На правах рукописиАБДУЛХАКОВА Ляйсэн РавилевнаРАЗВИТИЕ КАТЕГОРИИ ДЕЕПРИЧАСТИЯВ РУССКОМ ЯЗЫКЕ10.02.01 – Русский языкА в т о р е ф е р а т диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наукКазань – 2007Работа выполнена на кафедре истории русского языка и языкознания государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Казанский государственный университет имени В.И.Ульянова-Ленина».Научный консультант доктор филологических наук, профессор Виталий Михайлович Марков Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Виктор Аркадьевич Барановдоктор филологических наук, профессор Мария Александровна Пильгундоктор филологических наук, доцент Елена Михайловна ШептухинаВедущая организация: Омский государственный университет Защита состоится _8_ ноября 2007 г. в _____час. на заседании диссертационного совета Д 212.081.05 при государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Казанский государственный университет имени В.И.Ульянова-Ленина» по адресу: 420008, г. Казань, ул. Кремлевская, 18, корп.2.С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Казанского государственного университета.Автореферат разослан ____октября 2007 г.Ученый секретарь диссертационного совета к.ф.н. доцент Т.Ю.Виноградова^ Актуальность темы. Определяя основные направления исследований в области исторической морфологии русского языка, В.В.Виноградов отмечал, что «история деепричастий, способов их образования и синтаксического употребления… нам вовсе не известны». Конкретные источники современных деепричастных форм, хронология становления деепричастия, его грамматические и формальные особенности на разных этапах развития, основные синтаксические функции и их роль в этом процессе – все эти и другие вопросы неоднократно привлекали внимание ученых, высказывавших по ним весьма противоречивые и часто противоположные мнения (см., например, работы А.А.Потебни, Д.Н.Кудрявского, Е.С.Истриной, А.А.Шахматова, С.П.Обнорского, С.Д.Никифорова, Н.И.Маевской, П.Я.Черных, В.И.Борковского, А.Г.Руднева, В.Л.Георгиевой, В.И.Чагишевой, Ю.В.Фоменко, Л.Е.Лопатиной, А.Н.Стеценко, М.Деяновой, Л.К.Дмитриевой, Э.И.Коротаевой, И.Б.Кузьминой, Е.В.Немченко, Е.Г.Солуяновой, О.Л.Рюминой, А.А.Припадчева, Б.В.Кунавина, С.А.Полковниковой и др.). Однако данная проблема не потеряла своей актуальности, поскольку в историко-лингвистической литературе до сих пор отсутствует представленное в хронологической последовательности системное описание процесса формирования деепричастия в русском языке. Несмотря на относительную исследованность названных вопросов, не определен и грамматический статус деепричастия. Разнообразие мнений, высказывавшихся по поводу грамматического статуса деепричастия, связано с неоднозначным решением в научной литературе одного из основных вопросов грамматического строя языка – о выделении частей речи. Длительная история его разработки не привела к выработке в современном языкознании единого общепринятого понимания части речи и единых принципов их классификации. Наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой деепричастие является формой глагола. Однако эта форма характеризуется по-разному. В грамматических трудах середины XX в. она называется неспрягаемой (Грамматика русского языка 1953; А.Н.Гвоздев), позже – неличной (А.А.Зализняк, И.Г.Милославский), атрибутивной (Грамматика современного русского литературного языка 1970). Другие ученые допускают возможность признания деепричастия самостоятельной частью речи, хотя и с различного рода оговорками (А.А.Реформатский, А.Н.Савченко, М.В.Панов, И.Г.Милославский, Н.М.Шанский, А.Н.Тихонов и др.), обращая внимание на специфику его грамматической семантики, особенности синтаксического употребления и неизменяемость формы. Морфологические признаки деепричастия также определяются неоднозначно. Большинство лингвистов считает, что деепричастия обладают категорией вида (В.В.Виноградов, П.С.Кузнецов, А.Н.Тихонов, Русская грамматика 1980 и др.). В других работах говорится о наличии у деепричастия категории времени (А.Х.Востоков, В.И.Чернышев, Д.Н.Кудрявский, В.И.Борковский, Т.П.Ломтев, А.А.Зализняк и др.). Подобные разночтения в характеристиках связаны с происхождением деепричастия и его последующим развитием. С одной стороны, деепричастия сформировались на основе действительных причастий настоящего и прошедшего времени. Кроме того, указание на категорию времени у деепричастия может быть связано и со спецификой значений, которые они могут передавать, выступая в предложении в качестве второстепенного сказуемого и обозначая время второстепенного действия через отношение ко времени основного действия, выраженного глаголом-сказуемым. С другой стороны, способы образования деепричастных форм в процессе их исторического развития приобретали вполне определенную зависимость от вида производящего глагола. Однако и в современном русском языке продолжает сохраняться возможность образования деепричастных форм от одной и той же глагольной основы с помощью разных суффиксов, что не всегда находится в соответствии с видовой принадлежностью производящего глагола и приводит к появлению синонимичных образований. Для древнерусского периода, когда для деепричастий связь с прошлым состоянием еще была достаточно живой, что выражалось как в разнообразии форм, так и в специфике синтаксических функций, считаем возможным говорить о деепричастиях настоящего и прошедшего времени, а начиная со старорусского периода – деепричастиях несовершенного и совершенного вида (далее – НВ и СВ), опираясь при этом на видовую принадлежность производящего глагола. Таким образом, актуальность обращения к истории деепричастия в русском языке определяется наличием многих нерешенных и дискуссионных вопросов, связанных с этой категорией, а также отсутствием последовательного, системного описания ее становления в русском языке.^ Объектом исследования является формирование деепричастия в качестве самостоятельной лексико-грамматической категории в русском языке. Предмет исследования – деепричастия в истории русского языка, изучение которых осуществлялось по трем основным направлениям: семантико-грамматическому, формальному и функциональному. Главное внимание уделялось контекстуальным условиям употребления рассматриваемых форм, развитию отношений между синонимичными образованиями, которые определяли основные направления их стабилизации в истории русского языка.^ Цель работы заключается в комплексном исследовании становления и развития деепричастия в качестве самостоятельной грамматической категории в истории русского языка с учетом формально-грамматических, синтаксических и стилистических особенностей его функционирования.^ Задачи исследования: — выявить основные черты сходства и различия в функционировании полных и кратких форм действительных причастий, нашедшие отражение в древнейших памятниках русской письменности и свидетельствующие о процессе их дифференциации, с одной стороны, и синкретизме старого причастия – с другой; — выделить основные синтаксические позиции, способствовавшие обособлению кратких форм причастия и становлению на их основе деепричастия; — определить основные грамматические значения и функциональные особенности, свойственные формирующимся деепричастиям на ранних этапах развития; — показать смену временных характеристик старого причастия видовыми у деепричастий; — охарактеризовать изменения в синтаксическом функционировании деепричастных форм; — проследить процесс формальной стабилизации деепричастий, происходивший в результате сосуществования, взаимодействия и дифференциации синонимичных образований разного типа; — выявить факторы, определявшие развитие отношений между синонимичными формами деепричастий на разных этапах их становления; — показать различия в отношениях между синонимичными образованиями, имеющими разную видовую принадлежность; — определить специфику использования деепричастий в прозе и поэтической речи с учетом влияния этих разновидностей языка на судьбу синонимичных форм; — внести уточнения в стилистическую характеристику отдельных деепричастных образований с учетом специфики их употребления в разные периоды их развития; — показать соответствие деепричастия всем критериям, необходимым для признания его самостоятельной грамматической категорией. Материалом исследования послужили тексты разной жанрово-стилистической направленности, начиная с древнерусской письменности до современного русского литературного языка. Выбор конкретных источников для отдельных периодов истории русского языка определялся с учетом специфики данного этапа в становлении деепричастия. Основу исследованного материала составили примеры из источников, которые условно могут быть определены как “историко-публицистическое повествование”, хотя степень принадлежности разных произведений к таковым может в известной мере отличаться. Для XVIII-XXI веков круг источников был расширен за счет привлечения художественных текстов. ^ Методологической основой исследования явились положения о системности языка, взаимосвязанности и взаимообусловленности языковых явлений, о непрерывном характере языковой эволюции, одним из факторов которой являются возникновение и развитие синонимических отношений, имеющих место на разных языковых уровнях.^ Основными методами исследования стали исторический, сравнительный и описательный методы с элементами количественного анализа. Для выявления изменений, происходивших в древнерусском языке в сфере формирующихся деепричастий, было проведено сопоставление однотипных в лексическом, грамматическом и содержательном отношениях фрагментов разновременных летописных сводов, что позволило проследить отразившееся в них закрепление соотношения ‘вид – форма’ при образовании деепричастий. Комплексный подход позволил определить основные тенденции развития анализируемых форм в результате сопоставления их образования и функционирования на разных этапах истории русского языка, в разных в стилистическом отношении текстах, а также показать направление изменений отдельных форм деепричастия как “развитие по спирали”.^ Научная новизна работы заключается в следующем: — впервые в результате анализа большого фактического материала получили системное освещение вопросы, связанные с эволюцией формирования и становления деепричастия, начиная с древнейшей эпохи и кончая его современным состоянием; — факт образования деепричастий на базе причастий квалифицируется как семантическое словообразование так же, как и позднейшее возникновение предлогов, союзов и наречий на основе деепричастий; — впервые показано, что в ранних древнерусских памятниках можно наблюдать начало процесса дифференциации кратких и полных форм древнего действительного причастия, которое в это время еще оставалось синкретичным; — отмечено участие в формирующемся противопоставлении именных и местоименных образований не только именительного, но и дательного и винительного падежей как выразителей предикативного значения – одного из факторов выделения деепричастия; — показана смена временных характеристик как основных категорий ранних деепричастий видовыми, свойственными деепричастиям позднего времени; — установлено, что в эволюции и стабилизации грамматической нормы большую роль сыграли семантико-грамматические, синтаксические и стилистические факторы; — впервые прослежены синонимичные отношения, существовавшие между разноаффиксными формами, выявлены основные направления их развития, способствовавшие становлению современной нормы образования деепричастий, а также установлены причины и условия сохранения вариантных форм на разных исторических этапах становления деепричастия; — выявлена специфика функционирования отдельных синонимичных форм деепричастий в условиях поэтического текста, когда образования, оцениваемые в грамматических руководствах как стилистически маркированные, могли выступать без стилистической окраски, а в качестве рифмо- или ритмообразующего средства; — особенности синтаксического употребления деепричастий позволили утверждать, что их предикативные функции подверглись сокращению вследствие утраты возможности обозначать основное действие, тогда как способность выражать различные обстоятельственные отношения сохранилась. Выработка специфических синтаксических функций сопровождалась закреплением особого грамматического значения новой категории – значения второстепенного действия, одной стороны, и процессуального признака действия – с другой; — впервые прослежено формирование деепричастия как грамматической категории, характеризующейся спецификой грамматической формы, категориального значения и синтаксической функции и проявляющей тенденцию к превращению в самостоятельную часть речи. ^ Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно вносит вклад в разработку теоретических основ формирования лексико-грамматических категорий, а также позволяет восполнить недостающие звенья в понимании исторических процессов становления современной грамматической нормы. Определяя основные закономерности эволюции деепричастных форм, работа демонстрирует неразрывную связь семантических, грамматических, синтаксических и стилистических явлений в истории языка, показывает роль синонимических отношений, определивших стабилизацию и современное функционирование деепричастия. Изучение истории формирования деепричастия как особой грамматической категории создает реальную основу для более четкого и логичного построения исторической грамматики русского языка и способствует решению дискуссионных проблем, касающихся происхождения, хронологии становления, функционального развития, стилистической маркированности деепричастных форм в процессе их эволюции. Комплексный анализ материала широкого круга разножанровых источников, основанный на признании взаимодействия разных уровней языковой системы, позволяет отметить ведущую роль семантико-грамматического и функционального аспектов в процессе формирования категории деепричастия в русском языке. Большое методологическое значение имеет положение о соотносительности в судьбах прилагательных и причастий в истории славянских языков. Теоретические положения работы и приведенные в ней материалы способствуют дальнейшему развитию таких понятий, как “грамматическая синкрета” и “грамматический синкретизм”.^ Практическая значимость работы. Основные положения и материалы исследования могут быть использованы в курсах по исторической грамматике русского языка, истории русского литературного языка, исторической стилистике, а также в курсе современного русского языка, в спецкурсах по истории отдельных грамматических категорий. Результаты исследования и наблюдения, приведенные в работе, позволяют внести уточнения в квалификацию стилистически маркированных образований, которая менялась в процессе развития деепричастия, что может быть учтено при составлении грамматических пособий и руководств.^ На защиту выносятся следующие основные положения работы: 1. Древнее славянское действительное причастие представляло собой грамматическую синкрету, давшую начало двум новым грамматическим категориям – собственно причастию и деепричастию. Такое состояние отчасти сохраняется в древнерусских текстах. Вместе с тем уже в старославянских и ранних древнерусских памятниках нашел отражение и процесс дифференциации полных и кратких причастных форм, проявившийся, прежде всего, в их синтаксическом и семантико-грамматическом противопоставлении в различных контекстуальных условиях. 2. В процессе обособления именных форм ведущая роль принадлежала функционально-грамматическому фактору – выражению предикативного значения, что привело к участию в нем не только именительного, но и косвенных падежей (дательного и винительного). 3. Категория времени, присущая древнему причастию, нашла отражение в способности формирующегося деепричастия к выражению временных соотношений с основным глагольным сказуемым. Однако в процессе формального становления деепричастия постепенно закрепляется зависимость его внешнего облика от категории вида производящего глагола. 4. Стабилизация формальных показателей деепричастия происходила в течение его многовековой истории и заключалась во взаимодействии и конкуренции разноаффиксных образований. Синонимичные формы не сразу уступали свои позиции, находя разные возможности для своего сохранения. Вариативность, сохраняющаяся в деепричастиях и в современном русском языке, свидетельствует о незавершенности этого процесса. 5. Деепричастие, выработавшее в результате длительной истории своего становления специфическое грамматическое значение (дополнительного, второстепенного действия, а также процессуального признака действия), выполняющее в предложении предикативные (второстепенное сказуемое), обстоятельственные, а также предикативно-обстоятельственные функции, обладающее особыми грамматическими показателями и характеризующееся неизменяемостью формы, проявляет довольно отчетливое стремление к превращению в самостоятельную лексико-грамматическую категорию. Все перечисленные характеристики свойственны деепричастию на всех этапах его формирования и становятся все более определенными по мере приближения к современному состоянию. 6. Развитие отдельных грамматических категорий, как и само развитие языка, представляет собой длительный и непрерывный процесс, поэтому определение хронологических рамок их становления заключает в себе объективные трудности и не всегда может быть однозначным. ^ Апробация работы. Работа обсуждалась и была рекомендована к защите на кафедре истории русского языка и языкознания Казанского государственного университета. Основные положения и результаты исследования были представлены на 23 международных, всероссийских, региональных и межвузовских конференциях, среди которых: «Закономерности языковой эволюции» (Рига, Латвийский университет, 1990); «Г.Р.Державин: личность, творчество, современное восприятие» (Казань, КГУ, 1993); Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения акад. В.В.Виноградова (Москва, 1995); «Бодуэн де Куртенэ: теоретическое наследие и современность» (Казань, КГУ, 1995); «Актуальные проблемы истории русского языка» – конференция, посвященная 70-летию проф. В.М.Маркова (Казань, КГУ, 1997); «Языковая семантика и образ мира» (Казань, КГУ, 1997); «Актуальные проблемы современной русистики» (Киров, 2000); Чтения, посвященные дням славянской письменности и культуры (Чебоксары, 2000); «Филология на рубеже тысячелетий» (Ростов-на-Дону, Новороссийск, 2000); «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ, 2001; 2004); «Русистика на пороге XXI века: проблемы и перспективы» (Москва, 2002); «Г.Р.Державин в новом тысячелетии» (Казань, КГУ, 2003); Конференция ИЛИ РАН, посвященная памяти проф. Ю.С.Сорокина и проф. Л.Л.Кутиной (СПб., 2005); VI Славистические чтения памяти проф. П.А.Дмитриева и проф. Г.И.Сафронова (СПб, СПбГУ, 2005); I, II, III «Бодуэновские чтения» (Казань, КГУ, 2001; 2003; 2006) и др., а также на итоговых научных конференциях КГУ. По теме диссертации опубликовано 40 работ (11,7 п.л.), а также учебное пособие «Из истории русского деепричастия» (3,8 п.л.) и монография «Развитие категории деепричастия в русском языке», 2007 (12,5 п.л.).^ Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованной литературы, списка принятых в работе сокращений и источников исследования. ^ Содержание работыВо Введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются цель и задачи, дается характеристика материалов и методов исследования, отмечаются его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, излагаются положения, выносимые на защиту, приводятся сведения о разработке вопроса о критериях выделения частей речи и о грамматическом статусе деепричастия в русском языке. В 1 главе «Проблема происхождения деепричастия в историко-лингвистической литературе» рассматривается освещение названной проблемы в научной литературе. В ней нашли отражение следующие аспекты: ^ вопрос о непосредственных источниках деепричастных форм; хронология формирования деепричастия в русском языке;критерии выделения деепричастия в древнерусском языке. Вопрос о времени возникновения деепричастия в русском языке является одним из дискуссионных: хронология этого процесса определяется неоднозначно. Разные мнения существуют как по поводу начала перехода причастий в деепричастия, так и завершения этих преобразований. Наиболее определенно пишет о появлении деепричастия А.А.Потебня: «Еще довольно трудно в точности определить, как продолжителен период… образования деепричастий. Кажется несомненным, что в конце XIV в. причастия действительные аппозитивные были уже только в книжном языке, и деепричастие, как вполне определившаяся часть речи, уже существовало, хотя и отличалось кое-чем от нынешнего» [Потебня 1958, 186]. Вместе с тем большинство исследователей связывает завершение процесса формирования деепричастия с XVII веком. (Э.И.Коротаева, Я.А.Спринчак, А.Н.Стеценко, С.И.Котков, А.А.Припадчев, Т.И.Агафонова и др.). По мнению ряда авторов, сохранение причастных форм в их исконном облике фиксируется в памятниках, написанных в конце XVII - начале XVIII веков на церковнославянском языке (Т.В.Кортава, О.Л.Рюмина и др.), некоторые ученые относят формирование деепричастия к XVIII веку (З.Д.Попова, Н.Н.Запольская). От рассмотренных точек зрения на проблему происхождения русского деепричастия отличается мнение, в соответствии с которым можно говорить о более ранних предпосылках образования деепричастия, относя этот процесс к периоду до XII века (Г.А.Хабургаев, Р.Вечерка, К.Мирчев, И.Дуриданов, М.Пешикан и др.). Причина подобного рода расхождений кроется в отсутствии единых и четких критериев, позволяющих дифференцировать причастные и деепричастные формы в процессе их исторического развития, что отчасти обусловлено невозможностью переноса современных представлений об этих категориях на предшествующие этапы истории русского языка. Сложность их выработки связана и с тем, что должны быть установлены различия, существующие между причастиями современного русского языка и древними причастиями, если иметь в виду, что последние послужили основанием для формирования двух самостоятельных категорий – причастия и деепричастия. Вместе с тем, нельзя не принимать во внимание и того, что «языковые структуры образуют ряды, в которых лишь крайние элементы явным образом отличаются один от другого, но эти элементы связаны промежуточными элементами, между которыми трудно провести четкие границы» [Гак 1997, 65]. Решение вопроса о времени начала разрушения древнего причастия находится в неразрывной связи с установлением критериев для определения деепричастия как самостоятельной грамматической категории. В процессе формирования деепричастия выбор формы и ее стабилизация оказались теснейшим образом связанными с выражаемым этой формой значением, а также той функцией, которую данная форма выполняла в контексте. Поэтому при рассмотрении процесса становления деепричастия как самостоятельной грамматической категории необходимо по возможности максимально учитывать все три фактора, определявшие его развитие. К числу примет, безусловно свидетельствующих о начавшихся изменениях кратких причастных форм, все авторы относят нарушения в согласовании между причастием и существительным. Однако подобные случаи в количественном отношении далеко уступают сохраняющемуся согласованию имени существительного и причастной формы. Вместе с тем есть основания считать такое согласование ‘кажущимся’, не истинным для большого числа примеров: «...не было периода в истории русской письменности, когда бы не было фактов если не согласования, то совпадения кратких форм действительного причастия с подлежащим в роде, падеже и, реже, числе» [Руднев 1959, 43]. Еще одним, более существенным критерием выделения деепричастия в качестве самостоятельной грамматической категории являются синтаксические функции и грамматическое значение рассматриваемых форм. Указание на изменение синтаксических функций именного действительного причастия как причину возникновения деепричастий находим в работах многих ученых, занимавшихся проблемой образования деепричастия как в русском, так и в других славянских языках (А.А.Потебня, Е.А.Истрина, Е.Ф.Карский, А.А.Шахматов и др.; В.Барнет, Р.Ружичка, Р.Вечерка, М.Деянова и др.). Однако и в этом случае вновь приходится констатировать значительное разнообразие мнений относительно исходных синтаксических функций старого причастия и их отражения в деепричастии. Одни ученые отмечают усиление предикативности причастия в процессе формирования деепричастия (А.А.Потебня, Е.С.Истрина, А.А.Шахматов, С.Д.Никифоров, Н.И.Маевская, Л.Е.Лопатина, И.Н.Лекарева, Л.А.Широкова, А.А.Припадчев, Г.А.Хабургаев и др.). В то же время ряд исследователей указывает на ослабление предикативной роли причастия в процессе его перехода в деепричастие (М.Г.Шатух, Л.К.Дмитриева, Я.А.Спринчак, В.Л.Георгиева, Т.И.Агафонова и др.). Еще одним важным компонентом в определении деепричастия выступает способность к выражению различных обстоятельственных значений. Одни считают, что деепричастие сформировалось благодаря появлению и развитию этого значения (А.Н.Стеценко и др.), другие полагают, что деепричастия унаследовали функцию выражения обстоятельственных значений от причастий (Б.В.Кунавин, Л.К.Дмитриева и др.). Между тем уже по отношению к древнейшим славянским памятникам речь может идти о выражении именными образованиями не только значения второстепенного действия, но и обстоятельственных значений, хотя во многих случаях приходится отмечать возможность двоякого толкования. Таким образом, следует признать обстоятельственные значения, как и предикативные, достаточно древними, присущими формам, давшим начало деепричастию, уже на самых ранних этапах его истории. Во 2 главе «Отражение начального этапа формирования деепричастия в древнерусском языке» рассматриваются особенности функционирования именных и местоименных форм причастий в языке «Жития Феодосия Печерского» – оригинального древнерусского памятника XII века в сопоставлении с другими текстами из Успенского сборника, а также деепричастные формы в русских летописях XIV-XV веков. Формирование новой грамматической категории – деепричастия на ранних этапах заключалось в следующем: — все более углубляющемся противопоставлении именных и местоименных форм старого причастия; — утрате краткими формами согласования с именем и превращении их в неизменяемые; — закреплении за краткими формами специфических синтаксических функций выражения предикативных отношений и обстоятельственных значений. В памятниках старшего периода истории русского языка нашла отражение развивающаяся между новыми причастиями и деепричастиями грамматическая и синтаксическая дифференциация. На начальных этапах в этом формирующемся противопоставлении оказались задействованными не только формы именительного падежа кратких действительных причастий, но и формы косвенных падежей. Среди многообразия причастных форм внимание ученых в наибольшей степени привлекали краткие действительные причастия. Их исследованию посвящено большое количество работ, в которых значительное место принадлежит описанию различных синтаксических функций, выполняемых рассматриваемыми образованиями (см., например, работы А.А.Потебни, Е.С.Истриной, В.И.Борковского, С.Д.Никифорова, М.А.Соколовой, П.Я.Черных, Н.И.Маевской, Т.П.Ломтева, К.А.Гомоновой, Е.Л.Голубевой, В.В.Бенке, Б.В.Кунавина и др.). Сравнительные наблюдения над именными и местоименными формами в Житии Феодосия Печерского (далее – ЖФП) продемонстрировали способность именных форм не только к предикативному, но и атрибутивному употреблению, а также способность местоименных образований к выражению как атрибутивных, так и предикативных значений, что соответствует представлению о синкретичном характере древнего причастия. Основной синтаксической функцией полных причастий традиционно считается атрибутивная. Такие случаи широко представлены в ЖФП разными падежными формами. Все они характеризуются согласованием определения с определяемым словом, например: wни же "ко земл" жажющи" воды тако приимаахq словеса _его (39г); И сице съ миръмь предасть въ рqцh дúшю пришедъшимъ по нь анúглмъ (46в). Краткие формы действительных причастий представлены в ЖФП особенно разнообразно. Они выступают в различных падежах разных чисел. Подавляющее большинство из них согласовано с именем. Случаи нарушения также имеют место, однако встречаются крайне редко: бhша же и црúкви твор#ще праздьникъ въ тъ дúнь (53а); чюдо явльшеся (56 а); таче по сихъ шедъшема има въ цúрквь. и сътворивъ млúтвq сhдоста. (41а). Употребление таких форм в качестве определений в ЖФП представлено единичными примерами, ср.: пока"ни_е бо _есть пqть привод" къ црúствq. -----пока"ни_е _есть пqть въвод" въ породq (39в); _есть бо мала гора надълежащи надъ манастырьмь тhмь. (55г); и вьсhхъ не бh подобьно мhсто кн#жю полю близь прилhжащю (60г). Именные формы, как правило, выступают в предикативной функции, являясь второстепенным, а иногда и основным сказуемым. При этом они часто имеют дополнительные обстоятельственные оттенки значения. Подобные случаи хорошо известны и по другим памятникам и приводятся во многих исследованиях (А.А.Потебня, С.П.Обнорский, В.И.Борковский, Т.П.Ломтев и др.), ср.: Си слышавъ блаженыи. начатъ молити с" (СкБГ, 12а); къто ли не съмhрить с" оного съмhрени_е вид" и слыша (там же, 12в); ти тако донесъше тhло _его положиша _е въ манастыри (ЖФП, 41б); и пригласивъ келар# въпрашаше _его (там же, 51г) и многие другие. В ЖФП наблюдается параллелизм в предикативном (аппозитивном) употреблении полных и кратких образований, например: 1. Употребление союзов между причастием и глагольным сказуемым: – краткие формы: мúти же _его оставл"ше и не вел"щи _емq тако творити (28б); – полные формы: .тъгда хúвъ воинъ ишедъ из домq сво_его -----тако скоро текыи и доиде пещеры оно" (35а). 2. Употребление причастий в качестве единственного сказуемого при своем собственном подлежащем (т.н. “именительный самостоятельный”): – краткие формы: сь любъвь имh" "ко же рече с# не простq къ оúцю нашемq fеwдосию. и часто приход# къ немU и дúховьныихъ тhхъ словесъ насыща" с# ^ н_его. (53в); – полные формы: .И се же пакы инъ бол"ринъ того же хúолюбьц#/. идыи нhколи съ кн#зьмь своимь хúолюбьцьмь на ратьны" (47в-г). 3. Участие причастия в качестве аппозитивного в составном приложении (“второй именительный”): – краткие формы: бжúствьныи варлаамъ игqменъ сы братии въ пещерh (36в); – полные формы: чьрноризьць .павьлъ игqменъ сыи ^t _единого манастыр# сqщиихъ въ области _его. (59а). Сходство значений, выражаемых полными и краткими формами, подтверждают случаи использования тех и других в идентичных контекстуальных условиях, ср.: и прочиими трqды подвиза" с". дhла" по вс" дúни не дада рqкама своима ни ногама поко" (42б) и: И тако прhбывааше не дадыи себh поко" бъдhни_емь. и млúтвами вьсhми нощьныими (57б) и др. Из косвенных падежей высокой степенью предикативности обладали дательный (в обороте дательный самостоятельный) и винительный (в конструкции второй винительный) падежи. В названных позициях в ЖФП, как правило, выступают краткие формы причастия. Таким образом, в русском языке старшего периода в системе древнего причастия наблюдаются существенные изменения. С одной стороны, уже не представляется возможным говорить о древнем причастии как о единой грамматической категории, поскольку наблюдается развитие специализации его кратких и полных форм, причем их противопоставление проявляется не только в именительном, но и в косвенных падежах, что свидетельствует о роли всей парадигмы в процессе разграничения форм. Местоименные образования, с одной стороны, закрепляются в качестве субстантиватов, а с другой – выполняют роль атрибута и сохраняют способность к согласованию с определяемым именем. Именные формы употребляются преимущественно в предикативной функции и, тяготея к глаголу, утрачивают способность к согласованию. Кроме того, для древнерусского языка характерно и выражение деепричастиями разнообразных обстоятельственных значений (времени, причины, образа действия, цели, условия и др.), диапазон которых уже был достаточно широким и сохранился в современном русском языке. С другой стороны, в ЖФП еще сохраняются особенности функционирования старого причастия, которые отражают его синкретичность. Об этом свидетельствуют случаи взаимной мены членных и нечленных форм в одинаковых синтаксических позициях как в случаях атрибутивного, так и предикативного их употребления. Однако незначительное количество таких замен указывает на то, что процесс выделения на основе древнего причастия двух самостоятельных грамматических категорий – собственно причастия и деепричастия – существенно продвинулся. Следующий этап в становлении деепричастия изучался на материале русских летописей XIV-XV веков. В работе было проведено сравнение однотипных в лексическом, грамматическом и структурном отношении контекстов Лаврентьевской летописи (далее – ЛЛ) и Московского летописного свода (далее – МЛС), что дало возможность выявить изменения, происходившие в рассматриваемых формах, и проследить тенденцию к закреплению соотношения ‘вид-форма’ при их образовании. В летописях нашли отражение все те направления, по которым происходило развитие дифференциации собственно причастных (полных) форм и деепричастия. Речь идет как о синтаксических особенностях их функционирования, так и о постепенном формальном обособлении. Случаи нарушения согласования становятся здесь более многочисленными, чем в церковно-книжном стиле, а позиции, в которых происходит чередование разных форм, более разнообразными. В подавляющем большинстве случаев рассматриваемые формы не являются определением, а выступают в функции второстепенного сказуемого, обозначая действие, сопутствующее или предшествующее основному, ср.: се слышавше Торци qбо"шас# пробhгоша и до сего дúне. и помроша бhгаючи (ЛЛ, л.55); Из#славъ же приведъ Всеслава Кыеву. всади и в порубъ (ЛЛ, л.56 об.); [Стефан епископ] и всhд на конь, поhха в борзh, и идущи, видh зарю велику (МЛС, л.13 об.); Святославъ же сдумавъ с мужи своими посла попа, река (МЛС, л.44); Изяслав…посадникы исковавъ приведе (МЛС, л.44). При этом место, которое деепричастие занимает в предложении, не является случайным. Эта позиция определяется значением, выражаемым разными формами. Так, деепричастия, связанные по происхождению с формами прошедшего времени, в подавляющем большинстве случаев (233 против 30 – по данным сплошной выборки из МЛС) находятся перед сказуемым, выраженным личной формой глагола. Они, как правило, обозначают второстепенное действие, предшествующее основному: и не могъ стерпhти противу. подъбhгъ ста подъ мосто(м) (ЛЛ, л.43); "рослав же заоутра исполчивъ дружину свою противу свhту перевезес#. и высhдъ на брегъ отринуша лодьh ^ берега (ЛЛ, л.48 об.); Мъстиславъ же здумавъ с Новогородци поиде на Олга (МЛС, л.18 об.); И всhд на конь поhха (МЛС, л.20 об.) и др. Иногда семантика глаголов прив