Ну да, тогда всех убивал КГБАктер, режиссер и депутат Николай Губенко остался без родителей в войну и с тех пор не изменяет детдомовским правилам: чтобы все было по справедливости. А поскольку справедливость внедряется тяжело, Губенко все время в бойцовской стойке. Николая Николаевича не один раз собирались исключать из ВГИКа за драку, но так и не собрались – талант перевешивал. Именно поэтому его, вгиковца, взял в свой театр Юрий Любимов, где Николай играл главные роли в очередь с Владимиром Высоцким. Теперь у Губенко свой театр – «Содружество актеров Таганки». Мне кажется, сейчас не его время и не его место. Ему бы на Кубу к молодым Фиделю Кастро и Че Геваре. Или к партизанам Сальвадора. Или в Чили к Альенде. ^ Политика и КПСС – Николай Николаевич, ну зачем вам депутатство, вы такие хорошие фильмы снимали: «Подранки», «И жизнь, и слезы, и любовь», играли у знаменитых режиссеров. Не хочется на съемочную площадку снова вернуться? – Когда началась война, многие люди, например поэты Павел Коган, Семен Гудзенко, Михаил Кульчицкий, не думали: хорошо бы сидеть в тишине, писать стихи… Они все бросили и пошли на фронт. Мне трудно понять актеров, режиссеров, когда они говорят: «Я политикой не интересуюсь, я – о творчестве». Страна переживает катастрофу, сравнимую по конечному результату с Великой Отечественной войной – разрушены заводы и колхозы. Поэтому мое депутатство – это желание хоть чем-то быть полезным. Ну, как на пожаре, когда человек сломя голову бежит помочь. Так что съемочная площадка осталась в прошлой счастливой жизни. – Разве мы не стали жить лучше? Люди квартиры покупают, машины – значит, есть деньги. – Сегодня все устроено так, что тот, кто живет лучше, может не видеть тех, кто живет хуже. У них разные магазины, разный транспорт, разные больницы. Телевидение – тоже для богатых, особенно передачи типа «Едим дома», «Смак» и другие. А вот бы рассказали, как вкусно приготовить блюдо, если в месяц на все про все 3–5 тысяч рублей. А ведь так живет почти половина страны. – Вы вступили в компартию в 1987 году. Зачем, это же было начало конца КПСС? – Да, я вступал, когда оттуда уже побежали. Вступал, как вступают на фронте перед боем: «Прошу считать меня коммунистом». И привилегия там была одна – первым встать из окопов. ^ Нежелательная персона и Лужков – Вы не только идеалист (а все революции, между прочим, идеалисты устраивают), но еще и максималист. Как у вас получается оставаться столько лет в политике, которая суть история бесконечных предательств? – Я не политик. Я человек, представляющий в политике огромную массу людей. Говорю их словами, их желаниями, их страданиями, их несчастьями. Я – передаточное звено, я вместе с ними и не согласен так же, как и они. Или согласен так же, как они. Но я не политик. Художник. Я всегда был свободен, даже при этой власти, хотя 15 лет меня третируют, меня давят, меня преследуют, делают все для того, чтобы наш театр не существовал. – Кто третирует и как третируют? – Мы и живем в блокаде со стороны средств массовой информации: такого театра нет. Только совсем недавно Юрий Михайлович Лужков дал деньги на ремонт здания, которое с 80-го года не ремонтировалось. За что ему огромное спасибо. А что было 14 лет до этого? Люди жили в холодном театре, Любимов отключал свет, чтобы мы не репетировали «Чайку», актеры бегали на телевидение и на радио, пытаясь заработать на кусок хлеба. Меня обвиняли, что я сдаю театр под прокоммунистические мероприятия… – А вы не сдавали? – Сдавал. Всем. И готов был сдать кому угодно. Лишь бы были деньги. – Вас в телевизоре совсем нет ни по какому поводу. Не зовут или вы отказываетесь? – То, что я нахожусь в списке нежелательных персон для телевидения, можно предположить. Вы же знаете, что такие списки есть. Помню, позвонил Володя Меньшов. Была какая-то передача: ведущий с двумя гостями. Он хотел пригласить меня и Ирину Александровну Антонову. Говорю: «А ты уверен, что тебе позволят меня пригласить?» На следующий день он звонит: «Старик, ты был прав. Это идиотизм. Но это так». Но даже если бы меня позвали на какие-нибудь посиделки, где изображают, как у нас чудеснейшим образом все хорошо и весело, не пошел бы. Я не считаю, что жизнь так хороша, что можно делать эти веселые передачки с анекдотцами, с рассказиками, кто с кем и где. Театр и Любимов – Кто тот зритель, что приходит в ваш театр? – Первые годы было очень трудно, поскольку о театре не знали. Потом появилась тропинка, теперь она превратилась в дорогу. Сейчас наши залы полны. Репертуар – исключительно русская классика. Кроме этого, стараемся восполнить нехватку патриотической тематики, которой избегают в других театрах, например, у нас есть спектакли, посвященные Победе – это «Четыре тоста за Победу», войне в Афганистане. Есть спектакли в жанре музыкально-поэтических композиций, традиционные для театра, в том числе и для старой Таганки, например «ВВС», он посвящен Высоцкому. Играем много детских спектаклей. – Вы никогда не жалели, что расстались с Любимовым? Например, в минуты, когда вам не хватает денег на новую постановку или нечем платить зарплату актерам. – По-другому и быть не могло. В театре много делали для его возвращения в Россию, а ведь это было непросто, поверьте. Сначала Юрий Петрович Любимов приехал как гость по моему личному приглашению, жил все десять дней у меня дома. И уже в тот визит он начал говорить: ну что это за такая большая труппа, вот этого надо выгнать, этого на пенсию отправить. Между тем это были актеры, которые в свое время присягнули ему на верность, ждали своих ролей по несколько лет, играя в эпизодах и массовках, будучи очень талантливыми людьми. Он ведь их иначе бы и не взял. Когда ему по его просьбе вернули гражданство и разрешили приехать сюда насовсем, он продолжил эту линию. У труппы возникло непонимание, которое только сейчас совершенно проясняется: Любимов уже жил в капитализме, а мы продолжали жить в социализме. Поясню на примере. Вот у нас на гастролях театр из Италии, 10 человек. Главная актриса – она же гример, она же кассир. Ее брат – звукооператор, постановщик и реквизитор. И так – все. Совмещают несколько ролей и профессий. Вот такая капиталистическая организация труда. Что-то похожее проявилось и у Любимова. Люди, естественно, не поняли и оценили его поведение как несправедливое. В труппе шушукались по углам, что приехал совершенно другой человек, в котором нет прежнего отца, каким он был до своего отъезда за границу. Тогда несколько человек, искренних и импульсивных, среди них Леонид Филатов и я, сказали ему в лицо то, что думало на тот момент большинство: что он лжец, что он предает свою труппу… Сегодня та старая история воспринимается уже не так остро. Мы просто живем другую жизнь. – Но вы хотя бы здороваетесь? – Мы не видимся. – А если бы встретились? – Не знаю. ^ Кино и Жанна Болотова – Сергей Никоненко, вспоминая учебу во ВГИКе, рассказывал, как вас любила Тамара Макарова. Приносила на занятия в кастрюле сарделек якобы учиться правильно и красиво есть, а на самом деле целью было подкормить детдомовца Губенко. – У нас на курсе было несколько неимущих человек. И она, понимая, что нам хочется есть, устраивала так называемые «уроки протокола». Они оба – и Макарова, и мой обожаемый Сергей Аполлинариевич Герасимов были очень добрыми по отношению к нам, обращались, как с любимыми детьми, независимо от уровня дарования. И деньгами помогали, в коридоре совали рубли: иди-иди покушай. Искренне пытались дать нам родительскую заботу, которой мы были лишены. – С кем из своих однокурсников вы поддерживаете отношения? – С любимой женой Жанной Болотовой уже сорок три года поддерживаю и намерен поддерживать дальше. – Как вам удалось захороводить одну из самых красивых актрис советского кино? Тем более что ваше сближение, если не ошибаюсь, началось с того, что вы и ей, девушке из обеспеченной московской семьи, высказали всю правду-матку о своем презрении к богатым. – Она мне не верит, но я ее заметил еще на вступительных экзаменах. Пришла такая ангельского типа девочка, худющая, в черном закрытом платьице, с огромными сочувствующими глазами. Была уже звезда – в 16 лет снялась в фильме «Дом, в котором я живу». Экзамены ей практически были не нужны, Герасимов ее и так брал на курс. Подойти я к ней тогда не решился: она москвичка, я одессит, провинциал. Расстояние огромного размера. То, что мы вместе – это мое самое большое в жизни везение, удача и счастье. – Вы вместе с Сергеем Бондарчуком везли в Москву тело умершего на съемках фильма «Они сражались за Родину» Василия Шукшина. Много говорили о том, что его смерть была не случайной. Он бы нашел себя в этой жизни? – Говорить о том, что его смерть была не случайной, – это дань времени. Все, кто умер при советской власти, – всех убивал КГБ! Кто же еще?! Подождем: идиотизм – не вечный спутник правды. Василий Шукшин, конечно, себя бы нашел сегодня. Не олигархом. Но серьезным, глубоким, неистощимым писателем, каким и был всегда. – Если бы вы сейчас снимали кино, о чем оно было бы? – Я бы хотел дать людям надежду, что еще не все потеряно, что они могут быть услышаны. Я бы сказал им, чтобы они не запирались в своем одиночестве. Я бы показал им, где те люди, которые думают и чувствуют так же, как они. – А какое кино смотрите? – Смотрел Балабанова, он мне очень нравился. «Груз-200», правда, не видел. А в принципе в моем возрасте уже определяются с предпочтениями, поэтому я смотрю старые фильмы, Феллини вот боготворю. ^ Вечные ценности и Советский Союз – Михаил Швыдкой остался без работы. Вы с ним были оппонентами по проблеме так называемых перемещенных ценностей. Что сделать, чтобы они перестали быть политическим ресурсом? Может, надо вытащить эти сокровища из запасников и открыто повесить в залах, чтобы люди любовались? – Да их никто и не скрывает. С момента предательства «искусствоведов» Акиньши и Козлова, которые сейчас работают на Западе и получают большие деньги за то, что роют спецхраны, а также благодаря другим горе-музееведам, уже известно, где что лежит – в культурных ведомствах есть наводчики. Но ведь это все – компенсация наших потерь в Великой Отечественной войне! Есть такое понятие, как реституция – ответственность государства-агрессора перед государством-жертвой. То есть: не можете вернуть мне мою картину, мой дворец, мою скульптуру – верните равноценно из вашей собственности. Или отстройте 3 тысячи исторических городов, или 400 музеев, или 3 с лишним тысячи церквей, мечетей и синагог, которые были разрушены, разграблены, стерты с лица земли. Говорят, у немцев – чувство вины, они покаялись. На этом направлении я покаяния не чувствую. Они все время точат, подкупают, оглаживают тех, кто может решить этот вопрос. Известна цена этой помощи: посредник за возвращение культурных ценностей получает до 60 процентов от стоимости предмета. – Какое у вас самое яркое впечатление от пребывания на посту министра культуры СССР? – Повестка дня министра почти ежедневно включает в себя похороны и торжества. Утром провожаешь кого-то в последний путь, а вечером открываешь чьи-то гастроли. И так почти ежедневно. Я чувствовал себя звеном, соединяющим смерть с жизнью, праздник с несчастьем. – В Мосгордуме вы стали инициатором поправки в Кодекс об административных правонарушениях РФ, предлагая сажать сквернословов на 15 суток. Неужели вы сами матом не ругаетесь? Никогда в театре не объяснялись с актерами через мать-перемать? – Я предлагал бороться с теми, кто матерится публично с экрана телевизора, в трамвае, со сцены. – А водку вы пьете? – С друзьями да за беседой, под селедочку, картошечку, с лучком – с большим удовольствием. – Кто входит в ваш ближний круг? Вот проснетесь однажды в незнакомой квартире, рядом женщина незнакомая и мертвая, а вы ничего не помните. Кому будете звонить? – Ну, во-первых, такого быть не может никогда. Но уж если вы настаиваете… Из кинематографической среды есть несколько (хотя мы почти не видимся) надежных людей: Караваев, Толкачев, Врачев и Аронин – это художники, оператор, режиссер, с которыми я работал на первых картинах. Эдику Володарскому еще позвоню. Остальные – не из мира кино, но тоже хорошие люди. – О чем вы больше всего жалеете? – Что нет Советского Союза. Автор: Филиппова Татьяна