ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ ТВОРЕНИЙСвятителяИГНАТИЯ БРЯНЧАНИНОВАТом VII - VIIIПаломникъ МОСКВА 2007 по Р. Х.{стр. 2} По благословению архиепископа Тернопольского и Кременецкого СЕРГИЯСоставление О. И. ШафрановаОбщая редакция А. Н. СтрижевСедьмой и восьмой тома Полного собрания творений святителя Игнатия Брянчанинова, завершающие Настоящее издание, содержат несколько сот писем великого подвижника Божия к известным деятелям Русской православной церкви, а также к историческим деятелям нашего Отечества, к родным и близким. Многие письма Святителя печатаются впервые по автографам, хранящимся в архивах страны. Вновь публикуемые письма будут способствовать значительному пополнению имеющихся сведений о жизни и деятельности святителя Игнатия и позволят существенно обогатить его жизнеописания. Наши публикации серьезно прокомментированы авторитетными историками, филологами и архивистами. Каждому корпусу писем предпослано обширное вступление, в котором дается справка об адресатах и раскрывается характер их духовного общения со святителем. Письма святителя Игнатия Брянчанинова принадлежат к нетленным сокровищам православной мысли, и ценность их век от века только повышается. Потому что написаны они великим мыслителем, духоносцем и любящим Россию гражданином.ISBN 5–88060–109–9© «Паломник», 2006© Оформление, Е. Б. Калинина, 2006{стр. 3}От составителя Седьмой и восьмой тома Настоящего издания посвящены переписке святителя Игнатия Брянчанинова. В них включены: 1) письма, помещавшиеся ранее в 4-м и 7-м томах собраний творений Святителя [1]; 2) не входившие в эти тома письма из монографии Л. А. Соколова «Епископ Игнатий Брянчанинов. Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения» (Киев, 1915); 3) не входившие также в те же тома письма из магистерской диссертации игумена Марка (Лозинского) «Духовная жизнь мирянина и монаха по творениям и письмам епископа Игнатия Брянчанинова» — машинопись в 8-ми томах (Троице-Сергиева Лавра, 1968) [2]; 4) весьма значительное число писем, только теперь обнаруженных в архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Вологды и Ярославля (ранее не публиковались); 5) письма корреспондентов святителя Игнатия, не входившие в собрания его творений, из различных периодических изданий и вновь обнаруженные в архивах.Всего в седьмом и восьмом томах напечатано около 810 писем святителя Игнатия и 170 писем его корреспондентов. Если же добавить сюда письма, напечатанные в предыдущих томах, то общее их число в настоящем издании Полного собрания творений Святителя составит, соответственно, около 1100 [3] и 200.Письма святителя Игнатия в седьмом и восьмом томах (так же, как и в предыдущих) сгруппированы по адресатам и снабже{стр. 4}ны комментариями, что наполняет их в ряде случаев новым смыслом, делает более понятными и позволяет точнее судить о тех, кому они написаны. Из всей переписки, включенной в Настоящее издание, наибольший интерес, по нашему мнению, представляют:1) письма к игумену Спасо-Преображенского Валаамского монастыря Дамаскину (Кононову) — 3-й том (опубликованы впервые); 2) переписка с игуменом Иоанно-Богословского Череменецкого монастыря Антонием (Бочковым) — в 4-м томе; 3) письма к Высокопреосвященному Нилу (Исаковичу), архиепископу Ярославскому — 7-й том (публикуются впервые); 4) письма к выдающемуся государственному и военному деятелю Н. Н. Муравьеву-Карскому — 5-й том; 5) письмо святителя Игнатия к герою Севастопольской обороны П. С. Нахимову и ответ Нахимова на него — 8-й том; 6) переписка с делопроизводителем Сергиевой пустыни П. П. Яковлевым — 7-й том. Особую значимость имеют также разделы (помещенные в 6-м и 7-м томах), представляющие переписку святителя Игнатия с духовными деятелями, ныне прославленными Русской Православной Церковью в лике святых и преподобных: переписка с Митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым) и Митрополитом Киевским Филаретом (Амфитеатровым), а также переписка с Оптинскими старцами и фрагменты переписки с Угрешским архимандритом Пименом (Мясниковым) (многие из этих писем публикуются впервые).Большой массив впервые публикуемых писем потребовал расширить издание дополнительным, восьмым томом. Так что в 7-й том нами включена переписка святителя Игнатия с архиереями Русской Православной Церкви, с настоятелями монастырей и другими монашествующими, а также его переписка с учениками и сотрудниками по служению в Троицко-Сергиевой пустыни и Николо-Бабаевском монастыре. Содержание 8-го тома составляет переписка с мирянами — родными, близкими, друзьями, тут же помещены ответы на письма, посланные разными людьми по случаю.Достоин внимания тот факт, что в эпоху, когда, по словам самого святителя Игнатия, «так называемый прогресс идет вперед, разрушая все», порождая «общее стремление всех исключительно к одному вещественному», многочисленные корреспонденты Святителя были людьми глубоко верующими, искренно преданными Церкви. В письмах к ним святитель Игнатий касается многих сторон духовной жизни, дает наставления и советы по возникающим недоумениям. Многие его письма весьма подробны, в них он отдельно останавливается на тех вопросах, которые считает {стр. 5} нужным разъяснить или по которым — преподать поучение: о необходимости предаться воле Божией, об отсечении своеволия, о должном отношении к искушениям, о борьбе со страстями, о скорбях, наконец, о правильном молитвенном устроении. При этом Святитель опирается на собственный опыт, но все же настоятельно рекомендует руководствоваться Священным Писанием и творениями святых Отцов. Тон этих писем покоряет чутким вниманием и благожелательностью: нет в них ничего менторского. «Безмерно милостивый и любвеобильный» — так писал о Великом подвижнике один из его учеников. Таким он и выглядит в своих письмах: участливым в скорбях, утешителем в искушениях, добрым, удивительно терпеливым наставником.Чрезвычайно актуальны эти письма святителя Игнатия и в наше время. Большую пользу получат от их чтения все, кто желает совершенствовать себя в духовной жизни, а также и те, кто возвращается ныне в лоно родной Православной Церкви.И еще на одну сторону писем святителя Игнатия следует читателям обратить внимание. В письмах к родным и самым близким людям он иногда подробно рассказывал о своих обстоятельствах, о своей деятельности, о заботах и переживаниях. Так раскрываются многие важные факты его биографии, остававшиеся до сих пор по существу неизвестными. В некоторых случаях новые сведения вносят коррективы в изложения тех или иных событий. Таким образом, значительно обогащая жизнеописание Святителя, эти письма позволят лучше понять и личность автора, и его характер, полнее ощутить его мудрость и проницательность.Литературная одаренность святителя Игнатия, ясность и простота изложения выдвигают его письма в ряд блестящих образцов эпистолярного наследия. Чтение его писем полезно для духовного развития человека, оно поможет ему освободиться от тех искажений, которым подвергается ныне самое дорогое наше наследие — русский язык.Публикуя письма святителя Игнатия, редакция бережно сохраняла особенности авторского написания слов и принятой им пунктуации. При этом соблюдались существовавшие в то время правила письменного этикета. Формулировки дат даны по тексту источника, недописанные слова раскрыты и дополнены — помечены угловыми скобками. Цитаты из Священного Писания при необходимости сопровождаются русским переводом по Синодальному изданию (выделены курсивом).{стр. 6}{стр. 7}Переписка святителя Игнатия Брянчанинова с архиереями Церкви [4] I Святитель Филарет (Дроздов), Митрополит Московский Продолжите о мне молитвы Ваши, чтобы Бог дал мне не наружный только покров белый иметь, но и сердце, и дела, очищенные по благодати Его.Филарет, Митрополит МосковскийСвятитель Игнатий Брянчанинов, по занимаемому им служебному положению, входил в сношения со многими иерархами его времени. Среди них, по значимости взаимоотношений, по их продолжительности, первое место принадлежало выдающемуся церковному деятелю Митрополиту Московскому Филарету.Очень немногое сохранилось из их переписки. Но и это немногое значительно дополняет то, что было написано об их взаимоотношениях.Выдающийся церковный деятель и духовный писатель Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов) родился 26 декабря 1782 г. в городе Коломна, где отец его служил диаконом в Кафедральном соборе. В 1803 г. он окончил Троицкую семинарию и был оставлен там учителем греческого и еврейского языков, а затем еще и поэзии. 16 ноября 1808 г. — пострижен в монахи и вызван {стр. 8} в Санкт-Петербург для преподавания в семинарии, в 1810 г. — переведен в Академию бакалавром и с 11 марта 1811 г. он ректор Петербургской Духовной академии и архимандрит (в 29 лет). В 1821 г., по предложению князя А. Н. Голицына, он был назначен на Московскую кафедру, а 22 августа 1826 г., в день коронации Николая I, возведен в сан Митрополита.Знакомство Митрополита Филарета с отцом Игнатием Брянчаниновым произошло в 1833 г. В этом году, направляясь на родину в Псковскую губернию, в Санкт-Петербург прибыл Михаил Васильевич Чихачев. Приютила его там на несколько дней боголюбивая графиня А. А. Орлова-Чесменская. Чихачев рассказал ей, как трудно ему и игумену Игнатию в Лопотовом монастыре, как вредно сказывается на их здоровье тамошний климат. Анна Алексеевна посоветовала ему представиться Митрополиту Московскому Филарету, как раз находящемуся в Петербурге. Митрополит «весьма милостиво принял молодого послушника, отечески ласково выслушал его откровенный рассказ о бедственном положении игумена Игнатия, предлагал ему вопросы, из которых тот заключил, что Владыке не неизвестна прежняя их жизнь, а также и достоинства игумена Игнатия, которому он и предложил через Чихачева настоятельство в Николо-Угрешском третьеклассном монастыре Московской епархии, и то на первое лишь время, обещаясь потом доставить ему еще лучшее место». И на другой уже день был послан указ в Вологду к Преосвященному Стефану о перемещении игумена Игнатия в Московскую епархию. Но, как известно, судьбой игумена Игнатия занялся сам Государь Император Николай I, и Митрополит Филарет личным письмом вызвал его уже не в Москву, а в Санкт-Петербург, причем пригласил его остановиться у него на подворье. Там и состоялось их знакомство. Об этом игумен Игнатий писал своим родителям. «Между тем продолжаю я жить на Троицком подворье, — пишет он в письме от 1 января 1834 г., — пользуясь особенными милостями Митрополита Филарета, который есть редкость в нынешнее время. С решительною приверженностию к православной Церкви соединяет он Христианскую деятельность и естественный проницательный аналитический ум. Каждый день, если куда не отозван, обедаю у него, и он бывает столько снисходителен, что весьма подолгу со мною беседует о духовных предметах».Трудно сказать, как сложилась бы судьба святителя Игнатия, если бы он остался в монастыре, подведомственном Митрополиту Филарету. Может быть, Московский владыка благосклон{стр. 9}но руководил его к высшим должностям, как это было с Преосвященным Леонидом (Краснопевковым) [5], и ему не пришлось бы переживать те скорби, которые выпали на его долю из-за близости столицы. А может быть, при его независимом самостоятельном характере ему еще труднее было бы из-за постоянной непосредственной опеки, которую Владыка Митрополит осуществлял над монастырями своей епархии [6].Между тем установившиеся при первом знакомстве отношения продолжались. Митрополит Филарет очень благосклонно принял предложение архимандрита Игнатия назначить настоятелем Николо-Угрешского монастыря его знакомого иеромонаха Илария, содействовал назначению, по его же предложению, настоятелем Валаамского монастыря отца Дамаскина; в 1837 г. предлагал ему стать одним из цензоров и с пониманием принял его отказ; положительно отнесся к его мысли «переложить книгу Аввы Дорофея на язык более общеупотребительный»; в письмах своих неоднократно повторял, что «очень утешительно мне общение Ваше с моим смирением». Из писем видно также, что во время пребываний Митрополита Филарета в Петербурге архимандрит Игнатий не упускал случая увидеться с ним. К сожалению, последнее из сохранившихся писем относится к 1842 г., хотя из других источников известно, что переписка продолжалась, по крайней мере, до 1856 г.В 1847 г. архимандрит Игнатий, получив отпуск для лечения, отправился в Николо-Бабаевский монастырь. По пути он заезжал на несколько дней в Москву. «Митрополит Московский очень добр, — писал он оттуда своему наместнику в Сергиеву пустынь, — постарел». Архимандрит Пимен (Угрешский) в своих «Воспоминаниях» описал их встречу более подробно. «Митрополит Филарет обошелся с ним [архимандритом Игнатием] отменно приветливо, сделал ему самый почетный и радушный прием, неоднократно принимал его у себя и посещал в доме И. А. Мальцева, где он останавливался, и, пригласив его к себе на обед, собрал высшее московское духовенство, чтоб его с ним познакомить». А когда архимандрит Игнатий собрался ехать в Троице-Сергиеву Лавру, Митрополит Филарет написал туда наместнику архимандриту Антонию: «Будет у вас Сергиевой пустыни архимандрит Игнатий. Примите его братолюбиво. {стр. 10} Заговорите с ним о афонском иеромонахе Иосифе, которого он видит не так, как вы мне показывали прежде» [7].Конечно, и после возвращения из отпуска архимандрит Игнатий не раз навещал и представлялся Митрополиту Филарету во время его пребываний в Петербурге. А о том, что между ними продолжалась переписка и иногда по важным церковным проблемам, свидетельствует еще одно письмо к отцу Антонию от 28 апреля 1852 г.: «Вот еще письмо, которое, по милости Святославского, дошло до меня через год, и, конечно, оставило писавшего в неудовольствии на мое молчание.Видите, что о. архимандрит Сергиевой пустыни Игнатий написал книгу против книги Фомы Кемпийского и желает, чтобы я ее видел и побудил его к изданию ее в свет. Не надеюсь, чтобы, если прочитаю книгу, мог я написать о ней то, что понравилось бы ему. Мне странною кажется мысль писать назидательную книгу именно против Фомы Кемпийского [8]. Мне кажется, всего удобнее продолжить молчание, в котором я до сих пор оставался невольно. Но сим дается ему причина к неудовольствию. Не читав книгу, если скажу, что не надеюсь быть с нею согласен, это будет жестко, а может, еще менее могу сказать мягко, когда прочитаю книгу».В мае 1856 г. архимандрит Игнатий, по пути в Оптину Пустынь, заезжал в Москву на короткое время. Об этом имеется запись в дневнике о. архимандрита Леонида (Краснопевкова): «Перед тем как ехать, подкатила карета к крыльцу. Кто же? Отец архимандрит Сергиевской пустыни. Слышал я, что накануне он обедал у Владыки, и думал, как бы увидеть его, а он — как тут». Из письма Святителя к архимандриту Леониду от 17 декабря 1856 г. можно увидеть, что Митрополит Филарет был согласен с Митрополитом Григорием Петербургским, когда тот предлагал возвести его в сан епископа: «Искренно благодарю Вас за письмо Ваше от 11 декабря. Очень приятно было мне видеть из него расположение ко мне Святителя Московского. Полагаю, что вследствие отношений его с Преосвященным Григорием Петербургским последовало о мне представление от сего последнего в Св. Синод. Но един Бог ведает полезное человеку и обществу человеческому и потому устрояет судьбу человеков по своему премудрому промыслу».А почти через год, в ноябре 1857 г., по пути в Ставрополь, в Москву заезжал теперь уже епископ Игнатий. Архимандрит Лео{стр. 11}нид 28 ноября 1857 г. записал в дневнике: «Преосвященный Игнатий был у Владыки 2 раза, вчера обедал у него и вечером навестил меня, как больного». Митрополит Филарет о первом посещении писал отцу Антонию 27 ноября 1857 г.: «Сегодня был у меня новый Преосвященный Кавказский. Благодушествует и с решимостью принимается за дело. Уже избрал себе нового ректора семинарии и инспектора и секретаря для консистории. Радуется о благоволении к нему владыки Новгородского. Но есть и скорбные вести, которые он подтверждает. О оптинских монахах, взятых в Иерусалимскую миссию, он думает, что их лучше бы удержать под опытным руководством старца Макария, чтобы употребить их для поддержания и распространения доброго монашества в России. Может быть, это и правда. Для Иерусалима могли бы найтись другие». П. П. Яковлев добавляет еще, что в Москве у Преосвященного Игнатия случился приступ его болезни, во время которой Митрополит прислал к нему своего доктора и сам навестил его.В последующие годы Преосвященный Игнатий в письмах своих к о. Леониду (Краснопевкову) постоянно интересовался здоровьем Митрополита Филарета: «Уведомьте меня о здоровье Высокопреосвященнейшего Митрополита и о Вашем». И благодарил за сообщения: «Искренне благодарю Вас за уведомление о здравии Высокопреосвященнейшего Митрополита. Немудрено, что прозорливый старец ведет самую уединенную жизнь: из тишины своей келлии он видит те тучи, которые скопляются на горизонте»; «Весьма благодарю Вас за известие о Высокопреосвященнейшем Митрополите. Всеблагий Господь да подкрепит его силы в настоящее трудное время, в которое начинают заигрывать многоразличные бури».Первое время по прибытии в Ставрополь Преосвященный Игнатий выражал удовлетворение своим перемещением: «Хотя здесь место новое и почти все надо заводить; хотя я страдаю от необычно суровой зимы, от особенного неудобства в помещении, но я спокоен и потому доволен». Но очень скоро он начал замечать противодействие своим распоряжениям по благоустройству Епархии со стороны ректора семинарии и некоторых членов Консистории.Главным преткновением между ним и ректором семинарии архимандритом Германом был вопрос о преподавании осетинского и татарского языков, «общеупотребительных между горскими народами». В 1859 г., во время поездки епископа Игнатия по епархии, ректор Герман сделал самовольное распоряжение об отмене {стр. 12} при начале нового курса преподавания этих языков, заменив их изучением французского и латинского. Осенью 1859 г. ректора Германа перевели на ту же должность в Самару.В «Полном жизнеописании святителя Игнатия Кавказского» написано: «В бытность епископа Игнатия на Кавказе митрополит [Филарет] принял под свое покровительство партию лиц, совокупившихся для противодействия епископу [Игнатию], под главным руководством протоиерея Крастилевского и ректора семинарии Епифания Избитского» [9].Епифаний Избитский, из дворян Киевской губернии, римско-католического вероисповедания, недавно принявший православие и монашество, после отъезда архимандрита Германа в Самару занял его место в Ставрополе. Вначале «он показывал большую деятельность по должности своей» и епископ Игнатий ввел его «в лучшие отношения с местными властями гражданского ведомства». Но почувствовав уверенность в своем положении, он, якобы пользуясь покровительством Митрополита Филарета, начал интриговать против Епископа и вообще вести себя недостойно. А вот что пишет по поводу Епифания сам епископ Игнатий Преосвященному Леониду: «Письмо Ваше я храню как сокровище. Оно и есть сокровище. В нем показаны самые верные отношения Епископа к Ректору и Ректора к Епископу. Как эти отношения установил у себя и этих отношений постоянно держится мудрый и опытный Святитель Московский, то я счел обязанностию своею держаться их и держаться постоянно в сношениях моих с Архимандритом Епифанием. На днях я счел долгом моим показать благодетельное письмо Архимандриту, чтоб он увидел из письма тот образ мыслей, который имеют в Москве о обязанностях Ректора пред его Епархиальным Архиереем». В следующем письме: «О. Ректор Епифаний написал просительное письмо к г-ну Синодальному Обер-Прокурору о перемещении своем отсюда по неспособности выносить здешний климат. Я советовал написать ему и к Первосвятителю Московскому, что он, как говорит, и исполнил. И я писал к Его Высокопреосвященству, прося Его не оставить о. Епифания. Вместе с тем о. Ректор подал в Семинарское правление записку о своей болезненности; несмотря на эту болезненность, я просил его посещать меня от времени до времени, полагая, что моя беседа, не имеющая другого достоинства, кроме благонамеренности, может успокаивать дух его, в чем он очень нуждается. Усмотрев, {стр. 13} что он приходит в совершенное исступление и самозабвение в то время, как подвергается вспыльчивости, что в это состояние он приводится другими и не замечает того, — я заключил, что он неспособен к должности Ректора. Недавно он сам высказал эту мысль: слава Богу, если он говорит искренно. Понять свою неспособность — великое благо! Очень понимаю, как Вы пишете, что один Первосвятитель старался и старается ввести в Высшую Иерархию новый элемент. Такое мнение разделял и наш покойный Митрополит Григорий. Но, кажется, одной Особе Вашего Преосвященства суждено оправдать избрание и мысль Московского Первосвятителя».По поводу действий члена Консистории протоиерея Крастилевского епископу Игнатию пришлось не один раз обращаться в Святейший Синод. Смысл сводился к тому, что Крастилевский, имея от природы своевольный и дерзкий характер, при предшественнике епископа Игнатия «навык властвовать неограниченно над Епископом, Консисториею и епархиею». Епископ Игнатий входил в Святейший Синод с представлением об увольнении Крастилевского от звания члена Консистории, и представление это было удовлетворено. Но Крастилевский, «как человек весьма коварный и довольно знающий дело, избрал путь интриги, увлекая действовать в свою пользу людей посторонних». Исходя из таких обстоятельств, Преосвященный Игнатий направил в Святейший Синод отношение, в котором представил необходимость перемещения Крастилевского в другую епархию. В «Полном жизнеописании святителя Игнатия» утверждается, что «Преосвященный митрополит Филарет вскоре затем явно взял сторону врагов епископа» [10], и что «жена Крастилевского нашла доступ и покровительство своему супругу у Митрополита Филарета Московского» [11]. Успешное влияние их интриг выразилось в том, что отношение епископа Игнатия «осталось без последствий». Из этого утверждения создается впечатление, что 77-летнему «прозорливому старцу» Митрополиту Филарету, при всей его громадной занятости, при его ответственном отношении к своему сану, при частых недомоганиях, только и дела было, что покровительствовать какому-то протоиерею в его интригах против епископа Игнатия.Л. А. Соколов, однако, в своей монографии полностью воспроизводит документы, которые свидетельствуют, что отношение, посланное Преосвященным Игнатием в Св. Синод, не осталось {стр. 14} без внимания и что Митрополит Филарет отнюдь не принял сторону его врагов:«17 ноября 1860 года, граф А. П. Толстой писал С. П. Урусову, находившемуся в то время в Москве: «препровождая к Вашему Сиятельству заготовленный о протоиерее Константине Крастилевском проект Синодального протокола, покорнейше прошу Вас представить его на усмотрение Высокопреосвященнейшего Митрополита Филарета и просить его мнения: следует ли вообще отказывать в ходатайствах епархиальных Преосвященных об удалении из вверенных им епархий духовных лиц потому только, что к обвинению сих лиц нет юридических доказательств» [12].Митрополит Филарет еще в молодые годы отличался рассудительностью в судебно-административных делах. «Он очень разумно подходил к решению важных вопросов, связанных с вынесением приговора провинившимся» [13]. Тем более осторожно и рассудительно он подошел к делу, касавшемуся такого близкого ему лица, как Преосвященный Игнатий. Он очень внимательно изучил документы и 24 ноября 1860 г. отправил к графу А. П. Толстому следующее заключение:«Возвращая Вашему Сиятельству протокол по делу протоиерея Крастилевского, прилагаю записку.Она писана вчера вечером, при самом чтении дела, и потому некоторые подробности, может быть, потребуют поверки, тем паче, что в протоколе некоторых частей дела показаны только заглавия, а не содержание.В тридцатых годах еще я полагал, что до Архимандрита Игнатия может дойти жребий епископства и предлагал владыке Серафиму ввести его в Консисторию для ознакомления с делами. Но сего не сделано, и вот теперь Игнатий — епископ без предварительных приготовительных познаний.Какое бы Святейший Синод не принял решение по сему делу, только, по моему мнению, такая неполная резолюция, какая в протоколе, неудовлетворительна. После ее протоиерей может говорить, что на то или другое Св. Синод не обратил внимания. Нужно ясным изложением недостатков и неправильностей убедить виновного протоиерея в виновности, а Преосвященному {стр. 15} указать лучший порядок дел, чтобы не повторялись погрешности, которые особенно вредны, когда, не доходя до Св. Синода, не получают исправления.Правило же, чтобы удалять священнослужителя по желанию Архиерея, без ясных доказательств вины, было бы в тягость подчиненным и в искушение Архиереям. Если беспокойный, может быть, раздраженный неспокойным действованием Архиерея, пойдет беспокоить другого Архиерея, за что сей будет отягощен бременем, которое бросает с своих плеч другой.Первою причиною для удаления протоиерея Крастилевского в другую епархию представляется то, что он захватил власть в епархии во время Преосвященного Иоанникия. Но если сие и справедливо, то это кончилось с удалением попускавшего сие Преосвященного, и не нужно посему новое распоряжение, и потому, что протоиерей удален уже от Консистории, и потому, что нынешний Преосвященный своею законною твердостию, конечно, не допустит незаконного влияния.Вторая причина: протоиерею приписывается путь интриги и составление партии. Но на сие явных доказательств в донесении Преосвященного не представлено.Третья причина: протоиерей поместил в число деятелей свою супругу. Но ее действия видны в деле, как оно представлено от Преосвященного, только те, что она просила от епархиального начальства паспорта, и, не получив, взяла вместо того свидетельство от полиции. Последнее действие не совсем в порядке, но оно вынуждено отказом Консистории в паспорте и не составляет важного беспорядка в епархии.Четвертая причина: протоиерей прикосновен к делу о убийстве смотрителя Устинского. Это дело важное, но как сие показание основано только на записке секретаря Васильева, который сам осужден Св. Синодом, то из сего нельзя вывести никакого заключения. Если же Преосвященный почитает сие обвинение неосновательным, то должно подвергнуть оное исследованию.Пятая причина: словесный отзыв Архимандрита Герасима. Это не имеет законной силы в официальном деле.Шестая причина: протоиерей имеет сердце самое жестокое. Но сердце ведает Сердцеведец Бог: человек должен судить по действиям доказанным.Седьмая причина: рапорт секретаря Григоревского. Рапорт без дознания не есть законное доказательство, и в рапорте не видно никакого преступления протоиерея.{стр. 16}Осьмая причина: протоиерейша кричала в присутствии. Это не может быть причиною изгнания протоиерея из епархии. При том о сем нет журнала Консистории. Итак, если сие было, то секретарь виноват, что не предложил членам составить о сем журнал, а также и в том, что неприлично назвал протоиерейшу бабою. При том секретарь обнаружил непонимание закона, когда написал, что по закону паспорты выдаются только вдовам и девицам: закон ни мало не запрещает выдать паспорт протоиерейше для богомолья, с согласия мужа.Девятая причина: письмо протоиерея. В сем письме несправедливо суждение протоиерея, будто Консистория, по его просьбе о паспорте для него, обязана была выдать паспорт жене его. Но это также не такая незаконность, за которую следовало бы изгнать протоиерея из епархии. Что протоиерей частью скромно, частью с нетерпеливостью намекает на могущую встретиться необходимость искать утешения инуде, и это великодушие Преосвященного, конечно, не признает требующим преследования.Десятая причина: протоиерей не пошел на два преемственно назначенные ему места. Это неповиновение начальству, если нет особенных обстоятельств. Посему надлежало протоиерея подвергнуть ответу за неповиновение, законно определить, в какой степени он виноват, но сего не сделано.Одиннадцатая причина: протоиерей и при нынешнем Преосвященном приводит епархию в колебание. Это страшное обвинение. Но в доказательствах виден один случай, неподписание ректором и инспектором протокола, и принятие ими рапорта от протоиерея Крастилевского. Случай сей не так важен, чтобы подтвердить вышеозначенное обвинение. Впрочем, ректора и инспектора надобно спросить, почему они не подписали протокола и почему решились принять рапорт от протоиерея, не имея на то права.Но тогда как представления Преосвященного не имеют законной ясности и силы к обвинению протоиерея Крастилевского, сей протоиерей сам поставляет себя под обвинение прошением своей жены. В сем прошении есть один только предмет, о котором протоиерейша имела право говорить, это ее осуждение за выезд без паспорта. Но она примешивает к сему разные дела, в которые входить не имеет ни права, ни нужды. Она пишет о делах своего мужа, которые он может и должен защищать сам. Она прописывает резолюцию Преосвященного и Указы Св. Синода, которых никто ей не объявлял и которые она могла узнать {стр. 17} только незаконным путем. Она пишет безыменно и бездоказательно, что Преосвященный Игнатий дурных людей, не изучив их характера, взыскал незаслуженными милостями. Она позволяет себе пересуживать действия начальства, как например, что Попов произведен в протоиерея из учеников второго разряда, что в Указе Св. Синода не объяснено причины увольнения мужа ея от Консистории. Что сие прошение есть произведение не протоиерейши, а самого протоиерея, сие несомнительно потому, что прошение наполнено такими обстоятельствами, которых она не могла знать и которые известны ее мужу, как например, что он 10 месяцев заведовал судным столом, что Преосвященный сказал ему, что ему не в чем оправдываться, и проч.Если справедливо, что протоиерей, которому Преосвященный сохранил резолюциею старшинство места в собраниях, действительно стал в церкви ниже священника, то это поступок неблагонамеренный, имеющий не иную цель, как возбудить ропот на Преосвященного, якобы не уважающего звание протоиерея и заслуженных отличий.И то достойно осуждения, что протоиерей подал рапорт ректору и инспектору. По своей опытности, он не мог не знать, что они не имеют законного права принять оный, но пошел сею непрямою дорогою и ввел в искушение неопытных.Изложенные обстоятельства дела ведут к следующим заключениям:1) Преосвященному изъяснить, что в представлениях его недостает требуемой законом ясности и доказательности, и рекомендовать ему с большею точностью держаться законного порядка, и обвинения основывать на делах доказанных, а не на неопределенных замечаниях о характерах и свойствах лиц. 2) Протоиерея, на деле обнаружившего расположение непрямыми и неправыми путями причинять затруднения начальству, вывести в другую епархию была бы предосторожность не излишняя. Если же сие не угодно будет Св. Синоду, то, по крайней мере, надобно укротить его строгим выговором в присутствии Консистории за вышепоказанные поступки, с подтверждением, чтобы действовал прямодушно и не выступал из пределов закона. 3) Секретарю сделать выговор или замечание за неправильности вышесказанные. 4) Предоставить Преосвященному взять от ректора и инспектора объяснения, почему они не подписали определения и почему приняли от протоиерея рапорт, и представить Св. Синоду, с мнением. 5) По соображении с 284 ста{стр. 18}тьею Устава Консисторий, не преждевременно ли Преосвященный удалил от присутствования ректора и инспектора. Определить сие зависеть будет от воззрения Св. Синода на дело. За голос, в суде несогласный с другими, закон не подвергает ответственности. 24 ноября. 1860 года» [14].Л. А. Соколов пишет по поводу этого заключения: «Конечно, стоя на формально-деловой точке зрения в оценке дела протоиерея Крастилевского, мы не можем не признать, что замечания Владыки — Митрополита Филарета — правильны, а действия Владыки — Игнатия стремительны и настойчивы без послаблений, вызываемых человеческою слабостию и заслугами прошлого лиц небезупречных. Действительно, с точки зрения формальной в деле протоиерея Крастилевского мы находим много суждений об этом лице, основанных на общих «замечаниях о характерах и свойствах лиц» и мало фактической обоснованности, кроме разве случая жалобы на действия Крастилевского со стороны депутации горцев в Моздоке. В делопроизводстве формальная законность, конечно, соблюдена не вполне, хотя лично мы и не сомневаемся в прямоте и правоте действий владыки Игнатия. И неполнота и некоторая неопределенность делопроизводства о Крастилевском объясняется, на наш взгляд, не тем, что, как думает мудрый Владыка Филарет, Владыка Игнатий не был членом Консистории, ибо канцелярское делопроизводство им изучено достаточно за время всякого рода следствий по монастырям С. -Петербургской епархии и др., а скорее тем, что Владыка Игнатий при властности, решительности и настойчивости своего характера, в случае глубокой убежденности в правоте своего взгляда, как это было в деле Крастилевского, и принципиальности вопроса, затрагивающего дело веры и христианской жизни ближних, не хотел считаться с условиями юридическими, решая вопрос на почве моральной, а не номистической».К этому следует добавить, что Высокопреосвященный Митрополит Филарет, найдя, что в отношении в Св. Синод Преосвященным Игнатием не соблюдена формальная законность, сам определил те действия Крастилевского, в которых тот обнаруживает «расположение непрямыми и неправыми путями причинять затруднения начальству» и за которые его «вывести в другую епархию была бы предосторожность не излишняя» или {стр. 19} «по крайней мере, укротить его строгим выговором в присутствии консистории, за вышепоказанные поступки».Святитель Игнатий, скорее всего, не знал, какой ход получило его отношение о Крастилевском, не знал он и о заключении Митрополита Филарета, а судил об его действиях по всевозможным слухам, распространявшимся неблагонамеренными людьми, скорее всего, самим Крастилевским и его подручными. Впрочем, он никогда и не был так категоричен, как авторы его «Жизнеописания». Брату своему, П. А. Брянчанинову, он писал: «Я мирен к действиям Московского Митрополита и других; ибо они совершаются не без попущения Божия, а Бог приводит человека к духовным целям такими путями, которые по наружности имеют характер неприятностей и несчастий. Слава премудрости Всеблагого Бога нашего». И уже скоро все эти дела перестали его волновать: 5 августа 1861 г. состоялось, согласно его прошению, его увольнение на покой.5 октября 1861 г. он писал Петру Александровичу: «По милости Божией я прибыл благополучно 30 сентября вечером в Москву, остановился у Преосвященного Викария [то есть у о. Леонида Краснопевкова], коим, равно как и Митрополитом, принят был очень ласково». При свидании с Митрополитом Филаретом он высказал ему волновавшие его мысли о воспитании юношества, приготовляющегося к служению Церкви — в том же духе, как он говорил и писал об этом Преосвященному Леониду [15]. Владыка Митрополит признавал слова Преосвященного Игнатия справедливыми, а свое невмешательство в дело духовно-воспитательное оправдывал старостию своею и отдалением от центра духовно-административного.На другой день после свидания с Митрополитом у Преосвященного Игнатия случился приступ его болезни, он вынужден был обратиться к врачу и задержаться в Москве на две недели.Преосвященный Леонид записал в дневнике: «Преосвященный в Лавру не заглядывал. О. наместник сказал здесь Митроп