправдывает их надежды. Политические отношения на определенных этапах развития могут привести к кризису легитимности, корни которого следует искать в характере изменений в обществе. Кризис легитимности чаще всего возникает тогда, когда прогрессивные требования основных групп общества не воспринимаются политической систе­мой. Принцип приоритета прав человека по отноше­нию к государству, ограничения всевластия государства права­ми человека — величайшая общечеловеческая ценность, сфор­мированная в процессе борьбы за свободу и характерная для всех цивилизованных государств. Данный принцип приобретает особое значение в связи с возрастанием роли политических партий, которые борются за политическую власть, формулируют свои программы, принци­пы деятельности. Право призвано сдерживать экстремистские действия партий, стремящихся к захвату власти путем револю­ций, разрушения существующей системы, попрания прав чело­века. Опыт России показывает гибельность внеправовых, насильственных переворотов, неизбежно влекущих за собой мас­совые нарушения прав человека, отказ от правовых начал, без которых в обществе воцаряются хаос и пронинол (доминирую­щая роль политики в обществе, в частности по отношению к праву, утвердилась в марксистско-ленинской доктрине как ак­сиома). Приоритет права над политикой, политической властью — непреложный принцип современной культуры. "Существова­ние нормы права, возвышающейся над правителями и управ­ляемыми и обязательной для них, — писал Л. Дюги, — есть необходимый постулат. Подобно тому как вся геометрия по­коится на эвклидовом постулате, точно так же и вся жизнь современных народов покоится на этом постулате нормы пра­ва. Право не есть политика силы, как учил Иеринг, оно не есть дело государства, оно предшествует ему и возвышается над ним: оно является границей государственной силы и госу­дарство есть не что иное, как сила, отданная на служение пра­ву". Исторический опыт показывает, что приоритет права и прав человека по отношению к политике существует только в условиях демократических режимов. Первенство же политических норм перед правовыми создает почву тоталитарным режимам. Тоталитаризм неизбежно возникает там, где политика, политические нормы не имеют пра­вовой опоры, где права человека не являются ограничителем политической власти, не выступают в качестве средства контро­ля за ее осуществлением. Поэтому проблема соотношения прав человека и полити­ки — это вопрос о характере политического режима, сущность которого определяется тем, признает или не признает он гос­подство в обществе правовых начал, прав человека.1 В этом плане постсоветские реалии оставляют желать лучшего. Наиболее глубокой причиной движения во власть в обществах является естественное стремление человека к свободе. Но, поднимаясь по ступеням власти, человек ос­вобождается от одних зависимостей и приобретает другие, возможно, менее заметные, но ещё более глу­бокие. Власть не даёт свободы. Пора бы это уяснить всем. Пожалуй, самым несвободным человеком явля­ется президент. Эти слова можно услышать из уст многих руководителей государств. Но они зачастую до конца не осознают степень своей несвободы. Ещё одна глубинная причина движения во власть - это естественное стремление к творчеству, выраженное в дисгармоничной личности через самоутверждение. Но это также иллюзия.1 Все это пороки постсоветских обществ, от которых следует избавиться. Ограничения основных прав и свобод допустимы только в той мере, в какой они необходимы для соблюдения соответствующих общественных интересов. Другими словами: государству запрещается проводить такие мероприятия, которые свыше необходимой меры ограничивают конституционные права и свободы. Речь поэтому идет о запрете на злоупотребление такими ограничениями. Конституционные ограничения прав и свобод — это конститу­ционные пределы их осуществления. Они довольно разнообразны и могут быть классифицированы. По форме существуют следующие виды ограничений. Во-пер­вых, это так называемая «генеральная клаузула» — оговорка обще­го характера, которая устанавливает ограничение любого из пере­численных в конституции права по определенным критериям. На­пример, согласно ст. 39 Конституции Казахстана 1995 г. «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены только за­конами и лишь в той мере, в какой это необходимо для защиты кон­ституционного строя, охраны общественного порядка, прав и свобод человека, здоровья и нравственности населения». Таким обра­зом, устанавливаются пределы ограничений прав и свобод: они не могут быть ограничены в иных целях и по иным основаниям. Во-вторых, встречаются ограничения, относящиеся к конкрет­ному праву, при этом может быть прямо указано, в каком объеме и по каким основаниям ограничивается то или иное право или свобо­да. Так, согласно ст. 9 Основного закона ФРГ, «Объединения, це­ли и деятельность которых противоречит уголовным законам или направлены против конституционного строя или против идеи взаи­мопонимания народов, запрещаются». Пункт 1 ст. 41 Конституции Болгарии 1991 г. предусматривает право на поиск, получение и рас­пространение информации. При этом указывается, что «осуществ­ление этого права не может быть направлено против прав и доброго имени других граждан, а также против национальной безопасно­сти, общественного порядка, народного здравия и морали». Третий способ ограничений прав и свобод состоит в отсылке к закону. Так, например, согласно ст. 19 Конституции Греции 1975 г., «Тайна переписки и свободной корреспонденции или связи ка­ким-либо способом абсолютно неприкосновенна. Закон определяет условия, при которых судебная власть не связана соблюдением этой тайны по соображениям национальной безопасности или в ин­тересах расследования особо серьезных преступлений». В данном случае в конституции указаны пределы ограничений, которые мо­гут быть конкретизированы в законе. В этом случае орган конститу­ционного контроля будет оценивать конституционность данного ак­та в том числе и по тому критерию, насколько включенные в него ограничения находятся в границах, указанных в конституции.1 Ограничение прав и свобод могут устанавливаться как для мирного времени, так и для чрезвычайных обстоятельств. В последнем случае их объем гораздо шире. Тот факт, что ограничение основных прав и свобод отвечает требованиям запре­та на злоупотребление, проверяется в три этапа: прежде всего выясняется, пригодно ли вообще рассматриваемое поведение властей для обеспечения законных обще­ственных интересов. Затем устанавливается, необходимо ли ограничение прав и сво­бод для достижения поставленной цели. В заключение необходимо взвесить, сораз­мерно ли серьезное ограничение прав и свобод, признанное пригодным и необходи­мым средством, тому общественному интересу, который удовлетворяется при помощи данного средства.2 Вопрос об ограничениях прав и свобод, прежде всего, включает объяснение их необходимости и способы, практикуемые при введении пределов их осуществления. Необходимость ограничения диктуется интересами всего государства, общества и интересами конкретных лиц. Предшественниками названных ограничений были положения Конституции США 1787 г., абз. 2 разд. 9 ст. 1 которой гласит: «Не допускается какая-либо приостановка действия habeas corpus, если только этого не потребует общественная безопасность в случае мятежа или вторжения.1 Следует отметить, что возможность ограничения не отрицали даже революционные декларации прав человека, указывающие на приоритетность регулирования прав и свобод. Классический конституционализм стремится согласовать со свободой необходимость общественного спокойствия, связанную с жизнью в государстве. Ограничение естественных прав допустимо лишь в интересах сохранения подобных прав других лиц, а не ради каких-то имманентных обязанностей. Ограничение этих прав может устанавливать только закон. То есть, права одних ограничиваются правами других, и наоборот. Это выражает сущность связи между конституционализмом и основными правами. Конституционализм определяет, насколько можно ограничивать признанные основными права или, наоборот, насколько эти права ограничивают власти, образующие государство. Конституционное государство унаследовало от своего абсолютистского правопредшественника одну существенную возможность: регулирующую власть, необходимую для сохранения общественного порядка, общественного спокойствия, полицейские полномочия, на основании которых оно может вторгаться и в область права, в царство свободы. Это вторжение может быть ограничено лишь содержательными моментами, если какая-нибудь конкретная свобода пользуется защитой в качестве основного права. Когда же с расширением сферы госу­дарственного регулирования такого рода гарантия конституционализ­ма оказывается недостаточной, то необходимо более точное ограниче­ние государственной власти. Например, если кого-то привлекают к уголовной ответственности, то аргументировать незаконность этого фактом нарушения свободы будет недостаточно. Здесь необходимо точное определение границ вмешательства государства.1 В ходе определения содержания прав конституция указывает и на свою первоочередную задачу сохранения дееспособности государства. На функционирование государства (и на шансы конституции и консти­туционализма) влияет необходимость обеспечения общественного спокойствия. Государство должно предоставлять услуги и в ходе этого отвечать требованиям эффективности. Поэтому гарантированность и защита основных прав не должна трактоваться абсолютно. Есть требования обеспечения общест­венного спокойствия, в том числе и поддержания международной без­опасности, учета государственных интересов, которые конституционное уст­ройство вынуждено учитывать, ущемляя свободу. В этом плане между свободой и по­рядком, обеспечиваемым государством, существует постоянное напря­жение. Чрезмерная связанность государства правами человека и фик­сирование их в конституции в конечном счете подвергают опасности всю систему. Поэтому конституционализм ищет такую форму защиты прав, которая не создает опасности предпосылкам ее собственного суще­ствования. Здесь мы сталкиваемся с очень трудной для постсоветских обществ задачей: определить грань, дальше которой нельзя ограничивать свободу. Дело в том, что ограничения прав, введенные под флагом за­щиты строя и обеспечения стабильности, могут подорвать конституционную систему. С сожалением приходится констатировать, что во многих постсоветских обществах доминируют именно такие взгляды, которые противопоставляют права и свободы стабильности. Существует и другая проблема для постсоветских обществ. Свободы и процессуальные права могут быть бессмысленными для тех людей, которые вследствие недостатка средств к существованию не в состоянии принимать участие в жизни демократического государства. Бедность, бездомность и безработица множества людей могут вести к тому, что они станут искать свое спасение в дешевых обещаниях демагогов или идеологов2. Свидетелями чего мы стали в постсоветских обществах. Опасность всего этого заключается еще и в том, что люди, недовольные властью, отворачиваются еще и от оппозиции. Такая ситуация выгодна сиюминутным властям, но не обществам и государствам. Тексты конституций отмечают различия между от­дельными признанными основными правами человека в отношении их ограничиваемости; в некоторых случаях ограничивающие законы или просто регулирование права они связывают с особыми процедурами (необходимость обеспечения квалифицированного большинства, при­нятия органического или конституционного закона). Определенные основные права можно ограничить равноценными категориями-другими основными правами, причем исключительно в тех случаях, когда без этого нельзя обойтись для обеспечения более важной задачи, что в конечном счете опять делается для гарантирования свобод. Высоко оценивая значимость этих конституционных запи­сей, следует, однако, отметить, что большинство постсоветских государств сегодня не являются правовыми государствами, равно как и права и свободы человека в реальности не стали высшей ценностью. И это факт законо­мерный, определяемый как предшествующей историей, так и той сложной ситуацией, в которой они оказались. Формирование правового государства и уважения прав чело­века — задача чрезвычайно трудная, и ее решение возможно лишь в результате многих лет. А. Е. Лукашева на примере России очень четко указала на причины трудностей формирования пра­вового государства. Думаем, они в целом применимы и для других постсоветских государств. а) Одна из основных трудностей — исторические тради­ции России, которые были несовместимы с демократией и сво­бодой. Россия — страна, в которой господствовал системоцен-тристский подход во взаимоотношениях личности и власти. Идеи свободы и прав человека, всеобщего равенства и справедливос­ти, получившие широкое распространение в государствах Ев­ропы и в США в XVII —XVIII вв. и ставшие универсальным лозунгом буржуазных революций, не были чужды политичес­кой мысли России. Однако возникли они во второй половине XVIII в. (А.Н. Радищев, СЕ. Десницкий, Н.И. Новиков и др.). К сожалению, эти идеи не могли быть восприняты обществен­ным сознанием народа, отсталого и безграмотного, задавленно­го крепостным правом и самодержавием, безграничной верой в "доброго царя”. Режим, установленный после Октябрьской революции, отверг главные демократические ценности — свободу, господство права, права человека, право­вое государство. Авторитаризм, полное нивелирование индиви­дуальности и самобытности человека, отрицание его права на свободу выбора и самоопределения стали универсальными пра­вилами новой жизни. Принципы прав и свобод человека и неприкосновенности личности не могли вписаться в главную концепцию револю­ции — диктатуру пролетариата, опирающуюся на насилие и не связанную никакими законами. Диктатура пролетариата — это антипод правового государства, поскольку она отрицает юри­дическое равенство и, по выражению Ленина, "дает ряд изъятий из свободы" по отношению к лицам, принадлежащим к "чуж­дым классам". Речь идет по сути дела о массовом подавлении индивидов, лишении их таких неотъемлемых прав, как право на, жизнь, личную неприкосновенность и др. Низкая правовая культура должностных лиц, усугубляемая отсутствием реальной ответственности за отступление от права, ярче всего проявляется в неуважении и пренебрежении правом. Права человека — категория, чуждая правосознанию большинства тех, кто согласно Конституции призван обеспечи­вать их незыблемость. Наиболее наглядным доказательством этому является отношение к самой Конституции как некоему декору, необходимому в обществе, провозгласившем себя де­мократическим и правовым. Низка юридическая культура и самих граждан, которые не привыкли отстаивать свои права, использовать правовые формы судебной защиты, обращаться в государственные орга­ны с петициями и жалобами в порядке административного производства. Вероятнее всего это результат неверия в ре­альность любых попыток защитить себя от беззакония. Покорность и непротивление человека в случаях наруше­ния его прав — характерная черта общественного правосозна­ния, доставшаяся нам в наследство от вековых антиличностных традиций. Приоритет прав человека и правового государства требует усилий всех граждан России, которые должны способствовать утверждению в своем обществе "идеи права". Необходимо под­готовлять людей к "борьбе за право" как проявлению их граж­данского долга, осуществлять пропаганду законодательства, которая в настоящее время предана забвению, чем отброшены хорошие традиции в данной области, сформировавшиеся в 60 — 80-е годы. Массовое практическое участие граждан в борьбе за утверждение порядка, основанного на праве, — необходимое условие формирования правового государства. Нынешняя апа­тия, безверие, аполитичность создают почву для произвола, пол­ной незащищенности человека.1 В отдельных случаях конституции определяют такие общие инте­ресы или ценности, защиту которых они считают необходимой даже в ущерб основным правам. Так, американскую свободу слова, кажущую­ся абсолютной, можно ограничить, если это право создает непосредст­венную угрозу общественному порядку или провоцирует преступле­ние. Государственная защита прав человека и гражданина не исключает и самостоятельных активных действий каждого все­ми способами, не запрещенными законом. Такими способами защиты могут быть обращения в средства массовой информа­ции. Апел­ляция к общественному мнению является важным средством, дополняющим государственные гарантии защиты прав челове­ка. Однако роль и значение общественного мнения все более снижается по отношению к роли и значению мнения правящей элиты. Средства массовой информации все более монополизируются и отходят от принципа плюрализма. Общества ослаблены, деморализованы. Это опасности постсоветских обществ, при наличии которых не будет той среды, которая необходима для выживания прав и свобод человека. В этих условиях особое место занимает правозащитное движение в форме различного рода объединений для защиты прав и свобод. Право человека самостоятельно защищать свои права и свободы впервые было официально сформулировано в Итого­вом документе Венской встречи представителей государств — участников совещания по безопасности и сотрудничеству в Ев­ропе. Заслуживает внимания, что осуществление, без оговорок, государственных и общественных интересов должно, видимо, означать, что настоящих ограничений не существует: основные права также изнашиваются. Состояние, в кото­ром ограничение прав происходит под знаком государственной необ­ходимости, во имя защиты государственных интересов, в принципе не намного лучше социалистической концепции права, допускавшей осу­ществление прав только в интересах трудового народа.1 В действительности, возможность ограничения прав на ос­нове растяжимых понятий в правовом государстве не становится в Европе источником систематических злоупотреблений, но порой становится таковой в постсоветских обществах. Здесь наблюдается интересный феномен: форамально-юридически приняты все вышесказанные механизмы, но в правоприменительной практике, через своевольное, очень свободное толкование норм, через использование имеющихся коллизий между нормами, сплошь и рядом нарушаются права. Причем, иногда нарушаются “грамотно”. Согласно европейской конституционной традиции государство всей своей мощью становится на защиту основных прав. Оно несет непосредственную ответственность как за нарушение любого из них, так и за затяжку с осуществлением мер по их восстановлению. Изъятий из режима соблюдения основных прав человека не допускается. Ослабление гарантий основных прав человека, непринятие мер по пресечению их нарушения или их восстановлению, посягательства на основные права человека чреваты смещением ценностных ориентиров общества, перерождением государственной власти в целом. Однако только прокламировать права совершенно недостаточно. Важно, чтобы они соблюдались на практике. Для этого государство должно предоставить все необходимые материальные, институциональные и процессуальные гарантии. Ситуация, при которой таких гарантий нет или они недостаточны, а права человека, тем не менее, прокламированы, возникает чаще всего тогда, когда государство стремится казаться иным по своим базисным характеристикам, нежели оно есть на самом деле, или пытается мимикрировать под некоторый общепринятый стандарт, не располагая возможностями ему реально соответствовать. С определенными оговорками она типична для внутренне тоталитарных и авторитарных режимов, отсталых обществ или обществ, вставших на путь догоняющего развития. Разрыв между нормой права и практикой ее применения влечет за собой размывание самого понятия права как стоящей над властью и общеобязательной регулятивной системы.1 Все это с абсолютной точностью касается постсоветских государств. Демократическое пользование властью и демократическая обще­ственная культура побуждают к почитанию основных прав человека. Поэтому в постсоветских обществах гарантирование свобод, умение обеспечить баланс между ними и государством, сбалансированное их ограничение друг другом может быть обеспечено формированием соответствующей культуры. Из принципов правового государства следует дальнейшее ужесто­чение ограничения основных прав. Ограничение должно быть разум­ным и соразмерным. Ограничение прав соответствует этому требова­нию в том случае, если регулирование пригодно и необходимо для достижения правотворческой цели, и очень важно то, что иными средствами цель недости­жима. Какова бы ни была основа для ограничения прав и свобод, связанная с ним нагрузка не должна быть «чрезмерной». Законодателю необходимо часто доказывать, что выбранное им средст­во регулирования причиняет наименьший ущерб в защищенном основ­ном праве2. Это значит, что ограничение прав всегда имеет негативное составляющее. Оно оправдано только в том случае, если носит необходимый характер. То есть другим путем невозможно достичь нужной задачи. Это есть наименьшее зло для демократического общества. И в конечном смысле любое ограничение свобод есть необходимая и естественная мера для более эффективного гарантирования тех же прав и свобод. Ограничения государственной власти свободой преследуют ту же самую цель. И чтобы власть была эффективным инструментом обеспечения прав, пределы ее ограничения также должны быть разумными. Любое нарушение баланса негативно скажется на уровне гарантированности прав и свобод. 1 См.: Г. Н. Андреева. “Конституционное право зарубежных стран". М., 2005, с.181 1 См.: В.И. Жуков. “Общая и прикладная политология”. М., 1997, с. 219-220 1 См.: Ж.-П. Жакке. “Конституционное право и политические институты”, М., 2002, с. 89-91 2 См.: Е.А. Лукашева, «Права человека», М., 2004, с. 234-235 1 См.: Е.А. Лукашева, «Права человека», М., 2004, с. 234-235 1 См.: Е.А. Лукашева, «Права человека», М., 2004,с. 236-237 1 См.: Анатолий Некрасов. “Эгрегоры”, М., 2007, с. 220-221 1 См.: Г. Н. Андреева. “Конституционное право зарубежных стран". М., 2005, с. 200-201 2 См.: К.Экштайн. “Основные права и свободы”, М., 2004, с. 68 1 См.: В. В. Маклаков. “Конституционное право зарубежных стран”, М., 2006, с. 251-252 1 См.: А.Шайо. “Самоограничение власти, (краткий курс конституционализма) “, М., 2001, с. 276-278 2 См.: К. Экштайн. “Основные права и свободы”, М., 2004, с. 40-41 1 См. обо всем этом: Е.А. Лукашева, «Права человека», М., 2004, с. 184 -188 1 См.: А.Шайо. “Самоограничение власти, (краткий курс конституционализма) “, М., 2001, с. 281 1 См.: М.Л. Энтин. “Европейское право”, М., 2007, с. 283-284 2 См. обо всем этом А. А.Шайо.“Самоограничение власти, (краткий курс конституционализма) “, М, 2001, с.280-283