А. Малых Возвращаясь к малоизвестномуХорошо известно, что уже несколько десятилетий в мировой исторической науке существует направление микроистории, которое связывает себя с изучением не глобальных проблем, а анализом частных деталей того или иного события, в том числе отдельного человека и даже эпизода в его судьбе. Таким образом исследователи работающие в этом направлении обращаются к ярким личностям для размышлений о вечных проблемах человеческого бытия. В подтверждении этого в «Вестнике Одесского историко-краеведческого музея» № 2 2006 г. была опубликована статься, посвященная Николаю Алексеевичу Райко (1794-1854) – одному из замечательных людей своего времени, но к сожалению известному лишь небольшому кругу историков. Блестящий гвардейский офицер, получивший прекрасное образование в Падуанском университете (Италия), человек либерально-демократических взглядов и это притом что состоял в близком родстве с императорской фамилией (правда родстве неузаконенном), национальный герой греческого национально-освободительного движения 1821-1829 гг., который несмотря на запрет императора России Николая І уехал в Грецию и принимал самое активное участие в борьбе греков за национальное освобождение от турецкого господства. Однако человеку, которым казалось бы должна гордиться Россия, было отказано в желании после выполненной им благородной миссии вернуться на родину. И это естественно не могло не вызвать вопроса – почему?, а вместе с ним и желания вернуться к этой теме и поиску материалов, проливающих свет как на причины отъезда Н. А. Райко в Грецию, так и отказа ему в возвращении на родину. Надо сказать, что среди российских историков и общественно-политических деятелей ХІХ – нач. ХХ вв. было немало тех, кто стремился ознакомить общественность России с подробностями событий национально-освободительной борьбы греческого народа от турецкого ига первой трети ХІХ в., событий особенно близких сердцу каждого русского человека вследствие той духовной общности, которая всегда соединяла народы России и Греции. И поиск этих материалов, на мой взгляд, увенчался определенным успехом т. к. дал ответ на интересующий вопрос. Чем же все-таки мотивировал Н. А. Райко свой поступок, уезжая в Грецию? Долгом и честью!!! Ибо всегда считал, что «во все исторические периоды и в разных условиях, а тем более чрезвычайных обстоятельствах» честь всегда оставалась внутренним стержнем его поведения. Тому способствовала сама военная среда, которая «требовала от офицера дисциплинированности, прямоты, честности, храбрости и чувства товарищества, основанные на подлинном уважении каждого ко всем», т. е. нравственными критериями. Об этом достаточно убедительно мне кажется, свидетельствуют письма как самого Н. А. Райко, так и его высокого покровителя – президента Греции И. А. Каподистрии, написанные на имя графа А. Х. Бенкендорфа – генерал-адъютанта императора России. Письма представляют несомненный интерес, хотя и не в столь значительной мере восполняют очень важный период жизни русско-греческих отношений первой трети ХІХ в. В них соблюдены все правила официальной переписки, в которых в тоже время хорошо просматриваются: лаконичность, четкость мысли, отточенность каждого предложения и стиль в целом, а также душевная боль и любовь к своей родине. Кроме того, в них не только просьба разобраться в причинах изгнания Н. А. Райко, но и требование – «желаю знать». Вчитайтесь в них, и вы сами убедитесь в этом.^ Письмо Н. А. Райко к графу А. Х. Бенкендорфу.Его превосходительству, господину Бенкендорфу – генерал-адъютанту государя императора Ваше превосходительство! Желая возвратиться на родину, которую оставил около четырех лет тому назад, я обратился к резиденту его императорского величества господину графу П., дабы он снабдил меня паспортом, и – получил в том отказ. Не могу вам выразить овладевшего мной чувства; всякий, кто любит свою родину, легко поймет меня: ибо, по моему убеждению, из всех несчастий какие могут постигнуть человека, наитягчайшее есть изгнание. Теряюсь в догадках и недоумеваю, что за причина этого сурового поступка. Не ведаю за собой вины, разве может быть мое появление в Греции! В сем последнем предположении принимаю смелость утрудить вас некоторыми пояснениями, которые как я полагаю, необходимы для моего оправдания: и, позволяя себе надеяться на беспристрастие вашего превосходительства, прошу снисходительного внимания к следующему краткому изложению действий моих. Откровенно сознаюсь пред вашем превосходительством, что, решившись ехать в Грецию, я очень хорошо понимал, как может быть истолковано появление мое в такой стране; я знал, что меня могут причислить к тем беспокойным и отчаянным людям, для которых смуты и беспорядки составляют необходимую потребность. Но в правоте моей совести, я не опасался подобного нарекания и рассчитывал, что моими действиями обнаружатся истинные побуждения мои, и в этом отношении да позволено мне будет сослаться на удостоверение его сиятельства графа Каподистрии, имевшего возможность узнать мои задушевные мысли по тем сношениям, коими он меня удостаивал. Что касается до первоначальных причин, побудивших меня ехать в Грецию, то я не находил уместным да не нахожу и теперь разоблачать семейные тайны, послужившие поводом к моему поступку. Не скрою, однако от вашего превосходительства, что меня сильно возбуждали вести о воинских подвигах наших единоверцев, и я не был равнодушен при мысли о том, что в этой завлекательной борьбе приняли участия лица из всех образованных народов мира, но не было ни одного ратоборца из Русских. Не скрою также, что решение мое было ускорено некоторыми неприятностями, (подозрения в связях с декабристами), мною испытанными на родине в военной службе, на которой я состоял. И так, настоящим побуждением к моему прибытию в здешнюю страну было (я недолжен более скромничать) чувство народной чести. Мне хотелось избавить мою родину от нарекания в том, что ни один из сынов ея не явился по доброй воле на помощь к своим собратьям о Христе: и недорожа своим существованием, я льстил себя надеждою, что кончу его честным образом. По прибытии его сиятельства, г. президента, мне последовательно было получаемо начальство под разными укреплениями Наполи-ди-Романии, а именно сначала Ичь-Кале, а потом Паламиди. Неся эту службу, я не уклонился однако в должное время от формальностей, прописываемы к нашими установлениями и обратился к г. коллежскому советнику Власопуло (как единственному тогда чиновнику в здешних местах) с бумагою, в которой заявлял о принятии на себя должности и прося довести о том до сведения начальства, обязывался в случае неодобрения с его стороны оставить эту должность. На эту бумагу я никогда не получил ответа, и принял таковое молчание если не за одобрение, то по крайней мере за знак того, что поведению моему не придают никакого особого значения. Вот ваше превосходительство краткое, но совестливое изложение всего случившегося. Извольте судить заслуживаю я постигшей меня немилости. Еще раз свидетельствую о чистоте и правоте моих побуждений и от справедливости вашей позволяю себе ожидать, что вы не поставите себя в труде защитить меня против клеветы и недоброжелательства, действия коих я исключительно приписываю мое несчастие. Если не еще в чем либо обвиняют меня, я желаю знать о том, но не лишаю себя надежды оправдаться. Что касается до поведения моего и моей жизни, как частной, так и публичной, то еще раз ссылаюсь на свидетельства г. президента, и по тем знакам благоволения, коими он меня удостаивает, смею думать, что свидетельство это будет в мою пользу. Имею честь быть и пр. Н. Райко Наполи-ди-Романия 15 (27) мая 1831 г.^ Письмо президента Греции – графа И. Каподистрии к графу А. Х. Бенкендорфу, генерал-адъютанту его величества Российского императора.Принимая смелость напомнить о себе вашему превосходительству и посылая к вам настоящие строки, я повинуюсь приятной для меня необходимости воздать должную справедливость господину Райко, состоящего ныне подполковником в Греческой службе. Он решается сам обратиться к вам с прилагаемым письмом, и я почитаю своим долгом, сопроводить оное выражением искренних моих пожеланий, чтобы вы изволили обратить внимание на его просьбу и повергли ее к стопам императора. Мне приятно надеяться, что его императорское величество вонмет этой просьбе, и я был бы счастлив, если бы мог содействовать тому моим, по чистой совести данным отзывом о господине Райко. Когда я приехал в Грецию, он уже пользовался уважением людей благонамеренных и отнюдь не принимал участия в происках людей, которые появляются из разных стран и которые наделали и еще делают столько зла здешней несчастной жизни. Добрый и честный Баварец, полковник Гейден, помогавший мне в то время и исправляющий в некотором роде должности военного министра, предложил мне господина Райко в коменданты укрепления Ичь-Кале; в последствии ему вверены были Раламиди, а напоследок Патрас и Морейский замок. Во всех этих должностях в течении трех лет, он вполне оправдал ожидания правительства. Честными свойствами своими, обнаруженными в различных случаях и вообще благородным и благоразумным поведением, он снискал себе совершенную доверенность правительства и любовь страны. Господин Райко человек смирный и твердый. Он вполне сознает, что такое значит долг и с чрезвычайным усердием и честностью исполняет принятые на себя обязанности. Я вовсе не знаю за ним тех увлечений ума и сердца, благодаря которым в наши дни самые способные люди бывают весьма опасными; а в последнее время представилось несколько случаев, убедивших меня в его рассудительности и чистосердечии. Конечно, если бы он счел для себя удобным поселиться совсем в Греции, то тем оказал бы великую услугу стране и правительству; но семейные дела призывают его в Россию, и кроме этих дел главнейшим по его словам побуждением к возврату, есть необходимость убедиться в том, что он не изгнанник. Благоволите, ваше превосходительство, убедить его в том. Повторяю: я так уверен в характере господина Райка, что не обинуясь, ручаюсь за него перед его императорским величеством, как бы принял смелость ручаться за самого себя. Надеюсь что вы изволите почтить меня несколькими строками ответа. Я должен сообщить их господину Райку, который в ожидании онаго, остается при мне. Прошу повергнуть к стопам его величества дань моего почтения и преданности и примите сами изъявление моих чувств и пр. (подписано: И. А. Каподистрия) Навплия. 19 (31) мая 1831 г.Имя графа Иоганна Каподистрии бесспорно принадлежит к выдающимся именам дипломатов новейшей истории не только России. Его заслуженно признавали дипломатом номер два после министра иностранных дел Франции Талейрана. Но И. А. Каподистрия – это отдельная тема для дальнейшего повествования. Многое изменилось в некогда едином государстве. Но и теперь хочется думать, да и сказать пусть даже самому себе: как недостает нам в наше время людей, подобных Н. А. Райко, которые наверняка не прошли бы незамеченными в нашем современном обществе.Литература Государственный архив Одесской области (далее – ГАОО). – Ф. 457. – Оп. 1. – Д. 133, 136. Корнилович А. О. Сочинения и письма. – М-Л., 1957. Маркевич Б. М. Н. А. Райко. Биографический очерк // Русский архив. – 1868. – С. 9-11. Достян Н. С. Русский участник греческой революции // Вопросы истории. – № 4. – 1978. – С. 210-216. Теплов В. А. Граф И. Каподистрия – президент Греции. – Спб., 1893. Стурдза А. С. И. А. Каподистрия в Греции // Одесский альманах. – 1840. – С. 248-603. Шидловский А. Переписка графа Каподистрии // Вестник всемирной истории. – 1900. – № 3. – С. 199-225. Феоктистов Е. Борьба Греции за независимость. – Спб., 1863.