А.А. Павлов«Аттические ночи» Авла ГеллияИнтереснейшим пластом римской историографии, дающим немало ценной информации о римской семье и гендерных практиках Рима (и античного мира в целом) являются труды римских антикваров, грамматиков и энциклопедистов. Многие из них не сохранились, однако большее сожаление вызывает тот факт, что сохранившиеся и хорошо известные и ценимые в античности (и не только) труды, мало знакомы современному российскому читателю. Среди них такие замечательные сочинения как «Естественная история» Плиния Старшего, «О латинском языке» Марка Терренция Варрона, «Достопамятные деяния и изречения» Валерия Максима, «Аттические ночи» Авла Гелия, словарь Феста «О значении слов» и извлечения из него Павла Диакона. Одна из причин, по которым они оказались невостребованными, ― их «непрофильный», выбивающийся из узкой специализации современных наук характер. Ни историки, ни филологи не рассматривали их как «свои», либо не видели в них необходимой значимости, присущей лучшим образцам римской исторической и художественной историографии. Сегодня становится все более очевидной как недостаточность узко специализированного знания, так и необходимость комплексных междисциплинарных исследований, основанных на различных типах источников, сочетающих методы и приемы различных наук. Обращение к римской антикварно-грамматической и энциклопедической историографии, замечательному примеру античной синкретичности, способствовало бы и более комплексному анализу римских социальных и гендерных реалий. Авл Геллий, римский грамматик II в. н.э., получил прекрасное грамматическое и риторическое образование (N. A. IX.15; 16; XII. 5; XV. 26; XVI. 2; XIX. 12), которое завершил, как это было обычно для юношей из римского высшего класса, в Афинах. Там же он начал писать «Аттические ночи»1. Труд состоит из 20 книг, введения и оглавления. Он не имеет четкой композиционной структуры, заданных хронологических рамок, как и единого сюжета. Это своего рода «игра в бисер», целью которой было «у ревностных и серьезных натур возбудить желание постичь облагораживающую человека ученость и поразмыслить о полезных науках», как и «дать душе отдохнуть и развлечься» (Praef. 12; 16). При всей своей занимательности, которую сохраняет труд Геллия и для современного читателя, «Аттические ночи» являются важным источником для исследователя. Прежде всего в силу характера работы автора с источником. В своем труде Авл Геллий ссылается на огромное количество трудов (275 авторов), большинство из которых не сохранилось, приводя прямые цитаты или перелагая содержание своего источника. Он использует источники различного времени (III в. до н.э. – II в. н.э.) и жанров. Это «Анналы»2, «Истории»3, речи, сочинения грамматического4, энциклопедического5, юридического6, риторико-философского7 характера. В настоящем переводе приводятся фрагменты «Аттических ночей», дающие информацию о заключении брака и его формах, об обряде помолвки (III. 2; IV. 4; 20; XVIII. 6), об имущественных отношениях между супругами и разводе (IV. 3; X. 15; 26; XVII. 21), практике усыновления (V. 19), отцовской власти (II. 2; 7) и власти мужа (X. 23), взаимоотношениях между родителями и детьми, отцом и сыном, мужем и женой, а также о вынашивании и вскармливании детей8. Он сообщает также об участии женщины в религиозной жизни (весталки) и гендерных различиях в религиозной сфере (I. 12; X. 15; XI. 6). Геллий приводит и некоторые пассажи, связанные с любовной сферой (I. 8; VI. 8; IX. 10), в чем достаточно ярко проявляется разность греческого и римского мироощущения, с одной стороны, и несвязанность ее с миром брака, с другой. Авл ГеллийАттические ночи*Книга I6. Слова из речи Метелла Нумидийского, которую он, будучи цензором, произнес перед народом, дабы поощрить граждан жениться; и по какой причине эта речь была осуждена и каким образом, напротив, она была поддержана1. В присутствии многих образованных мужей читалась речь Метелла Нумидийского9, мужа влиятельного и красноречивого, которую он, будучи цензором, произнес перед народом о необходимости брать жен, побуждая граждан к заключению браков. 2. В той речи было написано так: «Если бы мы, Квириты, могли обойтись без жен, мы все сбросили бы с себя эту обузу; но поскольку природа так установила, что и с ними не вполне удобно, и без них жить никак нельзя, то должно заботиться скорей о продолжительном благополучии, чем о кратком удовольствии». 3. Некоторым казалось, что цензор Кв. Метелл, который стремился побудить граждан жениться, не должен был выставлять напоказ тягостность и постоянные неудобства супружеской жизни, ведь это [могло] не побудить, но скорее отвернуть и отпугнуть [от брака]; они полагали, что в речи скорее надо было утверждать обратное этому, что в браке нет никаких или по большей части никаких тягот, и если какие иногда возможно и возникают, то небольшие и несущественные и легко переносимые в большинстве своем, так как легко заглаживаются благами и удовольствиями, и сами то они не являются всеобщими, и не следуют из природы [брака], но появляются по вине и несправедливости отдельных супругов. 4. Тит же Кастриций10 рассудил, что Метелл сказал прямо и вполне достойно. «Одно, – утверждал он, – должно говориться цензором, другое ритором. Ритору допустимо в своей речи прибегать к лживым, дерзким, лукавым, коварным, софистичным утверждениям, если те имеют подобие достоверности и могут проникнуть в побужденные не без хитрости души людей». Он говорил при этом, что было бы позорно [даже] для ритора, если он, рассматривая случай, по злому умыслу прибег бы к обману и затем не разоблачил бы его. 5. [Далее] он продолжил: «Но ведь Метеллу, выступающему перед римским народом, человеку святому, наделенному таким величием и благородством, ведущему достойную жизнь и обладающему такими почестями, не подобало говорить ничего иного, чем то, что казалось истинным как для себя, так и для всех, особенно когда он говорил о том, что постигалось обыденным знанием и доступным для всех жизненным опытом. 6. Следовательно, говоря колеблющимся людям о хорошо известной тягостности [брака] и заслужив доверие [слушателей] через осознание правильности и истинности [его слов], затем он уже легко и без труда, что было из всех дел самым действенным и истинным, убедил [их], что процветание государства невозможно без обилия браков». 7. Мы полагаем, что к чтению и этого пассажа из той же речи Кв. Метелла обращаются не менее часто, чем к тем, что написаны достойнейшими философами. 8. Слова Метелла таковы: «Бессмертные боги могут многое; но они не должны хотеть от нас больше, чем родители. И родители, если дети начинают ошибаться, лишают наследства. Что же мы требуем от бессмертных иного, если сами не ставим предел дурным намерениям? Тот только равен милостивым богам, кто не является врагом самому себе. Бессмертные боги должны поощрять добродетель, а не давать [ее]». ^ 8. История, взятая из книг философа Сотиона о блуднице Лаиде и ораторе Демосфене1. Сотион11 из перипатетической школы был человеком не самым безызвестным. Он написал книгу, составленную из массы различных историй и назвал ее «». 2. Эта фраза означает почти тоже, как если бы ты сказал «Рог изобилия». 3. В этой книге представлена такая история об ораторе Демосфене12 и блуднице Лаиде. Он пишет: «Лаида Коринфская требовала огромных денег за изящную и прелестную фигурку, и часто у нее собиралось общество богатых мужчин со всей Греции; но она не принимала, если кто не давал того, что она требовала; требовала же она чрезмерно много». 4. Он говорит, что так родилась поговорка, часто встречающаяся у греков: «не каждый мужчина может съездить в Коринф», то есть напрасно собирается в Коринф к Лаиде тот, кто не может заплатить того, что [от него] требуется. 5. «Известный [оратор] Демосфен тайком пришел к ней и попросил назвать ему свою цену. И Лаида потребовала десять тысяч драхм» (в наших деньгах это составляет десять тысяч денариев). 6. «Пораженный и устрашенный такой наглостью женщины и громадностью суммы, Демосфен развернулся и, уходя, бросил: «Я не покупаю раскаяние столь дорого». Но сама греческая фраза, которую, говорят, он произнес, более изящна. Он сказал: «» (Не покупаю раскаяние за десять тысяч драхм). 12. В каком возрасте и из какой семьи, согласно какому ритуалу, церемоний и религиозных обрядов и под каким именем берет великий понтифик деву Весты, и каким правом она будет обладать постоянно с этого момента; и о том, что, согласно праву, как говорит Лабеон, ни она не может быть чьим-либо наследником, ни ее собственность не может быть принята кем-либо, без завещания1. Те, что писали о включении в коллегию весталок (из которых наиболее тщательно сделал это Антистий Лабеон13), отрицали, что есть право брать девочку младше шести и старше десяти лет отроду; 2. также ту, что не имеет отца или мать, 3. и что отмечена дефектом речи, слабым слухом или каким другим телесным изъяном; 4. что была сама, либо ее отец, эманципированы14, и даже если при живом отце она находилась под властью деда; 5. чьи родители, один или оба, находились в рабстве, или занимались грязными работами. 6. Они говорят, что заслуживает освобождения и та, чья сестра уже выбрана в эту коллегию; чей отец является фламином или авгуром или квиндецемвиром священнодействий или септемвиром эпулонов или салием. 7. Освобождение от этого сана обычно получали также невесты понтификов и дочери священных трубачей. 8. Кроме того, Атей Капитон написал, что не должна выбираться дочь того, кто не имеет домохозяйства в Италии, а также того, кто имеет трех детей. 9. Дева же Весты, как только ее брали15, отводили в храм Весты и передавали понтификам, тотчас, без эманципации и умаления правоспособности, выходила из под отцовской власти, и обретала право составлять завещание. 10. Об обычае же и обряде «захвата» весталки никакие древние труды не сообщают, разве только то, что впервые это было сделано царем Нумой. 11. Но мы находим закон Папия16, который предусматривает, чтобы под руководством великого понтифика выбирались из народа двадцать девушек и в собрании среди них бросали жребий, и ту, на которую он выпадал, забирал великий понтифик и она становилась [девой] Весты. 12. Но кажется, что в этом жребии, установленном законом Папия, в настоящее время обычно нет необходимости. Ибо если кто достойный рождением придет к великому понтифику и предложит свою дочь в жрицы, хотя в ее добропорядочности можно не сомневаться, из-за закона Папия она принимается в жрицы через сенат. 13. Кажется потому говорят, что девушка «захватывается», поскольку великий понтифик накладывает на нее руку, чтобы забрать от ее отца, в чьей она находится власти, и уводит, словно захваченную на войне. 14. В первой книге Фабия Пиктора17, приведены слова, которые надлежит произносить великому понтифику, когда он берет девушку. Эти слова таковы: «Как ту, что лучшего права, я беру тебя, Возлюбленная, в жрицы Весты, в чьем праве совершать жертвоприношения и действовать от имени римского народа квиритов». 15. Многие полагают, что capi («браться») должно говорить только в отношении весталки. Но и в отношении фламинов Юпитера, как и понтификов и авгуров, также говорят capi. 16. Луций Сулла18 так написал во второй книге «Деяний»: «Публий Корнелий, который первым получил прозвище Сулла, «взят», чтобы быть фламином Юпитера». 17. Марк Катон19, когда обвинил Сервия Гальбу20, сказал [в речи] «О лузитанах»: «Говорят, однако, что они хотели отпасть. Если я стану утверждать теперь, что хорошо знаю понтификальное право, неужто по этой причине меня «возьмут» в понтифики? Если я хочу наилучшим образом познать авгуральную дисциплину, разве кто-либо по этой причине «возьмет» меня в авгуры?» 18. Кроме того, в комментариях Лабеона, что составлены к законам XII таблиц, написано так: «Говорят, что Дева Весты, при отсутствии завещания, не является ничьим наследником, и ее имущество, если нет завещания, никто не получает, но оно возвращается в публичную собственность. По какому делается то праву, сомневаются». 19. Великий понтифик, захватывая ее, обращается к ней «Amata» («Возлюбленная»), потому, как говорят, что та, которая была захвачена первой, имела такое имя. 17. С какой невозмутимостью духа переносил Сократ неукротимую природу [своей] жены; а также о том, что Марк Варрон написал в одной из сатур об обязанности мужа1. Говорят, что Ксантиппа, жена философа Сократа, была очень своенравна и сварлива, и день и ночь напролет докучала [его своей] женской раздражительностью и беспокойствами. 2. Алкивиад21, пораженный этой ее невоздержанностью по отношению к мужу, спросил Сократа, какова причина того, что он столь злобную женщину не изгонит из дома. 3. «Потому, – ответил Сократ, – что когда я терплю ее такую дома, я приучаю и готовлю себя к тому, чтобы легче сносить невоздержанность и несправедливость других вне дома». 4. В согласии с этой сентенцией, также и Марк Варрон22 в менипповой сатуре, названной «Об обязанности мужа», написал так: «Порок жены [мужу] следует либо исправлять, либо сносить. Кто исправляет порок, тот делает жену лучше; кто сносит, тот делает лучше себя самого». 5. Эти слова Варрона «исправлять» («tollere») и «сносить» («ferre») составлены вполне остроумно, но «tollere» очевидно употреблено в значении «corrigere». 6. Таким образом, Варрон очевидно полагал, что если характер порока жены таков, что не может быть исправлен, то его следует сносить (и что разумеется, он может сноситься [только] благородным мужем); ведь пороки заслуживают меньшего порицания, чем позорные деяния.Книга II2. Каким должен быть порядок и соблюдение обязанностей между отцами и сыновьями при возлежании за столом, занятии места, а также в подобных случаях дома и вне его, если сыновья – магистраты, а отцы – частные лица; рассуждение об этом предмете философа Тавра и пример, взятый из римской истории1. К философу Тавру23 в Афины, дабы взглянуть на него и познакомиться, прибыл презид провинции Крит, и с ним вместе отец его. 2. Тавр, только что распустив учеников, сидел перед дверями своей комнаты, и разговаривал с нами. 3. Вошел презид провинции со своим отцом; 4. Тавр спокойно встал и после взаимных приветствий сел вновь. 5. Вскоре было принесено одно кресло, что было на виду и, пока искали другие, поставлено рядом [с креслом философа]. Тавр пригласил отца презида сесть. 6. На что тот ответил: «Пусть сначала садится тот, кто является магистратом римского народа». 7. Тавр же сказал: «Садись, пока мы не исследуем и не решим вопрос, подобает ли более сидеть тебе, отцу, либо сыну, магистрату». 8. И когда отец сел и было поставлено другое кресло его сыну, Тавр обсудил этот вопрос, тщательно взвешивая, о благие боги, как почести, так и обязанности. 9. Его рассуждение было таким. В публичных местах, обязанностях и действиях, права отцов в отношении [тех] подвластных сыновей, которые являются магистратами, несколько приостанавливаются и бездействуют, но когда они неофициально встречаются дома, гуляют, возлежат на пиру с друзьями, тогда между сыном-магистратом и отцом-частным человеком, публичные почести отступают, а естественные и природные проявляются. 10. «Итак, – говорит он, – то, что вы ко мне пришли, и то, что мы теперь обсуждали, и то, что я рассказал об обязанностях, [все] это дело частное. Поэтому в моем доме подобают более те почести, которыми, как старший, ты пользовался в своем». 11. Это и другое разобрал Тавр в своей речи авторитетно и, вместе с тем, вежливо. 12. Но то, что я прочел сверх того у Клавдия о такого же рода обязанностях отца и сына, представляется важным, чтобы оставить без внимания. 13. Поэтому я привожу слова самого Квадригария24, переписанные [мной] из шестой его книги «Анналов»: «Затем были избраны консулы Семпроний Гракх, во второй раз, и Квинт Фабий Максим, сын того Фабия, который был консулом предыдущего года. Этому консулу отец-проконсул ехал верхом навстречу и не захотел слезть с коня, ибо был отцом, а ликторы, зная о величайшем согласии между обоими, не посмели приказать отцу спешиться. Но когда он подъехал, консул произнес: «Что дальше?» Тот ликтор, который был рядом, быстро понял и приказал проконсулу Максиму спешиться. Фабий подчинился приказу и похвалил сына [за то], что тот блюдет власть, исходящую от народа»25. ^ 7. Об обязанности детей в отношении отцов; и [цитаты] об этом из книг философов, в которых написано и исследовано, должно ли подчиняться всем отцовским приказам1. Часто в рассуждениях философов доискиваются, должно ли всегда и во всем подчиняться приказам отца. 2. Что касается этого вопроса, то и греки, и наши [авторы], которые писали об обязанностях, утверждали, что есть три мнения, которые должны быть представлены и рассмотрены, и тщательнейшим образом анализировали их. 3. Из них одно таково: всему, что ни прикажет отец, должно подчиняться; 4. другое: некоторым [приказам] должно подчиняться, некоторым не должно; 5. третье: ни в чем не должно ни почитать отца, ни подчиняться ему. 6. Поскольку, на первый взгляд, последнее мнение слишком опасно, то прежде обсудим то, что говорили в связи с ним. 7. Говорят: «Отец приказывает либо правильно, либо неправильно. Если он приказывает правильно, то этому должно подчиняться не потому, что он приказывает, а должно исполнить потому, что это справедливо; если [приказывает] неправильно, то, разумеется, никоим образом не должно выполнять [того], чего делать не следует». 8. Отсюда заключают следующее: «Никогда, следовательно, не должно подчиняться тому, что приказывает отец». 9. Но мы не должны принимать ни это мнение, которое, как мы вскоре покажем, 10. является ничтожным и пустым, ни также то, которое мы привели сначала, и которое может показаться истинным и добротным, что «всему, что бы ни приказал отец, должно подчиняться». 11. Что же если он прикажет предать родину, убить мать, или совершить что другое бесчестное или недостойное? 12. Итак, среднее мнение – «некоторым [приказам] должно подчиняться, некоторым не должно» – казалось лучшим и самым безопасным. 13. Но все же, говорят они, и те, которым не должно следовать, должны отклоняться спокойно, скромно, без чрезмерной торжественности и без жестких неодобрительных упреков, исподволь, и должны быть скорее обойдены молчанием, чем отвергаться с презрением. 14. А заключение, которое выводится, подобно приведенному выше, что ни в чем не должно подчиняться отцу, является несовершенным и может быть отвергнуто и опровергнуто так: 15. все человеческие деяния, как определено учеными [мужами], либо добропорядочны, либо порочны. 16. Те, что являются правильными или добропорядочными по своей сущности (как например: поступать по чести, защищать родину, любить друзей), следует выполнять, прикажет то отец, или не прикажет; 17. но те, что им противны, что бесчестны и совершенно несправедливы, не должны быть исполнены, хотя бы он и требовал того. 18. Те же, что находятся посередине, и греками назывались «» («нейтральные») или «» («индифферентные») (как например: идти в поход, обрабатывать поле, добиваться должностей, защищать дела [в суде], жениться, отправляться, когда приказывают, приходить, когда вызывают), поскольку и эти, и подобные им сами по себе не являются ни достойными, ни бесчестными, а становятся таковыми в результате самих наших действий, то по этой причине считают, что во всех делах такого рода должно подчиняться отцу, как если бы он приказывал жениться или выступать в процессе в защиту обвиняемого. 19. Ибо то, что и по своему происхождению, и само по себе не является ни честным, ни бесчестным, должно быть исполнено, в виду этого, если отец прикажет. 20. Но если он прикажет жениться на женщине бесчестной, бесстыдной, преступной, или защищать в суде Катилину, Тибула или П. Клодия26, разумеется, не должно этого делать, потому как прибавляя некоторое количество бесчестия, они перестают быть сами по себе нейтральными и индифферентными. 21. Следовательно высказывание тех, кто говорит, «то, что приказывает отец, является либо честным, либо бесчестным», не является завершенным и не может рассматриваться как «et» («полное и правильное дизъюнктивное высказывание»). 22. Недостает ведь этому дизъюнктивному высказыванию третьего [члена]: «либо [не является] ни честным, ни бесчестным». Если его добавить, то нельзя будет заключить: «следовательно никогда не должно подчиняться отцу». ^ 13. О том, что древние говорили «liberi» («дети») во множественном числе даже в отношении одного сына или дочери1. Древние ораторы, историки и даже поэты употребляли «дети» во множественном числе даже в отношении одного сына или дочери. 2. И это мы не раз встречаем в различных книгах, написанных древними, а теперь также мы сталкиваемся с этим в пятой книге «Деяний» Семпрония Азеллиона27. 3. Этот Азеллион был военным трибуном у П. Сципиона Африканского28 при Нуманции и описал то, в чем сам участвовал. 4. Его слова о плебейском трибуне Тиберии Гракхе29, произнесенные, когда тот был убит на Капитолии, таковы: «Ибо Гракха, когда он покидал дом, никогда не сопровождали меньше чем три-четыре тысячи человек». 5. О том же Гракхе кроме этого он написал ниже так: «Он начал умолять, чтобы они защитили его и его детей (liberos); и он приказал, чтобы вышел его в то время единственный сын, и почти рыдая, вверил его народу».15. О том, что древние весьма разумно предоставляли высшие почести лишь в старости; и почему впоследствии те же самые почести были предоставлены и мужьям и отцам; а также кое-что о том из седьмой главы закона Юлия1. У древнейших римлян обычно ни происхождение, ни богатство не предоставляли большего почета, чем возраст, и старшие по возрасту почитались младшими, как боги и как [собственные] отцы, и имели они первенство и приоритет в любом месте и во всех видах почестей. 2. Так и после пира, как написано у древних, младшие отводили старших по домам. Сообщают, что этот обычай римляне восприняли от лакедемонян, у которых, по законам Ликурга, во всех делах больший почет имели старшие по возрасту. 3. Но после потомство стало рассматриваться как более необходимое государству и было решено поощрять народ к [увеличению] потомства премиями и поощрениями, тогда же стали предпочитать в ряде отношений тех, кто имеет жену и детей, более старшим, которые не имеют ни детей, ни жены. 4. Согласно главе седьмой закона Юлия30, право принять фаски первым из [двух] консулов принадлежало не тому, кто был старше по возрасту, но кто из коллег либо имел больше детей в своей власти, либо потерял на войне. 5. Но если у того и другого было равное число детей, имел преимущество тот, кто был женат или намеревался вступить в брак; 6. только если оба были и женаты, и отцами равного количества детей, восстанавливался прежде известный принцип [оказания] почета, и кто был старшим по возрасту, [тот и] получал фаски первым. 7. Помимо этих случаев, для тех, кто оба были холостыми и имели равное количество детей, или женатые и не имели детей, ничего в законе о возрасте не написано. 8. Однако я слышу, что обычно предоставляют фаски на первый месяц [тому из] коллег, кто имеет преимущество по закону, либо в силу возраста, либо большей знатности, либо в силу повторного занятия консулата. ^ Книга III2. Какой день, по мнению М. Варрона, является днем рождения тех, кто родился до шестого часа ночи или после; а также о продолжительности дней, которые называются «гражданскими» и повсюду по-разному определяются; и кроме того, что Кв. Муций написал о той женщине, которая незаконно потребовала освободить ее от власти мужа, поскольку не знала принципа гражданского года12. Я читал также, что юрист Кв. Муций31 обычно говаривал, что не считается свободной от власти мужа та женщина, которая, вступив в брак с мужем в январские Календы, пожелала освободиться за четыре дня до следующих январских Календ; 13. ибо еще не пройдет три ночи, на которые должна она отлучиться от мужа, согласно законам XII таблиц, дабы освободиться, поскольку третьей ночи последние шесть часов относились бы уже к другому году, который начинается с Календ. 10. О том, что во многих природных явлениях наблюдали некое разнообразное влияние семеричного числа, по поводу чего [весьма] пространно рассуждает М. Варрон в «Седмицах»7. Он утверждает, что сила этого числа распространяется и влияет даже на рождение людей. «Ибо, – говорит он, – когда плодотворное семя оказывается в чреве женщины, первые семь дней оно свертывается, сгущается, и готовится принять нужное положение. Затем, на четвертую седмицу, из этого семени определиться пол [ребенка], образуется голова и позвоночный хребет. А приблизительно на седьмую седмицу, то есть в сорок девятый день, образуется во чреве [уже] весь человек». 8. Он сообщает также, будто примечательная сила этого числа наблюдается в том, что до седьмого месяца ни мальчик, ни девочка, не могут благополучно и в соответствии с природой быть рождены, и что те, которые пребывают во чреве так как тому положено, рождаются спустя двести семьдесят три дня с момента зачатия, то есть в начале сороковой седмицы. 16. Какие различные периоды времени ношения плода и родов допускают философы и медики; еще здесь [приводятся] мнения древних поэтов по этому вопросу и многое другое, заслуживающее быть услышанным и достойное запоминания; и подлинные слова врачевателя Гиппократа извлеченные из его известной книги «» («О пище»)1. Знаменитые врачи и прославленные философы рассуждали о природе созревания человеческого плода и его рождении. Весьма распространено одно представление, уже повсюду принимаемое за истинное, будто человек, после того как женщина забеременеет, рождается редко в седьмой, никогда в восьмой, часто в девятый, а еще чаще на десятый месяц, что и есть крайний предел рождения человека, даже не в начале десятого месяца, а в конце. 2. То же мы видим в «Шкатулке» Плавта, старинного поэта, в следующих строках: тогда девушка, подвергшаяся насилию,на исходе десятого месяца родила здесь дочь. 3. Об этом говорит и Менандр, поэт еще более древний и, по общему мнению, весьма сведущий [в этих делах]; ниже я привел его строки из пьесы «Ожерелье»: жена во чреве носит десять месяцев… 4. А наш Цецилий32, написав комедию под тем же именем и на ту же тему и многое взяв от Менандра, при упоминании о беременности все-таки не оставил без внимания восьмой месяц, о чем умолчал Менандр. Строки Цецилия таковы: ^ Неужто женщины рождают на десятом месяце? –Клянусь Поллуксом, и на девятом тожеЕще и на седьмом и на восьмом. 5. Здесь Цецилий, как утверждает М. Варрон и чему мы можем верить, сказал весьма рассудительно и не случайно противоречил Менандру, а также многочисленным сторонникам подобного убеждения. 6. Ведь Варрон сам написал в XVI книге «Божественных дел», что на восьмом месяце [беременности] иногда бывают роды; там же он добавляет, будто человек может родиться порой и через одиннадцать месяцев, а автором и того и другого мнения он считает Аристотеля. 7. О причине подобного разногласия можно узнать из книги Гиппократа, озаглавленной «» («О пище»), где есть такие слова: «"» («А восьмимесячные и существуют и нет»). 8. Однако медик Сабин, весьма умело комментировавший Гиппократа, эту загадочную фразу истолковал вот как: «Хоть и кажется, что при рождении младенец жив, однако на самом деле его нет, поскольку он сразу же умирает. Потому-то он существует в нашем воображении как психический образ и одновременно уже не существует физически». 9. А древние римляне, по словам Варрона, не терпели подобных почти невероятных редкостей и считали, что в соответствии с природой роды у женщин происходят не иначе, чем на девятом или десятом месяце, поэтому они трем Судьбам и дали имена от названия рождения, а также от девятого и десятого месяцев. 10. «Ведь «Парка», – добавляет он, – получила имя от «partus» («рождение»), с заменой одной буквы, а «Нона» и «Децима» – по соответствующему времени рождения». 11. Однако Цезеллий Виндекс33 в своих «Былых чтениях» утверждает: «Есть три названия Парки: «Нона», «Декума», и «Морта»», – и [в качестве доказательства] приводит следующий стих из «Одиссеи» Ливия34, древнейшего поэта:когда настанет день, предсказанный Мортой. К слову, Цезеллий, человек весьма порядочный, воспринял «Морту» как имя, когда здесь следовало понимать «Мойра» (судьба). 12. Еще о рождении, кроме прочитанного в книгах, я узнал из одного события, происшедшего в Риме: добропорядочная и уважаемая женщина, прослывшая образцом непорочной скромности, родила на одиннадцатый месяц после смерти мужа; [когда] подсчитали срок, [то], опираясь на предписание децемвиров о том, что человек рождается на десятый, а не на одиннадцатый месяц, возбудили дело, будто она зачала после смерти супруга; однако божественный Адриан, изучив дело, постановил, что и на одиннадцатый месяц [беременности] можно принести потомство; мы видели и сам указ об этом деле. Адриан объявляет, что он принял такое решение, [лишь] узнав мнения древних медиков и философов. 13. И сегодня мы читали, кажется, в сатуре М. Варрона «Завещание» следующие слова: «Если через десять месяцев после смерти родится у меня сын или сыновья, и если будут они, как (ослы с лирой), то лишаю их наследства. Если же кто родится, согласно Аристотелю, на одиннадцатом месяце, то нет для меня разницы между Аттием и Теттием». 14. Подобным образом Варрон намекает на старинную пословицу, в которой говорится о вещах, обычно не имеющих между собой никакой разницы: «У Аттия то же, что и у Теттия»; то есть рожденные на десятом и на одиннадцатом месяцах обладают одинаковыми правами. 15. Ведь если дело обстоит так, [как говорилось выше], и [срок] беременности не может превышать десяти месяцев, то следует объяснить, зачем Гомер написал, будто Нептун, едва овладев девушкой, сказал: ^ Радуйся, женщина, нашей любви! По прошествии года Славных ты родишь детей, ибо ложе бессмертного богаБыть не может бесплодным. 16. Когда я обращался с этим ко многим грамматикам, то одни объяснили, что во времена Гомера, как [у нас] при Ромуле, год состоял не из двенадцати месяцев, а из десяти; иные твердили, будто более длительный срок созревания отпрысков подобает величию Нептуна; третьи болтали всякую чепуху. 17. Однако Фаворин35 объяснил мне, что «по прошествии года» означает не завершение года, а лишь момент, приближающийся к окончанию. 18. По сему, это выражение не было использовано в обычном значении. 19. В самом деле, «adfecto» («окончание»), как свидетельствует Марк Цицерон и изысканнейшие из древних, употреблялось в собственном смысле, [когда] что-то еще не кончилось, не подходит или, вернее, уже приближается к концу. Цицерон говорит подобным образом в речи «О консульских провинциях». 20. Впрочем, Гиппократ36 в книге, о которой я упоминал выше, хотя и определял сроки формирования плода в матке и время самих родов, все же добавлял, что не всегда это происходит в одни и те же сроки, то раньше, то позже; он сказал это вот как: «При этом роды происходят и в более долгий, и в меньший [срок], и сразу же, и постепенно, если же дольше, то ненамного, если меньше, то чуть-чуть». Кои слова значат: если и рождается раньше, то ненамного, и если позже, то также ненамного. 21. Помню я, как в Риме внимательно и осторожно исследовался этот вопрос в деле, где испрашивалось немалое тогда благо: может ли младенец, родившийся на восьмом месяце живым и сразу же умерший, принести право троих детей, так как некоторым неуместность восьмого месяца казалась выкидышем, а не [обычным] рождением. 22. Но поскольку относительно годичного срока рождения у Гомера и об одиннадцатом месяце мы сказали все, что могли узнать, то [еще] решили упомянуть и о том, что читали в VII книге «Естественной Истории» Плиния Секунда. 23. А так как это может показаться сверх всякого доверия, мы привели слова самого Плиния: «Мазурий37 рассказывает, будто претор Л. Папирий, хотя закон и защищал [интересы] одного наследника, предоставил право владения имущества другому, когда [его] мать заявила, что была им беременна тринадцать месяцев, поскольку [претору] казалось, что нельзя определить никакого точного срока рождения». 24. В той же книге у Плиния Секунда были следующие слова: «Зевота во время родовых схваток смертельна, как и чихание во время соития [чревато] выкидышем»38. Книга IV2. О различии между болезнью и [телесным] изъяном, и какое значение имеют эти слова в эдикте эдилов; и можно ли вернуть [после приобретения] евнуха и бесплодных женщин; и различные о том мнения9. О бесплодной же женщине, если она бесплодна от рождения, Требаций39, говорят, дал ответ обратный [мнению] Лабеона. 10. Ведь рассказывают, что когда Лабеон определил возвратить ее [хозяину] как не совсем здоровую, Требаций отрицал возможность действовать в соответствии с эдиктом, если та женщина была бесплодной от рождения. Но если ее поразила болезнь, которая и стала причиной [того] изъяна, что не могла [более] зачать, то она не считается здоровой и это является основанием для возврата. 3. О том, что до Карвилиева развода в Риме не велось никаких тяжб по искам о возврате приданого; а также о том, каково подлинное значение и происхождение слова «paelex» 1. Сохранилось предание, что в течение приблизительно пятисот лет от основания Города ни в самом Риме, ни в Лации, не было никаких ни исков о возврате приданого, ни соответствующих правил, поскольку, тогда, когда никакие браки еще не расторгались, в них, наверное, не было никакой нужды. 2. Да и Сервий Сульпиций40 в книге, озаглавленной «О приданом», написал, что впервые необходимость юридических правил о возврате приданого возникла в 523 году от основания Города, во время консульства М. Атилия и П. Валерия41, когда знатный муж Спурий Карвилий, по прозвищу Руга42, разошелся [по своей инициативе] с женой из-за того, что в силу телесного ее изъяна она не могла рожать. Рассказывают также, что этот Карвилий жену [свою] любезнейшую, с которой развелся, очень любил и взял в жены за ее нрав; но воле [своей] и любви предпочел он святость клятвы (произнести которую принужден был цензорами), что намерен жениться [вновь] ради продолжения рода. 3. Определялась же термином «paelex» и считалась порочной та, которая вошла в интимную связь и сошлась с тем [мужчиной], который, в силу брака, имел в полной власти другую. Это доказывается древним законом, который был, как мы узнали, [законом] царя Нумы: «Пусть не касается любовница (paelex) храма Юноны; если дотронется, пусть распустив волосы, принесет в жертву молодую овцу». «Paelex» же сродни , то есть как бы (наложница). Как и многие другие, так и это слово, имеет греческую основу. ^ 4. Что написал Сервий Сульпиций в книге «О приданом» о праве и обычае обручения древних римлян1. Помолвка в той части Италии, что называется Лаций, как писал Сервий Сульпиций в книге «О приданом», обычно происходила по следующему обычаю и праву. 2. Он говорит: «Тот, кто был намерен привести [в дом] жену, договаривался с тем, у кого он ее должен был взять, что ее выдадут [за него] замуж…; он, в свою очередь, также обязывался жениться на ней. Этот контракт из стипуляции и спонсии назывался «помолвка» («sponsalia»). Поэтому та, которая была обещана, называлась «помолвленной» («sponsa»), а тот, кто обещал [взять ее в жены] – «помолвленным» («sponsus»). Но если после этих торжественных обещаний [девушку] не отдавали или не брали в жены, тогда тот, кто стипулировал, инициировал в суде процесс из (устного торжественного договора) спонсии. Суд разбирал дело. Судья расспрашивал, по какой причине ее не отдавали [замуж] или не женились [на ней]. Если не находилось никакой справедливой причины, то судья оценивал дело в деньгах, устанавливая, сколько нужно было невесте получить или отдать, и налагал штраф на того, кто не исполнил обещание». 3. Сервий утверждает, что это право помолвки соблюдалось до того времени, когда по Юлиеву закону всему Лацию было дано право гражданства. 4. То же самое написал и Нераций43 в книге «О свадьбах».