Алексей Щербаков Гражданская война Генеральная репетиция демократии Пролог Неизвестная война Пожары над странойВсе выше, жарче, веселей.Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,Но вот судьба и времяПересели на коней,А там в галоп, под пули в лоб —И мир ударило в ознобОт этого галопа.Шальные пули злы,Глупы и бестолковы,А мы летели вскачь —Они за нами влет.Расковывались кони,И горячие подковыЛетели в пыль на счастье тем,Кто их потом найдет.Увертливы поводья, словно угри,И спутаны и волосы и мысли на бегу,А ветер дул и расправлял нам кудри,^ И распрямлял извилины в мозгу.(Владимир Высоцкий)О российской Гражданской войне люди знают до обидного мало. Хотя при СССР на эту тему было написано огромное количество книг и снято еще больше фильмов.Однако, за редким исключением, все они были посвящены отдельным эпизодам и при этом изрядно мифологизированы. Да и вообще обращались с историей очень вольно. Например, в одном из самых популярных фильмов о Гражданской войне «Адъютант его превосходительства» военные действия разворачиваются совершенно фантастическим образом, не имеющим никакого отношения к реальности. А ведь согласитесь, вряд ли какой-нибудь режиссер набрался бы наглости перенести, к примеру, Курскую битву под Тулу или Бородинское сражение под Коломну. А вот с Гражданской войной это делали и делают.Книги продолжают писать, фильмы снимают и сейчас, но от этого не легче. На смену одним мифам пришли другие. Вернее, те же самые, только повернутые на 180 градусов. Если раньше «хорошими парнями» были красные, то теперь — белые. Понимания это не прибавляет.И, что особенно важно, новая мифология не раскрывает главный вопрос: а почему победили именно красные? В новодельных изданиях и кинофильмах, таких как «Адмиралъ» или «Господа офицеры», ответа на него не найти.При Советской власти победа большевиков более-менее внятно обосновывалась. Сейчас этого нет. Получается так: белые героически сражаются, но почему-то оказываются в Турции, в Галлиополийском лагере.Если обобщить сегодняшние оценки Гражданской войны, то выйдет примерно следующее: большевики на немецкие (масонские) деньги сделали революцию, а потом так запугали народ террором, что сумели создать пятимиллионную армию, которая, не иначе как с перепуга, всех победила. Всерьез такое объяснение воспринимать трудно. Особенно если учесть, что к 1917 году большинство мужчин прошли через Мировую войну. Чем, интересно, их можно было запугать после немецких снарядов-«чемоданов», газовых атак и прочих фронтовых радостей? Да и большевиков было очень немного, так что любой части ничего не стоило перебить своих командиров и комиссаров — и уйти хоть к белым, хоть к махновцам, хоть просто в лес. Значит, дело обстоит сложнее.Гражданская война полна парадоксов. Какие-то осмысленные, то есть имеющие некую стратегическую цель, боевые действия начались лишь в конце 1918 года. До этого были судорожные метания различных командиров, генералов и атаманов, которые далеко не всегда понимали, за что они сражаются и против кого…Нет согласия даже по вопросу, когда Гражданская война началась и когда закончилась. Ее началом считают разные даты — от Февральского переворота до конца 1918 года. С окончанием и того сложнее — от эвакуации Врангеля из Крыма в 1920 году до 1924 года. Но ведь и после этого, по сути, война продолжалась. Непримиримые эмигранты устраивали на территории СССР террористические акты, большевики не оставались в долгу (можно вспомнить похищения чекистами генералов Кутепова и Миллера).Как известно, кроме красных и белых, в Гражданской войне участвовало множество иных сил. Это были эсеры и анархисты разных направлений, различные национальные сепаратисты, не говоря уж о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись свои собственные цели. Но и это не все. Вспомним, к примеру, известную повесть Михаила Булгакова «Белая гвардия». Если приглядеться — то никакой Белой гвардии там просто нет! Действие начинается в конце 1918 года в Киеве. Герои произведения, русские офицеры, сражаются за украинского «самостийника» (и по совместительству немецкого ставленника) гетмана Скоропадского против… другого украинского «самостийника» — Симона Петлюры.И так бывало нередко. Красноармейцы порой вступали в бой с красногвардейцами, одни белогвардейцы поднимали восстания против других. Интернационалисты-большевики сражались против вторгшихся на Украину и в Белоруссию поляков, а «русский патриот» Врангель вел с теми же поляками переговоры о совместных действиях.В итоге оказалось, что именно большевики, исключительно в силу обстоятельств, более-менее собрали развалившуюся страну, а сторонники «единой и неделимой России» были готовы отдать все что угодно и кому угодно — лишь бы победить ненавистных большевиков. И некоторые в итоге оказались в обозе нацистов…Да и война была странная. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника. А ведь такие казусы у всех участников войны случались даже с самыми надежными частями. Блестящие наступления непонятно с чего заканчивались оглушительными катастрофами, а блестящие победы возникали практически из ниоткуда.Эта книга — не научный труд. К примеру, автор сознательно избегает подробного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Все это есть и в специальной литературе, и в Интернете. Это попытка дать ответ на вопрос, который многих волнует и до сих пор: а почему все сложилось так, как сложилось? И могло ли получиться как-то иначе?^ Глава 1 Какую Россию мы потеряли? Начну с житейской истории. Дочка одной моей знакомой, наслушавшись, видимо, в школе историй про прекрасную жизнь в дореволюционной России, заявила маме:— Вот жила бы я до революции, танцевала бы на балах!На что знакомая долго смеялась и пояснила:— При нашем происхождении ты в лучшем случае во время этих балов мыла бы на кухне посуду!Так оно и было. Кто-то до революции жил хорошо, а большинство — не очень. Но все обстоит еще интереснее — государя-императора в феврале 1917 года не стал защищать никто! Ни дворяне, ни крестьяне, ни генералы, ни предприниматели. С чего бы это?^ Мина под державу «Если Вы шахматист, то должны знать, что иная шахматная партия бывает проиграна безнадежно ходов за 30 до мата. С нами произошло то же самое. Ошибки и нерешительность Александра II, незаконченность его реформ, внутреннее противоречие между ними и его политикой сделали революцию неизбежной…»(В. А. Маклаков)Подходить к теме Гражданской войны придется издалека. С совсем другой революции — 1905–1907 годов, о которой нынче предпочитают не вспоминать. Если попросить человека, который что-то о ней знает, перечислить основные события этой революции, то обычно называют следующие: «кровавое воскресенье», восстание на броненосце «Потемкин», манифест 17 октября, октябрьское восстание в Москве.Все эти события важные, можно сказать знаковые. Но основные дела разворачивались совсем в иные местах. Прежде всего — это бесчисленные крестьянские восстания, которые длились аж до 1907 года. Во-вторых — это всеобщая политическая стачка, которая и вынудила Николая II объявить тот самый манифест. Итак, основными действующими лицами в этой революции являлись рабочие и крестьяне, не объединенные на тот момент ни в какие политические партии — революционеров всех видов, включая знаменитых эсеров-террористов, было в 1905 году ничтожно мало, а их влияние на народ — и того меньше. Проблемы с крестьянами накапливались давно. Как известно, большинство их до 1861 года являлись крепостными (если не помещичьими, то государственными), и их положение было немногим лучше положения чернокожих невольников в Америке. То, что такую ситуацию нужно менять, понимал еще Николай I[1]. Однако освободить крестьян ему не позволил откровенный саботаж тогдашней элиты. Александр II все-таки их освободил, хоть и ему это далось очень нелегко.Как известно, освобождение прошло весьма коряво. Крестьяне, оказалось, вынуждены платить так называемые «выкупные платежи» за землю, которые превышали стоимость этой самой земли в четыре раза! Плюс к тому на них навалились еще и налоги. В общем, всяческие выплаты съедали, по разным оценкам, от 90 до 110 (!) % их доходов. Понятно, что о какой-то нормальной жизни говорить тут трудно.Такое освобождение случилось отнюдь не только из-за жадности помещиков или тупости чиновников. Хотя имели место и тупость, и жадность. Но основная причина куда проще и циничней. Напомню, что в те времена зерно являлось для России одним из основных экспортных товаров — и имело то же значение для экономики, что нынче нефть и газ. Основной закон экономики — большие предприятия, в том числе и сельскохозяйственные, эффективнее, чем маленькие. Так что крестьян сознательно обрекали на разорение. Предполагалось, что земля окажется в руках помещиков, а мужички пойдут к ним батраками.По сути, освобождение крестьян преследовало ту же самую цель, что и позже — столыпинская реформа. Но если Петр Аркадьевич Столыпин делал ставку на кулака, то есть на «крепкого хозяина», то за полвека до него российские власти поставили на помещиков. Надеясь, что они перейдут от феодальных к капиталистическим методам хозяйствования. Только вот ничего из этого не вышло. В Новороссии[2] возникло какое-то количество успешных крупнотоварных сельскохозяйственных предприятий, но большинство обитателей «вишневых садов» в новых условиях эффективно хозяйствовать оказались решительно неспособны. И земля осталась у крестьян, вместе со всеми долгами.Тут еще стоит напомнить, что земля была у мужиков в коллективной собственности. Существовала так называемая общцна, в которой землю раз в несколько лет перераспределяли по числу работников, а иногда и едоков. Понятно, что при такой системе пытаться вводить какие-то улучшения в земледельческий процесс просто смысла не имеет.Имела община и еще одну отрицательную сторону — крестьяне старались иметь как можно больше детей в семье. Чем больше детей — тем больше земельный надел. Даже при невероятно высокой детской смертности 8-10 детей в семье были нормой. (Для сравнения: загляните в роман Шолохова «Тихий Дон». В нем речь идет не о крестьянах, а о казаках, у которых были совсем иные имущественные отношения. Там во всех семьях — 2–3 ребенка. Что для русской деревни — очень мало.)Тем не менее крестьяне упорно боролись за сохранение общины. Прежде всего потому, что она являлась определенной социальной гарантией. Одинокого старика или сироту в ней не бросали. Не менее важно и то, что община служила защитой от нечистоплотных дельцов. Крестьяне вполне понимали, что всяческим проходимцам ничего не стоит выманить у них землю.Кстати, вышедших после столыпинской реформы из общины «хуторян» мужички в 1917 году погромили еще раньше, чем помещиков — потому как видели в них предателей. И в этих погромах зачастую принимали участие… дети тех самых «крепких хозяев». А что? Отношения в семьях далеко не всегда были идиллическими. А ведь отец мог завещать им свою землю, а мог и не завещать. Или передать ее кому-то одному. А в общине все-таки была гарантия, что какой-то надел тебе выделят.В общем-то, это была совершенно тупиковая экономическая и социальная ситуация. Правительство пыталось бороться с ней — например, организовывать переселение в Среднюю Азию и в Сибирь, — но выходило как-то не очень. Точнее, кое-кто переселился, а некоторые даже преуспели на новых местах. Но их была ничтожная доля от «лишних людей», отягощавших сельскую Россию.Как следствие всех этих проблем (а не только сложного климата), голод в российской деревне был совершенно заурядным явлением.Вот статья из Нового энциклопедического словаря. (Под общ. ред. акад. К. К. Арсеньева. Т. 14. СПб.: Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон, 1913.)Уж это издание никак нельзя назвать «революционной пропагандой».«Голод в России…Вплоть до середины XIX в. наименее обеспеченными хлебом и наиболее страдавшими от голодовок являются губернии белорусские и литовские… Но уже с середины XIX в. центр голодовок как бы перемещается к востоку, захватывая сначала черноземный район, а затем и Поволжье. В 1872 г. разразился первый самарский голод, поразивший именно ту губернию, которая до того времени считалась богатейшей житницей России. И после голода 1891 г., охватывающего громадный район в 29 губерний, Нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XIX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 г. (Нижнее Поволжье, часть приозерных и новороссийских губерний) и к 1885 г. (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 гг. приблизительно в том же районе; в XX в. голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907,1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)…»Кстати, первыми о проблеме недоедания в деревне в полный голос заговорили не экономисты и даже не революционеры, а военные. Это и понятно — в армии нужен сильный солдат. Будущий главнокомандующий генерал В. Гурко привел данные с 1871 года (то есть с введения всеобщей воинской обязанности) по 1901 год. Он сообщил, что 40 % крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии. Какое уж тут здоровье. Неудивительно, что крестьяне с большим интересом глядели на земли помещиков. В том числе — и в достаточно благополучной Новороссии[3]. И подумывали — а не пора «барам» поделиться?Основания к этому были. Ведь в чем изначально суть дворянского землевладения? Дворянин получал поместье, а за это обязан был служить Отечеству. Но еще с Петра III, то есть с середины XVIII века, дворянин мог служить, а мог и пить водочку в своей усадьбе. Причем видели-то крестьяне чаще всего именно последних. Неудивительно, что к этим людям относились как к паразитам. Ну вот не было в русском народе уважения к «священной частной собственности».Так что восстания крестьян проходили регулярно, но в 1905 году их число просто зашкалило. Всего за 1905 год было зарегистрировано 3228 крестьянских выступлений, за 1906 г. — 2600, за 1907 г. — 1337.И не стоит думать, что то был «бессмысленный русский бунт», что крестьяне из тупой ненависти громили и поджигали помещичьи усадьбы. Не так все было. Совсем не так. Устраивая бунты, крестьяне очень четко осознавали свою цель. Цель была — вытеснить помещиков, вынудить их убраться.При этом крестьянские выступления оказались неплохо организованными, хотя никаких революционеров, а уж тем более «иностранных агентов» или «масонов», там не было и в помине. (Представьте себе японского шпиона, который в русский глубинке подбивает крестьян на бунт). Люди у нас всегда отличались способностью к самоорганизации.Обычно дело происходило следующим образом. Крестьяне из нескольких деревень, предварительно договорившись, собирались в каком-нибудь месте, а потом быстро и решительно проводили «акцию». Изымали зерно, фураж и прочие припасы, грузили их на телеги — и быстро исчезали. При этом нередко у крестьян загодя имелись списки — как добычу распределять. Кстати, бывали случаи, когда мужики заранее давали знать помещику, чтобы тот исчез с горизонта.Вот что пишет тогдашний исследователь Т. Шанин: «Крестьянские действия были в заметной степени упорядочены, что совсем не похоже на безумный разгул ненависти и вандализма, который ожидали увидеть враги крестьян, как и те, кто превозносил крестьянскую жакерию[4]. Восставшие также продемонстрировали удивительное единство целей и средств, если принимать во внимание отсутствие общепризнанных лидеров или идеологов, мощной, существующей долгое время организации, единой общепринятой теории переустройства общества и общенациональной системы связи».Первоначально усадьбы не жгли. Но потом вошли во вкус. По разным подсчетам, за 1905–1907 гг. в Европейской России было уничтожено от 3 до 4 тысяч дворянских усадеб — от 7 до 10 % их общего количества. Причем, что интересно, по числу разгромленных помещичьих усадеб выделились Саратовская, Самарская, Тамбовская, Курская, Киевская и Черниговская губернии. То есть далеко не самые бедные. При этом помещиков не убивали и даже обычно не били.Самым важным для нашей темы является следующее. Остановить эту волну удалось лишь П. А. Столыпину с помощью чрезвычайных законов. И останавливали весело.Лавину крестьянских восстаний можно было остановить лишь двумя способами. Первый — каким-либо образом облегчить положение крестьян. Но российские власти оказались на это не способны, а потому в 1917 году и кончили так бесславно. Второй способ — жестко пресечь беспорядки военной силой. И по всей Руси великой «на подавление» двинулись карательные отряды. Действовали они предельно жестко. Вот, к примеру, как происходило «умиротворение» в окрестностях Москвы.Командир Лейб-гвардии Семеновского полка полковник Мин выделил шесть рот под командой 18 офицеров и под начальством полковника Римана. Этот отряд был направлен в рабочие поселки, заводы и фабрики по линии Московско-Казанской железной дороги. Отправляя эту часть полка в кровавый поход, полковник Мин отдал приказ, в котором предписывалось буквально следующее: «…арестованных не иметь и действовать беспощадно. Каждый дом, из которого будет произведен выстрел, уничтожать огнем или артиллериею».Жесткость Мина понять можно — все это происходило сразу после ноябрьского вооруженного восстания. Другое дело, что господа гвардейские офицеры из карательных отрядов, мягко говоря, несколько увлекались карательными мерами, особо не разбираясь, кто прав, кто виноват. И так происходило по всей стране.«По приезде на станцию Перово несколько солдат, под личной командой Римана, штыками закололи пом. нач. станции. Как фамилия жертвы — мне не известно.Со слов офицеров полка слышал, что на ст. Голутвино был расстрелян машинист Ухтомский и еще 30 человек. В расстреле Ухтомского, если не ошибаюсь, участвовали солдаты и офицеры 9 роты, под командой капитана Швецова. Как зовут Швецова — не помню. Из разговоров офицеров мне было известно, что особыми зверствами отличался Аглаимов — адъютант одного из батальонов. Аглаимова зовут Сергей Петрович. Зверство его выражалось в том, что собственноручно из нагана расстреливал взятых в плен, за что получил высший орден Владимира 4-й степени. Наряду с Аглаимовым такими же зверствами отличались братья Тимроты».(Из протокола дополнительного допроса обвиняемого Шрамченко Владимира Владимировича, произведенного в ПП ОГПУ в ЛВО г. Ленинград, 27 ноября 1930.)«В деревню прибыл карательный отряд. Его командир, уланский ротмистр, приказал выдать зачинщиков. Когда его приказание не было выполнено, солдаты схватили нескольких крестьян и повесили. Хотя двоих из них, братьев Семеновых, вообще не было в деревне во время разгрома усадьбы. После всех мужчин подвергли порке».(П. Колосов, очевидец)Именно так во время Гражданской войны действовали белые. Опыт имелся.Пришедший на пост премьер-министра Петр Аркадьевич Столыпин понимал, что тот беспредел необходимо вводить в какие-то рамки. 19 августа 1906 года Столыпин подписал указ о введении военно-полевых судов. Вообще-то указ должна была утвердить Государственная Дума, но действовать он начал сразу же после подписания.Сам Столыпин обосновывал свой указ так:«Власть — это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка… Где аргумент бомба, там естественный ответ — беспощадность кары. Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Это было, это есть, это будет всегда и неизменно. Этот принцип в природе человека, он в природе самого государства. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя его ядом. Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете».Власти всех уровней отнеслись к новому закону с большим одобрением. Через шесть дней после его издания, 26 августа, Николай II повелел военному министру объявить командующим войсками высочайшее требование: безусловно применять закон о военно-полевых судах. Вместе с тем командующие войсками и генерал-губернаторы предупреждались, что они будут лично ответственны перед «его величеством» за отступления от этого закона.Региональные власти не отставали. Так, например, прибалтийский генерал-губернатор 14 декабря 1906 г. писал: «В настоящее трудное время от всех без исключения офицеров надлежит требовать проявления мужественного сознания необходимости действовать решительно в постановлении приговоров, суровость коих нужно признать необходимою для пресечения преступной деятельности отбросов населения, стремящихся поколебать основы государственного строя».Что же представляли из себя военно-полевые суды? Они были двух видов: военно-окружные и собственно военно-полевые. В первом случае каждый из таких судов состоял из 5 строевых офицеров, назначаемых начальником гарнизона. Обвинительный акт заменялся приказом о предании суду. Заседания проходили при закрытых дверях, приговор выносился не позже чем через двое суток и в течение 24 часов приводился в исполнение по распоряжению начальника гарнизона.В случае военно-полевого суда все было точно так же, только судей назначал командир полка, осуществлявшего карательную операцию на данной территории. Разница происходила из-за того, что часто на «умиротворение» бросали части, прибывшие из других мест. Прежде всего — гвардейские, которые не желали подчиняться местному начальству.Вот как оценивал деятельность этих структур один из современников:«Военно-полевой суд не был стеснен в своей деятельности процессуальными формами. Он являлся прямым отрицанием всего того, что носило название "гарантии правосудия". Вместо публичности заседания была введена исключительная замкнутость всего процесса разбирательства при недопущении на заседание даже и тех немногих лиц (например, родных подсудимых), с присутствием которых мирилось рассмотрение дела при закрытых дверях в обычном суде. Отменялось объявление приговора в присутствии публики. Вместо обвинительного акта представлялось краткое распоряжение генерал-губернатора о предании военно-полевому суду. Не было судоговорения, так как исключалось присутствие на заседании как прокурора, так и защитника. О независимости судей из числа офицеров, назначенных по усмотрению начальства, не могло быть и речи. Они были связаны требованием политики царизма выносить приговоры к смертной казни. Известно, что попытки не подчиняться этим требованиям влекли за собой репрессии для некоторых членов военно-полевого суда».Насчет «репрессий» несколько преувеличено — но вот то, что офицеры, проявляющие «либерализм» (то есть пытавшиеся разобраться), с треском вылетали со службы или переводились в разные медвежьи углы — известно.Надо сказать, что Николай II пытался смягчить предлагаемые Столыпиным меры: «Напоминаю Главному военно-судному управлению мое мнение относительно смертных приговоров. Я их признаю правильными, когда они приводятся в исполнение через 48 часов после совершения преступления — иначе они являются актами мести и холодной жестокости». Однако мнение императора во внимание принято не было. Приговоры выносились по старому доброму рецепту: «Ты разберись и накажи кого попало».Так бывает очень часто. Высшая власть может говорить что хочет — а на местах действуют как считают нужным. Тем более что, в отличие от товарища Сталина, Николай II не брал на себя труд проверять: выполняются его распоряжения или нет. Напрашивается параллель со знаменитыми «особыми тройками» тридцатых годов. Мы нередко в этой книге столкнемся с тем, что большевики очень много позаимствовали из опыта предшественников. Но при ближайшем рассмотрении сравнение оказывается отнюдь не в пользу столыпинских чрезвычайных судов. Не все знают, кто именно состоял в советских «особых тройках». Так вот, в них входили следующие товарищи: начальник управления НКВД данного района, первый секретарь партии и прокурор. То есть присутствовал юрист — человек, который знал законы и юридическую практику. Не стоит думать, что его присутствие было чисто формальным. Сегодня как-то не принято упоминать, что «особые тройки» нередко выносили и оправдательные приговоры[5]. Присутствие юриста демонстрирует, по крайней мере, желание властей хоть в какой-то мере соблюдать закон. Иначе зачем было вообще огород городить? Посадить в «тройку» трех чекистов — и спокойно шлепать приговоры конвейерным методом…Но вернемся к столыпинским военно-полевым судам. Как уже было сказано, здесь действовала «особая пятерка», состоящая даже не из военных юристов, а из строевых офицеров. Военные — это люди совсем иной профессии, имеющие совершенно иную психологию. Они не только не знают законов, но и не имеют, и не могут иметь опыта ведения следствия. А вот решительности у военных всегда много.Что же касается царских офицеров, там дело обстояло еще веселее. Ни в гимназиях, ни в военных училищах не преподавали обществоведения или чего-либо вроде «основ государства и права». Более того, в офицерской среде культивировалось презрение к полиции и жандармам (впрочем, как и к юристам). Так что знания «судей» о следственных действиях и о судебной процедуре были минимальными.К тому же — чем во все времена отличаются армейские начальники? Стремлением выполнить приказ и доложить об исполнении. Поэтому в военно-полевые суды назначали тех, кто работает максимально быстро и не задает лишних вопросов.Можно вспомнить и психологию тогдашних господ офицеров. На «умиротворение» были брошены прежде всего гвардейские части — с их подчеркнуто элитарным духом. Как вспоминают многочисленные очевидцы, большинство гвардейских офицеров воспринимали происходящее как «бунт черни». Бунтует быдло? Вешать и пороть. Пороть и вешать. Это ничем не отличалось от того, как впоследствии уже совсем иные люди «давили контру». В обоих случаях сначала приводили приговор в исполнение, потом разбирались. Или не разбирались.«Столыпинский режим уничтожил смертную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство, часто совсем бессмысленное убийство по недоразумению», — так описывал происходившее С. Ю. Витте.Военно-полевые суды просуществовали восемь месяцев. Весной 1907 Дума указ не утвердила, и они прекратили свое существование. Да и революция к тому времени уже явно шла на спад.Каков же итог? Только военно-окружными судами были приговорены к смертной казни 4797 человек (из них повешены 2353 человека). По другим данным, эти числа равны 6193 и 2694 соответственно. Военно-полевыми судами — более тысячи, да без суда и следствия, по распоряжениям генерал-губернаторов расстреляно 1172 человека.По сравнению с последующими событиями бурного XX века — не так уж и много. Но главный вопрос не в абсолютных цифрах, а в реакции общества на происходившее. А она оказалась очень бурной. Прежде всего, был сильно подорван престиж армии, что аукнулось в 1917 году. Но хуже оказалось иное.Т. Шанин пишет: «Тем, кому в 1905 г. было от 15 до 25 лет, в 1918 г. исполнилось, соответственно, от 28 до 38 лет. К этому времени многие уже успели отслужить в армии, стали главами дворов, т. е. вошли в ядро общинного схода. Основными уроками, которые они вынесли из опыта революции 1905–1907 гг., были враждебность царизма к их основным требованиям, жестокость армии и "власти", а также их собственная отчужденность от "своих" помещиков и городских средних классов».И когда в Гражданскую войну приходили белые (заметим, с абсолютно теми же настроениями), крестьяне реагировали соответственно.«Можно документально подтвердить эту сторону российской политической истории, просто перечислив самые стойкие части красных. Решительные, беззаветно преданные и безжалостные отряды, даже когда они малочисленны, играют решающую роль в дни революции. Их список в России 1917 г. как бы воскрешает список групп, социальных и этнических, которые особенно пострадали от карательных экспедиций, ссылок и казней в ходе революции 1905–1907 гг.Перечень тех, против кого были направлены репрессии со стороны белой армии, во многом обусловившие поражение белого дела, столь же показателен, как и состав Красной Армии — двух лагерей классовой ненависти, и так же явно вытекает из опыта революции 1905–1907 гг.»(Т. Шанин). Кстати, программа действий была выработана крестьянами уже в первую русскую революцию. Вот что сказано в наказе схода деревни Куниловой Тверской губернии своим депутатам в Государственную Думу[6] в 1906 году:«Если Государственная Дума не облегчит нас от злых врагов-помещиков, то придется нам, крестьянам, все земледельческие орудия перековать на военные штыки и на другие военные орудия и напомнить 1812 год, в котором наши предки защищали свою родину от врагов французов, а нам от злых кровопийных помещиков».Что и случилось в конце 1917 года.Стоит отметить, что у крестьянской общины был еще один враг — кулаки. Сегодня нам рассказывают, что, дескать, кулак — это просто работящий крестьянин, который вкалывал, когда другие на печи лежали. Возможно, так обстояло дело во времена коллективизации. Но в предреволюционные годы ситуация была совсем иная.Термин «кулак» придумали не революционеры, а именно крестьяне — еще в XIX веке. Имелся и синоним — «мироед». То есть человек, «заедающий» общество.Кулаки — это представители «сельской буржуазии». Сельским хозяйством они либо совсем не занимались, либо оно играло для них далеко не главную роль. И уж точно — сами в поле кулаки не работали. Они занимались «бизнесом». А какой в деревне может быть бизнес? На какой-нибудь лавочке или даже кабаке много денег не заработаешь — хотя и эти заведения кулаки держали — для вида. Главным же источником доходов было ростовщичество. А покажите мне народ, в котором любят ростовщиков? К примеру, махновцы, в большинстве весьма зажиточные даже по украинским меркам крестьяне, очень серьезно воевали с кулаками — а те поддерживали белых.Кроме того, кулаки скупали земли у разорившихся помещиков. А крестьяне-то сами рассчитывали их рано или поздно получить!Так что трудно сказать, кого в деревне больше ненавидели — кулаков или помещиков. Другое дело, что и в Гражданскую войну, и в коллективизацию коммунисты приклеивали этот ярлык кому хотели — именно потому, что ненависть к кулакам сохранилась в народе очень надолго.^ Этот проклятый рабочий вопрос Перейдем ко всеобщей политической забастовке, разразившейся в 1905 году. Надо сказать, что это мероприятие, сравнимое по эффективности с вооруженным восстанием. Но если в XX веке в мире случилось огромное число разных восстаний, то всеобщих национальных забастовок было… две![7] Что понятно. Для восстания достаточно найти и вооружить несколько сотен или тысяч отморозков и послать их в нужном направлении. А всеобщая забастовка — это когда бунтуют все рабочие, или, по крайней мере, подавляющее большинство предприятий. Зато и справиться с ней куда сложнее. Восстание, в конце концов, можно подавить с помощью войск. А вот справиться с крупной забастовкой военной силой невозможно. Выгонять штыками людей на работу? Так ведь никаких штыков не хватит.Недаром Николай II все лето и осень 1905 года круглосуточно держал под парами свою яхту, готовый в любой момент сбежать в Англию. Хотя вообще-то трусом он не был.Бастовали не только рабочие, но, разумеется, основными-то фигурантами были они.…О жизни рабочих в последнее время говорится бездна вранья. Приводятся откуда-то взятые невероятные цифры зарплат, которые сравниваются с ценами на продукты — и оказывается, что они просто как сыр в масле катались. Правда, количество забастовок в начале XX века было сравнимо с количеством крестьянских восстаний. Выходит, не понимали люди своего счастья?На забастовку может подняться и хорошо зарабатывающий человек — если, например, полагает, что ему не доплачивают. Но в России положение было иным. Лучше всего об этом говорят события «кровавого воскресенья». В данном случае речь идет речь не о самом расстреле. (Об этой весьма дурно пахнущей темной истории можно написать отдельную книгу). Речь идет о самом факте манифестации. Тысячи рабочих и членов их семей шли к царю жаловаться на жизнь. Прекрасно зная, что, возможно, по ним будут стрелять — намерения властей ни для кого не являлись секретом. Довольный жизнью работяга на такое не пойдет, и никакие революционные агитаторы его не убедят. Для тех, кто полагает иначе, — попробуйте вывести на несанкционированную демонстрацию хотя бы один цех. Тогда поговорим. Так как же обстояло дело с положением рабочих? Среди них и в самом деле было некоторое количество тех, кто очень хорошо зарабатывал. К примеру, один из первых рабочих-большевиков Иван Бабушкин сам писал, что, работая слесарем, зарабатывал около 100 рублей в месяц. Это жалованье чиновника VIII класса или армейского капитана[8]. Однако таких людей, обычно специалистов высочайшей квалификации, было ничтожно мало, и работали они, как правило, на заводах, связанных с тяжелым машиностроением, — а подобных предприятий имелось в России очень немного. Основная же масса — это малоквалифицированная рабочая сила. Особенно тяжело приходилось «фабричным» — работникам легкой промышленности. Их обычная зарплата составляла 10–12 рублей. И не надо сравнивать с ценами на колбасу и осетрину, как это любят делать. Продукты в преимущественно аграрной России были дешевы. Но человеку, кроме того, надо одеваться, платить за жилье (а оно, например, в Питере было очень дорогим), за дрова и керосин[9].Прибавим к этому, что предприниматели находили множество способов увеличить свои доходы. На многих предприятиях были в ходу, говоря современным языком, «срочные контракты». И если человек подряжался, допустим, на полгода, то расчет он получал только в конце срока. Но кушать-то хочется каждый день! Нет проблем — для этого есть заводская лавка, в которой выдадут «под запись». Правда, цены там куда выше и качество продуктов хуже — но куда деваться?Еще один способ получения «сверхприбылей» — штрафы. Вот сообщения профсоюзов (опубликованы в газете «Пролетарий, 1908, № 39):«Штрафуют за случайный выход на лестницу, за питье чаю в 5 часов, за переход из одной мастерской в другую и даже за долгое пребывание в ватер-клозете (фабрика Хаймовича в Санкт-Петербурге). Штрафуют за мытье рук за 5 минут до гудка, за курению табаку от 1 до 2 руб. (Кабельный завод). Штрафуют за ожог, причиненный самому себе (Трубочный завод). Штрафуют за "дерзость", за "грубость", и штрафы превышают часто двухдневный заработок».Тут главным были даже не материальные потери. Рабочие видели, что их всячески пытаются обжулить. Как они после этого должны были относиться к хозяевам? Так что агитация социал-демократов встречала большое понимание.Кстати, количество рабочих было невелико — около 3,5 миллиона человек. Это примерно 10 % населения Российской империи. Согласно марксистской теории, ни о какой социалистической революции при таком соотношении социальных групп (классов) речи идти просто не могло. Но тем не менее… Впрочем, не х