Александр Трофимов Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий Вступление По слову святых отцов и старцев, до скончания века не оскудеет Русская земля молитвенниками Божиими. Не могли бы выжить, выстоять в испытаниях Русская Православная Церковь и держава Российская без светильников веры, подвиг которых часто бывает сокрыт от людских взоров. Но приходит час, когда они снова призываются к особому служению — уже будучи за порогом земного бытия, становясь после кончины своей, подобно уже прославленным святым, помощниками живущих на земле. К их могилам бесконечным потоком приходят люди и по вере своей получают благодатную помощь. ...Неподалеку от Санкт-Петербурга, в поселке Вырица, находится храм Казанской иконы Божией Матери, воздвигнутый в память 300-летия Дома Романовых. С его северной стороны, ближе к алтарной апсиде, расположено небольшое кладбище, огороженное невысокой оградой. На стилизованном под древнерусский кресте первой могилы справа надпись: «Иеросхимонах Серафим, духовник Свято Александро-Невской Лавры, род. 1865, почил в Бозе апреля 3 дня 1949г.» На могиле горит неугасимая лампада. Напротив — скамейка, редко пустующая. Еще при жизни старец Серафим Вырицкий говорил: «Кому нужна моя помощь, приходите ко мне на могилу как к живому, скажите свою нужду — и помогу!» Более сорока лет идут и едут православные люди помолиться на могилу батюшки, служат бессчетное число панихид, молятся, плачут, каются. Здесь царит дух святости, благочестия, неизъяснимой благодати. Как некогда на могилу блаженной Ксении Петербургской на Смоленском кладбище, люди кладут записочки со своими бедами, скорбями, с просьбами, часто наивными, но исполненными веры в помощь старца. Не так давно Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил начать сбор материалов для канонизации иеросхимонаха Серафима Вырицкого, как местночтимого святого. Старец Серафим — один из тех, кто помог выстоять нашему Отечеству и родной Православной Церкви в годы, когда решалось: быть или не быть Православной Руси, сохранится ли Российская держава. Во время Великой Отечественной войны тысячу ночей стоял старец на камне и молился о спасении России, подражая подвигу своего небесного покровителя преподобного Серафима Саровского. И эта молитва была воистину действенна, о чем сохранились убедительные свидетельства современников. В 1949 году в Россию прибыл митрополит Гор Ливанских Илия, поведавший о том, как заступничеством Божией Матери была спасена Россия в войне 1941-1945 годов. Сама Пресвятая Богородица открыла Владыке имена некоторых праведников, чьими молитвами Господь помиловал Россию. Среди них первым Пречистая назвала имя старца иеросхимонаха Серафима Вырицкого, а также имена духовно с ним связанных молитвенниц и стариц. Не случайно во времена новых грозных испытаний для Отчизны нашей и народов ее приходит к нам образ великого старца и молитвенника. Для иеросхимонаха Серафима не существовало расстояний, ему открывалось прошлое, настоящее и будущее обращавшихся к нему людей, ему дано было пророчествовать о судьбах мира. Еще в 30-е годы старец пророчествовал: ...Утихнут грозные невзгоды, Своих врагов Россия победит, И имя Русского великого народа Как гром по всей вселенной прогремит. От каждого из нас зависит, сбудется ли это и другие пророчества старца. Вся жизнь отца Серафима была озарена пламенной верой, и в свете этой веры и жизни, отданной Богу и людям, многое может открыться нам не только в нашей личной судьбе, но и в судьбе Отчизны, издревле называемой Домом Пресвятой Богородицы. Жизнеописание Вырицкого старца составлено на основе воспоминаний его духовных чад, а также устных рассказов тех, кто общался с посещавшими старца. Отец Серафим очень редко говорил о себе. Даже родственники мало знают о нем, практически не сохранилось никаких документов. Поэтому нелегко восстановить внешнюю канву его жизни. Из множества случаев благодатной помощи старца нам удалось собрать немногое, но думается, что и через них раскрывается образ великого молитвенника и чудотворца, воздвигнутого Господом в нашей Отчизне. ^ Часть первая Жизнеописание иеросхимонаха Серафима Вырицкого Василий Николаевич Муравьев, будущий старец Серафим, родился в 1865 году в селе Черемушки Рыбинского уезда Ярославской губернии. Его родители, Николай и Хиония, были крестьянами. После смерти отца десятилетний Василий остался с больной матерью и маленькой сестрой Ольгой. Господь помог осиротевшей семье в беде: среди соседей нашелся добрый человек, работавший приказчиком в Санкт-Петербурге. Вместе с ним Василий направился в столицу на заработки, где устроился на службу в купеческой лавке. До революции ярославцы славились как отличные приказчики, недаром в тогдашнем Гостином дворе они составляли большинство. В душе мальчика жила заветная мечта — уйти в монастырь. Однажды он решил попытать счастья: испросив разрешения хозяина, ранним утром пришел к вратам Александро-Невской Лавры, желая встретиться с наместником. Из-за раннего часа ему предложили побеседовать с лаврским схимником. Василий встал перед старцем на колени, умоляя взять его в монастырь на любую работу. Ответ прозорливого старца был таков: оставаться в миру, создать благочестивую семью, воспитать детей и вместе с супругой посвятить оставшуюся жизнь монашескому подвигу. Отец Серафим спустя много лет сам рассказал об этом, но имени схимника не назвал. По своей кротости, смирению и молитвенной настроенности Василий воспринял слова лаврского старца как Божие благословение и всю последующую жизнь прожил так, как определил ему Господь через Своего посланника. Во время работы в купеческой лавке он не только самостоятельно выучился грамоте, но обнаружил прекрасные способности к наукам. В шестнадцать лет хозяин назначил его младшим приказчиком, а в семнадцать — старшим. Старший приказчик считался заместителем хозяина. Жалованье его к этому времени поднялось до двенадцати рублей. Все эти деньги он отсылал матери в деревню. Будущая супруга Василия, Ольга Ивановна Найденова (1872 года рождения), происходила из крестьянской семьи села Черемушки, так что они были знакомы с детства. Ольга с отроческих лет мечтала о монашеской жизни и однажды упросила родственников взять ее на богомолье в Иверский женский монастырь. В обители Ольга имела беседу со схимонахиней Пелагией, определившую всю ее будущую жизнь. Старица благословила Ольгу жить в миру, выйти замуж за благочестивого мужчину и только после долгих лет семейной жизни, по обоюдному согласию, принять монашеский постриг. Ольга восприяла это пророческое благословение с полным доверием и, достигнув семнадцати лет, вышла замуж за двадцатичетырехлетнего Василия Николаевича Муравьева. После свадьбы хозяин купеческой лавки, в которой служил Василий Николаевич, не пожалел довольно крупной суммы денег для своего любимого и исполнительного приказчика, чтобы тот мог начать самостоятельное дело. Василий Николаевич занялся заготовкой пушнины, дело пошло успешно и не только в России, но и во Франции, Германии, Англии и других европейских странах. Василий Николаевич стал миллионером, но никогда не забывал о благословении лаврского старца, старался творить добро, помогал нуждающимся. Большую часть своих доходов он отдавал на нужды монастырей, храмов, богаделен. В семье Муравьевых родился сын Николай *\ а затем дочь Ольга. После смерти годовалой дочери супруги по обоюдному согласию жили как брат с сестрой. По воспоминаниям некоторых из близко знавших старца, их дети были приемными. Чета Муравьевых духовно окормлялась у знаменитого старца-утешителя иеромонаха Варнавы (Меркулова), который, вероятно, и дал благословение на большие перемены в их жизни. Господь призывал Своего избранника на особое служение. По коммерческим делам Василий Николаевич несколько раз ездил за границу. Последняя из поездок была довольно долгой. Говорят, что он побывал и на Афоне. Видимо, уже тогда созрело у него желание всецело посвятить себя служению Богу и ближним. Принятию окончательного решения помог случай, посланный, конечно же, не без Промысла Божия. По возвращении из-за границы Василия Николаевича встретил в Санкт-Петербурге на вокзале личный кучер и повез его на квартиру. На одной из улиц Василий Николаевич увидел сидевшего на мостовой крестьянина в рубище, который громко повторял: «Не как ты хочешь, а как Бог даст!». Почувствовав, что ему нужно поговорить с этим крестьянином, Василий Николаевич, к большому недовольству кучера, пригласил «оборванца» в свою карету и стал его расспрашивать. Крестьянин рассказал, что в родной деревне остались у него семеро детей, жена и отец, больные тифом. Соседи боялись заразиться и в дом к ним не заходили. Отец сказал ему: «Ты один у нас в силах. Иди, продай лошадь, теперь весна, кто-нибудь купит на полевые работы, а на вырученные деньги купи корову, может быть, с ней мы выживем». Повел крестьянин лошадь в город, продал ее, но деньги у него отняли, так как он был очень слаб от голода и не мог сопротивляться обидчикам. Тогда он сел на мостовую и заплакал. Домой с пустыми руками возвращаться было невозможно. Решив умереть здесь, крестьянин повторял как бы сам себе: «Не как ты хочешь, а как Бог даст!». Тогда Василий Николаевич поехал с ним на рынок, купил пару лошадей, телегу, нагрузил ее продуктами, привязал к ней корову, затем подвел крестьянина к телеге и дал ему в руки вожжи. Тот стал отказываться, не веря своему счастью, на что получил ответ: «Не как ты хочешь, а как Бог даст». Василий Николаевич приехал к себе домой, отпустил кучера и перед тем, как идти к жене, вызвал парикмахера. Тот пригласил его сесть в кресло, но Василий Николаевич взволнованно ходил по комнате, произнося вслух: «Не так, как ты хочешь, а как Бог даст». Парикмахер снова предложил свои услуги, но хозяин повторял: «Не как ты хочешь, а как Бог даст». Вдруг парикмахер упал на колени: «Барин, откуда ты узнал про меня окаянного?» — и признался, что хотел убить его и ограбить. Василий Николаевич дал ему денег и велел исчезнуть из города. После этого случая он раздал большую часть своего состояния, сделал вклады в Александро-Невскую Лавру, в Воскресенский Ново-Девичий женский монастырь Санкт-Петербурга, в Иверский женский монастырь, оставил значительные суммы и служащим в его деле. Было ему тогда около 30 лет. Об этом периоде жизни сохранился эпизод, рассказанный самим старцем. Однажды в квартиру его забрался вор, собрал самое ценное, связал в узел и вышел. Почти у самого дома узел неожиданно развязался. Вор стал лихорадочно собирать рассыпавшиеся вещи. Тут возвратился хозяин. Вор перепугался, но будущий старец подошел к нему и помог уложить все вещи, взвалил вору узел на спину и пошел в дом. Старец говорил, что тем самым грех с этого человека снят: он не украл, ему подарили. Отец Серафим часто повторял своим духовным чадам: «Потерял — не огорчайся; нашел, получил что-то — не радуйся слишком, а за все благодари Бога». По свидетельству духовных чад, в 33 года произошло призвание его к старчеству. Как провел он три года, знает только Господь и сам старец. Известно, что некоторое время он пробыл на Афоне, молился о вразумлении, как жить дальше. После 40-дневного поста ему явилась Божия Матерь и сказала: «Иди в Россию». Имеются свидетельства того, что возвратившись с Афона, Василий Николаевич встретился с отцом Иоанном Кронштадтским, который назвал его по имени и сказал, что Матерь Божия послала его с Афона в Россию. Вполне вероятно, что и подвиг старчества он принял с благословения великого Кронштадтского пастыря. К нему приходило множество посетителей за духовным советом, с различными житейскими проблемами, с просьбами о помощи в болезнях. К сожалению, мы не знаем имени, полученного им в монашеском постриге, и где он принял постриг. Есть предположение, что это произошло еще на Афоне. Весь дореволюционный период жизни старца окружен ореолом таинственности. Никаких документов и писем этого времени не сохранилось. Мы знаем лишь немногое, оставшееся в памяти духовных чад, которые окормлялись у него в тот период. Не меньше тайн в жизни старца и после революции 1917 года. Жизнь старца в эти годы — тайна монашеского и старческого подвига отца Серафима, пока сокрытая от нас. Достоверные и многочисленные свидетельства о его жизни начинаются с того момента, как он стал лаврским духовником. Еще при жизни старец говорил, что вокруг его имени будет много различных мнений, будет много непонятного людям, и не нужно этим смущаться. Если Господь благословит, то со временем все откроется. Те, кто помнят старца в предреволюционные годы, говорят о его поразительном даре прозорливости, даре благодатных исцелений, когда по его молитвам хромые ходили, слепые прозревали, глухонемые обретали слух и речь, больные исцелялись от тяжелейших болезней. Старца постоянно ожидал народ, так что он не мог принять всех желающих, поэтому приходящие писали записки с вопросами. Об этих временах сохранился рассказ одной из духовных чад старца. «В молодости я была необыкновенно красивой. Сватались за меня 32 жениха — всем отказывала, 33-му не отказала — очень понравился: скромный, чистый, совершенно не испорченный и так любил меня. Был он крупным заводчиком-миллионером. Рабочих на заводах трудилось больше 80 тысяч. В Петербурге у него было много доходных домов. Жили в старинном особняке. Родилось двое деток. Муж приходил с работы в одно и то же время. Всегда ждала его: хорошо было вместе, скучала без него. Но постепенно деньги стали портить. Миллионы твои — трать на что хочешь. Стала уговаривать мужа: «Почему мы не устраиваем балы и вечера — неужели денег жалко?» Устроили первый грандиозный прием с сотнями приглашенных. Все веселились, танцевали. И понеслось: один за другим вечера, балы, приглашения. Я как в угаре каком-то стала жить. Деток совсем забросила. И муж постепенно изменился, как будто чужим стал. Раньше никогда не опаздывал с работы, а тут начал задерживаться. Я забеспокоилась, места себе не находила, а когда спрашивала, в чем дело, он отвечал, что рабочие бастуют (шел 1905-й год) и он должен допоздна беседовать с ними. Но сомнение закралось. На душе появилась тяжесть, сама стала нервной, раздражительной, между мной и мужем будто каменная стена поднялась. Однажды он не пришел совсем. Не знала, куда себя деть, что подумать. Стала звонить в разные места, спрашивать — никто не знает, где муж. Явился он только на следующий день: совершенно пьяный, еле на ногах держится. Я ужаснулась: «Ты в таком виде, что это значит?» А он в ответ: «Что я, не мужчина, выпить не могу? » У меня нервы были на пределе. Убежала в свою комнату и, решив, что сейчас покончу с собой, достала револьвер. Но тут обожгла мысль: «А как же дети, у меня ведь двое сирот останутся». И такое ожесточение и безумие нашло, что подумала: вот приведут детей с прогулки, я их застрелю, потом себя. Сидела я за столом и ждала детей, а револьвер — на столе. В душе все было черным-черно, такая тяжесть навалилась. Вдруг какая-то волна охватила меня: подняла взгляд на икону Казанской Божией Матери, висевшую в углу комнаты. Я зарыдала, упала на колени: «Помоги, Матерь Божия! Что я хочу сделать — страшное, помоги!» — и слезы, слезы. А надо сказать, что все 7 лет счастливого времени супружества мы всегда с мужем ходили в церковь, не пропускали ни одного большого праздника. В последний год, когда началась развеселая жизнь, ни разу в храм не ходили ни он, ни я. Встала я на колени, молюсь. Вдруг вошла подруга, увидела револьвер и меня плачущую у иконы, все поняла, схватила меня за руки и сказала: «Поехали скорее к старцу!» Сели мы в карету, помчались. Прибыли к старцу — в приемной толпа народа, пройти невозможно. Я попросила келейника передать, что старца хочет видеть жена фабриканта такого-то (а мужа, наверное, весь Петербург знал — я очень гордилась этим). Мне ответили: «Старец не принимает, напишите записочку». Я написала: «Вас очень хочет видеть жена такого-то». Ответа ждали долго, мне стало неудобно: вокруг были люди простые и смотрели на меня наряженную. Но вот принесли мою записочку, а в ней ответ старца: «Что, довели банкеты? Господа забыли. Вспомни, как семь лет жили. Нечего мне сказать тебе». Прочитала эту записочку и так стыдно стало, показалось, что все на меня смотрят и все знают, до чего я дошла. Только тогда я поняла весь ужас своего состояния и того, что хотела совершить. Вернулась домой — и к мужу. Все ему рассказала, и мы после этого оба поехали к старцу. На этот раз он принял нас сразу. Долго беседовал, обличил во всем, что мы делали. С этого момента наша жизнь совершенно изменилась. Мы опять повернулись лицом и сердцем к Отцу Небесному, снова стали ходить в храм. Жизнь потихоньку налаживалась. К старцу ездили постоянно. А тут начали приходить счета. Оказывается, муж во время поездок за границу, да и в России, вел крупную игру в карты, проигрывал огромные суммы. Пришлось продавать многие предприятия, чтобы уплатить долги. Сбережения ушли на погашение долгов и процентов. Оставался у нас один завод, правда, самый крупный: так старец благословил. Сколько он помог нам, всегда советовал, когда муж собирался что-нибудь сделать. Муж ничего не предпринимал без его благословения. Мы занимались благотворительностью, помогали бедным, много давали на храмы. Перед войной 1914 года старец сказал мужу: «Скоро будет революция, у тебя отберут завод. Ты лучше сам его отдай властям и оставайся на нем работать». Так он и сделал — после революции заявил властям, что передает свой завод в полной сохранности народной власти и просит оставить его работать в той должности, в какой сочтут возможным. Его назначили директором завода, и он трудился на этой должности до самой своей кончины». В 1927 году старец принимает схиму с именем Серафим — в честь преподобного Серафима Саровского и приходит в Александро-Невскую Лавру, где братия выбирает его духовником. Сохранилась фотография старца в схимническом одеянии, сделанная в 1927 году. По ней видно, сколь страшной была та брань, которую вели старцы и подвижники Русской Церкви. Это взгляд сурового воина, стоящего насмерть в битве за спасение духа народа. «Александро-Невская Лавра! Монахи-красавцы, голосистые, изумительно отчеканенные дикции, чтецы непревзойденные! Собраны со всей России. Очень редкие голоса, абсолютные октавы... А какое пение было в Лавре - нигде не было такого. Какие таланты собрались, кто там только ни был! Сколько там было прозорливых старцев, святителей. Как будто вся сила монашеского духа, что была тогда на Руси, собралась в Лавре. Очень многие закончили свою жизнь мученически». Эти слова о послереволюционной Александро-Невской Лавре сказаны иеросхимонахом Сампсоном (Сиверсом), бывшим в то время в числе братии Лавры. Самым заветным его желанием перед кончиной (†1979 г.) было помолиться в ее «царственных», как он говорил, храмах. Часто в беседах он вспоминал о Лавре, о своих духовных друзьях и братьях, подвизавшихся там. Очень хотел составить альбом с фотографиями подвижников из числа братии Лавры. Не случайно процитировали мы строки воспоминаний отца Сампсона, ведь он был келейником старца Серафима после того, как тот стал духовником обители. Приведем два случая из лаврской жизни старца Серафима, рассказанные его келейником: «Монастырь — золотая школа: младшим иметь послушание, а не только старшим. Кротость и абсолютное повиновение. Вот иеродиакон идет в Лавре, а ему духовник (отец Серафим) имеет послушание. Иеродиакон говорит: — Батюшка, принесите мне пуговицу. — А какую ты хочешь? — А такую, ясную. И духовник бежит и ищет ясную пуговицу. Вот это святость! ...Был такой случай. Сидим мы в келье с батюшкой Серафимом, а он вдруг говорит: — Вон они (бесы) бегают туда-сюда. — Ничего не вижу, батюшка. — Да как же, вон, посмотри. А ну-ка поставь стакан с чаем. Помолился старец, и вдруг — «хлоп» — и такое зловоние по всей келье. Батюшка Серафим загнал беса в стакан с чаем. А он пищит и орет там! Вода в стакане такая зловонная стала, что даже в раковину нельзя было вылить. Надо было вынести. А как нести? Взяли металлическую скобу, на которую мы клали уголь в печку, и протолкнув ее кое-как под стакан, чтобы вода не расплескалась, отнесли в нечистое место. И был наказ батюшки: — Туда не ходить, чтобы не заразиться самому. Стал я мыть стакан после этого, а вонь все не уходит, чем только ни тер. Батюшка говорит: — Окропи Иорданской водой. Только после этого избавились от вони...» Весть о прозорливости духовника Лавры скоро распространилась среди верующих бывшего столичного града. Старец часто служил в Покровском приделе Лаврской церкви, исповедовал и причащал народ. К нему постоянно стояла толпа посетителей. Принимал он людей и в своей келье. Когда пришедших было особенно много или старец заболевал, подавали записки через келейников с вопросами и получали ответы. Одна женщина вспоминала, что никак не могла из-за толпы подойти к старцу, стеснялась проталкиваться, да и сил не доставало. Но всякий раз, как только она приходила, старец тут же посылал келейника, который спрашивал: «Где тут такая-то, батюшка велит пройти к нему.» В 1927 году к старцу Серафиму пришел за советом архиепископ Хутынский Алексий (Симанский), управляющий Новгородской епархией. Владыке Алексию предложили помочь в выезде за границу, чтобы спастись от почти неминуемо надвигающегося ареста или даже расстрела. Еще до того, как был задан вопрос, старец Серафим ответил: «Многие сейчас хотели бы за границу уехать. А на кого Россию оставляют? Ничего не страшитесь, Владыка, Вы нужны России. Вы будете Патриархом всея Руси и будете править 25 лет. После Святейшего Патриарха Тихона у нас долго не будет Патриарха. Митрополит Сергий и года не будет Патриархом, потом Вы станете Патриархом. Будет война, и война страшная, всемирная, она приведет народ России к Богу. И у нас эти же правители будут открывать храмы, хотя сейчас закрывают». К отцу Серафиму в Лавру стекались духовные чада, которых становилось все больше и больше. От ежедневной многочасовой исповеди у старца начались постоянные боли в ногах. Однажды он принимал исповедовавшихся двое суток без перерыва. Великим утешением для верующих была в те годы Лавра и ее старец. Среди ненависти, предательств, братоубийств он свидетельствовал о Боге своей любовью, сердечной молитвой, великими, благодатными дарами. Многое было открыто старцу, а его духовные подвиги были ведомы только Богу. Он был избранником и печальником земли Русской в те страшные годы. Поэтому столько страждущих искали у него поддержки и утешения, так что отец Серафим стал известен далеко за пределами града святого Петра. Люди со всех сторон России притекали в Лавру получить благословение, разрешить жизненные вопросы, получить утешение и назидание как жить в сложной обстановке послереволюционных лет. Тем временем тучи сгущались над Лаврой. И вот наступила Страстная седмица для обители. В одну ночь вся братия была арестована и отправлена в ссылки и лагеря, многие приняли мученическую кончину. Большая часть братии попала тогда на Соловки. Вместе с другими иноками Лавры прошел страдальческий путь и старец Серафим. Но везде — в лагерях и тюрьмах — продолжал он свой подвиг Духовника и старца, укрепляя немощных и слабых, ободряя и вселяя веру. Он видел грядущее как настоящее, и потому так действенна для людей была его поддержка. Рассказывают, что с 1929 года старца арестовывали четырнадцать раз, но вскоре после ареста он оказывался на свободе. Происходило это непонятным для охранников образом. За старцем шла настоящая охота, но он снова и снова исчезал из тюрьмы. Как это было возможно? Вот случай, о котором сообщил один из духовных чад старца по имени Димитрий, сидевший с батюшкой в одной тюрьме: «После очередного ареста старца направили в Ярославль, где он был посажен в одиночную камеру. За ним следили день и ночь, зная о его способностях. Надзиратель постоянно заглядывал в глазок. И вот как-то ночью все были поражены, неожиданно увидев в общей камере отца Серафима. Старец попрощался со мною, сказав, сколько мне предстоит пробыть в заключении. Остальным он открыл, кого и когда освободят, кому предстоит долгий путь страданий и мытарств, некоторым — их будущую судьбу. Все воистину видели чудо: старец явился через закрытые двери. Один из заключенных спросил его: «Батюшка, а мы увидим Вас еще?» Старец ответил: «Кому Бог откроет, тот увидит». Тем временем охрана обнаружила, что заключенного нет в его камере, подняла тревогу. В общую камеру вбежали охранники, схватили старца с криком: «Как ты вышел?» Он ответил: «А просто дверь была открыта...» Для отца Серафима не существовало замков и закрытых дверей, иногда он являлся своим духовным чадам, находящимся на огромном расстоянии. По свидетельству родственников старца, его супруга, Ольга Николаевна Муравьева, приняла Монашество с именем Христины в 1919 году в Воскресенском Ново-Девичьем монастыре Петрограда. Говорят также, что она очень пострадала — ее постоянно вызывали на допросы в НКВД, желая выяснить, где находится муж, пытали, но она выдержала эти муки. Впоследствии она приняла схиму с именем Серафимы и скончалась в 1945 году. В 1933 году старец возвратился из заключения и поселился в Вырице. Рассказывают, что его привез сюда один военный из числа духовных чад. Все здоровье свое отец Серафим оставил в лагерях, его много били, сломали ребра. Врачи обнаруживали у него множество болезней. Только благодаря тому, что старец находился в столь немощном состоянии и жизнь, на внешний взгляд, едва теплилась в нем, власти разрешили ему поселиться в Вырице. После испытаний, гонений и ссылок у старца в полную меру раскрылся дар прозорливости, дар вдохновенной молитвы, дар чудотворений. Едва оправившись от болезней, немощный физически, он начал принимать всех нуждающихся в молитвенной помощи, в исцелении и в утешении. Вырица стала тем местом, где по промыслу Божию старец Серафим продолжал свой подвиг молитвенника и печальника нашей земли. Здесь он находился под покровом Божией Матери и своего Ангела — преподобного Серафима Саровского (о чем сам старец говорил духовным чадам). Следует кратко рассказать о том месте, в которое направил Господь старца Серафима. Недаром он называл Вырицу «святой землей и нашим северным Иерусалимом». Имя поселка происходит от русского слова «вырь», что означает «пучина», «водоворот». Название это следует отнести к протекающей здесь ре Оредеж, правому притоку реки Луги, берущему начало в болотах Царскосельского уезда и имеющему! немало водоворотов. Первое упоминание о Вырице относится к 1864 году. К концу Х1Х-го века поселок благодаря сосновому лесу, живописным берегам реки, здоровому климату, становится одним из излюбленных дачных мест жителей Петербурга. Владельцем земель в Вырице был светлейший князь, отставной поручик лейб-гвардии гусарского царскосельского полка Генрих Федорович Витгенштейн Местность эта поэтому именовалась Княжеской долиной. В 1913 году в Княжеской долине воздвигли прекрасную двухэтажную деревянную церковь в честь Казанской иконы Божией Матери в память 30-тилетия Дома Романовых. Верхний храм с двумя престолами — в честь Казанской иконы Божией Матери и святителя Николая, нижний — в честь преподобного Серафима Саровского. С этим храмом неразрывно связана судьба Серафима Вырицкого и многих близких ему людей Здесь старец служил, а после своей кончины упокоился на маленьком кладбище возле церкви. Монахиня Таисия, его духовная дочь, вспоминает: «В Вырице старец жил сначала у кого-то из знакомых, затем в маленьком домике на Пильном проспекте, дом 7. Позже он построил свой домик на Майском проспекте. В доме на Пильном проспекте! Господь меня сподобил жить с 8 до 20 лет. У батюшки там была небольшая келейка на первом этаже, а мы жили через комнату. Дом был очень красивым, выкрашен розовой краской, с резными башенками. Похоже выглядел и дом на Майском, со шпилем, как в старину. Оба дома сохранились и доныне. Хозяйкой дома на Пильном была Лидия Васильевна Томберг; ее муж был военный врач, прослуживший всю жизнь в Военно-медицинской академии. Оба были глубоко верующие, добрейшие и благороднейшие люди. Лидия Васильевна сказывала, что за несколько лет до войны отец Серафим говорил одной из своих духовных чад — Евдокии Михайловне (их дом стоял потом по соседству с нашим): «Стройтесь-ка в Вырице, потому что война может быть, голод». Они заранее построились в Вырице. Это лишь один из многих случаев прозорливости старца». Батюшке открывалось духовное состояние его чад, где бы они ни находились, и если кому-то было особенно трудно, он кроме молитвенной помощи отправлял к скорбящим или больным своих посланцев, призывая приехать к нему в Вырицу, или посылая просфору, какой-то гостинец. Приведем несколько подобных случаев. Как-то батюшка сказал своей духовной дочери Евдокии: «Вот тебе адрес, там живет раба Божия Анна, у нее горе выше головы, пусть она ко мне придет». По слову старца Екатерина разыскала эту Анну. Действительному той расстроилась жизнь с мужем, очень болели дети, и сама она была в отчаянии. Анна не знала, что отец Серафим живет в Вырице. Она до разгрома Лавры ходила к нему и очень скорбела, потеряв своего старца и утешителя. И в трудную для нее минуту старец сам позвал ее себе, утешил, помог разрешить жизненные проблемы. ...Одна из духовных чад старца — Феодосия, будучи до революции состоятельным человеком, всячески помогала материально Александро-Невской Лавре. Но вот пришло время, когда монахов Лавры отправили в ссылку, а саму Феодосию репрессировали. Вернулась она из лагерей лишенная здоровья, средств к существованию, жилья и, находясь в отчаянии, решила, что настал ее смертный час. В это время к ней пришла посланница от старца со словами: «Батюшка зовет тебя к себе в Вырицу». О том, что было дальше, рассказала сама Феодосия: «Я не поверила, так как слышала, что батюшка находится в заключении, набралась нахальства и сказала: «Если это мой духовный отец, то пусть он меня исцелит, тогда я поеду к нему!» Услышав эти дерзкие слова, посланница батюшки ушла. Наутро я с изумлением почувствовала в себе прилив сил, бодрости, полное выздоровление и решила, что нужно поехать в Вырицу; хотя и не до конца верила словам посланной, но все же решила проверить. Когда приехала на место и в самом деле увидела старца, он сказал Евангельскими словами: «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20. 29). Я в слезах радости упала в ноги своему духовному отцу, который не забывает чад своих и укрепляет их в вере». ...Пришли к батюшке мать с дочкой, у которой левая рука была сухая. Мать, наслышанная о чудесах, совершенных по молитвам старца, привела к нему больную дочь с надеждой на исцеление. Когда они в келье отца Серафима подошли под благословение, батюшка встал с кресла и как бы невзначай облокотился на левое плечо девочки. В этот момент девочка почувствовала приток крови к сухой руке и рука стала двигаться. Вся дальнейшая жизнь этой исцеленной девочки была связана с дорогим для нее батюшкой. Впоследствии, счастливо выйдя замуж, она привозила своих детей получить благословение от старца. В великом множестве шли к вырицкому старцу люди за молитвенной помощью, что, конечно же, не могло укрыться от властей. Неоднократно в келье старца проводились обыски. Обычно приезжали ночью. Но однажды машина подъехала среди бела дня и трое «в штатском» потребовали впустить их, чтобы забрать отца Серафима. Им ответили: «Дедушка болен и переезд выдержать не сможет». Тогда старший из приехавших приказал позвать врача — и тот действительно обнаружил у старца множество заболеваний, от которых он мог скончаться во время езды. Так Господь сохранил старца. В те годы к нему не раз наведывались сотрудники НКВД в поисках якобы укрытых церковных драгоценностей Лавры. Был случай, когда во время очередного «визита» лежащий на постели, больной отец Серафим подозвал к себе одного из чекистов. Посмотрев на него с добротой и лаской, внутренне молясь о нем, старец взял чекиста за руку, погладил ее, затем приложил к голове его свою правую руку и произнес: «Да простятся грехи твои, раб Божий», назвав имя. И сила любви победила. Лицо грозного визитера смягчилось. Дальнейший разговор происходил так, будто они со старцем были самыми близкими друзьями. Умягчились сердца и остальных, производивших обыск. Совершенно немощный, почти все последние годы жизни лежащий на одре болезни, отец Серафим ночами напролет молился, а днем тысячи людей приносили к нему свои скорби, болезни, заботы. Не будет преувеличением сказать, что море чудес совершалось в Вырице по молитвам старца — и особенно в годы Великой Отечественной войны. Когда началась война, многие вырицкие жители приходили с вопросами: как быть, покидать ли свои дома, уезжать в эвакуацию или оставаться. Старец уверенно говорил: «Дома ваши будут целы. Вся Вырица сохранится, ни один человек здесь не погибнет». Так все и исполнилось. Немцы вошли в Вырицу в сентябре 1941 года, но никаких грабежей и убийств в поселке не было. В это время отец Серафим особенно молился о спасении душ людских, о сохранении поселка и его храмов. По рассказам старожилов Вырицы, Казанскую церковь власти закрыли после Пасхи 1938 года, а перед самым приходом немцев произошел такой случай. Кто-то из советских командиров из стратегических соображений приказал взорвать церковь. Со станции была послана подвода с лейтенантом, двумя красноармейцами и зарядами взрывчатки. Лейтенант оказался верующим человеком. Не исполнить приказа он не мог, взорвать храм тоже не мог. Он решил отдать свою жизнь и тем спасти храм. Лейтенант отошел за северную стену Казанской церкви — и через несколько мгновений красноармейцы услышали одиночный револьверный выстрел. Кинувшись на звук, они обнаружили лейтенанта уже мертвым. Рядом валялся револьвер. Красноармейцы положили тело погибшего на подводу и вернулись на станцию. За общей суматохой отступления о взрыве забыли, а через короткое время в Вырицу вошли немцы. Почти сразу после оккупации церковь открыли, в ней совершались богослужения, молящихся было очень много. В годы войны Казанский храм был единственным действующим храмом прифронтовой полосы в зоне оккупации. Со стороны немецких властей возражений не было, так как в Вырице размещалась тыловая команда православных румын (бывших в войну союзниками Гитлера). Румыны эти оказались уроженцами восточной части своей страны, прилегавшей к России. Они говорили немного по-русски, понимали богослужение на церковно-славянском языке и потому часто ходили в Казанскую церковь. Прихожане вначале косились на солдат в немецкой форме, но потом привыкли, видя, как те молятся, соблюдают церковные правила. Начальником команды был немецкий капитан. Немцы, прослышав о святом старце и его прозорливости, приходили к нему, интересовались, чем закончится война, победит ли Гитлер. Отец Серафим откровенно отвечал, что Гитлеру России не победить: «Санкт-Петербурга вы никогда не возьмете. Мы — православная держава. Вера сейчас гонится, но через короткое время снова возродится». Капитану, начальнику команды, отец Серафим сказал: «Дойдешь до Польши, там твой конец. Домой не вернешься!» ...Много лет спустя, где-то в семидесятые годы в Вырицу приехал пожилой румын, служивший в этой команде, и поведал, что их начальник — капитан — был убит под Варшавой, как и предсказал отец Серафим. Старец провидел, что в Княжеской доли^ Из наставлений и пророчеств отца Серафима Вырицкого «Господь силен восставить делателей, если мы будем просить. Давайте же молиться и просить — и тогда из камней восставит Господь избранников своих». «Хотя бы раз в жизни нужно поставить свечу за тех, кого мы обидели, обсчитали, у кого украли, не вернули долга». Старец говорил, что