О. Никитин
А. И. Соболевский (1856/57-1929) — выдающийся русский ученый-славист — был знатоком словесной культуры в самом широком смысле этого слова, оставив яркий след в сфере изучения истории русского и славянских языков, диалектологии, этнографии, палеографии, народного творчества, а также открыв, издав и откомментировав множество ценнейших памятников церковнославянской и древнерусской письменности. Общие сведения о его жизни и деятельности хорошо известны, и мы перескажем их кратко, более подробно остановившись на том, что представляет интерес для современного исследователя и проливает свет на «закрытые» ранее события. Он родился в Москве в семье чиновника. В 1874 году окончил 1-ю Московскую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где учился у таких корифеев отечественной науки, как Ф. И. Буслаев, Ф. Е. Корш, А. Л. Дювернуа, Ф. Ф. Фортунатов, В. Ф. Миллер, Н. С. Тихонравов и другие. По завершении университетского курса А. И. Соболевский защищает диссертацию, посвященную русской грамматике (1882). Дальше была работа в Киевском и Харьковском университетах. В Киеве он получил должность доцента по кафедре русской литературы, а, защитив в 1884 году в Харькове докторскую диссертацию «Очерки по истории русского языка», стал ординарным профессором. С 1888 по 1908 год Соболевский заведовал кафедрой русского языка и словесности Санкт-Петербургского университета. В тот период он подготовил специальный курс русской этнографии, который «читался тогда впервые за всю столетнюю историю здешнего (...) университета»1. В 1893 году его избирают членом-корреспондентом, а в 1900-м — действительным членом Императорской академии наук по отделению русского языка и словесности. Через восемь лет А. И. Соболевский вышел в отставку и вскоре переехал в Москву, где «в 1918 г. читал лекции по исторической этнографии Руси в Московском университете, по истории русской культуры в Московском археологическом институте, по палеографии и актовому языку на Архивных курсах, открытых Московским областным управлением архивного дела»2. Он был избран членом-корреспондентом Белградской и Софийской академий наук, состоял во многих столичных и провинциальных исторических, археологических и филологических обществах и комиссиях. Отметим здесь, в частности, его участие в работе 9-11 археологических съездов (Вильно-Рига-Москва) и славяно-русской палеографической выставки (1899), в предварительном съезде русских филологов (СПб., 1903), в деятельности Орфографической комиссии Академии наук.
Статью памяти А. И. Соболевского видный лингвист Н. Н. Дурново справедливо начинает с рассказа о выступлении на диспуте 1882 года, состоявшемся в Московском университете по случаю защиты Соболевским магистерской диссертации «Исследования в области русской грамматики», «ученика 6-го класса Московской 2-й гимназии Шахматова Алексея». «Почти все, что после этого диспута в течение следующих 40 лет выходило в России в области изучения русского языка, — пишет далее Н. Н. Дурново, — было связано с каким-нибудь из этих двух имен: это были по большей части их собственные труды и лишь изредка — работы их учеников или последователей, исходивших из положений, выработанных ими, и применявших их методы»3.
Данное наблюдение, довольно знаменательное, свидетельствует не только о выдающейся роли А. И. Соболевского и А. А. Шахматова в истории русской науки, но и об их влиянии на развитие лингвистических и в целом историко-филологических взглядов нескольких поколений ученых. И если Шахматов, по мнению Н. Н. Дурново, был «конструктивистом», то Соболевский, напротив, — «реалистом», имевшим дело только с теми фактами, «которые можно извлечь из непосредственного изучения памятников»4.
В 1888 году А. И. Соболевский выпускает свои «Лекции по истории русского языка» — первый опыт систематического изложения истории развития звуков и форм русской речи. По словам А. А. Шахматова, «выход Лекций является едва ли самым видным моментом в истории нашей науки после появления Исторической грамматики Буслаева»5. В них тщательно проанализированы главные звуковые особенности русского языка и древнерусских говоров, немало места уделено изучению морфологии, в частности, форм склонения и спряжения, а также содержатся важные диалектологические наблюдения Соболевского, полагавшего, что «русский язык в значительной части своих черт, звуковых и формальных, был уже тем, чем он является в наши дни. После этого времени к числу особенностей русских говоров не прибавилось ничего важного, точно также ничего и не убавилось. Изменения произошли только в территориальном расположении разных частей русского языка»6.
Одним из первых А. И. Соболевский начал практиковать преподавание систематического курса истории русского литературного языка в вузах, и здесь он пошел дальше современников, обогатив свой курс большим количеством редких данных, извлеченных из рукописных источников XI-XVII веков, и по-новому сформулировав концепцию молодой науки. Ученым впервые в таком объеме вводились «утилитарные» тексты и с особым «пристрастием» анализировался административный язык. Он подметил следующую любопытную особенность делового языка домонгольской Руси: «Им пользовались не одни светские лица, но и духовные, и потому иногда из-под пера выходили произведения и на церковнославянском, и на русском языке»7. Соболевский первым заявил о наличии в Древней Руси того периода местных деловых языков: «Деловой документ, писавшийся в Киеве, писался на киевском говоре; деловой документ, выходивший из Новгорода, писался на новгородском говоре. Короче: в деловой письменности было столько чисто русских языков, сколько было говоров (выделено мной. — О. Н.)»8. Указанный курс сохранился в собрании ученика А. И. Соболевского Н. Л. Туницкого и увидел свет только в 1980 году. Но до сих пор эта небольшая по объему книга остается авторитетнейшим пособием по истории русского литературного языка, сокровищницей уникальных фактов, генератором новых идей.
Как славист А. И. Соболевский начинал со статей об отдельных словах — «Славянское миса» (1884) и «Славянское тысяча» (1885). Позднее он обратился к изучению фонетических и грамматических черт славянских языков в таких работах, как «Славянский префикс оз-» (1885), «Общеславянские изменения языков» (1889), «Носовые гласные в новоболгарском языке» (1890), «Заметки по славянской грамматике» (1895) и многие другие. В них не только разбирались, но нередко публиковались и комментировались памятники славянской письменности. Даже небольшие по объему заметки Соболевского являли собой подлинные открытия. Характерные примеры — его работа о церковнославянских стихотворениях IX-X веков, где приведены редкие рифмованные тексты — «азбучные молитвы» XV-XVI столетий9, или краткое сообщение о «Грамматике» И. Ужевича 1643 года с исследованием морфологии ее текста. «Это грамматика юго-западно-русского литературного языка XVII века, той смеси белорусского и польского языков, на которой писались в XVI веке в литовско-русском государстве документы, а в XVII в Южной Руси литературные произведения. Старая Москва знала этот язык под именем «белорусского»10.
Пристальнее всего А. И. Соболевский всматривался в историю церковнославянского языка и его памятников. Из многочисленных трудов в этой области отметим прежде всего книгу «Древний церковнославянский язык. Фонетика» (1891), собравшую воедино лекции, прочитанные ученым в Санкт-Петербургском университете. В ней он ставит и решает следующие вопросы: «Что такое церковнославянский язык», «Отношение звуков церковнославянского языка к звукам родственных индоевропейских языков», «Общеславянские изменения звуков», «Церковнославянские изменения звуков». На первый — самый важный вопрос Соболевский отвечает: «Церковнославянский язык в своем основании есть не что иное, как солунский говор древнего болгарского языка, говор, может, быть с течением времени вымерший, может, быть, сохраняющийся доныне в остатках, в смешении с другими болгарскими говорами, в местах около родины Кирилла и Мефодия»11.
В славистике он выходил за собственно научные рамки: его глубоко интересовали проблемы происхождения и взаимодействия славянских наречий, а также этнолингвистические, топонимические и этимологические исследования. Вот один из примеров работы А. И. Соболевского с текстом «Славянского этимологического словаря» Э. Бернекера:
«Ц.-сл. мечька ‘медведь’, по Бернекеру, — уменьшительное от медведь. Возможно. Русский язык теперь не знает ни мечька, ни других слов с тем же значением, близких по звукам. Но название реки в средней России Красивая Меча, в своем роде единственное, получает объяснение при понимании его первоначального значения: ‘медведь’. Срв. названия рек Медведица, Бобр, Вепрь, Тетерев, Кур и т. п. То же можно сказать о личном имени Мечислав (рядом с именами *Вълкославъ, *Вълканъ, *Вълкашинъ и т. п. от вълкъ). Форма женского р. естественна: и теперь еще польский язык знает медведь как слово женск. р. В древности то же было, по-видимому, у вруссов.
Распространение уменьшительного *меча, мечька становится понятным, когда мы припоминаем себе роль медведя в древней Руси как предмета народной забавы. Об ней говорят и др.-р. поучения, и «Рокслания» польско-русского поэта второй половины XVI в. Клёновича. (...)
Древнейшее слав. название медведя нам неизвестно. Почему же?
Бернекер говорит: дело в «эвфемизме». Едва ли. Скорее здесь перед нами страх, боязнь. (...) Такой сильный зверь, как медведь, должен был нашим отдаленным предкам внушать страх. Встреча с ним один на один в лесной тайге была опасна и для человека, и особенно для скота. Чтобы ее избежать, употребляли эпитет с значением ‘медоед’»12.
Не менее поучительны его этнолингвистические зарисовки «скифов» — попытка определить прародину славян, объяснить причины миграции населения России и Украины, дать характеристику словесной «симфонии» топонимов «Там» и «Черное море», «Пантикап» и «Керчь», «Бескид» и «Ящад»… В этих очерках разбросаны интереснейшие археологические и языковедческие наблюдения, касающиеся названий населенных пунктов, озер, рек, океанов и так далее13.
«А. И. не только был начитан, знал прекрасно и современное ему состояние филологических наук (...) и изучил источники для пополнения и исправления накопленных до него сведений; он, кроме того, сверх своей колоссальной эрудиции, обладал редким даром интуиции, сметливости, уменьем быстро ориентироваться в громадном печатном, рукописном материале и выбирать из него самое существенное, самое характерное. Метод его исследований рукописного материала был таков, что его нельзя рекомендовать ученому средних способностей. (...) Редкие способности научного исследователя А. И. соединял с краткостью и деловитостью изложения»14.
При этом Алексей Иванович не замыкался в рамках «чистой науки», выступая и как страстный публицист по проблемам славяно-русского образования в университетах России:
«Общее состояние нашей высшей школы, как бы она ни называлась (университет, духовная академия, женские курсы), давно уже печально. Лекционная система, за которую упорно держатся преподаватели в этой школе, устаревшая и в Западной Европе, но там понемногу реформируемая, — ведет русскую высшую школу к полному разложению. Отсутствие обязательности занятий в одних случаях, всякие послабления и снисхождения в других приучили русскую учащуюся молодежь пренебрегать самым посещением высшей школы и переносить всю работу по усвоению элементов науки на короткий экзаменационный период. (...) Наше Славянское общество уже имеет поручение ходатайствовать, чтобы в военной академии Генерального Штаба была учреждена кафедра по этнографии и истории славянских народов для чтения хотя бы необязательных лекций по этим предметам»15.
А. И. Соболевский, о чем уже говорилось, был неподражаемым знатоком старославянских и древнерусских памятников. Его исследования носили не только лингвистический характер, он изучал текст во всей полноте — и как факт языка, и как историческое событие, и как культурный феномен. Его перу принадлежит самый фундаментальный из имевшихся тогда трудов по «древлеписанию» — курс «Славяно-русская палеография» (СПб., 1901). «В отличие от предшествующих курсов (...) (И. И. Срезневского и др.), Соболевский описывал не отдельные рукописи, а палеографические особенности в их историческом (здесь и далее в приводимой цитате курсив мой. — О. Н.) движении (почерк от устава до скорописи, орудия и материалы письма, орнаменты, миниатюры, переплеты). Соболевский также первым раздвинул хронологические рамки изложения, описывая историю палеографии по рукописям не только XI-XIV, но и XV-XVII вв., привлекая (...) данные старопечатных книг»16. Опыт Соболевского-палеографа бесценен еще и в другом отношении: он собрал и обработал огромное количество рукописей, систематизировал материал и включил его в историко-культурный контекст, доказал, что русские в эпоху Средневековья и ранее отнюдь не были безграмотны (а подобное обывательское мнение тогда встречалось часто).
А. И. Соболевский профессионально интересовался также древнерусским искусством и поэзией, историей просвещения на Руси, древней и новой литературой, фольклором. Он выпустил в свет фундаментальное издание «Великорусских народных песен» (т. 1-7. СПб., 1895-1902). А вот что писал ученый о языковой и национальной «принадлежности» Н. В. Гоголя:
«Василий Гоголь пользовался дома великорусским языком. На нем вели переписку он и жена с детьми, роднею, знакомыми. Великий Гоголь вырос на этом языке: великорусский язык, как теперь принято выражаться, был его «материнским» языком.
Если мы пожелаем дать нашему Гоголю этнографическое определение, мы должны будем назвать его просто русским, сыном единой пространной России, без разделения на местные разновидности»17.
Соболевский опять же первым высказался по вопросу об отношениях русских с иностранцами в XV-XVII столетиях вразрез с «официальной» точкой зрения. «У нас господствует убеждение, — писал он, — что Московское государство XV-XVII веков боялось иноземцев и было как бы отгорожено от западной Европы стеною до тех пор, пока Петр Великий не прорубил в Европу окна»18. Данной проблеме посвящен объемный труд ученого «Западное влияние на литературу Московской Руси XV-XVII веков» (СПб., 1899), где на основе многочисленных выписок из переводных литературных памятников того периода доказывается наличие активных контактов русских с иностранцами в области культуры и политики.
Очень ценно определение А. И. Соболевским степени образованности людей в допетровской Руси. Он говорит, в частности, о таком явлении, как равенство (!) тогдашнего образования, «соединявшее все сословия (...) в одно целое» и существовавшее вплоть до конца XVII столетия. «Образованность для всех сословий во всех отношениях была одна и та же. И княжеский сын, и поповский, и крестьянский учились в одни и те же годы одному и тому же по одним и тем же книгам, часто у одних и тех же учителей, и достигали в школьном образовании приблизительно одного и того же — уменья читать и писать»19.
Есть еще одна отрасль знаний, которой Соболевский отдает дань почти во всех своих сочинениях. Мы имеем в виду этнографию, воспринимавшуюся им как сфера пограничных исследований, совершенно необходимых для проникновения в тайну славянских древностей, познания истории и топонимии родного края. Из трудов этого цикла особо выделим брошюру «Русский народ как этнографическое целое». В ней ученый утверждает, что «русский народ нигде не называет себя великорусами, малорусами или белорусами; эти этнографические названия принадлежат науке и употребляются только образованными людьми»20.
Крупнейший этнограф, последователь А. И. Соболевского Д. К. Зеленин отмечал: «А. И. Соболевский был не только выдающимся историком языка и литературы, не только диалектологом, палеографом, славяноведом-филологом и археологом, но он был также и редким у нас специалистом по топонимике и особенно — этнографом. Этнографом не только в общем значении этого слова — знатоком народной жизни, но и в тесном смысле — этнографом-специалистом, посвятившим целый ряд своих специальных научных работ различным отделам той дисциплины, которая прежде носила наименование «русской этнографии», а теперь — «этнографии восточных славян»21.
В журнальной статье невозможно отразить все аспекты жизни и деятельности этого замечательного ученого. Но следует сказать особо о его активной общественной позиции. А. И. Соболевский много лет участвовал в славянском движении — не только «филологически», но и политически. Просмотренные нами в РГАЛИ материалы содержат многочисленные отклики Алексея Ивановича на события в славянских странах, приглашения на те или иные мероприятия. Он являлся членом одной из первых русских национальных организаций — «Русского Собрания». Его речи не раз звучали с трибун монархических съездов и заседаний «Союза Русского Народа». «В 1910 г. за монархические выступления и публикации [Соболевский] был обвинен либеральной профессурой и студентами в клевете, ему пришлось судиться, и хотя суд оправдал Соболевского, он вынужден был уйти из Петербургского университета и перебрался в Москву»22.
В 1910-х годах А. И. Соболевский собирает средства в пользу братьев-славян. 18 октября 1914 года он писал: «Я занят по горло военными делами. Бываю там, где никак не ожидал себя видеть. Сегодня б[ыл] представлен сербской королевне Елене Петр[овне] (замужем за Ю[рием] Константиновичем). Сдавал сшитое для поезда в Вост[очную] Пруссию белье — 68 штук. Сейчас буду беседовать о продаже билетов на концерт в пользу пострадавш[их] от войны русских в Холмской Руси, в Галиции и на Волыни. Вести ужасные. Кажется, придется стать во главу угла. А далее в пользу их уличный сбор. Это похитрее. А сверх того, от Союза р[усского] н[арода] сбор белья и т. п. («неделя белья»). Придется и здесь играть роль»23.
В фондах РГАЛИ сохранилось датированное 1 января 1917 года отношение председателя Государственного Совета России И. Г. Щегловитова на имя А. И. Соболевского:
«Милостивый Государь, Алексей Иванович.
Именным высочайшим указом, в 1 день сего января Государственному Совету данным, Вам всемилостивейше повелено быть членом Государственного Совета, с оставлением ординарным академиком.
О таковой монаршей милости сообщая Вашему Превосходительству, имею честь препроводить при этом список с означенного высочайшего указа (находится там же. — О. Н.).
Примите, милостивый государь, уверение в истинном моем уважении и совершенной преданности.
Ив. Щегловитов»24.
В письме родителям от 14 февраля того же года Соболевский сообщает родителям: «Сегодня я начал службу. Зала Г[осударственного] Сов[ета] — в слуховом отношении очень плоха, слышно мало. Заседание, с 4 до 6 ч., б[ыло] чисто деловое и скучное. Следующее в понедельн[ик]»25.
Это случилось накануне Февральской революции, которую он не мог понять и принять. Его письма 1916-1917 годов — одна из многочисленных «хроник» разразившейся смуты. Вот некоторые выдержки:
«Гос. Дума скандалит; та часть, кто тянет к немцам, работает изо всех сил. Удивительно хорошо у немцев поставлена агентура. Теперь, когда немцам плохо, у нас бунты, скандалы, голодовки (4 ноября 1916 года)».
«Хороший мороз, с туманом. Купил еще сажень дров, довольно мелких, 28 р. Смесь: елка, ольха, береза. Но что делать? Не могу ходить сам: приходится возлагать покупку на других, в данном случае на рассыльного Слав[янского] о[бщест]ва; ну, они — темна вода во облацех» (21 января 1917 года).
«Я уже дней 10 не покупал белого хлеба и питаюсь одним черным. Сегодня купил ячной крупы. Гречневой муки нет» (4 февраля 1917 года).
«Славяне — грызутся между собою (особенно чехи); надоели» (18 февраля 1917 года).
«Вчера Петербург очутился во власти депутатов. Подробности вы можете видеть из Н[ового] Вр[емени]. Я мог заметить только закрытые двери банков и магазинов да гуляющий по Невскому броневой автомобиль» (26 октября 1917 года)26.
В первые же месяцы советской власти академическую квартиру ученого в Петрограде опечатали; только неимоверные усилия А. А. Шахматова, лично ездившего с «ломовым подрядчиком» за библиотекой Соболевского, позволили частично сберечь это уникальное книжное собрание27. «Летом 1918 года [Соболевский] был арестован, от расправы его спасло только заступничество ученых. Однако «дело Соболевского» продолжало числиться за ревтрибуналом. Есть сведения, что Соболевский подвергался репрессиям и незадолго до своей кончины»28.
Картину дополняет письмо А. И. Соболевскому академика В. М. Истрина (1918):
«Как Вы поживаете и чувствуете себя? Прибываете ли в забытьи или готовите какую-нибудь работу, пользуясь длинными каникулами, и надеетесь на восстановление научных интересов? Мы же пережили немало тревог с 17 по 27 янв[аря] старого стиля. (...) 18 ударов (видимо, снарядов. — О. Н.) с большими повреждениями стен, окон и крыши. Пришлось спасаться в житных подвалах. Один из наших соседей настолько пострадал, что через несколько дней скончался». (...) Оправилась ли Москва после разорения? Как же (...) Вы не уберегли патриаршей ризницы при существовании в наличности патриарха? Были ли Вы у него? Как московские архивы и библиотеки?»29.
О реальном положении Соболевского в начале 1920-х годов красноречиво говорит письмо к нему А. А. Шахматова: «Мы сильно опасаемся за то, что Вы можете лишиться жалованья. Вы один из всех отсутствующих получаете жалованье в силу того, что Вы были обязаны подпиской о невыезде из Москвы. Для нас было бы чрезвычайно больно дождаться отказа Вам в жалованье»30.
Но даже в эти непростые годы Алексей Иванович не прекращал заинтересованного письменного общения с коллегами. Среди его тогдашних корреспондентов — такие известные ученые, как В. А. Богородицкий, Е. Ф. Будде, В. Н. Перетц, М. Н. Сперанский, Н. М. Каринский, М. Фасмер, С. П. Обнорский, А. М. Селищев, Д. К. Зеленин, И. Г. Голанов.
На протяжении многих лет продолжалась переписка Соболевского с его учениками, будущим крупным славистом академиком Б. М. Ляпуновым. Приводим ее фрагменты.
Б. М. Ляпунов — А. И. Соболевскому
«Большое спасибо за сообщение о Прологах. Я знал, что ими занимались многие с точки зрения историко-литературной, но ведь в словарном отношении и вообще со стороны языка они почти совсем не тронуты. Я припоминаю, как много интересного представилось мне в Лобковском (Хлудовском) Прологе 1262 г., когда я занимался им лет 30 тому назад. А так как списков Пролога древних довольно много, то является вопрос, как использовать их в словарном отношении, чтобы избежать повторений. Приходится пожалеть, что нет сводного издания частей Пролога»31.
«Теперь, пользуясь свободным от лекций и заседаний временем, спешу написать Вам и поблагодарить за Ваше внимание и предложение новой темы — исследование жития Илариона Великого, за которую могу приняться, однако, лишь по окончании исследования Жития. (...) Мне очень совестно, что я никак не могу усвоить тех быстрых приемов исследования, которыми обладаете Вы и даже многие слависты средней величины, и я понимаю, как должны Вы досадовать на меня за мою медленность.
(...) Со смертью Ягича некому поощрять меня к печатанию, а потому я не тороплюсь, сознавая скороспелость своих заключений и недостаточность материала, привлеченного мною для исследования. Благодарю Вас за постоянные добрые советы, которыми и впредь прошу не оставлять»32.
Для А. И. Соболевского было важно сохранить накопленные годами материалы — в первую очередь, пожалуй, выписки с фрагментами текстов разных жанров XV-XVII веков для предполагавшегося издания древнерусского словаря. С октября 1925 года «он возглавил Комиссию по собиранию материалов по древнерусскому языку АН»33 и написал более 100 тысяч карточек, так что его с полным правом наряду с академиком М. Н. Сперанским называют основателем картотеки ДРС.
В 1926-1929 годах Соболевский предпринимал попытки осуществить другие лексикографические начинания, к сожалению, оставшиеся незавершенными, Так, он инициировал деятельность по подготовке словаря древнего церковнославянского языка, дополнившего бы знаменитые «Материалы» И. И. Срезневского, собирал материалы для словарей Московской Руси XI-XVII веков и Польско-Литовской Руси XIV-XVII веков. Всего же за пятидесятилетнюю деятельность на ниве историко-лингвистической науки он опубликовал более 450 работ. Многие из них стали доступны широкому читателю только сейчас34.
В 1927 году научная общественность отметила 70-летие ученого и под редакцией академика В. Н. Перетца издала сборник статей в его честь, где, в частности, говорилось:
«Глубокоуважаемый Алексей Иванович!
Ваша полувековая научная работа на поприще славянской вообще и, в частности, русской филологии обогатила науку во всех ее отраслях, куда заглядывал Ваш пытливый взор.
До Вас были попытки охарактеризовать особенности древнерусского языка, но Вам принадлежит бесспорно честь быть первым историком его. Вами создана русская палеография как система знаний. Вы объединили материал и построили схему русской диалектологии как древнего времени, так и нового, положив твердую базу для дальнейших изучений. В области славянской филологии Вы значительно углубили сделанное Вашими предшественниками и подарили науке ряд ценных наблюдений, гипотез и выводов. Русская этнография обязана Вам, кроме единственного в своем роде свода великорусских песен, — рядом остроумных и значительных, несмотря на краткость, исследований и статей. История русской литературы, как древней, так и новой, — всегда занимала Вас; но в особенности важны Ваши работы для освещения переводной литературы домонгольского и московского периода. Немало времени и сил отдали Вы изучению проблемы славянской и русской археологии, в частности же — древнерусскому искусству»35.
В Москве Алексей Иванович жил и работал в собственном доме N 8 по Верхнепрудовой улице, позднее переименованной в Конюшковскую. Похоронили его на Ваганьковском кладбище, за церковью Воскресения Словущего, рядом с родителями и братом — известным филологом-классиком С. И. Соболевским. По воспоминаниям одного из самых ярких славистов XX века — Григория Андреевича Ильинского, ушел он тихо, почти безвестно, провожаемый в последний путь лишь немногими самыми близкими учениками; «в газетах не было даже объявления об его смерти и ни строки о заслугах красы и гордости русской науки: странно, что не было даже венка от А[кадемии] Н[аук]». Список литературы
1. Зеленин Д. К. А. И. Соболевский как этнограф // Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. 1930. N 1. С. 54.
2. Булахов М. Г. Восточнославянские языковеды. Биобиблиографический словарь. Т. 3. Минск, 1978. С. 200.
3. Дурново Н. Н. Академик Алексей Иванович Соболевский // Slavia. 1930. Ro?.. VIII. Se?.. 4. С. 831.
4. Там же. С. 832-833.
5. Цит. по: Дурново Н. Н. Указ. соч. С. 836.
6. Соболевский А. И. Лекции по истории русского языка. Изд. 4-е. М., 1907. С. 282.
7. Он же. История русского литературного языка. Л., 1980. С. 38.
8. Там же. С. 39.
9. Соболевский А. И. Церковнославянские стихотворения конца IX — начала X вв. (отд. Оттиск). СПб., 1892.
10. Он же. Грамматика И. Ужевича 1643 г. Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца (отд. оттиск). 1906. Кн. 19. Вып. 2. Отд. V. С. 1.
11. Он же. Древний церковнославянский язык. Фонетика. М., 1891. С. 10.
12. Он же. Этимологические заметки. По поводу «Славянского этимологического словаря» Э. Бернекера // Slavia. 1927. Ro?.. 5. Sv. 3. С. 448-449.
13. Он же. Русско-скифские этюды (отд. оттиск из ИОРЯС РАН. Т. XXVI, XXVII). Л., 1924.
14. Ляпунов Б. М. Исследования А. И. Соболевского по истории восточнославянских языков // Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. 1930. N 1. С. 32.
15. Соболевский А. И. Славяноведение в русской высшей школе (отд. оттиск из «Славянских известий»). 1909. N 5. С. 3, 7.
16. Цейтлин Р. М. Алексей Иванович Соболевский // Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь. М., 1979. С. 312.
17. Соболевский А. И. Гоголь в истории русской этнографии. Харьков, 1909. С. 3.
18. Он же. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков. Библиографические материалы. СПб., 1903. С. 38.
19. Он же. Образованность Московской Руси XV-XVII веков. Речь… СПб., 1892. С. 21-22.
20. Он же. Русский народ как этнографическое целое. Харьков, 1911. С. 7.
21. Зеленин Д. К. А. Указ. соч. С. 54.
22. www.rusk.ru/ppcalendar.php?date=2006-05-24.
23. РГАЛИ. Ф. 449, оп. 1, ед. хр. 67, л. 182.
24. Там же. Ед. хр. 42.
25. Там же. Ед. хр. 67.
26. Там же. Л. 249, 258, 260, 263, 268.
27.Из письма А. А. Шахматова А. И. Соболевскому от 12 (25) мая 1919 г.: «Мы говорили вчера о перевозке Вашей библиотеки и Ваших бумаг в Академию. Средства на перевозку, если сумма потребуется не очень большая, обещает дать из Пушк[инского] дома Н. А. Котляревский. Ив. Савв. будет на днях у комиссара Кудрявцева, если им не опечатана (...) Ваша комната, мы начнем искать ломового подрядчика» (там же. Ед. хр. 397, л. 32).
28. www.rusk.ru/ppcalendar.php?date=2006-05-24.
29. РГАЛИ. Ф. 449, оп. 1, ед. хр. 176, л. 2-3об.
30. Там же. Ед. хр. 397, л. 35 (2июля 1920 г.).
31. Там же. Ед. хр. 238, л. 11 (21 июля 1925 г.).
32. Там же. Л. 15-17 (28 декабря 1925 г.).
33. История картотеки «Словаря русского языка XI-XVII вв.» Авторский состав и источники. М., 2001. С. 208.
34. См.: Соболевский А. И. Труды по истории русского языка. Т. 1-2. М., 2004-2006.
35. Сборник статей в честь академика Алексея Ивановича Соболевского. Л., 1928. Посвящение. С. I.