Великие еврейские поэты средневековой Испании Передача 7 (24 апреля, суббота, 20:30) из цикла «Роль книги в истории еврейской культуры»Авторская программа д-ра Зои КопельманСреди прославленных поэтов «Золотого века» следует назвать в первую очередь четыре имени Шмуэль ха-Нагид (982-1056), Шломо ибн Гвироль (1021-1058), Моше ибн Эзра (1055-1139) и Иегуда Галеви (1075-1141). Очерченная мной в предыдущей беседе эпоха стимулировала их многогранные дарования, поэтому весьма существенно подчеркнуть, что все они отличились не только в поэзии. Шмуэль ха-Нагид был визирем халифа в Гранаде и полководцем его армии, лично принимавшим участие в сражениях; Шломо ибн Гвироль оставил нам сложный теософский труд «Источних жизни» (מקור חיים) и философскую поэму «Царский венец» (כתר מלכות); Моше ибн Эзра – уже упомянутый мною бесценный труд по теории средневековой поэзии, содержащий помимо правил и поэтических примеров сведения о еврейских поэтах того времени; Иегуда Галеви был преуспевающим врачом, а также написал апологию иудаизма – знаменитую «Книгу хазара» (ספר הכוזרי), где в виде бесед раввина с хазарским князем обсуждает разные аспекты еврейской религии и веры и доказывает их преимущество перед христианством и исламом. Весьма примечательно, что хотя еврейские поэты "Золотого века" сознательно поставили ивритскую светскую поэзию в зависимость от арабской и даже перевели на иврит немало арабских стихов, они создали также совершенно новые поэтические образцы, отразившие их собственный индивидуальный жизненный опыт и особенности дарования. Так, Шмуэль ха-Нагид, который, как уже отмечалось, был в Гранаде полководцем, много времени проводившим в походах, сражениях и на биваках, оставил нам беспрецедентные образцы батальной поэзии. Приведу несколько отрывков из стихотворения по случаю победы Гранады над Севильей в сентябре 1039 года:Хвала Богу грозного мщения, Богу силы, Защитнику правых, Хвала Святой Торы Хранителю, Властителю душ и умов...Разбиты наши соперники, смердят по полям их трупы, Лежат, как мехи раздутые, как стадо стельных коров...Спаслись единицы из тысяч, как редкие виноградины, Как одинокие гроздья в пору уборки плодов... ^ Пер. Я. ЛиберманаУ Шмуэля ха-Нагида даже стихи о вине порой приобретали походную окраску: Скончался ав, почил элул, жара их дней прошла. Пришел тишрей, но и его кончина унесла.Теперь дожди и холода, и, весело звеня, В кувшине новое вино опять зовет меня.Друзья сказали: посмотри на дождь, послушай гром, Тепло ласкает у костра, но холод жжет кругом. Слетает вниз опавший лист, встает огонь дугой. Не спи, друг! – будем до утра мы пить вино с тобой. ^ Пер. В. ЛазарисаЯсно, что здесь речь идет не о застолье в пиршественной зале, а о ночевке на биваке, вблизи костра и облетающих на осеннем холоде деревьев.* * *Судьба ^ Шломо ибн Гвироля была полной противоположностью удачливой жизни его старшего современника Шмуэля ха-Нагида. Бедный ибн Гвироль рано осиротел и остался буквально без средств к существованию. Мальчика взял под покровительство богатый еврей Иекутиэль, поощрявший его учебу и занятия поэзией. В самом деле, Шломо ибн Гвироль был человеком выдающихся способностей и амбиций: Пристало ль мне уже в шестнадцать лет Прослыть певцом житейских мук и бед?Не лучше ль, как ровесники мои, Встречать беспечно вечер и рассвет?Но рано ощутил я мысли власть, Стать праведным и мудрым дал обет... ^ Пер. Я. ЛиберманаОднако Иекутиэля оклеветали и бросили в тюрьму, где несчастный в скорости умер. Шломо ибн Гвироль остался один как перст. Он горько оплакивал своего патрона и гневался на весь свет, считая себя непризнанным гением. Он писал: "Если земля не оценит моей мудрости, значит сама она мудростью не обладает". И еще так: "Моя песнь – украшенье для царской короны, Диадема на самый изысканный вкус!" И действительно, трудно не восхититься изысканностью его метафор при описании лужайки, на которой под живительной влагой дождя распустились яркие цветы (даю подстрочный перевод):^ Написал день осенний чернилами ливней и росами, / и пером светящих молний, и рукою туч его Письмо на лужайке сада лазурью и пурпуром – / не сделать подобного мастеру даже в мыслях его. ^ Вот, когда возжелала земля лика небесного, / вышила на тканях клумб подобие звёзд его.Мы видим, как описано живительное влияние осенних дождей, оросивших пересохшую землю и вызвавших рост травы и цветов. Поэт заимствовал образы для сравнений из почитаемого в арабской средневековой культуре искусства каллиграфии, а также из любовной лирики, причем не забыл и ценимую тогда многокрасочную вышивку. Шломо ибн Гвироль был некрасив, желчен и язвителей, а в довершение всех злосчастий он еще страдал неизлечимыми в то время хроническими заболеваниями, которые тоже описал в своих стихах. Боли буквально сжирали и сжигали его внутренности, лишая сна и способности заниматься. Несчастный поэт рано умер, не дожив и до 40 лет. Его жизнь словно прошла под знаком назидания, высказанного в стихах Шмуэля ха-Нагида:Сколь постыдна радость, посуди – Сердце между двух скорбей живет: Сам ты плакал, в этот мир входя, А другой оплачет твой уход.* * *Моше ибн Эзра был удачлив в первой половине своей жизни, но во второй, после падения его любимой, просвещенной и процветающей, Гранады в начале 12 века, принужден был скитаться и жить в христианской части Испании, в северной части Пиринейского полуострова. Вот как он воспел такой же дождь и ту же щедрость земли, ответившей на влагу цветами (обратим внимание на используемые поэтом омонимические рифмы и уже отмеченный нами прием сопряжения противоположностей: гимны радости – плач, земля – небеса):Дождь оросил весенний сад и луг. Искрится радуги упругий лук. И роза, и слезоточивый лук Возносят гимны радости рожденья.Сверкает свежих красок яркий цвет, Смеется звонко вешний первоцвет, Земля-красавица, Вселенной цвет, Под плач небес меняет украшенья.^ Пер. Я. ЛиберманаИегуда ха-Леви, судя по всему, был человеком скромным и благожелательным. Он много времени уделял своей профессии врача, однако главным занятием своей жизни почитал творчество. Он оставил нам изрядное количество превосходных литургических стихотворений, проникнутых несколько экстатическим отношением к Творцу, Богу Израиля, а также чудные светские стихи. И его не обошли катаклизмы, сотрясавшие Пиренеи в 12 веке – усобицы между арабскими эмирами, нашествие берберов, существенно более жестоких и примитивных мусульманских племен из Северной Африки, войны между нападавшими из северных провинций христианами и жителями мусульманской Андалусии, южной части полуострова. Например, изящную любовную лирику:Как мелодичен голос твой и как прекрасен лик – В тебе туманный свет луны и солнца ясный блик.Как ворона крыло, черны шелка твоих кудрей, И звёзд сияньем полон взор пленительных очей. Или так: Красавица платье стирает в слезах моих очей, И ни к чему ей вовсе ни море, ни ручей. Но незачем и солнце ей, чтоб высушить наряд – Огонь в очах возлюбленной солнца горячей!^ Пер. Я. ЛиберманаПомня о своем священническом происхождении (прозвание ха-леви означает левит), поэт облек в стихи тоску по Земле Израиля и создал так называемые сиониды: Сердце мое на Востоке, я же на Западе сам – Как же отдаться могу наслаждениям, пышным беспечным пирам?..Слаще мне блеска и неги Испании груды руин и камней Храма далекого, Храма сожженного бедной отчизны моей...Или так: О радость мира, жемчужина стран, я мечтой о тебе зачарован. К тебе на Восток рвется сердце мое, но к Западу я прикован.На склоне жизни Иегуда ха-Леви решил перебраться в Святую Землю, в Иерусалим. Оставив жену, дочь и внука, расставшись с друзьями, он по морю отплыл в Александрию, откуда намеревался сушей дойти до родины далеких предков.Совершенным новаторством стали в ивритской поэзии стихи о плавании на море (приведу подстрочник, чтобы лучше вникнуть в образность и настроение стихотворения):Я возоплю с размягшим сердцем и дрожью в коленях / к Богу, и слабость мои чресла объемлет,В день, когда держащие весла пучиной повергнуты в страх, / а матросы сил ]рук[ в себе не находят.Как же мне не быть таким? Ведь я на борту корабля / вишу меж водами и небесами!^ Кружусь, но это мне не в тягость, готов терпеть пока / не отпраздную в Ирусалиме.Угасание мусульманской культуры. Реконкиста.Христианские короли, жаждавшие вернуть Пиринейский полуостров в лоно своей религии, вели наступательные походы с севера, из юго-западной Европы. С середины 13 века северная граница Андалусии постепенно сдвигалась все южнее и южнее, мусульманские правители небольших халифатов, образовавшихся после распада объединенного Кордовского халифата, вынуждены были обратиться за подмогой к мусульманам Северной Африки, далеко не столь культурным и толерантным, как они сами. Нескончаемые набеги, усобицы и смена власти пагубно отразились как на арабском обществе, так и на еврейском, которое помимо прочего страдало от погромов. Стабильность пошатнулась, общество больше не имело возможности поддерживать культуру, и литература почти перестала развиваться. Последним всплеском средневекового ивритского литературного творчества стало создание макам, тоже по арабскому образцу. Макама представляет собой серию невероятных приключений героя, оказывающегося в сказочных странах, встречающего чертей и духов, колдунов и прочих волшебных персонажей. Каждый эпизод изложен рифмованной прозой и завершается назидательным или подытоживающим стихотворением. О происхождении слова «макама» (מקמה) спорят ученые, но скорее всего оно связано со словом «маком», как называли общественное место, даже рынок, где, как видно, сидел потерявший постоянное место у патрона поэт и от изысканных придворных стихов перешел к более «коммерческому» жанру, занимательному и привлекающему народ. Так можно было кормиться своим талантом. Макамы тоже сначала были переведены с арабского на иврит, а потом еврейские поэты создали свои оригинальные макамы, из которых наиболее искусным является сочинение Иегуды Альхаризи "Тахкемони".Закончить краткий рассказ об ивритских поэтах "Золотого века" я хочу афористическим двустишием Моше ибн Эзра, которое, к сожалению, даю в прозаическом переводе:Красавец, и бокал вина, и сад, и пенье птицы, и звук воды в арыке – Бальзам для влюбленного, и веселье для удрученного, и песня для скитальца, и богатство для бедняка, и для больного – лекарство.