Аналитические формы будущего времени как лингвистический феномен (на материале английского и русского языков)

На правах рукописиЛогунов Тимур АлександровичАНАЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН(НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКОВ)Специальность 10.02.19 – теория языкаАвтореферат диссертациина соискание ученой степени кандидата филологических наукКемерово 2007 Работа выполнена на кафедре стилистики и риторики ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»Научный руководитель: - доктор филологических наук, профессор^ Людмила Алексеевна Араева - кандидат филологических наук, доцентНадежда Владимировна СкладчиковаОфициальные оппоненты: - доктор филологических наук, профессор^ Наталья Борисовна Лебедева - кандидат филологических наук, доцентДмитрий Владимирович КузнецовВедущая организация: Сибирский федеральный университет Кафедра общего языкознания и риторики Защита диссертации состоится « 3 » ноября 2007 г. в 12:00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212. 088. 01 по присуждению ученой степени доктора филологических наук в ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет по адресу: 650043, г. Кемерово, ул. Красная, 6.С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет». Автореферат разослан « 3 » октября 2007 г.Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент О. А. Булгакова^ Общая характеристика работы Формы аналитического будущего являются универсальным лингвистическим феноменом, свойственным языков индоевропейским, и ряда других семей, в которых они активно используются носителями языка. Аналитическое будущее, организованное едиными для современного человека пропозициями, погружаясь в конкретноязыковое пространство, характеризуется наряду с общими также и специфическими свойствами. В силу размытости его семантики, обусловленной гипотетичностью действия в будущем, аналитическому будущему всегда свойственны модальные оттенки. В диссертации общие и специфические свойства категории аналитического будущего исследуются на материале двух разносистемных языков – английского (в значительной степени аналитического) и русского (в значительной степени синтетического), что дает нам возможность получить более полное представление о характерных свойствах будущего аналитического как категории глагольной системы. В исследовании акцент делается на изучение семантического (модально-футурального) наполнения аналитических форм будущего времени в аспекте их реализации в речи. Предпринятый нами анализ содержания указанных форм в особых условиях коммуникативного контекста осуществляется на основе интерпретации такой информации, которая обязательно сопровождает общение носителей языка (фоновые знания, концептуальная база и т.п.). ^ Актуальность темы исследования Категория будущего является одной из наиболее проблемных в системе категорий времени, что объясняется внутренней связью будущего с модальностью, ирреальной природой будущего и его эпистемической противопоставленностью категориям прошедшего и настоящего. Принадлежность языковых форм выражения футуральности к периферии поля реальности [Бондарко 1992б], нулевая сте­пень фактивности высказываний предоставляет свободу для использования самых различ­ных оттенков отношения к будущему: чаяние и опасение, желательность/нежелательность наступления события, волевое стремление способствовать/препятствовать наступлению события, личное долженствование, тонкая градация оценок вероятности наступления того или иного события и т.п. Сказанное в еще большей мере относится к аналитическим формам будущего времени: их специфика в аспекте синхронии состоит в раздельнооформленности, при которой категориальный грамматический аспект значения выражается вспомогательным глаголом, имеющим особый статус в системе языка, по­скольку эти сочетания представляют собой позднюю грамматизацию изначально сво­бодных сочетаний полнозначных слов, иными словами, грамматическая функция отнесения действия к будущему у элементов этих форм не является первичной. В диахроническом аспекте эти формы характеризуются относительно недавним изменением статуса своих компонентов с утратой (полной или частичной) служебным компонентом своего первоначального значения. Нынешние вспомогательные компоненты формы (глаголы) были отобраны в определенный период развития языка из ряда конкурирую­щих лексем, использующихся в достаточно свободном сочетании с инфинитивом, причем семантика этих глаголов достаточно сильно различается от языка к языку (глаголы с модальным значением или с модальными оттенками значения, с фазовым значением ингрессивности, начинательности и др.). Выбор определенных единиц в качестве регулярного компонента формы связан с внутрисистемными парадигматическими отношениями, вместе с тем этот процесс, вероятно, проходил также под влиянием тех функций языка, которые связаны с работой мышле­ния, с восприятием и отражением мира, включая и отношение к нему пользователей языка, проявляющееся в языковых единицах и категориях. Лингвисты (Дж. Байби, В. Е. Коваленко, А. В. Кравченко, С. П. Лопушанская, Н. В. Новикова и др.) отмечают, что развитие аналитических футуральных форм связано с определенным этапом раз­вития человеческого мышления, поскольку требует пере­вода определенного фрагмента содержания опыта в форму осознаваемого, включения концепта представления будущего и его целевого преобразования в мысли­тельные операции. Таким образом, в диссертации анализируются формы английского аналитического будущего «shall/will + Inf.» и русского аналитического будущего «буду + инф.» (называемого в литературе также будущим сложным или будущим несовершенного вида). Из нескольких форм и конструкций, относящих действие в будущее, мы отобрали для исследования две аналитические футуральные формы, опираясь на ряд критериев: 1) структурное сходство (а также ряд общих черт в диахроническом аспекте при ярком различии лексических источников образования) и 2) функциональный критерий, который выражается в том, что рассматриваемые формы являются в языках регулярным средством отнесения действия в будущее, выполняя свою основную функцию, как правило, без обязательных условий (поэтому английская форма так называемого будущего в прошедшем не рассматривается нами в силу ее жесткой структурной обусловленности).1 Кроме того, английская форма перфектного будущего не рассматривается нами по причине соответствия по своей видовой характеристике русскому будущему совершенного вида. Некоторые выводы о содержательной стороне грамматического будущего в русском языке носят ограниченный характер, поскольку отбор лишь одной из двух временных форм в русском языке не позволяет нам строить обобщения относительно выражения будущих действий в русском языке в целом.2 Одновременно с этим, принадлежность форм к разносистемным языкам не может не оказать определенного влияния на статус рассматриваемой формы в каждом языке, синтагматические характеристики и особенности ее функционирования. Формы футурума являются самым поздним по времени обра­зования компонентом временных противопоставлений в грамматической системе, это обстоятельство дает возможность достаточно подробно просле­дить процесс их формирования в языках с письменной традицией. Поэтому история образования футуральной микросистемы в различных языках получила широкое освещение, см., например, диссертации В. Е. Коваленко, Н. С. Сахаровой, М. А. Угрюмовой, работы Дж. Байби и Э. Даля, Ф. Виссера, Э. Маулера, Э. Стандопа и др., посвященные истории категории будущего в английском; история категории будущего в русском подробно освещается в работах В. И. Борковского и П. С. Кузнецова, К. В. Горшковой и Г.А. Хабургаева, С. П. Лопушанской, Н. В. Новиковой, М. Л. Ремневой, Т. Ф. Цыгановой, А. П. Яковлевой, Дж. Бофанте, Е. Кржижковой и др. Особое положение футуральных сочетаний в глагольной системе привлекает внимание лингвистов. Так, «неопределенный» статус английского грамматического футурума вызвал к жизни множество разнообразных и нередко противоречащих друг другу концепций как в зарубежной (Х. Веккер, М. Джус, О. Есперсен, Дж. О. Кэрм, Дж. Лич, Ю. Окамура, Ф. Р. Палмер, Г. Суит, Ч. Фриз, Р. Хаддлстон, Л. Хэгеман, М. Эрман и др.), так и в отечественной (Л. С. Бархударов, Я. Г. Биренбаум, И. П. Иванова, Б. А. Ильиш, В. М. Комогорцева, Е. А. Корнеева, Б. Л. Мариупольская-Пантэр, Ф. И. Маулер, О. А. Осипова, Д. А. Штелинг и др.) англистике. Широкое освещение получили проблемы грамматического статуса сочетаний «shall/will + inf.», их исторического развития, определения круга их функций в языке, дистрибуции глаголов shall и will.3 К началу 1980-х гг. острая дискуссия вокруг признания за сочетаниями «shall/will + inf.» статуса грамматических форм была в основном завершена, однако интерес к английскому футуруму отнюдь не ослаб, о чем свидетельствуют публикации последних лет [Селиванова 2001; Хрисонопуло 2001; Davidsen-Nielsen 1988; Haegeman 1989; Huddleston 1995; Okamura 1996]. Яркой особенностью русской видовременной системы является наличие двух форм будущего времени, противопоставленных за счет видовой характеристики. Проявление частновидовых значений для каждой из двух временных форм описано в работах [Авилова 1976; Бондарко 1971; Милославский 1989; Гловинская 1989; Гиро-Вебер 1990; Грекова 1998; Климонов 2001; Кубарев 1995; Рассудова 1982; Теория функциональной грамматики 1987; Фичи Джусти 1997; Grenoble 1989 и др.]. Различные категориальные ситуации с формами русского будущего сложного освещены в работах [Дунев 1999; Мякотина 1982а, 1982б; Оркина 1986 и др.], выполненных в русле функционально-грамматического описания. В последние десятилетия грамматические явления языка все чаще получают описание в рамках полевого подхода. На материале английского языка средства отнесения действия к будущему в составе функционально-семантических полей и более узких специализированных грамматико-лексических (микро)полей рассматриваются в работах [Ермакова 1980; Кириллова 1997; Красногор, Белякова 1986; Сатель 1990; Сахарова 1987; Селиванова 2001; Тарасова 1976; Wiese 1986 и др.]. Взаимоотношение синтетического и аналитического будущего русского языка в системе единой функционально-семантической категории описано в [Кубарев 1995; Фичи Джусти 1997 и др.]. В конце ХХ в. получила развитие теория грамматизации (грамматикализации), основанная на историко-типологических данных (см. [Майсак 2002]). Лингвисты, работающие в этой области, уделяют внимание типологическому описанию процесса образования футуральных форм в разносистемных языках, выявляя универсальные черты этого процесса [Дренясова 1968; Кравцова 1991; Bybee, Dahl 1989; Bybee, Pagliuca 1985; Bybee, Perkins, Pagliuca 1994; Fleischmann 1982; Ultan 1978 и др.]. Общее направление нашего исследования требует сочетания двух подходов к описанию языкового материала: от формы к смыслу и от смысла к форме. Первый подход реализован в самом факте отбора языкового материала из разнотипных языков, тогда как второй связан с теоретической основой исследования. Подход от смысла к форме позволяет исследователю проследить, как реализуются в каждом языке некоторые универсальные семантические единицы или семантические системы, т.е. значения, которые должны получать свое выражение в любом языке [Касевич, Храковский 1983 : 6]. При этом два указанных подхода не являются противопоставленными, поскольку в лингвистике объектом исследования являются прежде всего «такие содержательные тождества и значения, которые имеют определенные соответствия в плане выражения» [Там же : 8]. Для анализа универсального компонента содержания предложений с аналитическими футуральными формами в качестве исходного уровня нами принята пропозиция как универсальный образ ситуации, отображаемой в предложении, которое с известным приближением является отражением реальных фактов [Кацнельсон 1972 : 142]. Анализ большого числа разносистемных языков позволил исследователям, в частности Дж. Байби и У. Пальюке, выявить узкий набор лексических единиц, из которых произошли формы будущего, а также закрытый ряд оттенков будущего в современных состояниях этих языков. Это дает основания для выдвижения гипотезы о том, что семантические изменения, ведущие к грамматизации и происходящие при грамматизации, схожи во многих языках [Bybee, Pagliuca 1987 : 120]. Очевидным и закономерным является предположение о том, что различия в инвентаре оттенков значений этих форм в разных языках могут быть достаточно существенными, однако это касается неосновных, вторичных оттенков, проявляющихся в конкретных условиях контекста. Сохранение лексических значений компонентов футуральных сочетаний при выражении намерения и предсказания создает тонкие уникальные оттенки, что осложняет характеристику грамматического значения будущего в разных языках (см. [Bybee, Dahl 1989 : 93]). Гипотетичность любого будущего и его неопределенность выступают тем фактором, который нивелирует эти различия. Поэтому основные значения, которые способны выражать аналитические формы будущего, должны иметь относительно универсальный характер. ^ Объектом исследования при таком понимании проблемы является аналитическая форма будущего времени (исследуемая на материале двух разносистемных языков – русского и английского).^ Предметом исследования является описание аналитической формы как особого явления языка в функциональном, прагматическом и этнолингвистическом аспектах. Анализ научной литературы, посвященной проблеме определения единого категориального значения футуральных форм в разных языках и выведению списка дополнительных значений (созначений, оттенков значения) и функций этих форм, проявляет отсутствие единого мнения у большинства исследователей [Haegeman 1982 : 19]. Ф. И. Маулер видит среди причин отсутствия лингвистически надежных результатов описания футурума следующие: а) смешение синхронного и диахронного подходов; б) смешение функционального и формального принципов лингвистического анализа и в) «сужение круга факторов, составляющих лингвистически релевантный контекст» [Маулер 1968 : 3]. Придавая особое значение последнему пункту, мы считаем целесообразным расширить контекст употребления футуральной формы до прагматического с элементами экстралингвистического, т.е. рассматривать предложения как высказывания в конкретных ситуациях общения. Поставив своей целью описать употребление языковой единицы, мы должны найти экспликации ее использования в различных высказываниях. Подчеркивается, что во многих современных работах по формам будущего времени некоторые его свойства не получили объяснения именно по той причине, что анализ был ограничен синтактико-семантическим уровнем и полностью игнорировал прагматику [Haegeman 1982 : 99]. Такой макроконтекст позволяет максимально точно интерпретировать в каждом случае подвижное и неоднозначное сочетание модального и темпорального компонентов, выявляя определенные закономерности. Ю. С. Степанов доказывает, что языковые темпоральные формы выража­ют прежде всего «позицию человека во времени», то есть служат воплощением определенных моделей времени в языке [Степанов 1997 : 125-129]. При этом в исследованиях до последнего времени практически не уделялось внимания тому, «каким образом та или иная грамматическая форма воплощает в себе способ осмысления (= концептуализацию) человеком определенной будущей ситуации, в результате чего остается практически не исследованным вопрос о действии когнитивных факторов, предопределяющих выбор той или иной грамматической формы» [Хрисонопуло 2001 : 200; см. об этом также Беляевская 2000; Золотова 2001]. При построении высказывания пользователь языка всегда занимает определенную когнитивную позицию, компонентами которой являются объем знаний автора высказывания, его интенции и другие компоненты общей коммуникативной ситуации. Истолкование значения отдельных единиц, являющихся материалом данного высказывания, без учета указанных условий во многих случаях невозможно. Подчеркнем, что такой когнитивный подход к описанию явлений языка не противопоставлен функциональному, чаще они дополняют друг друга: поскольку функциональное описание сосредоточено на «взаимодействующих коммуникативных факторах», которые влияют на структуру языка, а когнитивное – на «факторах мыслительной деятельности» [Ченки 2002 : 345]. Сказанное выше с особенной очевидностью характеризует именно категорию будущего как одну из наиболее зависимых (в аспекте ее функционирования и интерпретации) от фактора экстралингвистического содержания и условий контекста. Внутренне присущая будущему субъективность, неразрывно связанная с влиянием автора высказывания, который обладает своей особой позицией относительно будущих событий, заставляет принимать во внимание в числе прочих факторов и модус отношения к будущему как к сфере желаемого, необходимого и т.п. Восприятие будущего в определенной модальности (долженствование, чаяние, волеизъявление) является важной этнокультурной характеристикой говорящего субъекта и языковой общности в целом. В отличие от высказываний, например, о прошлых событиях, субъекту речи и субъекту предполагаемого действия предоставляется возможность реализовать свое модальное отношение, существующее по­ка как идеальное, преобразовав его в факты реальности. Тем самым в высказываниях о бу­дущем модальная характеристика приобретает особую этическую значимость для рефе­рента лица, занимающего в высказывании позицию агенса/субъекта; проявляющееся при этом, например, пассивное/активное отношение к ситуации позволяет выявить значи­мые характеристики, доминанты мировосприятия говорящего. Поскольку «восприятие бу­дущего есть основа всякой целенаправленной деятельности» [Красухин 1997 : 62], отли­чающей человека как существо, способное моделировать и планировать свои действия именно в плане наступающего времени, этот фрагмент модальности (в широком смысле) демонстрирует самый «вектор поведения» человека в мире, его направление вовне или внутрь субъекта (субъекта-созерцателя). Таким образом, новизна работы определяется попыткой комплексного описания функционирования аналитических футуральных форм в разносистемных языках с позиций когнитивной интерпретации выражаемого содержания. Как известно, попытки отделить так называемое «чистое» будущее от «модализованного» являются достаточно субъективными, поскольку не существует надежных критериев для такого разделения, работающих на многообразном речевом материале. В настоящей работе мы не ограничиваем материал чисто футуральным использованием «shall/will + inf.» и «буду + инф.», привлекая для анализа и те случаи, в которых футуральный компонент является неосновным. Такой подход в сочетании с анализом макроконтекстов при употреблении рассматриваемых форм в речи позволил проследить семантические связи между различными функциями этих форм и сочетаний, установить общность ряда компонентов в их значении и выявить потенциал развития семантики форм аналитического будущего. Кроме того, выдвинута гипотеза о взаимосвязи этимонов рассматриваемых форм (первичных значений компонентов формы) с существовавшими ранее и с современными знаниями носителей языка о соответствующем фрагменте действительности, а также о способности аналитических футуральных форм актуализировать в речи значения-этимоны. Если признать, что отбор и утверждение аналитических футуральных форм продиктован не только внутрисистемными языковыми процессами или влиянием языковых контактов, то можно предположить действие такого экстралингвистического фактора, как особенности этноспецифических представлений языкового коллектива (характеристики этноменталитета), основанные на его опыте и представлениях объективного мира и отношениях к ним. Иными словами, отбор именно таких, а не иных конституентов аналитической футуральной формы может до определенной степени отражать представления говорящих на данном языке о будущем, что, в свою очередь, должно найти свое выражение в особенностях употребления этих форм в речи, когда то или иное контекстное окружение (понимаемое широко) способствует или затрудняет выражение соответствующих смыслов (т.е. коммуницированию специфического образа будущего). ^ Целью работы является исследование аналитической формы будущего времени как лингвистического феномена, характерного для разносистемных языков, с выделением темпоральных и модальных характеристик. В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи: отметить проявление категориального темпорального значения аналитических форм будущего в различных функциях; выявить модальные компоненты содержания, актуализируемые при употреблении в речи; установить спектр модального наполнения рассматриваемой формы; раскрыть роль когнитивной составляющей при порождении и интерпретации высказываний с формами аналитического будущего; выявить общие (относительно универсальные) и специфические функции и компоненты значения аналитических футуральных форм, характерные для двух исследуемых языков; установить значения-этимоны компонентов футуральных аналитических форм; проследить их возможную актуализацию в различных контекстуальных условиях. Работа написана на материале около 10 000 примеров, извлеченных из про­изведений художественной литературы ХХ века (главным образом, 2-ой его половины) на русском и английском языках. Использован ряд текстов, размещенных в электронном виде в сети Интернет. Характер языкового материала, а также поставленные в исследовании цель и задачи предопределили методы и приемы исследования. Исследование фактического мате­риала проводится на основе комплексного применения разных методов, включающих, в частности, контекстуальный анализ, метод компонентного анализа значения, статистические подсчеты, элементы концептуального анализа и дистрибутивного метода, метод когнитивного анализа и сопоставительный метод.^ Теоретическая ценность работы состоит в том, что материалы диссертации, представленные в ней наблюдения и выводы вводят в исследовательский обиход информацию, которая будет интересна специалистам в области когнитивного описания системных явлений языка, функциональной грамматики русского и английского языков и другим специалистам-филологам. Работа представляет опыт исследования содержания грамматической формы в функциональном, прагмалингвистическом и когнитивном аспектах.^ Практическая значимость. Материалы работы могут найти применение в лекционных и практических курсах теоретической грамматики, семантики, практической грамматики, истории русского и английского языков; в спецкурсах по проблемам языковой модальности и функциональной грамматики; кроме того, результаты исследо­вания могут быть использованы при написании учебных пособий, курсовых и дипломных ра­бот.Положения, выносимые на защиту: У футуральных аналитических форм в процессе их развития в языке вырабатывается ряд достаточно универсальных значений и функций, не свойственных изначально тем сочетаниям, которые послужили источниками этих форм. Иерархия этих функций и частотность выражения значений специфичны для разных языков. Этимоны компонентов аналитического будущего могут сохраняться и достаточно систематически и последовательно проявляться при функционировании лишь в том случае, если аналитическое будущее в данном языке не является окончательно сложившимся. Выражение исторически первичных значений исходного сочетания, послужившего основой для образования формы, зависит от условий контекста. Сочетание модального и темпорального компонентов значения футуральной аналитической формы определяется рядом факторов, среди которых основными являются: тип реализуемой пропозиции и широкий контекст. Предпочтительное проявление в конкретном языке тех или иных значений и оттенков значений футуральной аналитической формы объясняется как структурными особенностями языка, его строя, так и спецификой представления языкового содержания в нем. Наиболее точное и полное описание семантического наполнения футуральной формы при ее реализации в речи возможно при условии анализа коммуникативной ситуации, включая такие ее когнитивные параметры, как индивидуальные базы коммуникантов и их речевые интенции. ^ Апробация работы: отдельные результаты и теоретические положения исследо­вания докладывались на 5 международных (I Международная конференция «Этногерменевтика и языковая картина мира: теория и практика» (Кемерово, 1998 г.), II Международная конференция «Типология в этногерменевтике и этнориторике: ментальность и менталитет» (Кемерово, 2000 г.), I Международная научная конференция «Язык и культура» (Москва, 2001 г.), II Международная конференция «Концепт и культура» (Кемерово, 2006 г.), II Международная конференция «Актуальные проблемы современного словообразования» (Кемерово, 2007 г.)) и 2 региональных (Региональная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы языкознания, методики преподавания иностранных языков и перевода» (Кемерово, 2001 г.), Областная научная конференция «Молодые ученые Кузбассу. Взгляд в XXI век» (Кемерово, 2001 г.)) конференциях. Основное содержание работы отражено в 9 статьях.^ Структура работы определяется целью и задачами. Работа содержит 231 страницу машинописного текста и состоит из введения, трех глав, заключения. Прило­жен список использованной и цитированной научной литературы (229 наименований, в том числе 55 на иностранных языках) и список произведений художественной литерату­ры и других источников материала исследования (32 наименования).^ Основное содержание работы Во введении дается общая характеристика, обосновываются актуальность, новизна исследования, объект, предмет, цели и задачи, методы, теоретическая и практическая значимость работы. Глава 1 «Синтез идиоэтнического и универсального в грамматических единицах языка» затрагивает общие вопросы соотношения собственно языковых и когнитивных структур, организующих оперирование информацией, рассматриваются проблемы этноспецифичности и универсальности языковых значений. Язык с когнитивной точки зрения является одним из ключевых инструментов обработки, категоризации и передачи информации, в том числе – и во времени (передача опыта). При этом принято считать, что структура языка порождается двумя факторами: внутренним (ум индивидуального говорящего) и внешним (культура, являющаяся общей для говорящих на этом языке) (А. Ченки). При исследовании языковой коммуникации в когнитивистике неизменно подчеркивается роль опыта коммуникантов и недостаточность чисто языковых знаний для полного понимания полученной информации. Развитием этого положения является гипотеза о существовании особого «значения говорящего» (П. Грайс). Субъективное содержание такого значения состоит из ряда прагматически обусловленных факторов. Когнитивная грамматика (в частности, теория Р. Лангакера) исходит из тезиса о невозможности описания языка без учета когнитивных процессов; анализ грамматических единиц обязательно связан со ссылкой на их семантическое содержание. При таком подходе грамматику естественного языка также можно определить как систему представления знаний, в которой каждая отдельная грамматическая категория будет соотнесена с некоторым аспектом когнитивной обработки информации (А. В. Кравченко). Языковой категоризации подвергается воспринятая человеком субъективная реальность, реальность приобретшая идеальный статус – знание о мире. В языке закреплен опыт, необходимым образом вобравший в себя определенные компоненты интерпретации, в том числе различные виды модального отношения к тем или иным объектам или явлениям. Языковые значения являются результатом усвоения и длительной переработки стереотипов восприятия мира, отношения к этому миру, устойчивых во времени и общих в той или иной степени для представителей данного этноса. В языке мы встречаем, согласно А. В. Кравченко, особый тип знания – структуральный, представляющий собой обобщаю­щий итог опыта поколений, и принадлежащий языковому социуму в целом, поэтому для языкового индивида оно является данным существующим знанием. Учитывая, что средством переработки данных чувственного опыта, его систематизации признается категоризация с использованием уже выделенных и устоявшихся языковых форм и категорий (А. В. Кравченко; В. З. Демьянков), закономерен вывод о существовании определенной «относи­тельности» в представлении мира, связанной с различием как индивидуального, так и коллективного опыта. Вместе с тем нельзя не прийти к выводу о том, что возникновение специфических черт в каждом из языков (в его подходе к способам выражения значений), обусловленное как этнокультурноспецифическими особенностями представления мира, так и сложившимся строем языка, происходит на основе неких универсальных закономерностей организации внеязыковой информации при ее реализации в форме языка. Таким образом, при описании характера функционирования аналитической формы глагола в разносистемных языках необходимо опереться на тот уровень организации и интерпретации высказывания (строящегося вокруг формы глагола сказуемого), который непосредственно выводит нас на универсальные свойства каждого индивидуального языка. Такой уровень представлен пропозициями. Анализ языковой реализации пропозиции приводит к четкому определению как универсальных, так и особенных свойств и единиц языковой системы, их индивидуальных функций при выражении смыслового содержания. В главе 2 «Теория описания аналитических футуральных форм в английском и русском языках» описываются онтологические основания категории футурума. Категория будущего в языке “вторична” по времени образования, что обусловлено ирреальной природой будущего, которая когнитивно более абстрактна относительно более осязаемых и эмпирически доступных прошедшего и настоящего. В рамках логико-философского подхода будущее обязательно соотносится с возможностями (теснее всего будущее связано с категорией реальной возможности, представляющей собой потенции реального дальнейшего развития (Я. Ф. Аскин)). Обозначение будущих действий в языке отличается по содержанию именно тем, что будущему по самой его природе присуща своя особая модальность – модальность потенциального действия (см., напр.: А. И. Смирницкий; Е. И. Шендельс). Исследователями отмечается естественный характер совмещения значения будущего времени с различными модальными значениями и, более того, обязательность модельного компонента в содержании средств выражения будущего (Л. Хэгеман). Лингвистами предприняты попытки вывести единый признак категориальных средств выражения будущего, охватывающий все разнообразные модальные значения, актуализация которых связана с онтологическими свойствами будущего. Так, Л. И. Кравцова инвариантным значением форм будущего времени считает не следование за моментом речи, а предсказание, И. Г. Кошевая и Ю. А. Дубовский – признак «реальной проблематичности», Н. С. Сахарова – модальное значение гипоте­тичности, В. М. Комогорцева – предположительность (неопределенность). Отмеченная близость между будущим и некоторыми ирреальными видами модальности подводит к выводу о том, что с точки зрения эволюции и современного статуса будущего времени в языке его следует рассматривать одновременно и как грамматическую, и как онтологическую или когнитивную категорию (С. Фляйшман). Поскольку будущее характеризуется признаком не­актуальности, а неактуальные события предвидятся и предсказываются на ос­нове знаний, размышлений и оценки со стороны говорящего, вполне обосновано утверждение о том, что «в будущее время вхо­дит не только семантика компонентов его формы, но и прагматика выска­зывания» [Фичи Джусти 1997: 120]. Серьезная проблема интерпретации высказываний с формами будущего возникает при попытке разделения модального и футурального компонентов содержания, особенно в тех языках, где формы будущего времени развились на основе средств выражения модальности. Во многих случаях такие высказывания одновременно выражают оба значения, становясь (вне контекста) неоднозначными. Известно, что сочетания «shall + inf.» и «will + inf.» с темпоральным значением развивались на основе свободных сочетаний модальных глаголов, выражавших долженствование и волеизъявление, с инфинитивами, а само значение футурума развилось из модального значения указанных глаголов. Темпоральное значение футурума достаточно очевидно «мотивируется» этими модальными значениями, поскольку их семантика наиболее близка к модальному значению будущего. Несмотря на принадлежность двух рассматриваемых языков к разным типам, история формирования аналитических форм будущего времени в них проявляет много общих черт. Процесс становления категории аналитического футурума описывается как постепенная грамматизация инфинитивных конструкций с модальными глаголами (в английском) или фазовым/бытийным глаголом (в русском), в ходе которой выбор из ряда вариантов в соответствии с коммуникативным заданием заменяется обязательным использованием, как правило, одного варианта, который включается в глагольную парадигму. Отмечаются следующие моменты сходства: процесс отбора одного сочетания из ряда инфинитивных сочетаний, способных по своей семантике относить действие к будущему, постепенное вытеснение конкурирующих сочетаний, а также переосмысление исходных значений глаголов, ставших компонентами форм. Среди основных факторов развития грамматического будущего отмечается когнитивный фактор: эволюция грамматических форм испытывает влияние изменений в мышлении носителей языка в сторону развития более абстрактных представлений о времени, то есть обусловлена общим процессом познания объективной действительности (Е. С. Коваленко; С. П. Лопушанская). Становление аналитической формы в системе языка – длительный и сложный процесс, проходящий ряд ступеней без четких границ, и аналитические глагольные конструкции отнюдь не однородны в плане семантической связанности их компонентов. В научной литературе можно встретить критические замечания по поводу тезиса о полной десемантизации вспомогательного глагола в аналитической форме (В. М. Павлов). Например, В. М. Жирмунский полагает, что «между буду в буду читать и в буду взрослым, буду профессором никакого лексико-семантического различия нет» [Жирмунский 1965 : 14]. Статус аналитической формы не исключает выражения определенных модальных оттенков. Аналитические формы будущего в английском и гораздо реже в русском языке в определенных условиях контекста проявляют тенденцию к расчленению функций составляющих их компонентов, при этом вспомогательный глагол выражает дополнительные оттенки значения модального или аспектуального характера. Неоднозначность сочетаний shall и will с инфинитивом в английском приводит к неопределенности статуса глаголов shall/will в грамматической системе: проблематичным признается как их отнесение к различным классам (вспомогательные, модальные и «полумодальные»), так и «объединенная» трактовка, основанная на поиске единого общего категориального значения для всех функций данных глаголов. Последовательное разделение модальной и темпоральной функций рассматриваемых сочетаний при их функционировании неизбежно связано с привнесением в анализ субъективной оценки. В последнее время многие авторы склоняются к «объединительному» описанию семантики и функционирования каждого из сочетаний «shall + inf.» и «will + inf.». Л. Хэгеман в своем исследовании приходит к выводу, что различные толкование will можно рассматривать как результаты проявления единого основного значения в контексте. Значение форм будущего вр