А.Н. Кожановский. Народы Испании во второй половине XX века.(Российская Академия наук, 2003) ВВЕДЕНИЕ 2Глава первая. ВАЛЕНСИЙСКОЕ «ОКНО» В ОБЩЕИСПАНСКУЮ ЭТНИЧЕСКУЮ ПРОБЛЕМАТИКУ 7ПОЧЕМУ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ ИМЕННО НА «ВАЛЕНСИЙСКИХ КАТАЛОНЦАХ» 7КТО ЖЕ НАСЕЛЯЛ ВАЛЕНСИЮ В 1960-е ГОДЫ? 8ПОЛИТИКА МАДРИДА И ЕЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ДЛЯ КУЛЬТУРНО-ЯЗЫКОВОГО РАЗВИТИЯ ВАЛЕНСИИ 12«ВАЛЕНСИЙСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ» И БОРЬБА ВОКРУГ НЕГО В МЕСТНОМ ОБЩЕСТВЕ 15^ ОСОБЕННОСТИ И ВАРИАНТЫ САМОСОЗНАНИЯ МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ 22ИТОГИ ИЗУЧЕНИЯ ВАЛЕНСИЙСКОЙ СИТУАЦИИ 32Глава вторая. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КАТАЛОНСКИЙ ЭТНОС? 36^ КАТАЛАНОЯЗЫЧНЫЙ АРЕАЛ 36КАТАЛОНИЯ 38БАЛЕАРСКИЕ ОСТРОВА 46КАТАЛОНЦЫ АРАГОНА 51ТАК ЧТО ЖЕ ТАКОЕ КАТАЛОНСКИЙ НАРОД? 52Глава третья ЭТНОСЫ ИЛИ ЧТО-ТО ИНОЕ? 54БАСКИ 54^ ПРОБЛЕМА НАВАРРЫ 62КТО ЖЕ НАСЕЛЯЕТ БАСКСКИЕ ПРОВИНЦИИ ИСПАНИИ? 64СИТУАЦИЯ В ГАЛИСИИ 65СУЩЕСТВУЕТ ЛИ «ИСПАНСКИЙ ЭТНОС»? 70НАРОДЫ ИСПАНИИ 76^ ЗАКЛЮЧЕНИЕ (опыт Испании) 90 ВВЕДЕНИЕ Не будет преувеличением сказать, что опыт развития испанского общества на протяжении последних трех десятилетий становится для нашего государства с каждым днем все более актуальным, а обращение к нему отечественных исследователей — не только правомерным, но прямо-таки необходимым. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить — хотя бы в самых общих чертах,— что же происходило в Испании в указанное время. Как известно, еще раньше, в 1939 г., после почти трех трагических лет гражданской войны, в крупнейшей стране Пиренейского полуострова утвердился авторитарный режим крайне правого толка. По сути дела, это была военная победа одной из двух издавна существовавших в Испании и боровшихся между собой общественно-культурных тенденций: прогрессивно-антиклерикальной и традиционалистско-католической. Последняя, включавшая в себя воинствующий католицизм, убежденность в незыблемости социальной иерархии и в том, что лишь такие взгляды совместимы с истинным патриотизмом, заняла монопольное положение в политике, идеологии и культуре. Альтернативные направления были устранены с общественной арены и яростно осуждались за их якобы наносный, чуждый Испании характер. Присущее традиционалистской идеологии стремление к замкнутости, к противодействию всем влияниям из-за рубежа, и в первую очередь — из Европы, приняло в первые годы характер настоящей ксенофобии, особенно усилившейся после краха блока фашистских государств (бывших союзников) во второй мировой войне, когда франкистское правительство оказалось в относительной политико-экономической изоляции на международной арене. В обстановке «враждебного окружения» экономика страны была перестроена в соответствии с принципами так называемой автаркии, т. е. самообеспечения. Репрессии против инакомыслящих сочетались с усиленной заботой о поддержании «социального мира»: трудящимся города власти стремились обеспечить устойчивую занятость при низкой заработной плате, крестьянам — гарантии от разорения с помощью определенных юридических, финансовых и других мер. Во второй половине 50-х годов внутреннее положение страны резко ухудшилось. Со всей полнотой сказались последствия экономической политики франкистской администрации: недостатки организационной структуры хозяйства (в том числе глубокие межотраслевые диспропорции), изношенность оборудования, его моральное устарение, низкая квалификация рабочей силы и как результат всех этих и других однопорядковых факторов — низкая производительность труда. Наиболее ярким проявлением ухудшения обстановки стал разразившийся в это время валютно-финансовый кризис, показавший, что «узконациональные критерии эффективности экономики изжили себя». Дефицит государственного бюджета достиг огромных размеров. Страну захлестнула инфляция; быстрый рост цен соответствовал нехватке важнейших предметов потребления, не в последнюю очередь — сельскохозяйственных. Несмотря на суровые репрессии, быстро росло и ширилось недовольство населения, и прежде всего трудящихся города, учащались их выступления, все более радикальными становились требования. Продолжение прежней социально-экономической политики, которая была, по сути дела, скомпрометирована, должно было неминуемо привести к краху режима. В поисках выхода правящая верхушка приняла решение окончательно отказаться от автаркии и начать перестройку экономики в соответствии с западноевропейской конъюнктурой и по «классическому» капиталистическому образцу, с тем чтобы сделать рыночные силы основным фактором решения производственных и в целом экономических задач. План стабилизации экономики, вступивший в силу в 1959 г., предусматривал отмену государственного контроля над хозяйственной деятельностью, ценами, заработной платой и т. д. Лозунгом дня стала рационализация производства. Нерентабельные предприятия закрывались одно за другим, их рабочие и служащие оказывались на улице. Реформам в промышленности способствовал мощный приток в страну иностранной валюты, начавшийся в это время. Границы широко открылись, причем в обе стороны, не только для зарубежного капитала, который привлекался на весьма выгодных для вкладчиков условиях, но и для граждан. Власти организовали массовую эмиграцию трудящихся, потерявших средства к существованию, в страны Западной Европы, где в то время имелась острая потребность в рабочей силе, главным образом для промышленности и сферы услуг. А навстречу сотням тысяч испанцев, отправившихся пытать счастья на чужбину, хлынули туристы, преимущественно из Европы и Северной Америки, ежегодная армия которых стала быстро возрастать и вскоре измерялась уже десятками миллионов человек, приблизившись к численности населения страны. Огромные доходы от иностранного туризма и заработка рабочих-эмигрантов, перечисляемые на родину, составили второй и третий (после прямых инвестиций) источники обильных валютных поступлений. Радикальная перестройка экономики в 60-е годы привела к ее стремительному развитию. Во множестве возникали новые предприятия, обновлялись уже существующие. Модернизация технологии и ввоз современного оборудования из-за рубежа резко повысили производительность труда. Ежегодный рост валового национального продукта оказался значительно выше, чем в других западноевропейских государствах, и уже в начале следующего десятилетия Испания выдвинулась в группу лидирующих стран капиталистического мира. Примечательной чертой нового порядка вещей стало невиданное по своим масштабам переселение сельских жителей в города, принявшее кое-где характер настоящего исхода и приведшее к обезлюдению целых районов. Процент населения, занятого в сельском хозяйстве, упал с 41,3 в 1960 г. до 24,9 в 1970 г. и продолжал быстро снижаться. Уже к концу 60-х годов на экономико-демографической карте Пиренейского полуострова отчетливо просматривался своего рода шестиугольник, в центре и по периметру которого стремились сконцентрироваться индустриальные производительные силы и население. Центром этой спонтанно сложившейся геометрической фигуры был Мадрид, его вершинами — Виго и Корунья (в Галисии); Бильбао и Сан-Себастьян (в баскских провинциях); Барселона; Валенсия и Аликанте; Кадис-Севелья и шестая «вершина» — португальские Лиссабон и Опорто. Столь своеобразная зона, образованная названными центрами, являла собою как бы «богатую Испанию», обширные пространства внутри страны — напротив, Испанию, быстро беднеющую и покидаемую населением. Социальные сдвиги не сводились, однако, к массовой миграции из деревни. По мнению исследователей, в стране появился многочисленный и влиятельный новый средний класс («мелкие и средние собственники, промышленники и торговцы, служащие, технические специалисты и квалифицированные рабочие... объединившись с традиционными средними слоями, образовали умеренную и уравновешивающую базу...»), своего рода стабилизирующая сила общества. Как и следовало ожидать, бурная индустриализация и урбанизация установили «новые культурные нормы, тесно связанные с особенностями развития страны». В общем контексте испанской истории произошедший сдвиг воспринимается как эпохальный, как переход от «вечных» ценностей к принципиально иным. Испанский социолог А. де Мигель характеризует 60-е — начало 70-х годов как время «возникновения общества потребления». Уже в 1965 г. известный английский автор Дж. Бренан написал, что Испания к этому времени настолько изменилась в сравнении с тем, какой она была в 1950 г., что он не смог ее узнать; перед ним оказалась фактически другая страна. Примерно в это же время происходит смена направлений в испанской литературе, поскольку ведущие писатели «...осознали, что их окружает как-то незаметно и быстро изменившаяся страна», господствующий слой которой «... пожертвовал все же культурной изоляцией ради интенсивного индустриального развития». В самом деле, радикальные перемены в облике Испании теснейшим образом были связаны с политическим курсом ее тогдашнего руководства. За два десятилетия до этого, силой утвердившись у власти, оно установило — в соответствии со своими идеологическими принципами — определенный режим социально-экономической жизни. Естественные закономерности общественного развития оказались, таким образом, нарушенными, что с неизбежностью привело в конце концов к кризису и вынудило администрацию отказаться от идеологических постулатов в одной из контролируемых ею сфер. Тем самым, однако, франкистские правители сами выпустили из бутылки джинна, который сразу стал угрожать их власти; но не сделать этого они не могли, поскольку их собственная модель существования испанского общества оказалась несостоятельной. И уже в скором времени между новой социально-экономической реальностью и прежними политическими институтами возникло несоответствие, которое становилось все более вопиющим по мере развития «базиса». Чтобы не обострять ситуацию, правящие круги вынуждены были жертвовать некоторыми формами управления и контроля — прежде всего, конечно, наиболее жесткими и скомпрометировавшими себя в глазах мирового общественного мнения. Эта «либерализация», при всей своей ограниченности и непоследовательности, объективно способствовала эмансипации общества. И когда в 1975 г. умер человек, бывший создателем, главой и символом режима, оказалось, что страна достаточно подготовлена к сравнительно быстрому демонтажу авторитарных структур и переходу к демократическим формам государственного устройства. Произошло как бы возвращение на круги своя, а то, что при этом удалось избежать кровавых катаклизмов, наподобие потрясшей Испанию не в столь уж отдаленные времена гражданской войны, следует, очевидно, отнести не в последнюю очередь и на счет стечения благоприятных для страны объективных и субъективных обстоятельств. Если говорить о дальнейших событиях, то среди наиболее важных из них нужно отметить следующие: 1977 г.— первые (после долгого перерыва) парламентские выборы в стране с участием всего спектра легализованных политических партий; победа центристского блока, 1978 г.— принятие новой конституции, утвердившей, в частности, право на автономию для «национальностей и регионов», 1981 г.— попытка военного переворота и возвращения к прежним авторитарным и унитарным структурам, 1982 г.— приход к власти в стране социалистов, 1983 г.— завершение процесса предоставления регионам Испании статусов постоянного самоуправления, 1986 г.— вступление Испании в НАТО и ЕЭС. Итак, мы видим, что Испания в сравнительно короткие сроки прошла путь от жесткой диктатуры к парламентской демократии, от монопольного господства в обществе одной партии и одной идеологии к многопартийности и идеологическому плюрализму, от унитарной централизованной структуры к широкой системе местного самоуправления, от отсталой, «замкнутой» экономики к развитой индустриальной, от обособленности, отгороженности от остального мира к интеграции в объединяющуюся Европу. И все это без гражданской войны, бунтов и погромов, без экономического хаоса, голода и массового обнищания... Учитывая переходное время, которое переживает сейчас наша страна, и буквально кричащие внешние аналогии с тем, что не так уж давно происходило в Испании, очень соблазнительно призвать ученых-обществоведов разных специальностей (политологов, правоведов, социологов, экономистов и др.) к тщательному изучению испанских вариантов решения соответствующих проблем, и не «отвлеченно», а на предмет выработки рекомендаций — с тем, чтобы избежать повторения чужих ошибок, но зато максимально использовать удачный опыт. Бесспорно, что одна из наиболее серьезных проблем, с которыми сейчас столкнулось наше общество,— национальная. В то же время общепризнано в нашей науке, что Испания — как раз яркий пример многоэтничного государства, в котором национальные меньшинства долгое время страдали от своего угнетенного положения, вели национально-освободительную борьбу против ассимиляции, за признание своей самобытности и политическую автономию в пределах Испанского государства. Конфликты на почве национального неравноправия постоянно осложняли внутриполитическую жизнь, и неудивительно, что их устранение стало одной из первоочередных задач послефранкистских правительств, важнейшей частью общедемократических преобразований. В свете этого очевидно, казалось бы, что национальная политика Испанского государства должна стать для нас объектом самого скрупулезного анализа. Но очевидно также, что необходимым условием такого анализа является верное представление об этнической ситуации в стране, понимание происходящих там процессов. В соответствии с бытующей в нашей научной литературе традицией, основные народы-этносы (иногда квалифицируемые как нации) Испании суть собственно испанцы, каталонцы, галисийцы и баски. Три последних — национальные меньшинства, освободительной борьбе которых также традиционно уделялось большое внимание в советской испанистике. Все перечисленные этносы проживают компактно, так что между ними существуют отчетливо выраженные границы, и рассматриваются обыкновенно как основные действующие лица этнических процессов в испанской части полуострова, где живут еще, кроме того, довольно многочисленные цыгане и ряд других более мелких групп. Как известно, борьба национальных меньшинств увенчалась временным успехом в годы Второй республики (1931—1939 гг.), когда каталонцы и баски получили, а галисийцы вскоре должны были, но из-за оккупации Галисии франкистскими мятежниками не успели получить автономный статус для своей «малой родины». Падение Республики на долгие десятилетия закрыло вопрос об автономии, который, однако, уже с 60-х годов по сути дела был вновь поставлен в связи с мощным подъемом этнонационального движения «окраинных» народов страны и переведен в практическую плоскость сразу после 1975 г. Необходимость решения этого вопроса назрела настолько, что процесс обретения местного самоуправления начался еще до принятия новой конституции Испании, провозгласившей принцип автономии: вновь созданные автономные образования (так называемые автономные сообщества, comunidades autonomas) первоначально возникали на основе временных статусов, которые уже в дальнейшем, после разработки соответствующего законодательства, преобразовывались в постоянные. Автономии получили весьма широкие полномочия в решении своих внутренних дел; местные языки были признаны официальными наряду с испанским (кастильским) в границах соответствующих сообществ. ^ Административные и языковые границы Испании1 — государственные границы; 2 — границы автономных сообществ Испании; 3 — распространение основных языков населения Испании. Всему этому сопутствует, однако, ряд обстоятельств, на которые этнограф не может не обратить внимание. Во-первых, процесс автономизации оказался значительно шире предоставления самоуправления Каталонии, Галисии и Стране басков; он охватил все население Испании и всю ее территорию, так что к настоящему времени страна представляет собой совокупность 17 автономных сообществ. Во-вторых, при сопоставлении карты вновь созданных испанских автономий с привычной для нас этнической картой этой страны обнаруживается очевидное, хотя отнюдь не неожиданное для историка-испаниста, несовпадение: автономные сообщества Каталония, Галисия и Страна басков, возникшие как справедливый итог упорной борьбы не одного поколения их коренных жителей за признание своей этнической самобытности, не охватывают в каждом случае всей территории того этноса, с которым они обычно ассоциируются, а как бы делят этноязыковые ареалы с соседними автономными сообществами. Так, каталонцы в Испании проживают еще в Валенсии, в восточной части Арагона и на Балеарских островах; галисийцы — на смежных с Галисией землях Астурии и Кастилии-Леона; баски — в северной части Наварры. Уже из этих двух обстоятельств с очевидностью следует, что в основу автономизации был положен отнюдь не этнический принцип. Но ведь становление автономных сообществ происходило в соответствии с демократической процедурой, заложенной в новой конституции, и имело своим источником инициативу местных выборных органов, поддержанную волеизъявлением (в ходе референдума) населения. Значит, об административном произволе в данном случае говорить не приходится. Мы оказываемся, таким образом, перед явлением, которое невозможно объяснить, исходя из постулата о сосуществовании и взаимоотношениях четырех народов-этносов. Уже одного этого, на взгляд автора, достаточно, чтобы по крайней мере усомниться в полной адекватности привычных представлений об этнической ситуации в Испании. А между тем с подобного рода «необъяснимыми явлениями» как в истории страны, так и в событиях, происходивших там в последующие годы, советский исследователь-испанист сталкивался постоянно. Ниже мы более подробно остановимся на том, как отечественные авторы по-разному решают возникающие в этой связи вопросы. Здесь же отметим, что в свете только что сказанного упомянутое несколько ранее обязательное условие для изучения национальной политики Испании, состоящее в верном представлении об этнической ситуации там, не кажется в должной мере соблюденным. Следовательно, вполне правомерно стремление предложить такую трактовку интересующего нас предмета, которая бы в большей степени соответствовала реальности. Иначе говоря, необходимо выяснить, что же в действительности представляет собою население Испании в этническом смысле, какие народы там на самом деле проживают, какова направленность и динамика их этнического развития, каковы их взаимоотношения. Только на такой основе, очевидно, можно понять сущность национального вопроса в стране и связанные с ним события и процессы в различных сферах жизни испанского общества.^ Глава первая. ВАЛЕНСИЙСКОЕ «ОКНО» В ОБЩЕИСПАНСКУЮ ЭТНИЧЕСКУЮ ПРОБЛЕМАТИКУ ПОЧЕМУ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ ИМЕННО НА «ВАЛЕНСИЙСКИХ КАТАЛОНЦАХ» Уже первое приближение к теме этнической ситуации в Испании обнаруживает чрезвычайно большое количество и многообразие имеющегося материала и в то же время большую его количественную и качественную разнородность по отдельным областям, отдельным временным периодам и т. д. В этих условиях одним из наиболее целесообразных и методически оправданных подходов к делу представляется выделение для начала какого-то одного пространственно ограниченного фрагмента ареала с тем, чтобы именно на его материале «войти» в этническую ситуацию. Разумеется, выбор такого участка должен отвечать определенным критериям. Так, желательно, чтобы была соблюдена «представительность» — возможность рассмотреть на данном примере наиболее важные и характерные проблемы этнической ситуации в стране в целом. Естественно, что судить о том, какие проблемы являются ключевыми и наиболее типичными, невозможно, не проведя самого исследования. Поэтому нам придется действовать, исходя из самого общего, опирающегося на очевидность и по возможности исключающего различные толкования представления о предмете, а также из утвердившихся в нашей науке и даже в обыденном сознании взглядов на этносы-народы. Будет вполне логично, если мы обратимся к одному из четырех упомянутых выше коренных народов-этносов Испании. К какому же именно? Здесь вступает в силу второй критерий выбора объекта, более субъективный, но в существующих условиях едва ли не решающий: обеспеченность материалом, позволяющая сделать сколько-нибудь надежные выводы. Это обстоятельство и привлекло наше внимание к каталонцам. Такой выбор представляет интерес для нас еще в одном отношении. Как мы уже знаем, границы автономий делят территорию расселения каталонцев на несколько частей, которые входят, следовательно, в такое же число автономных сообществ. В Валенсии и Арагоне, кроме того, земли, населенные каталонцами, составляют лишь часть соответствующего автономного сообщества: в первом случае — большую, во втором — меньшую. Оставшаяся часть территории этих автономий — земли, где проживают «собственно испанцы». Короче говоря, автономные границы проведены здесь без видимого учета языковых или этнических рубежей. Из этого следует, что, разобравшись в «каталонском случае», мы смогли бы, очевидно, многое понять и в принципах, в соответствии с которыми в стране после распада франкистского режима осуществлялась автономизация, и в отношениях между разноэтничными группами населения, а возможно, и между разными частями единой этнической общности. Это позволит нам на последующих стадиях исследования выбирать точки приложения наших усилий уже не на основе «общего подхода», как при первых шагах, а в гораздо большем соответствии с реальным положением дел. Заметим, однако, что, имея перед собой только что сформулированные цели и следуя вышеизложенным методическим установкам, мы можем еще больше локализовать область нашего первоначального исследования, сузив ее до одной из частей каталонского этноса, а именно той, которая после утверждения временного (1978 г.), а затем постоянного (1983 г.) автономного статуса оказалась в составе Автономного сообщества Валенсия. Таким образом, мы будем рассматривать этническую ситуацию в рамках одного из 17 нынешних автономных сообществ, что — по крайней мере так это выглядит «в первом приближении» — поможет максимально сблизить этническую и автономистскую проблематику. Попытаемся «войти» в этническую ситуацию с того момента, когда количество и качество имеющихся данных покажет нам ее достаточно полно, применим критерий «представительности» для избрания временной точки исследования, подобно тому как выше мы применили его для «пространственного» выбора. В таком случае нам придется отказаться от того, чтобы приступить к исследованию с 1939 г., с победы франкистов в гражданской войне. Скудость и фрагментарность имеющихся материалов не компенсируются его определенностью, почти однозначностью, которая привлекает кажущейся возможностью сделать обобщающие выводы на явно недостаточном фактическом основании. Такое основание появляется у нас только тогда, когда мы, как бы продвигаясь по хронологической лестнице все ближе к нашему времени и рассматривая каждый год с точки зрения его «обеспеченности» источниками, да и просто информацией по интересующей нас тематике, добираемся до начала 60-х годов. Вот тут в нашем распоряжении оказывается достаточно материалов, проливающих свет на этническую ситуацию в Валенсии, и в том числе — свидетельства и оценки непосредственно вовлеченных в эту ситуацию лиц, а также сторонних наблюдателей. Едва, лишь приступив к их исследованию, мы обнаруживаем, что, во-первых, интересующие нас вопросы здесь чрезвычайно актуальны, а во-вторых,— они трактуются в самых разных, вплоть до противоположных, точек зрения.^ КТО ЖЕ НАСЕЛЯЛ ВАЛЕНСИЮ В 1960-е ГОДЫ? Уже простое сопоставление высказываний разных авторов, как свидетелей и участников событий начала 60-х годов, так и тех, кто их исследовал годы спустя, о том, что происходило в то время, дает обширный материал для размышлений. Итак, в мае 1960 г. вышел из печати первый номер ежемесячного журнала «Валенсиа Культураль» — одного из основных наших источников. Появление журнала с таким названием именно в это время было представлено его издателями как ответ на очевидную общественную потребность, даже как вклад в уже развернувшееся и быстро набирающее силу, становящееся с каждым днем все более массовым движение, неоднократно определяемое ими ни много ни мало как «Renaixenca», т. е. «возрождение» — возрождение языковой и культурной самобытности местных жителей. Рупором по крайней мере одной из групп участников этого движения и стал журнал «Валенсия Культураль». На его страницах, практически в каждом номере, появлялись, например, материалы, всячески восхвалявшие общественную культурно-просветительскую организацию «Ле Рат Пенат» («Lo Raí Penat») и рекламировавшие ее деятельность, которая включала следующие мероприятия. Бесплатные курсы валенсийского языка; организация «цветочных игр» («Jocs Florals», как традиционно со времен средневековья назывались здесь ежегодные популярные конкурсы на лучшие литературные произведения); исследования в области филологии и лингвистики на материалах валенсийского языка; курсы живописи; создание театральных коллективов; проведение театрализованных праздников и т. д. В том же духе действовали возникавшие по общественной инициативе «в городах и селениях королевства» многочисленные центры по изучению и распространению валенсийской культуры. Весьма примечательно, как подчеркивают авторы ряда сообщений, что на призыв «возрожденцев» во всех трех провинциях откликнулись официальные учреждения и организации, включившиеся в проведение разного рода праздничных и памятных мероприятий, литературных конкурсов, театральных представлений, конференций и т. д. Причем культивирование интереса и любви к «малой родине» происходило уже на уровне отдельных городов и даже селений, например в форме конкурса для школьников в местечке Накера. Инициаторами здесь выступали местные власти: алькальд (глава локальной администрации) возглавил жюри, в которое вошли священник, доктор и несколько школьных учителей. Вопросы задавались по истории и географии родного городка, об его муниципальном устройстве, достопримечательностях, в первую очередь, конечно, церквах и часовнях и т. д. Публикации самой «Валенсиа Культураль» демонстрируют представления активистов местного «возрождения» о тех ценностях валенсийской культуры, к которым они хотели бы приобщить своих земляков, ценностях, составляющих культурное достояние валенсийской общности, делающих ее самобытной, непохожей на другие. Журнал буквально переполнен материалами, которые можно было бы отнести, скорее всего, к категории краеведческих, В каждом номере под особой рубрикой дается подробное справочное описание какой-либо валенсийской «комарки» (маленького, включающего не более нескольких населенных пунктов, кусочка страны) с очевидным намерением представить читателю таким образом последовательно всю Валенсию. Печатаются сообщения об отдельных традициях, обычаях, праздниках (подобно прославленным на весь мир «фальяс»). Повествуется о памятниках архитектуры (церквах, монастырях, часовнях, замках) и живописи на территории Валенсии, гербах ее городов и селений. Приводятся биографии видных деятелей культуры — местных уроженцев. Много места занимают исторические очерки, а также тексты исторических документов и комментариев к ним. Детально описываются экскурсионные маршруты по достопримечательностям «валенсийского королевства» и т. д. Все это, однако, подчиняется более широкому замыслу: способствовать «формированию общественного мнения валенсийцев», тому, чтобы «нам всем (издателям и их землякам.— А. К.) вновь стать валенсийцами, восстановить свой особый самобытный валенсийский облик». Если добавить сюда постоянное информирование читателей о весвозмож-. ных культурных акциях, отчеты о прошедщих и сообщения о готовящихся мероприятиях, т. е. организационно-координационную деятельность, то становится очевидным, что журнал практически реализует призывы из манифестов уже упомянутого общества «Ле Рат Пенат», которые он регулярно публикует на своих страницах и один из которых звучит так: «Мы, валенсийцы, не слишком представляем себе, в чем состоит наша особая сущность. Мы мало знаем, например, о наших (древних государственных.— А. К.) учреждениях, художественных сокровищах, прекрасном фольклоре.., ремесленных традициях, религиозных верованиях, литературе и т. д. Все зто составляет часть нас самих, и мы должны включить это в наше социальное сознание». О том, что размах и значение описываемых событий не переоценивались современниками, можно судить по высказываниям различных исследователей много лет спустя. Так, видный испанский этнограф отмечает в своей книге резкое увеличение, «начиная с 60-х годов», общественного внимания к этнографическим темам, в том числе к народным традициям, их изучению и развитию; пробуждение живого интереса «людей валенсийской общности», о чем может свидетельствовать, в частности, «необычайная активность со стороны женской секции официальной партии» в деле создания хоров и танцевальных групп; возрождение песен и танцев вален-сийских селений, культивирование любви к этим традициям, поощрение деятельности танцевальных и хоровых школ, возобновление традиционных шествий с участием фольклорных групп. По оценке другого автора, 60-е годы ознаменовали новый этап для Валенсии, качественно отличный от предыдущего. Одной из его характерных черт он считает начало процесса становления «истинно национального политико-культурного сознания». Итак, авторы, говоря о местных жителях, имели в виду, по их словам, валенсийцев, валенсийский народ, характерными чертами которого являются валенсийский язык, валенсийская культура, ва-ленсийское самосознание и т. д. Но мы-то никак не можем удовлетвориться этими терминами, для нас они нуждаются в объяснении. Ведь известно, что автономное сообщество Валенсия возникло лишь в конце 70-х годов (сперва на основе временного статуса), а в начале 60-х годов в официальной жизни Испании слово «Валенсия» обозначало, во-первых, один из крупнейших и древнейших городов страны, а во-вторых, одну из пятидесяти испанских провинций, центром которой был этот город. Какое же именно значение слов «валенсийцы», «валенсийский» и т. п. подразумевается в данном случае? Выясняется, что Валенсия наших авторов — это не город и не провинция (если нет специального уточнения), а именно та территория, которая впоследствии стала автономной под тем же названием. А прежде так называлось древнее королевство, вошедшее когда-то в состав испанской короны, долгое время сохранявшее в ее рамках свободы и привилегии, а затем лишенное каких бы то ни было прав, да и самой целостности в результате разделения в 1833 г. на три провинции: собственно Валенсию, Кастельон и Аликанте. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что, хотя такое употребление термина «Валенсия» и производных от него было неофициальным, оно оставалось общеизвестным и широко употребляемым. Кроме того, для обозначения территории, о которой идет речь, в местной печати и литературе часто используются такие слова, как «королевство» («regne») «земля, страна» («pais»), «регион» («region»), нередко опять же с эпитетом «валенсийский». Объяснение для нас, однако, на этом не закончено. Ведь если валенсийцы — суть жители региона Валенсии, состоящего из трех провинций, то как быть с тем обстоятельством, что они подразделяются на две разноязычные группы? В нашей науке этот вопрос решен однозначно: большая часть обитателей Валенсии говорит на каталанском языке, они — часть каталонского этноса, каталонцы; меньшая часть жителей региона испаноязычна, это — испанцы. Какое же содержание вкладывают те, кто пишет о «валенсийцах», в этот термин? Языковые различия двух частей населения Валенсии ни в одном из наших источников не отрицаются. Но вот на страницах той же «Валенсиа Культураль» настойчиво повторяется, что язык — не главная отличительная черта общности, поскольку есть еще география, история, образ мышления и т. д. Делается это для того, чтобы утвердить приоритет региональных границ над языковыми, поставить единство всех коренных обитателей древнего королевства выше существующих между ними лингвистических различий, напомнить, что какой бы ни была «языковая подкладка», перед нами всякий раз валенсийцы. Этой мысли подчинена и подача материала в журнале. В нем воспеваются «традиционные ценности» Валенсии, ее достопримечательности, культурные деятели, памятные события и т. д. без какого-либо предпочтения одних частей региона другим. Хозяйственно-географические описания отдельных уголков Валенсии постепенно, номер за номером представляют читателю всю территорию «королевства», и лишь одной фразой сообщается, на каком языке говорят в каждом случае местные жители. Для подтверждения своей концепции журнал ссылается на реальную жизнь. Так, в одной из редакционных статей утверждается, что у жителей испаноязычных районов Валенсии сильно выражено чувство региональной солидарности. Оно постоянно проявляется в различных формах, вроде обязательного исполнения в концертах местных музыкальных ансамблей регионального гимна и т. п., но главное — в горячем желании многих из них усвоить язык и культуру своих каталаноязычных компатриотов. Во многих испаноязычных городах и селениях, сообщается в статье, свободно говорят по-каталански, поют на этом языке региональные и религиозные гимны или уж в крайнем случае сожалеют о его незнании... Автор, как нетрудно догадаться, приветствует интеграцию всех валенсийцев, говорящих на обоих языках. Здесь нужно отметить, что в рассматриваемом нами издании тот язык, который мы привыкли называть испанским, обозначается только как кастильский, а говорящие на нем — соответственно как «кастильскоязычные». Термин «каталанский» исключительно в этой форме употребляется только для родного языка коренных жителей региона Каталония, а для его валенсийского варианта часто используется название валенсиано («valenciano»), т. е. «валенсийский», в данном случае — «валенсийский язык». Поэтому, характеризуя языковую ситуацию в регионе, авторы нашего журнала в подавляющем большинстве случаев говорят именно о валенсийскоязычных и кастильскоязычных местных жителях, а не о каталано- или испаноязычных, как сказали бы мы. Вряд ли нужно спорить, что мы имеем дело с несколько иной, чем привычная для нас, системой понятий, представлений и терминов. По определению журнала, его сторонники — «валенсианисты», «те, кто отдаст предпочтение историческим критериям, отстаивает Валенсийскос королевство... родившееся в христианстве 9 сентября 1238 г.» Речь идет об отвоевании валенсийской территории у мавров в ходе Реконкисты, когда были установлены в основном се границы и утвержден полусамостоятельный статус в составе Арагонского королевства, границы которого, и определяют, независимо от языка, «валенсийский народ». Иначе понимают термин «валенсийцы» сторонники другой позиции, которых их оппоненты из «Валенсиа Культураль» называют адептами «общекаталонского единства... теми, кто сделал из языка бастион национальности (de nacionalitat) и считает, что все земли каталанского языка (который и должен, по их мнению, так называться и в Валенсии, и на Балеарских островах) составляют единое целое, так называемую Великую Каталонию». Нетрудно заметить, что эта позиция в трактовке ее оппонентов выглядит на первый взгляд наиболее близкой к установке, принятой в советской науке: единому каталанскому языку соответствует единый говорящий на нем каталонский этнос. Заметим, что журнал полемизирует исключительно с выразителями этих взглядов, очевидно, считая их своими основными противниками. Действител