А. П. Килин. Частная торговля и кредит на Урале в 1920-е гг. А. П. КилинЧАСТНАЯ ТОРГОВЛЯ И КРЕДИТ НА УРАЛЕВ 1920-е гг. Урал является типичным старопромышленным регионом. Его отраслевая структура была сформирована в период промышленного переворота, а предпосылки складывались в рамках преобразований Петра I в XVIII в. Будучи для того времени регионом нового освоения, Урал должен был удовлетворить потребности государства в качественном металле. Эта специализация территории постепенно расширялась в связи со складыванием вертикальных и горизонтальных производственных связей, однако традиционно оставалась в рамках тяжелых отраслей промышленности. Можно говорить о сложившейся диспропорции в отраслевой структуре производства, которая получила свое окончательное оформление в ходе форсированной индустриализации в конце 1920-х–1930-е гг. Период новой экономической политики дает пример сосуществования различных экономических укладов, взаимодействие которых происходило в условиях допущения рыночных отношений. Горно-добывающая и металлургическая промышленность, металлообработка, деревообрабатывающая и химическая промышленность — являлись отраслями специализации Урала. Оставшиеся отрасли в виде легкой промышленности (пищевой и текстильной) не говоря уже о третичном секторе экономики, находились в зачаточном состоянии. Но в годы НЭПа у них появился шанс на развитие или по крайней мере на восстановление. Ориентация на производство средств производства, основным потребителем которых являлось государство, дефицит товаров широкого потребления — реалии, с которыми приходилось считаться, решая вопрос о товарообороте Уральского региона. Актуальность этих проблем сохранялась вплоть до начала рыночных реформ 1980–1990-х гг., когда потребности в товарах широкого потребления стали удовлетворятся в основном за счет импорта. © А. П. Килин, 2003 Товарный голод был хронической болезнью Урала на протяжении периода НЭПа и усугубился в ходе индустриализации, когда приоритетное в рамках всей страны финансирование строительства заводов-гигантов повлекло за собой наплыв денежных знаков. Товарная масса увеличивалась более медленными темпами. Переход к распределению товаров на основе карточной системы в конце 1920-х гг. стал логическим результатом этого отставания. В этих условиях торговая деятельность должна была столкнуться с целым рядом трудностей, которые в меньшей степени проявлялись в других регионах. Удовлетворение потребностей населения в значительной мере зависело от ввоза товаров из других районов страны, т. к. только от одной четверти до одной трети потребляемых уральским населением промтоваров производилось на месте1. Эта проблема сглаживалась до октября 1917 г. условиями рыночной экономики. Предприятия горно-заводского Урала производили дефицитную в условиях аграрно-индустриальной страны продукцию. Металл, руды, асбест, соль, золото, платина, древесина, продукция сельского хозяйства, меха — пользовались спросом на внутреннем и внешнем рынках. Всероссийское значение имела Ирбитская ярмарка. Дефицит товаров повседневного спроса частично удовлетворялся за счет продукции кустарно-ремесленного производства, которое широко было развито на Урале. Определенную роль играла и транзитная торговля, которая частично удовлетворяла потребности населения. С товарным голодом в условиях НЭПа можно было бороться традиционными методами, путем создания соответствующего потребностям населения торгового аппарата и насыщения его товарами. Однако такое решение вопроса было весьма дорогостоящим и требовало серьезных капиталовложений. Здесь мы сталкиваемся с другой традиционной для Урала проблемой — дефицитом финансовых ресурсов. Основным источником поступления денежных средств на Урал как до, так и после октября 1917 г. являлась государственная казна, аккумулирующая необходимые финансовые ресурсы. Когда государство в XIX в. сменило свои приоритеты и переключило инвестиционные потоки с Урала на Донбасс, начались серьезные проблемы в хозяйстве восточного региона. Дефицит капиталов заставлял обращаться за кредитом, который не всегда удавалось вернуть, и как следствие — 80% акций уральских горно-заводских округов накануне Первой мировой войны оказалось в руках крупнейших банков. Как известно, основой для первоначального накопления капитала являются отрасли легкой промышленности, менее капиталоемкие, выпускающие продукцию, пользующуюся постоянным спросом, с более оперативным оборотом капитала. Тяжелая промышленность, напротив, капиталоемкая, с длительными сроками окупаемости. Если до 1913 г. скорость оборота капитала в металлургической промышленности Урала составляла в среднем 1,5 года, то в середине 1920-х гг. — раз в 7–8 месяцев2. Однако по-прежнему существование уральского хозяйства во многом зависело от государственной поддержки. Регион, находясь в центре внимания государства в XVIII в., демонстрировал высокие темпы роста. Обратной стороной этой протекционистской политики явился консерватизм уральского хозяйства, отсутствие у предприятий необходимой мобильности и гибкости. В условиях стагнации, спад в хозяйстве Урала ощущался особенно болезненно. В условиях незначительного внутреннего накопления внешние субсидии для Урала были необходимы. Очевидно, что политические коллизии начала XX в. негативно повлияли на экономику региона. По окончании гражданской войны, принесшей с собой разруху, порой полную разбалансировку хозяйственного механизма, ситуация с наличием капиталов еще более усложнилась. Вывоз капиталов начался еще до революции, когда нестабильная ситуация заставляла обращать денежные средства в сокровища, мобильные ценности, которые было удобнее скрывать, а при необходимости — оперативно вывезти. Основной удар по частному капиталу нанесла национализация. Капиталистические элементы, не успевшие вывезти или скрыть свое имущество, были разорены. Политический хаос времен гражданской войны, экономическая нестабильность вновь вынуждали отдавать предпочтение портативным ценностям. С разрушением общероссийского рынка в годы Первой мировой войны Урал при решении проблем снабжения населения оказался в очень сложной ситуации. Мешочничество периода военного коммунизма не в состоянии было полностью удовлетворить потребности населения. С провозглашением новой экономической политики, ситуация прогрессировала медленными темпами. Сказывалось отсутствие капиталов и объектов, пригодных для инвестирования. Как и до Октября 1917 года, в период НЭПа, наскоро сколоченные путем хищений и иных нелегальных методов капиталы уходили в центральные районы страны, насыщенные предприятиями легкой промышленности. Во второй половине 1920-х гг. острота проблемы снабжения не была преодолена. 71% продукции цензовой и 62% всей уральской промышленности в 1926–1927 гг. приходились на производство средств производства, а следовательно, снабжение широкого рынка было связано с уральской промышленностью весьма слабо3. Уральскими хозяйственниками с гордостью отмечалось, что в 1920-е гг. Урал стал хлебозаготовительным районом, по образному выражению, «из нахлебника превратился в хлебника», но 45% населения области являлись исключительно потребителями4. В отличие от других регионов страны, где взаимодействие между промышленностью и торговлей осуществлялось по классической схеме (первая производит, а вторая реализует), «на Урале промышленность – источник существования 190 тысяч рабочих и служащих, и состояние и развитие промышленности определяют главную часть спроса населения на товары»5. Производственный сектор обеспечивал занятость населения и денежными знаками, а товарами должна была снабдить торговля либо механизм государственного снабжения. От маневренности торгового аппарата, умения ориентироваться в многоукладной экономике зависела эффективность снабжения населения и в конечном итоге — его работоспособность. При этом рост цен на товары первой необходимости автоматически увеличивал затраты в производственной сфере. Именно поэтому более предпочтительным считался контроль распределения через государственный торговый аппарат или кооперацию, которую называли «госторговлей № 2». «Не потому, что мы принципиальные противники частной торговли, а потому что Урал живет в таких условиях, где состояние стоимости бюджетного набора может особенно влиять на всю судьбу уральской промышленности», — отмечал заведующий Областным отделом внутренней торговли на совещании в Уральской краевой конторе Госбанка. «Изделия уральской промышленности более дешевые, чем южные, не потому, что у нас техника выше, а потому, что уровень заработной платы ниже, чем на Юге. Стоимость бюджетного набора на Юге составляет 22–23 руб., тогда как на Урале 12 руб. 50 коп. или 13 руб. Ставить же стоимость этого бюджетного набора в зависимость от частного капитала, который будет работать, мы не можем…»6. В этих рассуждениях содержится традиционная для Урала тема — его конкуренция с южной угольно-металлургической базой — Донбассом. В целом, инвестиционный климат, сложившийся на Уралев 1920-е гг., можно оценить как неблагоприятный. Это положение было традиционно для Урала и предопределялось экономико-географическими и историческими условиями формирования региона как промышленной базы страны. В силу этих причин на Урале ощущался дефицит в товарах широкого потребления. Решить эту проблему не представлялось возможным без создания эффективной кредитно-финансовой системы, ориентированной на потребности территории. Совершенно справедливо считают, что Урал богат традициями, в том числе и набором традиционных проблем, т. к. обсуждение вопроса о построении эффективной региональной банковской системы идет и по сей день. ^ Анализ форм, методов, ассортимента частной торговли. Роль торговли как вида хозяйственной деятельности в годы НЭПа трудно переоценить. Очевидно, что она приобретает особую значимость в переходные периоды, особенно на этапе первоначального накопления капитала. Классическое определение сводится к следующему: «Торговля — это преодоление разобщенности между производителем и потребителем во времени и пространстве». Организация взаимодействия — так виделась функция торговли в годы НЭПа, особенно актуальным было взаимодействие города и деревни, различных регионов страны. Недостаток связей, умений, навыков взаимодействия в новых условиях представлялись весьма сложной проблемой, так как прежние механизмы распределения перестали действовать, а новые правила игры приходилось устанавливать заново, отчасти реанимируя дореволюционный опыт хозяйствования. Традиционно на бытовом уровне роль торговли недооценивали, если не говорить о негативном отношении к этому виду деятельности в целом. Мы сошлемся на мнение министра торговли и промышленности, который занимал этот пост с 1903 по 1915 г., С.И. Тимашева. Среди причин, помешавших ему добиться в этой должности поставленных целей, он называет «непонимание у нас значения торгово-промышленной деятельности и даже враждебное к ней отношение». Он считал, что «…крупная ошибка заключается в смешении понятий “торговля”, “промышленность” — с одной стороны, с понятиями “торговец”, “промышленник” — с другой. Большинство обывателей суть покупщики, заинтересованные купить дешевле; им противостоят торговцы, желающие продать дороже. Между обоими лагерями непримиримая вражда. И это нерасположение к торговцу, а также к производителю-фабриканту переносится на самою их деятельность»7. В условиях советской России, даже провозгласившей новую экономическую политику, антагонизм только нарастал. Товарный голод, дефицит самых необходимых товаров и услуг не способствовали умиротворению в отношении торговца. В то же время торговля являлась символом возвращения к мирной жизни после экстремального периода революций и военного коммунизма. Бытовало мнение, что если стрельбы не слышно, а базар работает, можно спокойно выходить на улицу. В послеоктябрьский период была введена идеологическая градация торговли. Сфера распределения, относящаяся к обобществленному сектору, была объявлена «советской» (ср., например: «техникум советской торговли»). Таким образом, ее деятельность выводилась из зоны критики, и весь негативный заряд, связанный с понятием «торговля», переносился на частника. Действительно, характер деятельности государственных органов более точно отражал термин «распределение», а не «торговля». Частник же становился носителем таких определений, как «торгаш», «спекулянт» или «нэпман». Торговля периода НЭПа во всем своем многообразии являлась отражением существовавших экономических укладов. Торговый аппарат Урала включал в себя следующие составляющие: 1. Обособившийся от производственных объединений сбытовой аппарат государственной промышленности (синдикаты). 2. Государственная торговля как в чистом ее виде (организации, имеющие своей основной целью торговое посредничество), так и государственные органы и общественные организации, осуществлявшие торговое посредничество в качестве подсобного занятия, но имеющие своей целью другие функции. 3. Потребительская кооперация как система в основе своей торгово-посредническая. 4. Прочие виды кооперации, поскольку они выполняли торгово-посреднические функции. 5. Частная торговля8. Табл. 1 дает представление о доли секторов торговли: обобществленный сектор не только доминировал в товарообороте, но и явно противопоставлялся частному. Таблица 1^ Посреднический товарооборот Уральской области по основным категориям торговли за 1924–1927 гг. (% к итогу)* Части торгового аппарата 1924/25 1925/26 1926/27 Государственные органы 36,8 36,6 35,3 Кооперация 49,3 49,7 53,4 Итого обобществленный сектор 86,1 86,3 88,7 Частники 13,9 13,7 11,3 Весь посреднический товарооборот 100,0 100,0 100,0 В том числе розница 44,9 45,9 44,3 * См. об этом: Антонов Д. Уральский торговый аппарат // Хозяйство Урала. 1928.№ 5–6. С. 38. В той или иной степени все участники товарооборота взаимодействовали друг с другом с использованием механизма кредитования. Однако «пятый элемент» в этой системе получал кредиты на особых, не самых выгодных, условиях именно в силу своей классовой чужеродности, как представитель «бывших» классов и «отжившего прошлого», в перспективе обреченный на исчезновение. Сложившаяся в начале 1920-х гг. ситуация в экономике отводила роль источника накопления капитала государственному сектору, а наиболее оптимальным каналом для подобного рода перекачки средств являлась торговля. Отсутствие отлаженной системы снабжения и сбыта, дефицит устойчивых связей в государственном секторе поднимали значимость частного посредника. Торговля давала максимальную скорость оборота капитала, не требовала крупных первоначальных затрат, была мобильна, лидировала в охвате потребителей. В условиях товарного голода практически любой товар находил сбыт. Осуществление торговой деятельности было возможно при максимальной тайне, что, в свою очередь, создавало условия для сокрытия доходов и ухода от налогов. Торговую деятельность было столь же легко начать, как и прекратить. В условиях инфляции резко возрастала роль бартерных сделок, товарного кредитования, и имеющийся на руках товар являлся более надежным средством платежа и средством обеспечения, нежели обесценивающиеся денежные знаки. Товарное кредитование в этих условиях было предпочтительнее. Именно на этот период приходится масштабная торгово-посредническая деятельность Госбанка. Для занятия отдельными видами торговли не требовалось высокой квалификации. По этим причинам торговля привлекала максимальное число желающих заняться собственным делом в период экономической нестабильности. Зачастую лишь торговля позволяла человеку найти средства к существованию, так как безработица является атрибутом кризисных этапов истории. Поэтому не случайно при рассмотрении частного капитала в хозяйстве страны в первую очередь рассматривают торговлю, которая доминировала в частнопредпринимательской деятельности. Отсутствие советского, то есть полностью контролировавшегося государством, торгового аппарата выдвинуло на первый план частного торговца, а следом за ним — поднимаемую усилиями властей кооперацию. М.М. Жирмунский отмечал: «Условия падающей валюты, затруднявшие калькуляцию и приводившие к невозможности для промышленности угнаться в своих отпускных ценах за растущей себестоимостью, хронический и редкий недостаток в оборотных средствах, оторванность от провинциальных рынков, вынуждавшая промышленность работать на территориально ограниченных рынках — все это, в своей совокупности, ставило промышленность в еще более тесную зависимость от рынка... Гегемония торгового капитала над промышленным явилась той основной причиной, благодаря которой убытки промышленности… делались, в значительной степени, прибылями частного торгового капитала»9. Однако доля «гегемона» была незначительной и серьезно отличалась от дореволюционного уровня. «Если численность частных торговых предприятий, имевшихся в 1912 г. на современной территории европейской части Союза ССР, принять за 100%, то теперешний частный аппарат по числу своих заведений составляет в сельских местностях лишь 19,3% от довоенного, в городах и поселениях городского типа 113,5%, по уезду в целом 45,5% довоенного частного аппарата», — отмечалось в материалах комиссии ВСНХ10. Основные характеристики частной торговли в годы НЭПа, в отличие от дореволюционной, сводились к следующему: в целом, частных предприятий было меньше; торговля концентрировалась в городах, вообще неравномерно располагалась по территории как страны, так и региона; преобладала розничная форма; она была мобильной (лишь одна четверть операций производилась из стационарных помещений); имела более узкий ассортимент; характеризовалась высокой «смертностью» заведений; постоянно балансировала на грани легальности, особенно в процессе приобретения дефицитной продукции; более половины (2/3) нэпманов» составляли «новые богатые», т. е. ранее предпринимательством не занимавшиеся; частные предприниматели находились под мощным социально-психологическим прессингом. На Урале вышеперечисленные тенденции, в силу отмеченных особенностей, проявлялись с большей интенсивностью. Частник занимал в экономике Урала незначительное место, точнее — 14,9% в общем посредническом товарообороте. Эти показатели заметно отличались от общесоюзной картины. Так, по данным Народного комиссариата торговли (НКТ) удельный вес частных оборотов в посреднической торговле СССР составлял в 1924/25 г. — 27,8%, в 1925/26 г. — 24,8% и в 1926/27 г. — 18,5%11. Оговоримся, что приведенные данные дают лишь приблизительную картину, т. к. статистика (прежде всего патентная, которая служила основой для большинства расчетов) была ориентирована прежде всего на интересы фиска и существенно искажала реальную ситуацию. Не учитываются следующие возможные варианты: не выбирал патент и торговал нелегально; не сдавал бесплатный патент 1-го разряда и числился действующим; наемного служащего в кооперативе вынуждают выбирать патент на индивидуальное промысловое занятие, или обратная ситуация, когда под видом кооператива действовал частник. Налоговая статистика как правило преувеличивала размеры предприятия и величину его оборотов. Наиболее объективными, на наш взгляд, являются результаты выборочных обследований, которые проводились в отдельных регионах страны12. Неоднородным являлось и распределение частной торговой сети по Уральской области. Наиболее насыщенными торговыми заведениями являлись районы с крупными городскими центрами — Пермский и Свердловский округа. Но если Свердловский округ лидировал по количеству частных предприятий (на 1 октября 1926 г. — 1770), то Пермский — по величине оборота, приходящегося на одно предприятие (23,3 тыс. руб. против 14,2 тыс. руб. в Свердловском). При среднем удельном весе частника по области в 61%, ряд округов превышал этот рубеж: Свердловский и Челябинский (66%), Кунгурский и Тюменский (65%), Курганский (64%), Сарапульский (63%) и Троицкий (62%)13. Вполне закономерным в этих условиях явилось создание Обществ взаимного кредита частных торговцев и промышленников (ОВК) именно в Перми и Свердловске. Сложившаяся в 1920-е гг. классификация форм частноторгового предпринимательства отвечала прежде всего требованиям фискальной системы. Государство, заинтересованное в максимальном охвате частных торговцев, разработало сложную систему критериев и норм. В ее основе лежало разделение всей торговой деятельности на пять разрядов разрядов. Классификация торговых заведений проводилась по различным критериям: временные; территориальные; характер торгового помещения; количество работающих; по ассортименту реализуемых товаров; по характеру производимых операций. Данные характеристики были ориентированы на фискальные интересы, носили внешний характер, не отражали доходности предприятия, размеров собственного и заемного капитала, сглаживали реально существующую дифференциацию торговых заведений. Более детальную классификацию разрабатывает Б. Эвенчик. Он исходит из данных Уральского ОблФО о числе частных предприятий по разрядам и выводит условную среднюю величину капитала, вложенного в каждый разряд. В результате получается следующая шкала: 5-й разряд — 10 000 руб.; 4-й разряд — 5 000 руб.; 3-й разряд — 750 руб.; 2-й разряд — 200 руб.; 1-й разряд — 50 руб.14 Очевидно, что в обобществленном секторе торговли преобладали крупные и средние предприятия, а в частном — мелкие и карликовые. Частный аппарат на 75% складывался из предприятий 1-го и 2-го разряда; остальное приходилось на 3-й разряд. Из общего числа достаточно крупных предприятий (4–5-й разряды) на частный сектор на 1 октября 1924 г. приходилось 12%, а на 1 октября 1927 г. — 11%. Средняя торговля(3-й разряд) по числу предприятий уже более чем на одну треть принадлежала частникам. Что касается мелкой торговли (1–2-й разряды), то она была полностью монополизирована частным сектором. Обобществленная торговля Урала на 1 октября 1924 г. имела менее 5% мелких предприятий15. При оценке доли частного сектора в различных секторах экономики и определении его доли в тех или иных торговых операциях использовали деление по принципу «опт — розница». Такого рода градация также в достаточной мере условна. Если исходить из буквы Расписания разрядов, то к розничной торговле следует отнести предприятия 1–3-го разрядов полностью, 4-го — частично, а заведения 5-го считать оптовыми. Однако на практике эта ситуация видоизменялась. Сказывались региональная специфика и особенности торговли по ассортименту или способу организации. Несмотря на недостаточно высокую степень концентрации торгового аппарата на Урале, предприятия 3-го разряда могли вести и полуоптовую торговлю. Различались оптовая и розничная торговля строением капитала. Так, например, соотношение своих и заемных средств в розничной торговле выражалось в пропорции 3:1, по полуоптовой — 4:1, а в оптовой 2:1. При этом характерно, что состав заемных средств был также различен. Так, в розничной торговле преобладал товарный кредит (70% всех кредитов), в полуоптовой он был равен денежному (50%), а в оптовой он значительно превышал денежный (25%)16. При характеристике социального состава членов ОВК и ссудополучателей также использовалось деление торговцев на оптовиков и розничников. Капиталы частника постоянно находились в обороте, не оседая в виде мертвых ценностей. Значительную часть капиталов, как правило более 3/4, составляли собственные средства предпринимателя, в то время как кооперация существовала за счет государственных кредитов — денежных или товарных. На отличия в строении капитала частника указывалось неоднократно. «Основной базой работы частного предпринимателя в торговле являются собственные средства, очень подвижные, всецело находящиеся в обороте. Это одна из сильных положительных сторон работы частника. Он в распоряжении средствами ни в коей мере не стеснен, и, кроме того, это же сокращает ему расходы за пользование кредитами. Но в такой же мере это является и слабой стороной работы для самого частного предприятия: небольшие, в конце концов, средства частного торговца и почти полная невозможность привлечения средств со стороны (об особенностях кредитования частника будет сказано ниже. — А. К.) — не дают ему возможности развертывания своих операций и значительного увеличения частной торговли вообще»17. Скорость оборотов частника подтверждают следующие данные Г. Исупова: «Частная торговля располагает крайне незначительными суммами капитала по сравнению с государственной торговлей и кооперацией: в общей сумме находящихся в торговом обращении средств капитал частной торговли составляет всего 7%; несколько больший удельный вес частная торговля имеет, если сопоставлять только собственные средства торговли — 11,4%, при удельном весе частной торговли по обороту в 14,7%»18. Отметим, что существовала тенденция сокрытия доходов, зачастую прибегали к ростовщичеству, сделки с которым не находили отражения в официальной статистике. Это позволяло уклоняться от налогообложения, скрывать дополнительные источники доходов. Нередко кредит предоставлялся родственникам или компаньонам. Материалы личных дел лишенцев дают немало примеров такого рода кредитования19. В 1920-е гг. было принято номенклатуру товаров подразделялась на «достаточные», имеющиеся в необходимом количестве и ассортименте у кооперации, государственной торговли, и товары «недостаточные» — находящиеся в дефиците у обобществленного сектора. Цены на последние в частной рознице были предельно высоки. Приоритеты частника в торговле различными товарами проистекали из специфики объекта торговли и способов его реализации. Частник оперировал товарами, которые требовали быстрой реализации и точного знания спроса (мясо, рыба, печеный хлеб), теми продуктами, которые распространялись в розницу и требовали рассеянной сбытовой сети (соль, сахар, спички, керосин, мелочный товар). Ограничения, которые накладывала экономическая ситуация на товарный ассортимент частника сводились к дефициту капитала, стремлению сокрыть реальный доход, ограничениями государства на выпуск и реализацию некоторых видов продукции. Политика государства вынуждала частного торговца искать новые рынки сбыта и пересматривать номенклатуру товаров, все больше вовлекать в сферу своей деятельности кустарную и сельскохозяйственную продукцию, стремясь гарантировать поступление товаров минуя госсектор. В середине 1920-х гг. стал шире использоваться товарный кредит в отношениях с кустарём. Самый надежный путь для бесперебойной поставки товаров частник видел в тесной связи, скорее даже в зависимости кустаря от поставщика сырья. Таким образом, в условиях многоукладной экономики с доминированием элементов государственного регулирования, формировалась традиционная раздаточная система производства. Логика развития частной торговли приводила к сближению с частным производителем и, в идеале, виделась как замкнутый круг частнокапиталистического производства. В реализации этой тенденции весьма продуктивным являлось развитие ОВК, так как операции с менее доходными товарами, увеличение затрат на транспортировку требовали привлечения кредитных ресурсов. Однако конкуренция частных и государственных заготовителей на крестьянском рынке была пресечена жесткой политикой государства по отношению к частнику. Одним из шагов в этом направлении стал нажим на ОВК, их фактическая ликвидация. Помимо этого, государство прибегло к дифференциации транспортных тарифов по отношению к отдельным категориям товаров, главным образом продовольственных, к прямому запрету их перевозки железнодорожным транспортом. Рассмотрев частную торговлю как один из объектов нашего исследования, необходимо дать характеристику кредитной системе Урала в этот период. Кредитная система. Становление финансово-кредитной системы в России инициировалось и осуществлялось государством, т. е. сверху. Если эта тенденция проявляла себя в дореволюционный период, то после октября 1917 года она абсолютизировалась. При анализе кредитной политики государства на протяжении1920-х гг., возникает вопрос о ее периодизации. В связи с тем что кредитная политика была производной экономической политики, которая, в свою очередь, предопределялась политическим видением перспектив и места частного капитала в хозяйстве СССР, говорить о специфической периодизации в сфере кредита не приходится. В рамках не столь продолжительного нэповского десятилетия разрешительная политика государства в отношении частника не раз сменялась жестким прессингом. Все мероприятия носили характер кампании, инициировались центральной властью и сопровождались пресловутыми «перегибами на местах», когда планы перевыполнялись и приводили к обратным результатам. Налоговая, кредитная, торговая, тарифная и прочие составляющие экономической (финансовой) политики испытывали колебания практически синхронно. Отечественная кредитная система на протяжении весьма непродолжительного периода пережила несколько серьезных трансформаций: национализация (1917–1918), затем монополизация (Народный банк, а затем Государственный банк, 1918–1922), вслед за этим преодоление монополизма — децентрализация (1922–1928), затем вновь реорганизация, направленная на сосредоточение кредита в руках нескольких банков и ликвидация коммерческого и частного кредита (1929–1932). Говорить о кредитной системе отдельного региона, Урала например, с научной точки зрения было бы не совсем корректно. Банковская система, сам процесс ее формирования — прерогатива федерального центра, и она едина для всей страны. Модель финансово-кредитной системы при продвижении в регионы могла трансформироваться, приспосабливаясь к местным условиям. В условиях рыночных отношений происходит как унификация деятельности на основе единых принципов функционирования хозяйственной системы в целом, так и адаптации к местным условиям ведения бизнеса. Структуры, которые не могут доказать своей жизнеспособности, отмирают. Административными мерами вернуть их к жизни невозможно. Региональная специфика проявлялась в различном сочетании элементов банковского сектора хозяйства, уровне их развития, особенностях клиентуры, наличии и сочетании рыночных инструментов и институтов (например, биржи). В первой половине 1920-х гг. в СССР сформировалась довольно разветвленная сеть банковских учреждений, состоявшая из двух уровней — Государственного банка и специализированных кредитных учреждений (спецбанков). Она была дополнена системой кредитных учреждений — коммунальными ломбардами, сберегательными кассами, обществами сельскохозяйственного кредита, обществами взаимного кредита частных торговцев и промышленников, кредитными и ссудосберегательными кооперативными товариществами, которые отражали многоукладность экономической системы периода НЭПа. Несмотря на наличие множества элементов в кредитной системе, в ее основу был положен принцип единства и централизации. Подчеркивалась доминирующая роль Госбанка, проводилась единая для всех банков кредитная политика. Руководство всей банковской системой было поручено Народному комиссариату финансов (НКФ), контроль над деятельностью других банков — Госбанку. Совершенно исключительная роль принадлежала Государственному банку. По сути, он олицетворял собой «командную высоту», которую заняло государство в кредитной сфере. Помимо того, что Госбанк был «банком банков» и эмиссионным центром, «…он является самым мощным кредитным учреждением, призванным свои активные коммерческие операции направлять в ту или иную сторону, согласно тем или иным требованиям, предъявляемым государственной властью к хозяйственной жизни страны. И осуществляет он это такими методами и в таких размерах по отношению как к кредитному аппарату, так и всем торгово-промышленным предприятиям страны, кои, конечно, не имеют места в практике центральных банков других государств»20. Это свидетельствует о больших полномочиях центрального банка страны, выходящих за традиционные рамки банковского регулирования, его исключительной роли как инструмента финансовой политики государства. В силу того, что Уральский регион являлся периферийным, процессы становления банковской системы несколько запаздывали. Кредитная система начинает восстанавливаться с 1922 г. До этого практически на всей территории Урала Госбанк являлся монополистом: кроме шести учреждений этого банка, здесь не было ни одного кредитного учреждения. Только в октябре 1922 г. и феврале 1923 г. открылись филиалы Всероссийского банка потребительской кооперации (Покобанк) (позднее Всероссийского кооперативного банка — Всекобанк) и Торгово-промышленного банка (Промбанка), но они долгое время играли малозаметную роль. 1922/23-й хозяйственный год принес с собой значительное расширение кредитной сети Урала: в 1-м квартале начал свои операции Покобанк; во 2-м квартале — Промбанк, Пермское ОВК; в 3-м — Уральский сельскохозяйственный банк (Уралсельхозбанк). Общая сеть вместе со вновь открывшимися учреждениями Госбанка к концу года достигла 20 учреждений. Их сводный баланс на 1 октября 1923 г. составил 9 216,2 тыс. рублей21. В 1924/25 г. в течение 1-го полугодия возникает Свердловский коммунальный банк (Комбанк), открываются два филиала Госбанка и один — Уралсельхозбанка. В июле — августе создаются Сарапульское и Свердловское ОВК. По состоянию на 1 октября 1925 г. уральская кредитно-финансовая система представляла собой 18 учреждений Госбанка, 5 — Промбанка, 12 — Уралсельхозбанка, 2 — Комбанка, 4 — ОВК22. В дальнейшем кредитная система Урала активно развивалась. Это объяснялось тем, что, с одной стороны, региону отводилась приоритетная роль в процессе восстановления хозяйства страны, с другой, — процесс явно форсировался, зачастую преобладали корпоративные интересы самих банков. По состоянию на 1 августа 1927 г. на территории Урала функционировало 20 учреждений Госбанка, 8 — Промбанка, 4 — Всекобанка, 12 филиалов Уралсельхозбанка, 5 — Комбанка, 11 — ОВК. Всего функционировало 60 кредитных учреждений23. Темпы роста опережали реальный уровень развития экономики Урала. Рост филиальной сети зачастую предопределялся ведомственными интересами, в то время как капитал в подавляющей своей массе был государственным. Процесс привлечения средств частных клиентов шел медленно. Как следствие, возникла избыточность сети кредитных организаций, конкуренция, лишенная экономической эффективности. В условиях конкуренции стали осложняться отношения между Государственным банком и специализированными банками. Именно тогда встал вопрос о разделении клиентуры между всеми банками с отведением каждому кредитному учреждению определенного круга организаций. Практически решить этот вопрос было сложно, так как размер реальных ресурсов ряда банков мог не соответствовать объему потребностей потенциальных клиентов. Но считалось возможным упорядочить взаимоотношения и практику кредитования путем сосредоточения всех операций по каждому отдельному клиенту в одном месте. В условиях свободы рыночных отношений такая ситуация привела к тому, что вся клиентура стремилась разместить денежные средства в том банке, где учетные ставки по кредитам были наименьшими. Приведем характеристику ситуации по г. Сарапулу: «…в городе довольно-таки незначительном, кроме Госбанка, есть еще и Комбанк, и Сельскохозяйственный банк, и Промбанк, и даже ОВК. В сущности, выходит, что на каждую основную торгующую или имеющую право на получение банковского кредита организацию приходится по банку. Отсюда