Артур Конан Дойл. Этюд в багровых тонах.Повесть* ЧАСТЬ I * Из воспоминаний доктораДжона Г. Уотсона, отставного офицеравоенно-медицинской службы.ГЛАВА I. МИСТЕР ШЕРЛОК ХОЛМСВ 1878 году я окончил Лондонский университет, получив звание врача, исразу же отправился в Нетли, где прошел специальный курс для военныххирургов. После окончания занятий я был назначен ассистентом хирурга вПятый Нортумберлендский стрелковый полк. В то время полк стоял в Индии, ине успел я до него добраться, как вспыхнула вторая война с Афганистаном.Высадившись в Бомбее, я узнал, что мой полк форсировал перевал ипродвинулся далеко в глубь неприятельской территории. Вместе с другимиофицерами, попавшими в такое же положение, я пустился вдогонку своемуполку; мне удалось благополучно добраться до Кандагара, где я наконецнашел его и тотчас же приступил к своим новым обязанностям.Многим эта кампания принесла почести и повышения, мне же не досталосьничего, кроме неудач и несчастья. Я был переведен в Беркширский полк, скоторым я участвовал в роковом сражении при Майванде[1]. Ружейная пуляугодила мне в плечо, разбила кость и задела подключичную артерию.Вероятнее всего я попал бы в руки беспощадных гази[2], если бы непреданность и мужество моего ординарца Мюррея, который перекинул менячерез спину вьючной лошади и ухитрился благополучно доставить врасположение английских частей.Измученный раной и ослабевший от длительных лишений, я вместе смножеством других раненых страдальцев был отправлен поездом в главныйгоспиталь в Пешавер. Там я стал постепенно поправляться и уже настолькоокреп, что мог передвигаться по палате и даже выходить на веранду, чтобынемножко погреться на солнце, как вдруг меня свалил брюшной тиф, бич нашихиндийских колоний. Несколько месяцев меня считали почти безнадежным, авернувшись наконец к жизни, я еле держался на ногах от слабости иистощения, и врачи решили, что меня необходимо немедля отправить в Англию.Я отплыл на военном транспорте "Оронтес" и месяц спустя сошел на пристаньв Плимуте с непоправимо подорванным здоровьем, зато с разрешениемотечески-заботливого правительства восстановить его в течение девятимесяцев.В Англии у меня не было ни близких друзей, ни родни, и я былсвободен, как ветер, вернее, как человек, которому положено жить наодиннадцать шиллингов и шесть пенсов в день.При таких обстоятельствах я,естественно, стремился в Лондон, в этот огромный мусорный ящик, куданеизбежно попадают бездельники и лентяи со всей империи. В Лондоне янекоторое время жил в гостинице на Стрэнде и влачил неуютное ибессмысленное существование, тратя свои гроши гораздо более привольно, чемследовало бы. Наконец мое финансовое положение стало настолько угрожающим,что вскоре я понял: необходимо либо бежать из столицы и прозябатьгде-нибудь в деревне, либо решительно изменить образ жизни. Выбравпоследнее, я для начала решил покинуть гостиницу и найти себе какое-нибудьболее непритязательное и менее дорогостоящее жилье.В тот день, когда я пришел к этому решению, в баре Критерион кто-тохлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел молодого Стэмфорда, которыйкогда-то работал у меня фельдшером в лондонской больнице. Как приятноодинокому увидеть вдруг знакомое лицо в необъятных дебрях Лондона! Впрежние времена мы со Стэмфордом никогда особенно не дружили, но сейчас яприветствовал его почти с восторгом, да и он тоже, по-видимому, был радвидеть меня. От избытка чувств я пригласил его позавтракать со мной, и мытотчас же взяли кэб и поехали в Холборн.- Что вы с собой сделали, Уотсон? - с нескрываемым любопытствомспросил он, когда кэб застучал колесами по людным лондонским улицам. - Вывысохли, как щепка, и пожелтели, как лимон!Я вкратце рассказал ему о своих злоключениях и едва успел закончитьрассказ, как мы доехали до места.- Эх, бедняга! - посочувствовал он, узнав о моих бедах. - Ну, и чтоже вы поделываете теперь?- Ищу квартиру, - ответил я. - Стараюсь решить вопрос, бывают ли насвете удобные комнаты за умеренную цену.- Вот странно, - заметил мой спутник, - вы второй человек, откоторого я сегодня слышу эту фразу.- А кто же первый? - спросил я.- Один малый, который работает в химической лаборатории при нашейбольнице. Нынче утром он сетовал: он отыскал очень милую квартирку и никакне найдет себе компаньона, а платить за нее целиком ему не по карману.- Черт возьми! - воскликнул я. - Если он действительно хочетразделить квартиру и расходы, то я к его услугам! Мне тоже куда приятнеепоселиться вдвоем, чем жить в одиночестве!Молодой Стэмфорд как-то неопределенно посмотрел на меня поверхстакана с вином.- Вы ведь еще не знаете, что такое этот Шерлок Холмс, - сказал он. -Быть может, вам и не захочется жить с ним в постоянном соседстве.- Почему? Чем же он плох?- Я не говорю, что он плох. Просто немножко чудаковат - энтузиастнекоторых областей науки. Но вообще-то, насколько я знаю, он человекпорядочный.- Должно быть, хочет стать медиком? - спросил я.- Да нет, я даже не пойму, чего он хочет. По-моему, он отлично знаетанатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда неизучал систематически. Он занимается наукой совершенно бессистемно икак-то странно, но накопил массу, казалось бы, ненужных для дела знаний,которые немало удивили бы профессоров.- А вы никогда не спрашивали, что у него за цель? - поинтересовалсяя.- Нет, из него не так-то легко что-нибудь вытянуть, хотя, если ончем-то увлечен, бывает, что его и не остановишь.- Я не прочь с ним познакомиться, - сказал я. - Если уж иметь соседапо квартире, то пусть лучше это будет человек тихий и занятый своим делом.Я недостаточно окреп, чтобы выносить шум и всякие сильные впечатления. Уменя столько было того и другого в Афганистане, что с меня хватит до концамоего земного бытия. Как же мне встретиться с вашим приятелем?- Сейчас он наверняка сидит в лаборатории, - ответил мой спутник. -Он либо не заглядывает туда по неделям, либо торчит там с утра до вечера.Если хотите, поедем к нему после завтрака.- Разумеется, хочу, - сказал я, и разговор перешел на другие темы.Пока мы ехали из Холборна в больницу, Стэмфорд успел рассказать мнееще о некоторых особенностях джентльмена, с которым я собирался поселитьсявместе.- Не будьте на меня в обиде, если вы с ним не уживетесь, - сказал он.- Я ведь знаю его только по случайным встречам в лаборатории. Вы самирешились на эту комбинацию, так что не считайте меня ответственным задальнейшее.- Если мы не уживемся, нам ничто не помешает расстаться, - ответил я.- Но мне кажется, Стэмфорд, - добавил я, глядя в упор на своего спутника,- что по каким-то соображениям вы хотите умыть руки. Что же, у этогомалого ужасный характер, что ли? Не скрытничайте, ради Бога!- Попробуйте-ка объяснить необъяснимое, - засмеялся Стэмфорд. - Намой вкус. Холмс слишком одержим наукой - это у него уже граничит сбездушием. Легко могу себе представить, что он вспрыснет своему другунебольшую дозу какого-нибудь новооткрытого растительного алкалоида, не позлобе, конечно, а просто из любопытства, чтобы иметь наглядноепредставление о его действии. Впрочем, надо отдать ему справедливость, яуверен, что он так же охотно сделает этот укол и себе. У него страсть кточным и достоверным знаниям.- Что ж, это неплохо.- Да, но и тут можно впасть в крайность. Если дело доходит до того,что трупы в анатомичке он колотит палкой, согласитесь, что это выглядитдовольно-таки странно.- Он колотит трупы?- Да, чтобы проверить, могут ли синяки появиться после смерти. Явидел это своими глазами.- И вы говорите, что он не собирается стать медиком?- Вроде нет. Одному Богу известно, для чего он все это изучает. Новот мы и приехали, теперь уж вы судите о нем сами.Мы свернули в узкий закоулок двора и через маленькую дверь вошли вофлигель, примыкающий к огромному больничному зданию. Здесь все былознакомо, и мне не нужно было указывать дорогу, когда мы поднялись потемноватой каменной лестнице и пошли по длинному коридору вдольбесконечных выбеленных стен с коричневыми дверями по обе стороны. Почти всамом конце в сторону отходил низенький сводчатый коридорчик - он вел вхимическую лабораторию.В этой высокой комнате на полках и где попало поблескивалибесчисленные бутыли и пузырьки. Всюду стояли низкие широкие столы, густоуставленные ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущимиязычками синего пламени. Лаборатория пустовала, и лишь в дальнем углу,пригнувшись к столу, с чем-то сосредоточенно возился какой-то молодойчеловек. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с места.- Нашел! Нашел! - ликующе крикнул он, бросившись к нам с пробиркой вруках. - Я нашел наконец реактив, который осаждается только гемоглобином иничем другим! - Если бы он нашел золотые россыпи, и то, наверное, его лицоне сияло бы таким восторгом.- Доктор Уотсон, мистер Шерлок Холмс, - представил нас друг другуСтэмфорд.- Здравствуйте! - приветливо сказал Холмс, пожимая мне руку с силой,которую я никак не мог в нем заподозрить. - Я вижу, вы жили в Афганистане.- Как вы догадались? - изумился я.- Ну, это пустяки, - бросил он, усмехнувшись. - Вот гемоглобин - этодругое дело. Вы, разумеется, понимаете важность моего открытия?- Как химическая реакция - это, конечно, интересно, - ответил я, - нопрактически...- Господи, да это же самое практически важное открытие для судебноймедицины за десятки лет. Разве вы не понимаете, что это дает возможностьбезошибочно определять кровяные пятна? Подите-ка, подите сюда! - В пылунетерпения он схватил меня за рукав и потащил к своему столу. - Возьмемнемножко свежей крови, - сказал он и, уколов длинной иглой свой палец,вытянул пипеткой капельку крови. - Теперь я растворю эту каплю в литреводы. Глядите, вода кажется совершенно чистой. Соотношение количествакрови к воде не больше, чем один к миллиону. И все-таки, ручаюсь вам, чтомы получим характерную реакцию. - Он бросил в стеклянную банку несколькобелых кристалликов и накапал туда какой-то бесцветной жидкости. Содержимоебанки мгновенно окрасилось в мутно-багровый цвет, а на дне появилсякоричневый осадок.- Ха, ха! - Он захлопал в ладоши, сияя от радости, как ребенок,получивший новую игрушку. - Что вы об этом думаете?- Это, по-видимому, какой-то очень сильный реактив, - заметил я.- Чудесный! Чудесный! Прежний способ с гваяковой смолой оченьгромоздок и ненадежен, как и исследование кровяных шариков подмикроскопом, - оно вообще бесполезно, если кровь пролита несколько часовназад. А этот реактив действует одинаково хорошо, свежая ли кровь или нет.Если бы он был открыт раньше, то сотни людей, что сейчас разгуливают насвободе, давно бы уже расплатились за свои преступления.- Вот как! - пробормотал я.- Раскрытие преступлений всегда упирается в эту проблему. Человеканачинают подозревать в убийстве, быть может, через несколько месяцев послетого, как оно совершено. Пересматривают его белье или платье, находятбуроватые пятна. Что это: кровь, грязь, ржавчина, фруктовый сок или ещечто-нибудь? Вот вопрос, который ставил в тупик многих экспертов, а почему?Потому что не было надежного реактива. Теперь у нас есть реактив ШерлокаХолмса, и всем затруднениям конец!Глаза его блестели, он приложил руку к груди и поклонился словноотвечая на аплодисменты воображаемой толпы.- Вас можно поздравить, - сказал я, немало изумленный егоэнтузиазмом.- Год назад во Франкфурте разбиралось запутанное дело фон Бишофа. Он,конечно, был бы повешен, если бы тогда знали мой способ. А дело Мэзона изБрадфорда, и знаменитого Мюллера, и Лефевра из Монлелье, и Сэмсона изНью-Орлеана? Я могу назвать десятки дел, в которых мой реактив сыграл бырешающую роль.- Вы просто ходячая хроника преступлений, - засмеялся Стэмфорд. - Выдолжны издавать специальную газету. Назовите ее "Полицейские новостипрошлого".- И это было бы весьма увлекательное чтение, - подхватил ШерлокХолмс, заклеивая крошечную ранку на пальце кусочком пластыря. - Приходитсябыть осторожным, - продолжал он, с улыбкой повернувшись ко мне, - я частовожусь со всякими ядовитыми веществами. - Он протянул руку, и я увидел,что пальцы его покрыты такими же кусочками пластыря и пятнами от едкихкислот.- Мы пришли по делу, - заявил Стэмфорд, усаживаясь на высокуютрехногую табуретку и кончиком ботинка придвигая ко мне другую. - Мойприятель ищет себе жилье, а так как вы жаловались, что не можете найтикомпаньона, я решил, что вас необходимо свести.Шерлоку Холмсу, очевидно, понравилась перспектива разделить со мнойквартиру.- Знаете, я присмотрел одну квартирку на Бейкер-стрит, - сказал он, -которая нам с вами подойдет во всех отношениях. Надеюсь, вы не противзапаха крепкого табака?- Я сам курю "корабельный", - ответил я.- Ну и отлично. Я обычно держу дома химикалии и время от времениставлю опыты. Это не будет вам мешать?- Нисколько.- Погодите-ка, какие же еще у меня недостатки? Да, иногда на менянаходит хандра, и я по целым дням не раскрываю рта. Не надо думать, что яна вас дуюсь. Просто не обращайте на меня внимания, и это скоро пройдет.Ну, а вы в чем можете покаяться? Пока мы еще не поселились вместе, хорошобы узнать друг о друге самое худшее.Меня рассмешил этот взаимный допрос.- У меня есть щенок-бульдог, - сказал я, - и я не выношу никакогошума, потому что у меня расстроены нервы, я могу проваляться в постелиполдня и вообще невероятно ленив. Когда я здоров, у меня появляется ещеряд пороков, но сейчас эти самые главные.- А игру на скрипке вы тоже считаете шумом? - с беспокойством спросилон.- Смотря как играть, - ответил я. - Хорошая игра - это дар богов,плохая же...- Ну, тогда все в порядке, - весело рассмеялся он. - По-моему, можносчитать, что дело улажено, если только вам понравятся комнаты.- Когда мы их посмотрим?- Зайдите за мной завтра в полдень, мы поедем отсюда вместе и обовсем договоримся.- Хорошо, значит, ровно в полдень, - сказал я, пожимая ему руку.Он снова занялся своими химикалиями, а мы со Стэмфордом пошли пешкомк моей гостинице.- Между прочим, - вдруг остановился я, повернувшись к Стэмфорду, -как он ухитрился угадать, что я приехал из Афганистана?Мой спутник улыбнулся загадочной улыбкой.- Это главная его особенность, - сказал он. - Многие дорого бы дали,чтобы узнать, как он все угадывает.- А, значит, туг какая-то тайна? - воскликнул я, потирая руки. -Очень занятно! Спасибо вам за то, что вы нас познакомили. Знаете ведь"чтобы узнать человечество, надо изучить человека".- Стало быть, вы должны изучать Холмса, - сказал Стэмфорд, прощаясь.- Впрочем, вы скоро убедитесь, что это твердый орешек. Могу держать пари,что он раскусит вас быстрее, чем вы его. Прощайте!- Прощайте, - ответил я и зашагал к гостинице, немалозаинтересованный своим новым знакомым.^ ГЛАВА II. ИСКУССТВО ДЕЛАТЬ ВЫВОДЫНа следующий день мы встретились в условленный час и поехали смотретьквартиру на Бейкер-стрит, No 221-б, о которой Холмс говорил накануне. Вквартире было две удобных спальни и просторная, светлая, уютнообставленная гостиная с двумя большими окнами. Комнаты нам пришлись повкусу, а плата, поделенная на двоих, оказалась такой небольшой, что мы тутже договорились о найме и немедленно вступили во владение квартирой. В тотже вечер я перевез из гостиницы свои пожитки, а наутро прибыл Шерлок Холмсс несколькими ящиками и саквояжами. День-другой мы возились с распаковкойи раскладкой нашего имущества, стараясь найти для каждой вещи наилучшееместо, а потом стали постепенно обживать свое жилище и приспосабливаться кновым условиям.Холмс, безусловно, был не из тех, с кем трудно ужиться. Он велспокойный, размеренный образ жизни и обычно был верен своим привычкам.Редко когда он ложился спать после десяти вечера, а по утрам, как правило,успевал позавтракать и уйти, пока я еще валялся в постели. Иногда онпросиживал целый день в лаборатории, иногда - в анатомичке, а поройнадолго уходил гулять, причем эти прогулки, по-видимому, заводили его всамые глухие закоулки Лондона. Его энергии не было предела, когда на негонаходил рабочий стих, но время от времени наступала реакция, и тогда онцелыми днями лежал на диване в гостиной, не произнося ни слова и почти нешевелясь. В эти дни я подмечал такое мечтательное, такое отсутствующеевыражение в его глазах, что заподозрил бы его в пристрастии к наркотикам,если бы размеренность и целомудренность его образа жизни не опровергалаподобных мыслей.Неделя шла за неделей, и меня все сильнее и глубже интересовала еголичность, и все больше разбирало любопытство относительно его целей вжизни. Даже внешность его могла поразить воображение самого поверхностногонаблюдателя. Ростом он был больше шести футов, но при своей необычайнойхудобе казался еще выше. Взгляд у него был острый, пронизывающий, если несчитать тех периодов оцепенения, о которых говорилось выше; тонкий орлиныйнос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный,чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о решительном характере.Его руки были вечно в чернилах и в пятнах от разных химикалий, зато онобладал способностью удивительно деликатно обращаться с предметами, - я нераз это замечал, когда он при мне возился со своими хрупкими алхимическимиприборами.Читатель, пожалуй, сочтет меня отпетым охотником до чужих дел, если япризнаюсь, какое любопытство возбуждал во мне этот человек и как часто япробовал пробить стенку сдержанности, которой он огораживал все, чтокасалось лично его. Но прежде чем осуждать, вспомните, до чего бесцельнабыла тогда моя жизнь и как мало было вокруг такого, что могло бы занятьмой праздный ум. Здоровье не позволяло мне выходить в пасмурную илипрохладную погоду, друзья меня не навещали, потому что у меня их не было,и ничто не скрашивало монотонности моей повседневной жизни. Поэтому я дажерадовался некоторой таинственности, окружавшей моего компаньона, и жадностремился развеять ее, тратя на это немало времени.Холмс не занимался медициной. Он сам однажды ответил на этот вопросотрицательно, подтвердив тем самым мнение Стэмфорда. Я не видел также,чтобы он систематически читал какую-либо научную литературу, котораяпригодилась бы для получения ученого звания и открыла бы ему путь в мирнауки. Однако некоторые предметы он изучал с поразительным рвением, и вкаких-то довольно странных областях обладал настолько обширными и точнымипознаниями, что порой я бывал просто ошеломлен. Человек, читающий чтопопало, редко может похвастаться глубиной своих знаний. Никто не станетобременять свою память мелкими подробностями, если на то нет достаточновеских причин.Невежество Холмса было так же поразительно, как и его знания. Осовременной литературе, политике и философии он почти не имелпредставления. Мне случилось упомянуть имя Томаса Карлейля, и Холмс наивноспросил, кто он такой и чем знаменит. Но когда оказалось, что он ровноничего не знает ни о теории Коперника, ни о строении солнечной системы, япросто опешил от изумления. Чтобы цивилизованный человек, живущий вдевятнадцатом веке, не знал, что Земля вертится вокруг Солнца, - этому япросто не мог поверить!- Вы, кажется, удивлены, - улыбнулся он, глядя на мое растерянноелицо. - Спасибо, что вы меня просветили, но теперь я постараюсь как можноскорее все это забыть.- Забыть?!- Видите ли, - сказал он, - мне представляется, что человеческий мозгпохож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите.Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные,нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них средивсей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбираетто, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты,которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все онразложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькойкомнатки эластичные стены и их можно растягивать сколько угодно. Уверяювас, придет время, когда, приобретая новое, вы будете забывать что-то изпрежнего. Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытеснялисобой нужных.- Да, но не знал о солнечной системе!.. - воскликнул я.- На кой черт она мне? - перебил он нетерпеливо. - Ну хорошо, пусть,как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мывращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?Я хотел было спросить, что же это за работа, но почувствовал, что онбудет недоволен. Я задумался над нашим коротким разговором и попыталсясделать кое-какие выводы. Он не хочет засорять голову знаниями, которые ненужны для его целей. Стало быть, все накопленные знания он намерен так илииначе использовать. Я перечислил в уме все области знаний, в которых онпроявил отличную осведомленность. Я даже взял карандаш и записал все этона бумаге. Перечитав список, я не мог удержаться от улыбки. "Аттестат"выглядел так:^ ШЕРЛОК ХОЛМС - ЕГО ВОЗМОЖНОСТИ1. Знания в области литературы - никаких.2. --//-- --//-- философии - никаких.3. --//-- --//-- астрономии - никаких.4. --//-- --//-- политики - слабые.5. --//-- --//-- ботаники - неравномерные. Знает свойства белладонны,опиума и ядов вообще. Не имеет понятия о садоводстве.6. --//-- --//-- геологии - практические, но ограниченные. С первоговзгляда определяет образу различных почв. После прогулок показывает мнебрызги грязи на брюках и по их цвету и консистенции определяет, из какойона части Лондона.7. --//-- --//-- химии - глубокие.8. --//-- --//-- анатомии - точные, но бессистемные.9. --//-- --//-- уголовной хроники - огромные, Знает, кажется, всеподробности каждого преступления, совершенного в девятнадцатом веке.10. Хорошо играет на скрипке.11. Отлично фехтует на шпагах и эспадронах, прекрасный боксер.12. Основательные практические знания английских законов.Дойдя до этого пункта, я в отчаянии швырнул "аттестат" в огонь."Сколько ни перечислять все то, что он знает, - сказал я себе, -невозможно догадаться, для чего ему это нужно и что за профессия требуеттакого сочетания! Нет, лучше уж не ломать себе голову понапрасну!" Я ужесказал, что Холмс прекрасно играл на скрипке. Однако и тут было нечтостранное, как во всех его занятиях. Я знал, что он может исполнятьскрипичные пьесы, и довольно трудные: не раз по моей просьбе он играл"Песни" Мендельсона и другие любимые мною вещи. Но когда он оставалсяодин, редко можно было услышать пьесу или вообще что-либо похожее намелодию. Вечерами, положив скрипку на колени, он откидывался на спинкукресла, закрывал глаза и небрежно водил смычком по струнам. Иногдараздавались звучные, печальные аккорды. Другой раз неслись звуки, вкоторых слышалось неистовое веселье. Очевидно, они соответствовали егонастроению, но то ли звуки рождали это настроение, то ли они сами былипорождением каких-то причудливых мыслей или просто прихоти, этого я никакне мог понять. И, наверное, я взбунтовался бы против этих скребущих понервам "концертов", если бы после них, как бы вознаграждая меня задолготерпение, он не проигрывал одну за другой несколько моих любимыхвещей. В первую неделю к нам никто не заглядывал, и я было начал подумывать,что мой компаньон так же одинок в этом городе, как и я. Но вскоре яубедился, что у него множество знакомых, причем из самых разных слоевобщества. Как-то три-четыре раза на одной неделе появлялся щуплыйчеловечек с изжелта-бледной крысьей физиономией и острыми чернымиглазками; он был представлен мне как мистер Лестрейд. Однажды утром пришлаэлегантная молодая девушка и просидела у Холмса не меньше получаса. В тотже день явился седой, обтрепанный старик, похожий на еврея-старьевщика,мне показалось, что он очень взволнован. Почти следом за ним пришластаруха в стоптанных башмаках. Однажды с моим сожителем долго беседовалпожилой джентльмен с седой шевелюрой, потом - вокзальный носильщик вформенной куртке из вельветина. Каждый раз, когда появлялся кто-нибудь изэтих непонятных посетителей, Шерлок Холмс просил позволения занятьгостиную, и я уходил к себе в спальню. "Приходится использовать этукомнату для деловых встреч", - объяснил он как-то, прося по обыкновениюизвинить его за причиняемые неудобства. "Эти люди - мои клиенты". И опятьу меня был повод задать ему прямой вопрос, но опять я из деликатности незахотел насильно выведывать чужие секреты.Мне казалось тогда, что у него есть какие-то веские причины скрыватьсвою профессию, но вскоре он доказал, что я неправ, заговорив об этом пособственному почину.Четырнадцатого марта - мне хорошо запомнилась эта дата - я всталраньше обычного и застал Шерлока Холмса за завтраком. Наша хозяйка такпривыкла к тому, что я поздно встаю, что еще не успела поставить мнеприбор и сварить на мою долю кофе. Обидевшись на все человечество, япозвонил и довольно вызывающим тоном сообщил, что я жду завтрака. Схвативсо стола какой-то журнал, я принялся его перелистывать, чтобы убить время,пока мой сожитель молча жевал гренки. Заголовок одной из статей былотчеркнут карандашом, и, совершенно естественно, я стал пробегать ееглазами.Статья называлась несколько претенциозно: "Книга жизни"; авторпытался доказать, как много может узнать человек, систематически иподробно наблюдая все, что проходит перед его глазами. На мой взгляд, этобыла поразительная смесь разумных и бредовых мыслей. Если в рассуждениях ибыла какая-то логика и даже убедительность, то выводы показались мнесовеем уж нарочитыми и, что называется, высосанными из пальца. Авторутверждал, что по мимолетному выражению лица, по непроизвольному движениюкакого-нибудь мускула или по взгляду можно угадать самые сокровенные мыслисобеседника. По словам автора выходило, что человека, умеющего наблюдать ианализировать, обмануть просто невозможно.Его выводы будут безошибочны,как теоремы Эвклида. И результаты окажутся столь поразительными, что людинепосвященные сочтут его чуть не за колдуна, пока не поймут, какой процессумозаключений этому предшествовал."По одной капле воды, - писал автор, - человек, умеющий мыслитьлогически, может сделать вывод о возможности существования Атлантическогоокеана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другогои никогда о них не слыхал. Всякая жизнь - это огромная цепь причин иследствий, и природу ее мы можем познать по одному звену. Искусство делатьвыводы и анализировать, как и все другие искусства, постигается долгим иприлежным трудом, но жизнь слишком коротка, и поэтому ни один смертный неможет достичь полного совершенства в этой области. Прежде чем обратиться кморальным и интеллектуальным сторонам дела, которые представляют собоюнаибольшие трудности, пусть исследователь начнет с решения более простыхзадач. Пусть он, взглянув на первого встречного, научится сразу определятьего прошлое и его профессию. Поначалу это может показаться ребячеством, нотакие упражнения обостряют наблюдательность и учат, как смотреть и на чтосмотреть. По ногтям человека, по его рукавам, обуви и сгибе брюк наколенях, по утолщениям на большом и указательном пальцах, по выражениюлица и обшлагам рубашки - по таким мелочам нетрудно угадать его профессию.И можно не сомневаться, что все это, вместе взятое, подскажет сведущемунаблюдателю верные выводы".- Что за дикая чушь! - воскликнул я, швыряя журнал на стол. - В жизнине читал такой галиматьи.- О чем вы? - осведомился Шерлок Холмс.- Да вот об этой статейке, - я ткнул в журнал чайной ложкой ипринялся за свой завтрак. - Я вижу, вы ее уже читали, раз она отмеченакарандашом. Не спорю, написано лихо, но меня все это просто злит. Хорошоему, этому бездельнику, развалясь в мягком кресле в тиши своего кабинета,сочинять изящные парадоксы! Втиснуть бы его в вагон третьего классаподземки да заставить угадать профессии пассажиров! Ставлю тысячу противодного, что у него ничего не выйдет!- И вы проиграете, - спокойно заметил Холмс. - А статью написал я.- Вы?!- Да. У меня есть наклонности к наблюдению - и к анализу. Теория,которую я здесь изложил и которая кажется вам такой фантастической, насамом деле очень жизненна, настолько жизненна, что ей я обязан своимкуском хлеба с маслом.- Но каким образом? - вырвалось у меня.- Видите ли, у меня довольно редкая профессия. Пожалуй, яединственный в своем роде. Я сыщик-консультант, если только выпредставляете себе, что это такое. В Лондоне множество сыщиков, игосударственных и частных. Когда эти молодцы заходят в тупик, онибросаются ко мне, и мне удается направить их по верному следу. Онизнакомят меня со всеми обстоятельствами дела, и, хорошо знай историюкриминалистики, я почти всегда могу указать им, где ошибка. Все злодеянияимеют большое фамильное сходство, и если подробности целой тысячи дел вызнаете как свои пять пальцев, странно было бы не разгадать тысячу первое.Лестрейд - очень известный сыщик. Но недавно он не сумел разобраться водном деле о подлоге и пришел ко мне.- А другие?- Чаше всего их посылают ко мне частные агентства. Все это люди,попавшие в беду и жаждущие совета. Я выслушиваю их истории, онивыслушивают мое толкование, и я кладу в карман гонорар.- Неужели вы хотите сказать, - не вытерпел я, - что, не выходя изкомнаты, вы можете распутать клубок, над которым тщетно бьются те, комувсе подробности известны лучше, чем вам?- Именно. У меня есть своего рода интуиция. Правда, время от временипопадается какое-нибудь дело посложнее. Ну, тогда приходится немножкопобегать, чтобы кое-что увидеть своими глазами. Понимаете, у меня естьспециальные знания, которые я применяю в каждом конкретном случае, ониудивительно облегчают дело. Правила дедукции, изложенные мной в статье, окоторой вы отозвались так презрительно, просто бесценны для моейпрактической работы. Наблюдательность - моя вторая натура. Вы, кажется,удивились, когда при первой встрече я сказал, что вы приехали изАфганистана?- Вам, разумеется, кто-то об этом сказал.- Ничего подобного, Я сразу догадался, что вы приехали изАфганистана. Благодаря давней привычке цепь умозаключений возникает у менятак быстро, что я пришел к выводу, даже не замечая промежуточных посылок.Однако они были, эти посылки. Ход моих мыслей был таков: "Этот человек потипу - врач, но выправка у него военная. Значит, военный врач. Он толькочто приехал из тропиков - лицо у него смуглое, но это не природный оттенокего кожи, так как запястья у него гораздо белее. Лицо изможденное, -очевидно, немало натерпелся и перенес болезнь. Был ранен в левую руку -держит ее неподвижно и немножко неестественно. Где же под тропикамивоенный врач-англичанин мог натерпеться лишений и получить рану? Конечноже, в Афганистане". Весь ход мыслей не занял и секунды. И вот я сказал,что вы приехали из Афганистана, а вы удивились.- Послушать вас, так это очень просто, - улыбнулся я. - Вынапоминаете мне Дюпена у Эдгара Аллана По. Я думал, что такие людисуществуют лишь в романах.Шерлок Холмс встал и принялся раскуривать трубку.- Вы, конечно, думаете, что, сравнивая меня с Дюпеном, делаете мнекомплимент, - заметил он. - А по-моему, ваш Дюпен - очень недалекий малый.Этот прием - сбивать с мыслей своего собеседника какой-нибудь фразой "кслучаю" после пятнадцатиминутного молчания, право же, очень дешевыйпоказной трюк. У него, несомненно, были кое-какие аналитическиеспособности, но его никак нельзя назвать феноменом, каким, по-видимому,считал его По.- Вы читали Габорио? - спросил я. - Как, по-вашему, Лекок - настоящийсыщик?Шерлок Холмс иронически хмыкнул.- Лекок - жалкий сопляк, - сердито сказал он. - У него только и есть,что энергия. От этой книги меня просто тошнит. Подумаешь, какая проблема -установить личность преступника, уже посаженного в тюрьму! Я бы это сделалза двадцать четыре часа. А Лекок копается почти полгода. По этой книгеможно учить сыщиков, как не надо работать.Он так высокомерно развенчал моих любимых литературных героев, что яопять начал злиться. Я отошел к окну и повернулся спиной к Холмсу,рассеянно глядя на уличную суету. "Пусть он умен, - говорил я про себя, -но, помилуйте, нельзя же быть таким самоуверенным!"- Теперь уже не бывает ни настоящих преступлений, ни настоящихпреступников, - ворчливо продолжал Холмс. - Будь ты хоть семи пядей волбу, какой от этого толк в нашей профессии? Я знаю, что мог быпрославиться. На свете нет и не было человека, который посвятил быраскрытию преступлений столько врожденного таланта и упорного труда, какя. И что же? Раскрывая нечего, преступлений нет, в лучшем случаекакое-нибудь грубо сработанное мошенничество с такими незамысловатымимотивами, что даже полицейские из Скотленд-Ярда видят все насквозь.Меня положительно коробил этот хвастливый тон. Я решил переменитьтему разговора.- Интересно, что он там высматривает? - спросил я, показывая надюжего, просто одетого человека, который медленно шагал по другой сторонеулицы, вглядываясь в номера домов. В рГЛАВА III. ТАЙНА ЛОРИСТОН-ГАРДЕНСДолжен сознаться, что я был немало поражен тем, как оправдала себя наделе теория моего компаньона. Уважение мое к его способностям сразувозросло. И все же я не мог отделаться от подозрения, что все это былоподстроено заранее, чтобы ошеломить меня, хотя зачем, собственно, - этогоя никак не мог понять. Когда я взглянул на него, он держал в рукепрочитанную записку, и взгляд его был рассеянным и тускл