Конец формы Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей --------------------Артур Конан Дойл. Собака БаскервилейArthur Conan Doyle. The Hound of the BaskervillesПеревод Н. Волжиной____________________________________Из библиотеки Олега Аристоваhttp://www.chat.ru/~ellib/--------------------Повесть Глава I. МИСТЕР ШЕРЛОК ХОЛМС Мистер Шерлок Холмс сидел за столом и завтракал. Обычно он вставалдовольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе неприходилось ложиться. Я стоял на коврике у камина и вертел в руках палку,забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую палку с набалдашником- из тех, что именуются "веским доказательством". Чуть ниже набалдашникабыло врезано серебряное кольцо шириной около дюйма. На кольце былоначертано: "Джеймсу Мортимеру, Ч. К. X. О., от его друзей по ЧКЛ" и дата:"1884". В прежние времена с такими палками - солидными, увесистыми,надежными - ходили почтенные домашние врачи. - Ну-с, Уотсон, какого вы мнения о ней? Холмс сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаютсядля него незаметными. - Откуда вы знаете, чем я занят? Можно подумать, что у вас глаза назатылке! - Чего нет, того нет, зато передо мной стоит начищенный до блескасеребряный кофейник, - ответил он. - Нет, в самом деле, Уотсон, что выскажете о палке нашего посетителя? Мы с вами прозевали его и не знаем,зачем он приходил. А раз уж нам так не повезло, придется обратить особоевнимание на этот случайный сувенир. Обследуйте палку и попробуйтевоссоздать по ней образ ее владельца, а я вас послушаю. - По-моему, - начал я, стараясь по мере сил следовать методу моегоприятеля, - этот доктор Мортимер - преуспевающий медик средних лет, к томуже всеми уважаемый, поскольку друзья наделяют его такими знаками внимания. - Хорошо! - сказал Холмс. - Превосходно! - Кроме того, я склонен думать, что он сельский врач, аследовательно, ему приходится делать большие концы пешком. - А это почему? - Потому что его палка, в прошлом весьма недурная, так сбита, что яне представляю себе ее в руках городского врача. Толстый железныйнаконечник совсем стерся - видимо, доктор Мортимер исходил с ней немаломиль. - Весьма здравое рассуждение, - сказал Холмс. - Опять же надпись: "От друзей по ЧКЛ". Я полагаю, что буквы "КЛ"означают клуб, вернее всего охотничий, членам которого он оказывалмедицинскую помощь, за что ему и преподнесли этот небольшой подарок. - Уотсон, вы превзошли самого себя! - сказал Холмс, откидываясь наспинку стула и закуривая папиросу. - Я не могу не отметить, что, описываясо свойственной вам любезностью мои скромные заслуги, вы обычнопреуменьшаете свои собственные возможности. Если от вас самого не исходитяркое сияние, то вы, во всяком случае, являетесь проводником света. Малоли таких людей, которые, не блистая талантом, все же обладают недюжиннойспособностью зажигать его в других! Я у вас в неоплатном долгу, друг мой. Я впервые услышал от Холмса такое признание и должен сказать, что егослова доставили мне огромное удовольствие, ибо равнодушие этого человека кмоему восхищению им и ко всем моим попыткам предать гласности метод егоработы не раз ущемляло мое самолюбие. Кроме того, я был горд тем, что мнеудалось не только овладеть методом Холмса, но и применить его на деле изаслужить этим похвалу моего друга. Холмс взял палку у меня из рук и несколько минут разглядывал ееневооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем-то, отложилпапиросу в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать палку, но ужечерез увеличительное стекло. - Не бог весть что, но все же любопытно, - сказал он, возвращаясь насвое излюбленное место в углу дивана. - Кое-какие данные здесь,безусловно, есть, они и послужат нам основой для некоторых умозаключений. - Неужели от меня что-нибудь ускользнуло? - спросил я не без чувствасамодовольства. - Надеюсь, я ничего серьезного не упустил? - Увы, дорогой мой Уотсон, большая часть ваших выводов ошибочна.Когда я сказал, что вы служите для меня хорошим стимулом, это, откровенноговоря, следовало понимать так: ваши промахи иногда помогают мне выйти направильный путь. Но сейчас вы не так уж заблуждаетесь. Этот человек,безусловно, практикует не в городе, и ему приходится совершать большиеконцы пешком. - Значит, я был прав. - В этом отношении - да. - Но ведь это все? - Нет, нет, дорогой мой Уотсон, не все, далеко не все. Так, например,я бы сказал, что подобное подношение врач скорее всего может получить откакой-нибудь лечебницы, а не от охотничьего клуба, а когда передлечебницей стоят буквы "ЧК", название "Черингкросская" напрашивается самособой. - Возможно, что вы правы. - Все наводит на такое толкование. И если мы примем мою догадку зарабочую гипотезу, то у нас будут дополнительные данные для воссозданияличности нашего неизвестного посетителя. - Хорошо. Предположим, что буквы "ЧКЛ" означают "Черингкросскаялечебница". Какие же дальнейшие заключения можно отсюда вывести? - А вам ничего не приходит в голову? Вы же знакомы с моим методом.Попробуйте применить его. - Вывод очевиден: прежде чем уехать в деревню, этот человекпрактиковал в Лондоне. - А что, если мы пойдем немного дальше? Посмотрите на это вот подкаким углом зрения: почему ему был сделан подарок? Когда его друзья сочлинужным преподнести ему сообща эту палку в знак своего расположения?Очевидно, в то время, когда доктор Мортимер ушел из лечебницы, решивзаняться частной практикой. Ему поднесли подарок, это нам известно.Предполагается, что работу в лечебнице он сменил на сельскую практику.Будут ли наши выводы слишком смелыми, если мы скажем, что подарок былсделан именно в связи с его уходом? - Это весьма вероятно. - Теперь отметьте, что он не мог состоять в штате консультантовлечебницы, ибо это допустимо только врачу с солидной лондонской практикой,а такой врач вряд ли уехал бы из города. Тогда кем же он был? Если онработал там, не будучи штатным консультантом, значит, ему отводиласьскромная роль куратора[1], живущего при лечебнице, то есть немногимбольшая, чем роль практиканта. И он ушел оттуда пять лет назад - смотритедату на палке. Таким образом, дорогой мой Уотсон, ваш солидный пожилойдомашний врач испарился, а вместо него перед нами вырос весьма симпатичныйчеловек около тридцати лет, нечестолюбивый, рассеянный и нежно любящийсвою собаку, которая, как я приблизительно прикидываю, больше терьера, номеньше мастифа. Я недоверчиво рассмеялся, а Шерлок Холмс откинулся на спинку дивана ипустил в потолок маленькие, плавно колеблющиеся в воздухе кольца дыма. - Что касается последнего пункта, то тут вас никак не проверишь, -сказал я, - но кое-какие сведения о возрасте этого человека и его карьеремы сейчас отыщем. Я снял со своей маленькой книжной полки медицинский справочник инашел нужную фамилий). Там оказалось несколько Мортимеров, но я сразу жеотыскал нашего посетителя и прочел вслух все, что к нему относилось: - "Мортимер Джеймс, с 1882 года член Королевского хирургическогообщества. Гримпен, Дартмур, графство Девоншир. С 1882 по 1884 год -куратор Черингкросской лечебницы. Удостоен премии Джексона по разделусравнительной патологии за работу "Не следует ли считать болезни явлениематавистического порядка?". Член-корреспондент Шведского патологическогообщества. Автор статей "Аномальные явления атавизма" ("Ланцет", 1882),"Прогрессируем ли мы?" ("Вестник психологии", март 1883). Сельский врачприходов Гримпен, Торсли и Хай-Бэрроу". - Ни слова об охотничьем клубе, Уотсон, - с лукавой улыбкой сказалХолмс, - зато действительно сельский врач, как вы тонко подметили. Моиумозаключения правильны. Что же касается прилагательных, то, если неошибаюсь, я употребил следующие: симпатичный, нечестолюбивый и рассеянный.Уж это я знаю по опыту - только симпатичные люди получают прощальныеподарки, только самые нечестолюбивые меняют лондонскую практику насельскую и только рассеянные способны оставить свою палку вместо визитнойкарточки, прождав больше часа в вашей гостиной. - А собака? - Была приучена носить поноску за хозяином. Эта палка не из легких,собака брала ее посередине и крепко сжимала зубами, следы которых виднысовершенно отчетливо. Судя по расстоянию между отметинами, для терьератакие челюсти слишком широки, а для мастифа узки. Возможно, что... Божемой! Ну, конечно, курчавый спаниель! Говоря это, Холмс сначала расхаживал по комнате, потом остановился уоконной ниши. В его последних словах прозвучало такое твердое убеждение,что я недоуменно взглянул на него: - Послушайте, друг мой, почему вы в этом уверены? - По той простой причине, что я вижу собаку у наших дверей, а вот извонок ее хозяина. Не уходите, Уотсон, прошу вас. Вы же с ним коллеги, иваше присутствие поможет мне. Вот она, роковая минута, Уотсон! Вы слышитешаги на лестнице, эти шаги врываются в вашу жизнь, но что они несут ссобой - добро или зло, неизвестно. Что понадобилось человеку науки,доктору Джеймсу Мортимеру, от сыщика Шерлока Холмса?.. Войдите. Наружность нашего гостя удивила меня, ибо я рассчитывал увидетьтипичного сельского врача. Доктор Мортимер оказался очень высоким, худымчеловеком с длинным носом, торчащим, словно клюв, между серыми, близкопосаженными глазами, которые ярко поблескивали за золотой оправой очков.Одет он был, как и подобает человеку его профессии, но с некоторойнеряшливостью: сильно поношенный пиджак, обтрепанные брюки. Он ужесутулился, несмотря на молодые годы, и странно вытягивал шею,благожелательно приглядываясь к нам. Как только наш гость вошел в комнату,его взгляд тотчас же упал на палку в руках Холмса, и он с радостным крикомпотянулся за ней. - Какое счастье! А я никак не мог вспомнить, где я ее оставил, здесьили в пароходной компании. Потерять такую вещь! Это было бы просто ужасно! - Подарок? - спросил Холмс. - Да, сэр. - От Черингкросской лечебницы? - Да, от тамошних друзей ко дню моей свадьбы. - Ай-ай, как это скверно! - сказал Холмс, покачивая головой. Доктор Мортимер изумленно заморгал глазами: - А что же тут скверного? - Только то, что вы нарушили ход наших умозаключений. Значит, подарокбыл свадебный? - Да, сэр. Я женился и оставил лечебницу, а вместе с ней и всенадежды на должность консультанта. Надо было обзаводиться собственнымдомом. - Ну, вот видите, мы не так уж сильно ошиблись, - сказал Холмс. - Атеперь, доктор Джеймс Мортимер... - Что вы, что вы! У меня нет докторской степени, я всего лишьскромный член Королевского хирургического общества. И, по-видимому, человек научного склада ума? Я имею только некоторое отношение к науке, мистер Холмс: так сказать,собираю раковины на берегу необъятного океана познания. Если не ошибаюсь,я имею честь говорить с мистером Шерлоком Холмсом, а не с... - Нет, доктор Уотсон вот - перед вами. - Очень рад познакомиться, сэр. Ваше имя часто упоминается рядом сименем вашего друга. Вы меня чрезвычайно интересуете, мистер Холмс. Яникак не ожидал, что у вас такой удлиненный череп и так сильно развитынадбровные дуги. Разрешите мне прощупать ваш теменной шов. Слепок с вашегочерепа, сэр, мог бы служить украшением любого антропологического музея дотех пор, пока не удастся получить самый оригинал. Не сочтите это за лесть,но я просто завидую такому черепу. Шерлок Холмс усадил нашего странного гостя в кресло. - Мы с вами, по-видимому, оба энтузиасты своего дела, сэр, - сказалон. - Судя по вашему указательному пальцу, вы предпочитаете сами набиватьпапиросы. Не стесняйтесь, закуривайте. Доктор Мортимер вынул из кармана табак и с поразительной ловкостьюнабил папиросу. Его длинные, чуть дрожащие пальцы двигались проворно ибеспокойно, как щупальца у насекомого. Холмс сидел молча, но быстрые, мимолетные взгляды, которые он бросална нашего занятного собеседника, ясно говорили о том, что этот человексильно интересует его. - Я полагаю, сэр, - начал он наконец, - что вы оказали мне честьсвоим вчерашним и сегодняшним посещением не только ради обследования моегочерепа? - Нет, сэр, конечно, нет! Правда, я счастлив, что мне представиласьтакая возможность, но меня привело к вам совсем не это, мистер Холмс. Ячеловек отнюдь не практической складки, а между тем передо мной внезапновстала одна чрезвычайно серьезная и чрезвычайно странная задача. Считаявас вторым по величине европейским экспертом... - Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь бытьпервым? - довольно резким тоном спросил Холмс. - Труды господина Бертильона[2] внушают большое уважение людям снаучным складом мышления. - Тогда почему бы вам не обратиться к нему? - Я говорил, сэр, о "научном складе мышления", но как практик вы незнаете себе равных - это признано всеми. Надеюсь, сэр, что я не позволилсебе излишней... - Так, самую малость, - ответил Холмс. - Однако, доктор Мортимер, ядумаю, что вы поступите совершенно правильно, если сейчас же, бездальнейших отступлений, расскажете мне, в чем состоит дело, для разрешениякоторого вам требуется моя помощь.^ Глава II. ПРОКЛЯТИЕ РОДА БАСКЕРВИЛЕЙ - У меня в кармане лежит один манускрипт, - сказал доктор ДжеймсМортимер. - Я заметил это, как только вы вошли, - сказал Холмс. - Манускрипт очень древний. - Начало восемнадцатого века, если только не подделка. - Откуда вам это известно, сэр? - Разговаривая со мной, вы все время показываете мне краешек этогоманускрипта дюйма в два шириной. Плох же тот эксперт, который не сможетустановить дату документа с точностью до одного-двух десятилетий. Вам,может быть, приходилось читать мой небольшой труд по этому вопросу? Ядатирую ваш манускрипт тысяча семьсот тридцатым годом. - Точная дата тысяча семьсот сорок второй. - Доктор Мортимер вынулрукопись из бокового кармана пиджака. - Эта фамильная реликвия была отданамне на сохранение сэром Чарльзом Баскервилем, внезапная и трагическаясмерть которого так взволновала весь Девоншир три месяца назад. Я считалсебя не только врачом сэра Чарльза, но и его личным другом. Это былчеловек властный, умный, весьма практический и отнюдь не фантазер, как вашпокорный слуга. И все же он относился к этому документу очень серьезно ибыл подготовлен к тому концу, который его постиг. Холмс протянул руку, взял манускрипт и расправил его на коленях. - Уотсон, присмотритесь к написанию буквы "д". Это одна из техособенностей, которые помогли мне установить дату документа. Я глянул через его плечо на пожелтевшие листы с полустертымистроками. Вверху страницы было написано: "Баскервиль-холл", а ниже стояликрупные, размашистые цифры: "1742". - Это, по-видимому, какая-то запись. - Да, запись одного предания, которое живет в роду Баскервилей. - Но, насколько я понял, вы пришли посоветоваться со мной по вопросуболее практическому и более близкому к нам по времени. - Да, животрепещуще близкому! Он не терпит отлагательств, его надорешить в течение суток. Рукопись совсем короткая, и она имеетнепосредственное отношение к делу. С вашего позволения, я прочту ее вам. Откинувшись на спинку кресла. Холмс сомкнул концы пальцев и с видомполной покорности судьбе закрыл глаза. Доктор Мортимер повернулся к светуи высоким скрипучим голосом начал читать нам следующую любопытную повестьдревних времен: - "Много есть свидетельств о собаке Баскервилей, но, будучи прямымпотомком Гуго Баскервиля и будучи наслышан о сей собаке от отца своего, аон - от моего деда, я положил себе записать сию историю, в подлинностикоей не может быть сомнений. И я хочу, дети мои, чтобы вы уверовали, чтовысший судия, наказующий нас за прегрешения наши, волен и отпустить их намс присущим ему милосердием и что нет столь тяжкого проклятия, коего нельзябыло бы искупить молитвой и покаянием. Так предайте же забвению страшныеплоды прошлого, но остерегайтесь грешить в будущем, дабы снова всем нам напогибель не даровать свободу темным страстям, причинившим столько злавсему нашему роду. Знайте же, что во времена Великого восстания (историю его, написаннуюлордом Кларендоном, мужем большой учености, я всячески советую вампрочесть) владетелем поместья Баскервиль был Гуго, того же рода, и этогоГуго можно со всей справедливостью назвать человеком необузданным,нечестивым и безбожным. Соседи простили бы ему все его прегрешения, ибосвятые никогда не водились в наших местах, но в натуре Гуго быланаклонность к безрассудным и жестоким шуткам, что и сделало имя егопритчей во языцех во всем Девоне. Случилось так, что этот Гуго полюбил(если только можно назвать его темную страсть столь чистым именем) дочьодного фермера, земли коего лежали поблизости от поместья Баскервилей. Ноюная девица, известная своей скромностью и добродетелью, страшилась одногоего имени и всячески его избегала. И вот однажды, а это было в Михайловдень, Гуго Баскервиль отобрал из своих товарищей шестерых, самых отчаянныхи беспутных, прокрался к ферме и, зная, что отец и братья девицы находятсяв отлучке, увез ее. Вернувшись в Баскервиль-холл, он спрятал свою пленницув одном из верхних покоев, а сам, по своему обычаю, стал пировать стоварищами. Несчастная чуть не лишилась ума, слыша пение, крики и страшныеругательства, доносившиеся снизу, ибо, по свидетельству тех, кто знал ГугоБаскервиля, он был столь несдержан на язык во хмелю, что, казалось,подобные богохульные слова могут испепелить человека, осквернившего имиуста свои. Под конец страх довел девушку до того, что она отважилась напоступок, от коего отказался бы и самый ловкий и смелый мужчина, а именно:выбралась на карниз, спустилась на землю по плющу, что оплетал (и по сиюпору оплетает) южную стену замка, и побежала через болото в отчий дом,отстоявший от баскервильского поместья на три мили. По прошествии некоторого времени Гуго оставил гостей с намерениемотнести своей пленнице еду и питье, а может статься, в мыслях у него былои нечто худшее, но увидел, что клетка опустела и птичка вылетела на волю.И тогда его обуял дьявол, ибо, сбежав вниз по лестнице в пиршественныйзал, он вскочил на стол, разметал фляги и блюда и поклялся во всеуслышаниеотдать тело свое и душу силам зла, лишь бы настигнуть беглянку. И покасотрапезники его стояли, пораженные бушевавшей в нем яростью, один из них,самый бессердечный или самый хмельной, крикнул, что надо пустить собак последу. Услышав такие слова, Гуго выбежал из замка, приказал конюхамоседлать его вороную кобылу и спустить собак и, дав им понюхать косынку,оброненную девицей, поскакал следом за громко лающей сворой по залитомулунным светом болоту. Сотрапезники его некоторое время стояли молча, не уразумев сразу,из-за чего поднялась такая суматоха. Но вот до их отуманенного виннымипарами рассудка дошло, какое черное дело будет содеяно на просторахторфяных болот. Тут все закричали: кто требовал коня, кто пистолет, ктоеще одну флягу вина. Потом, несколько одумавшись, они всей компанией,числом в тринадцать человек, вскочили на коней и присоединились к погоне.Луна сияла ярко, преследователи скакали все в ряд по тому пути, каким, поих расчетам, должна была бежать девица, если она имела намерение добратьсядо отчего дома. Проехав милю или две, они повстречали пастуха со стадом и спросилиего, не видал ли он погоню. А тот, как рассказывают, сначала не могвымолвить ни слова от страха, но потом все же признался, что виделнесчастную девицу, по следам коей неслись собаки. "Но я видел и нечтодругое, - присовокупил он. - Гуго Баскервиль проскакал мимо меня навороной кобыле, а за ним молча гналась собака, и не дай мне боже увидетькогда-нибудь такое исчадие ада у себя за спиной!" Пьяные сквайры обругали пастуха и поскакали дальше. Но вскоре морозпробежал у них по коже, ибо они услышали топот копыт, и вслед за темвороная кобыла, вся в пене, пронеслась мимо них без всадника и сброшенными поводьями. Беспутные гуляки сбились в кучу, обуянные страхом,но все же продолжали путь, хотя каждый из них, будь он здесь один, безтоварищей, с радостью повернул бы своего коня вспять. Они медленнопродвигались вперед и наконец увидели собак. Вся свора, издавнаславившаяся чистотой породы и свирепостью, жалобно визжала, теснясь успуска в глубокий овраг, некоторые собаки крадучись отбегали в сторону, адругие, ощетинившись и сверкая глазами, порывались пролезть в узкуюрасселину, что открывалась перед ними. Всадники остановились, как можно догадаться, гораздо более трезвые,чем они были, пускаясь в путь. Большинство из них не решалось сделатьвперед ни шагу, но трое самых смелых или же самых хмельных направили конейв глубь оврага. И там взорам их открылась широкая лужайка, а на нейвиднелись два больших каменных столба, поставленные здесь еще внезапамятные времена. Такие столбы попадаются на болотах и по сию пору.Луна ярко освещала лужайку, посреди которой лежала несчастная девица,скончавшаяся от страха и потери сил. Но не при виде ее бездыханного тела ине при виде лежащего рядом тела Гуго Баскервиля почувствовали троебесшабашных гуляк, как волосы зашевелились у них на голове. Нет! Над Гугостояло мерзкое чудовище - огромный, черной масти зверь, сходный видом ссобакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видетьсмертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло Гуго Баскервилюи, повернув к ним свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами.Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать,помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту женочь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем, а двое других доконца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения. Таково, дети мои, предание о собаке, причинившей с тех самых порстолько бед нашему роду. И если я решил записать его, то лишь в надежде нато, что знаемое меньше терзает нас ужасом, чем недомолвки и домыслы. Есть ли нужда отрицать, что многие в нашем роду умирали смертьювнезапной, страшной и таинственной? Так пусть же не оставит нас провидениесвоей неизреченной милостью, ибо оно не станет поражать невинных,рожденных после третьего и четвертого колена, коим грозит отмщение, каксказано в Евангелии. И сему провидению препоручаю я вас, дети мои, изаклинаю: остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы злавластвуют безраздельно. (Написано рукой Гуго Баскервиля для сыновей Роджера и Джона, иприказываю им держать все сие в тайне от сестры их, Элизабет)". Прочитав это странное повествование, доктор Мортимер сдвинул очки налоб и уставился на мистера Шерлока Холмса. Тот зевнул и бросил окурок вкамин. - Ну и что же? - сказал он. - По-вашему, это неинтересно? - Интересно для любителей сказок. Доктор Мортимер вынул из кармана сложенную вчетверо газету: - Хорошо, мистер Холмс. Теперь мы познакомим вас с более современнымматериалом. Вот номер "Девонширской хроники" от четырнадцатого июня сегогода. В нем помещен короткий отчет о фактах, установленных в связи сосмертью сэра Чарльза Баскервиля, постигшей его за несколько дней до этого. Мой друг чуть подался вперед, и взгляд у него стал сразувнимательным. Поправив очки, доктор Мортимер начал: - "Скоропостижная смерть сэра Чарльза Баскервиля, возможногокандидата от партии либералов на предстоящих выборах, произвела оченьтяжелое впечатление на весь Средний Девоншир. Хотя сэр Чарльз сравнительнонедавно обосновался в Баскервиль-холле, своим радушием и щедростью онуспел снискать себе любовь и уважение всех, кому приходилось иметь с нимдело. В наши дни владычества нуворишей[3] приятно знать, что потомокдревнего рода, знавшего лучшие времена, смог собственными руками нажитьсебе состояние и обратить его на восстановление былого величия своегоимени. Как известно, сэр Чарльз совершал весьма прибыльные операции вЮжной Африке. В противоположность тем людям, которые не останавливаются дотех пор, пока колесо фортуны не повернется против них, он, со свойственнойему трезвостью ума, реализовал свои доходы и вернулся в Англию с солиднымкапиталом. В Баскервиль-холле сэр Чарльз поселился всего лишь два годаназад, но слухи о различных усовершенствованиях и планах перестройкипоместья, прерванных его смертью, успели распространиться повсюду. Будучибездетным, он не раз выражал намерение еще при жизни облагодетельствоватьсвоих земляков, и у многих из здешних жителей есть личный повод оплакиватьего безвременную кончину. О щедрых пожертвованиях сэра Чарльза на нуждыблаготворительности как в местном масштабе, так и в масштабе всегографства неоднократно упоминалось на страницах нашей газеты. Нельзя сказать, чтобы следствию удалось полностью выяснитьобстоятельства смерти сэра Чарльза Баскервиля, хотя оно все же положилоконец слухам, рожденным местными суеверными умами. У нас нет никакихоснований подозревать, что смерть последовала не от естественных причин.Сэр Чарльз был вдовец и, если можно так выразиться, человек состранностями. Несмотря на свое большое состояние, он жил очень скромно, ивесь штат домашней прислуги в Баскервиль-холле состоял из супружеской четыБэрриморов. Муж исполнял обязанности дворецкого, жена - экономки. В своихпоказаниях, совпадающих с показаниями близких друзей покойного, Бэрриморыотмечают, что здоровье сэра Чарльза за последнее время заметно ухудшилось.По их словам, он страдал болезнью сердца, о чем свидетельствовали резкиеизменения цвета лица, одышка и подавленное состояние духа. Доктор ДжеймсМортимер, близкий друг и домашний врач покойного, подтвердил это в своихпоказаниях. С фактической стороны все обстояло весьма просто. Сэр ЧарльзБаскервиль имел обыкновение гулять перед сном по знаменитой тисовой аллееБаскервиль-холла. Чета Бэрриморов показывает, что он никогда не изменялэтой привычке. Четвертого июня сэр Чарльз объявил о своем намерении уехатьна следующий день в Лондон и приказал Бэрримору приготовить ему вещи котъезду, а вечером, как обычно, отправился на прогулку, во время которойон всегда выкуривал сигару. Домой сэр Чарльз больше не вернулся. Вполночь, увидев, что дверь в холл все еще открыта, Бэрримор встревожился,зажег фонарь и отправился на поиски своего хозяина. В тот день было сыро,и следы сэра Чарльза ясно виднелись в аллее. Посередине этой аллеи естькалитка, которая ведет на торфяные болота. Судя по некоторым данным, сэрЧарльз стоял около нее несколько минут, потом пошел дальше... и в самомконце аллеи был обнаружен его труп. Тут остается невыясненным одно обстоятельство. Бэрримор показывает,что как только сэр Чарльз отошел от калитки, характер его следов изменился- по-видимому, дальше он ступал на цыпочках. В то время по болоту,недалеко от аллеи, проходил цыган-барышник, некий Мерфи. Он слышал крики,но не мог определить, в какой стороне они раздавались, так как, пособственному признанию, был сильно пьян. Никаких следов насилия на телесэра Чарльза не обнаружено. Правда, медицинская экспертиза отмечаетизменившееся до неузнаваемости лицо покойного - доктор Мортимер дажеотказался сначала верить, что перед ним лежит его друг и пациент, ноподобное явление нередко сопровождает смерть от удушья и упадка сердечнойдеятельности. Это подтвердилось в результате вскрытия, которое дало полнуюкартину застарелого органического порока сердца. Основываясь на данныхмедицинской экспертизы, следствие пришло к заключению о скоропостижнойсмерти, что значительно облегчает положение дел, так как желательно, чтобынаследник сэра Чарльза поселился в Баскервиль-холле и продолжал прекрасныеначинания своего предшественника, прерванные таким трагическим концом.Если б прозаически точные выводы следователя не положили конецромантическим домыслам в связи со смертью сэра Чарльза, которыепередавались по всему графству из уст в уста, то Баскервиль-холлу труднобыло бы найти хозяина. Как говорят, ближайшим родственником сэра Чарльзаявляется мистер Генри Баскервиль (если он жив), сын среднего братапокойного. По последним имеющимся у нас сведениям, этот молодой человекнаходится в Америке. Сейчас приняты меры к тому, чтобы разыскать его исообщить о полученном им большом наследстве". Доктор Мортимер сложил газету и сунул ее в карман. - Вот все, что сообщалось о смерти сэра Чарльза Баскервиля, мистерХолмс. - Вы ознакомили меня с делом, которое безусловно не лишено некоторогоинтереса, и я вам очень признателен за это, - сказал Шерлок Холмс. - Всвое время мне приходилось читать о нем в газетах, но тогда я был такзанят историей с ватиканскими камеями[4] и так старался услужить папе, чтопрозевал несколько любопытных дел в Англии. Значит, это все, чтосообщалось о смерти сэра Чарльза? - Да. - Тогда познакомьте меня с теми фактами, которые не попали в печать.- Он откинулся на спинку кресла, сомкнул кончики пальцев и принял видстрогого и беспристрастного судьи. - Мне еще ни с кем не приходилось говорить об этом, - начал докторМортимер, явно волнуясь. - Я о многом умолчал на следствии по той простойпричине, что человеку науки неудобно поддерживать слухи, рожденныесуеверием. И я считаю, что газета права: усугублять и без того мрачнуюрепутацию Баскервиль-холла - значит обрекать его на прозябание безхозяина. Руководствуясь этими соображениями, я предпочел кое о чемумолчать, ибо излишняя откровенность все равно не принесла бы пользы, Но свами я могу говорить напрямик. Торфяные болота - место довольно безлюдное, поэтому более или менееблизкие соседи стараются почаще встречаться друг с другом. Что касаетсяменя, то я проводил довольно много времени в обществе сэра ЧарльзаБаскервиля. Если не считать мистера Френкленда из Лефтер-холла да ещенатуралиста мистера Стэплтона, в наших местах на протяжении многих миль невстретить ни одного образованного человека. Сэр Чарльз любил уединение, ноего болезнь сблизила нас, а общие интересы еще больше укрепили этублизость. Он привез весьма ценные научные материалы из Южной Африки, и мыс ним провели много приятных вечеров, обсуждая сравнительную анатомиюбушменов и готтентотов[5]. Последнее время мне с каждым месяцем становилось все яснее, что нервысэра Чарльза напряжены до предела. Он верил в эту легенду, которую я вампрочитал, и, гуляя по своим владениям, не решался выходить на болотаночью. Вам это покажется нелепостью, мистер Холмс, но сэр Чарльз былтвердо убежден, что над его родом тяготеет страшное проклятие, и,действительно, примеры, которые он приводил из прошлого своей семьи, былинеутешительны. Ему не давала покоя навязчивая идея о каком-то призрачномсуществе, и он то и дело спрашивал меня, не видал ли я чего-либостранного, когда ходил с визитами по больным, и не слышал ли собачьеголая. Последний вопрос сэр Чарльз задавал мне особенно часто, и его голосдрожал при этом от волнения. Помню, как сейчас, недели за три до трагического события я подъехалвечером к Баскервиль-холлу. Сэр Чарльз стоял в дверях дома. Я вылез изшарабана и, подойдя к нему, вдруг заметил, что он смотрит куда-то черезмое плечо с выражением предельного ужаса в глазах. Я круто обернулся иуспел только мельком увидеть в самом конце аллеи какое-то животное вродебольшого черного теленка. Сэр Чарльз был в таком волнении и страхе, чтомне пришлось пойти туда, где оно промелькнуло, и посмотреть, куда оноделось. Но там ничего не было. Это происшествие произвело очень тяжелое впечатление на моего друга.Я провел с ним весь тот вечер, и вот тогда-то, решив объяснить мне причинусвоей тревоги, он и попросил меня взять на сохранение эту рукопись, скоторой я счел нужным ознакомить вас прежде всего. Я упомянул об этоммаловажном случае только потому, что он приобрел некоторое значение впоследующей трагедии, но в то время все это показалось мне чистейшимвздором, никак не оправдывающим волнение моего друга. Сэр Чарльз, по моему совету, собирался в Лондон. Сердце у него былоне в порядке, а страх, не дававший ему ни минуты покоя, явно сказывался наего здоровье, хотя причины этого страха были, на мой взгляд, простовымышленные. Я рассчитывал, что несколько месяцев городской жизниподействуют на сэра Чарльза освежающе и он вернется назад новым человеком.Того же мнения был мистер Стэплтон, который проявлял всегда большую заботуо здоровье нашего общего друга. И вот в самую последнюю минуту разразилосьэто страшное несчастье. Дворецкий Бэрримор, нашедший ночью тело сэра Чарльза, немедленнопослал ко мне верхом конюха Перкинса. Я поздно засиделся за работой ипоэтому поспел в Баскервиль-холл быстро, самое большее через час. Всефакты, о которых упоминалось на следствии, были мною проверены исопоставлены один с другим. Я прошел по следам сэра Чарльза всю тисовуюаллею, осмотрел то место у калитки, где он, по-видимому, останавливался,обратил внимание на изменившийся характер его следов, убедился, что, кромених, на мягком гравии видны только следы Бэрримора, и, наконец, тщательнообследовал тело, к которому до моего приезда никто не прикасался. СэрЧарльз лежал ничком, раскинув руки, вцепившись пальцами в землю, исудорога так исказила его лицо, что я не сразу мог опознать труп.Физических повреждений на нем не оказалось. Но Бэрримор дал ошибочныепоказания на следствии. По его словам, на земле около тела не было Видноникаких следов. Он просто не заметил их, а я заметил. На небольшомрасстоянии от сэра Чарльза виднелись совершенно свежие и четкие... - Следы? - Следы. - Мужские или женские? Доктор Мортимер как-то странно посмотрел н