Андрей Караулов. Русский ад. ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ.Я не знал, что человек может вынести столько страданий...Федор Гааз, врач1На земле не осталось ничего святого. С этим невозможно смириться, но с этим надо смириться, пора. Солнце, ты где? Ты есть? Солнце, ты не мираж? Собачий холод, собачий климат, колоссальные земли — дикие земли, девяносто регионов, огромная страна, из них пятьдесят областей (почти половина) не годятся для жизни — это не наказание? Нет, были в России счастливые времена, были! 17-й год перечеркнул их крест-накрест: большевики убили Николая, помазанника Божьего, и Небожитель, естественно, отвернулся от России; если судить по ненависти, скопившейся в народе, Бог отвернулся от России на века; ненависть это и есть потеря Бога. Гнев господний наказал нацию: Советский Союз в ХХ веке дал — своим народам — настоящую грамоту, но отнял у них две книги, прежде всего две книги: Библию и Конституцию. Когда в 93-м танки сожгли парламент, стало ясно: России не нужны Библия и Конституция. Они как бы есть — но их нет. Исчезли. Мираж. Стоят на книжных полках до лучших времен. А раз так, Президентом в Российской Федерации может быть кто угодно, кто выскочит вперед, тот и будет Президентом, любой гражданин (жулики и бандиты — не исключение)... Вот к чему пришла Россия в ХХI веке. Если лидер сумел повести за собой людей, воспользовавшись моментом, какова дальнейшая цель лидера? — Правильно — погнать этих людей впереди себя! В середине ХХ века Россия спасла планету от Гитлера — своей кровью. В ХХI веке Россия (больше некому) еще раз спасет человечество — своими нефтью, газом, лесом, водой (питьевой водой, сибирскими реками) и — землями, собственной территорией. Это судьба: страшно терять десятки миллионов людей, страшно (еще страшнее?) отдавать свою независимость — богатства и земли. При фантастическом — в окружающих Россию странах — росте населения, совершенно очевидно, что русские земли не могут «работать» только на Россию, но в России они и на Россию не работают, вот в чем дело! Из-за бардака, который по-прежнему творится в нашем государстве, не только Россия, нет, весь мир недополучает сегодня продовольствия. Катастрофа всюду: Африка, Китай, Юго-Восток, северные земли! Результат: пройдет 50—70 лет, и голод — неизбежен. Не только в России — везде! Не хватит пашни, хлеба, не хватит лугов, не хватит травы, то есть — мяса и молока... Сейчас бедствуют десятки миллионов людей, но речь о другом голоде — о планетарном! На 1/9 мировой суши, на гигантских просторах между Уралом и Сахалином, живет сегодня тридцать миллионов человек. На Дальнем Востоке — семь миллионов. В Японии (это половина Камчатки) более ста тридцати миллионов, чуть меньше, чем во всей России. Миру, планете, не хватает земли. Японцы скупили в Австралии сотни тысяч гектаров, чтобы хоть как-то разместить свой народ, если с их островами, с Японией, что-нибудь случится. А Китай? Где Китай купит земли? У кого? Юго-Восточная Азия прибавляет — каждый год — по 100—130 миллионов человек. Что, война с Россией, что ли? Из-за земель? Где им жить, нашим соседям?! Слава богу, человечество догадалось (вроде бы), что в XXI веке любая война есть даже не глупость, нет: это безумие; ядерные ракеты создаются не для войны, это ясно, они — как бивни у мамонта, которые не имели практического применения, но зато принесли мамонту особое положение — на планете. Ракеты — это пугало в огороде, но этот огород — Земля! Ядерные ракеты (голосование идет с трех кнопок сразу, иначе пуск не состоится, голосуют Верховный главнокомандующий, министр обороны и начальник генерального штаба) — ядерные ракеты даже в случае войны никогда... прошли те времена... не взлетят в стратосферу, ибо ракеты (удар на удар) это и есть Апокалипсис... — Иными словами, Россия, сама Россия рано или поздно ляжет под крупный (очень крупный), но уже мировой капитал, подчиняясь в том числе и тем авторитетным голосам (голосу Президента, например), которые идут из самой России, из ее сердца, из Кремля! Гайдар и Чубайс сразу сообразили, что без иностранного капитала власть в России они не удержат. Геннадий Бурбулис, их непосредственный начальник, поставил государственную задачу: в России в течение года (пусть воруют!) должен появиться «класс собственников». Любой ценой. То есть — за бесценок. За копейки. Если за копейки или за ваучеры, например, скидывать в частные руки объекты (движимые и недвижимые), которые стоят сотни миллионов долларов, может быть — миллиарды, «класс собственников» появится уже завтра — разве нет? Торопитесь, ребята. Или — вернутся коммунисты, непременно вернутся, если только придут в себя, их миллионы, коммунистов, считай — вся Россия! Гайдар и Чубайс штамповали этот «класс» двадцать четыре часа в сутки, создавая (для всех) иллюзию ваучерно-народной приватизации. Иными словами — отдавали заводы, фабрики, комбинаты, в том числе и великие русские заводы («Тольяттиазот», например, вместе с уникальным аммиакопроводом от Волги до Одессы), тем, кто хотел... из штанов выпрыгивал — как хотел... забрать их в свои руки. Иными словами заводы, фабрики и комбинаты доставались (за редчайшим исключением) черт знает кому. Президенту Ельцину было сказано: а) если он, Ельцин, «не подпишется» на приватизацию по Гайдару — Чубайсу, не только они, его преданные министры, никто в мире, даже Соединенные Штаты Америки с их умением как бы дружить с Россией, ему, Борису Ельцину, не помогут; коммунисты быстро, в течение года, выкинут Ельцина из Кремля и отправят его на нары — хотя бы за Беловежскую Пущу; б) коммунисты — это сила, Россия (по ментальности) страна совершенно «левая», рабоче-крестьянская, и победить русскую стихию может, извините, только «класс собственников», то есть другая сила, допустим — русские барыги, они же промышленники; российские народы безумно любят Бориса Николаевича, кто ж спорит... но опора новой власти это уже не народ, не рабочие и крестьяне, ну его к черту, этот плебс, ибо всякая энергия достаточно подозрительна. Опорой новой власти может быть только новый класс, свой собственный класс! Собственник никогда (какой интерес?) не пойдет против того, кто сделал его, собственника, vip-персоной, кто подарил ему деньги, власть, а значит и жизнь; в) медлить нельзя, иначе судьба Президента России будет еще страшнее, чем судьба Чаушеску... — и хотя Ельцин чувствовал, знал, что эти парни, министры, просто нагоняют на него страх... да: он знал, но молчал. Закусил губу. Он банальным образом заткнулся, вот что! Призрак тюрьмы маячил перед ним. Ельцин закрывал глаза и видел себя на нарах. У окошка с решеткой, за которой осколок ночного неба со звездочкой вдали... А рядом — параша; струйки мочи бегут по холодному полу... Ельцин внимательно слушал коммунистические речи: Анпилова, Макашова, Константинова... он украдкой, чтоб никто не видел, гонял кассеты (оперативные съемки) с записью первомайских демонстраций, — Баранников информировал Президента о тех коммунистических митингах, где собирались хотя бы три-пять тысяч человек, но Ельцин был уверен, что госбезопасность скрывает от него всю правду... А здесь — пожалуйста, Гайдар и Чубайс, которые твердят: Борис Николаевич, вы что? Вспомните Урал! Вспомните людей! Если на заводе... — на любом заводе, особенно в тех городах, где другой работы просто нет, вдруг появляется (приезжает из Москвы) сильный и умный начальник... новый директор... слушайте, он для рабочих уже «отец родной». Особенно после первой зарплаты или премии — все! Как директор скажет, так и будет. Так и проголосуют. Настоящий собственник (настоящий, не проходимец какой-нибудь) отбирает у коммунистов значительную часть их электората, это закон. Грохнет кулаком, все вздрогнут, весь город услышит!.. Прав Гайдар? Конечно. Прав Чубайс? Еще как! Рожа, правда, у него противная, у Чубайса, но что бог дал, то дал; Гайдар не лучше, печеньем, видно, в детстве обожрался, в доме, похоже, достаток был, хотя отец у него хронический алкоголик! Чубайс упертый... что ж, здорово — ...а чтобы отбить у людей охоту к правде, им окончательно заморочили головы. Как? Грамотно. Подкинули акции. У россиян к документам особый пиетет. К бумагам. А — какие красивые бумаги, эти акции! Оторопь берет. Нарисован Московский Кремль с башнями, Красная площадь, гербы и печати. На башнях звезды горят! Кто ж не дрогнет, черт возьми, кто?.. Дрогнули люди. Танки пойдут — россияне выстоят (есть опыт). А вот перед акциями — нет, никто не устоял, подкосили людей бумаги со звездами. Точнее — подкупили. Господину «народ» было официально заявлено: «Люди, вы теперь тоже хозяева на своих заводах и фабриках, акционеры, можно сказать, ждите дивиденды!» — и раздали картинки: кому — одна акция, кому — две, а кому — пять, шесть, пятнадцать штук... бумага, не жалко! Многие (почти все) «новые русские хозяева», или, как их теперь называли, «члены трудового коллектива», ждут эти дивиденды по сей день. «Газпром», самая богатая компания России, выплатил дивиденды (первые дивиденды) своим акционерам только в 2001 году: по две копейки на акцию!.. Гуляй, рванина! Примитивный обман — самый надежный обман в Российской Федерации. Словом, так: чтобы взять власть, Ельцин пустил под откос Союз Советских Социалистических Республик, а чтобы эту власть удержать, он опрокинул, доверившись Гайдару, российскую экономику и российский рубль... Гайдар и Чубайс быстро нашли самые главные слова: государство — не эффективный собственник. Они убедили депутатов Верховного Совета, что необходимо срочно спасать страну. По ракетам и бронетехнике Россия — первая страна в мире, кто спорит! В остальном — ноль! Миф! Иными словами, Российская Федерация должна (как можно скорее) стать государством частников. Не частный сектор, нет, иначе: государство частников. Нефть, газ, золото, металлы, рыба... — забирайте, все забирайте, господа хорошие, будущие олигархи, в свои руки, «даешь рай на землю немедленно!». Быстренько меняем, короче говоря, один строй на другой. Если раньше, при коммунистах, у государства были доходы, то теперь вместо доходов будут налоги; а доходы мы забираем себе, извините... — вот она, революция 91-го года! Частники — те, кому повезет, кто успеет «к раздаче» раньше других, в том числе — и из-за рубежа, естественно, мы же либерализовали наш «рынок»! Раньше всех к государственной «раздаче», бизнесу по-русски, так сказать, успели американцы. Чубайс принял на работу в Госкомимущество России около двадцати действующих сотрудников ЦРУ США, и они, люди в высоких чинах, стали официальными консультантами Комитета по имуществу Российской Федерации, читай — министерства по захвату недвижимости (приватизации). Итог: около 60% оборонных заводов нашей страны, в том числе сотни — сотни! — уникальных предприятий, предмет зависти Соединенных Штатов, Европы, Японии, Китая были стерты с лица земли. Просто уничтожены. Россия навсегда, на веки вечные, потеряла (вместе с заводами) более пяти тысяч собственных открытий, собственных нанотехнологий, если угодно; равных им, особенно в обороне, нет в мире, на всей планете. По-прежнему нет. В мире — нет, и у нас их больше нет — все, потеряли! При Сталине, в разруху, Россия смогла произвести атомную бомбу. При Ельцине, в конце века, создать атомное оружие (повторить успех) было уже невозможно. У нас, у Советского Союза, имелось лучшее станкостроение в мире — под нож! Подшипники размером со спичечную головку, которые даже сегодня никто, ни одна страна в мире не может произвести, — под нож! Совершенно секретные институты в Подмосковье, на Волге, в Новосибирске — под нож! Арзамас-16: в цехе, где Юлий Борисович Харитон делал (когда-то) бомбы, теперь разливали грузинское вино! Американцы не только разоружили Россию, нет, хуже, они навсегда, на веки вечные, уничтожили нашу страну как своего конкурента на мировом рынке оружия. Ну и что? Галина Васильевна Старовойтова заявила, например, что продавать оружие — безнравственно, и предложила распустить КГБ и уничтожить внешнюю разведку: иметь разведчиков за границей — это тоже безнравственно! Только от продажи оружия Россия потеряла — навсегда — сотни миллиардов долларов. При этом Гайдар и Чубайс, руководившие экономикой, имели, на самом деле, лишь самые общие представления о том, что производит, что создает или разрабатывает «первая тысяча» крупнейших российских предприятий. Разбираться было некогда — да и зачем? За полтора года работы премьер-министр Гайдар побывал на трех заводах (и только в Москве), министр Чубайс — на одном. Они вообще могли бы никуда не ездить, им и так все понятно, министрам, что там делать, на заводе-то? Иное дело — макроэкономика! И хотя «макро» без «микро» не бывает, все это — уже детали! Если Егор Тимурович Гайдар был тюхой, причем тюхой с тяжелейшей гипертонией и букетом других заболеваний, то Анатолий Борисович Чубайс был просто создан для того чтобы идти напролом. Его никто не мог остановить. «Сдохнут тридцать-сорок миллионов — ну что теперь?! Выходит, в «рынок» не вписались!» — бросит Чубайс (1995 год) вице-премьеру Полеванову. То же самое он скажет и Попцову, который попытался, было, защитить — на заседании в Кремле — стариков, боровшихся с голодом на привокзальных площадях: «Их проблемы, Олег, их проблемы!» Бунт молодых против стариков — всюду, везде по стране, «от Москвы до самых до окраин»; этот бунт — молодые против своих же отцов и дедов — вспыхнет даже на Кавказе: исключительный, уникальный штрих революции 91-го года... Чубайс жил в разных городах (отец был военным). Свое детство, холод и водку, снег, пургу, девочек в школе, целовавшихся с кем угодно, но не с ним, этот парень, Чубайс, не забудет никогда. И никогда не простит — своей стране. Противное чувство — всегда чужой!.. Толя Чубайс был какой-то неухоженный, скользкий... у него не получалось быть среди ребят, хотя он искал их дружбы, искал, но не находил, особенно у тех, кого школа или улица выбирали в лидеры. Чубайс был воспитан на «Битлз». А его Коммунальная улица предпочитала — под водочку — Владимира Семеновича Высоцкого. Записи «битлов» Чубайс однажды принес в школу. И — получил в зубы, за «битлов» его избили, причем здорово, в кровь, потому что Высоцкий — лучше. Боже, как эти парни дрались! Драки в Одессе были, пожалуй, единственным развлечением детишек, особенно зимой. Дрались все: школа на школу, двор на двор, улица на улицу и (даже!) район на район. В «сборную» по рукоприкладству отбирали самых надежных и мускулистых. А тех, кто драться не любил, боялся крови, карали жестоко, очень жестоко, по-русски: поджидали в подъездах и «рубили на говно», как говорил Серега Артюхов, ровесник Чубайса, его главный враг на веселых одесских окраинах. Чубайса — «рубили». Игорь, старший брат, был куда крепче «ржавого Толика» и воевал как бы за двоих, в обществе это ценилось. Но относительно «говна» у Чубайса-младшего иллюзий не было: он прекрасно знал, как к нему относится передовая одесская молодежь. За «говно» Россия (все мы) и ответит в итоге перед Чубайсом. Сразу за все: за холод в его квартире, за Серегу Артюхова, за вечно разбитую рожу и за то, что одесские парни не любили «битлов»... Старый завуч Мария Вениаминовна, изучавшая ребятишек исключительно с точки зрения их пользы для Родины, относила Чубайса к категории «невыясненных». Почему он всегда в стороне? На кого Анатолий обижен? Почему он такой злой?.. Школа славилась своей самодеятельностью; в «Снежной королеве» Чубайсу дали роль Сказочника, но он не являлся на репетиции — игнорировал. А девчонки — вот ведь! — звали его «козлом». — Как так? — удивлялась Мария Вениаминовна, — Толя не дурак, знает стихи наизусть, очень любит маму и Михаила Лермонтова... ну а рыжий... это же природа, что же тут сделаешь, козлы, между прочим, рыжими не бывают, они серые или черные, а рыжие — это «огневки» (лисы)... Вырвавшись из одесских общежитий, Чубайс выбрал Ленинград — грязный, холодный и совершенно чужой ему город. Великий город с областной судьбой. Родную Одессу он — отныне — объезжает за тысячу верст. И Ленинград... гордый, надменный, сырой Ленинград... его духовный враг. Чубайса здесь тоже никто не увидел — никто! Он покрывался пятнами, если кто-то называл его «питерским». А у Гайдара — все наоборот, у Гайдара в Москве, в его родной Москве, не было друзей-единомышленников (в Питере Гайдар и Чубайс посещали один и тот же экономический кружок, советский парафраз Венской школы экономики, Гайдар ради кружка специально приезжал из столицы). Став заместителем премьера, то есть Ельцина... — отказавшись от кандидатуры Скокова, Президент планировал на «премьера» Полторанина, но, поговорив с Гайдаром, Чубайсом и Авеном за бутылочкой (и не одной) кизлярского «Багратиона», Полторанин от высокой должности отказался, причем сразу, резко, — так вот, став заместителем премьера, Гайдар тут же, не раздумывая, пригласил «в министры» не только Авена, но и Чубайса. А как? Как иначе? Кого еще, если в Москве Гайдар мало кого знал, хотя он — коренной москвич?! Пришло время набирать кабинет, страна ждет! Вот и набрали. Егора Тимуровича не волновал даже тот факт, что он не достаточно хорошо знает Чубайса, не так уж много у них общего, на самом деле: Гайдар работал в партийной печати, в «Коммунисте», затем — с повышением — в «Правде», а Чубайс (в это время) торговал цветами на Московском вокзале в Ленинграде. Сначала — с рук, потом, когда появились первые кооперативы, он приобрел киоск, то есть встал на путь «индивидуальной трудовой деятельности», говоря языком «Правды» тех лет... Все они явились кто откуда, эти парни: Нечаев — заведующий лабораторией в каком-то НИИ (теперь министр), Авен — младший научный сотрудник в институте прикладной экономики (теперь министр), Шохин — заведующий лабораторией ЦЭМИ (министр) и т.д. и т.п. А возвышался над ними Геннадий Бурбулис, второй человек в Российском государстве. Если Егор Тимурович был романтиком (большие деньги в его жизни появятся позже, когда он вскоре после отставки вдруг возглавит «Би-Лайн»), то Анатолий Борисович смотрел Бурбулису в рот... еврей при губернаторе, да?.. и с удовольствием делал все, что ему говорили, точнее приказывали! Чубайс знал: этот человек, Бурбулис, дурак дураком в экономике, значит, если он, Чубайс, все сделает грамотно, быстро и аккуратно, Бурбулис (нет у него другого выхода, то есть — других людей) передаст ему, Чубайсу, в «доверительное управление» весь бюджет Российской Федерации. Чубайса с детства тянуло к деньгам. Пятнадцать-двадцать главных финансовых потоков в России: газ, нефть, металлы, лес, рыба... Если на них, на этих потоках, будут свои люди, одна семья, одна династия... — все деньги страны ведь это и есть власть над страной, верно? Власть до гроба. Более удачного исполнителя, чем Чубайс, было не найти: он работал как проклятый. В России началась новая эпоха: строительство государства, которое с удовольствием продает все что угодно, любые свои богатства, любые земли, прежде всего — приграничные, на них особый спрос, даже — собственный суверенитет... В рабочем кабинете Чубайса, в комнате отдыха, где собирались только ближайшие помощники, висела огромная фотография «Битлз».2— Дай суке, дай!.. Лупи гада! Тур метнулся к обрыву, но утонул в снегу. — Ухо-о-дит, б... Грачев недоговорил: вертолет министра обороны Российской Федерации развернулся к скалам. Редкий зверь не чувствует приближение смерти. — Залег, сука... Вишь-ка, залег! Вертай взад!.. Вертай машину, майор! Бить зверя с вертолета — феерическое наслаждение; министр обороны и его генералы расстреливали горных козлов из автоматов Калашникова. — Сажай на склон! В снег давай... в снег... Клади машину, майор! Барсуков развернулся спиной к окну. Кровь, кишки, клочья шерсти... Настоящий генерал и на охоте чувствует себя полководцем. — Куда ж на склон, Паша... ты, елки, не Дэвид Копперфильд... твою мать... чтоб в Ниагару сигать! В отличие от министра обороны Российской Федерации комендант Кремля, генерал-лейтенант Михаил Иванович Барсуков, ненавидел охоту. — Слушай, а он привязанный сигает, Копперфильд этот? — заинтересовался Грачев. — А?.. От министра обороны несло сапогами и водкой; когда Грачев наклонялся к нему, Барсуков задерживал дыхание, но это не спасало — от Павла Сергеевича всегда несло черт знает чем. Барсуков не ответил. Он беспомощно смотрел куда-то на горы, на снег... — Михаил Иванович так устал, что ничего не видел вокруг. Президент страны опять (в который раз!) приказал ему «прощупать десантника», но у Грачева, черт возьми, отпуск до первого ноября, значит здесь, в Красной, придется сидеть недели две... — это жизнь, а? — Паш, круто, ну глянь, блин... — Ла-а-дно-те... майор у меня асс! — Я что, бл, в пропасти не видел... что? — Барсуков завелся. — А ты че видел... кроме Кремля?.. Вертолет садился на склон. — Давай, Ваня, — давай! — заорал Грачев. — На плацу его подхвачу... — на плацу возьму... суку!.. Ванька, вперед!.. Майор Иван Шорохов, шеф-пилот министра обороны, расплылся в улыбке: командующий — и сам орел, и полет у него орлиный!.. Тур задрал морду — смотрел в небо. Люди слабее, чем звери, но у людей ружья. — Су-ка-а! — завопил Грачев. — На, гад, возьми, возьми!.. Вертолет крутился в горах как сумасшедший, не понимая, что хотят от него эти люди. Охота для Грачева была как бы сражением — министру не хватало крови. Тур упал на снег. Он, кажется, так и не понял, что его убили. Тушу не взяли (вся в крови), оставили шакалам. Грачев торопился на танцы: в Красной Поляне, на том самом склоне, где с конца прошлого века стоит просторная деревенская изба, построенная для императора Николая Александровича Романова, расположилась, поблизости, и турбаза Министерства обороны. От скуки (отдых всегда скука) Павел Сергеевич заходил — по вечерам — на танцплощадку. Офицерские жены не терялись: — Разрешите пригласить, товарищ генерал армии? — Разрешаю, — кивал Грачев, если женщина была в теле. Танцевал он скверно, как умел. И плевать, что где-то там, у батареи, прилип к лавке ее муж — подполковник, ногти кусает. Павел Сергеевич бывал так добр, что разрешал чужим женам иметь и фотку на память, — жалко, что ли? Настоящая демократия. Барсуков не понимал самое главное — куда, бл, летит этот вертолет, куда и зачем? А вертолет летел и летел. И никто не знал, куда он летит, даже летчики... Вокруг Грачева суетился Азат Казарович Ассатуров, мэр Адлера; Грачев любил Азата и всегда брал его с собой. — Слышь, Казарович, у тебя фантазия есть? Грачев сидел в кресле, закинув ноги на соседний ряд. — ...конечно есть, — вздохнул Азат, — с моей работой, товарищ министр, у меня че только нет... а фантазии этой... просто до хрена, Диснейленд отдыхает... — Вот, — удовлетворенно кивнул Грачев, — это радует. Ты, Михал Иваныч, когда-нибудь на Памире водку пил? — Где? — вздрогнул Барсуков. — На Памире, бл, на горе. Пил, спрашиваю? — Скажи, Паша... а что, здесь что ли... выпить нельзя?.. — Во! — подскочил Грачев. — А ты — метла, генерал! Идея: на горе Памире возьмем и здесь возьмем. Шорохов, помчались! Кружки неси. — А где Памир-то? — не понял Барсуков. — Майор, где тут Памир? А?.. Ты охерел?.. Какая Туркмения? Таджикистан? Погоди, а тут что? Да помню, что Кавказ, ты дурака-то не валяй!.. Какая Ушба? А я такой не знаю! Ско-ка? Метров ско-ка? Какие три часа, ты соображай! Во, что надо! Пять тыш-щ — что надо! Пошли. Летчики встрепенулись: министр определился и поставил боевую задачу. — На Эльбрус идем, — сообщил Грачев. — Тыща шестьсот над уровнем моря. По чарке примем — и сразу вниз, греться. Баб привезут. Девушек поставляли из Адлера. Все банально и просто: адъютанты (один или двое) сначала пропускали их через себя, отбирая... головой отвечали... самых умелых, теплых и колоритных. Потом — к министру. Такую «схему» придумала в свое время Екатерина Великая, у императрицы, говорят, была даже доверенная дама, некто Перекусихина, которой было высочайше даровано «право первой ночи». С соизволения императрицы, именно она первая принимала «на грудь» бравых молодых гусаров и гренадеров. «Схема» работала безотказно, то есть министр обороны Российской Федерации лишь повторял по большому счету опыт императорского двора. — Какая разница, где нажраться? — удивлялся Барсуков. — Объясни, командир! Грачев мечтательно улыбнулся: — Пачуханва! Ты, русский, когда-нибудь портвейн крымский... пил? — По-моему — да, — кивнул Барсуков. — Кислиночку... помнишь? Кислиночку?! — Тебе, министр, не Памир... нет... тебе врач... нужен. Психологическая помощь... на дому, на даче, в кабинете... далее везде... — Портит, портит власть людей... — Грачев мечтательно откинулся в кресле. — Его ж... «массандру» эту... если грамотно употребить, кислиночка во рту остается... Закуски не надо, бл, удобно, слушай. Выпил — и вроде как закусил... — Ты на Памире это понял? А, командир? — В Афгане, брат. Водка в горах не так идет, как у вас... на земле. Там, в горах, кислород другой. Аура другая. — А тебе... чтоб нажраться, Паша, аура нужна? — Дурак ты... Я ж десантник — понял? Я ж событие ищу. В глубине вертолета, у бака с горючим, сидели — плечом к плечу — офицеры в черной морской форме. Один из них, капитан первого ранга, держал на коленях небольшой кейс — ядерный чемоданчик. Проститутка Машенька, шестнадцатилетняя девочка из Адлера (Грачев употреблял ее чаще других), категорически не желала оставаться у Павла Сергеевича на ночь. Машеньке сразу, пока она трезвая, показали, где на даче туалеты, но Машенька так хорошо покурила травку, что забыла, сердечная, все советы и все приказы. Рано утром она забрела в ту самую комнату, где офицеры в черной морской форме хранили ядерный кейс. Увидев постороннего человека (голую девку), офицеры выхватили пистолеты: по инструкции им было предписано стрелять на поражение. Когда Машеньке объяснили, что этот кейс — ключ к ядерным ракетам Российской Федерации, у нее началась истерика. На ракеты, конечно, она плевать хотела, но лежать, извините, личиком вниз на грязных деревянных досках (девочке, как водится, заломили руки), во-первых — страшно, во-вторых — очень холодно. Утром хмурый Грачев поблагодарил дрожащих от страха офицеров за службу Родине: молодцы, ребята, не добили ребенка. Барсуков знал: если офицер, тем более генерал, тем более — министр обороны... обманывает — на каждом шагу — свою семью, свою жену, он рано или поздно обманет кого угодно, в том числе — и Президента Российской Федерации. Говорит, что обожает супругу, своих детей... — и не отпускает от себя гражданку Агапову, пресс-секретаря. О Тане Митковой и Арине Шараповой распространяется как о своих любовницах (врет), из-за Шараповой, был случай, Грачев в «Чкаловском» два с лишним часа держал министерский «борт» (его ждали в Брюсселе). Картина была — чудо! Взмыленный Попцов, руководитель и идеолог российского телевидения, носился — в поисках Шараповой — по буфетам, кабинетам и коридорам огромного здания на Ямском поле, Агапова (она не ревнива) и адъютанты министра (трое) висели на телефонах, а Шарапова, оказывается, укатила с подружкой в Тунис, «уступив» Грачева корреспонденту РТР в Париже — старому чекисту. У Президента Ельцина — собачий нюх на подлость. Павел Сергеевич — простолюдин, человек войны, герой гор; Ельцину импонировали простолюдины. Но Грачев так эффектно (и так часто) складывал локоть со стаканом коньяка, чтобы провозгласить за «здоровье Верховного главнокомандующего», что Ельцин — насторожился. А тут еще и Полторанин подлил масла в огонь: на саммите в Ташкенте Ельцин и Грачев (одиннадцать часов дня!) вдруг переглянулись, вышли... друг за дружкой... из-за стола переговоров и скрылись в соседней комнате. «Главное — успеть», — смекнул Полторанин. Точно! Локти углом, водка до края. А на улице — тридцать два градуса жары, у Ельцина, между прочим, расписан каждый час: поездка в район к чабанам, потом — авиационный полк, встреча с офицерами, в пять — переговоры с Каримовым и так — до ночи. «Умереть хотите? — заорал Полторанин! — Вгонят, вгонят... прохвосты... Президента в гроб!..» Грачев размахнулся и кинул (именно кинул) стакан на стол, причем водка — не расплескалась: — Борис Николаевич, че он... привязался, а! Придирается... Борис Николаевич! Хоть вы ему, петуху, скажите... ладно? Презервуар! «Взаимное раздражение, — уговаривал себя Барсуков, — не повод для ссоры. Президент приказал «дружить», значит будем дружить. «А прикажет говно жрать — сожрем», — заявил Полторанин, и Барсукову это очень понравилось... не в том смысле, конечно, что он, генерал-лейтенант, был готов съесть все что угодно, а как особая позиция. Барсуков знал: люди, окружающие Ельцина, порох не изобретут... ну и ладно, продержимся, Бог даст, сохраним власть... — а вот приказ Президента выполнят? В час икс? Это самое... жрать будут? Да, выскочки, самозванцы, негодяи... — все так, но ведь там, где деньги, власть, там всегда подонки (на то они и подонки, чтобы быть там, где деньги и власть); у них... у мерзавцев... нет других путей, Брежнев... из Молдавии... тоже привез в Москву, в Кремль, черт знает кого — и что? Страна-то жила! Работала! Развивалась! Всадник может быть без головы, не страшно. А лошадь нет — лошадь не может быть без головы, — диалектика! — Слышь, генерал, ты о Грише... о Явлинском... как думаешь? Водка клонила Павла Сергеевича в сон, но он — держался. — Лай из подворотни! — отмахнулся Барсуков. — Он... дебилом меня назвал. — Надо же! — Делать че? — Пренебреги. — А в морду по зубам... не лучше будет?... — Какой ты грубый... Не деликатный. — Я? Я, может быть, художник в душе. Но у меня конфликт между душой и телом. Перманент! — Ишь ты... — Откуда ты знаешь... у меня, — Грачев мечтательно закинул руки за голову, — у меня, может быть, душа просит ананасов в шампанском — понял? А организм требует водки. И как мне быть? — Тяжело. — П...ц какой афедрон. Так в морду не лучше? — Не-а. Не эффективно. Гриша обидится — и ничего не поймет. Он обидчивый, потому и упрямый, по жизни... баранчик... Гений. Которому, бл, нечего сказать! Его оглоблей не перешибешь, он же, как баба, Гриша... только у бабы, слушай, на все есть ответ... Настоящий десантник держит беседу даже сквозь сон. Эх, служба государева, куда, куда министра несет, а?.. На какие склоны он закинет сейчас свой вертолет? Кремль часто терял Ельцина из виду, обычно — после обеда. И — уже до утра. Но если Ельцин все-таки шел сам, его быстро выводили через пожарный выход и — сразу на дачу. «Коржаков, двери! — орал Ельцин, раскачиваясь на стуле. — Принесите двери, я хочу выйти!..» Функции руководителя страны незамедлительно принимал на себя генерал-майор Александр Васильевич Коржаков. Он усаживался за рабочий стол Президента и отвечал на телефонные звонки. «Нормально, — рассуждал Барсуков, — с утра Ельцин, потом — Коржаков, курс-то один, все правильно. А главные решения, если Президент занемог, можно отложить и на следующий день, ничего страшного, утро вечера мудренее, народная поговорка. Справляется Коржаков. И не хуже, чем Президент, между прочим, особенно — по наведению порядка. Ну и ладно... что он недавно еще майором был, не боги горшки обжигают, мышление-то государственное... А ему, значит, майором тычат... умники! Растут люди. Быстро растут. И Президенту — огромная благодарность, что умеет поощрить, не только себя, можно сказать, но и людей видит. Александр Васильевич тоже добрый человек, отзывчивый: на гармошке играет, танцует, поет. Сам Борис Штоколов послабже будет, это все отмечают... А если по мордам нахлестает... так ведь извинится потом, отходчив он, зла на людей никогда не держит... Иностранцы Александра Васильевича признают, с каждым праздником поздравляют, он и в переговорах... разных... участвует, пусть за дверью пока, зато все время рядом, чтоб Президент, значит, мог, если что, и совет получить... квалифицированный...» — Может, здесь примешь, а? — Барсуков улыбнулся... через силу... и толкнул Грачева локтем. — Чего? — вздрогнул, не просыпаясь, министр обороны. — Я тут. — Машину вертай. — Чего? — Грачев открыл глаза. — Машину взад вертай... устал я... — понял? Вдруг стало слышно, как ноет мотор. — Беспокойный ты... — раззевался Грачев. — Отдыхать не умеешь... И закрыл глаза. — Куда тебя дьявол несет, Паша? Генерал армии Грачев как счастье и гордость безумной России! Ты ж не птица-тройка, черт возьми, чтоб скакать хрен знает куда, ты ж у нас министр, ты ж... Фрунзе сегодня! Жуков! Подвойский! А куда ты несешься, мать твою за ногу, водки хочешь? здесь сожри! Сколько влезет сожри! Надо будет — цистерну подгоним, жри оттуда, прямо из крана, жри пока стоишь, лежа уже не пьют, захлебнуться можно, зачем на Эльбрус-то лезть, объясни! — И с-час возьмем, и на снегу возьмем... — Грачев с удовольствием вытянул ноги. — Фейер-верк!... — Пал Сергеич без фейерверка... это ж не наш Пал Сергеич, — веселился Азат. — Скучно ему, понимаете? Не в себе он вроде как... без фейер-верка... На горе-то, Михал Иваныч, мы были... на той... Пал Сергеич запамятовали, так что не волнуйтесь уж, чудненько все будет, мигом обернемся... туда-сюда... как на ковре-самолете... Ребята адлерские — боги, а не ребята, хошь куда рванут, керосин на неделю схвачен, опытные, значит... Если Пал Сергеич еще что сфантазирует... — пожалуйста! Барсуков вздрогнул. — Погоди бараться!.. Вертолет... что? Не из Москвы? Не федеральный? Азат расплылся в улыбке. — А че ж следы-то следить? На кой хрен, прости Господи? Местная машина, газпромовская... за их счет живем, можно сказать. Мы — гоняем, они платят. — Без связи? Без спецсвязи?... — Ага. Налегке идем. Свободные. — Как без с-связи... Вы что? А случись... война? В-в войсках что?... — Обождут значит, — уверенно сказал Азат. — Пауза у нас. Отпуск. Свобода, короче говоря. — Президент?! Президент тоже, бл, ждать будет?! Пока вы тут... накатаетесь?! Барсуков вроде бы говорил, но слова эти были уже не похожи на слова, он всего лишь разбрызгивал вокруг себя какие-то буквы. — Э, Михал Иваныч... какая война... — ласково (так умеют только армяне) протянул Азат. — ...какая война? С какой еще дурки? — Па-а-авлик... — Барсуков стоял над спящим Грачевым... — П-павлик, открой глазки, открой! — Открыл. Дальше что? Грачев стоял перед Барсуковым. — Говори, генерал. Не бзди. Они стояли лоб в лоб, как звери. «Вертолет, суки, перевернут», — догадался Азат. — Говори, генерал, — повторил министр обороны Российской Федерации. — Я когда маленьким был, тоже ссал против ветра. Говори! — Ты... дурак? Скажи, Паша, ты дурак? — Сам как думаешь? — удивился Грачев. — Теряюсь в догадках, товарищ генерал армии. — Все мужики, Миша, делятся, бл, на две категории, чтоб ты знал! Долбоебы и мудозвоны. Других категорий нет, извини... уж. Ты, генерал, в первом батальоне. Пожизненно. До веку, так сказать. Я во втором. — Кончай, знаешь... — Не кончай, а заканчивай, — Грачев поднял указательный палец. — Да, я негодяй, генерал, негодяй, но тебя об этом предупреждали! А еще, Миша, я прагматик: лучше хер в руке, чем п...зда на горизонте, понял? Вот моя философия. И Борис Николаевич... ты башкой не крути, сюда, значит, слушай... тихо и благодарно, — Борис Николаевич нашобязан расправляться с теми, кто готов (желающие есть всегда) расправиться с ним, с лидером нации, выбить из-под него стул, точнее — трон... Ну хорошо: Хасбулатов приговорен (он, Ельцин, его приговорил), Коржаков и Стрелецкий, его сотрудник, все сделают как надо, несложно, наверное... дальше что