Артур Таболов. Водяра --------------------------------------------------------------- © Copyright Артур Таболов, 2007© изд. АСТ, Москва, 2007 From: viktor AT levashov.ru Date: 21 Oct 2007 ISBN 978-5-17-04785-1---------------------------------------------------------------РоманВ этом бизнесе крутятся миллиарды долларов. В этом бизнесе ни на деньне прекращаются невидимые миру войны. Этот бизнес - водка. В путешествие по закулисью водочного бизнеса, одного из самыхмасштабных и криминальных в России, приглашает читателя роман АртураТаболова "Водяра". Успешный предприниматель, владелец крупноголикероводочного завода, он знает этот мир изнутри. Он знает, о чем пишет.^ Вместо пролога В НАШУ ГАВАНЬ ЗАХОДИЛИ КОРАБЛИ Ранним утром 24 июня 1996 года на рейде грузинского порта Поти,расположенного в устье реки Риони, несущей в Черное море муть колхидскихболот, встал на якорь малотоннажный танкер "Звезда Техаса", порт припискиХьюстон, США. Едва отгрохотала в клюзах якорная цепь и умолк судовой дизель,наступившая оглушительная тишина наполнилась кваканьем миллионов лягушек.Собравшиеся на корме матросы, вымотанные двухнедельным переходом черезнеспокойную Атлантику, с удивлением прислушивались к этим необычным на морезвукам и всматривались в далекий берег в предвкушении вожделенного отдыха. Был полный штиль. Над водой стоял парной туман, подсвеченный невидимымиз-за гор солнцем. Сквозь туман проступали очертания малоэтажных городскихкварталов, стекающих к берегу, темнели сады. Над пустыми причалами стадомжирафов теснились желтые портальные краны. Никакого движения не было ни вгороде, ни в порту. Казалось, что все живое оттягивает момент, когдапридется выходить из хранящих ночную прохладу жилищ и окунаться в баннуюдухоту дня. - Если такая парилка сейчас, что будет днем? - заметил молодой штурман,высматривая с высоты капитанского мостика пограничный катер в бинокль, налинзах которого конденсировалась водяная пыль. - Ливень, - отозвался капитан, вытирая платком дубленое лицо,напоминавшее пенек, обкатанный морским прибоем. - Что видишь? - Ничего, сэр. Они еще не проснулись. - Merde!* При Советах было больше порядка, сторожевики встречали судаеще в нейтральных водах. - Случалось ходить в эти места, сэр? - Из всех мест, куда мне случалось ходить, это самое гнилое, сынок. Lepissoir de mer Noire. ** Не думал, что меня снова сюда занесет. И на чем? Наэтом корыте! --------------------------------------------------------------------------------- * Дерьмо (фр.) ** Писсуар Черного моря (фр.) Штурман знал, что капитан имел диплом Ллойда и плавал на лучшихпассажирских теплоходах трансатлантических линий. Если бы не пристрастие кбурбону и проявляемый при выпивке буйный нрав, он до сих пор стоял бы намостике какой-нибудь "Куин Мэри". Но те времена давно прошли. Он и местокапитана на "Звезде Техаса" получил только потому, что команда танкераформировалась в спешке и никого более подходящего под рукой не нашлось. Весьрейс капитан держался, и теперь медлительность местной погранслужбыприводила его в сильнейшее раздражение. Чтобы отвлечь кэпа от мрачных мыслей, штурман сказал, невольноозвучивая душевные помыслы всего экипажа: - Говорят, грузинские женщины очень красивые. Это так, сэр? - Забудь, - буркнул капитан. - Нарвешься. - На кинжал ревнивого горца? - На триппер! - Вот как? - удивился штурман. - Это у вас личный опыт? - Заткнись, сынок, - попросил капитан. - Заткнись. И без тебя тошно!.. Пограничный катер подошел к "Звезде Техаса" только через полтора часа.На его флагштоке тяжелой тряпкой висело набухшее от сырости белое полотнище с красным крестом - государственный флагГрузии. Вместе с нарядом пограничников на низкую палубу танкера спрыгнулитри таможенника. Проверка не выявила никаких нарушений. Когда с формальностями былопокончено, капитан по морской традиции пригласил старших нарядов к себе вкаюту, достал из бара литровую бутыль скотча и раскрыл ящик с кубинскимисигарами "Корона Коронас". От сигар гости вежливо отказались, а от виски неотказались. - Добро пожаловать в Колхиду, на родину Золотого руна, - церемонноприжав руку к сердцу, гортанно произнес пограничник на чудовищноманглийском. - Надеемся, вам здесь понравится. - Спасибо, офицер, - сдержанно ответил капитан. - Я был в ваших краяхлет двадцать назад и получил незабываемые впечатления. Да, незабываемые. Досих пор помню. Ваше здоровье, джентльмены!.. Грузины вернулись на катер, возбужденно переговариваясь. Капитандогадывался, что их поразило: страховка груза. Танкер был застрахован надвести тысяч долларов, а груз - на двенадцать миллионов. В танках "Звезды Техаса" находилось десять тысяч тонн американскогозернового спирта класса "экстра" - высшей, после "люкса", степени очистки.В тот же день известие о том, что в порту встал под разгрузку танкер сдесятью тысячами тонн спирта, оживленно обсуждалось во всех кофейнях на набережной. С особым интересом оно было встреченолюдьми, деятельность которых проходила по ту сторону закона. Десять тысяч тонн спирта стоимостью двенадцать миллионов долларов - этобыло серьезно. Очень серьезно.Тот, кто работает по ту сторону закона, должен строго соблюдатьправила, действующие по ту сторону закона. Незнание правил, как и незнаниезаконов, не освобождает от возмездия за их нарушение. Исчезновение Гиви Кутаисского, молодого грузинского "вора в законе",джип которого через неделю после прихода в Поти "Звезды Техаса" случайнонашли в болотистой пойме Риони, прошло практически незамеченным. Местныевласти даже не стали возбуждать уголовного дела. Трупа нет, никакихзаявлений не поступало, а то обстоятельство, что кузов джипа был изрешеченпулевыми пробоинами, решили после некоторых раздумий не включать в протоколосмотра места происшествия. Чтобы не ухудшать отчетность нераскрытымпреступлением. А то, что это преступление не будет раскрыто, сомнений невызывало. В Москве, куда после обретения Грузией независимости и полного ееобнищания, перебазировались почти все грузинские "законники", судьба Гивитоже никого не взволновала. Его недолюбливали: слишком самонадеян, заносчив,старших не уважал. Да и законность его "коронации" вызывала сомнения.Слишком мало, всего шесть лет, он топтал зону, ничем себя на зоне непроявил. А вором стал за бабки, крупно отстегнув в общак. Таких новоявленныхворов, "апельсинов", становилось все больше среди выходцев с юга и особенносреди амбициозных грузин. Но хуже было другое. Слишком неряшливо работал Гиви. Его бригадаспециализировалась на ограблениях инкассаторов и пунктов обмена валюты. Емувезло, всякий раз удавалось уйти, но оставалось столько следов, что МУРперетряхивал всю грузинскую общину, надолго парализуя ее деятельность, и безтого не слишком успешную из-за острой конкуренции с авторитетами славянскойнациональности и из-за милицейских "крыш", уверенно вытеснявших криминал изсамых доходных бизнесов. Так что исчезновение Гиви было воспринято спокойнои даже не без некоторого облегчения. Но когда на окраине Поти взорвался "мерседес" с Тенгизом, одним изсамых авторитетных грузинских воров, в Москве серьезно задумались. Чтопроисходит? Снова начался отстрел крупного криминалитета, как это уже было впервой половине девяностых годов, когда из ста двадцати "воров в законе",действовавших, по данным Зонального информационного центра МВД, в Москве и вМосковском регионе, в живых осталось не больше половины? Возродилосьспецподразделение "Белая стрела", которое вело зачистку? Генпрокурор Россиина пресс-конференции объявил "Белую стрелу" мифом, выдумкой падких насенсации журналистов, а участившиеся убийства лидеров крупных криминальныхгруппировок объяснил обострившейся борьбой за передел сфер влияния. Так-то оно так, случались и массовые, до десятков бойцов с той и другойстороны, разборки с применением гранатометов, и странныедорожно-транспортные происшествия. Но не только они были причиной резкогосокращения популяции воров и авторитетов и появления на подмосковныхкладбищах "аллей героев" с величественными гранитными обелисками. Нет, нетолько. Кому нужно, те знали. Воспоминания о той поре сидели глубоко впамяти оставшихся в живых, и при малейшем намеке на опасность, не имевшуюобъяснений, заставляли тревожно сжиматься сердца, как у вернувшихся с войнысолдат при далеких раскатах грома. Не похоже было на возвращение "Белой стрелы". Да и с чего? Криминальныймир, представлявший серьезную угрозу стабильности государства, давно уже былоттеснен в сторону. Одни легализовались, обзавелись банками и недвижимостью,ушли в большой бизнес, другие остались крышевать оптовые ярмарки,контролировать казино, торговлю наркотиками, проституцию - занятиянебезобидные, но государственным устоям не угрожающие. Стрельба и взрывыперенеслись туда, где шел передел серьезной собственности, нынче убивали неворов, а крупных предпринимателей, политиков, губернаторов. Это успокаивало. Но и оставить без внимания исчезновение ГивиКутаисского и особенно убийство опытного, осторожного, как зверь, Тенгизабыло нельзя. Непонятое опасно. А случайностью здесь и не пахло. Не моглобыть случайным появление обоих в захолустном Поти, где и раньше-то нечегобыло ловить, а теперь и подавно. Работу и средства для существования жителям Поти и окрестных селенийвсегда давали порт, мандарины, хорошо растущие на осушенных болотах Колхиды,да отдыхающие в летний сезон. С началом войны в Абхазии отдыхающие исчезли,мандарины некуда стало девать, а грузооборот порта сократился практически донуля. После прихода к власти Гамсахурдия, с ликованием встреченногогрузинским народом, почти все заводы независимой Грузии встали. Послевозвращения Шеварнадзе, встреченного с таким же всеобщим ликованием, онипродолжали стоять. Не чаще чем раз в неделю из Чиатури в Поти приходилсостав с марганцевой рудой, работы портовикам хватало на два дня. Хлынувшиеиз Абхазии беженцы заняли все пансионаты и казармы военно-морской базы,разоренные местными жителями после того, как Россия передала Грузии охрануморской границы. Безработица стала всеобщей. Электричество в дома включалина два часа в сутки, воду давали раз в три дня, отопление не работало. Быловообще непонятно, как люди умудряются выживать. И в этот нищий городотправились два серьезных человека, бросив доходный и хорошо отлаженныйбизнес в Москве?Тем же утром, когда стало известно о взрыве "мерседеса" Тенгиза,смотрящий грузинской общины Реваз Гудава, старый опытный вор в законе, летдвадцать просидевший в тюрьмах и лагерях, отправил в Поти своего порученца,шустрого остроглазого парня по кличке Лис. Ревазу он приходился дальнимродственником по материнской линии. Восемнадцатилетним мальчишкой Лисзалетел на попытке вооруженного грабежа, схлопотал семь лет строгого режима.По слезной просьбе престарелой матери Реваз дал кому надо денег, вытащил егоиз лагеря. С тех пор Лис верно служил ему, почитал как отца, чтонесентиментального и не верящего в людскую благодарность Реваза поначалунастораживало, но за много лет Лис ни разу не дал повода усомниться в егоискренней преданности. Пронырливый, сообразительный, он был как раз темчеловеком, который сумеет быстро узнать, каким медом намазано это Поти. И онбыл единственным, кому Реваз доверял - в той мере, в какой вообще можнодоверять людям. Вечером Реваз собрал самых авторитетных грузинских воров в банкетномзале своего загородного ресторана на Киевском шоссе. Долго судили-рядили, нони к чему не пришли. Появление в Поти Тенгиза можно было с большой натяжкойобъяснить тем, что родом он из тех мест, из небольшого предгорного селеньямежду Батуми и Поти. Ну, допустим, одолела тоска по родине. А кой черт понестуда этого отморозка Гиви? Тоже тоска по родине? Но где Кутаиси и где Поти!Как ни крути, а получалось - случайность. К концу затянувшегося ужина, когда обсуждение пошло уже по десятомукругу, Тенгиза позвали к телефону. Через минуту он вернулся и подвел итог: - Того не избежать, что кому на роду написано. Чего в жизни не бывает.Все бывает. Случайность - на то она и случайность. Что мы можем? Толькоодно: отдать дань уважения нашему дорогому другу Тенгизу, почтить егопохороны своим присутствием. Он говорил, что хочет быть погребенным народине. Мы должны выполнить его волю. На лицах участников совещания отразилось глубокое уважение к памятидорогого друга Тенгиза, но горячего желания почтить его похороны своимприсутствием не выразил никто. Реваз спросил: - Есть ли возражения, если наше братство буду представлять я? Возражений не было. Тут же, за столом, скинулись на гроб, достойныйуважаемого Тенгиза, стоя, не чокаясь, выпили поминальную. Перед тем какразойтись по машинам, подходили к Ревазу, молча пожимали ему руку, выражаясоболезнование, как если бы погибший был его близким родственником. На следующий день Реваз с тремя охранниками на зафрахтованном самолетевылетел в Батуми.В аэропорту его встретил Лис, возбужденный успешным выполнениемпоручения. У кого-то из местных он взял по доверенности две "Нивы" -четырехдверную "ВАЗ-2131" для шефа и обычную для охранников. Привыкший кдорогим просторным машинам Реваз недовольно поморщился: - Ты бы еще "Запорожца" пригнал. Получше ничего не нашел? - Нам нужно светиться? - обиделся Лис. - Тогда возьмем "бумер". Или"мерина"? - Ладно, трогай, - кивнул Реваз, втискивая свое грузное тело на заднеесиденье тесной для него "Нивы". Но едва отъехали от аэровокзала, будто хляби небесные развезлись иобрушили на землю ливень такой силы, что остановился весь транспорт -"дворники" не успевали смахивать воду с лобовых стекол. Такие ливни непрекращались ни летом, ни теплой зимой, они-то и создали Батуми и Потирепутацию писсуаров Черного моря. Пока стояли в потоках воды, Лис с подробностями ввел Реваза в курсдела. Он выяснил, что притянуло в Поти Гиви Кутаисского и Тенгиза.Американский спирт. Под разгрузку в Поти встал уже второй танкер со спиртом.Танкер малый, на семь тысяч тонн. Малый - по морским меркам. А спирта в нем,считая по доллару двадцать центов за литр, - на восемь с лишним миллионов"зеленых". Третий танкер, средний, водоизмещением двадцать тысяч тонн, ждетна рейде. Еще двадцать четыре "лимона". - Прикиньте, шеф, какие здесь дела! Прикиньте, прикиньте! - Понял. Дальше, - поторопил Реваз. Спирт перекачивают в железнодорожные цистерны и отправляют в Гори всопровождении грузинской национальной гвардии, продолжал Лис. Там егопереливают в спиртовозы и автоколоннами гонят в Северную Осетию наликероводочные заводы. Грузополучателем спирта числится совместноеамерикано-грузинское предприятие "Иверия", но настоящие хозяева - осетины изВладикавказа. Охрана в порту их, командуют всем они. Реваз помрачнел. Осетины - это было серьезно. Со временосетино-ингушского конфликта в 1992 году в Северной Осетии действовалиотряды самообороны, хорошо организованные и хорошо вооруженные. Еще раньше,в Абхазии и в Южной Осетии, члены отрядов приобрели боевой опыт ипредставляли собой силу, с которой нельзя не считаться. Но Поти - это Грузия. Грузия, а не Осетия. Независимая, твою мать,республика Грузия! - Платят? - хмуро спросил Реваз. - Отстегивают местным ментам. И в порту за разгрузку. Я так понимаю,что Гиви замочили, потому что не вник, куда суется. Не разобрался. - А Тенгиз? Он никуда не совался, не разобравшись. Не тот человек. - С ним непонятки, - согласился Лис. - Грохнули его на второй день. Унего и времени не было разбираться. Вы что про это думаете? - Пока ничего. Как всякий деловой человек, Реваз интересовался политикой лишь в тоймере, в какой она могла иметь влияние на его бизнес. Все эти бесконечныемежнациональные конфликты, которые как начались еще при Горбачеве, так досих пор не кончились, то затухая, то разгораясь, оставляли его равнодушным.Даже обострение отношений между Россией и Грузией никак его не затронуло,потому что никаких дел в нищей Грузии у него давно уже не было. Но иногда и политику можно обернуть себе на пользу. Сейчас был как разтакой случай. В Поти, на исконно грузинской земле, хозяйничают какие-точужаки, разворачивают свой бизнес в десятки миллионов долларов. И никому неплатят. Это как? Неправильно это, не по понятиям. Это оскорбительно длялюбого грузина. Чем не основание для серьезной предъявы? Ливень кончился так же внезапно, как начался. Солнце засверкало нажирной субтропической зелени. По улицам еще стремительно бежала вода, а отдеревьев, от газонов, от мокрого асфальта уже валил пар. - Поехали, - бросил Реваз. - В Поти? - Какой Поти! Похороны. Забыл?Похороны уважаемого Тенгиза, остатки которого были доставлены в егородное селение на длинном черном "линкольне"-катафалке в закрытом гробу измореного дуба, прошли так, что очень надолго запомнятся местным жителям.Близких родственников здесь у Тенгиза не было, а дальними было все селение.Величественно молчали старики в черкесках с серебряными газырями и тяжелымистаринными кинжалами на осиных талиях, скорбели женщины, прикрывая лицачерными кружевными накидками. В каменной церквушке, построенной вшестнадцатом веке и, как казалось, с того времени ни разу неремонтировавшейся, панихиду по невинно убиенному отслужил привезенный изправославного монастыря под Батуми молодой священник с густым басом,торжественно звучавшим в пустых каменных сводах. "Отпусти ему грехи его вольные и невольные". На каменистом кладбище Реваз произнес речь о добрых делах безвременнопокинувшего нас Тенгиза. Из добрых дел не припомнилось ничего, поэтому речь,наполненная общими фразами, оказалась короткой и от этого еще болеезначительной. Посидев приличное время во главе длинного поминального стола,накрытого для всей деревни под навесом машинно-тракторного двора, в которомдавно уже не было ни тракторов, ни машин, Реваз покинул селение с чувствомудовлетворения от хорошо исполненной роли. - Теперь в Поти? - обернувшись из-за руля, спросил Лис. - Теперь в Поти. Пришло время заняться делами.Но до Поти они не доехали. Километрах в десяти от города, когда впросветах между горами уже стал виден мигающий в кромешной темноте ночикрасный глаз Потийского маяка, идущую впереди "Ниву" с охранникамисветящимся жезлом остановил дорожный полицейский. Он был форме, сбронежилетом, но вид имел вполне мирный, даже "калашников" висел у него наплече дулом вниз. Его напарник лениво покуривал возле патрульных "Жигулей".На всякий случай Лис тормознул, не приближаясь к "Ниве", и извлек из-подсиденья "ИЖ-71", слегка модернизированный пистолет Макарова, разрешения накоторый в России давали сотрудникам частных охранных предприятий. - Спрячь, - приказал Реваз. - Увидят - мороки не оберемся. - Ствол законный, ксива в порядке, - возразил Лис. - Законный. В России он законный, а здесь Грузия. Убери! - повторилРеваз. Лис спрятал пистолет под куртку, но продолжал настороженновсматриваться в то, что происходит впереди. Ничего не происходило. Водилавышел из "Нивы" и вступил в переговоры с полицейским. Это было правильно. ВМоскве можно разговаривать с ментом, не выходя из машины, на Кавказе этобыло бы знаком неуважения, почти оскорблением. И вдруг все изменилось. Из темноты возникли какие-то тени в камуфляже,все три охранника Реваза мгновенно оказались на асфальте с заломленнымируками. Лис врубил заднюю скорость, но было поздно. Его выбросили из машины,в ту же секунду одновременно распахнулись задние дверцы, двое с "калашами"втиснулись в "Ниву", зажав Реваза крепкими молодыми телами. Потом за рульнеторопливо сел еще один в камуфляже, постарше, вооруженный не автоматом, апистолетом, и вежливо обратился к Ревазу: - Все в порядке, уважаемый. С вами хотят поговорить. Он произнес это по-грузински, с сильным акцентом. За долгие годы вМоскве, где гораздо чаще приходилось говорить по-русски, чем по-грузински,Реваз отвык от кавказских наречий. Он сказал: - Ты не грузин. И услышал в ответ то, чего больше всего боялся услышать: - Да, я осетин. Тем временем подкатил "УАЗ"-"санитарка" с металлическим кузовом,охранников и Лиса зашвырнули внутрь, следом влезли четверо в камуфляже,остальные набились в "Ниву" охраны. Все произошло за минуты, в слаженныхдействиях нападавших чувствовалась выучка опытных диверсантов. И лишь когда машины резко взяли с места, до Реваза дошло: у всех былиоткрыты лица, ни на ком не было "ночки". Ни на ком! Это было самое страшное.Они не боялись, что их запомнят и опознают. Потому что некому будетопознавать!"Санитарка" и "Нивы" свернули на узкую, идущую в гору грунтовку и черезполчаса остановились возле просторной сухой поляны среди густого мелколесьяи низких, уродливо искривленных сосен. Двигатели заглохли, с болот донессяприглушенный расстоянием хор колхидских лягушек. На обочине дороги темнели черный "Гранд чероки" и темнозеленый"лендровер". На середине поляны стоял длинный дощатый стол с деревянными,вкопанными в землю, скамейками. Сюда, похоже, приезжали на шашлыки. Носейчас поляна была пуста, лишь какой-то человек в светлом пиджаке,наброшенном на плечи, и в черной, под горло, футболке сидел на корточкахвозле костра, помешивая угли палкой. Реваза выпустили из машины и подвели к столу. Человек встал. Ему былолет тридцать. Среднего роста, рыхловатого телосложения. В отблесках костраРеваз рассмотрел короткие светлые волосы с той легкой рыжеватостью, чтовстречается у уроженцев южной Грузии, бледное лицо с глубоким косым шрамомна подбородке. Шрам искривлял левую половину рта, чуть приподнимал верхнююгубу, придавая лицу выражение постоянной легкой насмешки. - Присаживайтесь, - предложил незнакомец, жестом удалил охрану иопустился на скамейку по другую сторону стола. В его внешности нечувствовалось военной выправки, а в тоне не было ничего приказного. Он небыл командиром диверсантов, скорее напоминал чиновника, вынужденногозаниматься неприятным, но необходимым делом. Лишь по тому, с какой четкостьювыполнялись его распоряжения, можно было судить о власти, которой онрасполагал. - Удачно, что мы сможем поговорить, пока вы не наделали непоправимыхошибок, - немного помолчав, продолжал он. - Ваш интерес к нашему бизнесустал серьезной проблемой... - Вы кто? - перебил Реваз. - Я тот человек, которому приходится решать проблемы. Тимур Русланов,вице-президент фирмы "Иверия", - назвался незнакомец, извлек из бумажникавизитную карточку и небрежным щелчком передвинул ее по столу к Ревазу. Онабыла на русском и английском, ничего больше при свете костра рассмотреть неудалось. Реваз немного успокоился. Тому, кого хотят убить, непредставляются. - Мой помощник, - сказал он. - Я хочу, чтобы он присутствовал приразговоре. - Не думаю, что это правильно, - заметил Тимур Русланов. - Это решать мне! Никакой необходимости в присутствии Лиса при разговоре не было, ноРеваз решил настоять на своем. Пусть этот фраер знает, с кем имеет дело.Реваз не из тех, кому можно приказывать. Реваза можно убить, но приказыватьему не может никто! Тимур неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. По его знакупоявился диверсант в камуфляже, выслушал короткий приказ и бегом, как вармии, вернулся к машинам. Через несколько минут подвел к столу Лиса, снял снего наручники и показал место на скамейке, рядом с Ревазом. - Займись остальными, - бросил Тимур. - Ты знаешь, что делать. - Так точно. - Продолжим, - вежливо предложил Тимур. - У вас, уважаемый Реваз,наверняка есть вопросы. Спрашивайте. - Гиви Кутаисский - ваши дела? - Да. Он неправильно себя повел. - Чем? - Потребовал от нас сто тысяч долларов за то, что наши танкеры будутразгружаться без промедления. Он получил эти деньги. Но не думаю, что успелими воспользоваться. Нет, не думаю. - Тенгиз? - Да. - Почему? - Он был в Поти всего два дня! - услужливо подсказал Лис. - Уважаемый Реваз, вы неправильно оцениваете ситуацию. У нас большойбизнес. Всякий большой бизнес должен быть надежно защищен. Абсолютнонадежно. Нам пришлось продемонстрировать, что мы будем защищать свой бизнесвсеми способами, и возможности для этого у нас есть. - Вы сделали ошибку, - заявил Реваз, чувствуя себя все более уверенно.- С Тенгизом можно было договориться. Он не Гиви. - Мы предпочитаем договариваться с первыми лицами. С такими, как вы. Мыправильно рассчитали. Вы здесь. Теперь давайте попробуем договориться... Прервавшись, Тимур достал пачку "Мальборо", но прикурил почему-то не отзажигалки, а от головешки из костра. Прикурив, не бросил палку в огонь, апомахал ею, будто хотел погасить, как спичку. И тотчас прогремели трикороткие автоматные очереди. Реваз обмер. Окаменев плечами, сдерживаясь изо всех сил, чтобы необернуться в сторону машин, откуда донеслись выстрелы, хрипло спросил: - Это - зачем? - Не понимаете? - холодно удивился Тимур. - За тем же. Чтобы у вас неосталось сомнений в серьезности наших намерений. Слова - это слова. Убеждаютне слова, убеждают дела. Ничего личного, уважаемый Реваз. А что бы высделали на моем месте? - Чего вы добиваетесь? - Вот мы и начали разговор... Тимур бросил головешку в костер и вернулся за стол. - Мы хотим, чтобы в Москве забыли про Поти. Нет никакого Поти. Нетникакого спирта. Это скажете вы. Вам поверят. Вы отдали дань уважения памятиТенгиза, заодно навели справки. Что произошло с Гиви, вы не знаете. Никто незнает. А Тенгиз... Тенгиза спутали с кем-то другим. - А если я скажу "нет"? - Значит, я в вас ошибся. - Уберете меня, приедут другие, - хмуро предупредил Реваз. - Как раз этого мы не хотим. Мы не хотим войны. Вы вернетесь в Москвуживым и здоровым. Мои люди отвезут вас в аэропорт. Мы не боимся войны. Новойна для бизнеса - это всегда плохо. - Поти - это Грузия, - напомнил Реваз. - Вы работаете на нашей земле... - А вот этого не надо, - оборвал Тимур. - Не надо этого. С таким жеуспехом мы можем сделать предъяву вам: вы работаете в Москве, на российскойземле. Пусть политикой занимаются политики. А мы люди дела и всегда можемдоговориться к взаимной выгоде. - В чем моя выгода? - Хороший вопрос. Вы можете принять участие в нашем бизнесе. Какпартнер. Вы держите оптовые рынки. Мы можем поставлять вам водку. В любыхколичествах, по льготным ценам. Это и есть ваша выгода. Реваз умел быстро считать. Предложение было очень заманчивым. В Москвеосетинская водка шла нарасхват. Она была дешевле самых дешевых водокроссийских производителей. При большом обороте, да по льготным ценам... Но в переговорах нельзя обнаруживать свою заинтересованность. ПоэтомуРеваз пренебрежительно отмахнулся: - Осетинская водка! Да кому она нужна? Ею только травиться! - Ошибаетесь, - возразил Тимур. - Нашей водкой не отравился никто. Этислухи распускают наши конкуренты. Потому что не могут тягаться с нами ни покачеству, ни по цене. - Я подумаю, - неопределенно пообещал Реваз. - Когда примете решение, дайте знать. Наш человек свяжется с вами. Разговор подошел к логическому концу, но Тимур продолжал сидеть, глядяна собеседника с насмешливым интересом и даже как бы с сочувствием. - Это все? - прервал Реваз затянувшееся молчание. - Не совсем. Ваш помощник. Вы сами решите эту проблему? Или лучше мы? - Я? Что я? - испугался Лис. - В чем проблема? - не понял Реваз. - Вы же не хотите, чтобы о том, что здесь произошло, узнали в Москве?Мы провели деловые переговоры, но это как посмотреть. Можно и по-другому:уважаемый Реваз струсил. - Шеф! - в ужасе закричал Лис. - Я буду молчать, клянусь! Вы мне какотец! Шеф! Верьте мне, я буду молчать! - Верю, - мертвым голосом произнес Реваз и перевел на Тимура тяжелыйвзгляд: - Вы. Лис вскочил и зайцем метнулся в кусты. Автоматная очередь срезала его вметре от спасительной темноты. Тимур встал. - Теперь все. Счастливого пути, уважаемый Реваз. На черном "Гранд чероки" Реваза отвезли в Батуми и проводили досамолетного трапа. Все два часа полета он просидел, до белых костяшек сжимаятяжелые кулаки и кусая массивный золотой перстень на короткопалой руке. Ивсе два часа в ушах у него стоял предсмертный заячий крик Лиса и преследовалзапах жженой резины от горящих "Нив". Только когда самолет пошел на посадку,он постарался успокоиться. Что, собственно, случилось? Ничего не случилось. Он достойно и свыгодой для себя избежал смертельной опасности. Это главное. А все остальноене имеет значения. Что же до Тимура Русланова... Еще не вечер. Не вечер еще. Гора с горойне сходится, а человек с человеком сходится. Сойдутся и они. И тогда ужРеваз припомнит ему эту ночь. Припомнит, припомнит! "Ничего личного". Ты ещене знаешь, фраер, с кем связался!..Между тем на рейде Поти бросил якорь еще один танкер, а еще дваболтались в Атлантике тяжелыми ржавыми утюгами. Неостановимо, как маховикихорошо отлаженного механизма, разворачивался масштабный бизнес, втягивая всвою орбиту людей, как речная стремнина увлекает кружащие в тихой заводелистья. Истоки его были в событиях пятилетней давности и еще раньше - вовременах антиалкогольной кампании Горбачева.^ Часть первая ОСЕТИНСКИЙ ТРАНЗИТ ГЛАВА ПЕРВАЯ I Водка в России никогда не была просто напитком, как виски дляамериканцев или вино для французов. В разные времена российской истории онавыполняла разные функции. При Екатерине Второй водка была знаком монаршей милости, императрицадаровала право домашнего винокурения дворянам - в зависимости от родовитостии заслуг перед Отечеством. Никогда раньше и никогда позже в России не делалитаких водок. Помещики похвалялись своей водкой перед соседями, как лошадьмии охотничьими собаками, русские дипломаты везли водку в подарок иностраннымгосударям. В 1917 году и в гражданскую войну водка стала мощным катализаторомреволюционной активности народных масс. Содержимое разграбленных казенныхскладов питало взаимную животную жестокость и темныхкрестьян-красноармейцев, и белого офицерства благородных кровей. Кружкаспирта и трехлитровая "четверть" мутной самогонки стали такими же знакамивремени, как виселица, тачанка и тупорылый пулемет "максим". В годы Великой Отечественной войны водке отвели роль средстватерапевтического: "наркомовские" "сто грамм" были призваны уберечь солдат отпростуд и помочь хоть на короткое время забыть о смерти. В последние десятилетия советской власти водка была основой экономики:ликероводочная промышленность давала до тридцати пяти процентов доходнойчасти бюджета.При Ельцине водка стала политикой.Тимур Русланов, молодой инженер-механик, выпускник Северо-Кавказскогогорно-металлургического института, примерно так представлял себе разговоры,которые на заре перестройки велись в Кремле: - Давайте, товарищи, обменяемся, - говорил недавно ставший Генеральнымсекретарем ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. -Почему не идут реформы?Почему не дает никакого эффекта курс на интенсификацию производства? Мыздесь все свои, поэтому давайте откровенно. Николай Иванович, твое мнение? - Да какие, к черту, реформы! - отвечал Председатель Совета министровСССР Николай Иванович Рыжков. - Если работяга начинает день со стакана, акончает бутылкой, о какой интенсификации может идти речь? - Очень странно слышать это от Председателя Совета министровпролетарского государства, - не преминул сделать втык премьеру секретарь ЦККПСС Егор Кузьмич Лигачев. - Бросьте, Егор Кузьмич, - отмахнулся тот. - Вы прекрасно знаете, что яправ. - Отчасти. Частично. Кое в чем, - признал Лигачев. - Я давно говорю,что с этим надо кончать. Пьянство стало национальным бедствием, водкапогубит перестройку. Нужно повести с этим злом самую решительную борьбу! - Вам хорошо говорить! - вмешался министр финансов Валентин СергеевичПавлов. - Решительную борьбу! А потом с меня спросится: где деньги?Себестоимость литра спирта шестьдесят копеек. А сколько стоит бутылка водки? - Сколько? - живо заинтересовался Горбачев. - Два восемьдесят семь, три шестьдесят два и четыре двенадцать! Чем язаткну такую прореху в бюджете? - Вы не так считаете! - заявил Лигачев. - А убытки от пьянства напроизводстве? Неэффективность оборудования, травматизм, поломки станков,низкая производительность труда? А убытки от пьянства в быту? Разрушенныесемьи, дети-уроды, преступления, смертность? Вот как надо считать! Программаантиалкогольной кампании готова и ждет утверждения. Дело за тобой, МихаилСергеевич! - Поймут ли нас люди? - усомнился Горбачев. - Не веришь ты в советский народ, в его высокий нравственный потенциал,- горестно укорил Лигачев. - Не веришь, Михаил Сергеевич! - Ты не обобщай, не обобщай! - обиделся Горбачев. - Почему это я неверю? Один ты веришь? Один он верит, а остальные не верят! Я верю. Мы всеверим! - Так докажи! Докажи не словами, а делом!.. Такие разговоры велись в Кремле или не совсем такие, но 17 мая 1985года было принято Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР "О мерах попреодолению пьянства и алкоголизма". Как и отмена запрета начастнопредпринимательскую деятельность, оно сыграло поворотную роль и всудьбе горбачевской перестройки, и в судьбе самого Горбачева, и в судьбахдалеких от политики людей - таких, как Тимур Русланов.Вмешательство политики в жизнь Тимура произошло самым непредсказуемымобразом. В разгар антиалкогольной кампании одному из друзей отца,работавшего главным технологом на Медном заводе в Норильске,