Александр БачуринСКАЗАНИЕ О МУРАВЬЁВЕ-АМУРСКОМСКАЗАНИЕ О МОРЕХОДЕ-ПЕРЕДОВЩИКЕ ФЁДОРЕ ШАБАЛИНЕ, ИЛИ КАК РУССКИЕ ЛЮДИ ОТКРЫВАЛИ ТОРГОВЫЙ ПУТЬ В ЯПОНИЮВ царствование матушки Екатерины, императрицы Российской, Япония пребывала как бы в меланхолии и не угрожала жерлами пушек фрегатов, подобно коммодору Перри, японцы звали русских «красноволосыми» и достигали берегов России по несчастью, потерпев кораблекрушение. А кораблекрушения бывали не редкими, как землетрясения или тайфуны, внутренне и наружно сотрясавшие островную землю. Начало торговому предприятию положено было под предлогом возвращения горемык чужестранного государства.Однажды шторм разбил торговое судно «Синсё-мару», и команда неуправляемого судна после восьмимесячного плавания в океане высадилась с божьей помощью на таинственный остров, как впоследствии оказалось - это был один из Алеутских островов, принадлежащих Российской империи. Много тягостных скитаний испытала команда, теряя своих товарищей, пока капитан ее, пожив среди туземцев и русских, решил-таки добраться до Санкт-Петербурга и вымолить августейший указ о препровождении на родину. До северной столицы путь был долог, но капитану судна всячески помогали добрые люди на Камчатке, в Охотске, в Якутске, в Иркутске. Самодержица наша Екатерина Вторая, прослышав о губительном положении далекого гостя из Японии, тотчас пригласила его вместе с ученым, профессором-естествоиспытателем на аудиенцию в Царское Село, и была любезна, сердечна, осыпала милостями «дитя страны богов», так что иноземных послов, приглашенных на свидетельство факта истории, корыстная зависть расперла, а у голландца ажник припадок ревности приключился. Императрица-то жаловала низкого сословия челядина серебряной медалью с собственным образом на лицевой стороне и Петра Великого - на обратной, прекрасную табакерку, изхудожественную огне-носными бриллиантами. Государыня приглашала несчастного гостя во дворец и вместе с наследником слушала его приключения на море и земле, просила «сказок» о столь странной, невинно оберегающей себя от иноземного влияния, стране с флагом Восходящего Солнца. Брала в ощупь амулеты для разных богов из шкатулки капитана и в желании вида своего просвещения показывала карту и книги его отчизны, черные жирные иероглифы на милой сердцу японской бумаге, пьесы дзёрури, и капитану «Синсё-мару» будто послышались звуки старинных японских песен. И ему разрешено было осмотреть императорский музей, библиотеку и кунсткамеру, больницы, сиротские приюты и монастыри. И по именитым гостям возили в позолоченной карете аглицкой работы в запряжку восьмерки лошадей, а некая благовоспитанная девица, дочь Царскосельского садовника, прочитала ему собственного сочинения сонет о разлуке молодых сердец. Екатерина Вторая призвала графа Воронцова в обширнейший парк, на больших прудах коего фонтаны устроены, и аромат цветов кружил головы, и птицы райскими голосами щебетали, и в прелести сей неземной такой извив мыслей издерживала: - Милейший граф, шибко сумлевалась я в компанейских загадках купца-вояжера Шелихова Григория сына Иванова. Просил казны великой на расторжку, офицеров флота, защиты натуры, сиречь морских бобров и котиков на островах за Камчаткой, у брегов Аляски. Нихто тамо на месте не освидетельствовал их затеек. Проведанных земель в Америке под покровительство Российской короны взять не можно. С Америкой нам не совладать: силы есть – времени нет, есть время – сил не хватает. А и многое распространение в Тихом море не принесет твердых польз. Торговать дело иное, а владеть дело другое. Императрица дождалась согласного поклона коммерц-коллегии президента, обмахнув веером полноватое лицо, побудила его к прогулке по регулярному саду с липовыми аллеями и мраморными изваяниями Аполлонов, Венер и амуров. Государыни прогулочные мысли против кабинетных трудов совершенством блистали: - Интересы государства позывают меня поспешествовать к открытию торгового пути в Японию, и сам Господь наш призывает меня к оному. К знакомству и торговым предприятиям с Японией никто не имеет столько удобности, как русские купцы, торгующие на великом Тихом море, да и само наше соседство дает нам ближайшее на то право... А при сношении с японцами, милейший граф, узнать - какие им нужны российские товары и вещи, и какие можно получать от них. Не возможно ли сделать договора об обоюдном торге и установлении цен товаров, чрез чтобы возыметь дружеское с ними сношение... Из сего помышляю: стараться склонить к беседе лутчих наших, природных, сибирских купцов и отправиться самим для опыта в Японию с некоторым количеством отборных товаров... Граф Воронцов любезно приосанился перед Екатериной Великой и отвечал: - Ваше величество, мореходы-передовщики, они же лутчии наши купцы, Лебедев-Ласточкин, Путинцев, Петушков, Антипин, Шабалин привели под корону Российскую мохнатых курильцев... - Ведаю о сем предмете, граф. Корона Российская не оставит их деяния в беспечности... Приведенных в подданство мохнатых курильцев оставить свободными и никакого ясака с них не требовать, да и впредь обитающих там народов к тому не понуждать; но стараться дружественным обхождением и ласковостью, для чаемых выгод в промыслах и торговле, продолжать заведенное уже с ними знакомство... Милого ниппонского подданного Кодаю препроводить в отечество свое со всеми благоприятными удобствами, на всем казенном содержании. Для путешествия в Японию снарядить в Охотском порту надежное мореходное судно... - «Святую Екатерину», ваше величество, бригантину кою желали мы по снаряжении в Охотске с другими надежными суднами, и славившуюся мореходными качествами, во всестранное плавание отправить. А, обойдя мыс Доброй Надежды, прямо в Кронштадтскую гавань войти с тем намерением, чтобы оное предприятие будет впредь служить для распространения знания, искусства российского... - Мнится мне, граф, оный путь весьма труден и казне убыточен. Да в будущую весну предполагаю отправить отсюда на Камчатку четыре фрегата российские, и положить всякого провианту и запас на год и больше, товару и вещей обиходных, по рассуждению, кои имеют иттить чрез моря-океаны, и между японских островов даже до Камчатки... Матушка государыня улыбнулась при сем, оставив в удивление коммерц-коллегии президента, да сказала: - Послать в Японию бригантину с лутчими купцами и мореходами, из передовщиков кои... - Есть таковые самохваты-купцы из мореходов-передовщиков - Федор Шабалин и Иван Антипин. Перебывали на всех островах Курильских, байдарки их гостевали у берегов Сагалиен-анга-гата (одно из многочисленных наименований острова Сахалина). Капитаном бригантины послать Ловцова, морехода знатного не токмо среди русских, но и голландцев и англичан вкупе... - Быть посему, граф... Екатерина Великая вынашивала мысль Петрову: российской коммерции ранг между морскими державами положить. А гостю из страны Восходящего Солнца были презенты от вельмож придворных, и золотая медаль, и карманные часы с репетитором, и на дорогу даны деньги в золотом достоинстве, по-царски справили ему лошадей в шестерку, выхлопотана была безтревожная и скоропроводительная подорожная на весь сибирский путь. Во всю дорогу капитан «Синсё-мару» смотрел на образ самодержицы Всероссийской и полагал, что и в его стране, пусть закрытой пока для благодетелей, встретят с похвалой о милостях царских к подданному японского отечества. А царица русская высочайшим Указом заповедовала, что «желательнее было всегда иметь отношения и торговые связи с Японским Государством». Вот как японского торговца миловала матушка наша императрица Екатерина Вторая и повелевала достохвально преподнести государю-микадо русские подарки - ружья, пистоли, сабли, изделия из стекла, железа и прочего промысла и произведения русского. По росписи именной вниманием августейшим жалован мореход-передовщик Федор Шабалин. А надобно сказать в отметину, на ермаках и шабалах - это все же клички русские - Сибирь осваивали да народишки тамошние под руку государеву подводили. И об ею пору Шабалин в презрелых летах бывал, здравствовал в уделе Сибирского генерал-губернаторства, преизрядно торговал с русским и туземным народами да прилобанивал к престолу Российскому сошлых (сошлыми называли туземцев, сошедших с мест оседлости) и мохнатых* людишек Курильских островов. Меркаторные путешествия и приключения свои записывал в «Жюрнал», держа отчет перед иркутским губернатором, в коем можно прочитать, как весной тысяча семьсот семьдесят шестого года из Петропавловской гавани вышли две байдары под начальством морехода-передовщика Шабалина Федора со всем необходимым на Курильские острова для выручки экспедиции Антипина. Весной следующего года Шабалин на трех байдарах пошел на острова «для приведения мохнатых в подданство, разведывания неизвестных земель и живущих на них ясачного народа, подсчитать народы те и жилища их для свидания с японцами». А с Кунашира перебрался на Итуруп и встречался с мохнатыми курильцами и привел числом сорок семь в подданство. Ходил в дальнейшее плавание и торговал на островах до 22-го. И везде приводил в подданство курильцев, расспрашивал их и записывал в отчет, с кем они торгуют, какие еще есть земли, какое у жителей оружие, чем они питаются, откуда получают необходимые товары. А за ним Христос природнял к православию христианскому дымящейся лампадою, попы со дьяки апостольствовать шли. В моретрясение Шабалин попадал, и выбрасывало судно на берег. И просил хранителя на водах - святителя Николая Мирликийского. И мореход-передовщик выносил икону угодника на палубу, умоляя его в горячих молитвах об избавлении от моретрясения и кораблекрушения. Находясь на северном мысе Кунашира, Федор Шабалин увидел однажды землю у горизонта и спросил о ней у мохнатых курильцев, те отвечали, что «ета страна именуется по-нашему, мохнатому разговору, Кореска Коимца (Сахалин, т.е.). Мы ей неизвестны. А жительство имеют таковы же мохнатые, коим числа за многолюдством не знаем». Находясь на южном мысе Кунашира, Шабалин увидел новую землю и спросил о ней у мохнатых курильцев, те отвечали: «Живущие на острове Кунашире на мысе, обращенном к острову Матцмаю (Хоккайдо), ведают: знатный японец с Матцмая желает, чтобы русские привозили свои товары прямо на Кунашир, а не дозволяли бы близким курильцам торговать им по мелочам; а русские серебряные рублики греют ладони нифонским купцам с Матцмая». Торговать - не воевать, и Шабалин на бригантине «Св. Наталья» вошел в гавань острова Аткис и застал японское судно, и, «вышел на берег, дал знать японцам, что он и товарищи его россиане пришли к ним для свидания и заведения дружества; напротив чего японцы отвечали: что, и они тому радуются, и просили жить с ними без всякой опасности и быть в дружестве». Шабалин с Очерединым гостил на японском судне, обменялся любезностями и подарками, имел договор: года 1779, июля двадцатого дня быть в одной из гаваней для торговли и продолжения переговоров. А седьмого сентября, едва возвратившись в Охотск, «Св. Наталья» под всеми парусами летела к новым землям с «разными товарами, как-то голандских сукна, бархаты, атласы, тафты, гарнитур, съестных припасов на 1800 рублей». Начальствовал экспедицией Федор Шабалин. О делах экспедиции всеподданнейше доложено государыне нашей Екатерине. Якутский купец Лебедев-Ласточкин, снаряжавший «Св. Наталью», облагодетельствован золотой медалью «За полезные обществу труды». Президент коммерц-коллегии удостоил Шабалина своим презентом - чайным прибором с тульским самоваром. Таким манером государыня Российская милостиво жаловала торговлю с японцами. Как было договорено, Шабалин прибывает в Аткисскую бухту. Японцы встречу уготовили празднично. Подняли флаг Восходящего Солнца. Федор Шабалин на «Св. Наталье» салютовал тремя пушечными выстрелами. Русским отвели место для отдыха. Церемониями занозили сердца с обеих сторон, и переговоры велись успешно. Главный чиновник Матцмая принял Шабалина и говорил: «Наша страна с четырех сторон окружена морем. От Нихонбаси – центра столицы Эдо ведется отсчет расстояний до различных пунктов земель страны Восходящего Солнца, а до Китая и Голландии лежит прямой морской путь. Если хотите торговаться, то есть место Нагасаки нашего же Государства, где со всех сторон света собираются гости торговые и торги проводят, куда можете ходить и вы».По именному повелению капитаном бригантины «Св. Екатерина» назначен начальник портовой службы Охотска Василий Ловцов. И отправлены были японские подданные, посланник российской стороны, передовщик-мореход Федор Шабалин с приказчиками, с мягкой рухлядью, с тканями в штуках, с гостинцами, каких японцам хочется, по продаже коих мог бы он купить товаров японских, дабы «из сего опыта удобно было получить просвещение ради будущих и торговых предприятий в Японии». Так заповедовала русская царица. Бригантина «Св. Екатерина», в полярных краях проводница русских байдар, снаряженная, убранная под царственную невесту, под троекратный салют из сигнальной пушки, ружейную стрельбу провожающих мужчин и взмахи платков женщин, отошла из Охотска и под парусами августейшей надежды и покровительством Святой великомученицы отправилась в экспедицию. Кто бы знал-ведал, что «просвещение торговое» не пойдет в служение достопамятным предкам. По оскорбительным причинам. Священный Андреевский флаг неожиданно вызвал брожение умов в Японии. Повсеместно в этой земле друг друга вопрошали: «Зачем красноволосые потревожили страну богов?» Правительство Мацудайра сведения поспешно собирало, призывая в столицу Эдо знающих географов, звездочетов, священнослужителей храмов. И повелись слухи о зверствах русских над потерпевшими кораблекрушение. Слухи распространяли голландцы, за двести лет поставившие себе законом не сообщать сведений о стране Восходящего Солнца. И потому оскорбительная всегдашняя осторожность встретила посланников великой государыни. Бригантина «Св. Екатерина» вошла в гавань острова Хоккайдо, где находился сторожевой пост княжества Матцмае. Воины с японской прической с беспокойством и пристально наблюдали за ней. После долгих объяснений команде Ловцова указали следовать в залив Немуро. О прибытии русских донесли до императорских замков и правительственных дворцов. Вестей обратно не было, но притащили в паланкине даймё, и следом чиновного протокольной службы, слуги поставили фонарь, ящик с трубками и небольшую жаровню для беспрестанного курения. Он не отвечал на приветствия посланников северной страны ни малейшим мановением головы, ни руки, подчиненные его на полу ползали вперед и назад, смотря потому, что скажет этот важный господин. Чиновный слуга по протоколу пытался легонько подтолкнуть Шабалина, чтобы и он исполнил всеобщее поклонение. Сибирский купец отклонил унизительную для русского человека церемонию, сказав: - Это нам не с руки, мы только на Господа оскорбительно не можем зреть. А и государыня наша венценосная императрица всея земли Русской премного челом бьет, высокий господин, твоему царскому пресветлому величеству и желает от твоего царского величества открытого листа с приветствиями и все такое! Даймё в лицо возносительность напустил, сидел, как истукан, поджавши ноги, закуривал «красноволосых» до зловредного кашля и недоброхвально расспрашивал обо всем. Русский посланник в чине малом, с полномочиями иркутского губернатора, также принудил себя, впрочем, чтобы являться ему без шляпы с плюмажем и птичьими перьями, без сапог и без шпаги. Вести переговоры с неимеющим придворного ранга даймё не пожелал, потому обращался к брюховатому купцу с бородой-лопатой, в ярком кафтане с позументами золотистыми, с жемчужными пуговицами, в козырных сапогах, с блестящей гильдейской бляхой на груди. Один из чиновников тайного надзора в укромные уголки бригантины заглядывал, себе в книжечку отметывал, другой прилежно и основательно со всего модели распускал, даже с токарного станка и загадочного арифмометра купеческого, третий команду, товар, гостинцы, подарки и пушки считывал. Такая странная церемония длилась, примерно сказать, месяца два, а то и более, а в Японии воскресений не бывает и не отличить всех дней, отдыха от работы, а поклоняются солнечному божеству. На острове Хоккайдо жилое возвели, осень надвинулась, зима следом задула снегами, а в столицу Эдо звать не решались. Федор Шабалин факторию «Русский дом» поставил, товар местных жителей обменивал, потеснив коммерцию голландцев, а большей частью гостинцами одаривал. Русская миссия обманулась, надеясь получить от японского правительства большую свободу действий в путешествии, торговле, наблюдении нравов и обычаев столь странного народа, распространении российских естественных наук. Голландцы и тут подвох вчинили: пожаловались губернатору острова на неправильную торговлю сибирского купца Шабалина, и предприятию его урез вышел. Шло время. Переговоров не велось. Даймё и его прислужники беспрестанно закуривали «красноволосых», так что волосы их в цвет пера вороньего зачернели. А сибирский купец все размышлял, как помешать вредоносным губителям православной вере и обычаям его. Думал не заказано, придумал, сказавши так: - Господин даймё, мы принимаем твой этикет, хотя и противу нашего православного устоя. А коли так, прошу тебя принять в обычай свой душе-греетельный наш снаряд. - Е-е, - даймё закивал наконец-то головой, и Шабалин извлек из сундуков графский презент - чайный прибор с тульским медным самоваром, и приказчики вздули огня. Трубы на месте не оказалось - чиновник тайного надзора полагал, что чрез нее узреваются дальние морские горизонты и пятна на несравненной Аматэрасу, потому за собой неприметно вынес. Сапогом-то козырным давай заводить жар-огонь, с песней русской, душе-греетельной. Даймё подумал, что это русское божество огнедышащее - пускай себе молятся на свое здоровье, с интересом наблюдал церемонию русского чаепития, даже трубку ронял от большого любопытства. А Шабалин попросил, чтобы слуги его воду в достатке из хрустального источника подавали. Пили день, пили другой, слуги японские с водой насилу поспевали. Из ближних колодцев, озер и речек проточных вычерпали, а чаепитие сибирское только - только в разгаре - плитку карымского чаю уголок слегка надломили. Потащили самовар в самую середину Хоккайдного острова, и стало не отяготительно воду из наихрустальнейшего озера брать. Озеро как бы переливалось в самовар медный, а русские посланцы, знай себе, потчуются да вспоминают, как сибирскую реку Енисей чрез свой самовар пропустили да на Амур-реку перебрались. Толмачи разговор «красноволосых» перевели и в Эдо отписали, а там государь-микадо в «Павильоне любования фонтанами» в великой грусти пребывал.** И на большом острове безводье приключилось, потому по благоразумию Мацудайра начатые переговоры с русской миссией в завершительную сторону незамедлительно повели. Но прежде послали расторопного челядина из мастеровых двора его величества, модель с самовара слепили, и воскорбели тут старейшины в правительстве, не могущие секрета самоварного осилить, этого губителя страны Восходящего Солнца. Пытались свой сфабриковать - святотатство на самовар одно: и вода по щелям разошлась, и огня не вздувалось, ни песни, ни трубы, ни сапога козырного к тому произведению не проявлено было. Туляка с медным ненасытным брюхом просили обменять на бочку соленой миноги, да Шабалин на своем стоял: - Ежели ваш государь-микадо не отзовется открытым листом с приветствиями императрице нашей Екатерине за ласки, оказываемые ею и всевозможные пособия подданным японским, и грамоту на торговое предприятие для России на всю свою державу до века не даст и все такое, самоварного секрета невозможно передать ни за какие миноги. Слух дошел до Федора Шабалина, что в большом волнении государь-микадо принужден склониться к беседе и сказать: «Поскольку Россия желает торговых отношений, проведав, что в Японии много золота, серебра, меди, открытие порта в Нагасаки и осуществление торговли чрез порт представляется самым правильным курсом». Мацудайра ответ передал даймё: «Отблагодарить русских за возвращение японских жителей и отказаться принимать подарки. Не пускать русских в залив Эдо... Если они непременно хотят установить торговлю, то направить их в Нагасаки, выдав лицензию на заход в порт...» И еще особняком передал, чтобы в товарах не числился медный самовар из Тулы! И чиновники так дело с самоваром купца Шабалина спроворили, так ловко «красноволосых» провели, что и чрез тысячу лет можно тому удивляться и за локотки себе кусать. В Хакодате якорь бросили и получили разрешение из княжества Матцмае, и русской миссии пристало в глубь страны двинуться. Семьсот слишком носильщиков, ординарцев-конюхов и охранников сопровождали ее. Процессия воистину торжественной была, хотя бы и для русских невысокого чина. Впереди ехал даймё в белом платье и в камышовой шляпе, лошадь его вели под узду, двое служителей шли по сторонам, позади копьеносцы знамя несли, охраны восемь человек с копьями и двенадцать с луками и колчанами составило. Такой эскорт русскому посланнику, капитану Ловцову и сибирскому купцу Шабалину полагался, за ними следовали русский переводчик, геодезист, волонтер, приказчики, солдаты. Дабы тульскому самовару передышку дать, тащили его в паланкине с под-солнешником, словно паломника к святым местам. Старосты деревенских общин встречали процессию в парадной одежде с вытканными фамильными гербами, обритыми до половины головами, с пучками волос на макушке, перевитыми белыми шнурками и неведомо каким маслом мазаны, да еще в тех же шляпах камышовых. Крестьяне - беднота беднейшая с повязками набедренными, всего-то одеяния - сидели по сторонам дороги, кланялись, с интересом рассматривали «красноволосых», явившихся на их островную землю, как с того света. На домах, где ожидал обед и ночлег, висели изображения герба княжества Матцмае, на дверях - таблички с надписью «Русский дом», а в покоях на видном месте красовался медный самовар.Три дня по знойной дороге, на четвертый - выбрались в город Матцмае. Дивятся русские посланцы чудесам иноземным, красоте неописуемой, богатству несказанному, народу, разубранному в цветастые платья, дворцовым садам разведенным, фонтанам, бьющимся в поднебесье, аккуратности дорожкам и деревам стройным, полянам с плящущими журавлями-стерхами. Замирают перед совершенством природы, как бы в сказку попали, и похождениям своим венец видят. К дворцу наместника княжества от гостиницы «Русский двор» тропиночка золотистая ведет гостей мимо застывшей шпалерами стражи солдат с фитильными ружьями и луками с колчанами. Церемония аудиенции открывалась громкой читкой открытых листов губернаторов иркутского и матцмайского, яства подавались со множеством перемены блюд, чаепитие велось затратой излиха золота, серебра, тонкого стекла и хрусталя. Русская миссия здесь получила сто мешков риса и три японских меча за возвращение японских подданных. В России капитан судна «Синсё-мару» и его товарищи-горемыки вели свободную и малозаботную жизнь, а в отчине своей им волосы на голове общипали, черное платье вздели и отправили на плантацию лекарственных трав, на вечное затворение. На том аудиенции отпали. Является посланник в особняк правителя без шляпы с плюмажем и птичьими перьями, без сапог, без шпаги. Едят «красноволосые» пищу сарацинскую деревянными палочками, чаевают не по-нашенски, не внакладку - не вприкуску, обувают соломенные подошвы с подвязкой на большой палец ноги, кои, как и лапти, на одну ногу плетутся, вздевают на себя по пяти-шести платьев пестрых с чудными гербами и молятся Пресвятой Богородице за возвращение в свой удел. Затем астрономические, физические и географические наблюдения непрерывно проводят. Так заповедовала матушка наша императрица Екатерина. Шабалин правителю похвалу воздает, свое на уме держит: - Ваше превосходительство, народ голландский более или менее участвует в торговле с японским народом, а Россия исключена из оной. Следует поддержать нашу коммерцию, пребывающую во младенчестве, и видеть ее можно в цветущем состоянии. И как сближение наших земель и народов дарую вам самовар из Тулы! Правитель всполошился, замахал руками, от подарка отказался, не соизволил принять подарки и от государыни-императрицы. Толмачи тут же перевели его ажитацию, мол, японский государь в таком случае взаимный подарок русской царице сделать должен и в Санкт-Петербург с нарочным посольством его отправить, да государственные законы японцу из своего отечества отлучаться запрещают. Подарки чиновники приняли, кои помогали переговорам, термометры, инструменты и письма передали для ученых-естествоиспытателей. Правительство направило на бригантину мешки с ячменем, пшеницей, гречихой, бочки с соленой олениной, табак, рисовую бумагу, художественные произведения в шелках, картинах, керамике. В час отплытия «Св.Екатерины» Шабалин пожелал завести самоварное пение, принять душе-греетельный обычай свой, да не тут-то бывало: вода из всех щелей билась: огонь не вздувался. Подменили чинуши самовар, обмишулили. - Ай да японцы, ай да ловкачи! - удивлялся сибирский купец, как на торговых рядах, впрочем, на сердце не приняв обиды. По слухам, самовар тульский, как губительный для японской страны сосуд, припрятали в главном храме Эдо. Российское правительство наградило всех участников экспедиции в страну Восходящего Солнца. Екатерина Великая приняла в подарок три японских меча, а Российская Академия приобрела удивительные произведения и совершенства природы сказочной страны. В особливой похвале была «Меркаторная карта, представляющая часть Российской империи и Китайского государства; и известных Курильских и Японских островов, по которым плавание совершал на казенной бригантине, именуемой С.Екатерины, штюрман Василий Ловцов за препровождением японцев в свое Отечество». Мореходу-передовщику Федору Шабалину, «лутчему купцу» и первооткрывателю торгового пути в Японию, причиталась золотая медаль на Аннинской ленте, да матушка императрица не ко времени преставилась, да и в Европе Французская революция народы забунтовала, да и Российское правительство не воспользовалось торговой лицензией в порт Нагасаки. Долго ожидался приход в Японию бригантины «Св. Екатерина» и три года велась подготовка к приему «красноволосых» и сибирского купца Шабалина, хотя бы и с медным самоваром тульским. Помимо того, говорят, японские купцы и мелкие торговцы во множестве, рассчитывая на русское торговое предприятие, приезжали в Нагасаки, и было немало таких, обращавшихся к толмачам с вопросами: «Скоро ли будет торговая экспедиция на Камчатку?» Но Мацудайра отправили в отставку, курс правительства поменялся. Когда же на острова прибыл Крузенштерн, мореплаватель кругосветного путешествия на фрегате «Надежда», то оскорбительная всегдашняя осторожность встретила посланника государя императора Александра Первого…_____________________________________________________________________________________* В хрониках о мохнатых курильцах сообщалось: «Они природою весьма мохнаты; губы, руки, и ноги, для красы, черною краскою расписывают; платье у них японские азямы и из птичьих кож; в житии весьма необиходны; к приезжим весьма благосклонны; хвосты орловые покупают весьма дорого…» Таковы были айны, когда их привели в российское подданство.** Купец Федор Шабалин не известился, что император Японии жил в бывшей древней столице Киото в затворе, а вся власть в государстве принадлежала сёгуну (полководцу) в Эдо.^ СКАЗАНИЕ О МУРАВЬЁВЕ-АМУРСКОМГлава 1. В Восточную Сибирьпо императорскому повелениюЧто было, действительно было. Летел, летел в царской колясочке Государь Николай Павлович от северной столицы на Кавказ и удивлялся: «Как не посмотрю в сановное лицо - всяк свой страх обнажает: либо мошенник в любезном мне Отечестве, либо трус и лентяй, не то - властолюбец. Кого бы я выбрал на генерал-губернаторство Восточной Сибири?» И то верно: все трепетали перед повелителем мира, одним словом приводил в повиновение народы. Сказывали, император с горечью отказался брать с собою в путешествия светлейшего князя Меншикова. Меншиков, этот ловкий и скандальный острослов николаевского времени, разговаривая с Государем и видя проходящего Канкрина, сказал: «Ваше величество, давеча вы неутешно заметили, что казна пустеет, а ведь вот фокусник идет». - Какой фокусник? - подивился Николай Павлович. - Это же министр финансов. - Фокусник, - продолжал утверждать Меншиков. - Он держит в правой руке золото, в левой - платину: дунет в правую - ассигнации, плюнет в левую – облигации. Как-то Государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, кои для безопасности трона необходимо разорить, спрашивал: - Кого бы для сей кампании послать на Кавказ? - Если нужно разорить, - сказал Меншиков, - то прежде всех надо послать графа Киселёва: после государственных крестьян семь аулов разорить - ему ничего не стоить! Да вот ещё приснопамятный случай. Государь перечислял генералов, могущие управлять Восточной Сибирью с прибылью для империи Российской да славы русского казачества. Говорили, Меншиков и тут свой спич вставил: «Лучшего правителя не приискать, как Руперта: к его рукам вся Сибирь прилипнет!» Вот уж в воду глядел этот собиратель удачных острот, как Гомер, как Иппократ: ревизия сенатором Толстым выявила колоссальные злоупотребления в правление Руперта. Беда, да и только. Государя повергла меланхолия. Как разнесли злые языки, августейший гнев пал на придворного советчика. Светлейший князь носил и красный, и черный воротник парадного мундира, да не крутился более под высочайшей рукой. А тут и первопрестольная не задержала на сей предмет размышления, а к югу чрез три по шестьдесят вёрст и Тула предстала от Щегловской заставы. А приказал тамошнему губернатору Муравьёву, чтобы поджидал своего величества «к зависящему распоряжению». Муравьёв вестовых насторожил, чтобы свистом особым просвистали, как скоро августейшая колясочка проследует, но и они дело свое просвистали. И Николай Павлович пролетел Тулу, Косую Гору, сквозным ветерком обвеяв ночной покой славных оружейных и самоварных дел мастеров, огорошив властно подданных «непредзнаменностью». Так пропали все губернаторские приготовления и ожидания, только приказано было спешно выбираться на первую станцию за Тулой.* Но так как император почивал и первый, и второй перегон на Орловском тракте, то генерал Муравьёв мог представиться ему лишь на третьей станции, то есть в Сергиевском, и уже пылала заря с востока. Он-то, Муравьёв, славно и победительно три военные кампании выдержал, и губернаторским радением Отечеству прославлен был, и, не страшась опалы, первым из всех русских губернаторов подал адрес Государю об освобождении крестьян от помещичьей крепости. Государь любезно обласкал чуток обомлевшего молодого генерала, губернатора Тульского: - Знаю тебя, Муравьёв, с отрочества... Верных у меня, кроме тебя, людей нет. В службе твоей больше чести! - Благословляю Господа, что имею честь видеть на земле Тульской губернии ваше величество, - отвечал губернатор «по всей форме». - Ты у меня безотступный, из храбрейших, слишком израненный... Спасибо полезен мне, как я хочу, - говорил Николай Павлович, а сам подмигивал графу Чернышёву, в придворных кулуарах прозванному «лысым», с коим поспешал на Кавказ: там-де любимый генерал-адъютант Воронцов покуда не мог сокрушить мюрида Шамиля. - Рад еще большему служению, что полезен своему Государю! - Большему служению? - восторгался Николай Павлович, сверкнув очами. Государь император был фигурою протяговен, и к задору своему преклонил голову (таким манером слышал глас народа). - Забирай себе Сибирь Восточную! Граф Чернышёв, подай ему мой рескрипт. Езжай в Иркутск, Муравьёв, сколько возможно делай прибавление казне царской, войны ни с кем не затевай, а чини успокоение нашим соседям чрез посылочные грамоты, да пусть казаки мои верные не выплеснут чёрные волны Амура на берега богдыхана. Тебя полюбил Кавказ, полюбит и Сибирь! На лестные выражения Государя императора о генерал-губернаторстве и будущности Сибири Муравьёв «не нашелся отвечать ему ничем, кроме слёз». Государь расспрашивал о Туле, говорил, что ему некогда было останавливаться, что он ужасно строгий насчет умственной и ранжирной шатости в государстве и т.д. Импозантные форейторы вскричали восьмёрке коней, и открытая колясочка с гербами на дверцах улетела в розовый горизонт.____________________________________________________________________________________________* Император Николай I пускал скакунов скорой походной рысью и делал знаменитые тридцать три версты в час, так что железнодорожный поезд с трудом угнался бы за государевой коляской.^ Глава 2. Генерал Муравьёви санкт-петербургская разноголосицаРоссией царь правил в Москве, император - в Санкт-Петербурге. Кремль - дом царя, Зимний дворец - императорский двор. Царь - деспот и тиран, император - англо-французский модник, благовоспитанный джентльмен. Санкт-Петербург - город военный, здесь носили одинаковые мундиры и усы, Москва - град штатский, москвичи не одевались, но рядились, и бороды дедичей и отичей ращили и холили. Москва известна была таинственной свободой торгово-промышленников, Санкт-Петербург - европейски просвещенным чиновничеством. Перед дальней дорогой Муравьёв завернул в царствующую северную столицу - по министерствам-коллегиям справиться. А и усы генеральские, молодецки подкручивая, песню любимую заводил: «Ах! во Франции невеста дорогая ждёт меня». А и министры по коллегиям и департаментам подтрунивали: - У тебя, Муравьёв, Сибирь в невестах ходит, а ты на мамзель Франции помешался! - Отчего же в невестах - Сибирь? - говорил Муравьёв. - Сибирь - наша матушка, Амур – батюшка. Императрица Екатерина Великая сказывала: «Если бы Амур мог нам только служить как удобный путь для продовольствия Камчатки и вообще наших владений на Охотском море, то и тогда обладание оным было бы для нас важным». Сибирью владеет тот, у кого в руках левый берег и устье Амура. А всеми московскими и прочими богатыми товарами в Кяхте торговать свободно!.. А и Карлуша Невсёвроде, по чужеземным делам министр, вечно примерявший на себя европейский камзол, тыча в карту сибирских земель, изъявил крайнее невежество в географии Российского отечества: - Ох! ох! как бы не всё вроде, разве Амур-река русского происхождения? Нельзя её занимать - китайского богдыхана потревожим. А и «лысый» Чернышёв, по воинским делам министр, своё разумение восхитил: - Устье Амура засыпано песком, судоходства в нём никакого, ни к чему нам такое приобретение. Не приближаться к Амуру! А к неукам тамошним, казакам доморощенным, я пошлю прусских экзерцицмейстеров! А и казны министр, коммерц-советники, московское купечество в один глас вскричали, как вороны на поживу: - Никакой свободной торговли мануфактурой в Кяхте нам нельзя заводить. Не нарушай нам, Муравьёв, торговых правил и привилегий! Муравьёв-то поперечил резонёрам: - В Беринговом и Камчатском морях флоты дерзких на разбой китобоев и пиратов из наших морей, из материковых пространств вывозят на десятки мильонов пиастров произведений китового промысла, золотишко, мягкой казны сокровища. Петропавловск пограбили-опустошили, и леса пожгли, и гиляков и прочих инородцев обидели, и детенышей китов сгубили, а и морские сивучи, и бобры, и нерпы терпят от того большое губительство. Российско-Американская компания никакой пользы своему отечеству не доставляет. Правительство прежних времен лишало славы наших мореплавателей и, по примеру испанцев, держало в тайне открытия. Обширные области, приобретённые компанией для России, могут занимать одних учащихся географии в школах или недорослей из м