«Мне очень улыбалась мысль о трагедии без любовной интриги, но не говоря уже о том, что любовь входила существенной частью в романтический и страстный характер моего авантюриста, – я заставил еще Дмитрия влюбиться в Марину, чтобы лучше оттенить ее необычный характер. У Карамзина он лишь бегло очерчен, но, конечно, это была странная красавица; у нее была только одна страсть – честолюбие, но до такой степени сильное, бешеное, что трудно себе и представить. Посмотрите, как она, попробовав царской власти, опьяненная призраком, отдается одному проходимцу за другим… всегда готовая отдаться каждому, кто только может дать ей хотя бы слабую надежду на более уже не существующий трон. Посмотрите, как она стойко переносит войну, нищету, позор и в то же время сносится с польским королем как равная, как коронованное лицо с равным себе, и жалко кончает столь бурное и столь необычное существование. Я уделил ей только одну сцену, но я еще вернусь к ней, если Бог продлит мои дни. Она волнует меня как страсть».А.С. Пушкин (черновое письмо Н.Н. Раевскому. 30 января 1829 г.)Ничего нет печальнее исторических штампов и веками сложившихся несправедливых репутаций. Передаваясь в таком виде из поколения в поколение, от историка к историку, они докочевали и до наших дней без надежды, что кому-то придет на ум заглянуть в глубину времен беспристрастно и откровенно, в надежде ощутить разрозненное как целое и вещество другой далекой жизни почувствовать своим. Автор ^ НАДЕЖДА КОНДАКОВАЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ МАРИНЫ (МНИШЕК) (драма в двух действиях и трех противодействиях)Действующие лица:Марина (Мнишек) 18 лет в начале, 28 – в концеДимитрий 21 годЮрий Мнишек, воевода Сандомирский (управляющий королевским имением в Самборе) - отец Марины, 50 летпани Мнишкова – мачеха Марины, 40 летКсения Годунова, дочь Бориса Годунова, 21 годкнязь Даниэль (Дольца) Корецкий – друг детства, первая любовь Марины (20 лет в начале, 27 – в конце)пан Владислав Осмольский – паж Марины, тайно влюбленный в нее. (17 ) лет^ Барбара (Бася) Казановская, подруга Марины, ее гофмейстерина (18 лет – в начале, 28 – в конце)Ядвига – вторая гофмейстерина, 20 лет – в начале, 30 – в конце ^ Тушинский Вор, он же Лжедимитрий – второй муж Марины, 30 летЗаруцкий, донской казачий атаман, любовник и последний муж Марины 28 летВасилий Шуйский – боярин, потом русский царь (50 лет)Мстиславский – знатный боярин^ Ян Бучинский, секретарь Димитрия (25 лет)Афанасий Власьев - дьяк посольского приказа, представлявший Димитрия на обручении в Кракове 35 летХаннуся – няня и прислуга Марины (50 лет)о. Анджей, ксендз, духовник Димитрия и Марины Второй ксендз^ Польский Шут Антонио Русский Шут Кошелев Стрельцы, бояре, музыканты шляхтичи и шляхтенки из свиты МариныПротиводействие первоеШут Антонио в корчме за кружкой вина беседует с пилигримом ^ Шут Антонио. (сердито) Все дороги ведут в Москву! Все собираются туда, как будто больше некуда ехать! Как будто вообще больше нечего делать, как собираться в Москву. Я вчера сказал пану Мнишеку, что добром все это не кончится…Пилигрим. А он что?Шут Антонию. (сердито) Что-что!… сказал, чтоб я собирался и много не разговаривал… А это мое ремесло – разговаривать. Слово – свободно, и я человек свободный…Пилигрим. Но тебе же как раз за слова деньги платят, значит, ты уже и не свободен…^ Шут Антонио Мне платят за то, что я создаю иллюзию, будто они свободны в своем выборе.Пилигрим А на самом деле?Шут Антонию А на самом деле все предопределено. И мои шутки – это просто их страхи. Они платят мне за то, чтобы изжить свои страхи... Чтобы не помереть со страху. Я им с дурацкой прямотой говорю, что они подлецы и воры – они смеются, что пьяницы и распутники – ржут, как лошади, что все вокруг продается и покупается – гогочут. Потому сегодня шут – самое популярное ремесло. Вот и сейчас, везут меня с собой в Москву, а у самих поджилки трясутся: а вдруг не получится?Пилигрим А что должно получится?Шут Антонио Эка, ты куда загнул! Так тебе и расскажи все! А может ты шпион какой, засланный к нам сюда? Сейчас пойдешь, разболтаешь все кому-нибудь, и заварится каша. Я не хочу, чтоб меня казнили.Пилигрим А дураков разве казнят?Шут Антонио. Бывает, что и казнят. Но только после хозяина. А умные дураки всегда в барыше… (допивает вино) Пилигрим Мудреная твоя наука. Но, кажется, беспроигрышная. Может, возьмешь в ученики? Я бы и в Москву с тобой поехал. Там, небось, своих дураков мало – темные они людишки.^ Шут Антонио. А что, мне мысль эта нравится! Я скажу Пану Мнишеку. Какая им разница – полторы тыщи человек, или полторы с единицей. У тебя кошель в дорогу есть? Пилигрим Есть!Шут Антонио Ну, так и будешь Кошель. Или на русский манер – Кошелев.. Шут Кошелев. Вот тебе и колпак (снимает с себя и дает ему шутовской колпак) Пойдем собираться, брат. В Москву так в Москву!Пилигрим В Москву! В Москву! (оба уходят)^ Действие первоеЯвление первое. Сцена в СамбореДворец воеводы Сандомирского Юрия Мнишека. Щегольская, со вкусом убранная зала, слева – закрытая дверь, справа – открыта дверь в примыкающую к зале малую гостиную. В комнате дорогая мебель, золото, серебряные подсвечники, персидские ковры, картины в золоченых рамах, у стены клавесин и арфа, у окна – лютня. Посередине залы – большой, серебром окованный сундук, рядом – второй, поменьше, на столах – открытые ларцы и ларчики, клетка с серебряным соловьем, музыкальный инструмент в виде слона с золотой башней на спине, и туалетная шкатулка в золотом быке; множество занятных маленьких золотых вещиц.Пан Мнишек сидит в большом кресле, его жена пани Мнишкова с интересом рассматривает занятные дорогие безделушки: золотых птиц, большие серебряные часы, узорный ларец и т.д.^ Пани Мнишкова - Ну вот и дождалась я своего часа. Дочери твои ясновельможные наконец-то сбыты с рук, теперь могу хоть вздохнуть спокойно. Урсулка – отрезанный ломоть, Марыня, кажется, тоже. Может быть, ей даже это и слишком – московское царство, да нам уж больно выгодно… (прикладывая к себе жемчужное ожерелье) - Ах, какие перлы целокупные! Что молчишь, радость моя, я хочу знать, дело слажено или может быть отступное? Что святой отец сказывал?Мнишек: (не обращая внимания на последние слова) – Дело-то, похоже, слажено. Дары – сама видишь, какие знатные, завтра обрученье будет, да вот сердце мое все одно неспокойно. Жаль Марыню отпускать в это варварское племя. Она ведь совсем еще ребенок! Ей, ясновельможной и бардзо ученой паненке, век жить среди этих отатарщиных московитов, носить их дурацкие наряды, слушать их грубую, неласковую речь. И музыке она учена…и танчить горазда… А бородатые московские мужланы, даром что бояре, говорят, страх , как этого не любят.^ Пани Мнишкова: Зато какие богатства несметные у мужланов этих водятся! Сто соболей – шутка ли сказать, у самой английцкой крулевы должно быть столько не будет. (подходя к малому сундуку и примеряя соболиную шкурку к себе).Мнишек: Говорят, пан Корецкий вчера из Геттингена прибыл (задумчиво, как бы для себя) Какая Даниэль с Марыней были добжая пара! Аки птички щебетали вдвоем, да по по-латыни ученые речи вели… А как пели! как пели стройно…^ Пани Мнишкова: - Да что ты заладил: (передразнивая) «добжая пара, добжая пара». Тебе-то какая прибыль от этой пары досталось бы? Вчера вон опять кредиторы приходили, судебными приставами грозят… Да и устала я уже Марынькины капризы справлять… То ей не так, сё не этак (помолчав) А что нунций Рангони скажет, а иезуты твои, а Папеж, извещенный ими?!Мнишек: (отмахиваясь) Да я не о том же! Дело, конечно, давно слажено. И больше скажу – (пафосно) великая миссия веры нашей католической легла на имя Мнишков, на худенькие Марынюшкины плечики, которые – ого-го! – какими сильными должны оказаться (воодушевляясь, громко, как по писаному) и пронести бессмертный свет латинского благочестия в бескрайние просторы за Смоленск, за Москву и далее. И наша великая Ржечь Посполита приумножится Псковом, Новгородом и другими богатыми землями… (уже тише, с усмешкой) Да и мы с тобою, (обнимая жену) моя ясновельможна пани, дела свои поправим. Королю долг вернем, с кредиторами расплатимся. Полмиллиона злотых прислал царь Димитрий мне, своему тестю завтрашнему, Юрию Мнишку! И еще столько же обещает, когда Марыня в Москву поедет!^ Пани Мнишкова: - Вот это уже разговор! А то нате вам - «добжая пара, щченстливая пара»! А что есть счастье женское? Чтобы кошелек у мужа побольше был, да еще чтобы не забывал про свою коханую в ногах у другой панёнки.Мнишек: - Вот то-то и оно, чтоб не забывал! (нахмурясь) Один из соглядатаев посольских третьего дня сказывал мне, что Годунова дочка, Ксения, журбу навела на Димитрия, живет де она снова в своем царском тереме подле него, и про казненную родню свою даже забыла… Бедная Марыня!… (из соседней комнаты слышны веселые девичьи голоса) Мнишек (прикладывая палец к губам): - Тс-с! Она ничего не должна знать! (гневно) Завтра же гонца велю послать в Москву… я ему покажу… (На полуслове прерывается и торопливо уходит из залы)В гостиную влетают нарядные, задыхающиеся от смеха Марина и ее подружка пани Барбара (Бася) (Казановская), ^ Пани Мнишкова: - Ну, Марыню, показывай приятелке свои поминки царские! (видит открытый сундук с соболями, кипы бархата, парчи и всплескивает руками) – Барбара - Матка Боска, и это все – твое?! ^ Пани Мнишкова (нарочито) Да, Басю, пока ты в Любеке штудии брала, Марыня такого жениха себе выбрала, что многих завидки берут.Барбара: (с восторгом рассматривая ларцы и лежащие в них украшения) – Марынюшка, какая прелесть! Почему я раньше ничего и не знала про твое счастье великое, целый год мы с татусей путешествовали, и никто из сестриц моих кракувских даже не дал знать мне о таком великом событии. Я бы давно уж была в Самборе. Расскажи, как это все вышло?! А он из себя видный? Любит тебя?^ Пани Мнишкова Ну, ты пока тут хвастайся, а я пойду узнаю, не пришла ли пани кравцова – подвенечное в последний раз примерить Марина: (берет в руки послание Димитрия, задумчиво) – Вот пишет, что дни считает, зовет, чтоб ехала быстрее.Барбара: – А ты? Марина: – А я страшусь и думаю все время, правильно ли сказала им всем «да»Барбара: Кому это «им» ?Марина: Татку, мачехе, святому нунцию Рангони, самому Димитрию…Барбара Особенно мачехе! Да она ждет не дождется, пока тебя с рук сбудет. Как сбыла сестрицу твою, Урсулу, так все ее вещи в чулан вынести велела. Няня только куклу старую нашла и схоронила от глаз ее. Мне сама Урсулка давеча об этом рассказывала.Марина: (грустно) Да, была бы жива мамуся, она бы точно сказала, хорошо ли я решила…Барбара: А моя мамуся говорит, что князь Даниэль Корецкий тебя очень любит. Говорят, что он даже с этим… царевичем… стрелялся. Бог спас – жив остался. Он же с детства по тебе вздыхает… Правда, кое-кто считает, что ты и Корецкого не любишь… И… никого не любишь…Марина: (вспыхнув) – Вот уж вранье! Я, между прочим, Димитрию хорошей супругой буду. И сына ему рожу, наследника державы (помедлив) Польско-Московской, и другого тоже, и двух дочерей, научу их великой польской мове, и латинской, и русской, и… (подумав) англицкой^ Барбара: - Для чего ж англицкой?Марина: – (с жаром) Я недавно читала записки сэра Горсея, купца англицкого, в Московии 18 лет прожившего, и сэра Флетчера, который при татке Димитрия и царе Борисе Годунове там послом был. Они считают, только Европою просветиться Московия может. Но и Москва Европе нужна богатствами своими несметными, путями торговыми. А к Англии еще царь Иоанн предпочтения выказывал. Даже невесту себе там приглядывал…Барбара: - Ну, такие разговоры для меня слишком уж ученые! Ты лучше скажи другое… (понизив голос) Вот ты вспомнила про Годунова… мамуся сказывала, будто бы дочь его тебе соперницей стала? Думаю, все это байки.. Раз он дары та-акие присылает! А ты его не ревнуешь?Марина: (нахмурившись, но как бы пропуская мимо ушей последние слова) – Не слушай никого. Мне многие теперь завидуют. И многие хотели бы оказаться на моем месте.Барбара – А я очень даже верю в это! Давай лучше обернем разговор в другую сторону… Марысю, сердце мое, сыграй на лютне, спой что-нибудь веселенькое!Марина: – Не хочется! Барбара: – Спой, Марысенька! Я так люблю, когда ты поешь! А не то уедешь в свою Московию, а я и не услышу и не увижу тебя тысячу лет.Марина: (уже овладев собою) – А я тебя с собою заберу! В свиту. Будешь моей гофмейстериной. Поедешь? (^ Она подходит к окну, берет лютню, садится на стул, перебирая струны). Что молчишь, вот панич Осмольский сразу мне ответил: «поеду!».Барбара – Говорят, это еще одна любовная жертва?Марина. – (перестав наигрывать) Басю, почему ты сказала «жертва»? Какое слово ужасное - «жерт-ва». Как будто жернова какие-то страшные… А панич вовсе даже милый, он краснеет, когда меня видит… (продолжая наигрывать) Ну раз хочешь, спою одну песнёнку, которой на днях он меня научил? (^ Барбара радостно хлопает в ладоши. Марина, подыгрывая себе, поет.) Динь-дон, динь-дон Динь-дон, динь-динь, Динь-дон и тру-ля-ля Здесь жил веселый пан один, Здесь жил веселый пан один Соперник короля.Динь-динь, динь-дон, Динь-динь, дин дон, Волнующий напев Здесь жил веселый пан один Здесь жил веселый пан один Любимец королев!^ Барбара подсаживается к Марине, начинает подпевать.По всему видно, что Марина быстра в перемене настроений: то счастлива и весела, то задумчива и взволнованна. Входит няня.Ханнуся. Пани Марину в саду ждет пан Корецкий. Барабара. Вот видишь, что я говорила! …А песенка как же?^ Марина. У песенки конец интересный. Потом спою.Ханнуся (тихо, голосом заговорщицы) Только они… просили меня никому ничего не говорить.Барбара. О, уже и скрытным пахнет! А что же будет дальше?!^ Марина, быстро направляется к двери, Барбара тоже уходят Явление второе. Сцена у фонтана в саду Самборского дворца. Идет и тотчас тает медленный снег. Марина, (кутаясь в накинутую на плечо шубку, рассматривает ее, как это обычно делают женщины, впервые надев новую вещь) (Навстречу ей бросается князь Даниэль Корецкий. Это восторженный экзальтированный, влюбленный юноша. Первая любовь, совместные планы – все рушится для него) Корецкий. Это правда, любовь моя, это правда, что ты идешь за этого… лжеименитого… Димитрия? Я, узнав об том, вернулся из Гейдельберга, летел к тебе на крыльях (переходя почти на шепот, становясь на колено и целуя руку): Это неправда же, коханочка моя? ты же любишь меня! Скажи, это неправда?^ Марина: (отнимая руку) – Что неправда? Что – люблю?Корецкий Что любишь этого… москалика! … я слышал некоторые и в Польше считают его самозванцем.Марина: (задумчиво, не глядя на Даниэля): Он царь. А я буду царица. А кого люблю, знает только мое сердце (помолчав) Да и то не знает… А если не люблю, так полюблю, а коли не полюблю, так забуду об этом.Корецкий Забудешь?! Об чем? об том, что не любишь? (вновь бросаясь к ее ногам) - Любовь моя, (горячо, нервно) ты же не будешь, не будешь счастлива на Москве…в этой тупой и неподвижной стране, в глухом царстве бородатых и угрюмых мужланов (помолчав, как бы сомневаясь в дальнейших словах)… Потом… сказывают, что Оксиния, дочь Годунова, ему мила. Сказывают, взял из монастыря ее, привел в покои… много чего говорят еще… Марина (вспыхивая и перебивая его): - Мне до этого дела нет! Димитрий избрал меня, а король Сигизмунд и Папеж благословили наш брак. Меня ждет великое будущее и мою любимую Польшу и нашу веру католическую ждет великое будущее (говорит она тоже как по-писаному и почти дословно повторяет слова отца) Господь сам указал мне этот путь, приведя Димитрия к Вишневецким слугою. Как только открылось, что он не слуга, а царевич спасенный, сестра моя, Урсулочка сразу сказала, что все это неспроста… (помолчав)…что это мне знак…(и уже увереннее) Твоей Марыне выпало великое предназначенье. И слава в веках, какой не знали ни Клеопатра, царица Египетская… ни одна из польских крулев.Корецкий. Любовь моя! «слава», «предназначенье» – слова-то какие неживые… да и счастье… разве оно в этом?! Ты помнишь, как о прошлой весне здесь же, в саду ночью мы наблюдали с тобой затмение, помнишь, черный диск накрыл луну, и стало темно, как в Аду. Так и жизнь без любви. Как в Аду. (Владислав опять берет ее за руку) - Боже, какие холодные пальцы. Дай подышу, отогрею… спасу… да, я спасу, я должен спасти тебя от этого ужасной страны, от этого лжеименитого царевича. Марина: (не замечая этого жеста, непреклонно, обращаясь как бы к нему и не к нему) – Да, затмение помню. Я тогда любила… больше всего на свете любила тебя, своего Дольцю, но что теперь об том толковать…(задумчиво) Вот и звездочет из Персии на той неделе в Кракове сказал мне, что закатилась моя звездочка ранняя, осталось только солнце горячее и путь, усыпанный … (Марина не успевает договорить, как на крыльце с иезуитами, провожая их, появляется отец . В сумерках Марину он видит не сразу.)Марина. (наклоняясь к Даниэлю, полушепотом): А ты, Дольцю, коли вправду любишь, следуй за мною в Московию… Я буду и твоей царицей, вот панич Осмольский уже согласился, я беру его в пажи…(не давая себя перебить) Знаю, знаю, что не поедешь. Поэтому - прощай! (и тут же без остановки, как будто убеждая уже себя) Но только знай: меня любит, л ю б и т сын Иоанна Грозного! Завтра у нас обрученье. Все решено, назад ходу нет… А теперь ступай! Я, быть может, еще призову тебя сама.(Ответить он не успевает. Марину зовет отец. Корецкий смущенно отступает в тень) Юрий Мнишек: - Куда же ты подевалась, донюшка моя. Тебя ищут все – посланец короля с депешей, пани кравцова с последней примеркой подвенечного, святой отец тоже прибыл в Самбор. (^ Марина вслед за отцом входит в дом и сбрасывает шубку на руки слуге. Слуга уходит. Они остаются вдвоем)Марина: - Татуся, а это правда, что Димитрий… что царь… там в Москве…Юрий Мнишек: (перебивая) Не слушай никого. Все враки! Завидуют тебе, Марынюшка, солнце мое ясное. Вот прибыли послы с дарами. Шубы собольи, ковры персидские, шелка парчовые, диаманты, перлы…Марина: - А дочь Годунова где? Слыхала, она красавица писаная?^ Юрий Мнишек: Она в монастыре, ее мать задушена, брат убит… Да, Бог с тобой, что у тебя на уме, радость моя?! Ты – царица, послезавтра станешь законной супругой царя московского. Ты знаешь, что сам круль Сигизмунд хотел отдать за Димитрия сестру свою. А он выбрал тебя! Молись, что Провидение Господне привело его к нам в Самбор. Я уже говорил, что тебя, дочь польскую, ждет великая судьба. И нашу любимую Польску державу ждет великое будущее. Мы – лишь орудие Провидения, ниспосланное для соединения двух наших народов (риторика составляет значительную часть в изображении этого персонажа)Марина: А что такое великая судьба? Она включает в себя женское счастье? Или… исключает его? (Задумчиво) Я видела сон, странный сон. Как разгадать его, не знаю. Стоит высокая-превысокая башня. И в ней кукушка живет. Вылетает она из окошка позолоченного каждое утро, садится на серебряную жердочку и начинает куковать, а мы с тобой, татку, считаем вслух: до двадцать семи дойдем и дальше счет теряется. А потом я просыпаюсь. Уже в который раз сон этот снится…^ Юрий Мнишек: То, что с нами происходит сейчас, тоже похоже на сон. И у этого сна будет своя разгадка… Ты уже примеряла платье? Марина: А где же пани кравцова? Я хочу видеть себя еще раз в белой парче с диамантовой короной. С короной, с короной, с короной! (она кружится по комнате и вдруг замечает, что отец задремал, сидя в кресле. На цыпочках Марина выходит из комнаты.)^ Явление третье. Сцена в Кремле. На царской половине. Димитрий и Ксения Годунова, месяц как вернувшаяся из монастыря в царские покои. Высокая, полнотелая, статная. Гладко зачесанные темно-русые волосы, толстая – в руку коса – ниже пояса. На ней русский сарафан, синий, расшитый по низу... Она застенчива, но в разговоре смела, спокойна. Димитрий нежен. Чувствуется, что она тоже оттаяла и уже привыкла к нему. Димитрий. Ксюша, радость моя, смотрю на тебя и не могу наглядеться… Тело твое из сливок вылитое люблю, брови союзные, когда хмуришься, агаты несравненные глаз твоих, но еще более – ученость твою и сметливость природную…(притягивая Ксению к себе) Скажи, а кто учил тебя грамоте?Ксения. (грустно) Батюшка покойный выписал мне… (помолчав) нам с братом учителей из Ганзы, те иноземных книг три подводы привезли, читать и писать я освоила рано, а математику с астрологией полюбила уже потом, и географию тоже… А брат Федор… убиенный… лучше меня учен был, и к тому же всякого философского естествословия обучен, он прожекты большие строил, сам карту русскую начертил… Зачем ты велел его убить? Пусть бы уехал отсюда хоть в Англию, хоть в Ливонию.Димитрий. Но ему же присягнули некоторые… Хотя скажу тебе правду, я не велел никого убивать. Сказывают, народ взбунтовавшийся сам стащил его с трона в Грановитой. Да и бояре перестарались. Говорят, на Москве соглядатаи да доносчики развелись всюду, вот чуть что – и стараются выставиться вперед… боятся все друг друга… не один, так другой донесет… Уже и трое меж собой говорить страшатся… Ксения. Твоя правда: попы, дьяконы, чернецы, черницы… жены на мужей… отцы на детей… бояре и боярыни – все доносили друг на друга. Вот батюшка никому из бояр и не верил. Димитрий. Это все потому что трон ему достался неправедно. А я, как законный сын Иоанна Грозного, буду править иначе, даром что народ за меня.^ Ксения: (тихо) Батюшку на царство тоже народ упрашивал… и брату Феде присягали…а потом… Димитрий. (не замечая сказанного) Я слышал, что боярам русским не дозволяли путешествовать, чтобы они не научились чему-нибудь в чужих краях и не ознакомились с их обычаями. Только посланников царских да беглых можно встретить в чужеземных странах. Ксения. (робко) Я знаю, боярских детей много послали учиться…В Сорбонию, в Геттинген, в италийский край… И немногие их них вернулись. А бежать отсюда очень невозможно, все границы охраняются чрезвычайно, и наказание, если поймают виновного, есть смертная казнь и конфискат всего, что имеешь. Так было и при Иоанне Грозном, и при отце моем… Димитрий. Есть два способа царствовать – милосердием и щедростью, или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и я исполню его. Я не хочу никого стеснять… пусть мои владения будут во всем свободны. Я обогащу свободной торговлей свое государство. Я изведу посулы в судах и приказах! И пусть везде разнесется добрая слава о моем царствовании и моем государстве…^ Ксения. Всякий государь, всходя на трон, думает, как лучше сделать, да не у всякого получается…Димитрий. Душа моя, я только тебе расскажу, как править думаю. Советчиков здесь у меня немного. Полякам я до конца верить не могу. А у тебя голова светлая, глаза добрые, душа чистая, как солнышко (притягивает ее к себе) Будешь мне помощницей?Ксения: (отстраняясь) Ты полякам верить боишься, а они тебя в Москву привели. Говорят люди, что веру их католическую насадить здесь хочешь. .. И еще… вроде ты им другим обязан… Сказывают, невеста у тебя есть в Польше… Это правда?Димитрий. Ничем я им не обязан! Я царь законный. А кто болтал, что я самозванец какой – уж замолчали. Гришку Отрепьева третьего дня я сам народу представил. Он же у патриарха Иова секретарем был, вместе с ним носил бумаги в Думу. Его здесь все в лицо знают… А поляки мне взаправду деньгами помогли, в поход со мной пошли. И сейчас они нужнее нам, чем мы им. Да потом, у них есть чему и поучиться! Ты вот книги читала. И сколь непросвещенны мы, русские, знаешь не хуже меня. А погляди, как одеваемся: бабы точно куклы какие накрашены, в бесформенное одеты, мужики в длиннополые кафтаны обряжены, бороды по колено. После обеда все спят. Ксения. А в Польше не спят днем?Димитрий. В Польше не спят. И пьют там средственно, не так как у нас.Ксения. И поэтому ты хочешь чужеземную веру еретическую привить нам насильно? Димитрий. Напротив, радость моя, я хочу, чтобы люди верили искренне и исповедовали ту веру, какую душа их приняла. Человек должен быть терпим к чужой вере… А у нас только одни обряды… а смысл их укрыт. Как будто благочестие только в том, чтобы сохранять посты да поклоняться мощам! И часто живем не по-христиански, мало любим друг друга… Я хочу, чтобы мы не в хвосте плелись, а шли рука об руку со всеми народами: и францужским, и гишпанским, и голландцами, и англичанами.Ксения. Ты давеча говорил про школы…отец мой тоже школы открывать думал.Димитрий. (увлеченно, пылко) Школы повсеместно открою, типографии, писаные законы заведу… Бороды обрею, кафтаны обсеку. Детей боярских к иноземцам учиться направлю. Сюда учителей приглашу. А еще - балы справлять буду, как в Польше, тебя танцовать научу…Ксения: (тихо) Мне всего этого уже не видать… Меня ты скоро в монастырь отошлешь… Димитрий: Зачем ты говоришь так, радость моя, какой монастырь!? Ты ж мне советчицей будешь в делах моих государственных…Ксения: (перебивая) Нет, Государь мой, косы мои уже расплетены, судьбой дорожка протоптана (подходя сзади к сидящему и обнимая его) А, что, невеста твоя польская, Марина Мнишек, вправду говорят, красивая?Димитрий: Красивая. Но ты красивше… Если бы не обещание королю и нунцию ихнему, взял бы тебя в жены… Мне с тобой легко, просто. Пошла бы за меня? Иль отказала? Что молчишь? Ты, Ксюша, говорят, и петь мастерица. Спой мне что-нибудь… (входит Бучинский, домашний секретарь Димитрия)Бучинский. Посольский дьяк Афанасий Власьев прибыл из Польши.Димитрий. Зови! (делает Ксении рукой знак выйти и медленно идет к стоящему в центре комнаты малому трону. Она кланяется и молча выходит в соседнюю комнату. В другую дверь протискивается Власьев облаченный в пышный парчовый наряд, в парчовые же сапоги. Он бухается в ноги Димитрию и некоторое время так лежит.)Бучинский. (тихо, в сторону) Вот уж вправду благочестие свыше разума. Царь у них выше Господа Бога будет…Димитрий. (Власьеву) Ну хватит, хватит церемоний… Давай, докладывай, как там в Кракове дела наши? Что в Самборе? Женат я или нет, в конце концов?Власьев. По польскому обряду женаты, Ваше Императорское Величество.Димитрий. Тогда где же жена моя, иль хоть письмо от нее какое?Власьев. Вот письмо от отца ее, пана Юрия Мнишка. А государыня мне ничего не передавала. Уж больно они с гонором…(оглядываясь по сторонам) Натерпелся я там всякого…Бучинский. (тихо, глядя на дверь, за которой скрылась Ксения) Из двух зол надо бы по уму выбрать меньшее, да я думаю, что меньшего среди женщин не бывает… Но чует мое сердце, завяжется здесь тугой узелДимитрий. (Власьеву) Да не томи, рассказывай без чину, как ты на свадьбе роль мою играл, как царица была одета, много ль гостей было, что подавали на пиру – все припомни. Мне ж надобно знать, как царь… император московский средь гостей иноземных на свадьбе своей выглядел.Власьев. (растерянно, он никак не может взять в толк, что конкретно от него хочет Димитрий) Я вот и говорю, Ваше Императорское…Димитрий. (Стукнув каблуком об пол) Да что же ты заладил, императорское, императорское... Говори ты как следует, что спросил у тебя кардинал, когда начал венчание? Власьев. (немного отойдя от страха) Вот я и говорю, глупость какую спрашивать на свадьбе разве возможно! (как бы передразнивая кардинала) «Не давал ли царь прежде кому-нибудь обещания взять в жены?»^ Димитрий и Бучинский. (одновременно) А ты как отвечал?Власьев: Ответил ему: «А я почем знаю? Давал ли, нет ли, он мне не говорил этого!»Димитрий. А он?Власьев. А он опять свое, не давал ли царь кому обещание… Я тогда и говорю: «Коли б кому обещал, то меня бы сюда не прислал!»(Бучинский покатывается со смеху)Димитрий. Ну и дурак же ты, Власьев, выхухоль, чурбан неотесанный, а еще дьяк посольский называешься. Ладно, скажи, какие еще ко мне решкрипты есть устные, а потом уж читать буду написанное.Власьев. (оглядываясь на Бучинского) Есть еще одно дело деликатное… Пан Мнишек просил…Димитрий. Говори, говори, у меня от Бучинского секретов нет.Власьев. Пан Мнишек велел передать, чтобы Ксению Годунову из дворца ты удалил. А то в Польше разговоры пошли разные…Мол, сороки, они везде есть… панна Марина Юрьевна… узнать может… Она уже начала сборы к отъезду, в Москве будет месяца через два.Димитрий. (хмурится) Ладно, ладно… сороки…пан Мнишек…Это не его дело… Ступай. Да после обеда не спать ложись, а лучше книжки иностранные читай. Вот, Флетчера, например. Говорят, много ученый человек, в Москве жил долго, нравы наши изучал. Смешны мы им невежеством своим.Бучинский. Скорее исторической наивностью.Власьев. (как бы освоившись) Да брешут они половину!Димитрий: В том-то и дело, что не брешут. Еще мало они знают про нас. Я бы сам такое им рассказать мог! Да не буду. Они еще хуже нас, если подумать. Вот тесть мой любезный только и делает, что попрошайничает да просит в долг. (Власьеву) Ну ладно, ладно, ты ступай, (и уже вслед ему) да впредь учи обряды чужеземные, по-сол! Бучинский. Ну, так что делать будешь, царь московский? Ксению жалко. Уж больно она кроткая, к тебе привязалась, кажется… простила тебя за матушку убиенную и за брата…Да и ты, я гляжу, с нее глаз не сводишь. Даже про всех девок потешных забыл…Димитрий. (тихо, обхватив голову руками) - Боже, Боже, как ужасно устроен этот мир. Она потеряла всё, а я теряю её. И ничего нельзя поделать. И приобрету ли что потом – Бог весть…Иди, Бучинский… Я хочу побыть один…Постой… завтра… нет… лучше послезавтра… вели отвезти ее во Владимир, там, грек Игнатий говорил, есть один хороший монастырь… Ступай! (делая Бучинскому знак удалиться и продолжая разговор уже сам с собой) Димирий. (один) Любовь и трон – два разных мира вместе… и выбор невозможен... Я ль один заложник этой власти, этой страсти? – И что сильнее – Бог один лишь знает… Как человек, ты слаб и безутешен, как царь – силен, но над собой не властен… Вот Ксения… люблю ее душою, всей нежностью своей, всем смыслом здравым. Да лучше мне жены и не найти! Но в жены взять ее – лишиться разом – и царства и величия земного. Поляки не простят… Да что поляки! И сам я знаю, что царю на троне супруга – одиночество. У власти – соперниц не бывает. А Марина… она и не соперница ей вовсе, а бабка повивальная. И вместе… мы русскую империю построим… на новый лад (вздыхает) Хоть хороша Марина и прелестна веселым польским гонором дразнящим, лукавинкою умною во взоре, и – юностью!… но сердцу не прикажешь. Сердце знает, что и меня она пока не любит. (оглядывается на дверь) Но тем сильней и крепче наш союз! 4^ Явление четвертоБарбара: Мы пятый день в зловещем этом замке, без мессы, без отцов святых, без малых хотя бы развлечений… Еда – одна отрава… Монахини, как жолнежи, грубы…Марина: (твердо)В монастыре не место развлеченьям.Ядвига: (всхлипывая) На Троицу без мессы – это слишком! Марина: Всему свой час… Нас ждут большие мессы… Барбара: Я удивляюсь, как же ты спокойна! В тоске вся свита: в голос воет няня, Стадницкая - в слезах, Тарло рыдают обе, на мокром месте и мои глаза…Марина: С минуту на минуту жду царя я, во-первых. Во-вторых, причин не вижу вам нюни распускать… (прислушивается) Ко мне идут!…Ступайте, позову вас!(В келью входит монахиня, молча делает знак, Барбара и Ядвига молча выходят. Появляется Димитрий, монахиня вносит ларец и тотчас уходит. ^ При пламени большого подсвечника на стене колеблются два силуэта, женский и мужской.Димитрий: Ну наконец-то я тебя увидел, любовь моя! желанная! Марина!Марина: (холодно) Да, государь, я тоже рада Вам!Димитрий: (не обращая внимания на холодный тон) Скажи, как ты? Ты выглядишь прекрасно… Еще прекрасней, чем была тогда! Твоих волос я слышу чудный запах…Марина: ( холодно) Все волосы всех женщин пахнут также…Димитрий: (все еще пылко) Марина, радость, что с тобой, скажи?! Тебя я жаждал целый год увидеть! Дотронуться до ручки этой нежной. В глаза взглянуть – и утонуть в них разом. Марина: Да Вы поэт, как я ни погляжу! (со вздохом) А все поэты ветрены и пылки. От ног одной возлюбленной к другой, что пьяница, меняющий бутылки…Димитрий: (уже понимает, чем вызван этот разговор и сам меняет тон) Марина, нам нужно поговорить серьезно о многом… Например о том, что будет послезавтра, здесь, в Кремле… Я хочу, чтобы ты прежде короновалась, а потом только была обвенчана со мною по православному обряду. Ты будешь дважды признана царицей: сама царица и жена царя! Что скажешь ты на это? Марина: (оживленно, словно напрочь забыв про весь предыдущий разговор) Скажу, что муж мой верен… словам, однажды сказанным, что любит… что сам любим…(лукаво) своей женой Мариной! Димитрий: Вот то-то же! (целуя ей обе руки сразу) Марина, дорогая, нас ждут с тобой величие и слава какой не знали… ^ Марина: (тихо) даже Клеопатра! Димитрий: (громко) … и Александр Великий Македонский! (подают друг другу руки) Марина: Димитрий, я еще сказать хотела… что здесь, в монастыре, тоскливо очень… Вся свита плачет… И еда ужасна… Ну может, хоть отец святой придет к нам, отслужит мессу, ободрит нас словом?Димитрий. Нет, радость, что угодно, но не это! И так все говорят, что я нарушил обычаи священные… что русским порядок иноземный предпочел… Проси, что хочешь… Повара? Пожалуй! Подарки? Тоже. Кстати, вот они! (передает ей ларец) Ну, мне пора! Прощай, моя Марина! Спокойной ночи, тихих сновидений! Минутам счет веду до нашей встречи в твоих покоях, русская царица!Марина. (едва склонив голову) Спокойной ночи, Государь…Димитрий!(Димитрий уходит) Марина. (одна) Похоже, он спокоен и надёжен… и даже пылок … Правда, чуть смутился, когда его я уколоть хотела, но выдержал… Себе в уме запишем, что у ночной кукушки шансов много … (в двери появляется монахиня)Марина. Скажи скорее пани Казановской, чтоб шла сюда. И принеси нам ужин!Монахиня: (неуверенно) Царь повара пришлет,- сказал… но завтра…Марина. Неси, что есть… До завтра я умру!(Монахиня уходит, Марина открывает ларец, с интересом рассматривает украшения.Появляется Барбара)Барбара. Как ваша встреча? Что тебе Димитрий? Что ждет нас здесь? Ты счастлива, скажи!?^ Марина. (продолжает рассматривать украшения) Вот, посмотри, дары красноречивей и ярче слов нам говорят о чувствах… Барбара. Дары – дарами… Матка Боска, слышишь! Мне страшно здесь. И я хочу… домой… (берет в руки рубиновое колье) Ах, право, прелесть!Марина. Мой тебе подарок!Барбара. Мне?Марина. Истинно тебе! Тебе к лицу. И вот – еще (отдает ей – кольцо, брошь), а то (другое кольцо) – отдашь Янусе.Барбара. Спасибо, вот уж впрямь подарок царский! Ты так щедра!Марина. Ты здесь мне - как сестра!Барбара. Ты тоже мне! И я тебя не брошу! Тоска пройдет, я это знаю точно. Отслужим мессу, к исповеди сходим…Марина. ( задумчиво, неожиданно) Ты, знаешь, Бася, я боюсь… его…Барбара. Кого? Царя?Марина. Да нет, его народа… Уж больно он по-варварски радушен, на радость скор, в решеньях непредметен. От горя пьян, от счастья полупьян…Барбара. Так отрезвим! Научим жить, как в Польше! И верой нашей разум просветим.Марина. То на словах! А как оно на деле?.. Тревожно мне …(понизив голос) но никому… ни слова!...Я лишь тебе об этом говорю…(помолчав, другим тоном) Вчера мне снова снился пан Корецкий…Барбара. Вновь снился Дольца? (задумчиво) Ты знаешь, не