Вестник Брянского государственного технического университета. 2008. № 4 (20) УДК 14:001.8 А.Ф.СтепанищевПОЛИМОРФИЗМ И МУЛЬТИФИНАЛЬНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙРАЦИОНАЛЬНОСТИ КАК ГРАНИ ЕЕ ЕДИНСТВАРассмотрена проблема становления единства рациональности современной постнеклассической философии. Исследованы методологические основания, позволяющие увидеть, что концепция полиморфизма и мультифинальности, инициированная работами постмодернистов, выполняет не разрушительную, а созидательную роль в обсуждаемом становлении.Ключевые слова: постнеклассическая философия; постмодернизм; постнеклассическая наука; философская рациональность; детерминизм; неодетерминизм; ризома; номадология; полиморфизм; мультифинальность.Вынесенная в заголовок статьи проблема отражает явно выраженную нелинейную сущность рациональности вообще и философской рациональности в частности. Ввиду этого и ее обсуждение не поддается линейному подходу. Иными словами, оно должно носить нестандартный характер. Его следует начать с того общего методологического фона, на котором разворачивается драматизм данной проблемы. В современной философской литературе сложилось понимание того, что феномен рациональности очень трудно поддается исследованию. В.Н.Порус даже назвал это «скандалом в философии»[2,с.76]. Но если детализированное осмысление рациональности приводит к лавинообразному нарастанию все новых и новых вопросов [1],то это не означает, что данный феномен вообще не доступен для понимания, как об этом пишет, например, польский философ А.Мотыцка [2,с.76]. В противном случае не удалось бы увидеть всю его сложность. Кратко суть рациональности можно сформулировать следующим образом. Рациональность – инструмент разума. Сколько видов познания, столько и типов рациональности. Но при этом следует признать, что современный уровень ее исследований очень часто делает связанную с ней проблематику просто «необозримой», по справедливому замечанию Ю.Хабермаса [2,с.47]. Помимо этого, пока не удается отразить единство как всей рациональности в целом, так и рациональности разных видов познания, включая философию. Последний аспект является одним из самых драматичных. Дело в том, что разум человека един. Должна быть единой и его рациональность. В противном случае придется признать, что раздробленность рациональности является свидетельством «внутреннего безумия разума». Именно этот момент составляет своего рода «крик души» Н.С.Автономовой в ее очень эмоциональной и одновременно актуальной статье [2,с.47-75]. Задача философии состоит в том, чтобы увидеть механизм формирования единства ее собственной рациональности, а также рациональности всех других видов познания. На этом фоне концепция полиморфизма и мультифинальности философской рациональности выглядит как взрывоопасный катализатор, крайне обостряющий названную проблему единства рациональности. Именно в таком контексте упоминается данная концепция в указанной работе Н.С.Автономовой [2,с.71]. При этом из контекста упоминания следует, что обсуждаемая концепция выдвинута постмодернистами. В чем же ее суть? И почему она может сыграть такую роль? Сразу же нужно отметить, что понятия полиморфизма и мультифинальности не характерны для категориального аппарата постмодернистского философствования. Они являются своего рода переводом постмодернистской терминологии на язык современного, постнеклассического этапа развития философии и науки. Из изложенного следует, что философская постнеклассика не тождественна постмодернизму. Но тогда необходимо пояснить, как они соотносятся друг с другом. Ответ на данный вопрос становится понятным в свете приведенных ниже выводов. Философская и научная постнеклассика характеризуются процессом становления единства их рациональностей [3]. При этом в постнеклассической философии сложились следующие основные направления: научно-философская рациональность, биофилософия, философия коммуникативного действия и постмодернизм. Единство философской постнеклассики базируется в первую очередь на том, что рациональность всех ее течений прямо связана с рациональностью постнеклассической науки. Правда, это не является вполне очевидным по отношению к постмодернизму, хотя бы на том основании, что сами постмодернисты активно декларируют свои антисциентистские взгляды. И тем не менее, при более детальном исследовании видны очень хорошие согласования их позиций с основными выводами синергетики, являющейся важнейшим звеном научной постнеклассики. Этот момент прекрасно продемонстрирован в таких работах, как: «Новейший философский словарь» [4] и «Постмодернизм. Энциклопедия» [5]. Их авторы сумели проследить связь практически всех категорий постмодернизма с идеями синергетики. В то же время, за названным (безусловно, правильным) шагом должны последовать другие, сделанные в том же направлении. Суть данного процесса должна состоять в следующем. Постмодернистскую терминологию следует переводить не только и даже не столько на язык синергетики, сколько на основной язык философской постнеклассики, а именно на язык научно-философской рациональности. Последний, как известно, составляет единство языка всех компонентов общенаучного знания (включая синергетику) и новой, постнеклассической философской терминологии, сложившейся в ходе научно-философских исследований за последние два десятилетия. Иначе говоря, именно эти научно-философские исследования представляют собой основное, центральное направление развития современной философской постнеклассики. В связи с этим, чтобы действительные ценности философии постмодернистов не затерялись в их собственном, «местечковом», локализованном развитии и стали в полной мере доступными всем, их идеи должны получить названный уже перевод на основной язык современной философии. Такой перевод уже активно осуществляется там, где соответствующие исследования постмодернистов оказываются в центре внимания и представляют безусловный интерес. Так фактически и произошло в сфере осмысления проблемы единства философской рациональности, которой посвящена работа Н.С.Автономовой. Какие же именно постмодернистские категории переведены в обсуждаемые понятия полиморфизма и мультифинальности? Суть этих категорий становится понятной в свете рассмотрения того, как постмодернисты видят всеобщую детерминацию, построение общей программы ее познания, конкретных дискурсов такого познания, связи этих дискурсов, их смыслов и др. Всеобщая детерминация рассматривается постмодернистами в терминологии «неодетерминизма» [4,с.675-681]. Такое название, по сути дела, является антиподом детерминизму Лапласа и базируется на понятиях, созвучных по содержанию тем, что применяются в синергетике. Время во всеобщей неодетерминистической концепции отражается античными идеями «Хроноса» и «Эонов», по-своему переосмысленных Ж.Делезом [4,с.295-300]. Познание всеобщей детерминации выстраивается в постмодернизме на основе «номадологической» программы [4,с.699-681]. Основным же звеном, органически вписанным и в неодетерминизм, и в номадологическую программу, является «ризома» (фр. rhizome – корневище) [4,с.829-831]. Это понятие ввели в постмодернистскую терминологию Ж.Делез и Ф.Гватари в своей работе «Rhizome», вышедшей в 1976 г. Концепция ризомы в полной мере отвечает программе борьбы постмодернистов против «онто-тео-телео-лого-фоно-» и др. центризмов. Аналогом ризомы в современной математике является, например, «свободно становящаяся последовательность» основателя интуиционизма Э.Брауэра. Вот именно ризома, если ее особенности переводить на язык научно-философской рациональности, характеризуется полиморфизмом, с одной стороны, и мультифинальностью - с другой. Но если понятие «полиморфизм» (при числе морфизмов, стремящемся к бесконечности) еще и применяется в постмодернизме, то мультифинальность отражается здесь термином «нонфинальность». Последняя хорошо согласуется с мультифинальностью как единством конечного и бесконечного количества «финалов». Следует отметить, что образ ризомы очень гибкий. Его онтологическое содержание хорошо отражает многообразие связей во всеобщем универсальном взаимодействии. А если это так, то и познание данных связей может успешно осуществляться на основе только что названного содержания. Это обстоятельство сразу же было замечено философами, не относящими себя к постмодернистам, но увидевшими перспективность концепции ризомы. При этом перенос всей сети постмодернистских понятий на поле современных научно-философских исследований детерминации, процесса познания и соответствующей им рациональности оказался слишком трудоемкой работой. Вместо этого в данных исследованиях стали применяться отмеченные адаптированные термины, отражающие характеристики ризомы. Такое «вбрасывание» пусть даже переведенной постмодернистской терминологии в сферу научно-философской рациональности без соответствующего общего осмысления всей концепции постмодернизма может сыграть негативную роль (на что и обратила внимание Н.С.Автономова). Вместе с тем нужно подчеркнуть, что в самой концепции постмодернизма проблема дробления рациональности, конечно же, есть. Но она представлена отнюдь не полиморфизмом и мультифинальностью ризомного облика неодетерминизма и построения дискурсов в ходе его познания. Ее суть проявляется в процессе формирования многоуровневых связей между ризомно организованными дискурсами. Правда, постмодернисты предлагают достаточно гибкие программы преодоления таких проявлений. (понимание смысла; различий и повторений; трансгрессии и др.). Эффективность такого рода программ обусловлена тем, что полиморфизм и мультифинальность ризомного построения дискурсов, отраженные в неодетерминизме, номадологическом проекте и др., в конечном счете реализуются в онтологической сфере уже названной всеобщей связи. Иначе говоря, если в научно-философской рациональности есть необходимые возможности отразить на высоком уровне всеобщую связь как во внешнем космосе, так и в космосе души человека, то идеи ризомного (полиморфного и мультифинального) построения рациональности философии не дробят и не могут ее дробить. Напротив, они показывают ее многоуровневую гибкость и в то же время единство. И это относится не только к философским дискурсам, но и к дискурсам, построенным во всех других видах познания (в мифологии, религии, науке, обыденном и художественном познании, эзотерике и др.). Если же при этом используются не постнеклассические, а неклассические философские идеи отражения обсуждаемой всеобщей связи, то дробление рациональности все же происходит. Получается нечто похожее на банальный плюрализм философских точек зрения, фактически исключающий их единство. На первый взгляд вопрос о наличии в научно-философской рациональности постнеклассической философии возможностей отразить всеобщую универсальную связь кажется очень странным. Дело в том, что отмеченная связь получала отражение еще в школах античной философии. И именно реализация такого отражения давала представителям многочисленных школ философской классики (в период античности, средневековья, Возрождения и Нового времени) при всем различии их подходов возможность хорошо понимать друг друга. Иначе говоря, в философской классике были полиморфизм (наличие многих школ) и мультифинальность (различное построение целостной картины мира) философской рациональности, но не было ее единства. Хотя, справедливости ради, следует указать на несколько наиболее существенных попыток в классической философии выстроить своего рода трансдискурсы, которые смогли бы объединить большое разнообразие философских школ. Речь идет о философских взглядах Аристотеля, П.Абеляра, Н.Кузанского и Гегеля. Титанические усилия названных авторов тем не менее не привели к единству рациональности философской классики. Философская неклассика также имела свои возможности в отражении всеобщей универсальной связи. И на уровне этих возможностей были реализованы концепции построения локальных трансдискурсов (М.Хайдеггер, А.Н.Уайтхед и др.). Но и в этом случае полиморфизм и мультифинальность философской рациональности сопровождались отсутствием ее единства. Постмодернизм, как одно из основных течений философской постнеклассики, уже на новом уровне четко формулирует проблему ризомного (полиморфного и нонфинального) облика философской рациональности и предлагает свой вариант (в виде неодетерминизма) отражения всеобщей связи, что, безусловно, указывает на возможность получения столь долгожданного единства философской рациональности (о чем уже было сказано). Но это единство касается только рациональности постмодерна. А речь идет о единстве рациональности всей философской постнеклассики. Сможет ли простой перенос неодетерминизма (в постмодернистском пронимании) на рациональность научно-философской ветви постнеклассики дать тот же результат? На мой взгляд, ответ должен быть отрицательным. Дело в том, что здесь, помимо философской модели, должно быть представлено еще и научное ее развитие. В настоящий момент в научно-философской рациональности есть единство философской и научной моделей отражения всеобщей универсальной связи, которое, собственно говоря, и делает полиморфную и мультифинальную рациональности гранями ее единства. Философская модель всеобщей связи здесь представлена концепцией голографической Вселенной Д.Бома. Эта концепция на XVIII Всемирном философском конгрессе была воспринята как важнейший элемент нового подхода к философской рациональности, о чем и написал в своей работе «Поиск новой рациональности (по материалам трех всемирных конгрессов)» П.С.Гуревич [2,с. 184]. В свою очередь, всеобщая универсальная связь духовного космоса человека представлена концепцией голографического мозга К.Прибрама [6]. Известно, что голографической является такая система, в которой каждый компонент «видит» всех, а все «видят» каждого. Такой детальной проработки единства всеобщей связи еще не было в истории философии. Но что, в свою очередь, является научным основанием данных голографических моделей? Следует отметить, что таких оснований несколько. Наиболее гибкое из них - поливариантные облики унитарности математики, построенные на базе теории категорий и функторов, а также теории нечетких множеств Заде. Каждый из поливариантных обликов имеет свой «морфизм» и свою «финальность» математического видения всеобщего универсального взаимодействия. Но все они взаимообусловлены в своем построении и неразрывно связаны в единое целое. Это – облик постнеклассического развития математики. Еще одной моделью, в достаточно большой мере отвечающей требованиям такого рода, является пространство приведенных координат М.Гельфанда, в котором все координаты «видят» всех. И изменение любой их них ведет к необратимому изменению всей картины пространства. Тем же требованиям отвечают многочисленные синергетические подходы, а также постнеклассический облик современной высокоформализованной логики. Важно при этом подчеркнуть, что наличие названных голографических концепций является вполне реальным основанием преодоления раздробленности философской рациональности как в исследовании внешнего мира, так и в исследовании духовного мира человека и процесса познания. Правда, эти основания еще нужно суметь раскрыть. В самом деле, как это сделать в случае так называемых глубоких погружений, которые пытаются осмыслить постмодернисты и о которых с такой тревогой пишет Н.С.Автономова? Речь идет о том, что мышление человека одновременно является ситуативным, образным и понятийным. Иными словами, человек в ходе мышления использует в одно и то же время язык ситуаций и движений, язык образов и язык понятий. По сути дела, это - три типа рациональности. Но вопрос о том, как связаны эти три типа языка, еще не получил даже четкой постановки. Глубокие погружения представляют в первую очередь ситуативное мышление и соответствующий ему тип языка («симулякры» Ж.Батая). Есть ли возможность перевести на язык понятий все богатство мысли, представленное в языке ситуаций и движений и языке образов? Концепция голографического мозга К.Прибрама позволяет положительно ответить на данный вопрос. Этот перевод нужен для того, чтобы философская рациональность обрела теоретичный, рефлексивный и эгалитарный (доступный каждому) облик. Естественно, что в процессе перевода какие-то смыслы будут утеряны. Но это уже особенности и различия духовного мира каждого конкретного человека. Иначе говоря, без названного голографического подхода к отражению духовного мира человека полиморфизм и мультифинальность рациональности при так называемых глубоких погружениях делают ее раздробленность непреодолимой. В противном же случае ситуация резко меняется в лучшую сторону (хотя бы в отношении признания принципиальной возможности преодолеть такое дробление). Но одно дело – принципиальные возможности, а другое – их конкретная реализация. Рассмотрение же данной конкретики указывает на то, что решение отмеченной проблемы глубоких погружений является всего лишь компонентом более широкой программы, выдвинутой учеными и философами, работающими над созданием искусственного интеллекта (ИИ). Они ставят своей целью, основываясь на концепции голографического мозга, построить голографическую модель языка. Принцип здесь тот же, что и в построении постнеклассического облика математики. Если вместо категорий взять концепты языка и соединить их многоуровневой сетью соответствующих функторов, то должны получиться поливариантные облики унитарности языка. Работа над этим проектом в настоящий момент времени переведена в практическую плоскость. Если удастся его реализовать, то это будет единая научно-философская постнеклассическая картина языка (или лингвистического поля сознания человека). Кстати, именно в связи с обсуждаемым проектом резко возрос интерес к забытому более чем на девять веков творчеству основателя концептуализма Петра Абеляра. Перспективы осуществления названного проекта позволяют уже сейчас преодолевать дробление философской рациональности в исследовании языка, характерное для классики и неклассики философии. Даже в постмодернизме как компоненте постнеклассической философии достичь такого уровня не удалось, несмотря на то, что этот компонент изначально выполнял роль целостного философского осмысления языка («лингвистический поворот»). Правда, проблема языка, будучи системно связанной со всей деятельностью человека и общества (с их прошлой, настоящей и будущей культурой), оказалась слишком сложной для предложенной постмодернистами методологии, в рамках которой она стала фактически выхолащиваться. Это обстоятельство и послужило основанием для другого, теперь уже «коммуникативного поворота» постмодерна, значительную роль в возникновении которого, как известно, сыграл «яростный критик» постмодернистских идей Ю.Хабермас. На уровне взаимодействия упомянутых двух методологических подходов («лингвистического» и «коммуникативного» поворотов) работы постмодернистов приобрели принципиально новый, более гибкий уровень (в том числе и в сфере анализа языковой проблематики). На мой взгляд, на таком более гибком уровне их творчество представляет большую ценность как в подборе концептов, так и в разработке связывающих их многоуровневых функторов для построения названной научно-философской модели поливариантных обликов унитарности языка. Но у самих постмодернистов нет для реализации такого построения философских концепций (голографического мозга, голографической Вселенной) и соответствующего математического аппарата. В свете изложенного становится понятным, что современное, постнеклассическое развитие философских исследований начинает преодолевать ту ситуацию, которую Н.С.Автономова назвала бедой философии (и одновременно ее грехом). Суть ее состоит в том, что философия не видит роли языка в решении проблемы единства рациональности. Такая ситуация, безусловно, порождена необычайной сложностью философского осмысления языка. По сути дела, это осмысление является рефлексией над культурой вообще и над такими ее компонентами, как деятельность, коммуникации, процесс познания во всех его разновидностях, включая и саму философию (саморефлексия). До тех пор пока не удавалось преодолеть дробление философской картины языка, возможности увидеть роль языка в преодолении дробления рациональности самой философии были минимальными. Кстати, в свете обсуждаемой постнеклассической методологии получения поливариантных обликов унитарности языка хорошо видно, что в языке проблема единства рациональности всех видов познания уже решена. Правда, сделано это на уровне обыденного (доступного каждому) ситуативного духовного производства миллионов носителей языка на основе их каждодневной практики и личностной философии (которая, как известно, складывается в ходе личного жизненного пути каждого человека). Но у всех видов познания помимо обыденного и ситуативного есть еще и профессиональный тип духовного производства. Рациональность именно такого, профессионального духовного производства во всех видах познания очень часто не совпадает с обычным обликом языка. Это уже профессиональный язык. В связи с этим прямо увидеть единство профессиональных языков (как каждого в отдельности, так и всех вместе) в обычном облике языка очень трудно, поскольку оно предстает здесь на уровне отражений, преломлений, опосредований, переводов. Философские исследования рациональности уже сейчас указывают на такого рода моменты. К ним, например, можно отнести «взаимообращенность на уровне трансцендентального», «трансдискурсивность на уровне трансцендентального» и др. Другими словами, то обстоятельство, что в обычном облике языка удалось, пусть даже на обыденном уровне, решить проблему единства рациональности всех видов познания, указывает на принципиальную возможность преодоления всех методологических противоречий, складывающихся в ходе ее многоуровневого философского и научного исследования. И тем самым разговоры о «внутреннем безумии разума» лишаются каких-либо оснований. Задачи же дальнейших исследований состоят в том, чтобы увидеть единство рациональности не только на обыденном, но и на профессиональном уровне духовного производства. Одним из наиболее существенных моментов здесь является реализация названной программы построения голографической модели поливариантных обликов унитарности языка, что содержательно совпадает с построением соответствующей модели лингвистического поля сознания человека.^ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Рациональность на перепутье/отв. ред. В.А.Лекторский. – М.: РОССПЭН, 1999. - Кн. 1. – 369 с. Рациональность как предмет философского исследования.- М.: ИФРАН, 1995.– 244с. Степанищев, А.Ф. Рациональность философии и науки: от классики к постнеклассике: монография/А.Ф.Степанищев. – Брянск: БГТУ, 2006 – 239 с. Новейший философский словарь. - 3-е изд., исправл. – Минск: Книжный дом, 2003. – 1280 с. – (Мир энциклопедий). Постмодернизм. Энциклопедия.- Минск: Интерпрессервис; Книжный дом, 2001. – 1038 с. Аршинов, В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки/ В.И.Аршинов. - М.: ИФРАН, 1999. – С. 5.Материал поступил в редколлегию 19.05.08.