www.relgros.su , www.new-znaniya.info , www.relgros.new-znaniya.info : О лечении, О НЛО, О гадании, Об адекватном ответе на зло, О снах, Мнение 12 кандидатов и докторов наук, О смерти, О Фен-шуй, Что такое Бог? Индиго, Бигфуты, Избранная эзотерика, Предсказания, О кризисе. Новая Система Мировоззрения. А.С. Варакин Русский Александр Великий «Россия начинается с Ледового побоища» В свете исторических исследований последних семи-восьми лет хотелось бы рассмотреть вопрос, который во многом затуманен и мифологизирован. Речь и о Ледовом побоище, и о личности князя Александра, коего мы знаем по прозвищу Невский. Да, кстати, о самой Невской битве. Особенно большой «урон» историческому факту Ледового побоища нанес, как ни странно, фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский». Его может оправдать лишь то, что фильм делался «на злобу дня», то есть, в преддверии великой битвы с немецким фашизмом, а потому в нем искажено многое ... Противостояние славян и германцев, особенно русских и немцев, несмотря на близкородственные корни, насчитывает не одно тысячелетие. И события конца первой половины XIII века - лишь эпизод в этом двуполярном вопросе. Мы болезненно относимся к битве на Чудском озере, во-первых, по той причине, что сей исторический факт, совпал по времени с другим - завоеванием Руси Батыем. Во-вторых, нас поражает, что Александр Невский в этот непростой для Руси момент достаточно легко справляется с «железными» рыцарями, победить которых было вроде бы невозможно. И, в-третьих - Александр наш православный святой, и это в определенной степени создает дополнительный ореол вокруг событий на Чудском озере. Отодвинем в сторону святость Александра, не тронем ее. Обратившись же к первым двум аргументам, мы увидим, что эти аргументы - не более чем иллюзия, в которой мы, дети своих отцов и внуки дедов, пребываем не более сотни лет. А если копнуть глубже, и сейчас это делают некоторые современные историки, выясняется, что и самого ига (а ведь то основа нашего самосознания, в том числе и достаточно обидная страница как для русского, так и для татарского народов, каждому со своих позиций) - просто не было ... Так это или не так, увидим дальше, а вот иллюзия о том, что Россия начинается якобы с Ледового побоища, - это крепчайшее из заблуждений ХХ века. Обратимся к истории одного из великих гипербореев-полукровок князю Александру Ярославичу, рассказывая все по порядку и восстанавливая неизвестные нынешнему читателю детали, и все станет более-менее ясно. ^ Невская битва Ледниковое побоище, как и предшествовавшую ему Невскую битву, санкционировал Папа. Для читателя это утверждение наверняка явится неожиданностью, причем невероятной. Однако так оно и есть. Чтобы детально разобраться в этом вопросе, следует обратиться к моей книге «Тевтоны и тевтонцы. Явная и тайная история Тевтонского ордена» (М., «Вече», 2007). Там рассматривается история Тевтонского ордена и Тевтонского государства в тесной связи с закатом Римской империи, а также в не менее тесной связи с историей других европейских орденов - Ордена тамплиеров и Ордена иоаннитов. Многогранная и достаточно часто провокационная деятельность Римской курии на протяжении веков определяла политику всей Европы, во многом задевая и Русь, Россию. Особая статья этой деятельности - натравливание скандинавов и тевтонов (через тевтонцев - представителей Тевтонского ордена) на Северную Русь. Невская битва силой стечения исторических обстоятельств оказалась (рукою Римской курии) связанной с «освоением Востока» тевтонцами и ливанцами (Ливонским орденом). Шведы были намерены легко и просто взять за горло Новгородскую республику, а заодно и «охристианить» ее, перекрыть Новгороду все торговые пути, и уж потом заняться своим излюбленным делом - покорять финские народы, которые им - почему-то! - все не покорялись и не покорялись. Я недаром произнес «охристианить»: Папа и впрямь считал, что русские - не христиане. Это при том, что Новгород крестился на целый век раньше Киева, хотя и не столь тотально, как при Владимире Святом. Однако так считать Риму было выгодно и удобно. О Невской битве западных источников не существует. Есть только не очень полные, а в смысле военного искусства и вовсе почти «слепые» русские летописные сообщения - это Новгородская I летопись старшего извода и позднейшее, причем искаженное всевозможными художественными изысками Житие Александра Невского, куда текст попал, видимо, частично из той же Новгородской летописи. Я пользовался этими источниками, но больше опираюсь на знатоков темы, а именно - на историков ИЛ. Шаскольского, Ю.К. Бегунова, Г.Н. Караева, А.Н. Кирпичникова и других, десятилетиями занимавшихся вопросами Невской битвы (и Ледового побоища). Краткое изложение их работ нас вполне устроит. Чтобы читатель понял, почему я делаю это предупреждение, причем настаивая именно на кратком изложении, сообщу о том, что, например, исследователи много лет искали путь, которым двигалось войско князя Александра, чтобы застать шведов врасплох: Г.Н. Караев вычислил, что они спустились по Волхову, потом по Неве до впадения в нее Тосны, потом поднялись 6 км по Тосне, а остальной путь проделали пешком по лесистому берегу Большой Ижорки до самого ее устья, близкого к устью Ижоры, и только таким образом могли остаться не замеченными шведами. Иначе, спустись они просто по Неве до впадения в Неву Ижоры, русские суда были бы видны шведам издали: там широкий и долгий плес на много километров… И так далее. Я не стану исследовать детали такого рода, поскольку эти исследования уже проделаны и «утверждены» наукой. Начнем с цитаты из А.Н. Кирпичникова: «В летописном сообщении о саамом сражении сказано только, что «ту бысть велика сеча Свеем», зато подготовка к столкновению и его последствия сопровождены· ценными пояснениями, записанными явно по свежим следам события. Независимо от летописного известия сложилось Житие Александра Невского. Оно создано в 1280-е годы. Важно, что подробности Жития основаны на рассказах очевидцев и свидетелей; знавших и наблюдавших Александра Невского как полководца. В Житии сохранены документальные сведения о Невской битве и действиях отдельных ее героев. Правда, эти данные отрывочны, автор Жития не стремился осветить военную сторону события. Недостаток этих сведений объясняется еще и тем, что описание битв в древнерусских письменных источниках часто почти не пояснялось. Многие их детали были шаблонными для читателя того времени сами собой разумеющимися. При всем лаконизме наших основных источников они содержат достоверные, хотя и неполные, данные, о ходе русско-шведской войны 1240 г. Целостная реконструкция хода Невской битвы невозможна. Это мнение разделяют все писавшие о ней исследователи». И хотя, по мнению А.Н. Кирпичникова, «целостная реконструкция хода Невской битвы невозможна», все же исследования нескольких авторов, в частности Д.Г. Линда и И.Л. Шаскольского, изучившего кроме того все западные источники и весь комплекс научных изысканий, хоть и не связанных напрямую в Невской битвой, но выстраивающих все события шведской политики в Юго-Восточной и Восточной Прибалтике начиная с ХII в. и по XIV в., позволяют не считать Невскую битву мелкой стычкой, а событием гораздо более серьезным, чем можно было бы предположить. Хотя д.г. Линд не выражает с этим согласия и считает, что, например, агрессия шведов на Ладогу в 1164 г. была даже более масштабной, но если это и так, то И.Л. Шаскольский нашел тому свои веские аргументы. Дело в том, что в событиях 1240 года на Ижоре, которые происходили синхронно с агрессией Ливонско-Тевтонского ордена (взятие Изборска и Пскова и поход на Новгород), на стороне шведов должны были присутствовать еще и норвежцы (русские источники говорят, что они присутствовали, называя их мурманами или урманами), однако их не было, и И.П. Шаскольский это прекрасно доказал. А на стороне ливонцев и тевтонцев должен был присутствовать большой контингент датских войск короля Вальдемара, но король прислал только небольшой отряд из Таллинна, ибо Вальдемара почему-то всегда преследовали некие побочные проблемы. Папская булла 1237 года предписывала Швеции покорение непокорного племени емь. Сумь, то есть суоми, более западное племя, шведы уже покорили, а непокорная емь жила восточнее и не только граничила с Русью, как и карелы, но даже была под властью Новгорода, что представляет нам Папу Григория IX в весьма неприглядном свете. Однако за те несколько лет, что шведы готовились к покорению еми (причем не в первый и не последний раз), в Восточной Европе, как известно, произошли катастрофические события, связанные с агрессией орп Батыя, после чего наибольшая часть Руси находилась в руинах, и оставалось сделать всего один шаг, чтобы добить Русь окончательно. Именно этот шаг и предписывалось сделать шведам и норвежцам с Балтики: покорение еми было отложено, а целью стал захват Северно-Западной Руси, в данном случае можно сказать, что Северной - удары должны были быть на Ладогу и Новгород. Тевтонцам же (плюс ливанцам плюс датчанам) следовало осуществить захват южной части Северо-Западной Руси и потом присоединиться к шведам в Новгороде. О коварстве данного плана, разработанного Римской курией, можно говорить много и отдельно, однако история Руси пошла несколько иным путем: уже «погибшая» было под монголо-татарами Русь на Северо-западе вдруг оказала католикам такое сопротивление, от которого и шведы, и ливонцы-тевтонцы еще долго оправлялись. Однако вернемся к самой Невской битве и узнаем от ИЛ. Шаскольского, в чем не правы русские летописи. А неправы они в том, что приписывают участие в битве не только шведским рыцарям и войску, но и суми и еми, в то время как еми в войске шведов быть не могло: это было «новгородское» племя. Причем таковым было само желание народа емь (heme, то есть, догадываясь об их собственной огласовке, имя, скорее всего, восходит, просто к слову «человек», как и принято у финно-угров). Итак, русские летописцы ошибочно «вовлекли» в битву мурман (норвежцев), которые как раз в середине 1240 г. были во вражде со Швецией и не могли участвовать в этом походе, а также племя емь, которой в войске шведов быть не могло. Вражда Норвегии и Швеции отмечается исследователем ИЛ. Шаскольским, а вот версия Д.г. Линда: «Хорошо известно, что в это время норвежцам было не до заграничных походов. Перед самым началом битвы на Неве норвежский король Хакон Хаконссен был занят подавлением восстания герцога Скуле Бардссона. "Сага о короле Хаконе" подробно рассказывает о событиях с конца 1239 г. до смерти Скуле 24 мая 1240 г. Невероятно, чтобы одна из воюющих сторон отпустила отряд на помощь шведам, идущим на Новгород. Очевидно, что новгородский летописец середины XIII в. не мог включить в свое описание битвы упоминание о норвежцах, которые там никак не могли участвовать». Разобравшись с этим обстоятельством, приступим к краткому пересказу самой битвы, в том числе и предшествовавших событий. Александр Ярославич, несмотря на молодость, и впрямь был великим полководцем или, по крайней мере, хорошим хозяином своих, земель. У него четко была поставлена разведка - как с суши, так и с моря, откуда новгородцы, всегда привыкли ждать варяжской опасности (что еще раз доказывает, что никакие шведы не правили ни Северной Русью, ни Киевом, как утверждает, например, Луи Альфан в своем труде «Великие империи варваров»). Эта опасность и была вовремя подмечена «морской стражей», которую возглавлял ижорский старейшина Пелгусий. Немедленно он донес князю о появлении шведских судов на море и входе их в устье Невы. Шведов возглавлял совсем не Бергер (Биргер), как ошибочно полагали и до сей поры полагают историки и даже наши школьные учебники; а сам король Ульф Фаси. Ошибочность, которую доказал ИЛ. Шаскольский, внес в этот вопрос еще Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского», но он не мог быть виноват в ошибке стопроцентно, поскольку пользовался источником, от которого пошла эта ошибка. Еще сказано в источниках, что вместе с войском, пришли «пискуны» («бискупы») - имеются в виду епископы, за которых, по моему личному мнению, русские участники и очевидцы могли принять просто крестоносцев (впрочем, капелланы в войске наверняка были). В любом случае это доказывает крестоносный характер акции со стороны Швеции. Крестоносцы в войске Ульфа Фаси могли быть любые - и принадлежавшие к какому-либо ордену, и не принадлежавшие. Могли быть и рыцари, могли быть и монахи (учитывая, что Прибалтика уже несколько десятилетий завоевывается и монахами тоже, нет ничего удивительного в том, что монахи какого-то, «мирного» братства вдруг оказались тоже воинственными). Что касается Бергера, то Д.Г. Линд пишет на эту тему любопытную фразу, не верить которой также нет оснований (курсив мой): «В 1240 г. Ульф Фаси, а не Биргер Магнуссон, был герцогом, следовательно, как считает И.П. Шаскольский, Ульф Фаси возглавил поход на Неву». То есть, в отличие от ИЛ. Шаскольского, Д.г. Линд полагает, что Ульф Фаси был только герцогом, а не королем. Впрочем, и русские источники называют его или королем, или князем. А поскольку герцогов на Руси не было, то понятно, что «герцог» становится адекватным «князю». Я бы не принимал этого обстоятельства во внимание и не упоминал о нем, но в ходе и в исходе битвы, как сказано в источниках, этот самый предводитель (князь) вроде как-либо совсем был убит, лиибо получил серьезное ранение в лицо. До А.Н. Кирпичникова многие историки действительно полагали, что Биргер (Бергер) был, по меньшей мере, ранен в лицо. Да и как не посчитать этого, если стих Жития говорит: « ... И изби их множество бесчисленно, и самому королю возложи печать на лице острымь своимь копиемь». Но дальше мы увидим, как оно было на самом деле. Вернемся к «морскому стражу Пелугию и обнаружим, что, как сказано в Житии, старейшина увидел в «насадах» (кораблях) отнюдь не «ратных», а самих святых мучеников Бориса и Глеба. Таким образом, мне кажется, Житие определяет для читателя не только важность события, но и предвосхищает его исход, что для чистой летописи не должно быть характерно, а потому, видимо, все-таки является художественным вымыслом (если, конечно, подобного виденья Пелугию не было в реальности). Далее в Житии следует сообщение, что Александр, когда узнал от Пелугия о том, что в «насадах» плыли свм. Борис и Глеб, просил старейшину сохранить это в тайне: «Сего не рци никому же». В данном случае А.Н. Кирпичников обращает внимание читателя на то, что переданное известие о видении Пелугия носит для новгородцев скорее положительный смысл, а потому было бы непонятным, отчего князь решил сохранить это в тайне от всех. И делает вывод о недосказанности в данном месте сообщения Жития, а соответственно - о вставном характере эпизода. За недоговоренностью он видит справедливое отсутствие простого и понятного читателю сообщения о том, что старейшина Пелугий, помимо своего рассказа о видении, просто передал князю секретные сведения о числе войска, о характере его, о намерениях и т. д. Почему же этого, столь важного и столь простого, на наш современный взгляд, варианта Житие не содержит? Здесь я хочу немного «поспорить» с А.Н. Кирпичниковым в несколько иной плоскости. Это ни в коем случае не историческая, а больше литературоведческая тема. В данном случае, рассматривая конкретный и достаточно узкий вопрос, историк, пользующийся текстом Жития, забывает, что несколькими стихами (абзацами) ранее о шведских силах и об их намерениях в Житии уже сказано. Но, поскольку это специфический вид художественной литературы, то и сказано следующее: «Се же слышав король части Римьскыя от полунощныя страны [таковое] мужество князя Александра и помысли себе: "Пойду и пленю землю Александрову". И събра силу велику и наполни корабля многы полков своих, подвижеся в силе тяжце, пыхая духом ратным. И прииде в Неву, шатаяся безумиемь, и посла слы своя, загордевся, в Новъгород къ князю Александру, глаголя: "Аще можеши противитися мне, то се есмь уже зде, пленяя землю твою"». Как видим, автор Жития не преступил шаблонной литературной формы, причем даже сам скрытный характер шведского вторжения сделал открытым: «Иду на вы». Но это чисто законы жанра, а вовсе не пересказывание факта; далее Александр, в свою очередь, вместо того чтобы отдать распоряжения собирать войска, «слышав словеса сии, разгорелся сердцем, и вниде в церков святыя Софиа, и, пад на колену пред олътарем, нача молиться съ слезами ... » Здесь налицо прекрасно написанный текст Жития, как их станут писать и еще несколько веков, но места для передачи исторического факта, когда бы Пелугий поведал Александру, что, да как там на самом, деле, просто нет и быть не может. Вероятно, самым важным для нас будет сообщение автора о том, что после всех «манипуляций» - излития слез, молитвы, поклонов архиепископу, благословения оного, причем автор не забывает сказать, что звали его Спиридоном, утирания слез и восклицаний типа «Не в силах Бог, но въ праве» (извините, я здесь помимо воли припоминаю замечательный фильм Алексея Балабанова «Брат-2») и т. д. - Александр Ярославич наконец: «Си рек, поиде на них в мале дружине, не съждався съ многою силою своею, но уповая на святую Троицу». Здесь мы узнаем, что у Александра, конечно, не было никакого времени собирать большое войско, в связи с чем пришлось идти на шведов «с малой дружиной» - с теми, кого можно было поднять и снарядить в течение, думаю, от нескольких часов до суток, не более. Далее мы уже вроде бы знаем, каким путем отправился князь Александр на битву: водою Волхова и так далее. Но торопиться верить этому не станем. Наконец в воскресенье 15 июля князь с дружиной в 556 часов дня (это 11 часов утра, говорит А.н. Кирпичников, хотя по тексту Жития это может оказаться и 12 часов: «въ 6 час дне» - то ли в шестом часу, а то ли в шесть) неожиданно напал на шведов, вероятно, разбивших на берегу Ижоры лагерь и никуда не торопившихся, поскольку были уверены в скрытности своего маневра и не догадывались, что ижорская «мощная» морская стража их давно засекла и теперь наверняка скрытно сопровождала, отправляя князю свои донесения. Именно потому и получилось у князя Александра самому подойти к шведам скрытно, что у него так было все прекрасно организовано. Единственное, чего не хватало, - это числа воинов. Но он взял внезапностью. Дальше дадим слово А.Н. Кирпичникову, который использует текст Василия Никитича Татищева, которого у меня под рукой, к сожалению, нет. Известно, что Татищев вовлекал в свои описания тексты источников, позже уничтоженных пожаром 1812 г. Значит, тем более ценными могут они быть для не слишком строгого научного повествования, к каковым я отношу и данную мою книгу: «Спешные сборы новгородцев переданы Татищевым, думаю, вполне достоверно, в следующих словах: "Егда же снидошася неколико от воинства, и абие всед на конь, иде противу ратных и ко отцу (владимирскому великому князю Ярославу Всеволодовичу - А.К.) не успе вести послати, приближиша бо ся раттные". Здесь угадывается план молодого полководца: не допустить шведов до Ладоги, воспрепятствовать разорению прилегающих к реке Неве мест (по словам Татищева, противник, придя на реку, "начат ижору и воты пленити")... и внезапно войско Александра Ярославича подступило к шведскому лагерю 15 июля 1240 г., а в б-м часу дня, т. е. в 11 часов, началось сражение: по словам летописца, "ту бысть велика сеча Свеем". Сражение, судя по всему, отличалось упорством, отвагой и отчаянной смелостью его новгородских участников. С самого начала битвы им принадлежала боевая инициатива. Можно думать, что ожесточенное сопротивление оказали и шведы, тем более что их отступление было до крайности затруднено. В тылу была вода, а посадка на корабли, если бы она сопровождалась паникой, означала бы верную гибель войска». А.Н. Кирпичников не делает ссылки, откуда В.Н. Татищев взял этот текст, хотя сам и поясняет его («ко отцу» - «владимирскому великому князю Ярославу Всеволодовичу»). Правда, этот татищевский текст ничего нового не прибавляет к подобному же тексту Жития, представленному просто более эмоционально, что и требовалось по жанру. Но дело в том, что в исторической среде великий историк Татищев до сей поры считается не особо «научным» как раз из-за уничтоженных источников, в чем сам историк нисколько не виноват. До сей поры ссылки на В.Н. Татищева в строго научном исследовании бывают, нежелательны, и когда будет снято это табу, неизвестно. Слава Богу, столь же несправедливое отношение к тексту «Слова о полку Игоря» наконец преодолено. Прошло всего 200 лет - и пожалуйста, «Слово» признано подлинным. Житие весьма ценно тем, что называет имена сражавшихся на Ижоре, и особенно ценно это потому, что любая летописно отраженная битва, как правило, представлена летописцем только как «сеча», войск называется «много» или «множество», и далее все остается безликим. Здесь, поскольку прошло всего около 40 лет с момента события (первая редакция Жития - это, как уже говорилось, 1280-е гг.), помнятся большие имена или имена начальников отрядов (полков), осталось еще достаточно участников или детей участников, посвященных в подробности сражения. Потому мы и видим в Житии следующий текст, который просто должен быть здесь воспроизведено славу этих воинов, спасших Русь: «3де же явишася 6 муж храбрых с самем с ним ис полку его. Един именем Гаврило Олексичь. Се наеха на шнеку, видев королевиича, мча под руку, и възъеха по досце и до самого корабля, по ней же хожаху с королевичем, иже текоша перед ним, а самого, емше, свергоша и с конем в воду з доскы. И Божьею милостью неврежен бысть, и пакы наеха, и бися с самем воеводою среди полку их. 2 - именем Сбыслав Якуновичь, новгородец. Се наеха многажды на полк их и бьяшася едиинем топором, не имея страха въ души своей, и паде неколико от руку его, и подивишася силе и храбръству его. 3-и - Ясков, родом полочанин, ловчий бе у князя. Се наеха на полк с мечем, и похвали его князь. 4 - новгородець, именемь Меша. Се пешь натече на корабли и погуби 3 корабли з дружиною своею. 5-и - от молодых его, именем Сава. Се въеха в шатер великий королев златоверхий и подъсече столп шатерный. Полци Олександрови, видевшее шатра паденье, възрадовашася. б-и - от слуг его, именем Ратмер. Се бися пешь, и отступиша 11 мнози. Он же от многых ран паде и тако скончася. Си же вся слышах от господина своего великого князя Олександра и от инех, иже в то время обретошася в той сечи». Вот такой список героев, которых знать по именам удается крайне редко. Спасибо безымянному автору Жития. А.Н. Кирпичников полагает, что битва, состоявшаяся на Ижоре в 1240 г., мало чем могла отличаться от любой иной средневековой битвы, в которой все происходило не по нашим примитивным представлениям, еще усугубленным видеорядом, запавшим в нашу память из исторических фильмов. Это было вовсе не похоже на рукопашный бой, который мы знаем по военным фильмам ХХ века, это не было похоже и на кучу-малу, которую мы помним по «Республике ШКИД», «Гусарской балладе» или польскому фильму «Крестоносцы», когда не разберешь, где свои, а где чужие, и потому у Эйзенштейна русские в «кольчужках», которые почему-то «коротки», а «псы-рыцари» в шлеемах-ведрах, да еще с рогами - видимо, ради того, чтобы «короткокольчужники» не промазали, по какой башке лупить дубиной («дубина», кстати, взята из «Войны и мира» Толстого, только у того она символ, а у советских режиссеров превратилась в натуральный инструмент, в оружие). Сколь бы ни велика была внезапность нападения на шведов, вероятнее всего, говорит А.Н. Кирпичников, войска все же имели некий строй и ходили друг на друга в течение дня (до темноты) не единожды, а многажды. И когда автор Жития называет одно из шести (или по меньшей мере пяти) имен, он имеет в виду, что этот воин не единолично вступал в бой, а со своим отрядом (может быть, и полком). То есть у новгородцев набирается, таким образом, пять полков, а то и больше. Потому что «слуга Ратмер» вполне мог вести за собой такой же, если не более многочисленный, чем любая из названных дружин, отряд, вооруженный именно каким-нибудь дрекольем, но все же выступал не беспорядочно, а в каком-то строю. Таким образом велись, собственно, все средневековые битвы: сошлись - разошлись, опять сошлись - разошлись, и так далее. Потому про Мешу сказано, что он с дружиною. Потому про Сбыслава Якуновича сказано, что он наезжал многажды, причем понимать слова «с единем топором» надо, вероятнее всего, так, что его отряд был вооружен боевыми топорами (то есть не «одним только топором», а именно «только топорами»). То же самое сказано про полочанина Якова, который «наеха на полк с мечем»: вероятно, Яков возглавил отряд меченосцев - воинов, бившихся только мечами. Вернувшись к Меше «з дружиною своею», можно сказать, что, раз сказано «пешь», это значит, скорее всего, то, что у Меши была пехота, а пехота у новгородцев - это лучники. Соответственно именно эти лучники и были как нельзя, кстати, для того, чтобы с суши «достать» три корабля" о которых идет речь. Возможно, корабли были сожжены, а может, просто перебиты все те, кто оставался на сих кораблях. Историк В. Борисов, считает, что пехота подрубила топорами борта трех кораблей ниже ватерлинии. И слова о том, что «самому королю возложи печать на лице острымь своимь копиемь», по справедливому рассуждению А.Н. Кирпичникова, скорее всего, означает, что самому королевскому или княжескому полку при лобовом столкновении нанесен серьезный урон копейщиками (то есть новгородскими конными всадниками). Слово «острый», наиболее подходящий эпитет для _копья, на мой взгляд, может вовсе не означать, что имеются в виду «острые копья», как в ином случае мы упоминали «только топоры», а, возможно, значит, что строй копейщиков мог выступить, допустим, острым клином и тем самым достиг желаемого результата, врезавшись в «лице» шведского королевского строя (строя королевского полка). «От молодых его» Сава, который сумел подрубить королевский шатер, никак тоже не мог сделать это в одиночку. Следовательно, это отряд Савы пробился к шатру и повалил герцогский шатер, смешав все управление шведов. «От молодых» может означать, что-то были, так сказать, новгородцы-«юниоры», но может значить и то, что просто Сава по новгородской (или воинской) иерархии был ниже, чем Меша, стало быть, «моложе». Как мы и сейчас произносим «младше» и «старше», когда говорим о воинских чинах, в то время как прапорщику может быть 40 лет, а генералу 30. Соответственно, как видим, если князь Александр сумел с «малою дружиной» набрать 5-6 боевых полков, то становится понятным, что, раз у шведов было войска гораздо. больше (все-таки шли завоевывать, а не на прогулку), - значит, они не столько не успели развернуть все свои полки, сколько Александр вынудил их биться в неудобном для них месте, где превосходство шведов сказаться могло менее всего. Тогда понятно, что в этом случае фактор внезапности играет гораздо меньшую роль, чем фактор скрытности подхода русских к позициям шведов на Ижоре. Создается ощущение, что сама битва произошла на стрелке в месте впадения Большой Ижорки в Ижору, а значит, шведы, к тому же, неправильно выбрали само место для лагеря. Когда Житие подходит к моменту после Невской битвы, автор делает восторженное сравнение результата этой сечи с битвой библейской «при Езекии цесари»: «Еда приде Санахирим асурийский цесарь на Иерусалим, хотя пленити град святый Ерусалим, внезапу изиде Ангел Господень, изби и от полка асурийска 185 тысящь, и, въставше утро, обретошася трупья мертвы вся. Такое же бысть при победе Александрове, егда победи короля, об он пол реки Ижжеры, иде же не бе проходно полку Олександров, зде обретоша много множъство избьеных от Ангела Господня. Остадок же их побеже, и трупиа мертвых своих наметаша корабля и патапиша в мари. Князь Александр возвратися с победою, хваля и славя имя своего Творца». Но это еще не все! Есть и продолжение (курсив май): «Въ второе же лето по вазвращении с победы князя Александра приидоша пакы от Западныя страны и возградиша град въ отечьстве Александраве. Князь же Александр васкаре иде и изверже град их из основания, а самих извеша и о вех с собою поведе, а инех, помиловав, отпусти, бе ба милостив паче меры». О чем идет речь во втором отрывке? Возможно, о каком-то достаточно мелкам событии, которое скорее характеризует князя Александра, чем зафиксировано именно как событие. Впрочем, есть и третий вариант: абзац может быть чистой выдумкой ради описания того, что новгородский князь «милостив паче меры». Позднее мы вернемся к этому отрывку, где поймем, о чем речь. Прокомментировать же первый отрывок можно с помощью АЛ. Кирпичникава, специально разбиравшегося со всеми нюансами битвы на Ижоре. Например, он сообщает: «Мертвых неприятелей потам находили даже на противоположном берегу реки Ижоры». Дальше А.Н. Кирпичников говорит хоть и скупо, но гораздо больше, чем сказано в Житии, делая определенные выводы, каких в Житии, конечно, нет: «Судя по летописным замечаниям, шведское войско, несмотря на поражение, не было уничтожено. Побежденные захоронили своих в братский могиле ("много их паде"), а павших знатных, сложив на корабли, пытались увезти. По Житию, эти корабли затопили в "море". К утру неприятель, не в силах продолжать борьбу, полностью очистил поле битвы, отплыв на судах. Уходу остатков Шведского войска не препятствовали. Сказались ли здесь рыцарские приемы ведения боя, позволявшие во время передышки своим хоронить своих, или новгородцы сочли дальнейшее кровопролитие напрасным, или Александр Ярославич не хотел рисковать Своим немногочисленным войском? Нельзя исключить ни одного из этих объяснений. Свершилось главное: неприятель был сокрушен, оставил поле битвы и затем убрался восвояси. Целостность страны и, свободный выход к Балтике были сохранены. Победа в Невской битве вновь доказала торжество священного принципа мировой истории, ставшего, кстати, особо популярным на Руси в XIII в., - «житии не преступающее в чужую часть». По словам А.Н. Кирпичникова, шведы до 1256 г. не решались возобновить поползновений на Северо-западную Русь. Вернемся к подробному описанию Русско-шведских «отношений», составленному И.П. Шаскольским. Его статья из общего сборника называется «Невская битва 1240 г. в свете данных современной науки» И.П. Шаскольский начал изучение вопросов, связанных с Невской битвой и вообще противостоянием Швеции и Руси, еще в 1940 г., момент, когда Невской битве исполнилось 700 лет. Я уже говорил о принципах, на которых он построил свое изучение материалов: И.П. Шаскольский рассматривает Невскую битву как очередное событие в цепи событий длительной шведской экспансии на территорию Прибалтики, которая продолжалась ровно два века - с середины XII до середины XIV в. В частности, Русь в течение второй половины XII в. так и не сумела противостоять завоеванию шведами Юго-Западной Финляндии, когда шведами было покорено племя сумь. Однако емь и карелы еще с XI в. были под властью Новгорода, и шведы, как ни старались, не сумели завоевать емь, племя, занимавшее центр Юга Финляндии. Карелы жили восточнее, и их земли простирались еще в Северное Приладожье. Не имея успеха с емью, шведы предприняли другую тактику: своей миссионерской деятельностью они склонили знать, еми к католичеству и таким образом в 20-е годы XIII в. прибрали к, рукам и племя емь. Однако когда шведы попытались установить здесь свое политическое господство, народ этому активно воспротивился и, подняв в 30-е годы восстание, перешел обратно под власть Новгорода. Именно этот факт побудил шведов добиться папской буллы 1237 г., позволявшей шведам покорять финские земли и народы, не считаясь с Новгородом. Дальнейшие события мы рассмотрели. Повторюсь только, сказав, что, согласно папской булле от 9 декабря 1237 г., весь шведский народ должен подняться на первый в истории северный Крестовый поход для покорения племени емь. Как вы помните, «направление главного удара» к 1240 г. поменялось, ибо из-за монгол о татарского нашествия на Русь изменилась коренным образом вся обстановка в Восточной Европе, и шведы решили (не без помощи Папы) добить Русь окончательно. И.П. по меньшей мере, захватить под себя Неву, отрезав Новгород от торговых путей. Цели ливанцев и тевтонцев были им известны также - хотя бы от Папы Григория IX, и действия шведов и немцев в 1240 г. выглядят более чем согласованными. В заключение «шведского вопроса» я просто процитирую ИЛ. Шаскольского, поскольку в его статье очень кратко перечислены все шведские агрессии. Итак: «Поражение шведского рыцарского войска в сражении на Неве явилось первым ударом по всей крестоносной коалиции, наступавшей на Северную Русь, и во многом подготовило разгром немецко-датской экспансии 1240-1242 гг., обеспечив победу над всей коалицией феодального рыцарства Западной Европы.... Рыцарская агрессия 1240-1242 гг. была организована в момент наибольшего в средние века ослабления Русского государства, потерпевшего чудовищное разорение от нашествия татар, но русский народ и в этот тягчайший момент своей истории нашел в себе сиилы, чтобы остановить самое крупное в период Средневековья объединенное наступление западноевропейского рыцарства. Невская битва 1240 г. был отражением очередной попытки феодальной Швеции захватить берега Невы - важнейший для Руси выход к морю. Аналогичные попытки Швеции затем повторяются в 1293 г. была захвачена шведами Западная Карелия с побережьем Выборгского залива, и шведские владения совсем близко подошли к устью Невы. В 1300 г. шведские рыцари захватили устье Невы и попытались закрепиться здесь, построив замок в устье Охты, но были изгнаны оттуда сыном Александра Невского Андреем Александровичем в 1348 г. шведский король Магнус временно захватил берега Невы со стоявшей в истоке реки крепостью Орешек, но в том, же Году русские войска вновь вернули их. В 1555 г. шведы снова попытались захватить невские берега, но неудачно. В 1580-1583 гг. ими было захвачено южное побережье Финского залива, и у русских до 1590 г. оставалось только самое устье Невы. Наконец, в 1611 г., во время Смуты, берега Невы были, надолго захвачены шведами и оставались в их руках до 1702-1703 гг. - до Северной войны. И только победы Петра I окончательно вернули России Неву, а с нею - и выход к важнейшему в то время для развития страны Балтийскому морю». На этом, кажется, можно и закрыть «шведский вопрос», дабы более к нему не возвращаться. Но не все так просто. Кое-какие вопросы относительно русской победы в 1240 г. над шведами все же остаются и продолжают терзать исследователей. Доказательством только что сказанного мною может служить небольшая книга Ф. Ф. Фарисова «Тайны татарского народа», которую нельзя сбрасывать со счетов, когда мы говорим О современном понимании исторических процессов, происходивших в XII-XIII вв., тем более связанных с монгольским нашествием на Восточную Европу. За несколько последних десятилетий понимание этого вопроса II вообще монгол о татарского ига, как такового, претерпело столь сильные изменения, что не говорить об этом сейчас было бы нелепо с исторических позиций. Если бы книга Ф. Фарисова была одна, ее можно было бы отнести к разряду случайных, неправильных или даже непрофессиональных, однако я уже замечал, что в настоящее время имеется целый поток подобных исследований, среди которых можно назвать их «родоначальника» Л.Н. Гумилева или хотя бы книги Мурада Аджи, где мы встретим новый подход не только к монголам, но и к гуннам, тюркам и другим народам. К тому же не верить Л.Н. Гумилеву можно лишь в том смысле, что вы вообще отказываетесь проникать в тайны древней истории, представленной весьма и весьма доказательно, а не верить Ф. Фарисову нет оснований по той причине, что книга вышла под редакцией прекрасного специалиста, историка и археолога, а также замечательного писателя Владимира Бацалёва, ныне, к сожалению, покойного. Говоря об Александре Невском, мы не можем обойти и той совершенно свежей для нашего нынешнего понимания версии, которую выдвигает автор не прост