А. Авторханов империя кремля

А. Авторханов ИМПЕРИЯ КРЕМЛЯ Советский тип колониализмаA. AvtorkhanovThe Empire of the Kremlin The Soviet Type of ColonialismЯ, кажется, сильно виноват перед рабочими Рос­сии, что не вмешался достаточно энергично и доста­точно резко в пресловутый вопрос об автономизации... Очень естественно, что «свобода выхода из Со­юза», которою мы оправдываем себя, окажется пус­той бумажкой, не способной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского че­ловека, великоросса, шовиниста, в сущности, под­леца и насильника, каким является типичный рус­ский бюрократ... Не следует зарекаться заранее ни­коим образом от того, чтобы... вернуться на следую­щем съезде Советов назад, т.е. оставить Союз Совет­ских Социалистических Республик лишь в отноше­нии военном и дипломатическом (Ленин, «К вопро­су о национальностях или об «автономизации»»).ПРЕДИСЛОВИЕ Национальный вопрос и национальная политика Кремля до сих пор не входили в круг моих исследо­вательских интересов, хотя я как национал, внима­тельно следил за советской национальной полити­кой. Причины тут были две: во-первых, я поставил своей целью писать лишь о том, что составляет осно­ву основ всех бедствий не только малых народов, но и самой державной нации империи – о возникно­вении и функционировании советской политической системы; во-вторых, кого же интересовали судьбы и страдания малых народов, кроме как их самих. Сегодня положение резко изменилось. Изменилось и мое собственное отношение к данной проблеме. Я раньше связывал распад советской империи со сме­ной политической системы в метрополии, но теперь все яснее вырисовывается другая картина – разло­жение империи начнется вероятно с ее окраин. Отсю­да и западный мир проявляет растущий интерес к судьбе нерусских народов. Я это заметил и на своем докладе о «перестройке» в Вашингтоне в ноябре 1987 г. на собрании группы американских экспер­тов по советским делам. Меня попросили подробнее рассказать о перспективах «перестройки» Горбаче­ва в области национальной политики. Когда я мимо­ходом упомянул, что моя первая статья с критикой тезисов Политбюро к XVI съезду партии называлась «За выполнение директив партии по национальному вопросу» и появилась в газете «Правда» от 22 июня 1930 г., то есть за год до рождения генсека Горбаче­ва, то в зале люди переглянулись. Только я не по­нял, чему больше удивились – моей старости или горбачевской молодости. Я ведь только хотел под­черкнуть, что с того времени я постоянно слежу за национальной политикой Кремля. Не только офи­циальные источники, но и мои наблюдения лежат в основе предлагаемого исследования. Теперь о моем общем подходе к разбираемой теме. После Второй мировой войны уцелела только одна мировая империя – это советская империя. Главные причины тут, на мой взгляд, три: первая причина лежит в абсолютном совершенстве воен­но-полицейского управления советской империей, когда каждый ее житель от рождения до могилы находится под тотальным полицейским надзором. Вторая причина лежит в научно разработанной систе­ме превентивного, выборочного, но систематическо­го террора против любого проявления индивидуаль­ного или группового политического инакомыслия. Третья причина лежит в политической природе со­ветской правительственной системы, при которой интересы удержания власти партией ставятся не только выше интересов личности, но и выше интере­сов социальных групп, классов и даже целых наро­дов, что доказали коллективизации, индустриализа­ции и геноцид малых народов во время войны. Ска­занное дает основание считать советскую империю не обычной империей классического типа прошлых времен и не простым продолжением старой царской империи. Советская империя прежде всего идеократическая империя. Поэтому всякое ее сравнение со ста­рыми империями не только ошибочно, оно про­сто вводит нас в заблуждение: мы переоцениваем возможности и масштаб старых империй и недооце­ниваем потенциальные возможности и чудовищные последствия, которые таит в себе успешное осуще­ствление идеократической программы советской империи в глобальном масштабе – не только для внешнего мира, но и для народов самого Советско­го Союза. Ведь большевики могут осуществить свою цель только принося в жертву собственное населе­ние и осуществляя геноцид чужих народов, как это показал опыт Афганистана. Советский тип империа­лизма добивается не просто покорения чужих наро­дов и присвоения их богатств, а он еще ставит своей конечной целью обращение покоренных народов в новую коммунистическую веру, чтобы навязать им коммунистический образ жизни. Русская империя была относительно молодой империей. Русь не знала ни древних, ни средневеко­вых империй. Наоборот, на территориях, которые ныне занимает Советский Союз, распространялось влияние и господство ряда западных империй римской, греческой, византийской, германской, со­седних королевств – польско-литовского и швед­ского, ряда азиатских империй – турецкой, пер­сидской, китайской. Более того, сама этнографи­ческая Русь находилась более двухсот лет в вассаль­ной зависимости от татаро-монгольских ханств. Только в конце царствования первой русской дина­стии Рюриковичей началась эпоха образования мно­гонационального российского государства, объяв­ленного Российской Империей в начале XVIII века Петром Первым из новой династии Романовых (1613-1917 гг.) . Вот с этих пор обозначилась интен­сивная и весьма успешная экспансия Российской Империи почти во всех направлениях – на востоке, на юге, на западе и на севере, откуда наседали ра­нее на Русь чужеземные завоеватели. Предлоги для расширения империи находились легко, к тому же вполне убедительные для русского уха: по классической схеме знаменитого историка Ключевского Россия искала выхода к ее естествен­ным границам, которые упирались на Востоке в Тихий океан, а на Западе в Балтийское море. Россия искала также выхода к южным морям, за кото­рыми открывались соблазнительные просторы ми­рового океана. Политико-стратегические мотивы экспансии, из­ложенные Ключевским, тоже были, хотя и неубеди­тельны, но четко сформулированы в духе времени: дальнейшая русская экспансия нужна была, чтобы обезопасить достигнутые имперские границы, воен­ные походы в чужие земли нужны были, чтобы обеспечить безопасность прохождения там русских торговых караванов. Войны России в Туркестане нужны были, чтобы спасти туркестанские народы от господства англичан. Войны на Кавказе нужны были, чтобы спасти христианские народы – грузин и армян – от мусульманского ига Турции и Персии. Войны на Балканах велись во имя спасения «сла­вянских братьев» от той же Османской империи. Вся эта схема была объявлена Лениным и его соратником, основоположником русской марксист­ской историографии академиком Покровским вели­кодержавной, шовинистической концепцией русско­го «военно-феодального империализма», а сама Рос­сия была признана жандармом Европы, начиная с Екатерины Второй. Вы найдете эту марксистскую историческую концепцию в книге академика По­кровского «Русская история в самом сжатом очер­ке», которой предпослано письмо Ленина с поздрав­лением Покровского с его новой марксистской схе­мой. Более того, Ленин указал в этом письме, что книга Покровского должна стать школьным учеб­ником и ее надо перевести на иностранные языки. Эта книга вместе с письмом Ленина была изъята из обращения в период Сталина, а книги Ключевского по истории переиздаются солидным тиражом. На­сильственное присоединение к Российской Империи нерусских народов во всех советских учебниках и исторических трудах считается положительным ак­том русских царей и прогрессивным событием в жизни нерусских народов. Однако Ленин боролся против царской империи не потому, что она импе­рия, а потому, что она – царская. Он был за миро­вую советскую империю. Это прямо записано рукой Ленина в преамбуле «Конституции СССР» 1924 года, где сказано: «Новое советской государство явится... новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Советскую Со­циалистическую Республику». Кремль никогда не заявлял, что он отказался от этой глобальной цели Ленина. Зато в своей предсмертной статье по нацио­нальному вопросу Ленин сам усомнился в реально­сти своей стратегии создания «мировой советской республики». Увидев, в связи с «Грузинским де­лом», опасность развала собственной империи, он предложил пересмотреть конституцию СССР, оста­вив за Москвой компетенции только в двух облас­тях – дипломатической и военной. Такое развитие остановили два события – смерть Ленина и при­ход к власти Сталина. Советская федерация суверен­ных республик стала отныне чистейшей фикцией, а абсолютизация тоталитарного режима беспри­мерной в истории государственных образований. Смерть самого Сталина ни на йоту не изменила ни формы, ни существа сталинской имперской полити­ки. Хуже того, наследники Сталина пошли даже намного дальше Сталина в культурной и кадровой политике в национальных республиках. В центре внимания данной работы лежит сравни­тельный анализ большевистской теории по нацио­нальному вопросу и большевистской государствен­но-партийной практики в советских национальных республиках и областях. Для первой цели я подверг рассмотрению все важнейшие произведения Ле­нина и Сталина по национальному вопросу и все важнейшие документы по этому вопросу высших партийных органов. Что же касается второй цели – большевистского практического решения нацио­нальной проблемы путем создания союза из «суве­ренных советских республик» в виде СССР, то, пользуясь теми же официальными документами, я стараюсь показать степень и характер «суверените­та» союзных республик в действии. Сегодня в Мо­скве уже открыто признают, что вся история страны и партии на протяжении десятилетий подвергалась фальсификации и извращению. Это в первую оче­редь относится к истории национального вопроса. В Советском Союзе сложилась большая каста профес­сиональных экспертов по национальному вопросу, которые продолжают даже сейчас наводнять совет­ский книжный рынок бездарнейшей пропагандной макулатурой, намеренно фальсифицирующей Лени­на и назойливо проповедующей раскавыченного Сталина. Парадоксальным образом на меня выпала задача реабилитировать Ленина от клеветы и фаль­сификации людей, которые называют себя его уче­никами, а Сталина восстановить в своих авторских правах, которые по-воровски присваивают себе его наследники. Ведущая идея фальсификации нацио­нального вопроса – выдавать советский тип коло­ниализма за идеальное решение национального во­проса, а советскую великодержавную политику ру­сификации нерусских народов – за политику «ин­тернационализации». Я подверг сравнительному рассмотрению неко­торые официальные документы по национальному вопросу также и из новой эры – эры «гласности». Здесь я старался понять, в чем выразятся «пере­стройка» и «новое мышление» в области национальных отношений. Несмотря на продолжающие­ся уличные демонстрации политически активной ча­сти нерусских народов в защиту своих националь­ных прав, несмотря на смелые и повторные выступ­ления виднейших деятелей национальных культур как в печати, так и на разных форумах с открытым требованием признать национальные языки нерус­ских республик их государственными языками, национальная политика Кремля по-прежнему ос­тается старой, имперской политикой. Вероятно, нужны более потрясающие события на окраинах, чем те, которые имели место до сих пор, чтобы Кремль понял обреченность своей последней в мире империи и сделал, пока не поздно, спасительный для себя же вывод: распустить принудительную империю и преобразовать СССР в конфедерацию независимых государств из тех национальных республик, которые пожелают войти в такую кон­федерацию. Вот это я назвал бы «революцион­ной перестройкой» в области национальных отно­шений. Все остальное – новый обман националь­ностей и самообман Кремля.А. Авторханов^ ЧАСТЬ I. УЧЕНИЕ ЛЕНИНА ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУI. ПРАВО НАЦИЙ НА САМООПРЕДЕЛЕНИЕДемократическое право наций на самоопреде­ление также старо, как стара и сама демократия. Как идея и практический принцип оно находит при­менение начиная с XVII – XVIII веков. Величайший толчок движению национальной независимости дали два исторических события: в 1775-1783 годах «На­циональная революция» за независимость Америки и в 1789 году Великая французская революция с ее вечно живыми лозунгами: «Свобода, равенство, братство». Вот с этих пор собственно и началась эпо­ха движения за независимость и самоопределение современных больших и малых национальностей. С тех пор и само «право наций на самоопределение» становится движущим мотивом национально-осво­бодительного движения зависимых и угнетенных на­родов на всех материках земли. В мировом социали­стическом движении право народов на самоопреде­ление было впервые сформулировано на Лондон­ском конгрессе Второго Интернационала в 1896 го­ду в следующих словах: «Конгресс объявляет, что он стоит за полное право самоопределения всех на­ций и выражает свое сочувствие рабочим всякой страны, страдающей в настоящее время под игом военного, национального и другого абсолютизма». В программу РСДРП требование права на самоопре­деление нерусских народов Российской Империи было включено на ее Втором съезде в 1903 г., со­стоявшемся в том же Лондоне. Знакомясь с богатой, но чисто пропагандной со­ветской литературой по теории и истории националь­ного вопроса, читатель никогда не узнает двух эле­ментарных фактов: во-первых, право народов на са­моопределение есть общепризнанный принцип демо­кратии вообще, а не изобретение Ленина, во-вторых, в русское социалистическое движение этот принцип внесли не большевики и не Ленин, а меньшевики и их лидеры Плеханов и Мартов. Плеханов, как осно­воположник русского марксизма, каким его при­знавал и сам Ленин, а Мартов, как автор и доклад­чик по первой Программе партии на ее Втором съез­де. Заслуги Ленина в данном вопросе лежат в дру­гой плоскости в антинациональной интерпретации права народов на самоопределение и в мастерском использовании национального вопроса в стратегиче­ских целях на путях к власти. Право на самоопределение народов России при­знавали не только русские социал-демократы, но и партия русских эсеров (социалистов-революционе­ров) , только в более категорической формулиров­ке. Их центральный орган печати «Революционная Россия» в №18 за 1903 год писал, что партия эсеров стоит на точке зрения «полного и безусловного при­знания на самоопределение», а тем народам, кото­рые захотят остаться после революции в составе Рос­сии, эсеры предлагали свободную федерацию. Поле­мизируя с эсерами насчет «полного и безусловного признания самоопределения» и по-своему интерпре­тируя решение Второго съезда, Ленин писал: «Безус­ловное признание борьбы за свободу самоопределе­ния вовсе не обязывает нас поддерживать всякое требование национального самоопределения. Со­циал-демократы, как партия пролетариата, ставят своей положительной и главной задачей содействие самоопределению не народов и наций, а пролетариата в каждой национальности» (Ленин. О националь­ном и национально-колониальном вопросе. М., 1956, стр. 13. Курсив мой – А.А.). Ту же мысль Ленин повторил накануне Первой мировой войны в следующих словах: «Отдельные требования демократии, в том числе самоопределе­ние, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне: общесоциалистического) мирового движе­ния. Возможно, что в отдельных конкретных слу­чаях частичка противоречит общему, тогда надо от­вергнуть ее» (Ленин, 3 изд., т. XIX, стр. 257-258). Вот когда произошла Октябрьская революция, Ленин нашел, что такая маленькая «частичка» как половина царской империи в лице нерусских наро­дов, не «абсолют» и на штыках Красной Армии за­гнал ее в свою новую советскую империю. Противореча самому себе, Ленин в другом ме­сте правильно определял суть самоопределения. Вот его определение: «Если мы хотим понять значение самоопределения наций, не играя в юриди­ческие дефиниции, не ''сочиняя'' абстрактных опреде­лений, а разбирая историко-экономические условия национальных движений, то мы неизбежно придем к выводу: под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятель­ного национального государства» (Ленин. О праве наций на самоопределение. М., 1956, стр. 5). Был ли сам Ленин готов позволить нерусским народам выйти из Российской Империи, если он придет к власти в России? Нет, конечно. Как указы­валось выше, когда почти все нерусские народы по­сле Октябрьской революции, пользуясь правом на самоопределение, вышли из империи, он их вер­нул обратно силой оружия. Фактическое использо­вание права на самоопределение Ленин признавал за народами любых других империй – Британской, Австро-Венгерской, Оттоманской, но никак не за народами Российской Империи, включая даже Польшу. Ленин даже изобрел в национальной по­литике такой изощренный тактический прием, до которого не додумался еще ни один макиавел­лист нового времени. Ленин провел своеобразное разделение труда между своими сторонниками в партии: русские большевики должны были про­поведовать «право нерусских народов на само­определение», а большевики нерусской нацио­нальности, наоборот, должны были писать и на­стаивать на праве нерусских народов «присоеди­ниться» к России. Когда Ленину указывали на эту его двойную иг­ру в национальном вопросе, то он невозмутимо от­вечал: «Люди, не вдумавшиеся в вопрос, находят ''противоречивым'', чтобы социал-демократы угне­тающих наций настаивали на ''свободе отделения'', а социал-демократы угнетенных наций – ''на свобо­де соединения''. Но небольшие размышления пока­зывают, что иного пути к интернационализму и слиянию наций, иного пути к этой цели от данного положения нет и быть не может» (Ленин, О нацио­нальном и национально-колониальном вопросе, стр. 338). В этом тезисе «слияния наций» и заключается истинная и конечная цель Ленина. Он хочет слить не­русские народы с русским народом, чтобы искусст­венно создать один единый народ с единым языком. Ленин так и писал: «Разграничение наций в пределах одного госу­дарства вредно, и мы, марксисты, стремимся сбли­зить и слить их» (там же, стр. ИЗ). В другом месте: «Марксизм непримирим с на­ционализмом, будь то самый ''справедливый''... Марксизм выдвигает на место всякого национализ­ма – интернационализм, слияние всех наций в выс­шем единстве» (там же, стр. 128-129). В третьем месте: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности на мелкие государства.... не только сближение наций, но и слия­ние их» (там же, стр. 261). Словом, Ленин полон решимости, осуществив свой план мировой революции, создать единое ин­тернациональное сообщество людей с одним или, может быть, с двумя языками. Вот его утвержде­ние на этот счет: «Всемирным языком, может быть, будет ан­глийский, а, может быть, плюс, русский» (Ленин. ПСС, т. 24, стр. 387). Уже отсюда ясно, что для России и ее нерусских народов единым языком станет русский язык. Дру­гими словами, Ленин стоял за ассимиляцию нерус­ских народов в русском народе, за такую нацио­нальную политику русификации, от которой отка­залась даже царская Россия, по крайней мере, на­чиная с Екатерины II. Когда критики напоминали ему этот факт, Ле­нин отвечал: «Против ассимиляторства могут кричать только еврейские реакционные мещане, желающие повер­нуть назад колесо истории» (там же, стр. 126). Однако все это относилось к далекой стра­тегической цели после победы марксизма в Рос­сии и во всемирном масштабе. Пока что надо было разработать гибкую тактику использования на­циональных чаяний угнетенных народов, желав­ших создания своих независимых государств, в интересах собственной стратегии, прямо по прин­ципу: «цель оправдывает средства». Вот здесь Ленин был гениальным мастером. Больше великодержавник, чем все русские цари вместе взятые, и больше империалист, чем лю­бой император в истории, Ленин, однако, не был русским шовинистом. Это было его колоссальным личным преимуществом как политического деяте­ля в многонациональном государстве. Его первое Политбюро на путях к революции состояло из семи человек: два русских (Ленин и Бубнов), четыре ев­рея (Троцкий, Зиновьев, Каменев и Сокольников) и один грузин (Сталин). Находясь уже у власти, он всегда воевал в своей партии с русскими шовини­стами, которые своими открыто великодержавны­ми действиями вредили его планам создания совет­ской империи в России, а на ее базе создания и ми­ровой советской империи. Мы знаем из документов XX съезда, что к этим русским шовинистам он причислял и нерусских ли­деров большевизма Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе. Ленин хочет, где это возможно, из­бегать насилия в процессе слияния наций или пре­вращения русского языка в общий и единый язык в новом государстве. В этом отношении, как идеал, Ленину рисуются Соединенные Штаты Америки. Ле­нин приводит статистику разных народов в Америке и указывает, как происходил мирный процесс об­разований единой американской нации с единым английским языком и в заключение приходит к выводу: «Кто не погряз в националистических предрас­судках, тот не может не видеть в этом процессе ас­симиляции наций капитализмом величайшего исто­рического прогресса, разрушения национальной за­скорузлости различных медвежьих углов – особен­но в отсталых странах, вроде России» (Ленин. О на­циональном и национально-колониальном вопросе, стр. 124). Ленин взял явно неудачный пример и сравнивал исторические процессы совершенно несравнимые. Поэтому вместо добросовестного анализа получи­лась пропагандная подтасовка фактов и фальсифи­кация истории. Америка была и остается образ­цом для России только в других отношениях: как государство величайшей в мире демократии с науч­ной, технической и творческой интеллигенцией, под­нявшей Америку на такую материальную, научно-техническую высоту, что ее вот уже более 70 лет не может «догнать и перегнать» самая «передовая в мире страна социализма», исключая область воен­ной индустрии. Америка образовалась как государство из раз­ных народов Европы и, отчасти, Азии, доброволь­но – кроме негров – переселившихся туда, а Рос­сия образовалась как империя из присоединен­ных к ней чужих народов. Причем многие из них культурно, религиозно и исторически были бо­лее древними народами, чем сама относительно молодая русская нация и русское государство. Образование единого языка – английского – для американской нации было процессом стихийным и добровольным, тогда как в России принять единый язык для всех было бы возможно только искус­ственно, то есть посредством прямой или косвенной русификацией нерусских. Ленин знал это не хуже нас. Знал также, что насильственная русификация может иметь тяжкие последствия в смысле ускоре­ния центробежных сил в его будущем социали­стическом государстве. Поэтому он хотел идти по пути мирной, добровольной русификации. Ленин писал: «И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться вели­кому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной» (там же, стр. 147). Ученики Ленина сегодня вполне обходятся без принудительности и дубины: если хочешь учиться техническим и точным наукам, то нет возможности учиться им, кроме как по-русски, если хочешь сде­лать карьеру в своей национальной республике -партийную, государственную, ученую – можешь не знать родного языка, но должен знать русский язык. Это и есть косвенная русификация. Ни в одной из работ Ленина по вопросам такти­ки и стратегии русской и мировой революции не присутствует такое виртуозное мастерство вели­кого макиавеллиста, как в его трактовке демокра­тического принципа права народов на самоопреде­ление. В искусстве маскировать свои истинные стра­тегические цели туманом фразеологии и словесного жонглирования Ленин был мастером самого высо­кого класса. Даже такой великий мастер лицеме­рить, как его ученик Сталин, и тот не всегда мог разглядеть в ленинской маскировке истинного ли­ца Ленина, о чем у нас будет потом случай пого­ворить. Если вкратце, но абсолютно точно, сформули­ровать идею Ленина в национальном вопросе, то она следующая: Ленин признает, и то условно, право на­ций на самоопределение при капитализме, но Ленин категорически отрицает право наций на самоопре­деление при социализме. Вот классический пример постановки данного вопроса Лениным до револю­ции в отношении зависимых народов в Европе. Разбирая историю отделения Норвегии от Швеции в 1905 году, Ленин писал, что такой случай возможен при капитализме только как исключение и что его интересует не самоопределение норвежской нации от шведской нации, а самоопределение там и здесь национального пролетариата. Вот его вывод из этой истории: «В вопросе о самоопределении наций нас инте­ресует прежде всего и более всего самоопределе­ние пролетариата внутри наций» (Ленин. О праве наций на самоопределение. М., 1956, стр. 35). Другими словами, Ленина интересует не созда­ние национальных независимых государств, а созда­ние марксистских национальных государств, зави­симых от одного революционного марксистского центра. Еще ярче вырисовывается марксистское великодержавие Ленина в его дискуссии с лидером польских марксистов Розой Люксембург. В поль­ском королевстве, входившем в состав Российской Империи, в начале века образовались две социали­стические партии. Польская партия социалистов (ППС), лидером которой был Юзеф Пилсудский, и Польская социал-демократическая партия, руково­димая Розой Люксембург. По национальному вопросу ППС стояла на позиции безусловной поль­ской независимости и выхода из состава Российской Империи. Польская социал-демократическая партия, как партия ортодоксально марксистская ленинско­го типа, не признавала принципа полной польской независимости, а требовала для Польши только автономии в пределах России. Ленин категорически отвергал национальную программу ППС с ее требо­ванием о выходе Польши из царской России, а Розу Люксембург, поддерживая ее позицию по существу, порицал только за ее неэластичность в политике, за то, что она не хочет понять, что лозунг самоопреде­ления не цель, а тактика марксистов. Вот вывод Ле­нина из его дискуссии с Розой Люксембург: «Ни один российский марксист никогда и не думал ставить в вину польским социал-демократам, что они против отделения Польши. Ошибку делают эти лишь тогда, когда пробуют – подобно Розе Люксембург – отрицать необходимость признания права на самоопределение в программе российских марксистов» (там же, стр. 37). Что может быть нелепее: Ленин писал, что он признает право ППС требовать выхода Польши из Российской Империи, но сам выход он не признает! Тогда почему выставлять в программе российских марксистов требование права наций на самоопреде­ление, если ты собираешься бороться всеми силами против его практического осуществления? Ответ Ленина на этот раз неотразим в своей искренности: «Признание права на отделение, – писал Ле­нин, – уменьшает (подчеркнуто Лениным) опас­ность распада государства» (там же, стр. 29). Такую фиктивную «независимость» Ленин был готов предоставить даже Украине. Вот что писал Ленин о праве Украины на создание своего независимого от России государства: «Суждено ли Украине составить самостоятельное государство, зависит от тысячи факторов, неизвестных заранее. И, не пытаясь гадать попусту, мы твердо стоим на том, что несомненно: право Украины на такое государство» (там же, стр.21). Когда участились атаки на Ленина открытых русских великодержавников за то, что он в своей национальной политике поощряет украинских се­паратистов, Ленин ответил: «Обвинять сторонников свободы самоопреде­ления, то есть свободы отделения в поощрении се­паратизма – такая же глупость и такое же лицеме­рие, как обвинять сторонников свободы развода в поощрении разрушения семейных связей» (там же, стр. 30). Будучи изощренным тактиком, Ленин не может прямо заявить великодержавникам: «Господа глупые, поймите, что в сущности я хочу сохранить, как и вы, Российскую Империю, но к этому нет иного пути, кроме формального, и для нас необязательно­го, признания права на самоопределение». Только специалист в области тактического искусства лени­низма поймет, что Ленин вкладывает как раз эту мысль в следующую свою аргументацию: «Пролетариат ограничивается отрицательным, так сказать, требованием признания права на само­определение, не гарантируя ни одной нации, не обя­зуясь дать ничего насчет другой нации» (там же, стр. 18). В другом месте в споре с ППС Ленин уже более откровенно объясняет, какая реальная цена праву на самоопределение в его интерпретации: «Безусловное признание борьбы за свободу са­моопределения вовсе не обязывает нас поддержи­вать всякое требование национального самоопреде­ления... Неужели признание права на самоопределе­ние наций требует поддержки всякого требования всякой нации самоопределяться? Ведь признание права всех граждан устраивать свободные союзы вовсе не обязывает нас поддержать образование вся­кого нового союза... Мы признаем право даже иезуитов вести свободную агитацию, но мы боремся против союза иезуитов и пролетариев» (там же, стр. 13). Говоря на человеческом языке, Ленин отвер­гает самоопределение на деле, поскольку оно про­тиворечит тому тоталитарному строю, который он хочет создать в России от имени марксизма и под названием «социализм». Однако в этом вопросе Ле­нин бесцеремонно издевается не только над демо­кратией, но и над своими вероучителями. Ведь это сам Ленин цитирует письмо Энгельса Каутскому по вопросу о том, какое должно быть отношение победившего социализма к требованию самоопределе­ния угнетенных наций. Энгельс писал: «Победоносный пролетариат не может никако­му чужому народу навязывать никакого осчастли-вления, не подрывая этим своей собственной побе­ды. Разумеется, этим не исключаются оборонитель­ные войны различного рода» (Ленин. О националь­ном и национально-колониальном вопросе, М., 1956, стр. 343). Как актуально звучат эти слова Энгельса как раз сегодня, когда Кремль совершает в Афганистане варварский геноцид, стараясь «осчастливить» афган­ский народ. Но я думаю, в свете произведенного на­ми анализа ленинской концепции о праве народов на самоопределение, наследники Ленина рассматри­вают свою нынешнюю колониальную войну в Афга­нистане – как «оборонительную войну» против американцев, пакистанцев и иранцев, которые не имеют в Афганистане ни одного солдата. Конечно, цель Ленина в России была не демо­кратическая революция, а «пролетарская револю­ция», установление не демократии, а диктатуры одной партии под названием «диктатура пролетариа­та». Первым «пролетарием» Ленин, сын потомст­венного дворянина, считал самого себя (он так и пишет в цитируемых произведениях: «Мы, проле­тарии») . Для такого многонационального государства, как Россия, это означало, что будущая большевист­ская форма правления, каким бы именем она себя ни нарекла, будет диктатурой одного имперского центра, а не федерацией суверенных и равноправных наций. Здесь уместно начать рассказ о карьере первого ученика Ленина по национальному вопросу – Джугашвили – Кобы – Сталина. Два обстоятельства сыграли решающую роль как в начальной карьере Кобы-Джугашвили, буду­щего Сталина, в большевистской партии, так и в его сближении с Лениным: это, во-первых, руководя­щее участие Кобы в закавказских вооруженных гра­бежах банков и казначейства в 1906 – 1911 го­дах, деньги от которых шли в партийную кассу Ле­нина за границей; во-вторых, деятельность Ста­лина как информатора Ленина по кавказским со­бытиям и кавказским партиям, что делало Сталина в глазах Ленина экспертом по национальному во­просу, которому можно доверить более широкое поле деятельности. В обеих областях Сталин сыграл столь выдающуюся роль, что стоит на этом остано­виться. Сталин начал свою сознательную жизнь уго­ловником и уголовником завершил ее, возможно, став жертвой другого уголовника – своего сорат­ника и земляка Берии. Однако Сталин был не обыч­ным уголовником, а уголовником, действовавшим во имя политических целей на службе радикальной политической партии – большевистской партии, ко­торую Ленин создал вокруг себя. В те годы, после первой русской революции, карьеру в партии Лени­на делали люди двух типов: либо яркие публицисты, либо бесстрашные «эксы». Эксами или экспроприа­торами Ленин называл участников так называемых «боевых дружин» рабочей самообороны, которые создали большевики в революцию 1905-го года. Перед ними Ленин ставил цели: добывать для партии деньги путем «экспро­приации экспроприаторов», то есть грабя банки и казначейства; убивать, как выражался Ленин, «шпионов, черносотенцев и начальствующих лиц полиции, ар­мии и флота». На Четвертом объединительном съезде РСДРП в 1906 году по предложению его меньшевистской части и при поддержке большинства фракции боль­шевиков, кроме Ленина, практика «боевых дру­жин» была осуждена и запрещена. Резолюция Лени­на, в которой говорилось, что «допустимы боевые выступления для захвата денежных средств», была отвергнута почти единодушно. Ленина поддержал на съезде уже известный ему кавказский экс – Коба-Джугашвили. На Пятом, лондонском съезде в 1907 году, на котором большинство делегатов состояло из большевиков, вновь обсуждался вопрос о «парти­занских выступлениях» и эксах. Пробольшевистский съезд и на этот раз осудил грабительскую дея­тельность партизан под названием «боевые дружи­ны» как анархистскую и бандитскую практику. Ленин категорически протестовал против этого решения. Его опять поддержали только немногие из большевиков, в числе которых был опять-таки Коба. И это понятно, если вспомнить, как началась карьера Сталина в большевистской партии. Зная, что ему, недоучке из духовной семинарии, невозможно состязаться не только с уже известными социал-де­мократическими публицистами от марксизма, как Мартов и Ленин, но даже со своими ровесниками, типа Троцкого, или более молодыми, типа Бухари­на, Сталин избрал поприще, на котором он имел все шансы отличиться – карьеру партийного руководи­теля «боевых дружин» для грабежей на Кавказе. Ве­ликолепный знаток кавказской психологии, Сталин взял себе в качестве клички окутанное героиче­скими легендами имя кавказского абрека из рома­на грузинского писателя Казбеги – Коба. Очень скоро новоявленный Коба затмил славу своего ли­тературного прототипа. Еще в 1906-ом году Коба направил в эмигрант­скую кассу Ленина несколько десятков тысяч рублей, взятых в ходе ограбления почтового поезда в Чиатури, частных и казенных касс на кораблях в морских портах Баку и Батуми. Вместе с этими на­грабленными деньгами до Ленина впервые дошла и боевая слава бесстрашного экса, грузина Кобы. Свою славу большевистского героя и талантливого организатора эксов Коба закрепил за собой, когда он и его помощник Камо-Петросян после тайной встречи в Берлине с Лениным организовали беспри­мерное по своей дерзости ограбление тифлисского казначейства на Эриванской площади в Тифлисе в 1907-ом году, через пять недель после названной встречи Кобы и Камо с Лениным. Остались описания современников, как было организовано ограбление. 26-го июня 1907-го года около 11 часов дня, когда Эриванская площадь была полна людей, на площа­ди появились два конных экипажа, которые в со­провождении эскорта казаков везли большую сумму денег. В тот момент, когда человек в офи­церской форме подал команду, с разных сторон^ II. ЭВОЛЮЦИЯ ТАКТИКИ ЛЕНИНА ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУПолитическая философия Ленина вполне укла­дывалась в схему немецкого философа Ницше – есть избранные личности, которые делают историю, и безмозглое быдло, являющееся навоз