МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Краснодарский государственный университет культуры и искусств ____________________________________________________________АНТИЧНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯИ ВАРВАРСКИЙ МИР(Материалы 7-го археологического семинара. Краснодар, 8–11 июня 1999 г.)Краснодар 2000Отв. редактор Б.А.Раев, канд. ист. наук © Краснодарский государственный университет культуры и искусств, 2000В.Е.МаксименкоЛОКАЛЬНЫЕ ГРУППЫ И ОСОБЕННОСТИ КОЧЕВНИЧЕСКИХ КОМПЛЕКСОВ^ СКИФО-САРМАТСКОГО ВРЕМЕНИ НА НИЖНЕМ ДОНУ(тезисы) Анализ хронологических групп кочевнических комплексов раннего железного века на Нижнем Дону показывает их неоднородность не только по обрядовым признакам и составу инвентаря, но и по сосредоточению памятников в отдельных частях региона. Такие скопления, как правило, расположены в зонах, ограниченных естественными рубежами - реками, водоразделами, рельефом местности. Такие группы археологических комплексов целесообразно изучать как локальные, оставленные определенной группой населения (племя, род). Проведенный анализ материальной культуры и обрядности (Максименко 1983; 1998) позволил сделать следующие выводы:^ Кочевнические памятники 6-5 вв. до н.э. дают большое разнообразие обрядов на всей территории Подонья. На западе, в Дельте, и районах прилегающих к ней, имеются свои особенности. Здесь наиболее распространены неширокие продолговатые ямы с закругленными углами и западная ориентировка погребенных. Жертвенная пища представлена частями туши овцы. Этот обряд становится стабильным для захоронений на островах Дельты вплоть до 3 в. до н.э. Наиболее характерен Елизаветинский могильник.^ На правобережье у самой Дельты наблюдается не только большой разброс в ориентировках, но и в позах погребенных. Чаще встречаются скорченные костяки.В районах восточнее Северского Донца (междуречье Дона и Донца) и на левобережье Дона, к востоку от низовьев Маныча в памятниках 6-5 вв. до н.э. наблюдается иной ритуал. Захоронения часто совершались в больших квадратных ямах, иногда забитых камнем, со следами огненного ритуала, пигментами, положением погребенных на боку (Константиновск, Арбузов).^ Для погребений 5-4 и 4-3 вв. до н.э. можно отметить следующее. В районах близких к дельте Дона обряд в целом более близок захоронениям на островах, однако, с 4 в. до н.э. за пределами самой Дельты появляются погребения в камерных могилах под индивидуальными насыпями с ровиками и тризнами. Особенно выразительны комплексы на Миусском полуострове. К этому же времени относится появление в низовьях Дона коллективных захоронений с южной ориентировкой в ямах с нишами-подбоями, с положением в них частей крупного рогатого скота и лошади (Северный, Сладковка). Если появление камерных захоронений можно объяснить "западным" скифским влиянием, то погребения, с нишами и определенным ритуалом, несомненно, результат влияния восточных регионов (савроматская АК).3^ Погребения междуречья Дона и Северского Донца (Шолоховка, Кащеевка, Сладковка) составляют особую группу, явно тяготеющую к среднедонским памятникам. В погребениях конца 3–2 вв. до н.э. (особенно на донском левобережье) наблюдается резкая смена материальной культуры и ритуала захоронений, что свидетельствует о появлении новой группы населения – сарматов, - носителей прохоровской АК Распространение этих комплексов прослеживается от излучины Дона (погр. 3-2 вв. до н.э.) до Дельты (погр. 2–1 вв. до н.э.). На правобережье они фиксируются только в 1 в. до н.э. (Ростов, пос. Донской). К 1 в. до н.э. –1 в. н.э. нижнедонской регион активно заселяется носителями новой культуры, однако в некоторых регионах (низовья р.Маныч) исследованные памятники свидетельствуют о сохранении части прежнего населения. При всем кажущемся единообразии комплексов среднесарматского периода, можно заметить локальные различия и специфические черты. Памятники между дельтой Дона и устьем Северского Донца (Ростов, Новочеркасск, пос. Донской и др.) характеризуются богатством захоронений и тризн, использованием деревянных конструкций, камыша. Существуют две формы могильных ям - квадратные (70%) и прямоугольные (30%). Как правило, в этих захоронениях наличие камней, пигментов, следов огненного ритуала не отмечается.^ Группа погребений на р.Быстрая (мог. Сладковский, Полевой Стан, Гринев). Практически все погребения сделаны под индивидуальными насыпями. Квадратных ям 70%, подбойных –30%, в 60% могил прослежены деревянные конструкции. В подбоях погребенные лежали в колодах или деревянных гробах. Тризны не отличаются богатством, предметы материальной культуры (лепные и гончарные кувшины, миски, оселки) имеют ряд отличительных особенностей.Погребения в районе низовьев Донца и излучины Дона отличаются исключительной бедностью (Богоявленовская, Мелиховская, Карнаухов). Погребения все впускные, в узких ямах и подбоях. Напутственная пища (части туши овцы) встречена в 40% могил. Преобладает северная ориентировка погребенных.^ Памятники междуречья Дона и Сала (могильники Харсеевский, Ясырев, у хут. Попова, Романовской и др.) также имеют свои отличия. В этой группе количество основных захоронений около 20 %. Преобладают подбойные могилы (40 %) и иные формы при полном отсутствии квадратных ям.^ Памятники междуречья рек Маныч и Сал (Криволиманский, Сагван, Балабинский, Ажинов, Кудинов, Шахаевский и др.). Здесь наблюдается большое количество основных захоронений (более 40 %), более 30 % в квадратных ямах и более 25 % в прямоугольных. В богатых курганах остатки мощного огненного ритуала, мел, особые формы керамики и железные втульчатые наконечники стрел.4^ Группа в низовьях р. Маныч (Тузлуки, Усьман, Алитуб, Арпачин, Крепинский) Основных погребений около 60 %. Квадратных ям более 35 %, прямоугольных - более 40 %, количество подбойных могил незначительно. В погребениях много костей овцы (40 %). Следы огня незначительны. Богатые захоронения сопровождаются тризнами. При несомненном преобладании южной ориентировки погребенных (более 50 %), наблюдается и западная. Характерна лепная керамика, восходящая своими традициями к савроматскому периоду. Здесь же отмечена особая форма курильниц, оселков серолощенной керамики. ^ Группа на левобережье Дона у дельты (Койсуг, Высочино, Кулишовка и др.). Основных погребений достаточно много, но они сосредоточены на восточной террасе. В койсугском могильнике и у Кулишовки все среднесарматские погребения впускные. Более 25 % ям квадратные и прямоугольные, но есть узкие и подбои. Южная ориентировка погребенных преобладает (50 %). Для богатых захоронений характерны тризны и тайники. В погребениях встречаются мел, галька, кремень. Много костей овцы. Инвентарь в целом характерен для всего левобережья. Типологически отличаются только бронзовые зеркала. П - Ш вв. н.э. характеризуются появлением индивидуальных "дружинных" захоронений с определенным набором инвентаря (длинные мечи, оселки, кинжалы, крупные наконечники железных стрел, конская сбруя и т.д.) и северной ориентировкой погребенных. Такие комплексы встречаются на всей территории Нижнего Дона. В это же время продолжают существовать сарматские погребения с прежними традициями погребального ритуала.5Г.Н.Вольная^ О НЕКОТОРЫХ ТРАДИЦИЯХ АНТРОПОМОРФНОЙ БРОНЗОВОЙ ПЛАСТИКИ КОБАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ К изучению мелкой бронзовой антропоморфной пластики кобанской культуры обращались многие исследователи [Виноградов 1972; Техов 1977; Доманский 1984; Давудов 1991; Дударев 1991]. В коллекции антропоморфных изображений по сюжетам можно выделить следующие типы: конный всадник, фигурки мужчины и женщины в позе одорации, женская фигурка с руками на поясе, мужская фигурка с согнутыми в локтях руками, мужская фигурки с поднятой правой рукой и прижатой к груди или животу левой, а также отдельные единичные сюжеты. Особого внимания заслуживают изображения обнаженной фигурки мужчины с согнутыми в локтях руками и сжатыми в кулак кистями (Рис.1, 2). На некоторых фигурках изображены пояс (Рис. 1, 5,6), короткие сапоги (Рис. 1, 6; 2, 2) и конусообразный (Рис. 1, 4,6), либо гребенчатый (Рис. 2, 1,2) головные уборы. Последний позволяет датировать фигурки этой группы 8-7 вв. до н.э. [2, с.75]. На более крупных изображениях из Дагестана и Чечни (Рис. 2, 1-4) переданы миндалевидные глаза, призматический нос, полуоткрытый рот. Более мелкие изображения со ст. Казбек (Рис. 1,2-6) трактованы схематичней. Моделировка фигур цилиндрическая, что характерно для кобанского искусства, некоторые фигуры слегка вытянуты. Антропоморфные фигурки из Дагестана и Чечни, в отличие от остальных изображений, в руках не имеют каких-либо атрибутов. Но их жест свидетельствует о том, что, вероятнее всего, у них в руках могли находиться какие-то предметы. На характер этих предметов может пролить свет серия аналогичных изображений со ст. Казбек. Здесь мы видим булаву, ритон, кость с гипофизом. Географически удаленная, но стилистически более близкая группа аналогий - фигурки воинов с копьем в правой руке и булавой в левой (Рис. 2, 5-7) или без атрибутов, но в аналогичной позе, - происходит с древнего поселения в Антиохии (Сирия). Стилистическое сходство северокавказских и антиохийских фигурок, видимо, не случайно. Связи между этими территориями фиксируются с эпохи средней бронзы, и перешли в сферу идеологии [4, с.80]. По мнению О.М.Давудова, антропоморфные статуэтки Северного Кавказа находят множество параллелей 9–8 вв. до н.э. в Передней Азии [2, с.69]. Если предположить наличие в руках северокавказских антропоморфных изображений атрибутов аналогичных антиохийским, можно реконструировать их семантику и связь с культовыми местами, у которых найдены некоторые из них (Согратль, Арчо).6 Бронзовые фигурки воина в западно-семитском культурном круге, куда входила и территория древней Анатолии, соотносились с образами различных мифологических божеств: Рашапом и Балу. Рашап – божество огня и молний, губитель, посылающий мор, иногда бог войны и покровитель оружия,- изображался в коротком одеянии, перетянутом ремнями, высокой конусообразной шапке с воинскими атрибутами: копьем, щитом, топором [9, с.46]. Балу – бог бури, грома, молнии, дождя, плодородия,- персонифицировался в виде воина, поражающего землю копьем. Его почитание было широко распространено с конца 2 тыс. до н.э. [9, с.86]. В эпоху архаики подобное изображение, связанное с образом покровителя пелопонесских и беотийских племен Агамемноном имело также и скипетр, как, например у найденной в Беотии фигурки (Рис. 2, 8). Позой, положением рук беотийская фигурка напоминает северокавказские и антиохийские. Обращает на себя внимание и схожая цилиндрическая моделировка фигурок, что может свидетельствовать о схожих формах развития прикладного искусства различных культур в период архаики. Предметы, находившиеся в руках фигурок, могли быть утрачены, или, что более вероятно, были сделаны из органических материалов и не сохранились. Фигурки "утерявшие" атрибуты, могут быть семантически соотнесены либо с образом "хозяина зверей", на что указывают казбекские аналогии [5, с. 112], либо с образом громовника, божества плодородия, о чем свидетельствуют антиохийские параллели. ЛИТЕРАТУРАБлаватский В.Д. Греческая скульптура. М.1939.Давудов О.М. Некоторые культовые места горного Дагестана.- Горы и равнины Северо-Восточного Кавказа в древности и средние века. Махачкала. 1989.Доманский Я.В. Древняя художественная бронза Кавказа Л, 1984.Кушнарева К.Х., Рысин М.Б. К проблеме влияния южных цивилизаций на генезис кавказских культур эпохи бронзы.- 20 юбилейные международные крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Ставрополь, 1998.Мошинский А.П. Образ хозяина зверей в кобанской пластике,- Между Азией и Европой. Кавказ в [V-III тыс. до н.э. СПб., 1996.Сборник сведений о кавказских горцах, еып.1.М.,1992 (репринтное издание).Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время. М, 1983.Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа. - МАК 1900. вьт VIIIМифологический словарь. М, 1991.Braidwood R.J., Braidwood LS. Excavations in the plain of Antioch. Chicago, Illinois. 1966. ■7А.В.Пьянков, М.И.Смаглюк^ РЕКОНСТРУКЦИЯ БРОНЗОВОГО КОТЛА ИЗ МОГИЛЬНИКА ЦИПЛИЕВСКИЙ КУТ 1 (ЗАПАДНОЕ ЗАКУБАНЬЕ) Публикуемый сосуд был найден в насыпи кургана 7 могильника Циплиевский Кут 1 в Абинском районе Краснодарского края и включен в сводку материалов предскифского и скифского времени из Западного Закубанья [3, с.35, Табл. XIV,2]. В этой работе был приведен и рисунок предполагаемой формы сосуда, хотя у авторов и не было уверенности в точности реконструкции: сосуд сохранился в нескольких деформированных фрагментах, часть которых отсутствовала, что позволяло сделать лишь приблизительные измерения. В 1999 году авторы настоящей заметки предприняли попытку сделать реконструкцию сосуда, основываясь на его реставрации. Сохранившиеся фрагменты сосуда были расправлены и собраны на жесткой основе по местам сломов. Хотя сохранилась только половина сосуда с одной ручкой, реставрация позволила сделать более точные измерения и реконструировать сосуд в целом (Рис. 1, 1). Он близок котлам, изготовленным из одного куска металла: швов и заклепок на сохранившейся части сосуда нет. Горло широкое, с расширяющимся к устью бортиком. Край венчика отогнут наружу и загнут вниз, покатые плечики отделены от тулова резкой гранью. Литая ручка с атташем в форме полумесяца крепилась к плечикам сосуда двумя заклепками. Тулово котла к дну сужается, и переходит в выделенный поддон. Дно плоское, внешняя поверхность сосуда со следами сажи. Высота сосуда 32.8, Д тулова в наиболее широкой части 33.6, Д. дна 10, Д. венчика 27.5, высота бортика - 6 см. Нашему сосуду типологически наиболее близки котлы из кургана "Репяховата могила" у г. Черкасы и из кургана 1 могильника Круглик на Буковине. Первый был атрибутирован как античный кратер [4, с.54, Рис. 27,5, 5, с.250] Позднее была сделана новая реконструкция этого сосуда, и он был атрибутирован как "котел кавказского происхождения" [6, с. 82 сл, Рис. 1]. Автор опирался на на анализ сплава, из которого изготовлен сосуд, и на исследования Т.Б.Барцевой, установившей разницу греческого и кавказского металлов [1, с. 12; 2, с.73 сл.]. Второй был найден в кургане Круглик на Буковине в погребении 6 в. до н.э. [7, с. 17,18, рис. 2, 7], позднее передатированном автором, и отнесенным ко второй половине 7 в. до н.э. [8, с.110 сл.]. Оба сосуда имеют отдельные разнящие их детали: так, например, ручки буковинского котла крепились на плечиках, а у котла из Репяховатой могилы - на бортике [6, рис. 1; 8, с. 4,9]. Различаются и формы атташей ручек. Общим, кроме формы, является и состав металла [6, с.80 сл.; 8, с. 110].10 Циплиевский котел, вместе с упомянутыми аналогичными сосудами, составляет, видимо, особую группу котлов раннескифского времени. Находка подробного сосуда на Кубани косвенно подтверждает кавказское их происхождение, но подтвердить это может лишь анализ металла нашего котла.ЛИТЕРАТУРАБарцева Т.Б. Цветная металлообработка скифского времени. М., 1981.Барцева Т.Б. Химический состав изделий античного импорта, найденных в среднем Поднепровье.- СА. 1983. №4.Васияиненко Д.Э.. Кондрашев А.В., Пьянкое А.В Археологические материалы предскифского и раннескифского времени из Западного Закубанья. В сб.: StudiaPontocgycasica 1 (Древности Кубани и Черноморья). Краснодар, 1993.Ильинская В.А.. Мозолевский Б. Н, Тереножкин АИ. Курганы VI в. до н.э. у с.Матусов.- В сб.: Скифия и Кавказ. Киев, 1980.Ильинская В.А., Тереножкин А.И. Скифия VII–IV вв. до н.э. Киев, 1983.Ольговський С.Я Бронзовый казан з Реп 'яховатоϊ могили з Черкащини.- Археологiя, вып. 58. Kuϊв, 1987.Смирнова Г.И. Раскопки Курганову сел Круглик и Долянины на Буковине.- АСГЭ, вып. 10. Л. ,1968.Смирнова Г.И. Памятники Среднего Поднепровья в хронологической схеме раннескифской культуры.- PA,1993, №2, 11С.Л.Дударев ^ О СЕКИРАХ РЕДКИХ ФОРМ "ПРЕДСКИФСКОГО" ВРЕМЕНИ ИЗ ПРЕДКАВКАЗЬЯ В Предкавказье известны предметы вооружения редких форм, которые представляют собой скипетры (жезлы), имевшие репрезентативное значение (п. 50 мог. Хут. Кубанского, п.35 мог. Фарс, случайная находка из Казазовского мог., п. 14 мог. №1 на КМФ, п.З Сул-тангорского мог. №1) (Рис. 1) [Крупное 1960; Виноградов, Дударев, Рунич 1980; Эрлих 1994; Пьянков, Тарабанов 1997]. Их происхождение имеет большое значение для изучения характера контактов населения Северного Кавказа, Юго-Восточной и Центральной Европы в предскифскую эпоху. При всей внешней несхожести большинства из них, все эти предметы, так или иначе, объединяются общими элементами. У находок из хут.Кубанского, Казазова и Султан-горы имеются петли для подвешивания к поясу. Этот способ ношения подобного оружия фиксируется на "киммерийских" стелах из Предкавказья (хут. Зубовский, ст. Усть-Лабинская). Но особенно важным является изображение на стеле из сел. Кызбурун-1, где топорик, аналогичный нашему 1 типу топориков-молотков, особенно из пп. 1 и 7 Султангорсхого мог. №1, подвешен к поясу за некий выступ, который нельзя трактовать только как ремень, т.к. он охватывает всю обушную часть (Рис. 2). Возможно, что это крепление аналогично имеющимся на указанных выше находках из Предкавказья характерно для литых скипетров-жезлов. Объединяет три рассматриваемых изделия и наличие трубчатой втулки или рельефного выступа вокруг проушины. На экземплярах из хут. Кубанского и Казазова в области проушины по бокам имеются солярные знаки либо в виде наиболее популярной для "киммерийского" орнамента композиции с вписанным в круг ромбом с вогнутыми сторонами (иногда именуемым "четырехугольной звездочкой"), либо в виде спирального завитка. Солярный знак в виде ромба в круге есть и на скипетре из КМФ-14. Попутно отметим, что находка из Казазово представляет собой, по существу, бронзовый молоток, аналогичный нашему 2 типу молотков, однако, благодаря рассмотренным деталям оформления образца, он, как заметили А.В.Пьянков и В.А.Тарабанов, вписывается в ряд зооморфных, птицеголовых секировидных скипетров и резко выделяется из группы обычных боевых молотков. Указанные детали оформления скипетров и их морфология чужды традиционной кавказской среде, но ярко представлены на предметах круга "киммерийских" древностей из Центральной и Восточной Европы. Таковы скипетры из Прюдь, Сарвица, Батины и др. бронзовая секира из Билярска, изображения на новомордовских стелах (Волго-Камье) [Chochorowski 1993; Халиков 1977], что заставляет хотя бы отчасти искать истоки возникновения этих форм западнее и севернее Предкавказья.13 Наиболее показательно происхождение зооморфных скипетров типа КМФ-14. Уникальная секира-скипетр связывается исследователями с конноголовыми скипетрами Подунавья, причем кавказское происхождение последних признается неоспоримым, поскольку именно у кобанских племен бытовала традиция украшать предметы зооморфными изображениями [Ильинская 1965; Козенкова 1975]. Однако у самих "кобанцев" скипетры с конскими головками неизвестны, а называть скипетр "конноголовым" [Флеров, Дубовская 1993] неверно: В.Б.Виноградов [1972] справедливо подчеркнул черты хищника у изображенного животного. Недавно были приведены интересные доводы в пользу происхождения конноголо-вых скипетров от среднеевропейских конца бронзового века с головой птицы, и предложено именовать скипетры предскифского времени "птицеголовыми" [Эрлих 1990]. Это верно лишь отчасти, поскольку действительно птицеголовыми являются находки из Пршедмержиц, Кис-Косцега и мог. Фарс. Последний синхронизирован В.Р.Эрлихом с конноголовым образцом из клада Прюдь (Альфельд, Венгрия) [Ketnenczei 1981]. Птицеголовые скипетры были известны в Средней Европе и позднее (пршедмержицкий комплекс конца 8 в. до н.э.) [Pare 1991], практически в то же самое время, что и скипетр из погр. КМФ-14. Скипетр из КМФ-14 нужно считать одним из самых поздних уже потому, что он сохраняет лишь саму схему исходных прототипов, лишаясь грибовидного обушка и выделенной втулки. По существу, мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией: конноголовые скипетры возникают в Подунавье под влиянием культур Кавказа, а схема их, проникнув, в свою очередь, на Северный Кавказ, не "стыкуется" здесь с мотивами конской головки. Рискну предположить, что инициатива отбора именно этого мотива, попавшего с Северного Кавказа в Подунавье, могла принадлежать степнякам. В их среде еще в 3 тыс. до н.э. появлялись скипетры с головками коней, отражавшие поистине незаурядное место этого животного в идеологии индоиранцев [Кузьмина 1977]. Правда, дальнейший процесс развития изобразительности в степях Юго-Восточной Европы не был прямолинейным и восходящим. В "предскифское" время у номадов Северного Причерноморья зооморфные мотивы в искусстве были достаточно редки [Тереножкин 1976]. Такая ситуация не является чем-то необычным. У группы иранцев, пришедших на Иранское плато, первоначально не было собственной изобразительности, а их божества не имели зрительного образа, хотя в старейших частях Авесты ("Ясна семи глав") упоминается почитание некоторых мифических существ - зверей и птиц [Луконин 1977]. Тем не менее, при отсутствии, казалось бы, прямых свидетельств знакомства кочевников киммерийской эпохи с образцами, аналогичными конноголовым и птицеголовым скипетрам, в скифской культуре имеются бронзовые скипетры и их навершия, которые, как полагают, восходят к14 рассматриваемым культово-парадным атрибутам "предскифского" периода [Ильинская 1965]. У кавказцев же в раннекобанское время (8-7 вв. до н.э.) или несколько ранее культово-парадные, ритуальные предметы, принадлежащие родовым старейшинам, главам патронимических групп или вождям, украшались скульптурным изображением плотоядных животных. Среди наиболее ярких в этой серии - навершие скипетра с тремя головами собако-волка (Тли-254), топоры с головками и фигурками хищников на обухе (Тли-41 и 51), аналогичный им топор из "Фаскау" и др. [Крупное 1960; Техов 1980, 1988]. Популярный в искусстве ранней Кобани хищник с фантастическими чертами ("гвер") генетически связан с т.н. барсо-волком на изделиях прикладного искусства Центрального Кавказа скифской эпохи [Виноградов 1972]. Не исключено, что в образах хищников с синкретическими чертами отразились специфические воззрения кавказцев на характер сакральной власти главы коллектива и его функции. "Птицеголовость" же так и не привилась на Северном Кавказе, и была вытеснена в экземпляре из КМФ-14 образом хищного зверя. Наоборот, на самом позднем из известных среднеевропейских скипетров из Пршедмержиц, "конноголовость" заменена более древней "птицеголовостью". Можно предположить, что прослеживаемое взаимопроникновение отдельных мировоззренческих идей населения Северного Кавказа и Средней Европы, шедшее при деятельном участии номадов Юго-Восточной Европы, к концу предскифского периода завершилось победой традиционных идеологических представлений и художественных вкусов, хотя лишь дальнейшие исследования могут подтвердить или опровергнуть эту догадку. ■15Т.В.Рябкова^ К ВОПРОСУ О ХРОНОЛОГИИ АРАХАИЧЕСКИХ СКИФСКИХ КОМПЛЕКСОВ НИЖНЕГО ПОДОНЬЯ И ПРИКУБАНЬЯ В последнее время вопросы раннескифской хронологии стали предметом оживленной дискуссии, что вызвано накоплением новых материалов и попыткой осмысления хорошо известных. Поводом для дискуссии послужила статья И.Н.Медведской, которая, реконструировав исторические события в переднеазиатском регионе на основании клинописных источников и проанализировав археологические находки в его восточной части, предложила хронологическую схему РСК. Представляется, что ее разработки исключительно важны для скифологии, хотя не, все ее выводы приняты исследователями. Таблица распределения инвентаря закрытых комплексов И.Н.Медведской может быть дополнена за счет "палочек-застежек" и "грибовидных столбиков". Эта скромная, но весьма важная категория погребального инвентаря широко распространена в архаических скифских комплексах. В литературе эти изделия получили названия "палочек-застежек", "костяных столбиков", "грибовидных застежек-столбиков", "колчанных застежек" и др. Обычно их интерпретируют как "набор предметов, связанных с колчаном" [Черненко 1981, 33; Дубовская 1990, 185; Лукьяшко 1994, 66; Полидович 1994, 189]. Для них имеется пока единственная надежная дата - погр. Темир-Гора в Крыму, относящееся ко 2-й пол. 7 в. до н.э. В отечественной скифологии интерес к этим находкам, как к хронологическому индикатору РСК, достаточно устойчив. Неоднократно предпринимались попытки определить временные рамки бытования палочек-застежек различных форм (типов) с тем, чтобы они были надежной опорой при выделении хронологических групп. Е.В.Черненко [1981, 38 сл.] разделил их на два типа, Ю.Б. Полидович [1994, 188] - на три, связав форму застежек с формой наконечников стрел, и выделив три хронологические группы. В наиболее древнюю вошли комплексы с наконечниками стрел ромбовидной формы, вторую определяют наконечники с узким и длинным пером и круглые в сечении костяные наконечники стрел, третью - трехлопастные наконечники из ольвийских колчанов, получившие распространение в 5 в. до н.э. Представляется перспективным определение в границах РСК если не абсолютной, то хотя бы относительной даты архаических комплексов с изделиями из кости и рога и колчанными наборами с последующим распространением датировок на комплексы, в которых стрелы отсутствуют, и даты которых основаны только на изделиях из кости. Наборы костяных изделий в архаических комплексах включают в себя не только застежки и "костяные столбики", но и различные проколки, ложки, гребни, иглы и т.д. Используя наконечники стрел в качестве диагностирующего признака, можно попытаться датировать некоторые комплексы18 Подонья и Прикубанья и определить их место в хронологической шкале Коссака-Медведской. Архаические скифские погребения с костяными изделиями не часто содержат колчанные наборы и одиночные экземпляры стрел. Так, из 24 учтенных мною погребений Подонья и Прикубанья с изделиями из кости, только 9 содержат стрелы. Это комплексы Койсуг 5/3, Высочино 30/8, Новоалександровка 7/8 и 24/5, Красногоровка 4/3, Высочино-VII, 8/2, Холмский 4/1. Погребение Красногоровка-III, 13/5 не учитывается в сводках ран нескифских погребений, хотя в состав инвентаря могилы подбойной конструкции при женском костяке, ориентированном головой на 3, входят стрелы и обломок костяного изделия с ярко выраженным овальным в сечении листовидным концом. Из 13 наконечников 7 двухлопастные, с длинной втулкой, овальной и лавролистной головкой, длина 3.6-4 см, один двухлопастной с одной заостренной опущенной лопастью, образующей шип. (Рис. 1г, 1-6). Пять наконечников трехлопастные: 3 с лавролистной головкой, длинной втулкой и шипом на ней (Рис. 1г, 7), 1 с остролистной головкой и укороченной втулкой (Рис. 1г, 8), 1 — трехгранный, сильно сточенный, с листовидной в плане головкой (Рис. 1г, 9). Все наконечники относятся к 1 хронологической группе по А.И. Мелюковой. Преобладание двухлопастных наконечников с плавной линией лопастей над трехлопастными с листовидными головками является показателем принадлежности этого колчанного набора ко 2-му этапу РСК по И.Н.Медведской. В состав инвентаря неопубликованного погр. Займо-Обрыв-I, 6/4 также входят костяные изделия и наконечники стрел.* К моменту раскопок курган не имел насыпи и содержал 5 разновременных погребений. Яма погр. 6 размером 2.5 х 0.65 м длинной осью ориентирована по линии 3-В. Стенки вертикальные, дно на глубине 1.82 м. Костяк взрослого человека лежал в центре ямы в вытянутом положении на спине, головой на 3. По костяку и вокруг него прослежена белая (мел?) подсыпка. У западной стенки, рядом с черепом, стоял лепной плоскодонный сосуд с округлым асимметричным в придонной части туловом, резко отогнутым наружу венчиком, с выраженным рантиком у дна. Плечики плавно переходят в тулово. Поверхность слегка подлощена, шероховатая, тесто грубое, плохо отмученное, обжиг неравномерный, черепок в изломе черный, с примесью толченой ракушки. Высота - 20 см, Двен. 10.5-11 см. Дтул. 19 см, Ддна 9.5 см (Рис. 2г, 7). У левой бедренной кости найдена подточенная песчаниковая галька-оселок, рядом - железный колчанный крюк. У коленного сустава правой левой ноги находилось скопление бронзовых, костяных и железных наконечников стрел. Рядом найдены остатки древков и 3 мелких костяных изделия в форме стерженька с проточенной бороздкой на одном, и полированной полусферической головкой на другом конце. Высота 0.6 см, Д. 0.6-0.7 см (Рис. 2г, 1-3). Датировка автора раскопок 6-5 вв. до н.э. [Белинский 1989] представляется неоправданной, поскольку наконечники стрел представле-19 ны архаическими типами. Семь наконечников бронзовые, двухлопастные, втульчатые с лав-ролистной в плане головкой, длинновтульчатые с шипом на втулках; 1 двухлопастной с более короткой втулкой, без шипа; 1 двухлопастной подтреугольной формы без шипа (Рис. 2г, 8-16). Из 13 трехлопастных наконечников 8 втульчатых с остролистной в плане головкой, с шипом на втулке, один сильно сточен и напоминает трехгранный; 5 трехлопастных втульчатых с массивной треугольно-сводчатой в плане головкой (Рис. 2г, 17-29). Два - железные, трехлопастные, втульчатые с остролистной в плане головкой, 1 костяной втульчатый пулевидный (Рис. 2г, 5-6). Все наконечники относятся к 1-й хронологической группе по А.И.Мелюковой; двухлопастные сочетаются с трехлопастными с количественным преобладанием трехлопастных, встречаются и трехлопастные с массивной сводчатой головкой. По мнению И.Н. Медведской, это характерно для комплексов, относящихся к концу 2-го этапа РСК Детальное исследование наконечников стрел из хорошо известных комплексов показало, что все колчанные наборы в них характерны для 2-го этапа РСК или для переходной группы между 2-м и 3-м этапами. Колчанный набор из Новоалександровки 7/8 (Рис. 1в, 1-15) обнаруживает сходство с наборами келермесского типа. В комплексе Красногоровка 4/3 (Рис. 2а, 8-9) двухлопастной и трехлопастной наконечники имеют аналогии среди стрел, обнаруженных в кладовых Кармир-Блура (пом. 23), что подтверждает употребление таких стрел во время активного функционирования крепости в 7 в. до н.э. [Галанина 1995, 49]. Колчан из Высочино-VII, 8/2 (Рис. 26, 9-10) можно отнести к концу 2-го этапа РСК, поскольку в нем трехгранные наконечники сочетаются с двухлопастными и имеют аналогии среди наконечников стрел из к. 1 у с. Красное Знамя и к. 1 у с. Ленковцы [Смирнова 1993, 106]. Колчан из Новоалександровки 24/5 можно отнести к концу 2-го этапа РСК, поскольку в нем преобладают двухлопастные наконечники, или к переходной группе между 2-м и 3-м этапами по аналогии с к. 24 Келермеса, отнесенным И.Н.Медведской к этой группе. Комплекс из Холмского 1/4 также можно включить во 2-й этап РСК, поскольку в колчанном наборе двухлопастные наконечники (53 экз.) преобладают над трехлопастными (38 экз.). Сочетание двухлопастных, трехлопастных и массивных треугольно-сводчатых характерно для конца 2-го этапа РСК. Таким образом, практически все комплексы с изделиями из кости и колчанными наборами можно отнести ко 2-му этапу РСК, концу 2-го этапа и переходному периоду между 2-м и 3-м этапами. Об абсолютных датах можно говорить очень осторожно, но, по-видимому, самые поздние в данной подборке комплексы не выходят за 7 в. до н.э. Изделия из кости в архаических скифских комплексах нельзя уверенно соотносить только с колчанами и гори-20 тами, поскольку из 24 учтенных нижнедонских и кубанских погребений только 9 содержали колчанные наборы. * Выражаю глубокую благодарность И.В.Белинскому за разрешение использовать неопубликованные материалы ЛИТЕРАТУРАБелинский 1989: Белинский И.В. Отчет о работах 1-го Приморского отряда АКМ в 1988 г.- Архив АКЛ, КВФ 11898/1.Галанина 1995: Раннескифские стрелковые наборы из Келермесских курганов.- АСГЭ. вып. 32.Дубовская 1990: Дубовская О.Р. Раннескифские погребения у ст. Новокорсунскоп- СА, №2.Лукьяшко 1994:Лукьяшко С.И., Ильюков Л.С. Новые памятники скифского времени на Нижнем Дону.-В сб.: Донские древности, вып. 2. Азов.Полидович 1994: Лолидович Ю.Б. К вопросу о хронологии раннескифских памятников степной зоны Северного Причерноморья- В сб.: ^ Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья V тыс. до н.э. - Vв. н.э. Тирасполь.Смирнова 1993: Смирнова Г.И. Памятники среднего Поднестровья в хронологической схеме ранне-скифской культуры.-РА. №З.^ Черненко 1981: Черненко Е.В. Скифские лучники. Киев. «21С. А. Яценко^ КОСТЮМ СКИФИИ В АРХАИЧЕСКОЕ (7–6 ВВ. ДО Н.Э.) И "КЛАССИЧЕСКОЕ" (5–4 ВВ. ДО Н.Э.) ВРЕМЯ: К ВОПРОСУ ОБ ЭТНИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЯХ Сегодня в литературе существуют две основных концепции, объясняющие перемены в культуре Скифии на рубеже 6-5 вв. до н.э.* До недавнего времени господствовало мнение об эволюционном характере этих перемен при этническом единстве номадов Степной Скифии в течение 7-4 вв. до н.э. [ср: Петрухин, Раевский 1998, 78 сл., 99]. Была предложена и другая трактовка. Изменения связываются с миграцией из Западного Туркестана новой волны «скифов», которую могли стимулировать последствия похода Кира II на массагетов в 530 г. до н.э. и дальнейших столкновений с номадами. При этом в Скифии предполагается воцарение династии Ариапифа и, возможно, сохранение части первоначального населения, описанного в этнокарте Гекатея Милетского, в Древней Скифии (СЗ Причерноморье, граничащее с Балканским полуостровом (?). Вообще "новые" (?) скифы, как минимум, с 495 г. до н.э. активно действовали во Фракии, а также на границах греческого Боспора и Ольвии [Алексеев, 1992, 108-116] **. Обе версии имеют ряд уязвимых сторон и нуждаются в дополнительной аргументации. Одним из важных и надежных средств проверки гипотезы о 30Э.Н.Абросимов^ ГЕРАКЛЕЙСКИЙ ХОЙНИК Очень много пили жители Северного Причерноморья в эпоху эллинизма крепкого и душистого [Теофраст цит. по: 15, р. 191, note 108] гераклейского вина. Вот почему керамическая тара Гераклеи Понтийской является самым массовым материалом для периода с нач. 4 по первую четв. 3 вв. до н.э. История исследования гераклейских керамиев столь подробно освещена в литературе, что прибавлять что-либо к уже написанному я нахожу просто неуместным [Ср.:1; 2; 3; 4; 6, с.7, 100 сл.; 12; 16]. В силу большого количества имеющегося материала, в данной работе я ограничусь анализом трех основных типов амфор: I, Ia и II, существовавших в период от конца 5 по третью четв. 4 в. до н.э. В исследовании рассматривались только целые амфоры, которых сейчас известно более 200. В разное время многие сосуды подвергались фактическим замерам. Там, где информацией о фактической емкости я не владею, или сомневаюсь в ее точности, используется система математического расчета емкостей по чертежам в М. 1:1, где профиль сосуда изображен половиной продольного сечения. При этом все сосуды условно принимаются как твердые вращающиеся тела, что, безусловно, в какой-то степени не верно, т.к. при обработке на круге и во время обжига сосуд в некоторых местах выходит из оси симметрии. Тем не менее, зная, что все торговые амфоры моделировались под определенный стандарт, мы как бы исправляем огрехи древнего гончара, который, конечно же, не стремился изготовить кособокую амфору. Проведя на чертеже ось симметрии по всей высоте амфоры, и разделив объем серией ортогональных сечений, можно получить псевдоусеченно-конические сечения, которые, имея малую высоту, уподобляются истинным усеченно-коническим сечениям. Ошибки, которые следуют из идеального исправления наклонной стороны конусов, не являются значительными из-за большого числа сечений. Для расчета объема каждого сечения по формуле V= πh/3 (R2 +r+Rr) берется его высота и оба радиуса. Сумма объемов всех усеченно-конических сечений дает общую вместимость амфоры. Проверки показали, что разница между математическим расчетом и фак